Текст книги "История Странноприимного дома"

В 1752 году в Яковлевском монастыре произошло обретение мощей святителя. Начались чудесные исцеления, о которых митрополит Арсений сообщил Синоду уже через три недели. Святейший Синод дал разрешение на постройку каменной церкви во имя святителя Димитрия при монастыре только в 1794 году. Строительство осуществлялось на средства Н. П. Шереметева зодчими Назаровым (он же первый архитектор Странноприимного дома), Мироновым и Душкиным – крепостными графа). Ежедневно в этом храме совершалась ранняя литургия для поминовения рода Шереметевых, а сам Димитровский собор до сих пор называют Шереметевским.

23 февраля 1803 года не стало графини Прасковьи Ивановны. Она скончалась от туберкулеза, оставив новорожденного сына и безутешного супруга. Перед смертью графиня попросила, чтобы ей принесли образ святителя Димитрия Ростовского Чудотворца, и благословила им своих близких. На следующий день после смерти жены Шереметев без промедления поставил императора Александра в известность о своем браке и рождении сына. Царь признал маленького Дмитрия законным наследником. Церемония прощания прошла в узком кругу преданных друзей: в последний путь графиню провожали граф Николай Петрович, старый мудрый архитектор Джакомо Кваренги, друзья-актеры, да несколько почитателей таланта. Прасковью Шереметеву похоронили в Петербурге, в Александро-Невской лавре, в церкви Святого Лазаря. На могильной плите была высечена надпись:

Храм добродетели душа ее была,

Мир, благочестие и вера в ней жила,

В ней чистая любовь, в ней дружба обитала.

Современники вспоминали Прасковью Ивановну как необычайно способную актрису, очень доброго и отзывчивого человека. «В минуты обаяния, которое невольно охватывает вас при взгляде, приобретают весь смысл и все значение – и эта казавшаяся неправильность в овале лица; и эти глаза, равно сильные и нежные во взоре своей глубиною и влажностью; и эта томность, близкая к слабости… Но в то же время смуглый колорит, готовый засвидетельствовать твердость воли и силу натуры» (Безсонов П. Прасковья Ивановна графиня Шереметева. М, 1872).

После смерти графини к строительству будущего Странноприимного дома привлекли архитектора Кваренги, чтобы тот превратил уже наполовину выстроенное здание в памятник замечательной русской женщине и прекрасной искренней любви, соединившей графа Шереметева и крепостную актрису. После смерти любимой жены Николай Петрович решил: Дом станет великолепным дворцом для нуждающихся в помощи, и существенно изменил проект здания.

Джакомо Антонио Доменико Кваренги

В «Переписке графа Николая Петровича Шереметева и его завещательном письме своему сыну» (изданной в 1896 году) можно было прочесть: граф нашел в будущей жене «украшенный добродетелью разум, искренность, человеколюбие, постоянство, верность… привязанность ко святой вере и усерднейшее богопочитание. Сии качества пленили меня больше, нежели красота ее; ибо они сильнее всех внешних прелестей и чрезвычайно редки. Они заставили меня попрать светское предубеждение в рассуждении знатности рода и избрать ее моею супругою».

Император Всероссийский Александр I (Благословенный)

В 1803 году граф с помощью верного помощника Малиновского подготовил письменное обращение к государю, в котором просил оказать поддержку новому учреждению: освободить Странноприимный дом «от всяких обывательских повинностей», обеспечить охрану дома военным караулом, обязать Дворянское собрание Москвы всячески помогать учреждению и его деятельности, а всех, кто станет в нем работать, считать «в действительной Вашего Императорского Величества службе» и награждать их чинами, когда прослужат установленное законами время. Император Александр выполнил все просьбы действительного тайного советника и обер-камергера графа Шереметева и подписал «Учреждение и стат Странноприимного в Москве Дома…».

Кроме того, он обязал опубликовать данный документ на русском и немецком языках. Царский именной указ предписывал «издать его во всеобщее известие, чтобы сведомо было всем столь благотворительное заведение и благоразумный образ его устройства». «Образ устройства» заведения и вправду был весьма четким и продуманным – Малиновский и Шереметев определили всю его будущую деятельность на многие годы вперед. Были точно рассчитаны расходы, необходимые на содержание каждого работника и жителя Дома, выделены ежегодные суммы (22 тысячи рублей в год) на общественные вспоможения и непредвиденные расходы.

