Текст книги "Миллион для Коломбины"

– Но как-то же я сюда приехал! – Его голос звучал спокойно. И это тоже было странно.

– Должно быть, так же, как и сейчас, на машине.

– Да, ты права. В городе вокзала нет, но есть станция «Михайловский завод», что в десяти километрах от города. Но об этом я узнал уже в поезде, изучая местность по интернету.

– Ты не ехал на поезде. И знаешь почему?

– Конечно, знаю.

Она резко повернулась, натягивая край блузки на бедра. Машинально подхватила рукой свои волосы и, уложив на затылке в толстый жгут, укрепила заколкой.

– И в больнице ты нашей не был. А если и был, то маму мою не видел. И знаешь почему?

– Знаю, потому что она там не лежала, так?

– Да, она последние два месяца лежала в больнице Арти, это в пятидесяти километрах от нас. Там и больница лучше, и врачи. Скажи, что тебе от меня нужно? Где ты раздобыл мои фотографии? И как узнал о поминках? Кто ты вообще?

Он с совершенно невозмутимым видом взял со стола яблоко и откусил. Потом улыбнулся, словно это было единственным его оружием или просто беспроигрышным средством общения.

– Ну да, наврал! Врал с самого начала.

– Но почему я? У меня же нечего брать!

– Да при чем здесь это? Да, я приехал в Михайловск на машине, вернее, на трех разных машинах. Москва – Казань – Пермь… Ехал куда глаза глядят, пока вечером не оказался в твоем городе. Вышел на первой же попавшейся темной улице, такой глухой и заросшей старыми тополями, что аж жуть… Увидел свет в твоем окне, а там люди… Зашел в подъезд, поднялся, увидел, что дверь в твою квартиру открыта и туда заходят люди, потом кто-то вышел покурить на лестницу. Я постоял, послушал, понял, что это поминки. Разговорился с одной женщиной, она мне и рассказала про твою маму. Ты прости меня, но я, как тот мошенник, что ходит по свадьбам да банкетам со своим хрустальным фужером, вот только на поминки заглянул…

Она проглотила и это. Возможно, окажись она на его месте, то есть в поисках еды и ночлега, так же вот забрела бы на огонек в чужую квартиру, откуда доносится запах еды и где среди большого количества народа легко затеряться.

– Но фотографии мои у тебя откуда?

– Честно?

Она замахнулась на него, как это делают дети, полусерьезно, желая дать понять, что сердятся.

– Нашел в твоем почтовом ящике.

– Ты что, все ящики там прошарил?

– Нет, только твой, по номеру квартиры определил. Мне же надо было узнать хотя бы что-то о твоей семье. Может, письмо какое с именем, да мало ли! Квитанции…

– И что, неужели они лежали вот просто так? Мои детские фотографии? И без конверта?

– Нет, почему же, конверт был. Простой, коричневый, и на нем написано… Да вот же он, я тебе сейчас его покажу!

Надя ушам своим не поверила и следила теперь за каждым движением Григория. Снится ли ей все это?

Большой мятый конверт коричневой плотной почтовой бумаги он положил на стол. На нем было написано размашистым почерком «Надежде Суриной. Лично в руки».

– Вот я лично в руки тебе и отдал.

Почерк был незнакомым, то есть не ее и не мамин. Но фотографии точно их, семейные. Может, кто-то из знакомых решил как бы подарить их ей или вернуть, подсунуть инкогнито в такой печальный момент, чтобы после мамы у Нади осталось больше фотографий-воспоминаний?

– Ты сама-то можешь предположить, кто подкинул тебе эти фото?

– Нет. Не знаю. Ни у кого не должно было быть этих фотографий. С чего бы?

– Но родственники-то у вас есть? Быть может, какая-нибудь тетушка?

– Да нет никого!

– А отец?

– Утонул.

– Извини.

– Да ладно, чего уж там. Он давно утонул, я тогда в школе училась, мне лет десять было. Мы поехали на рыбалку, на машине, мы вообще часто выбирались за город, позагорать, отдохнуть. Папа вообще не умел плавать, но было очень жарко, он пошел просто окунуться и не вернулся…

– Какой ужас… Представляю, как все это было тяжело… Тело нашли?

