Текст книги "Русская рулетка. Сборник рассказов"

Русская рулетка
Сборник рассказов
Анна Александрова

© Анна Александрова, 2019

ISBN 978-5-0050-6758-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бомж

Тёплый июльский дождь барабанил по крыше, отбивая чечётку по старенькому шиферу. Аккуратно расставленные баночки из-под майонеза ловили капельки воды в тех местах, где крыша давала течь, поэтому на чердаке было сухо и тепло.

Серафим Иваныч кутался в старенькое одеяло и подливал в железную кружку горячий бульон из термоса. «Всё-таки Мир не без добрых людей», – подумал он и устроился удобнее. Жить на чердаке, это не по подвалам мотаться – здесь и воздух свежий и соседи приятные. Серафим Иваныч посмотрел на пару жмущихся друг к дружке голубей и потянулся за цветастым пакетом.

– Пора ужинать, мои хорошие, – произнес он, доставая ломоть хлеба.

Старик скинул одеяло и проковылял к чердачному окну, ведущему на крышу. Он постелил газетку и покрошил птицам хлеб. Голуби радостно гулили, кивая маленькими головками, словно благодарили своего кормильца.

Серафим Иваныч был в отличном настроении, ведь сегодня четверг – день, когда Наталья Михайловна из 33-ей квартиры пускала его помыться. Ещё и бульону налила! Хорошая она всё-таки женщина, добрая… дай Боже здоровья ей и всей её семье.

Конечно, не все были столь радушны, но Серафим Иваныч старался не попадаться жильцам на глаза, вел себя тихо, еще и подъезд убирал, так что никто его не гнал. Что же поделаешь, если жизнь так сложилась, и у него когда-то был свой дом.

Старик вернулся в свой уютный угол и уже собирался вновь закутаться в одеяло, когда услышал за спиной скрежет открывающегося люка. Он обернулся и увидел, как на чердак забрался мальчишка лет пятнадцати. Волосы его были взъерошены, оторванный ворот рубашки болтался за спиной, по скуле расплывалось багровое пятно. Но самым ужасающим в этой картине был взгляд ребёнка – гремучая смесь обиды, ненависти, отчаяния и какой-то дикой решимости. Не заметив застывшего Серафима Иваныча, мальчишка проскользнул в чердачное окно.

С замирающим сердцем Серафим Иваныч подошел к злосчастному окошку и с облегчением выдохнул, увидев сутулую спину, склонившуюся над тонкими перилами. Парень решительно кивнул головой и перекинул ногу через последнее препятствие.

– Не надо! – воскликнул Серафим Иваныч.

Мальчишка обернулся и с удивлением посмотрел на странного старика, взявшегося неизвестно откуда. Серафим Иваныч вздрогнул, он узнал мальчика.

– Они, они … – задыхаясь от злости произнес парень.

– Они того не стоят, Лёшенька! Не надо!

– Вы меня знаете? Вы кто?

– А я всех знаю, Лёшенька, и бабушку твою Наталью Михайловну, и маму твою знаю и тебя. Мне свысока всё видно.

– Вы что, Бог? – взгляд ребёнка изменился, а брови удивленно поползли вверх.

– Ну что ты! Нет, конечно, – улыбнулся старик и протянул руку. – Меня Серафимом звать. Давай руку, помогу.

Мальчишка доверчиво протянул мокрую ладонь удивительному старцу и тот одним рывком втянул его обратно.

Дождь закончился, ясное небо переливалось бриллиантами звёзд. Внизу такими же звездными огнями сверкал город. Серафим Иваныч сидел на краю крыши, расправив пушистые крылья. Сегодня он был особенно счастлив.

Март 2011

Игра

В ресторан отеля Hilton-Plaza Михей вошел уверенной походкой победителя. Он оценивающе оглядел присутствующих – публика собралась ослепительная, впечатляющая роскошью нарядов и тел. Впрочем, как всегда в этом месте.

