Текст книги "Свергнутая с небес"

Ольга же смотрела на него глазами изголодавшейся женщины и с каждой минутой желала его все сильнее и сильнее. Он был некрасив, но обаятелен. От него исходила такая мужская сила, что у нее дух захватывало. Он очень отличался от всех тех мужчин, которыми ей приходилось довольствоваться у Кати. Понятное дело, что она рассказала ему далеко не все, чем они занимались, когда встречались в этой пусть и не очень-то уютной, но уже ставшей такой родной и привычной квартире. На многое приходилось закрывать глаза. И на продавленные диваны, и на желтые от грязи ванну и унитаз, и на непромытые бокалы… Главное, что Катя стелила состоявшимся пусть и на один вечер парам чистые простыни и никогда не задавала лишних вопросов. Получала свои денежки и отправлялась их тратить в ближайший гастроном. Даже Катя не знала, что пары иногда составлялись в группу… И только Наташа никогда не принимала участия в этих групповых развлечениях, предпочитая либо уйти домой, если ей не нравился ни один из мужчин, либо уединиться со своим новым партнером в отдельной комнате.

Они вышли из кондитерской уже под ручку. Ольга, заполучив очередного, свежего любовника, находилась в возбужденном состоянии и даже подрагивала всем телом, чувствуя близость мужчины. Кроме того, она едва не жмурилась от удовольствия при мысли, что Шубин сам, своими руками откроет почту и увидит, в каких отношениях была чистенькая и незапятнанная Наташа Маркова со своим, теперь уже покойным, дядей… Главное, чтобы ее подружка сохранила письма Юлия двухлетней давности…

Глава 4

До утра она ждать не могла. В спальне Патрика было тихо, из чего она сделала вывод, что он после разговора с Габриэль заснул. Но подслушанное не давало ей покоя. Габриэль позвонила своему кузену Патрику, вернее, тому, которого все считали ее кузеном, поздно ночью, под утро. Что толкнуло ее на это? Возможность спокойно, без свидетелей поговорить со своим возлюбленным? Или же он сам, пользуясь тем, что жены не было дома, позвонил? Но откуда он мог знать, что Юли нет, что она уехала? Означало ли это, что он притворялся всякий раз, когда она думала, что он спит или просто не слышит, не замечает ее, а на самом деле следил за ней, собирая доказательства ее неверности для того, чтобы потом бросить ей это в лицо… Вероятно, он уже репетировал роль жертвы, обманутого мужа, вместо того чтобы самому признаться в том, что у него есть любовница.

Ее колотило. Не слишком ли много разочарований за одну ночь? Мужчины, ее мужчины, которые каждый в свое время делали ее счастливой, отвернулись от нее, обратив свой взгляд на других женщин. Кроме Мажимеля, конечно. Вот уж поистине удивил так удивил. А она даже и не подозревала, что он любит мужчин. И мужчин, и женщин. Видимо, ему все равно.

Собирать какие-то вещи, укладывать чемодан у нее просто не было сил. Она достала небольшую дорожную сумку, куда бросила лишь самое необходимое на первое время, и вызвала такси. Взяла ноутбук, уложенный в специальную сумку, понимая, что без него, без Интернета она и вовсе пропадет, будет отрезана от внешнего мира, от друзей, от мамы и дочери. Она вышла из дома заранее, чтобы таксист своим сигналом не разбудил сладко спящего Патрика. Пусть он поспит, ее законный, хотя и никогда не любимый муж. Пусть…

С дорожной сумкой и ноутбуком она вышла из дома, спустилась по лестнице вниз, к калитке и, только оказавшись совершенно одна на пустынной улице, вдохнула полной грудью свежий утренний октябрьский воздух. На Юле была подбитая мехом легкая куртка, под ней – тонкий свитер. В джинсах и удобных мягких замшевых ботинках она чувствовала себя готовой даже к далекому путешествию. Вот только куда ехать, куда лететь или плыть – она еще не выбрала…

Единственным человеком, который простил бы ей ранний утренний звонок, был, конечно, Игорь Шубин. Она позвонила и, услышав знакомый голос, почувствовала, что может в любую минуту заплакать. Нервы были взвинчены до дрожи в теле, до тошноты.

– Алло? Игорь? Ты где?

– Юля? Что-нибудь случилось? – Голос его звучал в маленькой волшебной телефонной трубке как-то необыкновенно близко, согревая и успокаивая ее. – Ты почему замолчала? Ты здорова?

– Игорь, скажи мне, где ты. Дома? В агентстве? Главное, чтобы рядом с тобой не было Крымова.