– Ну и вопросы ты задаешь! Хочешь меня отвлечь от своих сказок?

– Да! – Он снова широко улыбался, и глаза его светились совершенно непонятной радостью. Удивительный тип, она рассказывает ему о том, как утонул ее отец, а ему весело. Может, у него с мозгами проблема?

– Конечно, нашли! В тот же день и нашли. Там люди были рядом, рыбаки, один нырнул и вытащил папу… Мама с тех пор на речку не ходила, хотя плавала отлично. Отец ей всегда говорил: «Тоня – не тонет».

– Не сердись на меня. Да, я понарассказывал тебе разных глупостей, а мне тогда хотелось только одного. Поесть и поспать. После того, что я сделал, стал мнительным, я и сам не ожидал от себя, что я такой трус.

– Постой, так ты, значит, не больной!

– К счастью… Прости.

Она бросилась в нему и принялась колотить его кулаками в грудь, приговаривая: «Да разве так можно? Я же поверила! Какой же ты дурак! Идиот просто!»

Он схватил ее за плечи и остановил. Заставил успокоиться. Слегка коснулся губами ее щеки. Она зажмурилась. Господи, какое счастье, что он здоров!

– Так, ладно. Хватит ссориться. Поедем куда-нибудь поужинаем, а?

– Но ты не ответил! Почему я? Зачем ты вернулся, я хотела спросить.

Надеялась ли она услышать что-нибудь типа «ты красивая девушка, поэтому я решил вернуться», «ты мне понравилась»? Надеялась, однако и боялась этого. Ведь после того, как он признается в этом, их отношения могут приобрести совершенно другой смысл. Да и вести себя с ним она должна будет иначе. Но как? Да, он нравится ей, но она же его совершенно не знает! И одно дело украсть деньги у зарвавшегося чиновника, настоящего вора, зная, что тебе за это все равно ничего не будет, что тебя могут просто не успеть вычислить, поймать и призвать к ответу, потому что ты обречен и тебе осталась пара месяцев жизни, а другое… А вот другой вариант он пока еще не озвучил. Он врал ей напропалую и постоянно. Один только хоровик-затейник чего стоил!

Ладно, ужин так ужин. Выпьет и сам все расскажет. Да и она после бокала вина, может, воспримет его очередную байку не так агрессивно. Вот только теперь она совсем запуталась: то ли благодарить его за то, что он избавил ее от старика с синими губами, то ли… Запуталась, короче.

– Зачем я вернулся? – Он снова приблизил ее к себе и теперь уже поцеловал прямо в губы. – Вот зачем!

– Ладно, поехали уже ужинать… – отдышавшись после долгого поцелуя, вкус которого она так и не поняла, потому что сильно нервничала, сказала Надя. – Надеюсь, в этом городе найдется приличный ресторан.

– Да, мне подсказали здесь, на ресепшне… Слушай, я вот с трудом произнес это слово.

– На самом деле как-то смешно звучит. Одно дело ресепшн в каком-нибудь приличном отеле, другое дело… Ладно, не будем снобами. Вполне себе нормальный город, нормальная гостиница, хотя бы чистая – уже хорошо.

Она открыла свою дорожную сумку и извлекла дежурное черное платье из нейлона, которое не мялось и всегда выглядело отлично. Облегающее, с большим декольте и маленькими атласными красными розочками на рукавах. Ну и туфли-шпильки. Все было старое, но выглядело вполне сносно.

– Ну, как я тебе?

– Для Красноуфимска вполне себе. – Григорий, отойдя подальше от Нади, осмотрел ее критическим взглядом.

– Типа, для сельской местности, что ли, сойдет? – Ей захотелось запустить в него чем-то тяжелым.

– Приедем в Питер, купим тебе самую красивую одежду.

Она почувствовала, что краснеет.

– Знаешь, я никуда не пойду. Вот.

И хотела уже стянуть с себя платье, но Григорий, бросившись к ней, обнял ее, остановил.

– Успокойся, я не хотел тебя обидеть.

– Послушай, – не выдержала она, ей хотелось узнать правду здесь и сейчас, что называется на берегу, – почему именно я? Почему именно со мной ты решил потратить эти проклятые деньги? У тебя что, в Москве не нашлось ни одной знакомой девушки, с которой ты мог бы отправиться…

– Да я как-то и не подумал об этом. Мне важно было поскорее выбраться из Москвы, раствориться где-нибудь на периферии.