Также строго определялись обязанности всех обитателей Странноприимного дома. Главный смотритель, «ответствовавший за все», должен был не только следить за внутренним распорядком Дома, но и придирчиво отбирать будущих его жителей. Чтобы любой из них «не по одной токмо бедности, – как говорилось в указе, – но и по безпорочному своему поведению достоин был оказываемого милосердия, чтоб сие заведение отнюдь не послужило приютом праздности и чтоб наглый тунеядец не похищал от руки благодетельной то, что назначено отцу семейства». Тем, кого уже определили в Дом, также вменялось выполнять все предписанные правила поведения и «жизнь вести смиренную, миролюбивую и непраздную, удаляясь от всякого порока». В подчинении у главного смотрителя было три помощника: по экономической, исполнительной части и по общественным вспоможениям (при этом каждый год помощники должны были меняться своими должностными обязанностями). Видов пособий было пять: на замужество не имеющих приданого девиц (тех, кто получит помощь, определяли ежегодно в день памяти Прасковьи Ивановны – 23 февраля), помощь оскудевшим семьям, обедневшим ремесленникам, вклады в святые обители и церкви и так называемый предохранительный капитал для непредвиденных случайностей (пожара, «необычайной дороговизны» и т. д.). Доктор, в подчинении которого находились лекари и подлекари, обязан был лечить не только обитателей приюта, но и «страждущих вне Дома бедных», ежедневно посещать всех больных и разделять пациентов «по сортам болезней их», чтобы выздоравливающие не имели возможности заразиться.

Чтобы «Странноприимный в Москве дом» еще много лет мог оказывать помощь нуждающимся, Шереметев решил продать три своих дома (один в Петербурге, на Миллионной улице, два в Москве, на Воздвиженке и на Никольской), а «все вырученные из того деньги обратить в капитал, который бы вечно и неотъемлемо принадлежал заведению». Деятельность Странноприимного дома должны были поддержать и доходы с имения в Тверской губернии – села Молодой Туд с деревнями (отныне потомкам Шереметева запрещалось продавать его). Так, за 100 лет до Альфреда Нобеля русский дворянин распорядился своим состоянием схожим с известным ученым образом, только назначил выдачу денежного вознаграждения не за выдающиеся способности, а за выдающуюся бедность.

21 апреля 1803 года, утвердив доклад графа о будущем Странноприимном доме, Александр отправил Шереметеву рескрипт:

«Желая ознаменовать отменное наше уважение к добродетельному Вашему подвигу в учреждении иждивением Вашим для призрения бедных и больных и доставить Вам залог той признательности, каковая в памятниках человечества и благотворительности всегда к учреждению сему сохранится, мы признали справедливым возложить на Вас орден Святого Владимира Большого креста Первой степени, установленный в награду изящных гражданских деяний. Препровождая к Вам при сем знаки сего ордена, удостоверены мы, что отличие сие тем более будет для Вас драгоценно, что оно будет сопровождаемо благословениями всех благомыслящих и отечественные добродетели чтущих».

Орденом Святой Анны Второй степени (с алмазом) был награжден Алексей Федорович Малиновский. Правительствующий Сенат получил императорское распоряжение о награждении графа Николая Петровича Шереметева именной золотой медалью и оповещении других русских городов о его разумных и по-настоящему необходимых действиях.

Изготовление медали было возложено на главного медальера Лебереха. На одну сторону поместили портрет Н. П. Шереметева. С другой стороны медали была изображена аллегория добродетели – женщина с пальмовой ветвью в руке. Алексей Сергеев в «Статистико-историческом обозрении Странноприимного в Москве дома графа Шереметева» описывал рисунок так:

«…В правой руке хлебных колосьев, в левой сосуда здравия, подавая бедной женщине с грудным младенцем, под видом колосьев, хлеб насущный; а других исцеляет, представляя дряхлому старику, сидящему на голом камне, сосуд здравия».

Сверху был расположен евангельский девиз: «Милосердова» (10:33, Евангелие от Луки), внизу – надпись «От Правительствующего Сената 1804 год». Но лишь в 1820 году медаль смогли изготовить и вручить единственному сыну Шереметевых – молодому графу Дмитрию Николаевичу.

В 1804 году граф Николай Петрович Шереметев уже написал духовное завещание. Он обращался к сыну – просил похоронить его там, «где любезнейший и драгоценнейший чувствиям моим прах моей супруги, а твоей матери графини Прасковии Ивановны…» Говорил о том, что место для будущей могилы уже выбрано и приготовлено (обложено камнем). Сделана уже и могильная доска. Роскошной прощальной церемонии – как и величественного надгробного памятника – граф не хотел: просил, чтобы православный обряд прощания был более чем скромным. Не хотел и траура – просил близких обойтись без него: «…Траур виден на лице и в добрых поступках, ибо сердечное сокрушение человека часто на благие дела его направляет».

