Текст книги "Мой прекрасный князь"

Глава 7
Атональная композиция

Мать отожгла, конечно. Обычно говорила тихо и неуверенно, он ее давно не боялся и, прямо скажем, не особо слушал. А тут так раскомандовалась, что Яр не посмел возражать. Он не успел поесть, но до дома доехал нормально, главное – чаю крепкого и сладкого выпил. Он его лучше всего в чувство приводил… К тому же не пришлось в общественном транспорте трястись – мать вызвала такси, и они с ветерком домчались по пустынным ночным улицам.

Дома она накормила его и отправила спать, при этом пресекла все попытки завести разговор. И опять Яр послушался. Он и правда чувствовал себя вымотанным до предела – сегодня особенно выложился. Ради нее же, ради мамы старался…

И действительно сразу лег спать, хотя видел на экране телефона уведомления о пропущенных звонках и непрочитанных сообщениях от Игоря. Завтра, все завтра…

– Ну как, ты подпишешь контракт? – робко поинтересовался он утром.

Было воскресенье, некуда спешить – более благоприятного момента для серьезного разговора не найти.

Мать посмотрела на него как на сумасшедшего.

– Об этом не может быть и речи, – отрезала она.

– Почему? – искренне удивился Яр.

Она закатила глаза:

– Видел бы ты себя вчера! Краше в гроб кладут…

– На сцене? – невинно осведомился он.

Но маму, закаленную их постоянными спорами, было нелегко сбить с толку.

– На сцене ты был хорош, – честно признала она. – А вот после…

– Да че такого-то? Ну подумаешь, устал…

Мать нахмурилась.

– Ярик, нельзя так с собой обращаться. – Похоже, она совсем забила на то, как он просил себя называть, но это сейчас было не главной проблемой, и он не стал возникать. – Как говорили во времена моего детства: глазки сломаешь, мама новые не купит. Пойми – ничего не бывает просто так. У тебя же давление падает, инсулин скачет или еще что-то… Надо разбираться!

– Да все со мной в порядке, – с досадой бросил Яр. – Сколько раз медосмотры проходил, и никогда ничего не обнаруживали.

Мать, как всегда, нагнетает обстановку и ищет у него несуществующие болезни. С самого детства этим занималась…

– А ты чем объясняешь? – неожиданно мягко спросила она.

Яр слегка растерялся.

– Ну я не знаю… От волнения, наверно. Адреналин зашкаливает, – он постарался ответить на ее языке.

– А ты волнуешься?

– Перед выходом на сцену? Конечно.

– Кстати, – вдруг вспомнила мама. – А что за песня у тебя была такая странная? Про пустыню…

Он с надеждой вскинул глаза – хоть что-то ее заинтересовало, может, есть шанс!

– «Песок»? – уточнил он. – Ну да, в том числе про пустыню…

Она цепко взглянула на него:

– Чьи стихи?

Яр неожиданно смутился:

– Ну мои…

– Можешь прочитать? А то я не все слова разобрала.

– Зачем?

Мама улыбнулась:

– Я же филолог.

– У тебя английский, – буркнул он.

– Думаешь, русский я знаю хуже? И в поэзии не разбираюсь?

– Типа сделаешь филологический разбор? – угрюмо осведомился Яр.

– Хочу оценить без музыки и спецэффектов, – успокоила она.

Ладно, фиг с ним. Демонстрировать матери стихи отчаянно не хотелось, но ради дела он был готов пойти на это унижение.

– Вслух читать не буду, – сразу предупредил он. – А показать могу.

– У тебя на бумаге есть?

– На компе.

Яр притащил ноутбук, водрузил на кухонный стол и открыл нужный файл. Мать уставилась в экран и читала так долго, словно он навалял целую поэму, а не обычное стихотворение. Он вообще не относился к своим стихам серьезно, считая их просто текстами для песен. Не исполнять же сплошные вокализы.

– Очень неплохо, – наконец проговорила она. – Даже хорошо. Настроение передано, и идея внятно считывается… Но почему именно эта тема?

Он пожал плечами:

– Вечный сюжет. Актуальный в любое время.