Михей кинул пристальный взгляд на рыжую красотку, томно потягивающую мартини за столиком у окна. «Может она?», – подумал он, но тут же отверг эту мысль – слишком пухлые губы, слишком большая грудь. Он еще раз обвел взглядом весь зал и остановил его на изящной, белоснежной спине, полуприкрытой струящимся шелком черного платья. Тёмные волосы были собраны на затылке, и лишь несколько вьющихся прядей ниспадали по лебединой шейке к выступающим лопаткам. Михей прошёл к барной стойке и искоса поглядел на девушку со своего нового обзорного пункта. Теперь он увидел её лицо. То было лицо богини – тонкий изгиб коралловых губ, точеный, аристократический нос, с едва заметной горбинкой, четко очерченные скулы и черные миндалевидные глаза, обрамленные пушистыми ресницами. «Ах, какая! Это должно быть она!», – восхищенно подумал Михей и бросил критический взгляд в зеркало напротив. Из-за стройного ряда бутылок с многолетними напитками на него смотрел смуглый брюнет с синими глазами, орлиным носом и упрямым, волевым подбородком. Михей пробежался взглядом по ботинкам крокодиловой кожи и дорогому классическому костюму, под которым угадывалась мощная, мускулистая фигура спортсмена. «Не слишком ли?», – забеспокоился Михей, ещё раз посмотрев в зеркало.

Он вновь обернулся к девушке. Та сидела за столиком одна – задумчивая, прекрасная! Она водила тонким пальчиком по краю бокала с красным вином. И это было очень сексуально. Длинные ресницы девушки были опущены, и из-под них она украдкой метала обжигающие взгляды на присутствующих в ресторане мужчин.

Михей заметил, как слащавый блондин за столиком напротив, облизывает взглядом его фарфоровую незнакомку, и от раздумий он перешел к действиям. Еще чего доброго, тот блондинистый франт подойдет первым и она примет его за Михея!

– Ты потрясающе красива! – шепнул он на ушко девушке и провёл тыльной стороной ладони по бархатной коже спины. – К чёрту знакомство! Пошли сразу в номер?!!

– Пошли, – только и ответило чудное создание нежным кротким голосом.

Он увлек её за собой, не без злорадства отмечая, как мерзкий блондин с разочарованным видом поворачивается в сторону рыжей.

В коридоре Михей подхватил девушку на руки и буквально взлетел вместе с ней на третий этаж, где располагался снятый заранее номер. На пол полетели и дорогой классический костюм, и шелковое платье, и тонкое кружевное белье.

Белые руки на смуглой спине, следы от острых ноготочков, её тихие стоны, его рычание. Это было как всегда восхитительно! Нет – лучше, чем всегда! Лучше, чем когда-либо!

Взмокшие и обессилевшие, они откинулись на шелковые подушки, тяжело дыша. И вскоре… заснули. Заснули оба, так и не сказав друг другу ни слова.

А утром, он ласково поцеловал её в маленькое ушко, и, убрав с лица непослушный локон, нежно прошептал:

– Марийка, ты неотразима! Я люблю тебя!

– Зови меня лучше Кристиной, – сладко потягиваясь, пролепетала красавица.

– Как хочешь, – улыбнулся такой причуде Михей. – Просто я подумал, что игра закончилась.

– Какая игра? – окончательно открывая глазки, спросила девушка.

– Наша с тобой игра, – неуверенно произнёс Михей насторожившись.

– Я не понимаю, – улыбнулась Кристина, приподнимаясь на одном локте и глядя на Михея с искренним удивлением.

– Наша игра в знакомство …. Я прихожу, узнаю тебя, ты узнаешь меня, мы знакомимся, флиртуем и ….

– Я ни во что не играла, ты мне просто понравился, и всё.

– Что значит, не играла? Ты не Марийка?!!

– Нет, я – Кристина. Я ведь сказала.

– О, Господи! – Михей подскочил с кровати, как ужаленный. – Она убьет меня!

Он начал судорожно натягивать разбросанную одежду, путаясь в рукавах и пуговицах.

– Наверное, она была той рыженькой в зеленом платье, – бормотал Михей. – Я ведь на неё сначала и подумал! О, Господи! – воскликнул он вновь и осел на кровать. – Тот мерзкий тип… он смотрел на неё… она могла подумать… а он… о, нет!

Михей обхватил руками голову и стал медленно раскачиваться из стороны в сторону.

– В чём дело? – испуганно прошептала девушка, натягивая простыню на обнажённое тело. – Объясни, что происходит! Я не понимаю ….

