Текст книги "Старый дом"

Нельзя сказать, чтобы все уж жильцы воспринимали свалившуюся напасть как данность. Некоторые, особенно прогрессивные в смысле наметившегося в последнее время поворота в сознании масс к корням и истокам, думали, что освящение дома поможет избавиться от проклятья. Два года назад приглашали в дом батюшку из Елоховского собора. Но дело не заладилось. С самого начала не желали разгораться в доме церковные свечи – чадили и гасли, затем разлилась святая вода, а в довершение всего сам батюшка поскользнулся на лестнице между вторым и третьим этажами и вывихнул ногу. На этом все дело было закончено. Впрочем, всезнающая Матвевна потом говорила, что все равно бы из этого ничего путного бы не вышло – надо было не лестницу святить, а служить заупокойную, а этого сделать нельзя, так как имени-то несчастной все равно никто и не знает. Ровно через неделю после описанных событий новый жилец из верхней квартиры, поехав в командировку в Америку, зашел по делам в офис фирмы, располагавшейся на сотом этаже одной из башен-близнецов. Надо ли говорить, что это случилось в аккурат одиннадцатого сентября? После этого семья погибшего выехала из дома, кажется, вообще бросив квартиру пустой, а следом за ней уехали соседи со второго… В общем, проклятый дом, и только.

Игорь не знал, что и думать. Бредовая история, нечего больше сказать. Впрочем, и сама-то Маша не производила впечатления душевно крепкой особы… Кстати, а как она сама оказалась в таком проклятом доме? Именно этот вопрос Игорь ей и озвучил.

Все оказалось банально донельзя. Маша вышла замуж, жила у мужа. Сама она из Подмосковья, у мамы там сельский дом, жить в нем семьей несподручно, если только летом, и вообще – Москва есть Москва. Родился ребеночек, мальчик. Стали ругаться. Год так ругались, ругались, потом – как бывает, не сложилось, подали на развод. В деревню Маша с ребенком ехать отказалась, пришлось разменивать мужнину квартиру. Разменом занимался сам муж, оно и естественно – мужское дело. Он и нашел эту квартиру для Маши. Неизвестно, был он в курсе проклятия, или нет, Маша только помнит, как он радовался – еще бы, за три комнаты выменял четыре, им с сыном эту, и себе где-то в Измайлово. И она тогда рада была – в Москве осталась, в своей квартире, да еще место такое хорошее…

Матвевна, конечно, к ней в первый же день притащилась, стала пугать. Ну да Маша особо-то не верила, мало ли, что темная бабка порасскажет. Несколько лет она так спокойно жила. Да, при ней на шестом мальчика в армии убили, а сосед с третьего под машину попал, ну да с кем не бывает… После истории с освящением Маша, конечно, тоже струхнула, но, подумав, совсем уж было решила списать свой страх на массовый психоз от терроризма…

И тут у нее мальчик начал болеть. Ему уж семь лет исполнилось, в первый класс пошел. Он и в садик ходил, и все нормально было, болел, конечно, как все – ветрянка, грипп там. А тут – одна болячка на другой, просто как сглазили. Ангина, скарлатина, потом – мононуклеоз, и не выговоришь. Полгода почти болел, синий весь стал, прозрачный. Тут, хорошо, лето началось, Маша его в дервню увезла, он там выправился. Вернулись осенью – и снова та же история. Ни с того, ни с сего началась аллргия какая-то, кашель жуткий. Врач говорит – астма. Тут уж Маша перепугалась вконец, сгребла ребеночка, увезла к маме совсем. Там – опять все прошло, но больше она рисковать не будет. Черт с ней, с квартирой, с Москвой, не надо ей ничего, был бы сыночек здоровый. Стала продавать – ни в какую. В агентствах как услышат, что за дом – просто трубку бросают. Вот она мыкалась, мыкалась, а тут ей Ольга Петровна звонит. Маша ей все рассказала в общих чертах, но потом поговорила, смотрит – пожилая женщина, живет одна, если придет кто – так только дочка. Вроде бы так – не страшно, вот как Матвевне. Решила, что можно будет избавиться наконец. Рада была. А тут – Игорь. И что ей делать теперь? На что надеяться? А совсем историю не рассказывать тоже нельзя, грех такой на душу брать. А может, Ольга Петровна все же сама надумает? Она бы еще цену сбавила…

– Н-да. – Игорь покачал головой. – Ольга Петровна вряд ли чего надумает, она и своей квартирой довольна. И цену сбавлять не надо – куда уж ниже-то. Риэлтора, я так понимаю, своего тоже нет? Ну ничего, у Ольги Петровны есть знакомый, сделает за двоих. В общем, Маша, будем оформлять сделку.