Позаботился граф и о строящемся Доме (в завещании указаны все суммы, определяемые на его содержание): «Сыну завещаю, наблюдая обязанность и должность истинного христианина во внимании к человечеству, страждущему в болезнях и бедствующему от несчастных приключений, иметь неусыпное попечение о предписанном устрояемом в Москве Странноприимном доме, дабы оный навсегда существовал на твердом основании».

Достигнув совершеннолетия в 1824 году, граф Дмитрий Николаевич принял обязанности попечителя Дома и оставался им еще 47 лет – до конца жизни (1871 год).

«Поставляя неусыпное об оном Странноприимном доме попечение делом богоугодным, – добавлял в завещании граф, – исполнять оное с истинным удовольствием». Забота о Странноприимном доме становилась обязанностью всех последующих поколений Шереметевых.

В помощь Кваренги Шереметев пригласил других знаменитых мастеров: живописца Доменико Скотти, скульптора Гавриила Тихоновича Замараева, скульпторов Фортини и Кампиони, резчика по дереву Эрке.

В проект были внесены значительные поправки. С внешней стороны центра фасада теперь возводили полукруглую ротонду – из двух рядов белокаменных колонн. Фронтон предполагалось украсить «всевидящим оком» с лепным сиянием вокруг. В четырех нишах поместили скульптуры евангелистов Марка, Луки, Иоанна и Матфея.

Эскиз работы Кваренги

Архитектор позаботился не только о красоте, но и об удобстве строения: был спроектирован внутренний теплый коридор, чтобы жители Дома могли без затруднений перемещаться из левого крыла в правое. По рисункам зодчего строители возвели ограду Дома (расходы на работы составили 6100 рублей): 20 железных решеток укрепили между белокаменных столбов (на каменном же основании). Ворота из восьми колонн расположились в центре ограды. Зодчий приготовил рисунок для каждой детали – как внешнего, так и внутреннего облика Дома (карнизов, барельефов и т. д.), составил проект строительства для каждого из четырех флигелей: Сухаревского, Спасского, Главного смотрителя и Докторского.

Трудности начались, когда приступили к выполнению проекта. Кваренги не мог отлучаться из столицы (Петербурга) надолго; нужен был кто-то другой для наблюдения за строительством и воплощением в жизнь намеченных знаменитым архитектором целей. Руководство работами предложили первому зодчему – Е. С. Назарову, но тот отказался от выполнения нового проекта. Тогда граф решил прибегнуть к помощи крепостных архитекторов Миронова и Дикушина. Но зодчий Кускова Алексей Федорович Миронов был уже очень стар – здоровье не позволяло справиться с обязанностями. А помощник его, Григорий Дикушин, не обладал необходимыми способностями. В итоге Малиновский пригласил нового заведующего стройкой – Франца Ивановича Кестнера (он принимал участие в строительном надзоре за Сухаревой башней). Алексею Федоровичу Миронову поручили готовить сметы и планы на работы. Сделанное он представлял на утверждение Малиновскому. Фактически главный смотритель долгое время сам заправлял всеми делами по возведению зданий. 23 мая 1804 года А. Ф. Малиновский писал Шереметеву: «…Сам редкий день пропускаю о всем своими глазами удостовериться». Протоиерей Федор Малиновский очень беспокоился за сына. В письме графу 21 марта 1804 года он сообщал, что тот, «будучи болен, томит себя делом по ночам и, не давши оправиться после болезни, ходит на строение». 22 мая 1804 года произвели закладку всех четырех флигелей.

Приступили к внутреннему облику нового храма Живоначальной Троицы. Правый придел его был освящен в честь Святителя Николая Мир Ликийских Чудотворца, левый – в честь Святителя Димитрия Ростовского. С западной стороны с церковью соседствовала колокольня. В скором времени там должны были зазвонить пять колоколов из бывшего Ксенинского храма.

Прославившийся своими росписями московских церквей итальянец Доменико Скотти на внутренней стороне купола церкви Живоначальной Троицы изобразил «Триипостасное Божество в славе», а под куполом – четырех евангелистов. Тридцать шесть икон – во всех трех иконостасах – также написаны им.