– Ты не виновата, – обречённо сказал Михей, перестав раскачиваться. – Просто мы с моей женой, Марийкой, только что обновили телоголограммы. Мы, как и положено по закону, делаем это не чаще одного раза в пять лет. Но каждый раз, когда мы меняем тела, мы делаем это отдельно друг от друга. Готовимся, подбираем образ, фигуру, цвет глаз, волос – всё делаем по-новому, и держим изменения в тайне друг от друга. А когда обновление происходит, мы играем в знакомство. Встречаемся здесь, в Hilton Plaza Марс, и пытаемся узнать друг друга, а потом… занимаемся любовью, как в первый раз. Вчера я решил, что ты Марийка! Ошибся впервые за столько лет!

Михей сокрушенно покачал головой. Он дотянулся до пиджака и вытащил из нагрудного кармана потрепанную цветную фотографию, напечатанную по старинке на глянцевой фотобумаге.

– Вот так я выгляжу на самом деле, – сказал он, протягивая Кристине карточку.

На стареньком фото были изображены двое – лысый дедок, с густыми бровями и серыми выцветшими глазами, а так же бабушка – божий одуванчик, лицо которой было усыпано тонкими лучиками морщинок, а на голове мелкими колечками вились в старомодной причёске белые волосы. Старики сидели прислонившись друг к другу и крепко держались за руки.

– Здесь нам ещё только по семьдесят, – сказал Михей вздыхая. – Тогда мы впервые решились попробовать жизнь в телоголограмме.

– И ты всё еще хранишь эту фотографию, старый дурак? – игриво промурлыкала красотка, прижимаясь к спине Михея. – Уж сорок лет прошло, пора бы и выбросить. Тем более, что я заказала новый голографический фотоальбом. Там все-все наши фотографии! Так что с юбилеем тебя, любимый!

– Марийка?!! Это было не смешно! – возмущенно воскликнул Михей, опрокидывая хохочущую девушку на кровать.

– А пялиться на рыжую девицу смешно? «Я ведь на неё и подумал сначала», – передразнила она тревожное бормотание Михея. – Смотри у меня!

Михей остановил её шутливое ворчание поцелуем.

Старая цветная фотография, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, падала на пол. Её полёт был плавным и размеренным, ведь здесь, на Марсе, сила притяжения почти в три раза меньше, чем на Земле.

Август 2013

Лыжи

Самую большую в жизни ошибку я совершила в тот день, когда купила горнолыжный костюм.

До тех пор лыжи я видела только по телевизору, и то, в те редкие минуты, когда моему брату удавалось отобрать у меня пульт и переключить канал с моим любимым сериалом на Спорт-ТВ.

Однако, как оказалось, горные лыжи это красиво, интересно и главное – модно. Все продвинутые люди страны, включая В. В. Путина, катаются на горных лыжах. И даже ненавидимая мною Светка из отдела маркетинга уже давно купила себе яркий костюм, лыжи и ботинки, вследствие чего у неё появился лишний повод поговорить с мужской половиной коллектива о том, «какой замечательный снег выпал на прошлых выходных», или «как здорово мы покатались на восточном склоне». Дура!

В общем, я нашла три веских повода заплатить немалую сумму русских денег за горнолыжный костюм – во-первых, он был моего любимого небесно голубого цвета, во-вторых, он не делал меня толстой, и, в-третьих… в-третьих, мне просто захотелось иметь этот костюм. А чем я хуже Светки? Нет, я не хуже, и вот поэтому я тоже в костюме. Только вот беда – для того, чтобы продемонстрировать окружающим это небесно-голубое чудо, надо как минимум приехать на горнолыжный курорт. Приехать то не проблема, благо он в часе езды от нашего города, но ведь там надо ещё и кататься.

И вот я, вся в голубом, в красивых солнечных очках и с прокатными лыжами подмышкой, выплыла к подножью склона. Впереди меня ждал бугельный подъемник. Кто не знает, что это такое, я объясню – это большая палка с перекладиной внизу, которая привязана к резиновому тросу. За неё надо садиться быстро и в движении. Она не останавливается, чтобы я могла с комфортом разместить на ней свою пятую точку. Более того, она не останавливается, даже если эта пятая точка соскользнула с нее посреди подъема! Я возненавидела швабру с первого взгляда. Когда она три раза подряд ударила меня по спине, а я так и не села, я возненавидела её втройне. С горем пополам и с помощью симпатичного инструктора, я всё же зацепилась за злополучную палку, и она медленно потащила меня вверх.

Почему никто не предупредил меня, что вовсе не обязательно подниматься на САМУЮ верхнюю точку?!?!!!