– Да вы что? – У Маши аж дыхание перехватило. – Да нельзя же вам!

– Не знаю ничего. – фыркнул Игорь. – Квартира мне нравится, цена подходит, с условиями я ознакомлен. Если других возражений нет – чего тянуть-то?

– Да я… Да вы… – Маша совсем растерялась. – Спасибо вам конечно, но только… Если вы из-за меня, так я не затем… В смысле, меня не надо жалеть… Я не потому…

– А кто жалеет-то? Меня, знаете, не так-то легко разжалобить, я сам кого хочешь разжалобить могу. Мне просто квартира нужна, я разные видел, эта мне больше всех нравится. А проклятие – мы еще посмотрим, кто кого. В общем, я назавтра с риэлтором договариваюсь? А то мне скоро жить негде будет.

Оформить все удалось на удивление быстро. Правда, когда знакомая Ольги-Петровнина риэлторша узнала, в каком доме Игорь покупает квариру, она раскрыла глаза на пол-лица, и разговаривала с Игорем осторожно, словно с больным. Но дело свое делала ловко. Да и Маша, избавившаяся ввиду скорой продажи квартиры от своих страхов, проявила неожиданные для Игоря деловые качества и житейскую сметку. Документы у нее все были в порядке, ребенка она ухитрилась то ли заранее выписать, то ли вообще не прописывать, в общем, оформить все удалось меньше, чем за три недели. Кваритрная хозяйка, услышав красочный рассказ об игоревых подвигах на жилищной ниве, смилостивилась и разрешила ему дожить оставшиеся до переезда дни, хотя они и перебирали немного отмеренный ею самою же месячный срок.

Оформив все до конца, получив на руки нужные бумажки и деньги, Маша в тот же день отдала Игорю ключи.

– На всякий случай, – сказала она. – Чтобы вещи завозить понемногу, то-другое.

– А вы как же?

– А я завтра съезжаю. Уже и машину заказала. Да у меня и вещей-то немного.

– А как же… Где же вы теперь жить будете? – Игорь и сам не понял, чего он лезет не в свое дело, но Маша ничуть не обиделась и не удивилась.

– А я пока у мамы поживу. В деревне. Там ничего, можно, и до Москвы всего полтора часа на электричке. Я и работаю не каждый день, так что справлюсь. А потом погляжу – может, куплю что-нибудь маленькое, деньги-то есть теперь. Но не сразу, надо в себя прийти.

Игорь вдруг поймал себя на мысли, что ему интересно, кем именно работает Маша. Но этот вопрос задавать было уж совсем не по делу, и он промолчал. Стали прощаться.

– Я там свой телефон оставила, на подоконнике, на бумажке, – сказала Маша. – Мало ли, звоните, если что. Спасибо вам еще раз. – И ушла.

Игорь на радостях пригласил Ольгу Петровну в шикарный ресторан. Специально у Ленки спрашивал, какая кухня той нравится, столик заказывал за неделю. Купил ей букет цветов и кофту шерстяную, дорогую – тоже Ленка помогала выбирать. Вечер, как говорится, прошел успешно. Ольга Петровна пришла в темном платье с кружевным воротничком, всем восторгалась и ахала, как девочка. Выпили за квартиру, за удачу… Под конец вечера Игорь с легкой неуверенностью, но все же рассказал Ольге Петровне про проклятье и спросил, что она обо всем этом думает.

Ольга Петровна помолчала немного, склонив голову по-птичьи набок, и сказала так.

– Ты сам-то доволен?

– Ну… В принципе – да. – Ответил Игорь. – Нет, да что там – я просто очень доволен.

