Текст книги "Крыло сойки"

Анна Данилова
Крыло сойки

Эффект мотылька. Детективы Анны Даниловой

© Текст. Дубчак А.В., 2026

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2026

1. Май 2024 г. Захариха

– Ма, у меня ведь же тоже зеленые глаза, и я тоже блондинка. Да мы с ней похожи! И вместе поехали искать счастья в столицу. Вместе сняли комнату, вместе жили, ели-пили. Но только если я работала кассиршей, то Натка-то вообще устроилась уборщицей в офисе, а это, как ты понимаешь, самое дно! Я просто хочу сказать, что шансы выйти замуж у нас у обеих были практически нулевые. А сейчас вот вообще вернулась, спину себе сорвала… А она, она…

– Вася, поешь блинков, успокойся. Сколько уже можно злопыхать и завидовать…

Василиса, высокая стройная девушка, разговаривала со своей матерью, простой деревенской женщиной, для которой возвращение хотя бы одной из двух ее дочерей домой, в родную Захариху, пусть даже и на время, уже было счастьем. На Василисе был домашний халат; больную, смазанную бальзамом поясницу обвивал старый, побитый молью и сколотый булавкой пуховый платок.

Девушка была раздражена, испытывая одновременно как физическую, так и душевную боль, вызванную тем, что ее младшая сестра Наташа в прошлом году самым неожиданным, просто невероятным образом вышла замуж за красивого и богатого, к тому же еще и молодого парня, москвича Игоря, и теперь жила в новом загородном доме и нигде не работала, а ей, Василисе, приходилось пахать, чтобы заработать на самое необходимое. Сейчас вот приехала домой подлечиться, чтобы потом снова вернуться на кассу.

Мать, Мария Петровна, молодая еще женщина, всю жизнь проработавшая бухгалтером на лесопилке, с трудом отпустила своих дочек в Москву и так и не смирилась с их доводами, не приняла их объяснений, посчитав поступок глупым. Но и не спорила. Пусть едут, пусть поймут, что дома лучше всего, спокойнее. Что дом – это не пустой звук.

Отпустила, а сама в душе ждала, что вскоре вернутся. Знала, что Василиса, Вася, как звали ее домашние, устроилась кассиршей в супермаркет, а до этого ей пришлось работать на подхвате в каком-то там студенческом трудовом отряде, где ее бросали с места на место, где ей приходилось работать то горничной в гостинице, то официанткой в ресторане, то уборщицей, пока ей не повезло и она не устроилась кассиршей в огромный супермаркет. Вот там и сорвала спину.

Вернулась домой вся в слезах, сказала, что работа кассирши – это каторга, что работать приходилось по девять часов (хотя оплачивают лишь четыре!), что место покидать нельзя, что даже в туалет лишний раз не сходишь, сиди и терпи. Что за смену столько всего приходится поднимать, чтобы считать штрих-код, то сетки с картошкой, то тяжелую упаковку с водой, словом, разные тяжелые товары, и так много, что к концу смены невозможно спину разогнуть. К тому же стали болеть глаза от инфракрасного сканера. И что самое обидное, что все заработанные таким трудом деньги уходили на оплату комнаты и еду. Ничего не оставалось, кроме злости и раздражения от этой московской жизни.

Наташа, девочка более хрупкая, сразу поняла, что не сможет работать на износ, где все надо делать быстро и подолгу, что она просто свалится где-нибудь и погибнет, а потому, не особо-то и надеясь на что-то дельное, но решив просто попробовать себя на новом месте, да и просто подышать столичным воздухом, устроилась уборщицей в офис, где, не попадаясь на глаза начальству, в утренние или вечерние часы можно спокойно убираться. И вот там-то, в декорациях рабочих кабинетов, переговорных, приемных и санузлов, где кроме нее во всем здании можно было встретить разве что охранников, она совершенно случайно и познакомилась с молодым человеком по имени Игорь. Он что-то забыл, какие-то документы, кажется, и вернулся вечером в контору, чтобы их забрать, и увидел Наташу. Она пылесосила и даже не слышала его шагов. Но когда выключила пылесос, повернулась и встретилась глазами с парнем, испугалась и даже вскрикнула от неожиданности. Вот такое неромантичное получилось знакомство с будущим мужем. И не сказать, что он красиво за ней ухаживал, нет.