Если до вершины склона (не смотря на подлости швабры и трудности подъема) я вела себя стойко и с гордостью, изображая профессионального горнолыжника в небесно голубом костюме, то на высоте 1200 метров над уровнем моря наступил момент истины. Колени предательски затряслись, перед глазами пробежала вся моя замечательная и такая короткая жизнь. «Она пала смертью храбрых в борьбе за популярность» – вот что напишут на моем надгробии.

От страха запотели очки. Я посмотрела на ненавистный подъемник. Эта гадость работала только в одном направлении. Огляделась вокруг. Справа от меня стоял непроходимый сосновый лес. Прямо передо мной спускалась трасса, по которой летали эти психи-камикадзе. Слева я увидела торговую палатку, в которой продавали пирожки-чебуреки и что-то спиртное. Я глубоко вздохнула, перекрестилась и покатилась налево.

Что-то спиртное оказалось глинтвейном. Первый стаканчик я замахнула для смелости, второй для сугрева, третий, четвертый, пятый и ш-ш-шестой опять для смелости. Оторвалась от скамейки и направилась к склону. Посмотрела вниз. Вернулась к скамейке и заказала седьмой. Смеркалось.

Жить оставалось недолго. Вариантов у меня было много – целых три: умереть от разрыва мочевого пузыря, замерзнуть ночью на скамейке, или разбиться в свободном полете. Выбрала последнее.

С тоской в глазах и криками «Банзай!» я подползла к началу спуска.

Очнулась уже внизу. Симпатичный инструктор щупал мой пульс. Пожалела, что рано очнулась. Жаль, не дошло до искусственного дыхания. Краем глаза увидела Светку, которая уже шипела в телефон о провале моей карьеры чемпиона по скоростному спуску. Хотя могу поспорить, что я шла на мировой рекорд!

Руки, ноги и небесно-голубой костюм были целы, зато лыжи покрошило в щепки. Изображать из себя профи больше не было смысла, поэтому я быстренько переквалифицировалась в жертву, и симпатичный инструктор бережно отнес меня в медпункт.

На прошлой неделе Светка купила себе горный велосипед. Я вот думаю, если продать небесно-голубой горнолыжный костюм, хватит ли на велик?

Апрель 2007

Месть

Месть – это блюдо, которое подают холодным. И что уж тут скрывать – она была отличным кулинаром. Вот уже почти год, как она вынашивает в голове рецепт своего коронного блюда, где главной приправой будет её острая ненависть.

Сначала она хотела просто убить его. Она отследила его маршруты, его привычки, места, где бывает, людей, с которыми встречается. Она уже придумала, как сделает ЭТО, но потом вдруг решила, что смерти мало. Что ЕГО смерти мало. Он умрёт и всё. Он не будет ничего чувствовать, не будет страдать, не будет знать, как страдала она. Нет, такого она допустить не могла. Он будет жить, но каждый день своей никчемной жизни он будет проклинать! Ведь этот человек убил ее любимого Алёшку.

Человека звали Дмитрий Альбертович Шахов. Крутой сын крутого папаши. И что бы там не написали в медицинском заключении, в тот день он был пьян! Она сама видела это, видела его пьяные, красные глаза, когда он вывалился из своей новенькой блестящей Ауди. Он нёс что-то нечленораздельное, извинялся, плакал. Тварь! К чему его извинения, если Лёши больше нет! К чему они, если любовь всей её жизни вот уже год как гниёт в земле, а белое подвенечное платье пылится в шкафу! К чёрту его извинения и его самого, ведь у нее вместо сердца образовался чёрный, хлюпающий ненавистью комок.

И ведь если бы его тогда посадили, если бы признали виновным, она бы успокоилась. Не перестала бы ненавидеть, нет. Но успокоилась и о мести не думала. А его отпустили, он не сидел ни дня. Ведь он не абы кто, а сам Дмитрий Альбертович Шахов! Таких людей не сажают.

Полицейские, с подачи его высокопоставленного папаши, обставили всё так, как будто виновником аварии был сам Алёшка. Но ведь она то была там. Она всё видела! Она сама лишь чудом осталась жива. Хотя кому до этого дело? Их покорёженную, изувеченную аварией иномарку отвезли на свалку, Лёшку похоронили, а про неё забыли. Ох, зря они это сделали, зря. Она ведь ничего не забыла, она будет помнить всегда.