– А Маша? Она рада была?

– Она-то? Еще как!

– Ну вот видишь. Тебе хорошо, Маше хорошо – значит, все правильно. И потом, в любом случае, если ты женщине с ребенком помог – это доброе дело. Как ни повернись, оно тебе где-нибудь, да зачтется. Так что все правильно, Игорь, живи на здоровье. Все будет хорошо.

Все события, так или иначе связанные с переменой мест, даже радостные, вроде долгожданного переезда, неизбежно приносят с собой суету и хлопоты. За всею этой возней Игорь и думать забыл о подступающих новогодних праздниках, а их, тем не менее, никто не отменял. Так что переездная суета незаметно и плавно перетекла в суету новогоднюю, новоселье слилось с рождеством, никто не работал – что, впрочем, было честно заслужено, так как проект, несмотря на все препоны, был успешно проведен – все отдыхали и праздновали, и так, в легком (а порой и не очень) угаре прошли примерно две недели нового года.

Жизнь потихоньку вошла в привычную колею. Игорь обживался и обустраивался на новом месте, открывая в нем (месте) все новые и новые плюсы. Так, например, выяснилось, что до работы он добирается отсюда всего за десять (!) минут, так как движение происходит в антипробочную сторону. Это автоматически увеличивало время утреннего сна минут на сорок, и мало что могло быть более ценным приобретением. Тем более, что спалось на новом месте неважно. И не то чтобы плохо, а как-то… Странно.

Поначалу Игорь, естественно, ничего такого не замечал. Да и странно было бы, согласитесь, просыпаться после бурных празднований свеженьким и с ясной головой. Хорошо, если вообще удавалось проснуться хоть засветло. И обнаружить, что в холодильнике осталось с вечера пиво. Или хоть рассол.

Но праздники, как уже было сказано, прошли, а ощущение мутности в голове по утрам осталось. Мутности, и какой-то слабости, и разбитости, что ли. Игорь был не силен в этих определениях. Ему по утрам было совершенно не до того, чтобы пристально вглядываться в капризы организма. Начальство в своем желании во всем равняться на иностранных партнеров неуклонно требовало появляться на работе не когда кому хочется, а всем к определенному часу, по игореву представлению, безобразно раннему. А что потом кто-то засиживается на работе допоздна, его (начальство) ничуть не волнует. Так что с утра все было по военному. Убил будильник, встал, душ, кофе – и на выход. Так что лишние сорок минут в это критическое время были ох, как нелишни.

И все равно. Хоть, казалось бы, высыпаться в новых условиях стало легче, на деле выходило наоборот. Если раньше Игорь, дотянувшись головой до подушки, отключался мгновенно, и следующее, что он слышал, был только противный грохот будильника, теперь изменился сам характер сна. Так, ему часто казалось во сне, что он просыпается, но это пробуждение тоже было сном, и он просыпался снова, и ему чудилось какое-то движение вокруг, но и это был только сон, и так до бесконечности. А с утра – пожалуйста, мутная голова и вялость, как с похмелья.

Немного помаявшись, Игорь решил, что переутомился со всеми этими праздниками и переездами, и даже пару дней возвращался с работы пораньше. И спать ложился, даже не дожидаясь одиннадцати, что вообще-то ему было крайне несвойственно – он всю жизнь был, что называется, совой и раньше полуночи к кровати просто не подходил. Не помогло. Даже, пожалуй, наоборот – ощущение слабости по утрам стало как будто сильнее. И вставать не хотелось, и просыпаться было противно.

В ближайшие же выходные Игорь решил поставить эксперимент и проспать столько, сколько душа захочет. Никуда нарочно в пятницу не пошел, лег пораньше, даже кофе вечером не пил, как дурак. Будильник – на всякий случай – уволок с вечера в ванную и зарыл там под кучу полотенец. Будильник был английский, навороченный, и Игорь никогда не был уверен на сто процентов, что его удалось отключить, и он точно не зазвонит. Так что патент с полотенцами был проверенным средством.