В алтаре на горнем месте находилась большая картина Скотти «Коронование Богоматери», в царских вратах – шесть образов, принадлежащих его кисти (им же были украшены и все стены церкви). Эскизы всех лепных украшений – как в храме, так и на фасаде – были созданы Кваренги.

Воплотил замысел великого архитектора Гавриил Замараев, лучший скульптор Первопрестольной. На боковых стенах храма он же изваял два белых барельефа: «Воскрешение Лазаря» и «Избиение Иродом младенцев». Его рукой были созданы и все архитектурные украшения в столовом зале, во впадинах над нишами, коленопреклоненные ангелы в иконостасе. Шереметев был в восторге от искусства Замараева и сверх обговоренной суммы в 100 рублей заплатил еще 400. Фигуры апостолов в 1817 году предоставил Дому скульптор Фортини. «Воскресение Христово», написанное Николаем Аргуновым, крепостным живописцем Шереметева (автором портрета Прасковьи Ивановны), привезли в Странноприимный дом в 1808 году. Орнаменталист Кампиони работал над колоннами, расположенными перед трапезной и перед иконостасом. Художественной резьбой по дереву занимался Эрке. 10 июля 1806 года, по завершении основных работ, митрополит Московский Платон разрешил увенчать купол нового храма позолоченным крестом.

Одновременно со строительством велись работы по устройству будущего сада Странноприимного дома. Руководил ими Маннерс, останкинский садовник. Старые постройки сносили, стараясь не трогать деревьев, а на освободившемся пространстве высаживали новые растения. На месте древней Ксенинскои церкви установили памятный знак – три (по числу престолов) каменные горки с деревянными крестами.

Дом еще не был открыт, а уже обращались к главному смотрителю Малиновскому за помощью неимущие москвичи (согласно записке Шереметева к дню открытия Странноприимный дом полагалось полностью укомплектовать). Как только опубликовали «Учреждение…», Алексею Федоровичу стали вручать прошения о денежной помощи или принятии в богадельню. До 1807 года он лично проверил многих просителей (опять же по инструкции, разработанной самим Малиновским и утвержденной Александром I), о чем докладывал графу Шереметеву: «В течение трех лет многие бедные люди являлись ко мне с письменными и словесными просьбами о разных вспоможениях. Ни отказывать им, ни обнадеживать я права не имел, а записывал только для памяти имена их, а некоторых при удобном случае освидетельствовал». 28 октября 1807 года Малиновский сообщал Николаю Петровичу, что все работы по строительству здания «генерально проведены к окончанию», добавляя, что «красивость и прочность во всем строении такова, что для самой зависти трудно сыскать хулу». До начала работы больницы оставалось еще три года, но уже был назначен старший доктор: им стал шотландец Яков Вильгельмович Кир, проработавший впоследствии здесь 32 года.

В 1808 году Алексей Федорович направил графу в Петербург «реестр по алфавиту прозвищ». Каждое имя сопровождалось результатами его наблюдений – краткими сведениями о просителе.

Так, о вдове-полковнице Анне Римской-Корсаковой главный смотритель сообщал: «Стара; была в плену у черкес и там лишилась имения и детей, оттуда искуплена». Упоминая об отставном титулярном советнике Федоре Рейлисе, указывал: «Негодный человек, под судом за утайку денег, но жена и малолетние дети возбуждают к соболезнованию».

Были и те, кому Алексей Федорович помогал лично. «Единовременного вспоможения» просил семилетний «Беляев Василий Николаев, сын действительного статского советника, внук знаменитого морехода англичанина Беринга». Рядом с его именем Малиновский приписал: «Дитя мне известное, в котором по сиротству и неимуществу я интересуюсь. А. М.».

Шереметев заблаговременно, составляя завещание, позаботился о том, чтобы назначить попечителем Странноприимного дома генерал-майора Василия Сергеевича Шереметева (по причине доверия к известным ему добродетельным качествам Василия Сергеевича, «в том числе по скромному житию и бережливости от расточения, похвальному попечению о воспитании детей своих в добродетели и в благоправии и потому в несомненной надежде на добрые их, детей его, соответственно отцовским, качествам, а дабы все недвижимое навсегда осталось в роде Шереметевых…»).

2 января 1809 года граф скончался от сильной простуды.

О, если Шереметев к дням

Своим еще прибавил веку…

Так впоследствии напишет Державин.

