Текст книги "Грех и немножко нежно"

– Ну да.

– Когда твоя Настя поедет в Москву?

– В смысле?

– Она бы могла показать браслет московским ювелирам, чтобы его оценили… Чтобы ты знал, что покупаешь действительно дорогую, ценную вещь.

– Но ты ведь его уже оценивал.

Макс глубоко, судорожно вздохнул.

– Я, честно говоря, не особенно-то надеялся.

– Макс, брат, да я бы тебе и так дал денег. Без проблем. Ты вообще что собираешься делать?

– Раздам все долги сначала. После… Я же тебе сказал, что в свое время купил маслозавод у вдовы моего приятеля. Так вот, она оставила себе «Жиркомбинат», но человек она неопытный, вижу, как ее обманывают, попросту грабят те, кто называет себя ее друзьями… Она обратилась ко мне за помощью. Предложила мне должность директора, и я сразу согласился. Так что уверен, что и у меня скоро будет все хорошо. Может быть, даже женюсь на ней. Она хорошая женщина.

– Отлично. Давай, действуй… Что же касается денег, то Настя должна заказать их в банке, то есть это дело двух дней. Подождешь?

– Ты еще спрашиваешь!

Братья обнялись. Макс вложил браслет в ладонь Валерия.

– Бери. Спрячь хорошенько. Но сначала Насте покажи. Ты уверен, что она поддержит тебя?

– Не сомневаюсь. Тем более мы и сами думали, что подарить дочери.

– Кстати, а где Лиля-то?

– Если она не играет, значит, что-то учит в своей комнате. Скоро увидишь ее и не узнаешь… Она так повзрослела за последний год…

Внезапно раздался какой-то непонятный звук, похожий на сухой шелест где-то в утробе дома, легкий удар, который отозвался эхом внизу. Валерий замер, прислушиваясь.

– Знаешь, этот дом такой странный… Ведь он же очень старый, и нам с Настей иногда кажется, что он живет какой-то своей жизнью.

– Привидения?

– Не исключаю. Что мы вообще знаем о таких вещах? Ничего! Да уже то, что люди так много говорят о привидениях, пишут и снимают фильмы, говорит о том, что в этом что-то есть.

– Да ты мистик, Валера! Ты как вообще живешь-то, я не имею в виду материальную сторону, здесь все понятно… – Макс обвел взглядом гостиную, обставленную дорогой мебелью, увешанную картинами в массивных рамах. – Я имею в виду все в целом. Твоя работа… Трудно? Мне всегда представлялось, что прокуроры только и делают, что следят за тем, чтобы закон не нарушали, а еще наказывают, наказывают… Вот такое у меня наивное, детское представление о твоей профессии.

– Ну что, правильно… Так оно и есть.

– И ты всегда действуешь по закону? Тебе никогда не бывает жаль тех людей, которые нарушили закон по незнанию или случайно… Ну, ты понимаешь, о чем я.

– Я тоже человек, и все понимаю. Ты даже не представляешь себе, насколько сейчас задел за живое… Тут у нас в Зульштате история одна приключилась, драма самая настоящая. Одна моя знакомая… Словом, она нравилась мне, да и до сих пор нравится, ее Эмма зовут. По мужу – Самойлова. Она убила свою сестру. История, говорю, жуткая! Эмма вернулась с юга раньше времени и застала своего мужа с родной сестрой. Понятное дело, что испытала шок, взяла нож и ударила сестру в живот. Потом сама позвонила в полицию и во всем призналась. Я уверен, что она не соображала, что творила… или, наоборот, очень хорошо соображала и решила, что только так сможет уравновесить то зло, что они, самые близкие люди, причинили ей. Вот так…

– Знаешь, я очень хорошо ее понимаю. У меня у самого руки чесались, когда я узнал, что Лариса моя сошлась с другим… Я столько раз убивал ее мысленно!..

– Мысленно… Это понятно. Но не думаю, что ты решился бы на убийство.