– Ты прав. Но у тебя тут небольшие проблемы с рифмой есть…

Яр демонстративно закрыл лицо рукой. Начинается!

– «Лба – глаза», «тоске – щеке»…

– Ну и что не так?

– Должен совпадать не только ударный гласный, но и предыдущий согласный звук.

– «Тоске – щеке». Где не совпадает?

– Неточная рифма. Вот если бы «реке-щеке»…

– Какая река в пустыне?

Мать грустно усмехнулась:

– Ты прямо Незнайка.

– Ну спасибо!

Она задумчиво повозила пальцем по тачпаду. Яр следил за ней затаив дыхание. Сейчас все решится!

– Ну ладно, допустим… только допустим! – мы подпишем контракт. А учиться ты планируешь? Хотя бы школу окончить, не говоря уже о чем-то большем…

Яр пожал плечами:

– Учиться никогда не поздно, как говорил… Кстати, кто так говорил?

– Ты мне зубы не заговаривай, – не поддалась мать.

– Да пойми! – загорячился он. – Такой шанс упускать нельзя! Раз в жизни бывает…

– Откуда ты знаешь, что это именно он, твой шанс?

– Жо… Сердцем чувствую, – вовремя поправился Яр.

Мама иронически взглянула на него:

– Оно и видно, чем ты чувствуешь!

– Так что скажешь? – с замиранием сердца уточнил он.

– Нет, Ярик, извини, но я своими руками тебе жизнь ломать не собираюсь, – твердо заявила она.

– Ты сломаешь мне жизнь, если откажешься, – с тоской протянул он, уже понимая, что все бесполезно.

Стишки, рифмы… Какая ерунда! Она никогда не согласится.

С Игорем встретились днем. В клуб сегодня было не нужно, по понедельникам концертов не устраивали, и после школы они отправились в ближайший парк. Октябрь стоял теплый, листья приятно шуршали под ногами, и Яр даже для разнообразия не мерз, как обычно, когда долго торчал на улице.

– Ну что? – с ходу спросил Игорь.

Он молча покачал головой.

– Так я и думал… – понурился друг. – Вчера все понятно было… На фига ты ее вообще притащил?

Яр пожал плечами:

– Чтоб своими глазами увидела.

– Как ты после выступления дохлый валяешься?

– Кто ж знал, что она в гримерку попрется…

– Ну да, трудно было догадаться!

Они дошли до ближайшей свободной скамейки, пиная опавшие листья, и упали на нее, сбросив рюкзаки.

– А еще она сказала, что у меня плохие стихи, – неожиданно пожаловался Яр.

– Фигасе! – возмутился Игорь. – Не слушай, стихи топовые! Ты как этот… Пушкин в лицее, вот. Особенно про песок круто…

– Рифмы неточные, – скривился он.

– Ну и … с ними. Звучит-то имбово.

– Это на слух. А если читать…

– Ой, да кто тебя будет читать… – начал Игорь, но сразу умолк.

Повисла неприятная пауза, но долго молчать друг не умел.

– Слушай… – в следующую минуту осенило его. – Так у тебя же батя есть!

Яр отмахнулся:

– Я с ним не общаюсь.

– Ну и что? Его же родительских прав не лишили. Разводятся с женой, а не с ребенком.

– Они не разводились.

– Еще лучше… – обрадовался Игорь, но он перебил:

– Не разводились, потому что и не были женаты.

Друг озадаченно умолк, обдумывая эту новость. Наконец он осторожно поинтересовался:

– А че так?

– Да я сам точно не знаю, – неохотно пояснил Яр. – Мать рассказывать не любит. Вроде влюбилась в своего бывшего ученика. Или сначала он в нее… Там какая-то мутная история случилась, типа она ему жизнь спасла… [2]2
  Подробнее читайте об этом в романе Анны Антоновой «Сон Царевича».


[Закрыть] Потом ему приспичило в армию пойти, а тем временем ребенок нарисовался. И после этого все по звезде пошло…

– Из-за тебя?

– Ну, получается, да…

Игорь помолчал и неуверенно заключил:

– Фигня, ты тут ни при чем. Даже не парься.