Сначала он просто пригласил ее прогуляться по Москве, зашли в кафе, выпили по чашке кофе. Наташа узнала, что Игорь – айтишник, но имела об этой профессии самое смутное представление. Он, сидя за компьютером, писал вроде бы какие-то важные программы. Родители его жили на даче, и он каждые выходные навещал их.

Словом, об Игоре Наташа знала совсем мало, а спрашивать стеснялась. Зато Василиса запилила ее, мол, чего не спросишь, точно ли он москвич, не врет ли, есть ли у него своя квартира, сколько он зарабатывает и все в таком духе. Подсмеивалась над ее рассказами о свиданиях, где Игорь поначалу показывал себя как самый настоящий жмот. Редко когда, по словам Наташи, он угощал ее пирожными или пиццей, всегда в кафе заказывал только напитки – кофе, чай или сок.

Василиса злилась, но не столько на жадного Игоря, сколько на сестру, которая себя совсем не ценила. Однако, возвращаясь с работы, измученная и голодная, Василиса встречала дома спокойную, со счастливым лицом сестру, а в холодильнике волшебным образом находились свежие продукты. Наташа говорила, что получила премию или что-то в том духе, пока не призналась, что все это покупает Игорь. Не выдержав, показала она сестре и новые, подаренные Игорем вещи, какие-то свитера, джинсы, туфли, украшения, духи, которые первое время ей приходилось прятать, чтобы не раздражать Василису. Многие вещи она сразу же отдавала сестре, чтобы та могла почувствовать себя хотя бы немного счастливее.

– Если бы я мыла полы в твоем офисе, то он точно запал бы на меня, – однажды, не выдержав, сказала Василиса, примеряя красивую шифоновую блузку, подаренную сестрой.

– Наверняка, – согласилась с ней Наташа, задумчивый вид которой свидетельствовал о том, что мысленно она находится сейчас очень далеко и что невероятно счастлива. Казалось, коснись ее, и рука почувствует лишь воздух, нет Наташи, она где-то со своим Игорем.

– Не понимаю, что он в тебе такого нашел?! – часто спрашивала Василиса, даже и не задумываясь о том, что этим вопросом может серьезно обидеть сестру, как если бы она была настоящей уродиной.

– Не знаю… – пожимала плечами Наташа.

– Но что-то же он тебе говорит? Чем восхищается, к примеру? Ну, что ему в тебе нравится. Кожа, например, у тебя очень хорошая гладкая кожа. Может, глаза? Или волосы? Они у тебя светлее, чем у меня. Кстати, почему ты никогда не сходишь, к примеру, в салон, чтобы тебя привели там в порядок? Чтобы покрасили волосы, сделали макияж? Да и маникюр ты делаешь себе сама.

И в какой-то момент Василиса вдруг поняла, что, возвращаясь домой, она по времени никак не могла находить там сестру, Наташа-то работала вечерами и должна была появиться там гораздо позже.

– Да я не работаю там уже, – ответила сестра, избегая ее взгляда.

– В смысле? А где же?

Василиса мысленно прокрутила в голове возможные варианты: дневная работа?

И тут Наташа все-таки решилась и посмотрела ей в глаза, краснея при этом так, словно собиралась признаться в преступлении или просто от стыда:

– Да нигде я не работаю. Я замуж выхожу.

Василисе понадобилось некоторое время, чтобы собрать в кучу все вопросы, вихрем закружившиеся в ее голове. Она буквально засыпала ими сестру: расскажи об Игоре, чем он конкретно занимается, кто его родители, на самом ли деле он москвич, сколько зарабатывает, есть ли у него квартира, не был ли женат, нет ли на стороне детей…

– Васька, да отстань ты от меня! – брезгливо поморщившись, как если бы ее спросили о чем-то стыдном, интимном, воскликнула Наташа. – Не знаю я ничего. Ни про его родителей, еще не видела их ни разу, ни сколько он зарабатывает, есть ли у него дети, был ли женат… Он позвал замуж, я и согласилась. Главное, что он мне нравится, к тому же я смогу не работать, так Игорь сказал. Уж лучше буду дома мыть полы, чем в офисе. Он дал мне карточку, сказал, что я могу покупать все, что захочу. Он любит меня, Вася. Что еще нужно? Разве ты не согласилась бы на моем месте?