– Просто я не застал ее, вот в чем разница. А если бы пришел домой и увидел ее в постели, голую, с голым волосатым мужиком, возможно, я бы убил обоих. Это я сейчас так спокойно обо всем говорю, а тогда я был сам не свой, ну, когда вся эта история с Лариской началась…

– Да понятно все.

– И что ты теперь будешь делать? Ты, я так понял, должен ее обвинять на суде.

– Да, должен. И я не знаю, как это сделать. Боюсь, что, как только увижу ее, так…

– Ты что, влюблен в нее, что ли?

– Говорю же, она мне нравилась. Не знаю, как тебе объяснить.

– Она красивая?

– Очень.

– Тогда и не надо ничего объяснять. Настя – это жена, а Эмма…

– Мечта, пожалуй. О таких, как она, пишут романы, слагают стихи… Что-то есть в ней такое… сильное… женское… А еще, она какая-то настоящая, что ли. И даже это убийство ей идет, представляешь, до чего я договорился… Ладно, пора сворачивать этот разговор, а то Настя услышит… Я Настю больше жизни люблю, она – родной мне человек. Надеюсь, что и она испытывает ко мне такие же нежные чувства…

– Она живет в Москве…

– Макс, не надо… Я знаю, что ты можешь сказать. Нет, нет и еще раз – нет! Я верю ей. Мы – семья, и у нее там, в Москве, никого нет.

– А если есть? Тоже какая-нибудь мечта?

– Нет. Говорю же, я уверен в этом. Я знаю, стоит тебе сейчас пойти по знакомым, как все в один голос будут рассказывать разные небылицы о нашей семье. Что я взяточник, что Настя изменяет мне. Если ты мне брат, не слушай никого и вообще постарайся пресекать подобные разговоры. Я рассказал тебе все как есть… Тьфу ты… Да что такое?

Где-то поблизости раздались глухие быстрые шаги.

– У вас подвал есть?

– Конечно! Огромный подвал. Там сухо, чисто, плитка везде… Винный погреб, ну и всякие соления.

– Так может, там Настя? За огурцами, к примеру, спустилась, – улыбнулся Макс. – А ты испугался.

– Да ничего я не испугался. Просто странные какие-то звуки. Да и огурцов пока еще нет. Разве что грибы… Да, ты прав, скорее всего, она спускалась в подвал за солеными песочниками.

– Песочники… Пища богов! Как же я по ним соскучился! Вы все у Нины Георгиевны их покупаете?

Макс имел в виду их старую учительницу, уже давно пенсионерку.

– Ну да. Только она одна сейчас во всем городе собирает этих малышей, и ее засол – лучший. За ее грибами приезжают даже москвичи, которые у нас тут рыбачат летом.

Братья Петровы выросли в Зульштате, жили на берегу Волги, в частном доме в двух шагах от речного вокзала. После окончания школы переехали в областной центр, снимали там комнату, пока учились в университете. Валерий учился на юриста, Максим – на экономиста. Вскоре отец умер, и мать вышла замуж за зубного врача Варфоломеева, с которым они потом вместе переехали в Питер, где ему по наследству досталась квартира. Позже к ним переехал Максим, к тому времени закончивший университет, да и остался там, женился на Ларисе.

Валерий, вернувшись после завершения образования в Зульштат, женился на Насте, и они какое-то время еще жили в старом родительском доме. И только когда Валерий стал прокурором, они с беременной Настей купили этот старый особняк в центре города.

Песочники – это отдельная тема… С детства Валерий и Максим рыбачили, в семье была моторная лодка, и они часто с родителями отправлялись на острова за рыбой или грибами-песочниками. Мать солила грибы большими банками и потом дорого продавала на базаре. Это был их семейный бизнес. Потом, когда она уехала в Петербург и дом опустел, братья продали старенькую лодку соседу, и все детские радости, связанные с поездками по Волге, пикники, рыбалка, остались далеко в прошлом… Но соленые песочники всегда были любимой закуской, и когда Максим приезжал в Зульштат к брату, первое, чем его угощали Валерий с Настей, были песочники.

В дверь постучали, это была Настя.