Получилось отвратительно. Да, он проспал в субботу часов до двух, даже до полтретьего, если честно, но никакой бодрости и свежести не приобрел. Просыпаться и вставать не хотелось совершенно, тело было вялым, как будто его долго били по голове пыльным мешком, и больше всего на свете хотелось закрыть глаза и снова заснуть. Меж тем будильник, большим усилием воли вновь выкопанный на свет божий, показывал уже три часа. Это означало что он, Игорь, проспал без просыпа почти пятнадцать часов, и этого должно было с лихвой хватить для ликвидации любой усталости с недосыпом.

Игорь с недоверием вслушался в организм – может, это грипп такой начинается? Но нет, температуры вроде не было, в горле не чувствовалось никаких болезненных явлений. Странно.

Он выпил кофе, пожарил яичницу. В морозике валялась еще пачка пельменей, но возиться было лень, и потом – пельмени на завтрак? Почитал вчерашнюю газетку, ткнул пультом в телевизор. Смотреть, как и ожидалось, было совершенно нечего. Игорь и сам не заметил, как перебрался обратно в постель, сперва с книжкой – надо было наконец дочитать заумный роман Кундеры про что-то такое связанное с бытием – потом книжка куда-то завалилась, глаза закрылись, закрылись…

Он проснулся оттого, что в комнате кто-то был. Кто-то стоял над ним, вот только что, может быть, даже касался сквозь одеяло рукой. Игорь поднял голову. Никого.

Но в комнате явно ощущалось чье-то присутствие. То ли легкий звук дыхания, то ли шелест одежды. Игорь прислушался, закрыв глаза – нет, ничего. Совершенно все тихо.

Но ощущение не покидало. Впрочем, может быть, это опять такой сон? Надо расслабиться, перевернуться на другой бок – должно пройти. Так и вышло, все было правильно, он спал, и это присутствие ему просто приснилось. А сейчас он проснется по-настоящему…

Игорь проснулся. За письменным столом у окна сидела еле различимая в полутьме светлая фигура. Мягкие линии, струящийся, мерцающий силуэт… Страшно не было. Скорее, красиво… Да, красиво – такая изящная фигура, на фоне окна особенно хорошо, как декорация. Игорь не был любителем театра, и в декорациях был небольшой знаток, так что, может быть, фигура напоминала ему что-то другое, занавес, например… Интересно, откуда она здесь взялась? Не иначе, опять сон…

Игорь сделал над собой усилие, пытаясь очередной раз проснуться, зажмурил и открыл глаза, но фигура не исчезла. Даже наоборот, стала, пожалуй, порезче и почетче. В мерцающих чертах обозначились светлые струи волос, прозрачное чистое лицо в профиль, тонкие руки…

Девушка повернулась, вздохнула – и поднялась. Ни звука, ни шороха… Она приближалась к Игорю, словно плыла в темноте комнаты, белели развевающиеся одежды, волосы, она взмахнула руками…

И тут Игорь снова проснулся. На этот раз, похоже, окончательно и по-настоящему, потому что за окном белел день, со двора доносились крики детей, верный будильник показывал двенадцатый час. Под головой жестко прощупывался вчерашний недочитанный Кундера…

Спать, пожалуй, больше не хотелось. Но вставать тоже. Игорь потянулся, жмурясь. Интересно, что бы девушка сделала, подойдя поближе? Красивая такая, вся легкая… Вот всегда так – просыпаешься на самом интересном месте. Может, если закрыть глаза и попробовать заснуть, она приснится снова? Просыпался же он в ночи… Или ладно, надо и честь знать. Нельзя спать два дня без просыпу, как медведь. Так и впрямь зарастешь… Вот только чем…

Голова, тем не менее, все равно была мутной. Слегка познабливало. И, может, поташнивало. По крайней мере, кофе показался противным и затхлым. Ни яйца, ни пельмени не привлекали. Взяв себя в руки, Игорь все же оделся и вылез на улицу – последний выходной, нужно поехать в магазин, затариться продуктами на неделю, заправиться заскочить… И к родителям давно не заглядывал.

