Текст книги "Побудь здесь еще немного (сборник)"

Сразу после чая Миша открыл свой ноутбук и больше уже из-за стола не выходил. Марья Матвеевна отдыхала в комнате. Вера прополола ирисы, помыла пол на веранде. Потом пошла одна на речку, но там ее закусали комары. Перед самым забором она промочила ноги в болотине и ночью, на жесткой раскладушке, никак не могла согреться. Марья Матвеевна храпела за тонкой перегородкой, Миша спал, отвернувшись к спинке дивана. Быстро похолодало и дуло под дверь. Вере снилось, что Миша напился пьяным, кричит, топает ногами, а она сама гонит из квартиры Марью Матвеевну, лупит ее по спине полотенцем и вслед, на лестницу, швыряет клетчатую кошелку с тряпками. Одно только во сне не получалось, очень уж ситцевый платочек застиранный Марье Матвеевне не подходил. Там, во сне, она оборачивалась, и вместо очков в золотой оправе и подсиненной уложенной челки виделось опять остренькое сморщенное личико бабульки Солдатовой с оплывшим глазом и шамкающим ртом.

Уезжали вечером. За выходные Вера так устала от одиночества и молчания, что была рада отъезду. Миша в машине опять рта не раскрыл – нервничал за рулем. Вера ехала на заднем сиденье и думала, что не может же вот это быть ее будущая семья? Два чужих человека, которые за два дня так бы и не повернули к ней одинаковых задумчивых лиц в очках, если бы она не ляпнула за столом про вшей. Марья Матвеевна, правда, только отъехали, взялась ругать курсовую, которую дочитала за ужином, а потом вдруг схватила Мишу за руку и крикнула:

– Стой!

– Что, мама, Господи, предупреждать надо!

Они съехали на обочину, а задние колеса развернуло поперек дороги.

– Мусор забыли забрать, пакет!

И тут вот они посмотрели, конечно, на Веру.

«Телефон в справочнике найти надо. У сына, наверное, фамилия такая же, Солдатов. Позвонить. Пусть приходит к матери, пусть забирает домой. Кормит, моет, одевает. А если не дозвонюсь, тогда к участковому. Надо было хотя бы спросить, с кем говорила, в каком звании. Фамилию. Опять побоялась настаивать, переспросить постеснялась. Надо смелее, где только ее берут, смелость эту. Уверенность. Убежденность, что ты прав. Выгнал мать на улицу и дальше живешь, позвал невесту на дачу – спокойно занят своими делами. Может быть, надо было закричать? Кулаком по столу стукнуть? Выкинуть чертовы помидоры за забор и уйти на автобусную остановку…»

Мусор стоял прямо у калитки. Странно, что не вспомнили бросить в багажник. В пакете просвечивали баночки от йогурта, пластиковая бутылка, тряпочки, бумажки. Содержание жизни, мелкие бытовые подробности. У Солдатовой – в сумке, у Марьи Матвеевны – в мусорном ведре. Живую бабушку не выставить за дверь, как пакет, пусть она глухая, глупенькая, старая. И Веру нельзя просто игнорировать, смотреть поверх очков с пренебрежением, как будто она чья-то очередная диссертация, причем неудачная. И читать про нанотехнологии, которые, получается, важнее людей!

«Или телевидение вызвать, местные новости! Пусть сами с этим сыном разбираются, пусть на весь город его опозорят, раз он так к матери», – продолжала Вера думать уже в машине, прижимая к животу грязный пакет. «Не буду выписывать, просто не смогу. Куда я ее выставлю, на улицу? Силком потащу, если не пойдет. Она сделает вид, что не слышит или не понимает. Так и будет сидеть у тети Вали в каптерке, хлеб жевать. Ну и что. Она же живая. И я живая, и больше я ни за что на эту дачу дурацкую не поеду. И к Мише не пойду. Хотя Мишу, конечно, жалко, Миша тоже живой человек, дурачок. Если она начнет отношения выяснять, он что? Расстроится? Удивится? Начнет уговаривать?