– Ну хорошо. Ты заглянул, что называется, на огонек, то есть на поминки. Поел, отдохнул. Ладно – переночевал у меня, придумав эту дурацкую историю с онкологией… Вызвал во мне жалость. Но почему не отправился на следующее утро один? Зачем тебе я? Ты же ничего обо мне не знаешь, совершенно. А если бы я, к примеру, работала в полиции или прокуратуре? Или просто была бы законопослушной гражданкой и решила сдать тебя полиции?

– Честно говоря, я об этом как-то и не подумал. Сказать, почему я вернулся? Ведь ты это хотела узнать?

– Ну да! – Надя замерла в ожидании ответа, который сразу расставит все по своим местам, и она наконец определится в своих чувствах к нему. Да хотя бы поймет, злодей он или нет.

– Твой жених так глазел на тебя весь вечер, просто пожирал тебя глазами, и я подумал, что он вряд ли оставит тебя одну ночью. Что сначала уйдет, вернее, сделает вид, что ушел, а потом вернется. Ты откроешь ему дверь, потому что не сможешь не открыть. Уж слишком много он тебе наобещал. К тому же ты – человек слабый и добрый. Ну и уставшая была, я же понимаю. Да все это понимали. И все, кто тебя знал, так же предположили, что этот Семен, как там его…

– …Михайлович. – Она почувствовала, как щеки ее запылали.

– …Семен Михайлович вернется ночью и, воспользовавшись ситуацией, уложит тебя в койку, грубо говоря.

На этот раз она просто закрыла лицо ладонями – от стыда и от той правды, о которой ей было так противно думать.

– Я и не надеялся, что ты мне откроешь. Думал, что ты уже исполняешь как бы супружеские обязанности. Авансом, так сказать!

– А где ты, кстати говоря, был после того, как ушел от меня? – Она решила не обижаться на него, тем более что рассуждал он вполне логично.

– Заглянул в какой-то бар, выпил пива.

– Но сумку-то оставил у меня под кроватью! А если бы я ее нашла? Открыла и увидела кучу денег?

– Я бы все равно вернулся, и ты бы отдала их мне.

– А если бы не вернула?

– Это была бы уже совсем другая история.

Продолжать дальше разговор уже не имело смысла. Да, конечно, он сейчас изворачивается, пытается придумать красивую причину для своего возвращения в ее квартиру, типа, хотел спасти от приставаний старика. А на самом деле просто вернулся за сумкой с деньгами.

Частник-таксист, которого вызвала девушка на ресепшне, отвез их в ресторан «Екатерининский», вполне себе нормальное заведение, где Григорий заказал икру, селедку, стейк из говядины и груши на десерт. Ну и, конечно, шампанское.

В ресторане было мало посетителей, одна пара торжественно одетых пожилых людей, которые наверняка отмечали какой-то свой, личный, праздник, две нарядные девушки, скучающие в компании бутылки белого вина, да мужчина с красным лицом, с аппетитом поедающий свой ужин, скорее всего командировочный.

Надя пила шампанское и спрашивала себя, как она докатилась до такой жизни – сидит за одним столиком с мутным типом, обладающим несомненным талантом лгать прямо в глаза и при этом не смущаться.

– Как тебе икра?

– Да откуда я знаю? – фыркнула она. – Я что, каждый день икру, что ли, ем? Соленая.

– Ну чего ты злишься?

– Да потому что я ничего уже не понимаю! Ты вообще кто?

– Хочешь правду?

– А ты как думал? Если нас повяжут, то и на меня повесят кражу!

– Не повесят. Ты здесь ни при чем. У тебя алиби. Ты же была в Михайловске. Так что успокойся.

– Кто этот человек, у которого ты украл деньги?

– Говорю же – чиновник.

– Имя-то у него есть!

– Конечно! – Здесь он сделал паузу, глядя ей прямо в глаза. Она увидела, как он напрягся, задумался, словно все еще не решаясь назвать имя человека, которого он ограбил. – Поливанов. Иван Алексеевич Поливанов.