На улице светило низкое по зимнему солнышко. Ребятня из соседских домов радостно кучковалась вокруг деревянной горки. Машина будто помигивала ему недавно замененной фарой. На улице Игорь, похоже, развеялся – по крайней мере, куда-то девались мутность и тошнота, воспоминания о загадочном сне совершенно стерлись из памяти, и выходной день потек, как обычно…

Вечером, ложась спать, Игорь и думать забыл о недосмотренном сне. Он только что посмотрел по ящику классный боевичок, заедая его куриными ножками-гриль, закупленными по поводу выходного в изрядном количестве. Как всегда, поминая начальство недобрым словом, завел будильник на полдесятого, натянул одеяло до ушей. И мгновенно, как всегда, заснул.

И она появилась снова. Не сразу, сперва мелькала просто какая-то бессвязная хренотень, как и всегда бывает, когда людям, спящим без снов, вдруг да вздумает что-то присниться. А потом – раз, как толчком – Игорь вроде бы вновь не спал, но девушка сидела на том же месте, у окна, в точности как тогда. Значит, все-таки снилась.

Вот она повернулась, поднялась, поплыла… Подошла близко-близко, провела рукой вдоль игорева тела под одеялом – он явственно ощутил какое-то движение воздуха, будто дуновние холодка, снова повернулась, отступает… Игорь только глаза таращил, изо всех сил стараясь получше разглядеть загадочную гостью.

Девушка была красива. Пожалуй, даже очень красива, только какой-то странной, несовременной красотой. Ни косметики, ни укладки. Просто рассыпанные волосы, бледное лицо, огромные, широко раскрытые глаза с темными кругами внизу. Странным образом это ее не портило, даже наоборот. Тонкие бледные губы. Надето на ней было что-то широкое и светлое, то ли летнее платье, то ли просто такой балахон – Игорь в этом не разбирался.

Девушка тем временем снова вернулась к окну, выглянула, чуть постояла, отводя рукой занавеску, развернулась, стала приближаться опять. Чуть-чуть не дойдя до кровати, почему-то застыла в полушаге, и тут Игорь, устав разбираться сам с собой в том смысле, спит он все-таки, или нет, не выдержал и спросил:

– Ты кто?

Девушка не шелохнулась, не двинулась – было неясно, услышала ли она вопрос. Но вдруг раздался тихий, немного будто свистящий, но в целом довольно мелодичный голос:

– Я никто… Просто…

– А что ты тут делаешь? – спросил в лоб нетактичный Игорь.

Девушка как будто слегка удивилась.

– Я здесь живу. – И тут она, повернувшись, плавно опустилась в кресло у дальней стены.

– Нет, это я здесь живу, – гнул свое Игорь.

– Ты здесь живешь совсем недавно, – мягко, точно ребенку, но с легким укором зашелестел голос. – А я – всегда.

– Как это – всегда? – Не понял Игорь.

– Так – всегда. Ну, может, не совсем уж всегда, но гораздо раньше тебя, это уж точно. А какая разница? Я же тебе не мешаю. Пожалуйста, живи и ты, если хочешь. И я буду.

– Ну ладно, – с сомнением согласился Игорь. И тут незнакомка словно бы рассмеялась тихим свистящим смехом, поднялась с кресла, взмахнула рукой, будто приветствуя Игоря – и растаяла, как растворилась. Только смех остался шуршать в воздухе.

И шуршал, и шуршал, с каждой минутой становясь как будто все громче. Тьфу ты, да это же проклятый будильник. Игорь спросонок ударил по нему рукой, не попал – пришлось все же просыпаться окончательно.

По дороге в ванную его слегка пошатывало – незачем так резко вскакивать, сам виноват. От горячей воды почему-то прошиб озноб, а на кофе даже глядеть не хотелось. Больше всего хотелось плюнуть на все, и пойти досыпать. Интересно, незнакомка так резко исчезла – это ее будильник спугнул, или она на Игоря обиделась? Может, не надо было дурацкие вопросы задавать? Ну ничего, он завтра извинится…

Кофе Игорь все-таки усилием воли проглотил, и слегка полегчало. На улицу он вышел почти бодрым, а на работу приехал и совсем молодцом.