– Песочники? – спросил, расплываясь в улыбке Макс, видя, как Настя ставит на стол большую тарелку, полную блестящих, ароматных, посыпанных свежим лучком песочников. – Я же тебе говорил, что это Настя шумит в погребе, а ты заладил: привидения…

9. Маша

Утром следующего дня Маша, выпив чашку кофе, отправилась в музей к Лангу и вышла оттуда спустя четверть часа с драгоценной копией схемы немецкого кладбища, где бледными буквами было обозначено надгробие доктора Ульрихса. Ну вот и все! Сейчас она разыщет эти мраморные обломки, сравнит картинку реального кладбища с фотографией склепа Краушенбахов, разыщет его непременно, проникнет в него… Так. И что дальше? Так же темнота! Да и страшновато будет.

По дороге на кладбище Маша зашла в хозяйственный магазин и купила два фонарика с запасом батареек. Мало ли! Еще веревку, небольшую садовую лопату, если вдруг придется копать. Времени-то сколько прошло, в склеп могла набиться земля, мусор. Да и сдвинуть гроб (а он наверняка каменный) с места, чтобы добраться до клада, невозможно без лопаты или других инструментов.

Бодрая, можно сказать в прекрасном расположении духа, Маша отправилась в самую унылую часть города как в парк аттракционов.

О Ланге она старалась не думать. Старый неприятный тип. Она уже получила от него все, что нужно, и больше они уже никогда не увидятся.

На исследование немецкого кладбища, которое она нашла с трудом, поскольку не очень хорошо запомнила дорогу, по которой они возвращались с кладбища с Лангом, ушел почти час. Ей повезло, она находила могилы с хорошо сохранившимися табличками с обозначениями фамилий, что давало возможность следовать по схеме. Вот только след от могилы доктора был какой-то невразумительный. Ни таблички, ничего, только белый выщербленный мраморный камень – и все. Зато по схеме выходило, что это действительно захоронение Ульрихса, поскольку с четырех сторон оно было окружено могилами с четко сохранившимися табличками. И тут ошибки быть не могло. Точно этот памятник украли. Сперли мрамор, может, распилили и сделали столешницу для кухонного стола или просто притащили домой да и оставили, не понимая, зачем им в хозяйстве мрамор… Уроды, что еще сказать.

За куском потускневшего и грязного белого мрамора росли густые кусты сирени. Сейчас они смотрелись отвратительно – припорошенные пылью, как пудрой, с высохшими коричневыми венчиками семян вместо прелестных весенних лиловых или белых соцветий.

Маша раздвинула ветки сирени и вдруг увидела аккуратную кирпичную кладку, по форме напоминающую будку суфлера. Такое кирпичное полукружие с чернотой внутри. Она посветила фонариком, поскольку, несмотря на яркий солнечный день, рассмотреть внутренность склепа (а это был точно склеп!) было невозможно, и увидела две каменные ступени, идущие вниз. Склеп доктора Ульрихса! А почему бы не исследовать и его? А уж потом разыскать склеп Марты, тем более что он, если верить фотографии, находился где-то совсем рядом, и его поиски она оставила как бы «на десерт», мол, куда он денется-то?

Под сиреневым кустом было душно, пыльно и полно опавшей бурой сухой листвы. Сильно пригибаясь, Маша подлезла под ветки и просунула голову в пространство над ступенями, после чего сделала один шаг вниз, затем неуверенно, в полной темноте опустилась на вторую ступень, а третья оказалась неожиданно глубоко, уходила куда-то сантиметров на восемьдесят, если не на целый метр, в полную темень. Над головой ее как раз нависла кирпичная овальная кладка. Маша спускалась в склеп. И вот в какой-то момент она оказалась на твердой каменной площадке напротив прямоугольного отверстия – входа в темное помещение. Посветив фонариком, она увидела присыпанный опавшими листьями каменный пол, а вдоль стен – пыльные каменные гробы.