– Ты что, вошел к нему домой и просто взял деньги? Или у тебя был план, то есть ты планировал убийс… Ой, прости… Сорвалось.

– Да ничего. Я понимаю, девушка насмотрелась детективных сериалов.

– Типа того. Ну и как все это произошло?

– Он умер, – вдруг сказал он.

Надя уронила вилку, которая так звонко ударилась о тарелку, что девушки, сидящие через столик, обернулись.

– В смысле… От разрыва сердца, когда понял, что его обокрали?

– Да, почти от разрыва сердца. Только я ни при чем. Думаю, он был сердечником, да только ненавидел врачей.

– А ты-то каким боком к нему?

– Я был его адвокатом.

И тут, к удивлению Нади, Григорий достал из кармана светлого пиджака красную «корочку» – удостоверение адвоката, протянул ей. «…Выдано Министерством юстиции Российской федерации, город Москва». И главное, фамилия адвоката и его фото – Григорий Яковлевич Максимов.

Что ж, хотя бы не хоровик-затейник и не чернорабочий по уборке нечистот. Адвокат.

– Ты на самом деле был его адвокатом?

– Да.

– Ну что я все тяну из тебя, как кота за хвост? – возмутилась она. – Рассказывай уже, как все было!

Григорий откинулся на спинку стула, взял бокал с шампанским и сделал большой глоток.

– На самом деле он был хорошим человеком. Да, чиновником, но это в прошлом, потом он просто занялся строительным бизнесом, разбогател. Затем у него начались неприятности, связанные с землей. Он построил высотку на земле, которая оказалась спорной. Начались суды, он нанял меня, чтобы я разрулил ситуацию. К счастью, мы все уладили, квартиры в доме практически все были проданы, и тогда он начал строить целый поселок в Подмосковье. Он вообще был умным и талантливым человеком. В какой-то момент мы с ним даже подружились, хотя он был намного старше меня. Я был вхож в его дом, мы иногда вместе с ним рыбачили, словом, все было хорошо. Больше того, он рекомендовал меня своим друзьям, так что проблем с клиентами у меня тоже не было.

Она ему снова поверила. Увидела удостоверение и поверила. Должно быть потому, что очень хотелось, чтобы он был именно адвокатом, а не просто вором. Надя сидела, расслабившись после выпитого шампанского, и слушала, слушала. Вот только не могла понять: если у него было с деньгами все так хорошо, зачем было красть деньги?

7

– Три года тому назад он женился на молодой особе, ее зовут Алиса. Стерва еще та. Сразу же уволила домработницу Катю, женщину, которая проработала в доме у Ивана Алексеевича пятнадцать лет! Такое часто случается, когда молодая сучка, пардон жена, избавляется ото всех в доме, кто может ей помешать жить так, как ей хочется.

– Любовники, – поняла Надя.

– Да. Вернее, один.

– Надеюсь, не водитель, а то было бы совсем уж скучно.

– Нет, не водитель и не фитнес-тренер. Типа дизайнер, которому заказали перепланировку спальни. Я бы, может, ничего этого и не знал, если бы не Катя, которую с удовольствием взяли к себе на работу соседи, люди весьма уважаемые, артистическая семья. Понятное дело, что Катя, работая по соседству и чувствуя себя обиженной, не могла не наблюдать за тем, что происходит в доме Поливанова, человека, к которому она была привязана. Рассказывала мне время от времени кое-что, мы с ней перезванивались.

– А как он-то пошел на то, чтобы ее уволить? В смысле, как рука поднялась? Или он ею совсем не дорожил?

– Предполагаю, что он согласился уволить ее после того, как они с ней договорились. Вполне допускаю, что и работу он тоже ей нашел.

– Ничего не поняла.

– Да с этой Алисой Кате житья в доме не стало. Алиса придиралась к ней по всяким пустякам, просто выживала ее. Иван Алексеевич, думаю, все понял и, чтобы не устраивать в доме скандал, просто поговорил с Катей, и они решили, что ей все-таки лучше уйти. И не куда-нибудь, а в хорошую семью, к Чарышевым.

– Он что, так любил эту Алису, что выполнял все ее желания?