– Его точно со мной рядом нет. Можешь быть на этот счет спокойна. Он – в Саратове, я – в Петербурге.

– Ты в Питере? Отлично. Я ушла от Патрика. Все подробности, как говорится, при встрече. Можно я приеду к тебе? Точнее, прилечу?

– Ты еще спрашиваешь? Конечно! Записывай адрес на всякий случай, но будет лучше, если ты позвонишь мне из аэропорта и скажешь, каким рейсом летишь. И я встречу тебя.

– Говори адрес, я записываю…

В такси ей стало плохо. Она на какое-то время потеряла сознание. Пришла в себя, когда водитель с перепуганным лицом тормошил ее и спрашивал, не позвать ли ей врача. Они были уже в аэропорту. Она замотала головой. Нет, ей не надо никакого врача. Ей нужен билет до Петербурга. Заплатив таксисту двойную цену, она попросила его проводить ее к кассе. Объяснила, что ей срочно нужно лететь в Россию, что она беременна, поэтому у нее такой нездоровый вид. Оказалось, что ближайший рейс в Петербург через три часа. Юля с водителем купили билет, затем позавтракали в кафе, после чего она отпустила его, поблагодарив и дав ему еще денег. Время до регистрации она провела, пролистывая взрослые комиксы и разгадывая оказавшиеся случайно в кармане ее дорожной сумки русские кроссворды. Из аэропорта она дважды позвонила Шубину, спросила, что он делает в Питере, а узнав, была несколько удивлена тем, что Шубина чуть не изнасиловали в квартире его клиентки.

– Ты приезжай, я тебе такое расскажу, – интриговал он ее, разговаривая с ней веселым голосом, она ужасно радовалась тому, что они скоро встретятся. – Не знаю, что произошло у тебя с Патриком, скорее всего ты просто вспылила, но я ему очень благодарен за то, что ты уже через несколько часов будешь здесь, со мной…

Он почему-то ни слова не сказал о Крымове, из чего Земцова сделала вывод, что Крымов уже поделился с Шубиным своей последней, связанной со своей личной жизнью новостью. Значит, он знает о существовании новой любовницы Крымова. Хотя почему бы ему и не завести кого-нибудь, раз Земцова бросила его в очередной раз? Ведь не поверила же она ему, его клятвам верности, уехала к Патрику… Если бы не уехала, может, они были бы вместе?

– Игорь, прошу тебя, не звони Крымову, не говори, что я лечу к тебе, хорошо? Не хочу его видеть. Меня все предали… И Патрик, и Мажимель, и Крымов… Видимо, мне нельзя заводить себе долгосрочных любовников или мужей. Мужчины, как визы. Бывают долгосрочные или туристические. У меня почему-то все туристические, на месяц в лучшем случае… Да и очень дорого они мне обходятся.

– Не плачь. Бог с ними… А кто такой Мажимель?

– Игорь, не бери в голову… Я назвала тебе номер рейса?

– Да.

– Вот и жди меня. Скоро встретимся, и я все расскажу тебе.

– Да, чувствуется, нам есть о чем поговорить… Хорошо, до встречи. Целую тебя, Юлечка.

Она вздрогнула. Она не помнила, чтобы ее кто-то называл Юлечкой.

В самолете она вспомнила Крымова, его флирт с девушкой, которую убили на Ивовом острове. Да уж, в самолете время тянется долго, и уж если рядом с тобой оказалась девушка, то почему бы не приударить за ней, не заморочить ей голову, чтобы время пролетело незаметно?

– Вы будете что-нибудь пить? – услышала она рядом с собой французскую речь и повернула голову. Мужчина смотрел на нее пристальным взглядом, как если бы хотел прочесть ее мысли. По левую сторону от него стояла стюардесса и предлагала напитки.

– Да, апельсиновый сок.

Мужчина, сидевший рядом с Юлей, отлично говорил по-французски. Француз? Или русский, долгое время проживший там? Еще один Крымов. Бледное лицо, впалые щеки, серые глаза и темные, с проседью волосы. Черный толстый свитер с белоснежной полоской выглядывающего из-под него воротника сорочки. Красивые кисти рук, скрещенные на животе. Девушка передала через него пластиковый стаканчик с соком.

– Узнайте, есть ли у них яблоки? – спросила Юля по-русски.

– Я плохо говорю по-русски, – ответил он на французском. – Что вы сказали?

Юля, обращаясь к стюардессе, спросила ее про яблоки. Ей ответили, что есть только апельсины.

– Тогда один апельсин. И ножичек, чтобы почистить.

