Текст книги "Дары Бога"

Глава 4

Алена выкатила велосипед из сарая и, запрыгнув на сидение, покатилась по двору. Она старалась ехать по дорожкам, но иногда не удерживала равновесие и заезжала на бабушкины клумбы с цветами. Наконец, миновав калитку, она выехала в переулок. Девочки уже ждали ее на скамейке, прислонив свои велосипеды к забору. Через минуту зеленые, желтые и оранжевые «Аисты» полетели по улице. После того случая с Ленькой прошло уже две недели, и разговоры вокруг этой темы поутихли, впрочем, как и сам Ленька со своей компанией. Девочки видели его пару раз, да и то во дворе. «Скорее всего, их наказали и они сидят дома», – размышляла Алена, проезжая мимо их окон. Марина не поехала кататься – у нее не было велосипеда, да и бабушка редко отпускала внучку гулять до полудня, заставляя трудиться в огороде. Проезжая мимо Жениного дома, Алена приподнялась с сидения и заглянула за забор. Дверь дома была закрыта, и во дворе никого не было. С прошлого раза она больше не видела девочку, но идея познакомиться и помочь ей до сих пор жила в сердце.

Велосипеды неспешно катились по улице, позвякивая бутылками, которые были сложены в сумку и привязаны к багажнику. Это была не просто велопрогулка: девочки заранее договорились, что с утра поедут сдавать тару. У Алены был самый большой пакет. Бабушка вечно ругала ее за то, что она покупает молоко в бутылках, так как оно стоило ровно наполовину дороже, чем молоко в пакете. Но Алена все равно брала с полки бутылку, зная, что потом ее можно будет сдать и купить новые наклейки для журнала, конфеты или бутылку вкусного «Дюшеса», которую потом тоже можно будет сдать. Пункт приема стеклотары находился прямо за магазином и представлял собой ветхое деревянное сооружение наподобие старого сарая.

– Еще закрыто! – крикнула Алена подругам, которые снимали свои увесистые сумки с багажника. – Но, к сожалению, мы не первые!

Перед пунктом уже сидело человек пять. Местные алкоголики прятались в тени деревьев от утреннего жаркого солнца. Они лежали на спине и попивали холодное пиво, опустошая новую тару для сдачи. Девочки положили велосипеды на траву и сели недалеко от них. Саша заговорила первая.

– Слушайте, а вы видели эту девочку Женю? – она жевала травинку, пытаясь пропустить ее сквозь небольшую щель в зубах.

Алена молчала. Она решила сначала послушать, что скажут остальные, перед тем, как рассказать свою историю.

– Я только знаю, что она инвалид и ездит в специальном кресле на колесах. Мне мама рассказывала, – равнодушно сказала Таня. – Говорят, что она очень страшная. У нее изуродовано лицо, и она не может говорить!

– Да ладно! – воскликнула Саша. – И на кого она похожа?

– На страшную жабу, – усмехнулась Инна.

Алена нахмурила брови, переваривая информацию.

– А чего ты молчишь, Алена? – язвительно спросила Инна. – Ты же видела ее!

Алена растерялась, не ожидая, что Инна будет вспоминать тот случай. Все взгляды устремились на нее.

– А почему ты нам не рассказывала? – спросила Валя.

– Не успела еще, – замялась Алена. – Вылетело из головы.

– Ну так расскажи, какая она! Она действительно уродка? – спросила Инна. – Алена через забор подсматривала за ней, а потом разбросала все бревна соседей, – торжествующе выпалила она.

Алена захотела встать и хорошенько отлупить Инну за ее противный язык. Ей не нравилось, что Инна общалась с девочками, но она была лучшей подругой Саши, а та все время таскала ее за собой.

Инна была очень худой девочкой невысокого роста с мелкими чертами лица, которые придавали ей сходство с изможденной голодом мышью. Короткие волосы казались очень редкими, но пострижены были модно – прическа называлась «каре на ножке» и была очень популярной среди подростков. В компании Инна считала себя самой красивой и умной. Она не стесняясь стремилась доказать это всем, демонстрируя свое превосходство над другими. Ее злой язык был таким острым, что, когда слова вылетали изо рта, казалось, они разрезают воздух на мелкие кусочки.