– Вероятно. Она очень красивая, умная. Вот сумела обольстить, приручить Поливанова. До встречи с ней он много лет жил один. Кто-то его познакомил с Алисой, ну у них и закрутилось. Не думаю, что это на самом деле была сумасшедшая любовь. Просто какое-то разнообразие в жизни. Думаю, ему приятно было, вернувшись домой, видеть красивую молодую жену. Но в последнее время Иван Алексеевич много работал. Он почти не бывал в своем загородном доме, где жила Алиса. Часто оставался ночевать в московской квартире, ему оттуда было удобнее добираться до своего офиса. Да и объект строительства находился в другой стороне Москвы, и пока он до него доедет, много времени потеряет.

– Так, что-то ты отвлекся… Как случилось, что ты взял его деньги?

– Он умер. И за сутки до похорон я приехал к ним домой. Как это ни странно, дверь мне открыла Катя. Думаю, Иван Алексеевич в свое время доверил ей запасные ключи от дома. Так, на всякий случай. Она впустила меня в дом и сказала, что Алиса пьет. По-черному. Что ее нельзя оставлять одну, она может и дом спалить или что-нибудь сделать… Она невменяемая. Я спросил, где она, Катя ответила, что где-то в доме, что сначала выла у себя в спальне, потом заперлась в ванной комнате.

– Типа по супругу убивалась? А я подумала, грешным делом, что она обрадовалась. Все-таки наследница… или?..

– Я пошел ее искать. Тоже не мог понять, почему она пьет и все такое. И нашел ее в комнате, где стоял гроб с Поливановым.

Тут он замолчал, подозвал официантку и попросил принести водки.

– Я приоткрыл дверь, – продолжил он, выпив полную рюмку, – и увидел такую картину… Словом, она хлестала по щекам труп своего мужа, представляешь?! Била его, как если бы хотела причинить ему боль, словно он мог это почувствовать. Волосы его растрепались, грим размазался… Я бросился к ней, оттащил ее от гроба… Пытался выяснить, что случилось, за что она его так…

– Кинул с наследством, – утвердительно качнула головой Надя, потому что другой причины такого поведения, по ее мнению, быть просто не могло.

– Да. Она промычала мне в пьяном угаре, что он все свое состояние оставил…

– Ой, подожди, дай угадаю! Кате?

– Да, представь себе! Кате! – Григорий выглядел удивленным.

– Вот это поворот! А Катя-то об этом знала?

– Понятия не имею. Но даже если бы не знала, то все равно бы узнала в скором времени. И тут меня бес попутал. Вот в прямом смысле. Я не помню, как оказался в кабинете Поливанова. Поднялся на второй этаж, причем быстро, просто взлетел, понимая, что Алиса за мной все равно не успеет. Я знал про сейф, в котором Иван Алексеевич хранил деньги, знал и код. Просто случайно подсмотрел. И я решил, что деньги могут еще находиться там, и это мой шанс. Если не я, то Алиса их заберет. С Катей все ясно – она становится наследницей огромного состояния, всего, что ей завещал Поливанов, ей хватит на несколько жизней. К тому же могли найтись и другие нечистые на руку люди, которые взломали бы сейф. Мало ли кто мог бы воспользоваться ситуацией, оказавшись в доме такого богатого человека. Словом, я открыл сейф, увидел там все эти деньги, и у меня просто голова закружилась. Как говорится, крышу сорвало. Я рванул занавеску, положил на ковер, завернул в нее все эти пачки и выбросил из окна, затем вышел с черного хода, что ведет в сад и где, я точно это знал, нет видеокамер, поднял этот узел, донес до ограды и подбросил вверх, надеясь, что он улетит в кусты, в лес… Но деньги не долетели, упали к моим ногам, тогда я подбросил еще раз и еще… Наконец мне удалось закинуть их за ограду, и после этого я вернулся в дом. Пришел на кухню, где Катя варила суп, как сейчас помню. Она накормила меня, мы выпили с ней, помянули Ивана Алексеевича. А я смотрел на нее и не знал, рассказать ей о том, что она может теперь больше никогда и никому не варить супы, что она теперь богатая женщина… Думаю, что она тогда уже все знала, поэтому и вернулась в дом. Что она уже не боялась Алису и в любой момент могла вызвать полицию, если бы та вдруг набросилась на нее. Словом, я не знаю, что было с ними потом, был ли скандал… Я, сгорая от стыда, сказал, что приеду на похороны завтра, и мы с Катей тепло распрощались. Но когда я на следующий день…

– Деньги взял, конечно, – перебила его Надя. – В занавеске которые?