А тогда, может быть, надо сделать вид, что она не слышит. И это Бог с ним, потом, главное сейчас Солдатову пристроить, закончить дело».

Дома Вера ничего маме рассказывать не стала. Сказала, что было холодно, а дачка – ничего особенного. Рано ушла спать, легла спокойная и умиротворенная, как человек, принявший наконец единственно правильное решение. И ящик комода почему-то одним движением задвинулся на свои привычные рельсы. Засыпая, Вера представила, как после будет рассказывать Коршунову за чаем про эту бабульку. Он-то любит про больных слушать. И просто, может быть, Веру любит слушать…

Когда Вера в понедельник пришла на работу, бабулька Солдатова из больницы уже исчезла. Оставила чистую тумбочку и идеально застеленную пустую кровать. Ушла со всеми своими тряпочками, кофтами, бумажками и проблемами. А Вера осталась – со своими.

Кобальтовая чашка

В каждой женщине есть изюминка – улыбка, родинка, походка, неповторимый наклон головы. В любой, только не в Милочке. В ней – сплошной виноград. Может быть, она слишком обычная, тихая, забитая серая мышка? Нет, наоборот – очень хорошая, правильная и преуспевающая по всем направлениям.

У Милочки густые светло-русые волосы до плеч, забранные на затылке в аккуратный толстый хвост, ладная стройная фигурка, прямая спина, длинные ноги. У нее жизнерадостный цвет лица и такое же его выражение, прекрасная кожа, изящные кисти рук. Черты правильные – ровный нос, небольшой рот, глаза чистого серого цвета, густые темные ресницы. «И одежда, и душа», и мысли ее тоже, наверное, прекрасны.

Немного не ясно с одеждой. В том смысле, что выбрать? Можно собрать волосы заколкой, надеть джинсы, свитерок и кроссовки. Дорогие качественные джинсы, фирменные кроссовки. Форма одежды спортивная, скромная и удобная. Можно распустить волосы, завить на бигуди, надеть платье или юбочку, туфли на каблуках. Накрасить глаза и губы. Новый образ – романтический и женственный. Не хуже предыдущего. Сама Милочка предпочитает все-таки первый вариант. В нем проще. И все с ней согласны, так она еще свежее, юнее, еще обаятельнее.

Милочке всего двадцать пять и большую часть из этих лет она была безоговорочно, абсолютно счастлива.

Родители тоже исключительно благополучные люди. Мама – врач-лаборант, работает в красивой, чистой лаборатории, самой современной и продвинутой в городе. По вечерам возбужденно рассказывает последние новости. Папа – хирург. Занимается венами, делает женщинам новые ноги, без «паучков». Преуспевает. Маме и папе еще нет пятидесяти, они здоровые и веселые люди. Катаются на горных лыжах, ездят на дачу с друзьями жарить шашлыки. Друзья у них в большинстве своем тоже здоровые, красивые, веселые и благополучные.

Родители живут вместе ровно двадцать шесть лет, на год больше, чем их дочке. За это время они почти ни разу не поссорились серьезно. У них все общее и равноценное – диссертации, интересы, увлечения. Общая обожаемая дочка, общая обожаемая бабушка – папина мама. Бабушка – знаменитый на весь город терапевт, профессор. Она, так сказать, семейный стержень, организующее и направляющее начало. Мамина мама, к сожалению, умерла, но это было совсем давно, когда Милочка была еще маленькая, уж родители тогда постарались ее оградить от горя и всяких неприятных хлопот, с ним связанных.

В такой исключительно веселой и благополучной семье и выросла такая исключительно правильная, хорошая и счастливая девочка. У нее было совершенно безоблачное детство. Сначала она проводила его с няней – бабой Алей. Баба Аля свою воспитанницу обожала как собственную внучку, читала ей веселые книжки, кормила вкусной кашкой, выводила в парк одетой точно по сезону, чтобы девочка не вспотела и не замерзла.