– Никакая она не жаба! – с обидой в голосе сказала Алена. – Я, конечно, не видела ее лица близко, но уверена, что с ним все в порядке. Бабушка сказала, что Женя не может ходить и плохо говорит, но она обязательно поправится. Просто нужно много времени.

– Вранье! – фыркнула Инна. – Моя мама разговаривала с ее мамой, и та сказала, что Женя не поправится никогда! – она произнесла это таким тоном, как будто была рада тому, что девочка так и не сможет ходить.

– А мне бабушка сказала наоборот! – Алена встала с земли. – Моя бабушка никогда не врет! А ты дура, Инка! Дура! Дура! Дура! – она топала ногами по земле, поднимая песок, который кружился в спонтанном танце. Из глаз хлынули слезы. Она смотрела на равнодушные лица подруг и не понимала, почему они молчат.

– Как ты можешь так говорить, Инна?! Неужели тебе ее не жалко?

– Ни капельки. Раз она такой уродилась, значит, заслужила это! Мама говорит, что в жизни каждому достается по заслугам!

– Если ты сейчас не замолчишь, то я побью тебя! Клянусь, я побью тебя!

– Ой, напугала! – громко рассмеялась она.

Алена бросилась на обидчицу, сжимая руки в кулаки. Она схватила ее за волосы и начала трясти из стороны в сторону. Инна пыталась вырваться, но соперница была сильнее. Через минуту девочкам все же удалось разнять их, оттащив Алену в сторону. В ее руках остался клочок Инкиных волос.

– Ты что наделала? – Инна в ужасе смотрела на ее руку.

Алена бросила волосы ей в лицо. Резкий ветер подхватил их и порывом поднял высоко вверх.

– Я все расскажу маме! Тебе крышка, поняла? – Инна трогала волосы, пытаясь найти проплешину.

– Это я всем расскажу, что ты говорила про Женю! Никто не будет с тобой дружить! – она кричала вслед уезжающему велосипеду. Инна огрызалась, выкрикивая ругательства на ходу, но звон пустых бутылок заглушал ее слова, превращая их в пыль.

– А вы чего молчали? Саша, Валя, Таня, Даша! Вы что, не понимаете, что так нельзя говорить про человека? Ей, наверное, очень больно! Представьте, если бы вы не смогли бегать и играть? И сидели бы каждый день в кресле, не имея возможности встать? Вам было бы приятно, чтобы про вас так говорили? – широко открытыми глазами Алена смотрела на подруг в надежде найти поддержку. Но в их глазах она увидела пустоту.

– Ты чего так завелась из-за этой девчонки? Она тебе подруга, что ли? – спросила Саша. – Зачем ты побила Инну? Подумаешь, ляпнула языком! Ты разве ее не знаешь.

Алена в надежде обвела глазами остальных девочек. Они молча смотрели на нее. Лишь Валя встала и подошла к Алене.

– Девочки, правда, так нельзя. Тем более она наша соседка! Давайте больше не будем обзываться, – она погладила Алену по плечу и села на место.

Получив сегодня деньги за сдачу тары, Алена не испытала никакой радости. Наоборот, ей не хотелось ни конфет, ни наклеек. Она сложила пустую тряпичную сумку под крышку багажника и, запрыгнув на велосипед, поехала домой. Она не стала дожидаться девочек, которые, как ни в чем ни бывало, пошли в магазин за сладостями. Каждая кочка и ямка, в которую попадало колесо, болью отзывались во всем ее теле. Она была так зла на подруг, что больше не хотела их видеть. Проезжая мимо Ленькиного дома, она увидела, что он вместе с братом пропалывает картошку. Заметив ее велосипед, он схватил маленькую картошину и запустил ей в Алену. Овощ пролетел в нескольких метрах от девочки и ударился о голову соседа Валеры, который мыл машину на улице. Тот со злостью осмотрелся по сторонам, поднимая с земли картофелину.

– Это ты сделала? – крикнул он.

Алена остановилась.

– Нет, дядя Валера, – она посмотрела в сторону Леньки, который, присев, спрятался за забором. – Я не знаю, кто это сделал. Я не видела, – она запрыгнула на велосипед и свернула за угол. Ленька поднялся с корточек и удивленно посмотрел ей вслед.