Ближе к вечеру он почему-то повел себя странно. Не стал дожидаться, когда программа, над которой два дня бился весь отдел, наконец выдаст долгожданный результат, хотя до этого, по общей оценке, оставалось всего ничего – жалкая пара часов. Но Игорь поднялся и ушел, несмотря на дружные уговоры всей компашки, и уже в девять часов был дома.

Оказавшись в своей квартире, он наскоро поужинал оставшимися со вчера куриными ногами, не стал ни смотреть новости, ни слушать музыку, разделся и залег в постель. Посмотрел с сомнением на будильник, но все же, вздохнув, завел треклятого друга. На без пятнадцати десять.

Ночная гостья не долго заставила себя ждать. Даже наоборот – казалось, будто она сама ждала Игоря, так быстро она появилась в пространстве комнаты – или сна – на этот раз.

Она снова сидела за письменным столом, спиной к Игорю, оперши подбородок на ладони обеих рук. Он не успел понять, видит она его, или нет, как раздался ее голос, тихий-тихий, почти шепчущий.

– Хорошо, что ты пришел…

– Почему? – растерялся Игорь.

– Так… Мне грустно было… И страшно…

– Чего страшно?

– Вообще… Быть… Знаешь, как страшно бывает быть?

– Нет. Почему?

Девушка горько вздохнула, пожала плечами, обняла сама себя руками крест-накрест и повернулась к Игорю лицом.

– Потому что все злые, все меня ненавидят. Очень страшно…

– Да с чего ты взяла-то? – По-дурацки продолжал упираться Игорь. Впрочем, справедливости ради, и сцена была достаточно дурацкой. – Кто тебя ненавидит? Вот я например – вовсе нет.

– Ты – нет, – грустно прошелестела девушка. – Ты просто пока не знаешь…

– Чего не знаю?

Вместо ответа она поднялась, выпрямилась, а потом внезапным резким движением как-то так дернула и натянула свое платье-балахон, что оно плотно облегло всю ее фигуру. Фигура была что надо. Сперва Игорь все равно ничего не понял. И только потом, приглядевшись, заметил, что живот как-то непропорционально велик и слишком выдается вперед для такого стройного тела. Девушка была беременна.

– Теперь видишь? – Нетерпеливо и даже как-то резко, почти зло, просвистела она.

– Ну… Вижу.

– И что?

– А что такое? – Снова не понял Игорь.

– Ну как же? – Она, казалось, растерялась. – А вот это? – Кивок на живот.

– Ну и что тут такого-то?

– Такого? – Шепот внезапно сорвался на какой-то затравленный писк. – Такого? А то такого, что я не замужем, вот что такого! – И гостья горько заплакала, закрыв лицо руками.

Игорь совсем растерялся. Он и по жизни-то никогда не знал, как вести себя с плачущими женщинами, а уж в такой абстрактной ситуации. Он попытался встать, чтобы подойти к ней и как-нибудь успокоить, но обнаружил, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Очевидно, это тоже были причуды сна. Приходилось действовать словами.

– Ты подожди… – Игорь тщетно пытался вклиниться между приступами плача. – Ты не плачь, подожди. Ну что тут такого уж страшного… Дело какое… Не плачь… – Тут он вспомнил, что не знает, как зовут незнакомку. Ситуация сложилась довольно глупая. С одной стороны, они явно обсуждали какую-то интимную личную жизнь, с другой – надо было спрашивать имя, что, согласитесь, слегка нарушило бы близость общения. Но все равно от этого, кажется, было не уйти. – Давай лучше поговорим. Тебя как зовут?

При этом немудрящем вопросе девушка вдруг перестала плакать, отняла от лица руки и с подозрением поглядела на Игоря. Хотела что-то сказать – и тут зазвонил будильник.

Гостья исчезла. Игорь открыл глаза.

И вдруг понял, как это бывает, когда говорят – не было сил подняться. Их именно не было. Даже пошевелить чем-нибудь было трудно – как во сне.

Игорь так испугался, что со страху вскочил и пронесся в сторону ванной, как будто за ним гнались. И только там вдруг рухнул на стиральную машину – так закружилась голова. В зеркале напротив отражалось его собственное лицо – бледное, мятое, с кругами под глазами.