Где-то наверху послышались голоса. Кто-то разговаривал совсем близко от склепа, голоса были женские, спокойные. Но потом они стихли, и Маша начала исследовать каменную комнату склепа. Ногой, обутой в кроссовку, она несколько раз шаркнула по сухим листьям и почувствовала что-то скрытое от глаз. Тогда она присела и небольшой лопаткой принялась счищать мусор. И увидела металлическую кованую решетку в узорах из листьев. Подцепив решетку лопаткой, она с трудом сдвинула ее в сторону, посветила фонариком и увидела прямоугольное отверстие в полу.

А что если Ланг ошибся и это могила ее прабабки Марты? Или ошибся тот, кто составлял карту захоронений.

Страха не было совсем. Маша как бы даже не осознавала, что находится в склепе, а не в каком-нибудь подвале жилого дома.

Она взяла маленький камушек и бросила вниз, в освещенный фонариком лаз – звук удара камня о дно склепа раздался почти мгновенно, значит, не так уж и глубоко.

Все сухо, и где-то внизу видны ступени. Спустившись наполовину, как можно не продолжить исследование склепа? И Маша спрыгнула вниз. Повернулась и увидела с правой стороны тоннель. Настоящий, в человеческий рост тоннель, уходящий далеко в темноту!

Маша почувствовала, как волосы на ее голове зашевелились, да и вся она покрылась мурашками. Она вдруг вспомнила, как кто-то рассказывал ей или говорил в ее присутствии о том, что под Зульштатом существует целый подземный город и что во время войны фашисты планировали его использовать как склады с оружием, боеприпасами, продуктами, водой и топливом. И что русские, узнав об этом, срочно выселили всех коренных немцев, чтобы не допустить этого. Однако никто никогда не видел этих тоннелей, лабиринтов, ходов, пещер. Если бы они существовали на самом деле, всегда думала Маша, то об этом давно бы уже напечатали в газетах, да и в Интернете можно было бы найти информацию.

Но вот он, тоннель. Лабиринт. Называй как хочешь. И это не сон!

Маша сделала несколько шагов вперед. Аккуратно вырытый тоннель, обложенный красно-коричневым кирпичом. Сверху он сводчатый, приблизительно два метра высотой. То есть по нему можно передвигаться вполне свободно, не боясь удариться о потолок.

Тишина давила на уши. В тоннеле было прохладно и не душно, словно существовала вентиляция.

Маша прибавила ходу, чиркая по сводам и стенам тоннеля светом фонарика. Потом побежала…

И остановилась резко только тогда, когда увидела, что тоннель раздваивается: налево и направо. Понимая, что ей надо как-то возвращаться обратно на кладбище, она решила оставить метку на стене. Острием лопатки нацарапала стрелу на стене, ведущей направо, и двинулась, теперь уже более спокойно, дальше.

Она была потрясена, насколько длинным оказался тоннель. Это сколько же людей работало здесь, роя эти ходы, выкладывая стены кирпичом. Кто-то очень богатый вложил сюда свои средства. Баснословно богатый. Может, государство? Может, этот тоннель прорыли еще во времена Екатерины Второй? Наверняка.

Но почему, почему же до сих пор никто не обнаружил его? Как такое могло случиться? Ведь если люди, пусть даже один человек рассказал об этом, выдал страшную тайну, то информация должна была распространиться на весь город. Это же не какая-нибудь могила или склеп. Это тоннель, вырытый на многие километры!

И теперь она, Маша, расскажет об этом миру. Представит как открытие, как археологическую находку! Жаль вот только, что не нашла она ни одного клада, ничего такого, что имело бы материальную ценность. А это значит, что деньгами здесь и не пахнет. Больше того, если она окажется в центре внимания прессы, то ей уже не удастся продолжить поиски склепа прабабки Марты. Получается, что до поры до времени она должна молчать.

На пути ей встретились еще несколько ответвлений. И везде она помечала направление, в котором двигалась, стрелками. Она устала, ей было уже тяжело дышать, а тоннель как будто поднимался в гору. К поверхности земли. Вот интересно, и где она сейчас окажется? В каком месте города? Здесь, под землей, ориентироваться было трудновато, однако она была уверена, что находится где-то в центре Зульштата.