– Я и не парюсь.

– Так и что, по документам он тебе никто?

Яр усмехнулся:

– Документы как раз в порядке. Я у матери бумагу видел, «свидетельство об установлении отцовства» называется. Там русским по белому написано, кто мой отец…

– Какие проблемы тогда? – обрадовался Игорь.

– Я уже сказал.

– У него другая семья?

– Не знаю, – неуверенно отозвался он. – Официально вроде нет…

– Даже если да! – воскликнул Игорь. – Какие вообще траблы? У тебя его номер есть?

Яр неохотно кивнул.

– Ну и звони давай.

– Прямо сейчас?

– А когда? Стеклов же сказал, что долго ждать не будет. Я их продюсерский центр загуглил, кстати – там и правда все круто и совершенно прозрачно. В рабство не возьмут…

Яр задумался. Он не знал, как обрисовать другу свои отношения с отцом, потому что их не было. То есть он знал, конечно: папа существует, но где-то отдельно от них с мамой в целом и от него самого в частности. Участие родителя в его жизни сводилось к регулярным денежным переводам, и Яра это вполне устраивало.

Может, так даже лучше! Его одноклассник Матвей постоянно жаловался, что отец вечно выносит ему мозг. И завидовал, что Яр только с мамой живет. С ней справиться проще, и взрослых не двое на одного…

Мать постоянно бесила и раздражала, хотя и старалась особо не лезть с советами, но без нее Яр не мог представить своей жизни. В отличие от отца, от которого ему досталось дурацкое отчество Елисеевич и красивая фамилия Царевич…

– Ну и че ты сиськи мнешь? – нетерпеливо бросил Игорь, заметив, что он нерешительно крутит телефон в руках.

Попробовать объяснить, что он даже не знает, как к нему обратиться? Слово «папа» было непривычным и отсутствовало в его речи. Так Яр называл отца только в дошкольном возрасте, когда тот еще изредка появлялся у них с матерью. С тех пор давно перестал, и слово само собой вышло из употребления. Если сейчас скажет, тот заподозрит неладное…

Блин, какой кринж! Стремается позвонить родному отцу. И размышляет, как его назвать. Но он не навязывается, не претендует на родительскую любовь и заботу, а строго по делу…

– Ему лет сколько? – решил прийти на помощь друг.

– Точно не помню.

– Но младше матери?

– Говорю же: он ее учеником был.

Тот присвистнул:

– В школе?

– Нет, она тогда репетитором работала.

– Сколько ж ему стукнуло, когда ты родился?

– Ну посчитай.

Игорь задумался, хотя считал всегда хорошо, гораздо быстрее его.

– Пипец, – наконец прокомментировал он. – Как нам сейчас?

– Примерно. Побольше, конечно…

– Так это еще круче, – обрадовался друг. – Лучше поймет. Мать-то, она…

Яр мрачно покосился на него, и тот оборвал себя на полуслове.

– Да она у тебя классная, – заверил Игорь. – Моя бы ни за что в клуб не потащилась. Просто у женщин сильнее тревога за ребенка проявляется. Давай звони бате и даже не парься. Сам подумай: ну нет так нет, отрицательный результат – тоже результат. По крайней мере, будем знать, что и тут факап, надо искать другой вариант… – расфилософствовался он. – Психологи говорят: если сомневаешься, представь худшее, что может случиться. И тогда станет не так страшно принять решение…

Яр поморщился. Какое худшее? Стоит позвонить, только чтобы друг наконец заткнулся. Он молча оживил телефон, зашел в адресную книгу, пролистал список и выбрал нужный контакт. Долго слушать гудки не пришлось – ему ответили почти сразу.

Сделав над собой усилие, он проговорил:

– Привет. Это я…

* * *

Сказки про любовь придумали для наивных дураков. Нельзя же все объяснять инстинктами! Самосохранения, размножения, заботы о потомстве… Но люди не животные и обладают сознанием, поэтому нужно изобрести красивое обоснование.