Как ему удалось доехать до работы без происшествий, он и сам не знал. Добравшись до своего стола, он рухнул и замер, пытаясь совладать с дрожащими от слабости коленками. Сосед, взглянув на него, притащил ему кружку с кофе и недоверчиво прижал руку ко лбу.

– Эй, Игорек? Ты чего? Ты в порядке?

– А черт его знает, – честно ответил Игорь.

– Ты небось гриппер какой-нибудь подцепил. Сейчас пол-Москвы болеет. Лежал бы дома, чего приперся заразу сеять?

Но после кофе как-то полегчало. Голова перестала кружиться, а коленки – дрожать. День вроде бы вошел в свою колею, и ближе к вечеру Игорь уже был практически в полном порядке. Но домой ушел все же пораньше – на всякий случай.

Сегодня девушка во сне не уже плакала. Сидела в кресле и грустно смотрела на Игоря. Живота снова не было видно.

– Привет, – поздоровался он первым.

– Здравствуй, – прошелестела она. – Ты все еще хочешь со мной разговаривать?

– А почему нет? – удивился Игорь.

Она пожала плечами.

– Никто обычно не хочет. Особенно когда узнает, – она кивнула вниз, на живот.

– Ну и козлы они, твои знакомые, – фыркнул Игорь. – Как тебя зовут-то? – вспомнил он.

Девушка отпрянула, сощурилась.

– Зачем тебе?

– Как то есть зачем? – Не понял Игорь. – Мы же с тобой общаемся. Дружим. Нельзя же, если без имени… Меня вот, например, Игорь зовут.

– А-а. – Девушка кивнула. – Красивое имя.

– А тебя как?

Она снова пожала плечами. Игорь решил обидеться и отвернуться. Последнее не получилось – правила сна, очевидно, остались те же. Но собеседница все равно как-то догадалась.

– Не сердись. Видишь, уже и ты на меня злишься.

– Я не злюсь, – буркнул Игорь.

– Не надо, – грустно кивнула она. – А то мне совсем не с кем будет разговаривать. Знаешь, как это тяжело?

– А с кем это – не с кем? – Решил Игорь зайти с другого конца. – Кто тебя обижает?

– Ты всерьез спрашиваешь? – Девушка будто обрадовалась. – Тебе интересно? Я могу рассказать. А ты не будешь потом меня презирать?

– Не буду, – твердо пообещал ей Игорь. Ему и в самом деле было ужасно жалко несчастную. Видишь, как влипла, дурочка, и, похоже, сама себя затравила. Надо ей объяснить, что подумаешь – беременная, ничего страшного. Сейчас толпы девчонок без мужа рожают. Он сам, правда, таких не знал, но слышал не раз. Интересно, какие сволочи не хотели с ней за это разговаривать… Давить бы таких.

Рассказ ночной гостьи оказался крайне печальным. Единственная дочка в приличной семье, красавица-умница, папа с мамой с нее пылинки сдували, жила в шоколаде, ни в чем отказу не знала. Поступила в хороший институт, без всякого даже блата. Потом с родителями что-то случилось, Игорь толком не понял – что, но вроде бы папа куда-то то ли исчез, то ли ушел, а у мамы случилось что-то вроде сердечного приступа. Короче, девушка осталась совсем одна. Жила она вот в этой самой квартире.

На фоне всех этих семейных событий у нее в институте протекал, как это и положено юным красивым девушкам, бурный роман. Его, вернее, ее герой обладал, как ей тогда казалось, всеми мыслимыми достоинствами. Красивый, высокий, умный. Комсомолец, спортсмен, отличник и общественный деятель. Это у него было наследственным, так как его отец – и об этом было известно всем на курсе – тоже был довольно выдающимся общественным, вернее, партийным деятелем. Тогда это называлось – второй секретарь райкома.

Игорь, честно говоря, не мог до конца оценить высоту этого положения, но, судя по тому, с каким придыханием об этом рассказывалось… Ну да фиг бы с ним, с положением.

Короче, роман был в расцвете. Ночные прогулки по городу, поцелуи в подъездах… У родителей героя тоже была большая отдельная квартира, и еще дача, куда они так любили уезжать по летнему времени… Все было просто прекрасно, и тут…

Тут, собственно, как раз и случились все эти непонятные семейные несчастья. И папа, и мама… Все произошло очень быстро, буквально в течение месяца. Девушка осталась совсем одна. Вернее, не совсем… Потому что примерно как раз тогда она поняла, что беременна.