Глава 5

Третий день Алена была как на иголках. Она практически не выходила на улицу и все время смотрела в окно, боялась, что придет Инина мама и все расскажет бабушке. Сама она никому не поведала о событиях того утра. Она не хотела расстраивать бабушку, а Алеся вообще могла позвонить родителям и наябедничать.

Алесе было пятнадцать лет. Она, как и большинство подростков ее возраста, была уверена, что знает о жизни все и даже больше. С сестрой она практически не разговаривала, считая ее малой, которая приносит одни лишь неприятности. У них была своя компания, состоящая из двух подруг-ровесниц, шестнадцатилетнего парня и троюродного брата Алеси, который тоже приехал на каникулы к бабушке. Они гуляли отдельно, не подпуская никого к своей сложившейся компании. Алена терпеть не могла снисходительный взгляд сестры, которым она одаривала ее всякий раз, когда смотрела на нее. Этот взгляд словно говорил: «Ну, что тебе надо, малявка?» Алену это очень злило, поэтому она свела общение с сестрой к минимуму.

– Ты чего не идешь на улицу? – спросила Алеся, стоя в дверях и наблюдая, как Алена раскладывает на полу мозаику.

– Не твое дело, – не поворачиваясь, ответила она.

Алеся, недовольно фыркнув, вышла из дома. Последние два дня были очень тяжелыми. Анна Владимировна плохо себя чувствовала. Дядя Сергей снова запил. Он приходил домой по несколько раз в день и требовал деньги на выпивку. Сначала она стойко держалась, пытаясь отговорить его и давая словесный отпор. Но в итоге сдавалась и приносила деньги, зная, что он не оставит ее в покое.

Этой ночью шел сильный дождь. Алена вертелась в кровати и никак не могла уснуть. Она посмотрела на соседнюю кровать – Алеся крепко спала. Вдруг послышались голоса, которые заставили ее встать с кровати и подойти к двери. Сквозь щель между полом и дверью в комнату проникали лучики электрического солнца. Алена знала, что свет горит в бабушкиной комнате. Тихонько, встав на цыпочки, она направилась к ней. Дверь была приоткрыта, и можно было видеть, что происходит внутри, оставаясь незамеченной.

– Гони филки! – сказал Сергей. Он сидел рядом с ее кроватью на полу и курил. Анна Владимировна в длинной белой сорочке сидела на кровати, тяжело опустив голову. – Бабки давай, – снова заговорил он. Голос его был глухим, язык заплетался, а слова были нечеткими. Он стряхивал пепел на ковровую дорожку. – Ты ничего не понимаешь. Никто меня не понимает. А у меня душа болит! Я, может, сдохну завтра. И ты будешь виновата в этом!

– Сынок, иди приляг. Ты пьешь уже третий день. На тебя смотреть больно.

– А я не красна девица, чтобы всем нравиться, – он ядовито усмехнулся и крепко затянулся сигаретой. Его лицо было покрыто морщинами, больше напоминающими шрамы. Одежда грязная, и в комнате пахло дешевым алкоголем и немытым телом. – Катя вон, какая звезда, – резко начал он. – Муж, дети, квартира, машина. А у меня что? Только водка! Как ты, мать, там говоришь? Я твой позор? – он ухмыльнулся и снова закурил. – Не переживайте, я скоро сдохну, и вы все вздохнете с облегчением.

– Сынок, не говори так. Может, еще все образуется, – она положила руку на его голову. Он с силой одернул ее.

– Ничего не образуется! Все, конец! – он встал с пола и быстрыми шагами начал мерять комнату. – Как же я вас всех ненавижу! С вашей заботой и жалостью! Козлы, – добавил он и, зацепившись за ножку столика, с грохотом рухнул на ковер.

– Тише ты! Детей разбудишь!

– Это мой дом, что хочу, то и делаю.

– Это мой дом, а ты иди к себе и ложись спать! – Анна Владимировна поднялась с кровати и помогла ему встать. Она начала выталкивать сына к дверям, но он вцепился руками в ее сорочку и начал трясти мать, что есть сил.

– Гони филки, я сказал! Иначе придушу здесь.