Так появились эмоции, душа, понятия чести и морали, а вместе с ними и чувство долга. В идеале оно должно побеждать и пересиливать всякие там сантименты. Долг превыше всего! Герой мужественно преодолевает личную зависимость и выбирает дело, за которое не жалко и жизнь положить. А тот, кто предпочитает свое мелкое счастье, остается заклеймен позором и снисходительным сожалением. Ну что с него взять, это же просто обыватель. Ради таких персонажей героям и приходится жертвовать всем, отказываясь от собственного счастья…

Никто не задумывается: если бы все были героями, ради кого и чем бы они жертвовали – ради друг друга? И мерились, кто из них сделал это героичнее…

Нет ничего плохого в том, чтобы жить для себя. Инстинкты не обманешь – они тысячами лет эволюции вырабатывались. Значит, именно так и надо себя вести для обеспечения выживаемости вида. А герои – исключение, чтобы все посмотрели и поняли, как не надо делать, это гибельный путь в никуда.

И он вполне подходит на эту роль…

Глава 8
Инверсия

Елисей не любил вспоминать бывшую. Полжизни прошло – он вдвое младше себя сегодняшнего был, а глупее – раз в сто. Сейчас не понимал, что тогда на него нашло. Влюбился в учительницу, репетитора по английскому!

Нет, он ни о чем не жалел. Значит, так нужно оказалось. Вообще-то он был благодарен Василисе: все-таки жизнь спасла. Ладно, жизнь – это слишком громко сказано, убивать его никто не собирался, – но душевного здоровья запросто мог лишиться, потерять дееспособность и стать овощем. А она не побоялась, всем рискнула ради него. Значит, тоже зацепило? Конечно, блин, зацепило, если не послала его…

Правда, прожили они вместе всего пару месяцев. Потом он в армию ушел, а когда вернулся, его поджидал сюрприз – ребенок! Почти новорожденный – сколько тогда Ярику было, месяца три-четыре? После этого все само собой сошло на нет. И расставание на целый год свое дело сделало, и то, что он из армии другим человеком пришел. Романтики захотелось, на танке покататься! Покатался…

Какой ребенок в девятнадцать лет? Учиться надо было, в универе после академа восстанавливаться, все вспоминать, а фактически – начинать с нуля. Армия ему здорово мозги перетряхнула, он даже не ожидал. Слышал, что после службы люди до неузнаваемости меняются, но не ожидал испытать это на себе…

Возможно, поэтому смог с Василисой расстаться относительно безболезненно. Ну не готов он оказался жениться и внезапно становиться взрослым! Сам еще ребенком был. И до сих пор, кажется, не повзрослел настолько, чтобы взять на себя ответственность за другого человека. О себе бы научиться заботиться! Привык, что любые вопросы за него решают родители, и никак перестроиться не мог. Правильно говорят: первые сорок лет в жизни мальчика самые сложные…

Может, конечно, когда-нибудь у него и возникнет желание жениться, но пока его нет и в помине. Зачем, если и так хорошо? Будет постоянно кто-то пилить, просить, а то и требовать, пытаться подчинить своим правилам… Придется всю свою жизнь перестраивать. Не получится ложиться и вставать, когда подходит ему, а не кому-то другому, есть что захочется, тратить деньги по своему усмотрению…

Масса ограничений и неудобств, а что взамен? Если секс, то этого добра хватает, необременительные романы никто не отменял – с такими же свободными девчонками, не желающими связывать себя семейной рутиной. Киношки, кафешки, прогулки – постоянный праздник и никаких обязательств. Разве конфетно-букетный период не может длиться вечно?..

Сейчас, конечно, этот термин первоначальный смысл утратил. Цветы даром никому не нужны, кроме романтически настроенных дурочек, а таких он предпочитал обходить стороной – и проблем в случае чего не оберешься, и не отвяжешься потом. А нормальным девчонкам на цветы плевать, к тому же они теперь поголовно за экологию: сортируют мусор, не пользуются полиэтиленовыми пакетами, срезанные цветы не уважают. Конфеты тоже в топку – все на спорте, на ЗОЖе и на позитиве. Последнее особенно ценно: больше всего Елисей не любил, когда ему выносят мозг. Едва возникал намек на нечто подобное, безжалостно рвал связь и больше к ней не возвращался. Если бы хотел пилежки и выяснения отношений, и жениться бы мог!