Григорий налил себе еще водки, выпил.

– А ты как думаешь?

– Хорошо. Что было дальше? Тебя кто-то заподозрил? Думаешь, тебя кто-то мог увидеть, как ты подкидывал узел с деньгами?

– Я приехал на следующий день на похороны. Людей, что пришли проститься с Иваном Алексеевичем, было очень много, ну просто очень… Приехали его друзья и коллеги, все его подчиненные, весь первый этаж огромного особняка был забит людьми. Алиса сидела возле гроба во всем черном. Лицо ее было опухшим, скорее всего не от слез, а от выпивки. Рядом с ней сидел, поддерживая ее, Валера, любовник-дизайнер. А вот Кати нигде не было.

– Думаешь, она ее убила?

– Ничего не знаю.

– Постой… Но если ты был его адвокатом, то почему первым не узнал о завещании?

– Да у него кроме меня были еще адвокаты. Я занимался его арбитражными делами, кто-то – личными, семейными, типа брачного контракта и все такое… Я на самом деле не был в курсе этого завещания.

– Ты сказал «брачный контракт». Что, был такой?

– Говорю же, не знаю. Я поговорил, конечно, со своим коллегой, адвокатом, и тот шепнул мне, что Поливанов оставил все Масленниковой. Масленникова – это Катя. Вернее, почти все. Что однушка в Митино отойдет все-таки Алисе, плюс машина.

– Значит, кое-что он ей все-таки оставил…

– Однушку. Чтобы ты оценила масштаб имущества, скажу, что квартир на Поливанове шесть – и это только в Москве. Плюс недвижимость в других городах, ну и за границей. Плюс строительная фирма, два цементных завода, два кирпичных, кроме того, завод по производству дорогой черепицы…

– Что же это он так с ней поступил, со своей женой? Узнал о ее изменах?

– Уверен.

– А детей у него нет?

– В том-то и дело, что нет.

– Слушай… – Надя, опьянев, предположила самое худшее: – Так, может, она со своим дизайнером и убила Поливанова?

– Насколько мне известно, он умер своей смертью, но сама знаешь или просто слышала, что существуют такие препараты, которые могут заставить больное сердце остановиться раньше положенного срока. Или же яды, которые трудно обнаружить в крови и симптомы отравления от которых схожи с сердечной болезнью. Но если бы эксперты обнаружили в крови яд или какое-нибудь лекарство, которое вызвало сердечный приступ, то Алису давно бы арестовали.

Надя хихикнула, подумав о том, что как-то спокойнее жить, когда ты в долгах – меньше риска быть отравленной, убитой.

– Да уж, ну и историю ты мне рассказал. И что теперь-то? Насколько опасно то, что ты сделал, натворил?

– Если я проворонил какую-нибудь видеокамеру на заднем дворе дома и меня увидели, когда я с узлом бежал к забору, то дела мои плохи. Если же нет – то мне и бояться нечего.

– А как узнать?

– Да никак уже. Поздно.

– Но у тебя же в Москве остались друзья, коллеги, я не знаю, адвокаты или следователи. Они не могли бы проинформировать тебя, что там сейчас происходит? Завели ли на тебя уголовное дело, разыскивают ли тебя?

– И как ты себе это представляешь? Я позвоню своему знакомому следователю или, пусть, адвокату, расскажу ему, что украл кучу денег и спрошу, не ищут ли меня?

– Я не про знакомого говорю, а про друга, настоящего друга, понимаешь, которому можно довериться и отстегнуть ему часть денег за молчание.

– Ты – наивная дурочка, поняла? Запомни раз и навсегда – верить никому нельзя.

– Да-да, конечно, поняла, особенно тебе. Но я же тебе сначала поверила, а ты продолжаешь сочинять какие-то небылицы, путаешь меня. Путаешь и пугаешь, вот. Сейчас напоил и рассказываешь о том, что ты украл деньги у покойника. А что, если ты и сейчас мне врешь? Выдумал какого-то миллионера Поливанова со стервой женой…

– Открой интернет и сама почитай.