Василиса оторопело смотрела на сестру, пока еще не осознавая всей серьезности ситуации. Как же так получалось, что Натка выходит замуж, а она, Василиса, внешне куда более привлекательнее, проворнее и умнее, так и останется на кассе супермаркета. И никто-то ей не даст карту, не скажет, трать, мол, Вася, на что хочешь. И где тут справедливость?

Успела на мгновение согреть ее мысль, что Натка, теперь уже при деньгах, не откажет ей в помощи, всегда подкинет деньжат. Но у этой мысли была и обратная сторона: что почувствует сама Василиса в тот момент, когда сестра отстегнет ей с барского плеча деньги, да хоть и подарки? Что, если в эту минуту она возненавидит Натку? Как тогда жить? Ведь они с матерью самые близкие для нее люди.

– Ну и хорошо, – дрожащим от волнения голосом сказала Василиса. – Ты правильно сделала, что согласилась. Не знаю, что это на меня нашло… Просто я испугалась за тебя. Мы же его не знаем совсем. Главное, ты правильно говоришь, чтобы он тебя любил. Между прочим, ты ни разу не показала мне его.

Наташа показала ей несколько снимков на телефоне. Василисе стало совсем плохо: она увидела свою сестру в обнимку с действительно красивым, высоким парнем. Селфи, конечно. Их было много, и везде они вдвоем, счастливые, улыбающиеся! Фотографировались то в парке, то в кафе, то на берегу какого-то озера, то в театре… То есть пока она, Василиса, пахала на работе, эти двое куда-то ездили, жили своей жизнью, где ей, ее родной сестре, не было места. И куда ее теперь не допустят, у них же будет семья.

Это ли не предательство? Вот интересно, она одна такая злая? Что испытывают сестры в таких ситуациях? Всегда ли радуются счастью сестры? Или, как и Василиса, откровенно завидуют и не знают, как бороться с этим стыдным чувством? Зависть сдавила ее сильной и безжалостной змеей, питоном! Василисе было трудно дышать! Что же теперь будет? Сможет ли она по-прежнему любить свою сестру?

А еще припозднилась обида: получается, что Натка долгое время обманывала ее, скрывая то, что она бросила работу. Ни слова ведь не сказала. Где же она проводила все то время, что должна была находиться на работе?

Она спросила ее об этом.

– Я рано утром уходила к Игорю, мы с ним завтракали, потом он шел на работу, а я или оставалась у него дома, или просто гуляла по Москве. Это как раз то, о чем я и мечтала – просто гулять, ни о чем не думая. Я любовалась Москвой, сама себе придумывала экскурсии, подолгу каталась на метро, ходила по музеям… Ты пойми, Вася, ну не могла я сразу рассказать тебе обо всем. Я и сама не понимала, что со мной происходит. Понимала, что тебе будет больно все это узнать.

– С чего это вдруг?! – взвилась Василиса. – Почему это мне было бы больно? Потому что ты счастлива? Ты вот так обо мне думаешь? Ты серьезно?

– Ну прости…

– Нет, ты на самом деле думаешь, что я не способна порадоваться за тебя? Натка! Да я просто сейчас растерялась… Но знай, что я рада за тебя! Даже очень!

Василиса почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, словно выдавая ее ложь с головой. Натка не дура, она все понимает.

– Вася, я не брошу тебя, ты не думай. По возможности буду тебе помогать. Но и ты тоже пойми меня – я еще недостаточно хорошо знаю Игоря, чтобы быть уверенной в том, что он позволит мне это.

Василисе стало еще хуже. Она была возбуждена так, что ее затошнило.