Еда и в целом быт? Тоже ерунда: с чем-то сам справлялся, на что-то было плевать – пыли он не замечал, например. В питании был неприхотлив: мог утром поесть и потом просто чаю попить. А захочется чего-то, всегда можно доставку заказать, как и вызвать специально обученных людей для уборки. Только ему обычно лень…

Какие еще аргументы приводят сторонники семейной жизни – будет кому подать пресловутый стакан воды в старости? Как сказал один мудрый человек, выясняется, что пить-то вовсе и не хочется… Притом для этого тоже специальные люди есть. За деньги все сделают гораздо лучше, чем родственники по нудной утомительной обязанности.

Поддержка и душевное общение? Сомнительные эфемерные вещи, в которых Елисей не нуждался. Поддержать и родители в крайнем случае смогут, а в разговорах по душам он недостатка не испытывал: до, после и даже во время секса…

Да и не очень-то ему требовался частый интим, если честно. Вернее, это не было главной целью. Тогда, наверно, гормональный взрыв случился – иначе Елисей не мог объяснить внезапно вспыхнувшей страсти к репетиторше. В голове мутилось, так хотел ее! Как никогда и никого в жизни…

И мозг, кстати, Василиса не выносила: ни пока недолгое время жили вместе, ни потом. А ведь она уже ждала ребенка и знала об этом, только ему не говорила… Быстро получилось, ничего не скажешь! Впрочем, при той буре, которая бушевала между ними, неудивительно…

Может, и правильно сделала, что сразу не сказала, – не пришлось рвать по живому, все произошло само собой почти естественным образом. Елисей будто почувствовал, что ему лучше оказаться подальше от дома! Чутье не подвело…

Он ушел во время осеннего призыва, а узнал обо всем только зимой, когда Василиса к нему на присягу приехала. Тогда он даже не осознал до конца, о чем она говорит, – у него было всего несколько часов увольнительной, и он строил на них совсем другие планы. Просил ее номер в гостинице снять, мечтал уединиться хотя бы ненадолго, много раз в красках представлял, что именно с ней сделает. А вместо этого…

Тем более родители тоже заявились и маячили поблизости, отвлекали внимание. Какой еще ребенок?..

Виноватым перед ней или чем-то обязанным Елисей себя не чувствовал. Он ничего не обещал, предложение не делал и в вечной любви не клялся. Говорил, конечно, что любит, – как раз перед уходом в армию. И это даже было правдой. Любил ее по-настоящему, а не просто хотел удовлетворить желание…

Некоторые сомнения опять же возникли. Почему не предупредила, когда перестала таблетки пить? Он бы тогда другими средствами пользовался. Врач сказала, что ничего не будет? Ну да, ну да… Как маленькая, честное слово! Может, просто использовала его.

С тех пор он таблеткам не доверял, даже если девушка честно пила их прямо при нем. Всегда сам о защите заботился – так надежнее.

Василиса тоже хороша оказалась: знала и не сказала ничего. Скрыла, когда еще варианты имелись. Елисей малодушно думал, лежа на койке в казарме: сделала бы аборт и все осталось бы по-прежнему… И сам понимал: не сделала бы. Не такой она человек – он ее характер успел неплохо изучить, хотя совсем дурак был.

Вот и еще один важный аргумент в пользу свободной жизни – продолжение рода, след на земле и тому подобное его уже не заботит. Ребенок есть, да еще какой! Почти взрослый, высокий, красивый, умный – весь в него. Василиса периодически фотки скидывала. Один из пунктов обязательной программы – вырастить сына – он выполнил. Осталось дерево с домом, но на это время есть…

Да ладно тебе, Царевич, не звезди! Ни хрена ты никого не растил, деньги только давал… А что, тоже немало. По крайней мере, по этому пункту ему себя упрекнуть не в чем – всегда делал, что мог. Пока учился, не до того было, конечно, самого родители содержали. Но когда защитил диплом, устроился в крупную фирму и начал прилично зарабатывать, стал помогать. Нерегулярно, конечно, каждый месяц не получалось, иногда просто забывал. Но, когда вспоминал, старался компенсировать…