Если тоннель ведет наверх, рассуждала она, чувствуя, что слабеет, то где-то он и заканчивается, иначе какой смысл было копать в этом направлении. Система подземных тоннелей была кем-то тщательнейшим образом спланирована и имела какие-то стратегические задачи. Соединялись, возможно, заводы, предприятия, может, административные здания.

Тоннель повернул направо, и Маша оказалась в небольшом квадратном помещении, исчерченном лучами света, исходящего откуда-то сверху! Она задрала голову и зажмурилась. Когда глаза привыкли к этим ярким лучам, она сумела разглядеть деревянный потолок, к которому вели, на правой стене, три крутые каменные ступени, упиравшиеся в прорезанный в досках люк – вход, выход. Имелась даже небольшая металлическая ручка.

Маша поднялась по ступеням и уперлась головой в доски, коснулась ручки и надавила вверх. Деревянная крышка легко поддалась, и Маша забралась на последнюю, верхнюю ступень, высунула голову и увидела низкое помещение, напоминавшее полуподвал. И вот там-то и находилось небольшое грязное полукруглое оконце, пропускавшее свет. Маша быстро вылезла, отряхнулась, подошла к окну, но увидела лишь траву да кусты. Трудно было понять, где она находится.

Она осмотрелась и увидела приставленную к стене деревянную лестницу, упиравшуюся в металлический люк. Сверху доносились какие-то странные звуки, определить характер которых было трудно.

Она поднялась по лестнице, уперлась ладонью в люк, он оказался довольно тяжелым. Собрав все свои силы, она снова надавила на него, и ей удалось его приподнять. И снова яркий свет ударил в глаза. Она зажмурилась, из глаз брызнули слезы. Переведя дыхание, снова открыла глаза и увидела прямо перед собой ножку рояля! Звуки, ритмичные, как удары чего-то мягкого о корпус рояля, чье-то сопение и движущаяся тень на вытертом розоватом паркете – все это свидетельствовало, что в комнате кто-то есть и что Маше нужно быть предельно осторожной.

Раздался гулкий, утробный звук, как если бы ударили по корпусу рояля, потом послышались медленные шаги. Маша не могла рисковать и поднимать крышку люка выше, а потому, ничего не видя, поскольку люди находились на противоположной стороне люка, за крышкой, вся обратилась в слух.

– Ты настоящее животное, Жорж! – послышался высокий женский голос откуда-то сверху, словно женщина находилась на крышке рояля!

– Все мы немного животные, – ответил ей мужчина хрипловатым голосом. – Одевайся и уходи скорее, ко мне жена должна прийти…

Маша от удивления чуть не отпустила крышку…

10. Золотой тоннель: особняк графини

Вера Каплер стянула с рук резиновые перчатки, сняла с себя длинный черный в пятнах масляной краски фартук и отошла подальше от своей незаконченной картины. Это были плоды граната на бордовом шелке. Самые разные оттенки красного, бордового, розового, и каждое зернышко блестит – матово, роскошно.

– Удались, – сказала Вера, любуясь собственным творением. – Ну просто удались…

Она осталась довольна результатом многочасовой работы, которую начала глубокой ночью, и решила сделать перерыв вот только что, в половине девятого утра.

– Сережа, я уже иду!

– Да, Верочка! – отозвался с кухни ее муж Сергей Манвайлер. Супруги носили разные фамилии. Вера оставила свою, поскольку в их роду и отец, и бабушка были известными в городе художниками, а потому решено было сохранить фамилию. Тем более что и Вера тоже стала художницей. Сергей же, немец по происхождению, был адвокатом и носил не менее звучную и также доставшуюся ему «по наследству» от отца и деда известную фамилию юристов – Манвайлер.