Потом Милочка пошла в садик, привыкать к коллективу. И там ее все любили, от нянечки до музработника. Она слушалась, кушала хорошо, дружила, не ссорилась и удивительно мало болела. Воспитательница Ада Михайловна плакала, когда провожала Милочку в старшую группу. Следующая воспитательница, Мария Степановна, рыдала на выпускном утреннике.

Нельзя сказать, чтобы ее сильно баловали или позволяли слишком много. Наоборот, жизнь была четко распланирована и подчинена строгой дисциплине, но дисциплине разумной, которая не угнетала, а воспринималась как нечто должное и нужное. Легко. Из-за этой легкости, какой-то особой радости, которую Милочка вокруг себя рассеивала, ее и звали всегда этим домашним именем. Даже школьные тетради она так подписывала: «…по математике Савельевой Милы».

И никто не возражал.

С первого по десятый класс в дневнике водились одни пятерки, с небольшими вкраплениями четверок в целях оздоровления и профилактики «звездной» болезни. В школе, которую, кстати, окончили и Милочкины родители, были прекрасные педагоги, особенно классная руководительница с их четвертого по последний класс. Милочка занималась в музыкальной школе, в танцевальном кружке, раз в неделю к ней приходил преподаватель английского языка. С третьего по седьмой класс она ходила в бассейн. Многочисленные бабушкины коллеги с кафедры детских болезней занимались ее здоровьем. Половина мальчиков в классе была влюблена в Милочку, половина – в ее симпатичную подругу Таню. Состав половин постоянно менялся, девочки хорошо дружили, без обид, без конкуренции. На выпускном с ними по очереди перетанцевал весь класс «А», а потом еще некоторые мальчики из класса «Б». Гуляли до утра, впереди ждала большая счастливая жизнь.

Подруги пошли в один институт, медицинский. Таня – по совету практичной мамы – на стоматологический, а Милочка – по зову крови. Ей выбрали самый фундаментальный факультет – лечебный. На экзамене она даже не волновалась, так как он был у нее, золотой медалистки, один – химия, и подготовлена она была знающим репетитором на твердую «пятерку», каковую и получила.

В институте поначалу учиться оказалось сложнее, но потом все наладилось, вошло в свою колею. Группа подобралась особенная, «блатная». Сын завкафедрой физиологии, дочь известного хирурга, внучка главного врача клинической больницы, Милочка – внучка своей бабушки, и т. д. Вроде как элита. Плюс несколько человек «из простых» для разбавления. Они, как выяснилось позже, стали центром группы и компании. Именно в общаге собирались по разным поводам. Именно их запускали представителями, если надо было договориться о переносе зачета или отработке. Две девочки и парень после армии. В них было что-то настоящее, неподдельное. Девочки подрабатывали в больнице санитарками и имели более чем свободное поведение, половину всех их «похождений» Милочка просто не могла переварить. Молодой человек уже был женат и имел маленького ребенка в том городке, откуда он был родом.

Вечеринки в общаге? Милочку они обтекали. Она не курила травку, не могла много пить, ей хотелось вернуться домой и забраться на тахту с книжкой. Ей никто серьезно не нравился из группы, разве что женатый Сережа. Но он был «не тот человек». Милочка не возражала, что ее подруги и друзья курили травку, напивались и оставались в общаге ночевать. Она их не одобряла, но и не осуждала. Она относилась к этому никак.

Это ее не задевало. Задевало отсутствие любимых предметов. Даже не то что любимых, а… Может, это не для нее? Нет, нет, мысли прочь (они ее пугали). Она бросалась участвовать во всех научных обществах: биология, биохимия, физиология. Лягушачьи лапки привлекали ее больше, чем «основы общего ухода за больными». Она довольно быстро справилась с первым в ее жизни шоком – анатомией. Душащий запах формалина, тела на столах. Кожа, мышцы, кости, нервы и сосуды. То, что есть я, то, что жило, говорило и думало. Загадочный кусок светло серой массы – человеческий мозг. Это препараты. «Это все препараты!» Не люди, не трупы, не тела, а просто препараты. Она научилась так думать довольно быстро, привыкла. Уже не чувствовала себя в анатомке на гране обморока. Родители и бабушка как всегда мягко и мудро подвели ее к нужному решению. «Мы все через это прошли».