– Да мне ничего от тебя не надо… – со злостью проговорила она, чувствуя, как закипают слезы. – Вот еще – помогать она мне решила! Может, ты забыла, но я работаю! Меня скоро повысят.

Она и сама не могла объяснить, зачем соврала. Словно ей захотелось хотя бы немного возвыситься в глазах сестры.

А потом была свадьба. На природе, на даче родителей Игоря. Все было так красиво! В саду накрыли столы, все вокруг украсили живыми цветами, шарами. Было много гостей, из чего Василиса сделала вывод, что семья Игоря – на самом деле москвичи и все гости уважаемые, солидные люди.

Игорь светился от счастья, был во всем белом, такой красавчик! А вот Натка в своем роскошном свадебном платье выглядела какой-то пришибленной, неуверенной, молчаливой. Должно быть, она была оглушена свалившимся на нее счастьем и никак не могла это осознать. Не радовалась и мать, приехавшая на свадьбу в нелепом цветастом платье и сидящая безмолвной некрасивой куклой рядом с родителями жениха. Должно быть, и ей трудно было осознать, какие перемены произошли в жизни ее дочери. Не поторопилась ли дочка с замужеством, хорошо ли знает парня?! Возможно, она, как и Василиса, искала во всем этом какой-то подвох.

2. Май 2025 г. Подольск, Бронниковы

Женя поджидала на ужин друзей, встреча с которыми сулила ей новые впечатления и возможность хотя бы самую малость поучаствовать в их делах. Валерий Ребров и Павел Журавлев служили в следственном комитете, расследовали уголовные дела и были совсем не против того, чтобы Женя помогала им в их работе. Она умела находить общий язык со свидетелями, строила логические цепочки и порой так оригинально и неожиданно приходила к развязке, выявляя преступника, что только чудом спасалась сама.

Муж Жени, Борис Бронников, известный московский адвокат, так и не смог смириться с тем, что его неугомонная и свободолюбивая жена постоянно влезает в ход расследования, действует по-женски интуитивно, дерзко, порой реально создавая себе проблемы. Но и справиться с ней не мог.

Временами, когда их брак трещал по швам именно из-за этих расследований, когда Борис места себе не находил, опасаясь за жену, Женя и сама словно приходила в себя, с опозданием оценивая риски, и клятвенно обещала мужу бросить это дело. Будучи хозяйкой большого загородного дома, где всегда есть чем заняться даже при наличии домработницы, няни и садовника, она вдруг начинала развивать бурную хозяйственную деятельность и то принималась за уборку, разбирая шкафы и кладовку, то с утра и до ночи готовила под руководством помощницы по хозяйству Галины Петровны, то подолгу и с удовольствием возилась в саду, что-то там пересаживая, ухаживая за растениями.

Не так уж и давно она в порыве нахлынувших на нее теплых чувств к мужу, чтобы успокоить его и порадовать, чего уж там, попыталась внушить ему мысль, что она в первую очередь хозяйка. Сейчас ей об этом было стыдно вспоминать.

«Боря, теперь я сама буду мариновать огурцы, солить помидоры. Пожалуй, даже засолю капусту в бочке, чтобы прослаивать нашинкованную капусту половинками, ты как? Это очень вкусно. Сергею (это она про садовника) я поручила купить сразу несколько бочек. Планирую замочить антоновку с солодом, я нашла прекрасный рецепт. И компоты буду делать из вишни, сливы. И варенье наварю из клубники и смородины. Все, хватит с меня разных там расследований. Думаю, что я просто выдохлась. Я же никакой не следователь, ты и сам это прекрасно понимаешь. И те преступления, которыми я увлекалась, мне удавалось разгадать просто случайно… Я устала, знаешь, постоянно кому-то что-то доказывать. Я хочу быть хорошей, хрестоматийной хозяйкой, которая бы содержала в порядке такой большой дом. Понимаю, что мне многому придется учиться, но Галина Петровна мне в этом поможет. И продолжу заниматься зимним садом. Ландшафт, конечно, мне пока не по зубам, честно признаюсь, этому нужно учиться серьезно. Да и вообще, сад в полном порядке, не стану же я пересаживать деревья или кусты. Словом, у меня накопилось столько дел, что не останется времени ни на какие расследования».