Сергей считался одним из самых лучших адвокатов в Саратове. Он был успешен, много работал, и все деньги вкладывал в свое детище – расположенный в самом центре Зульштата, его родного города, «графский особняк». Это было красивое, построенное в стиле ампир здание, превращенное во время революции в склад. Еще мальчишкой Сергей играл там с друзьями и мечтал, что, когда вырастет, заработает много денег и выкупит его, поселится в нем. Однако жизнь забросила его в областной центр, и детская мечта приобрела налет нереальности. Но приехав как-то в Зульштат в отпуск с женой и расположившись на местном пляже, на Волге, расстелив на песке газету с копченым лещом, он совершенно случайно (провидение!) прочел объявление о предстоящих (в ближайший понедельник) торгах в Зульштате. Среди короткого списка продаваемых государственных объектов был «графский особняк», обозначенный как «Склады Мейера». Уверенный в том, что особняк наверняка уже присмотрел кто-то из администрации города и что эти торги – лишь необходимый юридический акт, перед тем как его присвоят за копейки, Сергей тем не менее принял участие в торгах и был удивлен тем, что никто его и не собирался покупать. Вероятно, всех смущала цена восстановления здания, реконструкция и реставрация. Так случайно он выкупил свою «мечту» за сущие гроши, и потом в течение нескольких лет вкладывал в него все свои деньги.

Вера относилась к этому совершенно спокойно – тема денег в последнее время (точнее, с тех пор, как ее картины стали с успехом продаваться за границей) не интересовала ее. Больше того, она была даже рада, что все свое свободное время Сергей проводит либо с ней, либо в Зульштате, контролируя ремонтные работы.

Она была очень удивлена, когда в один прекрасный день Сергей объявил ей, что ремонт в особняке закончен и что он собирается превратить его в место проведения свадеб и других торжественных мероприятий. Что в главном «бальном» зале будут проводиться бракосочетания, а в остальных помещениях расположатся рестораны и зимний сад.

– А я-то думала, что ты просто реализуешь свою детскую мечту, – сказала она, потрясенная тем обстоятельством, что муж вложился в этот дом как в бизнес. – Что ж, поздравляю тебя! Вот уж не предполагала, что это твое увлечение будет еще и приносить доход!

Сергей не прогадал: все брачующиеся пары в Зульштате теперь регистрировали брак в «графском особняке». Ресторан «Манвайлер» стал модным, хоть и дорогим, в нем было престижно проводить разного рода мероприятия и праздники. Раз в месяц Сергей отчитывался перед женой в заработанных им суммах, и это при том, что он продолжал активно работать адвокатом. Работы было так много, что Сергей просто разрывался на два города. И нередко стал оставаться ночевать в «Манвайлере», на третьем этаже, где находились его собственные апартаменты. Веру вытащить в Зульштат было очень трудно, она всегда была занята, писала картины, встречалась с художниками, часто ездила в Германию, где жил основной покупатель ее работ Питер Вольф. Словом, она имела смутное представление о том, как выглядит ресторан ее мужа и чем он вообще занимается. Она доверяла ему абсолютно и жила спокойной и наполненной смыслом и любовью к мужу жизнью. Ее лучшая подруга Ольга, одинокая молодая женщина, много времени проводящая в квартире Веры и Сергея, завидовала ей страшно, по-черному, и находила особое удовольствие в наблюдении за жизнью своих друзей. Кроме того, она никогда не упускала случая приблизиться к Сергею, поговорить с ним, сходить куда-нибудь вдвоем, когда Вера была занята, пройтись с ним под ручку по улице, зайти поужинать в ресторан. Она делала все, чтобы вызвать ревность в Вере, но та была непробиваема, она жила в своем ярком и красивом мире, где были ее картины, красавец-муж, где кофе пили из фарфора японского, а ели – из лиможского и где не было места недоверию, обману, ревности, изменам, разочарованию, предательству, всему тому, чего в свое время пришлось наглотаться брошенной и бесталанной Ольге.

Соблазнить Сергея, довести его, что называется, до греха Ольга так и не решилась. Побоялась, что Вера все-таки проснется, увидит очевидные вещи да и вышвырнет ее из своей квартиры и из своей жизни. И кто тогда будет подкидывать ей деньжат, кто будет в прямом смысле кормить ее?