Алена, услышав эти слова, ворвалась в комнату и набросилась на дядьку с кулаками.

– Не трогай бабушку! – она плакала и продолжала колотить его маленькими кулачками по спине.

– Алена, уйди отсюда, – крикнула Анна Владимировна.

– Нет, бабушка! Я все слышала! Он хочет убить тебя! – сонная и испуганная, в белоснежной ночнушке, на которой был нарисован улыбающийся заяц с морковкой в руках, она продолжала колотить дядю. – Я не дам тебя в обиду.

Сергей развернулся и со всей силы отбросил Алену в сторону. Она упала на пол, ударившись головой о деревянную тумбочку, стоящую в углу комнаты. Анна Владимировна бросилась к ней.

– Алена, ты в порядке? – сквозь слезы спросила она. – Девочка моя, зачем ты пришла? – она подняла внучку и, включив свет, осмотрела ее голову. Крови не было. – У тебя ничего не болит?

– Нет, все хорошо, – тихо сказала девочка, потирая ушибленное место.

Анна Владимировна схватила сына за воротник грязной рубашки и начала трясти его, а затем бить по лицу. Удары ее ладоней, как тяжелые плети, соприкасаясь с его кожей, издавали ужасный звук. Это был голос боли. Она не остановилась, пока его лицо не стало похоже на треснувший помидор. Сначала Сергей опешил от неожиданного нападения и молча поддался. Тем более он не спал почти трое суток: все время выпивал, забыв даже о еде. Но мужское нутро, хранящее в себе силу, которая просыпается, когда душа закипает от ненависти и злости, наполняла жизнью тело и кулаки. Он отбросил руки матери и, схватив ее за сорочку, рванул со всей силы. Кружевная ночнушка превратилась в лохмотья. Это был подарок мужа, который она так бережно хранила все эти годы. Когда она надевала ее и ложилась в кровать, то чувствовала, как невидимые руки супруга ласково обнимают ее за плечи, обволакивая тело теплом. Анна Владимировна растеряно стояла и смотрела на свое обнаженное тело. Куски ткани свисали с груди, и волокна постепенно начали впитывать новые воспоминания, навсегда стирая из своей памяти запах любимого мужчины.

Она сняла с крючка халат и быстро набросила его на себя. Казалось, на этом ночная война окончена, но Сергей был настроен получить деньги любой ценой. Он снова вцепился в мать, тряся ее и бросая из стороны в сторону. Алена сидела на диване и сквозь рыдания просила отпустить бабушку. Он не слышал ее. Его мозг словно поглотил дьявол, диктовавший свои правила и требования. Его глаза налились кровью, дыхание было тяжелым, он рычал, как дикий зверь, который вот-вот нападет на свою жертву и разорвет ее на куски. И он напал. Худыми руками с синими венами и глубокими шрамами он вцепился в шею матери и начал душить ее.

– Давай деньги или сдохнешь, сука, – прошипел он сквозь слюну, вытекающую изо рта. – Гони бабки, тварь!

Алена вскочила с дивана и запрыгнула к нему на спину. Сквозь поток рыданий она просила остановиться. Руками девочка вцепилась ему в волосы и со всей силой начала вырывать их. Сергей завизжал от боли и отпустил мать. Анна Владимировна, задыхаясь и жадно хватая воздух ртом, упала на кровать. Сергей сделал шаг навстречу Алене, которая спрыгнула со спины. Она выбежала из комнаты и плотно закрыла за собой старую деревянную дверь. Босиком, в одной сорочке Алена сначала выбежала во двор, но уже через секунду скрылась за калиткой. Взвизгивая от боли каждый раз, когда камни пронзали ее ступни, она продолжала бежать. Обогнув свою улицу, оказалась на соседней и, добежав до Марининого дома, перепрыгнула через забор. Увидев открытый парник, заскочила внутрь и плотно закрыла за собой его хлипкую дверь. Следующие полчаса Алена сидела на земле за высокими кустами помидоров, забившись в угол теплицы, и рыдала. Обессилев, она легла на твердую подушку, сбитую из холодной земли и, накрывшись тонким одеялом из теплого парникового воздуха, наконец, уснула.