Обманула так обманула. Хотя, может, и правда по осени займется заготовкой, а в конце лета наварит варенье?

Но большую часть времени уделяла двухгодовалому сынишке Мише, возила его в столичные парки развлечений, на природу или просто занималась с ним дома или в саду, и все это длилось ровно до тех пор, пока она не начинала откровенно киснуть, тосковать, ее хозяйственный и материнский запал затихал, а сама она начинала чувствовать себя глубоко несчастной.

Борис, наблюдая за молодой женой, давно уже понял, что подобное ее состояние закончится, как правило, ровно тогда, когда у Реброва появится новое интересное дело. Когда они с Журавлевым привезут с собой, как драгоценную добычу, переполненное загадками и неясными мотивами новое убийство. Вот тогда его жена сразу же воспрянет духом, оживет и с новыми силами примется за расследование.

В такие моменты Борис спрашивал себя, не эгоист ли он законченный, раз до сих пор не настоял на том, чтобы Женя пошла учиться на юриста. Глядишь, выучилась бы на следователя, стала бы настоящим профессионалом. Но стоило ему только подумать подобным образом, как он, заглядывая в будущее, приходил в ужас, представляя себе их дальнейшую жизнь – уж тогда он точно не увидит свою жену дома, она круглые сутки будет проводить на службе, и уж тогда ее некому будет защитить, прикрыть, обезопасить. Так не лучше ли оставить все как есть? Все-таки сейчас все эти расследования для нее все равно как игра, как интересное занятие, к тому же за ней присматривают друзья. А если она станет следователем, то уж точно не ограничится кабинетной работой и допросами, не усидит на месте и будет носиться по городу как ненормальная, охотясь на настоящих преступников, и в ее сумочке среди дамских штучек типа помады и духов пропишется пистолет. Если еще она научится стрелять, то ее уже точно ничем не удержишь. Чувствуя себя защищенной, вооруженной, она будет ездить на задержания, следственные эксперименты, встречаться с опасными типами и когда-нибудь окажется нос к носу с убийцей… Нет-нет, пусть учится на кого угодно, но только не на юриста!

Вечер был теплый, но не жаркий. Женя вместе с Галиной Петровной, готовясь встретить гостей, накрывали на стол на веранде, когда вернулся Борис. Вышел из машины с красивой коробкой с тортом.

Женя встретила мужа с улыбкой, приняла торт и дала себя поцеловать. Ей важно было, чтобы Борис был в хорошем настроении, поскольку за столом точно пойдет разговор о новом деле, об убийстве молодой женщины в коттеджном поселке Сойка, что в тридцати километрах от Москвы. И Ребров точно не поскупится на подробности. Может, ее, конечно, и не заинтересует дело, но кто знает?

– Думаешь, Ребров везет в рукаве новое дело? – сощурив глаза, спросил Борис. – Что, Женечка, надоело сидеть дома?

Женя пока не поняла, не разобрала тон, каким обратился к ней муж. Лицо вроде бы доброе, но взгляд холодный, чувствуется, что Борис начинает нервничать.

– Борис… – Она напряглась.

И вдруг почувствовала внутри себя нарастающую волну возмущения, раздражения. Она уже знала это свое чувство, знала, что не всегда может им управлять. Если Борис сейчас сдержится, промолчит, то вечер, возможно, и не будет испорчен. Но если снова станет трепать ей нервы и в присутствии гостей попытается повысить на нее голос, что случалось уже не раз, а то и станет обращаться с ней как с девчонкой, чуть ли не с дочерью, она, пожалуй, тоже не станет молчать. Пожалуй, разобьет что-нибудь, а то и запустит в него чем-нибудь, что попадется под руку. А потом разведется. Наверное…

– Женя, не переживай. – Он все-таки собрался и не дал волю своим чувствам, тоже, кстати, неуправляемым, когда дело касалось жены, в особенности ее безопасности. – Я не стану тебе препятствовать.