Она чуть ли не со слезами на глазах смотрела, как Сергей нежен и предупредителен с женой, как дарит ей охапки цветов, драгоценности, как провожает и встречает ее в аэропорту или на вокзале, как варит ей кофе по утрам или готовит ужин! Иногда, когда зависть накрывала ее с головой, ей хотелось убить Веру. Вот просто подойти и зарезать ее. Кухонным ножом. Вонзить ей прямо в сердце. Чтобы уже наверняка. Чтобы прекратились эти ночные вдохновения художницы, шелест евровых купюр, газетные статьи о Вере, звуки любви, доносящиеся из спальни супругов… А вот Сергея она бы взяла и съела. Без остатка. Проглотила бы.

…Сергей поставил перед женой чашку с кофе, подлил молока.

– Устала? – спросил он ее, нежно проводя ладонью по ее волосам. Сейчас они были слегка растрепаны, но все равно Вера была прекрасна. Глаза ее сияли, на губах застыла улыбка.

– Мне нравится такая усталость. Я называю это счастьем.

– Знаю. Ты вообще молодец. Я видел твой новый альбом, компьютерную верстку. Да и в ютьюбе уже появились твои мастер-классы.

– Это пираты. Украли. Вообще-то, если ты помнишь, мы продаем мои мастер-классы. Но, с другой стороны, я же тоже видела эти пиратские выкладки… Много людей просматривают эти ролики, значит, это им нравится…

– Если бы у меня было время, – сказал с улыбкой Сергей, намазывая масло на булочку, – то я и сам бы занимался по Интернету живописью. Но у меня так много работы… Суды, клиенты, консультации, ресторан…

– А мне кажется, что ты и так живешь полной жизнью. И тоже, как и я, счастлив, – ответила Вера. В редкие минуты, когда они бывали вместе, она, глядя на него, вдруг остро понимала свою везучесть, ведь с ней рядом живет такой чудесный человек, такой заботливый и нежный муж. И ей становилось не по себе оттого, что она так много времени проводит без него. – Ты не сердишься на меня, что я вечно торчу в своей мастерской? Я еще не надоела тебе со своими красками и запахом скипидара? Ты не разлюбил меня?

– Вера, что ты такое говоришь?!

– Да ладно… Это я так… От полноты чувств, понимаешь? Боюсь все потерять, расплескать… Мне иногда кажется, что я просто переполнена счастьем, что так нельзя, так не бывает.

– Бывает. К тому же твое счастье построено на колоссальном труде, так чего же ты мучаешь себя угрызениями совести?

– Мои картины – это да. Но ты… Как же мне повезло с тобой.

– А мне – с тобой. Хочешь еще джема?

– Сережа… Скажи мне, что бы ты сделал, если бы, к примеру, я тебе изменила?

– Ничего.

– Как это? Почему?

– Да потому, что я уверен в тебе, а поэтому даже сам вопрос считаю несерьезным… Ты же просто так спрашиваешь?

– Да. Просто так.

– Зачем ревновать? Если не веришь человеку, зачем с ним жить? Вот ты меня ревнуешь?

– Как сказать… К твоему Зульштату ревную, – засмеялась Вера, счастливая оттого, что она, в отличие от своих подруг, ревнует мужа не к женщинам, а к городу, да и то в шутку!

– А я думал, что ты ревнуешь меня к своей подруге Оле.

– Вот уж глупости! Оля – свой человек. И я ей полностью доверяю.

Сергей усмехнулся про себя. Подумал, что Вера точно близорука и ничего не видит. Свой человек! Она разве что еще не разделась догола перед ним, эта Оля. Постоянно оказывает ему знаки внимания, напрашивается с ним всякий раз, когда он собирается выйти из дома, в те моменты, когда Вера сильно занята. Липнет, чего уж там! Охотница на чужих мужей. Лживая потаскушка.

– Ты бы гнала ее в шею, – сказал он, и эти слова прозвучали настолько неожиданно в это спокойное, полное умиротворения и неги утро, что Вера даже тряхнула головой, проверяя, не померещилось ли ей это.

– Как ты сказал: гнать в шею? Я не ослышалась?