Ей принесли апельсин, ножик, и она в присутствии стюардессы очистила его от кожуры. Все пальцы были в оранжевом и душистом соке. Девушка предупредительно протянула ей бумажную салфетку. Мужчина, отделявший Земцову от стюардессы, даже не пошевелился. По всей видимости, его раздражала вся эта возня с апельсином. Девушка ушла, Юля съела апельсин, достала из кармана джинсов носовой платок и тщательно вытерла пальцы.

– Знаете, я хотела бы, чтобы мой муж был таким же невозмутимым и неразговорчивым, как вы, – сказала она по-русски, даже не поворачивая головы к молчаливому соседу и надеясь на то, что ее все равно не поймут. – Но он, к несчастью, очень общительный. На вашем месте он бы раздобыл для меня килограмм апельсинов и собственноручно очистил их и скормил мне, а потом сказал бы, что влюбился в меня с первого взгляда. Представляете? И женщины верят ему. Все, кроме меня. Знаете, это даже хорошо, что вы не понимаете меня, а то бы я вам рассказала, как я теперь намереваюсь жить. Как мужчина. Сама буду выбирать, с кем мне быть, не стану ждать, когда ко мне подойдут и предложат себя. Вот если бы вы были в моем вкусе, я бы сказала вам, что у вас очень красивые серые глаза, что я просто не могу оторвать взгляда от ваших рук, они такие белые, пальцы длинные и, чувствуется, сильные… Зачем вы летите в Петербург? По делам? Вы бизнесмен?..

Она по-прежнему не смотрела на него. У нее начиналась истерика. Мужчина повернулся к ней и предложил виски.

– Да, да, я бы сейчас выпила.

Мужчина достал из небольшого черного кейса фляжку. Протянул ей.

– Вы плохо говорите по-французски, – сказал он. – Вам дать шоколад, чтобы заесть?

Юля отхлебнула виски и зажмурилась. Ей показалось, что она обожгла не только рот, глотку, но и все внутренности. Это нервы, подумала она.

– Да, давайте ваш шоколад. Что вы сказали о моем французском? К сожалению, вы правы… Я же не француженка.

– Я уже понял, что вы русская. Вам никто не говорил, что вы очень красивая женщина?

– Постоянно говорят. Я коллекционирую комплименты. Ваша фамилия, случайно, не Крымов?

– Нет, а что, я вам кого-то напоминаю?

– Нет-нет, что вы, я пошутила. Знаете, я бы еще немного выпила. У меня ранняя стадия алкоголизма… Я начинаю с виски, затем плавно перехожу к водке, а потом скатываюсь к жидкости для компрессов…

– Я вижу, что вам плохо. Вас как зовут? – Он все-таки повернулся к ней, этот чопорный француз. Взглянул на нее своими серыми глазами.

– Эсмеральда, – икнула она и снова отпила из фляжки.

– Редкое имя. Очень красивое и идет вам.

– А вас? – Шоколад хрустнул в ее непослушных и словно ватных пальцах.

– Ги. – Он взял из ее рук фляжку и тоже отхлебнул. – Виски – дрянь. Но после него не болит голова.

– А что это вы так разговорились? Ведь еще недавно молчали и даже не обращали на меня совершенно никакого внимания.

– Я не заметил вас.

– У меня бывший муж – такой же вот, как и вы. Пристает к женщинам в самолетах, поездах, повсюду… Я бросила его.

Он пожал плечами. Затем откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Извините, что я сказала вам это. Конечно, вам не до меня. Считайте, что мы и не знакомились, и виски вместе не пили, и вы не представлялись мне… Вас зовут Ги. У меня сильно кружится голова. Главное – долететь…

Она закрыла глаза. По щекам катились слезы. Пьяные, позорные слезы. Этот француз еще примет ее за алкоголичку…

Но Ги неожиданно для нее повернулся к ней вполоборота, взял ее руку и поцеловал. Она не открыла глаз. Ей было приятно это прикосновение. Она подумала о том, что такие вот мужчины просто созданы для того, чтобы летать в самолетах, ездить в поездах, чтобы превращать время в удовольствие… Только непонятно было, как она сама могла за один день превратиться в одну из тех банальных любительниц романтических приключений в воздухе, вроде той несчастной девушки, которую пытался соблазнить Крымов в самолете и которая так грустно закончила свои дни… Кажется, ее звали Вероника.

– Не могу не целовать вас, Эсмеральда, – говорил ей Ги, лаская и дальше руку, целуя каждый пальчик.