Ей снился сон, как Сергей бежит за ней по улице. Ее ноги с каждым движением становятся все тяжелее и тяжелее, в итоге она падает в огромную лужу рядом с Жениным домом и дядя настигает ее. Инна висит на калитке и, тыча в Алену пальцем, громко хохочет. Ее смех взрывает спокойный ночной воздух, и сонные звезды градом падают на землю. Сергей хватает племянницу за руки и тащит по земле. Ее новые шлепанцы рвутся, превращаясь в лохмотья. Вдруг из-за поворота появляется Ленька с друзьями и, бросая в нее камни, тоже заливисто смеется. Алена глазами ищет поддержки среди знакомых и друзей, но никто не приходит к ней на помощь. Лишь злой смех и страшные гримасы заполняют ночную пустоту. Алена поворачивает голову и видит Женю, выезжающую со двора в инвалидном кресле. Ее лицо прекрасно. Кожа светится изнутри, а в глазах плескается океан любви и доброты. Медленно девочка подъезжает к Алене и, взяв ее за руки, помогает ей встать. Смех продолжает звучать, но уже не так громко, постепенно превращаясь в иллюзию. Тени людей растворяются во мраке. А Сергей разворачивается и уходит за калитку их дома. Девочки остаются вдвоем. Алена стоит на коленях и держит Женю за руки. Она чувствует их тепло. Женя улыбается. «Какое у нее красивое лицо, – думает Алена, – она самая красивая девочка, которую я только видела. Как же Инна была неправа». Алена не замечает инвалидного кресла и ей кажется, что они с Женей танцуют вместе, паря над землей. «Как же жалко, что мы не умеет летать, – мысли проносятся в ее голове, будоража воображение. – Если бы мы только умели летать, то Жене не нужно было бы инвалидное кресло». И они продолжают парить над землей, поднимаясь все выше и выше. Когда их головы касаются звезд, Женя молча отламывает кусочек звезды и протягивает его Алене. Рот девочки бездвижен, но ей кажется, что они болтают без умолку уже много часов. Губы Жени прекрасны, на них играет серебристая улыбка, которая переваливается всеми огнями драгоценных камней. Она жестами показывает Алене, что нужно спускаться назад – скоро рассвет, и она больше не сможет летать. Алена понимает ее с одного взгляда, как будто слова в вихре танца кружатся над ее головой. Они возвращаются на землю, и Женя снова оказывается в инвалидной коляске. «Не переживай, завтра я снова буду летать, как только наступит ночь», – глазами говорит она. Алена, улыбаясь, провожает ее до калитки. Всю дорогу они разговаривают, не произнося ни слова. Женя исчезает из виду, а Алена еще долго смотрит ей вслед, расплываясь в широкой улыбке.

Холодная земля прилипла к щеке. Тело болело, словно его всю ночь били палками. Пальцами Алена нащупала шишку на затылке и, взвизгнув от боли, убрала руку. Девочка встала на ноги и стала пробираться сквозь кусты помидоров, стараясь не наступить на них. Открыв дверь парника, она огляделась по сторонам – никого не было, солнце только-только просыпалось. Алена тихонько вышла на улицу и направилась к забору, решив срезать путь через двор бабушки Лиды. Пробравшись через «тайный» ход, девочка перебежала огород, затем пересекла спящую улицу и оказалась у себя во дворе. Она в волнении остановилась возле окна бабушкиной комнаты и, встав на цыпочки, заглянула внутрь. Постель была расстелена, но бабушки в комнате не было. Девочка поочередно стала заглядывать во все окна, но никого не находила. Алесина кровать тоже была пуста. Алену начала охватывать паника. На дрожащих ногах она побежала в дом. Анна Владимировна сидела за столом, положив голову на руки, Алеся сидела рядом, закрыв глаза ладонями.

– Бабушка, ты жива! Какая радость! С тобой все в порядке? – Алена со всех ног бросилась к ним.

– Господи, как же ты меня напугала! Еще полчаса, и я собиралась звонить в милицию! – Анна Владимировна сжала внучку в объятиях.

Алеся подошла к сестре и обняла ее, из глаз хлынули слезы.

– Почему ты плачешь?