Но поняла она это совсем не сразу, и драгоценное время прошло. Момент, пока можно было бы что-то исправить, был упущен. Молодой же ее человек то ли на фоне ее семейных несчастий, то ли сам по себе, но проявил полнейшую незаинтересованность в будущем младенца. Несчастная пыталась настаивать, выяснить отношения, добиться справедливости…

Но добилась только всеобщего осуждения на комсомольском собрании и отчисления из института за аморальный образ жизни. И оказалась, в конце концов, вот в этой самой квартире, одна-одинешенька, всеми покинутая и презираемая, совершенно без средств к существованию и с неуклонно растущим свидетельством своего позора в животе…

Игорю было безумно жалко несчастную. Ну что это, в самом деле, такое. Он и представить себе не мог, чтоб за ребенка могли из института попереть. У них в свое время на курсе была одна беременная, так она ходила со своим животом, как со знаменем, и преподы только что пылинки с нее не сдували, а уж чтоб тройку поставить, и речи не было. Они всей группой карячились над каким-нибудь сопроматом, а она приходила, ничего не уча, и отбывала с четверками, летя на своем пузе, как на воздушном шаре. А тут такое…

И парень этот – да хрен бы с ним совсем. Такая красивая девчонка, да со своей квартирой, да что ж она, другого бы себе не нашла? Ну и что, что беременная, большое дело. Он бы, Игорь, и сам…

Он только хотел высказать все это своей безутешной гостье, как их беседу прервал какой-то непонятный ритмичный звук. Что за черт? Игорь мог бы поклясться, что в этот раз не ставил будильника, но все равно было поздно. Девушка исчезла.

А звук остался. Он трещал и трещал, пока наконец Игорь не вернулся в себя настолько, чтобы сообразить, что это. Телефон. Телефон на столике рядом с кроватью звонил, как заведенный. Чертыхнувшись, Игорь снял трубку.

Звонило начальство. Узнать, почему, собственно Игорь не на работе. Пришлось вяло промямлить что-то про плохое, нет, просто ужасное самочувствие.

Начальство сочувственно согласилось. Да, в самом деле, и ребята говорили, что он еще вчера приходил больным. Ну что ж. Пусть поправляется, проект идет вполне удачно, на работе пока справятся без него. Только – добавило начальство под конец – пусть не забудет получить бюллетень. И с пожеланиями скорейшего выздоровления распрощалось.

Игорь повесил трубку. Н-да, интересно, и где брать этот самый бюллетень? Хотя… Самочувствие и вправду было поганым донельзя. Слабость, и тошнота, и голова гудит… И отлично – сейчас вызовет врача и отдохнет свою законную неделю.

Но с этим возникли новые сложности. Откуда звать этого самого врача? В последний раз он это делал, еще учась в институте, лет десять, если не больше, назад. Тогда он жил дома, и вообще звонила-то мама. В районную поликлинику, кажется. А какой у него сейчас район? И где тут, к чертям, поликлиника, не говоря уж о ее телефоне?

Можно, конечно, было бы позвонить сейчас маме, и попросить ее вызвать врача. Но Игорь тут же сообразил, несмотря на тяжесть в голове, что мама этим не ограничится, а тут же примчится сама, и будет его лечить, тыкать градусником, охать и варить на кухне ненавистный смородиновый кисель – вернейшее, по ее мнению, средство от всех болезней.

При мысли о киселе внутренности скрутились в тугой узел, а к горлу подступил комок. Нет. Только не кисель. Значит, мама отпадает.

Игорь мысленно перебрал в памяти знакомых, к которым можно было бы обратиться с подобной просьбой. Сознательные товарищи, у которых под рукой мог оказаться телефонный справочник, среди них попадались, но в данный момент – Игорь скосил глаза на будильник: полдвенадцатого – все поголовно были на работе. И тут его осенило – Ольга Петровна! Вот кто и поможет, и приставать не станет.