Дальше – больше. Пришлось привыкать ко множеству вещей. Она справилась! Справилась и гордилась этим. И с оперативной хирургией, на которой оперировали собак (ее собака была жива и здорова на следующий день после операции, чем несказанно порадовала Милочку). И к судебной медицине, где в морге лежали более чем реальные люди. Только мертвые. Их не получалось считать препаратами, они были одеты в настоящую одежду, их лица имели выражение. Опять крылом зацепила реальная настоящая жизнь. Милочка испугалась, но выдержала. Это уже не «препараты», а «материал». Она просто учится, получает знания. Все через это прошли. И ей надо пройти, она же не собирается здесь работать! Цикл «судебки» быстро кончился, она как всегда сдала его на отлично. Выучила все наизусть и сдала.

Гораздо хуже дела обстояли с клиникой. Можно выучить наизусть симптомы, можно подготовить блестящий материал о дифференциальной диагностике. Можно провести статистическую подборку по архивным историям и в конце сделать правильный вывод. Это все было легко. Милочка – современная студентка. У нее дома компьютер, Интернет, английский язык в запасе. Бабушка как консультирующий профессор одна из первых получает кафедральные журналы. У Милочки логический склад ума, быстрый, практический. Основательные базовые знания. Прекрасная память. Несколько статей в соавторстве.

Любую тему можно было понять и выучить, разобраться во всем. Кроме больных. Людей. Люди не поддавались обсчету и классификации по симптомам. Милочка старалась. Писала образцовые истории болезней с использованием большого количества литературных источников и вдумчивым разбором. Истории оставляли на кафедрах как образцы для воспитания последующих поколений безалаберных студентов. Работы были отличные, но в них не было ни слова правды.

Ни слова. Потому что больные пугали Милочку, она не хотела и не могла с ними общаться. Одни рассказывали каждый раз новые жалобы. Другие жалоб не предъявляли вовсе, а только пожимали плечами. Некоторые отказывались от осмотра, не хотели раздеваться или просто плохо пахли. А были и такие, которые плакали непонятно от чего или смеялись над Милочкой, вели себя с ней слишком снисходительно. Особенно мужчины.

Она перед входом в палату готовилась, как для прыжка с вышки в бассейн. Готова была идти куда угодно – в столовую, в библиотеку, даже на запасную больничную лестницу курить за компанию. Только не в палату. Ей было стыдно признаться одногруппникам. Она – блестящая ученица, у которой все списывали и спрашивали, которая всегда шла сдавать все экзамены первой, а потом в ожидании своего (отличного) результата по памяти рассказывала всем страждущим любой билет! Ей казалось, что таких проблем нет ни у кого.

Все как-то справлялись. Иногородний Сережа знал множество баек и подробностей из личной и даже глубоко интимной жизни обитателей его палат. Его уже ловили в коридоре пациенты, что-то спрашивали, заглядывали в глаза. Милочку никто не ловил, никто не запоминал ее имя и отчество. Она чувствовала себя неловко и поэтому никогда не могла как следует представиться. Казалось, что люди смотрят в ее милое обаятельное лицо и ничего там не видят. Они ей не верили. Они ей не доверяли и врали. Может, это внешность у нее такая не солидная? Слишком детская, что ли? Милочка протискивалась бочком в палату (на ней дежурная улыбка и фирменный белоснежный халат с голубой отделкой), щеки ее пылали. «Кто Иванова? Вы? Можно с вами побеседовать?» Хотелось заплакать и попросить у этой женщины: «Пожалуйста, поговорите со мной! Расскажите мне все! Расскажите мне так, как написано в учебнике!» Женщина же говорила, что никогда раньше ничем не болела, да и сейчас ее уже ничего не беспокоит, а поступила она в больницу «по поводу легких», и вообще ей пора на процедуры. «Да?» – Милочка обрадованно вскакивала. «Ну, тогда я зайду завтра!» Бегом-бегом за историей болезни в ординаторскую. А в истории написано, что больную три года назад оперировали по поводу рака желудка, а теперь она поступила с пневмонией, которая оказалась маской метастазов. И как это они все узнали, врачи? Какие волшебные применяли слова, чтобы это понять? Ведь учились они в том же самом институте, значит, и она научится? И Милочка радостно копалась в справочниках и ее зачетную работу потом хвалили перед всеми за грамотный разбор клинической ситуации, подробный дифференциальный диагноз и обширный список использованной литературы.