Он обошелся без конкретики. Все ясно было и без того.

– Ну вот и хорошо. – Женя поторопилась свернуть разговор и, прижав к себе коробку с тортом, быстрыми шагами поднялась на веранду.

«Вот почему, почему, – спрашивала она себя, – Борис иногда заставляет меня волноваться, как если бы это не я распутывала преступления, а наоборот, совершала их».

И вдруг она резко обернулась:

– Боря, а ведь ты в курсе, да? Про ту несчастную из «Сойки»? Ты поэтому и нервничаешь. Значит, Валера успел уже тебе все рассказать. И что скажешь?

– Да что тут сказать? – пожал плечами Борис, вспоминая утренний разговор с Ребровым, когда тот, предупредив его о своем визите, честно признался в том, что ему, возможно, потребуется помощь Жени.

Он походил на хитрюгу-мальчишку, обратившегося к родителям одноклассницы, чтобы отпросить ее погулять. Борис же так обрадовался предстоящей встрече с другом, что сразу дал Реброву понять, что он не имеет ничего против того, чтобы Женя по возможности ему «что-то подсказала, помогла».

После того как Валерий вкратце рассказал ему о деле, он спросил, не будет ли Борис против, если они приедут вместе с Журавлевым. Борис, прекрасно зная о том, что красавец Паша влюблен в Женю, хоть и старается скрывать свои чувства, иногда даже нарочно, словно стараясь доказать в первую очередь себе, что он, муж, нисколько ее не ревнует, может, и неосознанно, создавал такие ситуации, где Женя и Журавлев оставались наедине. «Ты, Паша, присмотри, мол, за моей женой, как бы с ней ничего не случилось». Грубая провокация? Борис и сам не знал ответа на этот вопрос.

– Ладно! – отмахнулась от него Женя. – Вот приедет Валера, и я все услышу из первых, как говорится, уст!

На Жене в этот вечер были голубые хлопковые штаны и белая, мужского покроя, рубашка. Свои густые рыжие волосы она собрала в пучок.

Борис, которому на будущий год исполнится пятьдесят, бросил восхищенный взгляд на свою совсем молодую жену. Ей ведь только двадцать восемь. Счастлива ли она с ним? Честна ли? А что, если она на самом деле влюблена в Журавлева? Ну вот, снова эти мысли…

Борис, глядя на удаляющуюся жену, такую стройную, тоненькую, соблазнительную, желая отмахнуться от своих ревнивых мыслей, на самом деле замахал руками, словно они назойливыми мухами роились над его головой.

Они всегда опаздывали, эти «ребровы-журавлевы» или «пинкертоны», как называли друзей-следователей в доме Бронниковых. Работа такая, невозможно знать, когда ты освободишься. Хорошо, если вообще приедут, доберутся, все-таки Бронниковы живут на окраине Подольска, не в Москве.

В девять часов вечера, когда стол был уже накрыт, Галина Петровна отпущена, а Женя, томясь в ожидании, уже в который раз подогревала горячее, на веранде показался младший брат Бориса, Петр Бронников. Такой же высокий, лицом удивительно похожий на брата, но в отличие от крепкого и широкоплечего Бориса худощавый, даже хрупкий.

Петр, после того как сбежала его жена, сам воспитывал маленькую дочку Милу и, будучи человеком небедным, активно занимался благотворительностью. И не было в Москве человека, который, зная его, не восхищался бы его умом, благородством и щедростью.

Братья Бронниковы обожали друг друга и, даже обзаведясь семьями, предпочли жить вместе, под одной крышей. Между Женей и Петром с самого начала, еще когда Женя работала в этом доме горничной, завязалась нежная дружба. И это в него, сентиментального и мечтательного, спокойного и уравновешенного, она могла бы влюбиться, но сердце почему-то начинало биться сильнее, когда к ней приближался грубый и вечно всем недовольный Борис. Он грубил ей, она дерзила ему в ответ. А сколько раз он собирался ее уволить! И ведь это просто чудо какое-то, что ее, горничную, служанку, домработницу, как ни назови, не уволили сразу, в первый же день, когда узнали, что она совершенно не умеет готовить!