– Я думала, что с тобой случилась беда! – сказала Алеся, тыльной стороной руки вытирая слезы.

– Ты же меня не любишь, – удивленно сказала Алена. – Ты всегда говорила, что будешь рада, если я потеряюсь.

– Дурочка ты маленькая! – Алеся еще сильнее прижала сестру к себе.

Алеся относилась к Алене с высокомерием, считая, что от нее одни лишь проблемы. Они практически не общались, в основном лишь ругаясь и иногда даже устраивая драки из-за того, что Алена без спроса взяла ее новую кофту или помаду. Разница в пять лет была для них пропастью в общении. Алена еще с удовольствием часами каталась на дворовых каруселях, в то время как Алеся красила ресницы и гуляла со старшеклассниками. Но когда Алена попадала в беду, Алеся первая била тревогу и бросалась на помощь сестре. Так и сегодня, пока Алена не вернулась, ее сестра от волнения чуть не сошла с ума, уговаривая бабушку звонить в милицию.

Алена прикрыла глаза, и улыбка счастья заиграла на ее губах.

– А где дядя?

– Ушел. Еще не вернулся.

– Он погнался за мной?

– Сначала да, но, не найдя тебя во дворе, вернулся назад.

– Бабушка, он больше не бил тебя? Только честно!

– Нет. Ты его хорошенько напугала. Ты моя спасительница, – бабушка поцеловала ее в макушку, ощутив на губах сладкий вкус солнечных волос. – Где ты была? Мы обошли с Алесей все улицы.

– Я пряталась в парнике у бабушки Яни.

– Ты спала на земле?

– Да. И мне даже приснился сон. Только, можно, я не буду рассказывать, о чем он…

– Хорошо, – сказала Анна Владимировна, широко улыбнувшись. – Бедная моя девочка! – она крепко прижала внучку к груди и начала гладить по голове.

– Бабушка, а куда он ушел?

Анна Владимировна смотрела в стену, как будто там был написан ответ.

– Он пошел к своим друзьям.

– Пить водку? – Алена подняла глаза. – Он же поэтому просил у тебя деньги? И ты дала ему?

– Да, дала. У меня не было выбора. Иначе он не ушел бы.

– А когда он вернется, то снова будет бить нас?

– Нет. Больше я этого не допущу, – она так сильно сжала губы, что они стали мертвенно-белыми. – А теперь пошли, я тебя умою, переодену и уложу спать.

– Я не буду спать! Если он вернется, я должна быть рядом с тобой!

– Не переживай. Рядом со мной будет Алеся. Мы посидим возле твоей кровати, пока ты будешь спать, хорошо?

– Хорошо. Так я точно услышу, если дядька придет.

Умывшись теплой водой и надев чистую пижаму, Алена упала на кровать и сразу же уснула. Анна Владимировна села рядом на стул, а Алеся забралась на свою кровать. Алена проспала три часа. Все это время Анна Владимировна сидела рядом, не отходя ни на минуту, поправляя одеяло и гладя внучку по ножке.

Сергей пришел ровно в полдень. Он был настолько пьян, что оставалось загадкой, как он дошел до дома. Спотыкаясь и падая, он дополз до дивана в гостиной и крепко уснул, бормоча себе что-то под нос. Алена в это время гуляла на улице. Придя на обед, она увидела дядю на диване и подошла к нему. Присев рядом на корточки, она стала рассматривать его лицо, на котором застыла ужасная гримаса боли и усталости. В комнате стоял запах немытого тела и перегара. Алена невольно зажала нос пальцами. Мужчина лежал прямо в одежде. Одна рука свисала с дивана. А ботинки, перепачканные черноземом, покоились на маленькой подушке. Брюки, местами рваные, были в грязи, наполовину расстегнутая рубашка оголяла худую грудь. Алена с ужасом разглядывала представшую перед ней картину. Она не могла поверить, что это был ее дядя, еще несколько дней назад мастеривший с ней кораблики из бумаги, которые они потом вместе пускали в огромной луже перед их домом. Он то и дело вздрагивал во сне, постанывая и кривя лицо от боли.

– Алена, что ты тут делаешь? – Анна Владимировна застыла в дверях, с ужасом наблюдая за внучкой. – Иди на улицу!