Папа говорил: «Медицина – это ремесло. Им надо овладеть. Закрепить навыки. Приобрести полезные привычки. Это будет легко». Бабушка говорила: «Поверь, больной – это главное, надо лечить именно его, а не болезнь. Это не банальная цитата! Это правда!

В одном больном сводится воедино огромное множество всяких симптомов. Некоторые относятся к данной болезни, некоторые нет, некоторые характерны только для этого человека. Плюс психология. Иногда психиатрия. И из этого всего надо выбрать главное, очистить от шелухи. И будет диагноз. Все встанет на свои места. У тебя получится! Надо их полюбить, своих пациентов, проявить сочувствие, участие, раскрыть! Опыт, опыт, опыт! Практика и еще раз практика!» Она просто поэт, Милочкина бабушка. Прекрасный, кстати, лектор. Ее даже врачи приходят слушать, не только студенты.

Что было делать? Милочка впервые в жизни страдала, и неоткуда было ждать помощи. Хоть бросай все и уходи из института! Но куда еще ей было податься? Она ничего не хотела, никуда не стремилась. Курс у нее уже был предпоследний, надо было определяться с дальнейшим направлением и перспективами. Состоялся семейный совет.

Хирургия? Нет, это не для женщины, страшная профессия, во многом неблагодарная, летальность высокая. «У каждого врача есть свое кладбище», – так говорила бабушка. Господи, они еще и умирают! Есть пластическая хирургия. Тут, чтобы найти работу, надо иметь очень конкретный блат. Его нет.

Нет, нет. Все нет. Субординатура по терапии, затем интернатура или аспирантура. Работа на бабушкиной кафедре, диссертация (тему уже сейчас можно прикинуть), знакомая статистика, архив, немножко студенты – это не так страшно. Милочка успокоилась. Студенты – не страшно. Настоящая жизнь опять осталась где-то в стороне, а Милочка пошла своим путем, натоптанным и мощеным. Все образуется.

Тогда же появился Дима. Положительный, но не герой. Просто человек, «тот человек». Одногруппник школьной подруги Тани. Родители врачи. Папа – зубной врач, есть и место для сына в частном кабинете. Он уже работает. Бабушка одобрила: «Целеустремленный мальчик, то, чего нашей Милочке не хватает!»

Дима ухаживал медленно и основательно, целых два года – весь шестой курс и интернатуру. Он в это время уже закончил обучение и вовсю сверлил зубы у папы в клинике, к Милочке относился по-отечески. Подарки всегда выбирал полезные и добротные – карточки для мобильника (он говорил: «для сотового телефона»), замшевые перчатки, ежедневник, скамеечка для ног. Цветы, обязательно розы, классического алого цвета, плотные, почти бутоны. «Надо обрезать стебли под струей воды, а в вазу добавить таблетку аспирина. Лучше импортного. Давай я сам все сделаю!» Он хотел, чтобы розы стояли долго, постоянно напоминая о нем Милочке. Ей нравились розы, по крайней мере, воду в вазе она менять не забывала.