Василиса, правда, ничего не просила. Гордая! Когда приехал из армии, встретились не сразу – несколько дней он провалялся дома, отъедался и отсыпался, даже не позвонил ей. Она тоже не беспокоила, хотя наверняка знала, что вернулся. Впрочем, откуда? С его предками она не общалась, только друг мог рассказать – вместе с Саней его из психушки вытаскивала…

Наконец, немного отойдя от жесткого армейского распорядка и заново привыкнув к гражданской жизни, Елисей написал ей сообщение. Василиса предложила встретиться, и он не посмел отказать, хотя большого желания не испытывал. Ну да, опасался того, что увидит…

Оказалось, ничего страшного – она практически не изменилась. Та же девушка, которая задыхалась в его объятиях и шептала что-то бессвязное… Та же, да не та.

Пересечься договорились возле ее дома – Василиса сказала, что сейчас ограничена в перемещениях. Она попросила подождать у подъезда и вышла с коляской, отчего у него сразу испортилось настроение. Заглядывать в нее не имелось ни малейшего желания, но она смущенно улыбнулась и кивнула:

– Вот.

Пришлось посмотреть. Запакованный в комбинезон спящий младенец не вызвал у него никаких эмоций. Василиса, кажется, поняла – отвернулась и сделала вид, что поправляет одеяло. А потом предложила, не глядя на него:

– Пойдем в парк? Мы там обычно гуляем.

– «Мы»? – немедленно прицепился Елисей. – Ты теперь говоришь о себе во множественном числе, как все овуляшки?

Сам не понимал, что за бес в него вселился, но очень уж хотелось ее задеть. Почему он должен один страдать? Ну да, он тоже пострадал – любимой девушки лишился!

Василиса удивленно взглянула на него:

– Мы же вместе гулять идем – я и Ярик…

– Кто? – удивился он.

До сих пор поинтересоваться именем ребенка не приходило ему в голову.

– Ярик, – тихо, но твердо повторила она.

– Нет такого имени, – заявил Елисей.

– А вот и есть.

– И какое полное?

– Ярослав.

Она даже не посоветовалась с ним, и это неожиданно резануло. Впрочем, какая разница? Ярик так Ярик…

Они шагали по аллее, усыпанной опавшими листьями. Елисей на каждом шагу поддевал носками кроссовок красно-желтый шуршащий ворох и не мог вспомнить, когда делал это последний раз. В армии листья полагалось сразу убирать, а с метлой в руках под бдительным надзором прапорщика особо не попинаешь…

Оба молчали, как будто спустя год им было не о чем поговорить.

– Роды – это, конечно, жесть, – наконец осторожно произнесла Василиса. – Не знаю, как другие соглашаются выдержать это испытание больше одного раза. Изначально мне было не страшно: понимала, что по-другому не обойтись, ради этого все затевается, да и не представляла толком весь процесс. Но теперь…

– Космонавты рассказывают то же самое, – сообщил Елисей, радуясь, что нашлась тема для беседы. – Пока первый раз не полетишь, не боишься – не знаешь, что тебя там ждет…

Темы хватило ненадолго – другими подробностями Василиса делиться не захотела, за что он был ей очень благодарен. Они погуляли около часа по пустынным осенним аллеям, изредка перебрасываясь словами. Малыш все время спал и никак себя не проявлял. Елисей искоса поглядывал на шагавшую рядом с ним женщину с коляской, и теперь она казалась ему совершенно чужой…

Да хрень полная. Это он сейчас так думает, а тогда вообще никаких мыслей не было. Абсолютно пустая голова.

Когда вернулись к дому и остановились у подъезда, Василиса неуверенно спросила, глядя в сторону:

– Ты в свидетельство будешь записываться?

Елисей сразу понял, о чем речь – мать просветила. Конечно, от предков ничего скрыть не удалось, и они успели поездить по его ушам не хуже прапорщика.