– Бабушка, ему плохо, – тихо сказала она.

Анна Владимировна тихо подошла к дивану.

– С чего ты это взяла?

– Посмотри на его лицо. Когда Алеся отравилась и ее тошнило, у нее тоже было такое лицо. Дядя ведь тоже отравился? Только водкой, – она снова посмотрела на него. – Так странно, бабушка, я ведь должна злиться и ненавидеть его, а мне почему-то жаль.

– Мне тоже, котенок, – Анна Владимировна прикрыла глаза, не давая слезам вырваться наружу.

– Бабушка, а почему ты его не сдашь в милицию? Или в вытрезвитель? Тетя Оля, Сашина мама, говорит, что на твоем месте она давно бы его сдала и жила бы себе спокойно.

– Это она так тебе сказала?

– Нет. Я слышала, как она разговаривала с соседкой.

– Она не на моем месте. И никогда на нем не будет, поэтому и не может понять меня. А ведь он мой сын. И я ответственна за его судьбу.

– Но он уже взрослый! И сам должен решать, как ему жить. Так бабушка Яня говорит.

– Для меня он всегда будет маленьким. Это моя судьба, мой крест, и я буду нести его до конца своих дней. Как же можно бросить своего ребенка, когда он попал в беду! А он в беде! Он заболел и не может вылечиться сам. Алкоголизм – это страшная болезнь, которая убивает человека очень быстро. Некоторые могут выкарабкаться и вылечиться, но Сергей не из таких. И поэтому я буду рядом. Если ему вдруг понадобится моя помощь, я должна буду успеть протянуть ему руку.

Алена слушала бабушку, внимательно глядя ей в глаза.

– Он хороший человек. Замечательный. Но он болен. Ведь и мы, когда болеем, становимся сами не свои, скажи?

Алена кивнула в знак согласия.

– Вот и с дядей так. Попробуй найти в своем сердце прощение для него. Ведь, если бы его жена была жива, все могло сложиться по-другому. Но горе сломало его, навсегда помутив разум.

– Бабушка, я его уже простила, совсем не злюсь. Теперь, когда ты мне все объяснила, я больше не злюсь. Честно.

Анна Владимировна не выдержала, и слезы покатились по ее морщинистым щекам. Она подошла к внучке и, взяв ее за руку, вывела из комнаты.

– Иди, поиграй на улице с девочками. Пусть он поспит.

– А когда он проснется, он снова будет прежним?

– Да. Он будет таким же, каким ты его всегда знала.

Алена обула сандалии и вышла из дома. Анна Владимировна вернулась на кухню. Она как раз варила куриный бульон для сына, зная, что после запоя он больше ничего кушать не сможет. Поставив кастрюлю на маленький огонек, она вернулась в комнату. Аккуратно сняв с Сергея обувь, она стянула его грязные штаны и унесла их в ванную. Затем, достав из шкафа легкий плед, укрыла сына до самых ушей – даже во сне он дрожал от холода. Прикрыв за собой дверь, женщина вышла из комнаты.

Анна Владимировна знала, что все в округе осуждают ее за то, что она до сих пор не упекла сына в милицию или в лечебно-трудовой профилакторий. Но у нее не поднималась рука набрать известный номер. Иногда, доведенная до отчаяния, женщина хваталась за трубку, но затем быстро бросала ее. Она знала, что не простит себе этого до конца своих дней. Запои случались раз в два-три месяца, но в последнее время Сергей стал пить чаще. Анна Владимировна присела на угловой диван на кухне и достала из шуфлядки кухонного комода потрепанный кошелек. Она пересчитала оставшиеся деньги. «Этого не хватит до пенсии», – вздохнула она.

У дочери она не хотела просить денег. Уезжая, та оставила небольшую сумму на питание и непредвиденные расходы для дочерей. Но Анна Владимировна почти все вынуждена была отдать сыну. У нее были кое-какие деньги, отложенные на свои похороны, но их она никогда не трогала.

– Придется взять оттуда, – тихо сказала Анна Владимировна, складывая деньги обратно в кошелек. – Ничего, с пенсии снова отложу. Надеюсь, я не умру в следующие две недели, – она нервно усмехнулась.