Дима чистит зубы ровно три минуты, у него в ванной стоят песочные часы, моет ноги перед сном и руки перед едой. Придя домой, переодевается в домашнюю одежду, десять минут сидит в кресле, закрыв глаза – восстанавливает силы. В это время не подходит к телефону и вообще ни на что не отвлекается. Он спокойный и уравновешенный человек. У него негромкий голос, правильная речь без «блин», «классно», «реально» и прочего мусора. Милочке это нравится, она вообще чувствует себя с Димой спокойно и комфортно, как с другом детства или родственником. В кино он просто берет Милочкину руку в свою и держит до окончания фильма, не меняя положения и степени сжатия. Руки у него мягкие, волосы всегда чистые, щеки тщательно выбриты. Он работает в белоснежном костюме и в белых же тапочках на ортопедической подошве.

В первый раз Дима поцеловал Милочку в конце ее пятого курса, у подъезда. В лоб. Через пару дней еще раз. Потом в губы. Целоваться Милочка не умела, но ей было очень приятно. От Димы исходил запах хорошего одеколона и стерильного зубного кабинета. Он гладил ее по голове, рука слегка дрожала от волнения. Это любовь? Настоящая жизнь прикоснулась к Милочке краем настоящего чувства. Ее переполняли эмоции. К черту все занятия (вот даже как!), пусть будет любовь! Она обняла Диму за шею и крепко прижалась к его широкой груди (два раза в неделю бассейн, ежедневно пятьдесят отжиманий).

Пусть будет любовь! Родители и бабушка только обрадовались. Милочке надо отвлечься от неудач, немного расслабиться. Дима – прекрасный вариант, «тот человек».

Раз есть любовь, значит, должен быть секс. «Мы уже давно знакомы, я к тебе очень хорошо отношусь. Думаю, мы могли бы заняться сексом!» Да! Милочка была «за» даже больше, чем Дима. Она пропустила слова о «хорошем отношении». Может, ей нужно больше страсти? Напора? Может быть. Но у всех «это» по-разному. Так, как было у девчонок в общаге, она не хотела. Ее избранник нежен и внимателен, одновременно спокоен и уверен в себе. Да, это то, чего не хватало Милочке. Одна из роз в вазе пустила корни. Дима принес ей керамический горшок в мексиканском стиле – символ чего-то действительно страстного и горячего.

На окончание института папа подарил машину – маленькую черную «восьмерку», которую Милочка назвала Ласточкой. Дима посмеялся, какая глупость! У него у самого солидная «десятка», разве у машины может быть имя? Блестяще сдав теоретический экзамен и вождение, Милочка получила права. Поехала дальше.

Весь шестой курс был насыщен настоящей жизнью. У нее (у них) теперь были взрослые проблемы. Где, когда. Как избежать нежелательной беременности: а) если вы не уверены в партнере, и б) если вы уверены. Милочка была уверена. «У нас будет хороший брак» – так он сделал предложение. Он внимателен и ласков. Теперь можно говорить подругам «ласковый мужчина», с намеком.

В больнице тоже все прояснилось. Милочке дали вести палаты в отделении, которое курировала бабушка. С перспективой остаться там на полставки в период написания диссертации. Работа! Профиль отделения – кардиологический. В одной из кафедральных методичек обнаружился вопросник по жалобам и сбору анамнеза у больных с патологией сердца. Это значительно облегчило ей жизнь. Она распечатала себе на компьютере целую пачку, и теперь просто ставила плюсы и минусы – да, нет. Приспособилась. Пациент равен: диагноз заведующей на титульном листе истории, стандартный набор препаратов в листе назначений, ежедневные молчаливые Милочкины осмотры. «Дышите, теперь поглубже. Одевайтесь». Папа был прав, накопился опыт, приобрелся навык, медицина – это ремесло.

С заведующей отношения прекрасные, да и остальные доктора без ума от Милочки, любой готов помочь, подсказать. Она такая свежая, веселая, благополучная! Но одновременно серьезная и старательная. Пишет диссертацию, возит анализы в лабораторию. Диссертация связана с обменом холестерина. Никакой клиники там нет, никаких страданий, запаха грязных простыней, испуганных глаз, боли. Только пробирки с сывороткой, цифры, обсчет данных. «Ну, где наша звезда? И как ты все успеваешь? И на машине она ездит, и науку продвигает, и больных-то она лечит! Передохни, красавица наша!»