Итак, смерть самого Шахова она посчитала недостаточной платой за его преступление. Ей хотелось, чтобы он страдал и страдал так же сильно, как она. Око за око, зуб за зуб… а любимого человека за любимого человека. Но вот загвоздка – любимого человека у этого нелюдя не было. Ни детей, ни жены, ни постоянной девушки. Женщины, конечно, были и не мало. Сколько разных девиц она видела рядом с ним – и не сосчитать, но ни одна не задерживалась больше недели. Он притягивал к себе этих глупышек как магнит – высокий, стройный, синеглазый брюнет, хорошо одетый, с ровным загаром, полученным на лучших курортах мира. К тому же богат и успешен. Он мог подцепить любую девчонку, поиграться с ней, влюбить её в себя и бросить даже не объяснившись, лишь потому, что надоела. Вот таким был этот страшный человек.

Она стала присматриваться к его родственникам и друзьям. Матери у Дмитрия Шахова не было – умерла, когда он был ещё ребёнком. Может оттого он и вырос такой бесчувственной скотиной. А с отцом, тем самым Альбертом Шаховым, который помог ему избежать наказания, Дмитрий почему-то не общался. Друзей было много, но разобраться, кто же из них настоящий, кто лучший, за кого из них его сердце будет болеть, она так и не смогла. Казалось, что единственным существом, которое он искренне любит, была его собака – ротвейлер Люся. Собака была уже старая и вот-вот сама должна была помереть, а он заботился о ней как о родном человеке – подолгу гулял, возил к ветеринарам, ездил с ней загород. Следя за Шаховым, она много раз видела, как он о чём-то разговаривает со своей Люсей, ласково теребит за ухо, целует её в слюнявую морду. Но сама мысль о том, что жизнь её любимого Алёшки может быть сравнима с жизнью какой-то собаки, казалась ей кощунственной. Нет, умереть должен был человек, но вот кто именно?

***

В тот апрельский вечер было невероятно тепло, совсем по-летнему, и вместе с тем во всём городе стоял пьянящий запах весны – пахло оттаявшей землей, набухшими почками тополей, первой зелёной травой. Солнце уже клонилось к горизонту, и его мягкие лучики торопились обогреть напоследок истосковавшихся по теплу горожан. Как обычно в это время, она заняла свой пост, припарковав машину, как раз напротив входа в офисный центр, где работал Шахов. Его новенький Мерседес (от злополучной Ауди он избавился сразу после аварии) стоял тут же, значит, сам Шахов был ещё в офисе. Она опустила окно и стала ждать. Щебетание птиц, перекрывавшее ровный гул города, развеселило ее. Как давно она не слышала птиц! Как давно она не видела солнца! Ей захотелось выйти из машины и подышать весной, погреться под тёплыми лучиками заходящего солнышка. Она прислонилась спиной к стареньким отцовским Жигулям, прикрыла веки.

– Девушка, вы в порядке?

Она открыла глаза и вздрогнула – прямо перед ней стоял ОН. Голова закружилась, она качнулась, хватаясь руками за машину.

– Вы себя плохо чувствуете? – продолжал проявлять заботу ненавистный ей человек. – Может скорую?

– Нет, я в порядке, – выдавила она из себя.

– Уверены? Вы что-то совсем бледная… позвольте я вам помогу.

Не дожидаясь ответа, он подхватил её одной рукой под локоть, другой за талию и потянул к скамейке, что стояла рядом.

– Садитесь… вот так, осторожно. Вы уверены, что скорая не нужна?

– Не нужна.

Он присел перед ней на корточки и взял её дрожащие руки в свои холёные ладони:

– Ой, какие у вас пальцы холодные, – сказал он, улыбаясь, и принялся согревать их своим мерзким дыханием. – Меня Димой зовут. А вас?

– Олеся, – прошептала она, не веря своим глазам. Шахов заигрывает с ней!!!

– Ваше лицо кажется мне знакомым, мы раньше не встречались? – продолжал он беспечно.

Шахов не узнал её. Конечно, ведь тогда, в день аварии он был пьян! Он просто не запомнил её лица, а после так и не удосужился зайти в больницу и поинтересоваться, как чувствует себя выжившая.

– Нет, мы не знакомы, – медленно произнесла она, внимательно вглядываясь в ненавистные черты. Так близко она видела его впервые.