…Она открыла глаза. К ней кто-то обращался на русском языке. Просили пристегнуть ремни, приближалась посадка. Она медленно повернула голову и посмотрела на сидящего рядом с ней мужчину. Он даже не взглянул на нее. Тогда она поднесла свои пальцы к лицу и понюхала. После того, как она чистила ножом апельсин, они должны были сильно пахнуть душистыми эфирными маслами. Но нет. Она облизнула губы. Ни привкуса виски, ни шоколада. Очень хотелось пить. Неужели разговор с этим красивым господином ей только приснился?

Она выпрямилась в кресле, поправила свитер, достала зеркальце и взглянула на себя. Как ни странно, но полет пошел ей на пользу. Щеки ее порозовели, глаза заблестели. Она выглядела здоровой и отдохнувшей. Ей было жаль, что сосед никогда не угощал ее ни виски, ни шоколадом, ни знакомился с ней…

А как хотелось снова взглянуть на него! Она медленно повернулась к нему и почувствовала, как под левой грудью кольнуло. И дыхание замерло, словно остановилось, чтобы не мешать ей любоваться великолепным профилем этого человека. Интересно, как же его зовут и зачем он едет в Россию?

Дорожная сумка, которую она взяла с собой в салон самолета, оказалась раскрытой. Из нее торчал свернутый журнал с русскими кроссвордами, виден был белый пластиковый стаканчик и уголок паспорта. И от этой скромной сумки повеяло вдруг не свежим ветром путешествий и чудесных перемещений в пространстве, а какой-то безысходностью, сиротливостью, заброшенностью, холодом, наконец… И куда она летела? Что ей делать в Питере? Расследовать убийство какого-то продавца из музыкального магазина? Да как можно заниматься таким серьезным делом, когда на душе кошки скребут, когда выть хочется от сознания того, что у тебя нет никого, кто принял бы тебя, пожалел, обнял, поцеловал… Разве что мама? Но у нее своя жизнь, и она уже давно отдалилась от дочери, направив все свои душевные силы на нового мужа и, конечно же, на единственную внучку. Шубин? Игорь, да, он ее самый близкий и верный друг, но она сама виновата в том, что они никогда уже не смогут быть вместе. Она предала его, бросила, ушла к другому мужчине, которого, как ей казалось, любила… А ведь если бы она любила Шубина, который все эти годы просто обожал ее, они могли бы быть счастливы.

Она наклонилась и резким движением застегнула молнию на сумке. Надо забыть все то, что может вызывать беспокойство, боль и особенно чувство вины. Хотя, безусловно, она виновата и перед Шубиным, и перед Патриком, которому изменяла с Мажимелем, и даже перед Мажимелем, которого всегда воспринимала лишь как любовника, никогда не задавая себе вопрос, любит ли она его, и перед Крымовым… Подумала так и усмехнулась, покачала головой. Да она с ума сошла! Это перед кем она виновата? Перед мужчинами? Перед Патриком, который все это время любил, оказывается, другую женщину. Или перед Крымовым?..

Щеки горели, сердце в груди колотилось так, что и его было бы неплохо пристегнуть, как она пристегнула себя, готовясь к посадке… Сидящий по левую руку от нее мужчина тяжело вздохнул. Вероятно, вспомнил что-то свое. Ну надо же, увидеть во сне его улыбку, с которой он предлагал ей виски…

Самолет снижался, она смотрела в окно на раскинувшиеся под ногами серые дома и дороги и думала о том, что в Питере наверняка идет дождь…

…В аэропорту ее встретил Игорь. Он подхватил ее, такую уставшую, обмякшую и безвольную, и поцеловал.

– Привет, Земцова, как дела? – Он не хотел ее отпускать и прижимал к себе все сильнее и сильнее. Ему все еще не верилось, что он видит ее, чувствует ее податливое, хрупкое тело.

– Лучше всех, – сказал она и вдруг разрыдалась у него на плече. – Игорь, они все меня бросили: и Патрик, и Мажимель, и Крымов… Бросили, предали, променяли меня на других женщин и даже мужчин. У Патрика есть Габриэль, у Мажимеля – какой-то парень, а про Крымова я вообще не хочу говорить, он снова стал прежним Крымовым, которого только могила исправит… Мне так плохо, так плохо…

– Ты, случаем, не напилась в самолете? – Он нежно поцеловал ее в мокрую щеку. – Тебя ноги почему-то не держат…

– Это нервы, – отмахнулась она. – Нервы. Куда мы сейчас поедем?

– На квартиру нашей клиентки, Марковой. Она в курсе, что я остановился у нее, и ничего не имеет против. Хотя у нее не было выбора.

– В смысле?

– Думаю, ей не понравилось, что я отправился в Питер, чтобы расспросить ее подруг о том, где она была в день убийства дяди.

– И где она была?