Граф пережил жену всего на шесть лет. И, как и она, не стал свидетелем открытия Странноприимного дома. Но он оставил этот мир, будучи спокойным за свое дело: оно было в надежных руках соратников, которые позаботились о том, чтобы все его замыслы и благие намерения были воплощены в жизнь.

Впоследствии среди документов Дома, относящихся к 1810 году, было обнаружено стихотворение, поводом к которому стало получение автором «известия о болезни графа Николая Петровича Шереметева». Были в нем и такие строки:

Ужель, Владыко мой, из множества несчастных,

Призренных милостью примерной под луной,

Нет десяти, грехам смертельным непричастных,

Которых мог бы вопль услышан быть тобой.

Как много есть сирот, которы с колыбели

Воззвали бы к тебе, взор устремив горе,

Когда б они о том понятие имели,

Что благодетель их страдает на одре.

Воздвигни хоть для них ты мужа благотворна!

Он много сделал им и делает добра;

Тебе, Бог благости, смерть лютая покорна:

Рцы слово – и твой раб воспрянет от одра.

Граф Василий Сергеевич Шереметев

Новому попечителю приюта и больницы – генерал-майору Шереметеву – Малиновский вручил строительные отчеты за 1803–1810 годы и доложил «о готовности всего строения». 28 марта 1810 года прошло первое заседание совета по подготовке Странноприимного дома к открытию: были определены расходы на заведение аптеки и приобретение хирургических инструментов. Из графских домов – воздвиженского, останкинского, кусковского – доставили будущее убранство учреждения. Из Петербурга привезли портреты Николая Петровича и Прасковьи Ивановны.

Руководить обустройством дома стал опекун маленького графа Дмитрия П. Н. Духовницкий. Для богадельни были куплены железные койки с матрацами, обтянутыми тиком. Каждому призреваемому полагались две тиковые перовые подушки, три перемены холщовых наволочек, один затрапезный халат. Позаботились и об одежде: женщинам выдавали по байковому капоту, три чепца, два платья. Мужчинам – сюртучные пары из холста, байки и сукна, а также пару колпаков.

В женском отделении больницы поместили Тихвинскую икону Божией Матери в серебряном окладе. Образ был чтим Шереметевыми. До того как икона попала в Дом, перед ней молились прихожане Ксенинской церкви. В богадельню (тоже в женское отделение) определили икону «Тайная вечеря» и Федоровскую икону Царицы Небесной (внизу на финифти было подписано: «Сей образ перешел из Ксенинской церкви в Троицкую, что в Странноприимном графа Шереметева доме»).

Из Ксенинского храма перешел в храм Живоначальной Троицы и образ Казанской Божией Матери: в нем хранилась частица мощей святителя Николая Чудотворца. Были в новом храме и образ святителя Димитрия Ростовского, и икона Святой Троицы (с тремя серебряными венчиками). В церкви Дома появились первые святыни.

Незадолго до торжественного дня открытия Малиновский по завещанию Шереметева распределил деньги на вклады в храмы и благотворительные заведения. Помогли бедным, которым не хватило места в богадельне, невестам-бесприданницам, родственникам «на пристойное погребение бедных»; совершили «искупление из темниц» сидевших за мелкие долги. «Я не надеюсь ничем другим успокоить страждущий мой дух, – записано в напутствии Шереметева, – как только одним пособием для бедствующих, а потому, желая окончить давно уже начатое строение Странноприимного дома, сделал я предложение к устройству оного, отделяя знатную часть моего иждивения».

В завещании сыну Дмитрию граф сообщал, что учреждение дома милосердия было сделано «во взаимном и тайном согласии нашем с матерью твоею, еще при жизни ее, – облегчить страждущее человечество, а по кончине ее произведено в действо учреждением Странноприимного дома и разными вспоможениями бедным по ее завещанию».

Открытие учреждения состоялось 28 июня 1810 года (спустя 101 год и один месяц после того, как дед Шереметева одержал победу под Полтавой). На торжество пришло множество московских жителей разных рангов и сословий. Шумиха вокруг благотворительного заведения не утихала, в огромном количестве появлялись восторженные стихотворения. В одном из них основатель Дома сравнивался с самим Творцом:

Кто сирых милует и помнит о вдовах,

Кто мужа сим собой, отца тем заменяет —

Тот Богу в благости делами подражает,

Тот есть сын Вышнего, как говорит Сирах.