Милочка счастливо думала – правда! Все правда! И главное, появилась возможность перейти на работу в лабораторию института физики на чистую науку. Там направление, смежное с медициной, высокотехнологичный проект. Работают два бывших врача. Шикарные перспективы – поездки за границу, приличная зарплата. (Это все бабушка устроила, она все-таки очень умная женщина, Милочкина бабушка!)

Дима мечтает о собственной клинике, когда они поженятся, Милочкина зарплата позволит ему больше откладывать на мечту. Дима считает, что надо будет пересмотреть режим дня, Милочка мало гуляет. Жить они будут отдельно, тут все варианты надо будет взвесить и рассмотреть. Ни в коем случае нельзя проезжать на желтый свет и превышать скорость. Надо водить машину более плавно, так экономится бензин, тише едешь – дальше будешь! Зимой необходимо принимать витамины. После секса надо обязательно принимать душ. Бабушка в совершенном восторге от посещения Димы как стоматолога. «У него легкая рука!» Бабушкина челюсть теперь в полном порядке.

Все хорошо, только Димина сестра Юля почему-то не любит Милочку. Юля разведена, у нее двое маленьких детей. Муж оказался не вполне нормальным (Это так ужасно!) Но дети совершенно нормальные. Если не считать у мальчика грыжу. Ждут возраста, чтобы прооперировать. Юля работает анестезиологом, дежурит. Курит в форточку. Даже Дима ее за это не пилит. Ее жизнь более чем настоящая. «Нам, небритым с улицы, диссертации писать некогда! Рылом не вышли!» Она бывает очень грубой. Милочке с ней неуютно и страшно. И как-то стыдно, что ли, неудобно. У нее-то муж будет нормальный. А когда решится вопрос с жилплощадью, появится и ребенок. Тут можно рассчитывать на Диму. Он все просчитает, разметит, составит расписание. Милочка уже представляет: «Шесть тридцать – левая грудь, девять тридцать – правая». Они будут прекрасными родителями!

Милочке кажется, что вот теперь наконец заканчивается детство и начинается взрослая жизнь. Трудности, неприятности, заботы, мысли о будущем. Все это реальное, вот оно, вопросы, требующие ответов, проблемы, требующие решений. Дима – человек, на которого можно опереться, рациональное зерно. Милочка и сама не такая уж легкомысленная свистушка, а вполне рассудительная разумная девушка. Но по сравнению с Димой! Они уже приняты как новая семья. Отпала «детская» проблема места и времени. Они теперь с полным правом могут ночевать вместе у любых родителей. Лучше у Милочкиных. Плохие отношения с Диминой сестрой – из разряда «взрослых» проблем. Неприятности на работе – тоже (и слово-то какое противное – неприятности!)

Ночью умерла больная. Милочка спокойно спала дома на подаренной Димой суперподушке из гипоаллергенной синтетики. А больная в ее палате умерла. Утром к приходу врачей ее кровать уже застелили чистым бельем. Все необходимые документы оформила заведующая, она дежурила. Милочка даже не смогла вспомнить фамилию умершей. «Личное кладбище!» Она поэтому и дежурить боялась, утром на конференции то и дело докладывали летальные исходы. Больница большая, дежурит семь дней в неделю, больные тяжелые и их много. Милочка первый раз ничего не рассказала дома. Она не знала, как надо об этом рассказывать.

Потом умер больной в мужской палате. Днем. За ней прибежала медсестра. Слава Богу, что в таких ситуациях обычно помогают все. Все и помчались! Милочка помнила все дозы и проценты препаратов на реанимацию, весь порядок действий. Но никакая сила в мире не могла тогда в палате заставить ее воспроизвести эти действия. Пожилой мужчина на койке у двери проходил под именем «большой инфаркт». Она помнила его кардиограммы, но не помнила имени. Родственникам звонила заведующая, потому что Милочка была на грани обморока. Она быстренько собрала свои пробирки и повезла в лабораторию. Таких анализов, которые необходимы были для диссертации, не делали даже у нее в больнице. С обратного пути она позвонила в отделение и отпросилась до завтра, ей было плохо, бедной. Тяжело и страшно.