– Лучше ей в строке «отец» прочерк поставить, – втолковывала та. – Будет как мать-одиночка всякие льготы и пособия получать. Гораздо выгоднее.

Он тогда слушал вполуха, не особенно вникая. Пособия, льготы – ну и тоска! Это что-то на старперском…

– И на наследство претендовать не сможет, – вкрадчиво заметила мать.

Елисей словно очнулся:

– Кто?

– Да ребенок же! Нет документов, значит, никаких прав… А у тебя же появится своя семья? Жене и детям это не понравится…

Он так посмотрел на нее, что мать смешалась и пробормотала:

– Решай сам, конечно. Но я бы не советовала…

Именно поэтому сейчас, когда Василиса спросила, он твердо ответил:

– Да, давай.

На ее лице отразилось облегчение, значит, переживала из-за этого. И Елисей был уверен, что вовсе не из-за наследства.

– А фамилия?

– И фамилия, – великодушно кивнул он. – И отчество, само собой.

Ему было не жалко. Пусть еще один Царевич подрастает. Как она сказала – Ярослав? А что, неплохо. Вкус у нее хороший. Взять хотя бы его…

Самомнения у него с тех пор поубавилось, но о своем решении Елисей ни разу не пожалел. Однако что-то не давало ему покоя. Словно царапало изнутри, вызывая смутное ощущение, будто жизнь идет как-то неправильно. Поэтому он не любил вспоминать бывшую. Но почему-то постоянно это делал, и в последнее время все чаще…

– Я тебе буду всяко помогать, но жениться пока не готов, – сказал он ей тогда на прощание. – А тем более ребенка воспитывать. Я бы вообще хотел своего ребенка увидеть, когда ему стукнет лет четырнадцать…

Василиса промолчала и наклонилась к коляске, хотя малыш по-прежнему спал и не проявлял никакого беспокойства. Может, слишком резко прозвучало, зато честно. Зачем обманывать ее, заставлять ждать и надеяться? Пусть не чувствует себя привязанной к нему и устраивает личную жизнь, он не против…

Елисей не знал, как у нее с отношениями, – не будешь же спрашивать. Василиса его не донимала: ничего не просила и никогда не настаивала, чтобы он общался с ребенком. Он и не общался, нисколько не переживая по этому поводу. Голос крови у него так и не проснулся.

По Василисе он, конечно, первое время скучал. Год воздержания в армии сказывается, утешал себя Елисей. Впрочем, эту проблему он быстро решил. А вот остальные…

Да ладно, нет у него никаких проблем! Все в порядке. Молодой, успешный и, главное, свободный. Но сейчас, когда сын внезапно позвонил и попросил подписать какие-то бумаги, то самое чутье подсказывало, что скоро они появятся…

* * *

Свобода – не когда ты ни от кого не зависишь, а когда от тебя никто не зависит. Стоит понять эту простую истину, и сразу многое становится на свои места. Именно поэтому детство считается самым счастливым временем в жизни человека – нет никакой ответственности ни за себя, ни за других. Жаль, что осознать это можно только значительно позже, когда благословенные дни далеко позади.

Притом в детстве ты полностью бесправен и вынужден делать то, что говорят другие, пусть они и действуют из лучших побуждений. Неужели это и есть высшее счастье?

Когда же появляются свои дети или возникает необходимость заботиться о старших родственниках – все, ты уже не свой собственный и не можешь позволить себе многое из того, что делал раньше. Не пойдешь без крайней нужды на серьезные шаги – разрыв отношений, ссору с начальником, конфликт с соседом. Сто раз подумаешь, на что лучше потратить деньги, при этом твои собственные желания окажутся на последнем месте.

Получается, есть небольшой отрезок, когда ты уже не ребенок, но еще не взрослый настолько, чтобы нести за кого-то ответственность. Именно это – лучшее время в жизни, а вовсе не детство. У одного оно совсем короткое, у другого, наоборот, растягивается до бесконечности. А когда наконец захочешь сам о ком-то позаботиться, окажется, что желающих нет.

Оставаться вечным ребенком приятно. Но можно слишком заиграться. Хорошо, что у него не будет такой возможности…