Писатель Александр Дюваль прочел во Французской академии элегию «Обращение к тени графини Шереметевой» (в ней рассказывалось, как призрак супруги внушил графу мысль о благотворительности). На открытии Дома звучали «Стихи к благодетельному вельможе» (подобных им было тогда множество). Стихи же, посвященные Малиновским маленькому сыну Шереметевых Дмитрию, поместили в куполе новой церкви Странноприимного дома вместе с изображением (в виде одного из ангелов) маленького графа:

В небесной славе здесь парящим по эфиру

Средь ликов ангельских твой вид изображен.

Живя между людьми, явишь собой ты миру,

Что к вечным истинам и дух твой воспарен.

В середине девятнадцатого столетия художник Фартусов восстановил изображения в куполе храма – но уже без надписи.

Перед самым открытием – 24 июня – совет Дома впервые рассматривал просьбы бедных невест о назначении приданого (на этот вид помощи указала в завещании графиня Шереметева). Размер приданого для каждой из девяти отобранных девушек определял жребий. Одной досталась тысяча рублей, двум – по половине этой суммы, шести – по 300. Совет назначил и дополнительное приданое – уже без жеребьевки: еще шести невестам по 200 рублей и десяти – по 100. Получить приданое можно было по предъявлении свидетельства венчавшего священника. В течение пяти лет девушка должна была вступить в брак – иначе утрачивалось ее право на приданое. Однако позже совет разрешил тянуть жребий и тем, кто не смог в пятилетний срок выйти замуж – при условии, что девушки были «по бедности и хорошему поведению достойными уважения, а летами еще молоды».

Почетные граждане Москвы получили более тысячи пригласительных билетов на открытие. В Доме уже находились все будущие богаделенные, все, кому было назначено пособие, все бедные невесты, которым доставалось приданое. Гостей и желающих увидеть торжественную церемонию было множество.

Во главе почетных гостей прибыл главнокомандующий – московский военный губернатор граф Иван Васильевич Гудович. Почтил Дом своим присутствием и преосвященный Августин (впоследствии митрополит Московский и Коломенский – именно он в 1812 году спасет святую икону Владимирской Божией Матери). Сопровождали его два архимандрита, два протоиерея и 13 священников. Ими был освящен главный храм Живо-начальной Троицы (придел Святителя Николая Чудотворца освятили уже 7 июня, а придел святителя Димитрия Ростовского Чудотворца – 27 июня).

Торжественную литургию служил также преосвященный Августин с прибывшими архимандритами, протоиереями и священниками.

Когда богослужение завершалось, настоятель храма Живоначальной Троицы отец Алексей Отрадинский обратился к присутствующим со словом на евангельский текст: «…Благотворения и общения не забывайте, таковыми бо жертвами благоугождается Бог».

Он говорил о задачах открывшегося учреждения, где «тысячи больных и страждущих, сирых, бедных и беззащитных найдут себе покой и отраду, найдут вожделенный призор, после которого не прольется ни одной слезы, кроме удовольственной и признательной, не услышится ни единого вздоха, кроме радостного и чувствительного, кроме искреннего и благодарного…».

Напоминал о необходимости помощи ближним – ибо способность к ней дана человеку создателем: «Нет вещи в сем мире, которая б в своем роде не была для других полезна, и нет вещи, которая бы нужного для себя в природе не обретала. Вселенная скреплена такою цепью, где ни одна вещь без другой обойтись не может; где каждое существо одно другому служить, помогать и споспешествовать сотворено».

Отец Алексей обращал внимание и на то, что доброе начинание графа Шереметева не исчезнет с течением времени. Памятью о нем и его продолжением станет сама деятельность Дома: «Были и есть сострадательныя души: многие любили странноприимство, помогали бедствующим, и ныне не без таких людей, которые расположены для ближних делать добро, но сии благодеяния суть или единовременны, или не продолжительны, пока существуют благотворители; между тем, как здесь всякой безмятежно проведет дни свои до поздней старости, и на спокойном ложе, с исполненным любви сердцем к Учредителю и с твердым упованием на Бога мирно закроет взоры свои, здесь в один год несколько немощных и расслабленных воспрянут от болезненных одров своих, и с благодарной душой отидут каждый в свое место. Здесь один получает себе пособие ныне, другой в непродолжительном времени… и доколе не померкнет солнце, доколе будет существовать мир, дотоле будут неизменны благодеяния места сего. Можно пророчески сказать, что сие благодетельное заведение будет нарочитое уничтожение бедности и нищеты. И, если бедность есть иногда поводом к беззакониям и распутствам, то уменьшение оной есть пресечение пороков и умножение нравственности…»

Хронологическая таблица