Это были первые «крестики». Потом еще и еще. Не много, не мало, как у всех. Не «препараты», не «материал». Диагнозы. Они все у Милочки стали «диагнозами». «У меня в палате два больших передних инфаркта, один задний и три гипертонии!» Бабушка ее понимала. Скоро, очень скоро! Уже написан литобзор и первая глава диссертации, вторая – в процессе. Забудет это все, как страшный сон. Асцит у окна и две стенокардии у двери. Это не ее, она не хочет иметь собственное кладбище. Она не хочет знать, как быстро и легко, а главное окончательно и бесповоротно умирают люди. Люди, которые еще вчера ходили по коридору, подставляли спины под Милочкин стетоскоп, садились и вставали, кушали суп, звонили домой… И сама она тоже не хочет умирать. Никогда.

Мама сочувствовала, она в свое время правильно определила свое направление, лабораторное. Папа тоже вовремя ушел из полостной хирургии. Теперь у него на столе только красивые женщины. Есть удовлетворение от работы, нет летальности. Бабушка молчала. Как ни ужасно, врач должен относиться к ним проще, к своим погибшим. Легче. На то он и врач. Не бояться смерти неизбежной, бояться ошибки, ее повлекшей. О-хо-хо. Скоро Милочка уйдет из больницы, займется теорией, но крестики все равно останутся!

Как раз на этапе написания второй главы Милочка познакомилась с Максом. Макс. Он занимается компьютерами и вообще всяким оборудованием. Оснащает административный корпус в Милочкиной больнице. Постоянно топчется в кардиологическом, там на лестничной площадке складская комната за железной дверью. Вот они и встретились. «Опа-на, это что за принцесса! Ты кто, принцесса?» Милочка в полном замешательстве ответила: «Я? Людмила Валерьевна», – чем вызвала просто взрыв хохота. Так и повелось. Макс был ужасен. Он пугал Милочку своим напором, громкостью, грубостью. Энергия у него била через край. Все реакции были слегка утрированы, но одновременно очень искренни. Он, как маленький ребенок, не мог и не хотел сдерживать свои эмоции.

Он переходил дорогу на красный свет, непечатно выражался, курил. Курил, курил, курил! Он носил черный свитер и черные джинсы, которые были покрыты тонкими серыми волосами. Кошачьими. «Хочешь посмотреть на моего кота?» Он действовал на Милочку, как удав на кролика. «У меня машина тут…» «Да хрен с ней, с машиной! Ну, хочешь, я сейчас ее на стоянку отгоню? Давай ключи!» И Милочка уже протягивала ему ключи. И они действительно поехали к Максу и осмотрели его замечательного кота Чака – шикарного очень крупного полосатого зверя. «Он ходок у меня! Ходок! Ну, иди сюда, морда!» – кот сладко потерся о джинсовую штанину, пометил косяк и выпрыгнул в форточку (первый этаж). Ему было позволено все, даже залезать на стол!

Постоянно звонил телефон, кто-то договаривался что-то подвезти, отгрузить, порешать вопросы и созвониться опять. На мобильник постоянно звонили девушки. Они хихикали, а Макс хихикал им в ответ: «Кисуль, я выше крыши занят. Скучаю безумно! Как только освобожусь – сразу выйду на связь! Ну-ну, солнышко, целую!» Эти звонки его совершенно не смущали, он продолжал при этом улыбаться Милочке.

Квартира у Макса была своя – большая, но однокомнатная, очень захламленная. В углу комнаты лежали колеса от машины, на подоконнике стояло пластмассовое ведро, валялись книги и журналы («Автомир»), стоял компьютер и музыкальный центр прямо на полу. «Ты че, никогда не играла в гонки? Попробуй, затягивает!» Ковер украшали уютно свернувшиеся носки.