– Да я-то почитаю, но как узнать, у него ты украл деньги или нет?

– Хорошо. Тогда не верь. И вообще, можешь хоть сейчас вернуться в свой Михайловск, прийти к жениху и извиниться перед ним. И пусть он расплачивается с твоими кредиторами, выкупает твою квартиру. И будете вы жить с ним долго и счастливо. А каждую ночь он будет…

– Хватит, – нахмурилась она, представляя себе все то, что он сказал. Ее замутило. – Ты тоже мне кое-что пообещал, но пока что ничего не сделал. Сказал, что отправишь деньги, заплатишь по долгам…

– Я передумал.

Надя вмиг протрезвела. Выпрямилась на стуле. Вот дура! Что она наделала? И как теперь выбраться из всего этого? Да ей бежать надо и как можно скорее!

– Так, я пошла. – Она поднялась, но ноги почему-то не слушались ее, и она снова рухнула на стул.

– Ты куда? Я же не отказываюсь платить, ты неправильно меня поняла!

– Я что, глухая? Ты только что сказал мне, что передумал.

– Да, я считаю, что не надо светиться в банках, все эти переводы… Надо быть осторожнее. Думаю, я сам вернусь в Михайловск и обойду всех твоих знакомых. Отдам им деньги и возьму расписки. Потом пойду в банк, где у тебя оформлена ипотека, и закрою твой долг. Правда, должен сразу предупредить, что никакой финансовой информации мне не скажут, включая остаток долга (это я к примеру) и твои данные, и сделать частично-досрочное или полное погашение я тоже не смогу. Но главное – что ты ничего не будешь должна банку, и когда захочешь, вернешься в свой Михайловск и все оформишь надлежащим образом. Я помогу тебе в этом, если ты, конечно, до этого не бросишь меня.

Она не знала, как отреагировать на его слова. Ну все было странно, неестественно. Обычно бросали ее, а тут этот роскошный мужчина боится, что бросят его. Это как же его припекло и как же ему сейчас страшно, если он вцепился в нее и боится отпустить! И все эти страхи связаны с тем преступлением, что он совершил. Не иначе.

Надя подняла голову к лепному потолку, увидела медленно спускающегося на тонкой паутинке паучка, который еще немного – и опустится в тарелку, и усмехнулась. Вообще-то она хотела обратиться мысленно к маме, спросить ее, правильно ли она сделала, что связалась с незнакомым ей парнем. Но потом решила, что это совсем уж как-то стыдно – обращаться к маме, глядя на грязноватый потолок убогого ресторана, где она вот уже часа два как пьет шампанское (купленное, кстати, на украденные деньги), заедая его икрой (вкуса которой не понимает), и думает о том, поцелует ли ее Григорий, когда они вернутся в гостиницу, или нет.

Скорее всего, мама покрутила бы пальцем у виска, мол, ты что, дочка, спятила? Ты куда влипла? Хочешь в тюрьму?

Но что теперь об этом думать, когда все уже случилось и из двух зол она выбрала (как она тогда посчитала) меньшее. Предпочла путешествие в Петербург с красивым парнем браку со старым скупщиком.

«Мама, а где гарантии, что Семен не обманул бы меня? Почему я должна была поверить именно ему? А вдруг он какой-нибудь извращенец или просто негодяй? Он мог оказаться скупым, жестоким, эгоистичным! Я же его совсем не знаю!»

– Так ты вернешься в Михайловск?

– Ну да. Заодно узнаю, что там случилось с той женщиной, Наташей.

Ух… Вот еще проблема! Она не то что забыла про нее, просто так много всего произошло, что все ее мысли и чувства теперь работали совершенно в другом направлении. В сущности, оно и правильно. Будь она виновна, то наверняка только об этой смерти бы и думала. А так… Все окружение убеждало ее в том, что Наташа отравилась до того, как пришла на поминки. Выпила какую-нибудь гадость или подобрала на помойке несвежую пищу да и траванулась.

– Ладно, хорошо. Поезжай.