– Это легко исправить, – продолжил наступление Шахов. – Солнце уже село, сейчас похолодает. Тем более, я зверски голоден! Может, составите мне компанию за ужином? Здесь за углом есть отличный японский ресторан.

– Почему бы и нет, – она хищно улыбнулась. Теперь она узнает о нём абсолютно всё, теперь она найдёт его слабое место.

В тот вечер узнать удалось не много. Дмитрий болтал без умолку, но говорил преимущественно на отвлеченные темы – про то, как ему не понравился Нью-Йорк с его каменными, давящими на психику небоскрёбами, про то, как понравилась Венеция, про золотых карпов в Японии, про чемпионат мира по хоккею и так далее и тому подобное, а про родных и близких ни слова. Когда он провожал её до дома, она напрягалась каждую минуту, боясь, что он вот-вот полезет целоваться. Но Дима не полез, и вообще был на удивление галантен. А утром доставили цветы – охапку белых роз и короткую записку: «Спасибо за прекрасный вечер». Записка, конечно же, была разорвана в клочья, а цветы отправились в мусорный бак. Жаль, они были ни в чём не виноваты.

Поцелуй состоялся на их третьем свидании. После она всю ночь прорыдала в обнимку с Лёшиной фотографией, как молитву твердя одно и то же: «Это ради тебя, мой любимый. Это всё только ради тебя».

***

Прошло три недели с тех пор, как начался их «роман». До сих пор Олесе удавалось держать Дмитрия на расстоянии, дальше поцелуев дело не заходило, хотя встречались они почти каждый день. Похоже, что ей удалось то, чего не смогла сделать ни одна из тех длинноногих красавиц, которых он с лёгкостью затаскивал в свою постель – Дмитрий Шахов влюбился. Олеся пленила его своей загадочностью и холодностью. Она не гнала его, благосклонно принимая ухаживания, но и не допускала слишком близко. Порой он ловил на себе её обжигающий взгляд, который и пугал и завораживал одновременно. В другой раз она смотрела на него с такой тоской, что хотелось обнять её, прижать к себе и защитить от всех невзгод. Он чувствовал, что у Олеси есть какая-то тайна, что она сама – тайна. Ему нравилось это, ему нравилось в ней всё.

Дмитрий умел ухаживать – дарил цветы, приятные ни к чему не обязывающие безделушки, был заботлив и нежен, устраивал восхитительные романтические встречи. А она тем временем медленно, но верно ковырялась в его душе, заводя разговоры о семье:

– Дим, скажи, это правда, что ты сын того самого Шахова?

– Да, Альберт Шахов – мой отец, – вздохнул Дмитрий. – Но мы не общаемся сейчас.

– Почему?

– Не люблю об этом говорить.

– Ну, расскажи, – она прильнула к его плечу и стала теребить пуговицу на рубашке. – Я так мало знаю о тебе.

– Я знаю о тебе ещё меньше! Девушка-загадка! – усмехнулся Дима и полез целоваться.

– Не уходи от разговора, – настаивала Олеся, уклоняясь. – Или ты считаешь, что со мной нельзя просто поговорить?

– Глупышка, – вздохнул Дима, нежно целуя её в макушку. – Я ни с одной девушкой так много не разговаривал, как с тобой.

– Тогда расскажи про отца, – Олеся капризно надула губки.

– Хорошо, – сдался Дмитрий. – Мой отец… он всегда много работал, политика это дело такое… и мы никогда не были очень уж близки. А в прошлом году… в прошлом году я попал в ДТП, замес был жуткий. Там даже человек погиб. Отец тогда замял всю эту историю, но на меня обозлился. Сама понимаешь, человеку с его положением не нужны скандалы. Вот и всё.

– Всё?!! – её голос предательски задрожал, она подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Ты хочешь сказать, что ты был виновен в смерти человека, а твой папа замял дело ради своей политической карьеры?!!

– Ну, ты скажешь тоже! Виновником аварии был тот парень, который погиб – не справился с управлением, вынесло его на обочину и прямо в столб. Мою машину он тоже слегка зацепил. – Шахов отвёл глаза в сторону, не выдержав её пристального взгляда. – Просто фамилия у меня слишком громкая и известная, чуть где засветишься, журналисты сразу найдут к чему придраться. Да и вообще, давно пора забыть эту дурацкую историю.

– Ну да, конечно, пора забыть, – отрешенно произнесла она и вновь положила голову ему на плечо.