Петр, человек творческий, много времени проводил дома, за компьютером, писал какие-то романы, рассказы, пьесы для театра лилипутов, который сам и создал. Обожал свои халаты и нисколько не стеснялся их. Но в этот вечер он решил выйти к гостям в светлых брюках и полосатой голубой сорочке.

– Ну и где они? – спросил он, разводя руками. – Из кухни доносятся такие запахи! Женечка, что сегодня будет на ужин?

– Говядина, – нахмурившись, словно уже и не надеясь, что гости приедут, сказала Женя. – Галина Петровна готовила ее несколько часов! Представляю, как она расстроится, когда узнает, что гости так и не приехали.

Но стоило ей только произнести последние слова, как послышался шум мотора, и на территорию заехала машина Реброва. Борис поспешил ему навстречу. Валерий с Павлом вышли из машины, мужчины обнялись с Борисом, как близкие друзья. Борис, как это ни странно, был рад видеть и Павла.

Парни были в джинсах и темных рубашках.

– Мы не при параде, некогда было переодеться, – извинился Ребров.

Это был высокий парень лет тридцати, с копной каштановых волос и большими карими глазами. Журавлев – брюнет с голубыми глазами, поздоровавшись с хозяином дома, поспешил к Жене.

– Привет! – Он улыбнулся ей и тоже как-то смешно, словно забыв, как вообще положено здороваться мужчине с женщиной, пожал и ей руку.

– Наконец-то! – Женя, ответив ему улыбкой, направилась к Реброву, обняла его.

Не будь в свое время Женя увлечена Пашей, она так же свободно смогла обнять и его. Но прошлое не вычеркнешь. Ей просто повезло, что Борис простил ее, тем самым вовремя не допустив романа, и вернул в семью.

Вспоминая то, что с ней происходило, когда она краснела лишь при виде Павла или даже услышав его голос, она в который раз убеждалась в том, что увлечение, страсть – это как болезнь. И человек не в силах сопротивляться ей в одиночку. Это как наваждение, колдовство. Но какое же сладкое, хотя и опасное, как отрава. Нет-нет, она больше никогда не допустит такого. И если только поймет, что с ней начинает происходить нечто подобное, что она уже переживала с Пашей, сразу же расскажет обо всем Борису. Он взрослый, умный, он любит ее, а потому поможет ей прийти в себя.

Думая об этом, Женя вдруг улыбнулась, мысленно обозвала себя полной дурой и тряхнула головой: и чего только в голову иногда лезет? Попросить мужа помочь ей окончательно забыть другого мужчину… Нет-нет-нет, все в прошлом, и она сама со всем справится!

Женя повернула голову и поймала взгляд Бориса – у него было такое лицо, словно ему причинили боль. Но это длилось мгновенье, тотчас внимание его переключилось на Реброва, и Женя скомандовала:

– Так, быстро всем мыть руки и за стол! Боря, доставай напитки из холодильника!

Сначала мужчины выпивали и закусывали, говорили на общие темы, не обошлось, конечно, и без политики. Когда принесли жаркое, тема сразу переменилась: наконец-то заговорили о новом деле.

Женя ловила каждое слово, произнесенное Ребровым. Павел практически весь вечер молчал, лишь изредка что-то добавляя к рассказу друга.

История была такая. Сегодня в коттеджном поселке напротив дома, который не так давно купил молодой бизнесмен Борис Неволин, обнаружен труп девушки. Она была убита двумя выстрелами – в затылок и позвоночник. Поскольку дом был новый и Неволин еще не успел окончательно туда переехать, хотя намеревался жить именно там, за городом, он бывал там не так часто.