Она вдруг поймала себя на том, что ей даже хочется побыть какое-то время совсем одной, обо всем хорошенько подумать, прийти в себя. Пусть едет, конечно. К тому же эта поездка окончательно расставит все по своим местам. Ведь если он вернется с расписками и банковскими чеками – доказательствами того, что он расплатился с ее долгами, то, возможно, она окончательно успокоится хотя бы на этот счет. Да, опасность того, что его ищут, останется, зато она будет уверена в том, что он действительно неравнодушен к ней, и он станет, пожалуй, единственным мужчиной в ее жизни, который реально помог ей. Пусть даже при помощи краденых денег. Значит, он питает к ней какие-то чувства. Ведь другой на его месте мог бы просто забрать из-под ее кровати сумку с деньгами и отправиться куда угодно без нее. Не такая уж она и красавица… Хотя нет, конечно, она красивая, ей многие об этом говорили. Другое дело, что она в последнее время совсем перестала следить за собой, да и одеваться стала хуже некуда. Забыла дорогу в парикмахерский салон, покупала себе на рынке самую дешевую косметику, запустила ногти на руках и ногах. Да вообще себя запустила. И это удивительно, что Григорий, московский адвокат (если он, конечно, снова не обманул ее), избалованный женщинами, обратил внимание на нее. Да еще и при таких обстоятельствах!

И вдруг она почувствовала, как на лбу ее выступила испарина.

– Гриша…

Она не знала, как ему это сказать. Она часто задышала, на нее накатила волна дурноты.

– Что случилось?

– Когда Наташа умерла… Ты же помнишь, Семен вызвал полицию, «Скорую помощь», приехала группа экспертов, они же осматривали квартиру, брали на экспертизу остатки еды и водки, часа три работала группа. И в это время сумка с деньгами лежала у меня в спальне под кроватью?

Григорий поджал губы. Так делают, когда чувствуют свою вину или досаду. Он смотрел на нее с минуту, не проронив ни звука.

– То есть когда ты понял, что вот сейчас приедет полиция, ты решил просто подставить меня? Подсунул мне краденые деньги и улизнул? А потом, словно для того чтобы проверить, не загребли ли меня в ментовку за эти деньги, и вообще узнать, что с ними стало, на месте ли они, заявился ко мне ночью, типа герой, пришел спасать меня от домогательств жениха? Что я сделала тебе плохого? Что?

Он по-прежнему молчал, глядя на нее. Вероятно, ему и нечего было сказать.

– Григорий, почему ты не взял деньги с собой?

– Да как бы я взял сумку у всех на глазах? Ведь твой Семен запер квартиру, ты не знала? Все ждали появления полиции и «Скорой помощи». И далеко не все, кто там находился в момент смерти Наташи, все это время сидели на своих местах, в столовой. Некоторые разбрелись по квартире, курили, разговаривали. Семен твой никого не выпустил. Он вообще, надо ему отдать должное, повел себя очень даже достойно, все сделал, чтобы взять на себя эти хлопоты. Пока ты в каком-то оцепенении сидела за столом и была вообще никакая, несколько человек, женщин, зашли в твою спальню, расположились на кровати, а одна и вовсе прилегла. Переела. Все держались за животы. Потом еще одна забралась на кровать, типа села, устроившись на твоих подушках. Мужчина какой-то зашел, сел на пуф перед зеркалом и вертел в руках твои пузырьки, баночки с кремами. Все были далеко не трезвые и тем не менее то и дело возвращались к столу, чтобы еще выпить. Правда, откупоривали найденные на кухне новые бутылки. Представь, как они набрались, что не побоялись даже пить водку, от которой могла умереть та женщина… Они не воспринимали всерьез ее смерть. Для них она была обречена с того самого дня, когда стала зависимой, алкоголичкой.

Надя слушала его и представляла себе всю эту картину. А ведь он был прав, на самом деле в спальне были люди. И как он мог в их присутствии заглянуть под кровать и забрать сумку? А следователь? Что это вообще за следователь такой, который не мог как следует осмотреть квартиру? Хотя, а с чего бы это ему заглядывать под кровать? Не обыск же был. Для следователя важны были люди – свидетели или убийца. Но и он поддался общему настроению и тоже воспринимал смерть бомжихи как несчастный случай, но никак не убийство. Да кому она была нужна, эта потерянная для общества женщина?