– Вера, ты не понимаешь… Ты – творческий человек, ты живешь в своем мире, и это неплохо… Но позволь мне позаботиться о тебе, о твоей элементарной безопасности. Оля – пиявка. Она тянет из тебя деньги, твое время, внимание, ничего не отдавая взамен. Думаю, что она присваивает твои вещи, украшения, во всяком случае, я видел кое-что на ней из твоего гардероба. К примеру, шелковый платок, оранжевый с бирюзой. И твои сережки из янтаря, такие, крупные… С паучками.

– Не может быть… Ты это серьезно?

– Конечно! Она практически живет у нас.

– Но она помогает мне по хозяйству.

– Так верни Любовь Петровну, которую ты, кстати говоря, уволила, послушав совета Оли.

– Наверное, Любовь Петровна обиделась на меня.

– Ничего, я с ней поговорю. Думаю, что она и так все поняла.

– Что именно?

– Что ты попала под влияние своей подруги. Повторяю, гони ее в шею. Откажи от дома.

– Но как я это мотивирую?

– Если хочешь, я сам с ней поговорю.

– А это удобно? Она не поверит тебе.

– Тогда наберись мужества и сама скажи ей, чтобы она больше не приходила. Ты пойми, время от времени надо совершать какие-то неприятные, но необходимые поступки. К примеру, ставить на место наглецов. Так и скажи ей, что знаешь, что она ворует… Скорее всего, она будет валяться у тебя в ногах и просить прощения. Скажет, что не могла удержаться, что платок очень красивый, что она взяла на время, на свидание или что-нибудь… Словом, не верь ей. Скажи резко, что не желаешь ее больше видеть в доме – и все! Уверен, после того, как она уйдет из твоей жизни, ты и сама вздохнешь с облегчением. Тебе не надо будет отвлекаться на нее, выслушивать ее истории, кормить, тратить на нее деньги. А я позвоню Любови Петровне и попрошу ее вернуться. Договорились?

– Даже не знаю… Так все неожиданно. Но платок действительно пропал…

– Проверь свой гардероб, я не удивлюсь, если она украла твое белье…

Вера посмотрела на мужа внимательно. Видно было, что она колеблется, хочет что-то сказать.

– Что? Что ты хочешь мне сказать?

– Она приставала к тебе? У вас с ней что-то было? Ты поэтому хочешь избавиться от нее?

– Только слепой не заметил бы, как она липнет ко мне. А мне это неприятно, понимаешь! Словно у нас в доме завелась какая-то зараза. Как будто мы живем в коммунальной квартире, где нельзя пройтись голым до ванной комнаты или заняться любовью в гостиной… Я постоянно чувствую следящую за мной пару глаз, чужих глаз.

Он сказал ей то, что собирался сказать давно. Разве что не озвучил главное – столь пристальное внимание к своей особе становилось для Сергея опасным. Похоже, Ольга влюбилась в него, а это означало, что она, нигде не работающая, одинокая дама, располагающая вагоном времени, могла свободно перемещаться в пространстве, следя за ним. Надо было действовать, сделать так, чтобы отвадить эту назойливую Олю от дома, от семьи, причем постараться, чтобы Вера сама порвала с ней. Вот тут-то как раз и вспомнился этот платок, в котором Сергей на самом деле встретил Олю в центре города, прогуливающуюся в одиночестве и глазеющую по сторонам. И про сережки он сказал чистую правду. Мало того, что Оля поселилась в их доме, так еще и подворовывала!

– Спасибо тебе, Сережа, – сказала Вера, и Сергей увидел, что она плачет.

– Ты чего?

– Так все это неприятно… Я душу ей открыла, в дом впустила… Я на самом деле давала ей денег, делала подарки… И мне было приятно это делать. Разве могла я предположить, что пригрела змею на груди?! Господи, как же мне не хочется с ней обо всем этом говорить… У меня настроение испортилось, я и работать теперь не смогу, все буду репетировать наш с ней разговор…

– Вера, если тебе это так тяжело, я сам могу встретиться с ней и поговорить. Позвоню, назначу встречу и все популярно объясню. Больше того, я могу пригрозить ей как воровке…

– Она сейчас придет. Она ночевала у своей мамы, а утром, сказала, вернется домой… Она так и сказала «домой». Как же это все гадко!