Приезжал с друзьями на шашлыки, но в основном пока проживал и работал в Москве, где у него была своя квартира. Сегодня он приехал поздно вечером, привез купленные накануне светильники для спальни, но, подъезжая к воротам, увидел в свете фар распростертую прямо перед воротами на траве девушку. Он не сразу ее узнал, поскольку она лежала на животе и лица не было видно. Он вышел из машины, приблизился к ней, и первой его мыслью было, до тех пор, пока он не увидел мокрые от крови волосы девушки на затылке и темное пятно крови на голубом жакете, что она пьяна. Потом, конечно, понял, что ее убили. Сразу же позвонил в полицию. И когда эксперт в процессе осмотра перевернул девушку на спину, стоящий поблизости Неволин с ужасом понял, что видит перед собой свою хорошую знакомую, подругу – Ольгу Караваеву.

Неволина задержали и уже успели сегодня же допросить, вот почему Ребров с Журавлевым, которым поручили заниматься расследованием этого убийства, опоздали к ужину.

– И?!!! – Женя в нетерпении шлепнула ладонью по столу. – Вы чего замолчали-то? Когда она была убита?

– Ровно сутки назад, – ответил Журавлев. – В том-то все и дело. Получается, что девушку убили, куда-то спрятали, может, в траву, там еще много не скошено и поблизости заросли ежевики, а перед тем как там появиться Неволину, девушку притащили именно к его воротам. К сожалению, камера установлена только в доме, расположенном довольно далеко от дома Неволина, и оттуда просматривается только часть улицы и дом, находящийся на противоположной стороне, что ничего нам не дает. Есть камеры и на въезде, возле охраны, и Караваева действительно попала туда в момент, когда только приехала на такси и разговаривала с охранниками. И видно было, как она направилась по улице по направлению к дому Неволина. Скорее всего, она дошла до его дома, ее убили, куда-то, повторяю, спрятали на время, быть может, чтобы ее не увидели при дневном свете, а вот вечером или ночью подтащили к воротам Нево– лина.

– Вы уже в который раз говорите, что ее подтащили или притащили.

– Следы крови и волочения имеются на траве возле дома напротив, там пока никто не живет, даже рабочих распустили, не закончив ремонт. На дороге следы крови, потом труп протащили еще дальше, там трава сильно примята и тоже есть кровь… Создается такое впечатление, словно убийца решил пометить кровью и подозрением всех соседей. Единственный участок рядом с домом Неволина, где проживает молодая семья Белоусовых, как бы не запачкан, но там свежескошенная трава и уже подсохла. Такое впечатление, будто бы убийца решил не мучить труп и не тащить по острой, как иглы, траве.

– Ничего себе…

– Ворота снизу, неволинские, тоже в крови. Но за воротами на дорожке или крыльце, не говоря уже о доме, нет никаких следов.

– Снова подстава? – Женя имела в виду недавние дела Реброва, когда молодых парней пытались подставить или развести на деньги настоящие убийцы. – Что говорит сам Неволин о де– вушке?

– Говорит, что это его хорошая знакомая, просто подруга, с которой он дружит уже много лет. Там нет и намека, как он выразился, на что-то большее. Просто так все сложилось. Хотя девушка она красивая, видная. Яркая брюнетка. Она музыкант, преподавала в музыкальной школе и очень любила свою работу. Они давно не виделись, но перезванивались, и, да, Ольга знала о том, что он купил дом. Скорее всего, по его мнению, она решила сделать ему сюрприз и нагрянуть в гости.

– Нагрянула… – не удержалась от горького комментария Женя.

– А что соседи?

– Белоусовы? Муж, Игорь, почти все время проводит на работе, возвращается поздно вечером. И ничего не видел и не слышал. А вот его жена, Наталья, вчера вечером действительно слышала два выстрела. Подошла к окну, посмотрела и тоже ничего не увидела. Не слышала никаких посторонних звуков. Было очень тихо.

– Ты имеешь в виду звуки шагов?

– Ну да. Она испугалась, зашторила окна и долгое время сидела, как она говорит, без движения. Потом пришла в себя и позвонила мужу. Он подтвердил, что она на самом деле звонила, рассказала о выстрелах. В доме днем работает женщина, помогает по хозяйству, но в пять она уже уходит. Выстрелы раздались вечером, около девяти. На улице еще более-менее светло. И если бы Караваева находилась в обозримом пространстве, то Белоусова ее бы увидела. Но там за забором заросли, кусты…