***

С Олесей творилось что-то неладное. Она не могла есть, не могла спать, терзаясь жутким чувством вины. Она встречалась со своим врагом каждый день, позволяла ему целовать себя и, что самое ужасное, эти поцелуи ей как-будто нравились. Может быть, она просто привыкла? Она хотела поскорее закончить начатое, осуществить свою месть, но всё никак не могла решиться. И вроде даже жертву среди его друзей выбрала, но… что-то было не так – всё не то! Да и причём вообще тот несчастный парень, которого она выбрала?!! Он виноват лишь в том, что дружит с Дмитрием. А Дмитрий… Дмитрий должен… должен быть наказан!!! В этом она убеждала себя каждую бессонную ночь, заливая слезами изрядно помятую фотографию Лёшки.

***

– Вот так, проходи… осторожно ступенька. Ву-а-ля! – пропел Дмитрий и снял повязку с её глаз.

Олеся обвела взглядом богатое убранство Диминой квартиры, куда он наконец-то привёз её. Обставленная в стиле хайтек, гостиная впечатляла оригинальностью дизайна, но казалась холодной и неуютной. Наверное, такой и должна быть квартира богатого, закоренелого холостяка. Посреди комнаты, совершенно не гармонируя с окружающим чёрно-белым интерьером, мерцал пламенем свечей островок уюта – маленький стол, сервированный шампанским, фруктами и нелепыми многослойными бутербродами.

– Посмотри, это я сам приготовил. Представляешь, в первый раз в жизни, что-то приготовил сам! – гордо произнёс Дмитрий, сияя, как мальчишка.

– Ты молодец, – не смогла сдержать улыбку она.

***

Шампанское, две виноградинки, ещё шампанское – и закружилась голова. Его горячее дыхание, такие сильные и такие нежные руки. Она не смогла устоять.

***

Когда всё закончилось, она откинулась на подушку и заплакала, сначала тихо, чуть подвывая и всхлипывая, потом всё громче и громче, пока не зашлась в жуткой слёзной истерике. Испуганный Дмитрий пытался привести её в чувства – он тряс её, звал по имени, но всё тщетно. Наконец он схватил её в охапку, крепко прижал к себе и зашептал:

– Олесенька, перестань. Солнышко моё, что случилось? Я обидел тебя? Хорошая моя, что я сделал не так?

Она упёрлась ладонями в его грудь, высвобождаясь из объятий.

– Отпусти, – всхлипывала она. – Отпусти меня. Я не должна… я не должна была….

Он разжал руки, позволяя ей встать с постели, но в последнее мгновение вновь ухватил её за тонкое запястье:

– Не уходи, прошу! – теперь уже он был готов разрыдаться. – Я не понимаю! Не уходи! Я люблю тебя!

– Что ты сказал? – резко повернувшись, спросила она.

– Я люблю тебя, Олеся! Я никого так не любил, как тебя! Я не знаю, что со мной будет, если ты уйдёшь… ты самый любимый, самой дорогой мой человечек.

– Что ты несёшь?!!

– Это правда! Я думал, что такого не бывает, что все эти рассказы про любовь лишь выдумка глупых романтиков! Но я ЛЮБЛЮ тебя!

Он всё ещё держал её за руку, стоя перед ней на коленях, и смотрел на неё так, как никто и никогда не смотрел… даже Лёша.

– Мне надо в душ, – произнесла она отрешенно.

– Ты не уйдёшь?

– Нет.

***

Шум льющейся воды смешивался с гулом странных, страшных мыслей в её голове. Она сидела на краю ванны, сжимая в руках осколок зеркала, которое она только что разбила.

«Всё сходится… он любит МЕНЯ, я – ТОТ САМЫЙ ЧЕЛОВЕК», – думала она, а слёзы текли по щекам и падали на острое стекло.

В узком осколке отразилась её горькая улыбка:

– Пусть будет так, – сказала она вслух. – Это всё только ради тебя, мой любимый.

***

Рука взметнулась вверх и резко опустилась, зеркальный осколок блеснул ярким светом лампы и погас.

***

Она думала, что месть – это сладкое блюдо, думала, что ей станет легче. Но ей стало больно и страшно. Очень страшно.

«Зачем?» – зашумел в голове далёкий, уже почти забытый голос.

– Зачем? – повторила она вслух, медленно оседая на холодный пол.

Январь, 2012.