– Я думаю, что тебе сейчас не до этого. Поедем, сначала ты успокоишься, примешь горячий душ, отдохнешь, может, поспишь, потом мы где-нибудь пообедаем, и я расскажу тебе об этом деле…

На такси они отправились на Авиамоторную, где находилась квартира Марковой. Юля смотрела в окно, и ей не верилось, что она уже не в Париже, а в Питере и что рядом с ней сидит, взяв ее ладонь в свою, Игорь Шубин.

Игорь же, в свою очередь, так крепко вцепился в нее, как если бы не верил до конца в реальность происходящего. Ведь теперь Юля была с ним, и ни одна душа во всем мире не знала, что она в Питере. Ни Патрик, который, как оказалось, обманывал ее, крутил любовь с так называемой кузиной. Ни Крымов, который, забыв все клятвы, которые он давал Земцовой, вернулся к своему обычному, заполненному случайными связями образу жизни. Ни какой-то там бисексуал Мажимель, променявший красивую молодую женщину на мужика. И он, Шубин, должен помочь ей успокоиться, чтобы она нашла в себе силы продолжать жить как ни в чем не бывало. Он понимал, что она никогда не полюбит его и что будет до конца своих дней относиться к нему лишь как к другу, но даже такая роль казалась ему сейчас великим счастьем. Кроме того, приезд Земцовой спасал его от посягательства на него Ольги Зориной, женщины, на его взгляд, изголодавшейся по мужчине, а оттого потерявшей в какой-то мере стыд и приличия. Он не мог, не краснея, вспоминать, что произошло в квартире Марковой, едва они переступили порог. Она просто-таки набросилась на него и принялась раздевать. Видимо, она изначально неправильно истолковала желание Шубина посетить квартиру своей клиентки. Впервые в жизни он наблюдал столь откровенное поведение женщины, а потому не успел даже разозлиться, только растерялся и попытался привести ее в чувство.

…К счастью, квартира Наташи Марковой оказалась вполне современной и чистой. Три комнаты, одна из которых представляла собой мастерскую, заваленную коробками с готовой вышивкой, нитками, тканями… В ней же на стенах были развешаны декоративные вышитые панно, напоминавшие старинные французские гобелены. Просторная гостиная с двумя диванами и телевизором. И спальня. В ванной комнате все сверкало, так и хотелось принять душ или даже полежать, понежиться в ванне.

Пока Юля мылась, Игорь в ожидании ее варил на кухне кофе. Потом все-таки не выдержал и отправился в спальню, где на небольшом письменном столе стоял новенький компьютер. Он понимал, что, находясь здесь и копаясь в почте своей клиентки, поступает дурно. Но она же сама обратилась к ним с просьбой установить имя убийцы дяди… Он вспомнил свой вчерашний звонок.

– Наталья? Это Игорь Шубин. Вы знаете, что я сейчас нахожусь в Питере…

– Да, – услышал он недовольный голос. – Я знаю, что вы в Питере, вот только никак не пойму, с какой стати вы туда поехали, если я нахожусь здесь? Что вы там делаете? Ищете убийцу моего дяди?

– Да, я работаю именно над вашим делом. Вы – его племянница, к тому же – единственная наследница, а потому мне просто необходимо знать о вас, о вашей семье и ваших отношениях как можно больше. Кроме того, я выяснил, что ваши подруги тоже были с ним знакомы… У меня к вам просьба, Наталья. Вы не могли бы позволить мне несколько дней пожить в вашей квартире?

Она аж запыхтела в трубку, явно возмущаясь и не зная, как выразить свое недовольство тем, что Шубин мало того, что поехал на ее деньги в Питер, чтобы проверить ее (своей клиентки!) алиби, так еще и имеет нахальство проситься пожить в ее квартире!

– Это вам Ольга сказала, что я оставила ей ключи? Вот болтушка… Совсем ничего не соображает… Хорошо, поживите. Только, пожалуйста, ничего не трогайте. Я имею в виду вышивки. Понимаете, там, в маленькой комнате, есть две незаконченные работы, это вышивки золотыми нитями, для церкви… Вы несете ответственность, Игорь. И все равно я не понимаю, как так можно… Вы просто воспользовались тем, что я здесь занята похоронами и наследством, и без меня поехали в Питер. Я не для того вам плачу деньги, чтобы вы меня унижали своим подозрением…

– Вы не обижайтесь, но у нас были дела, когда люди, обратившиеся к нам с просьбой найти убийцу, сами и являлись…

– Прекратите… Что еще вам сказала Ольга?

– Ольга-то ничего особенного не рассказала за исключением того, что регулярно поливает ваши цветы… А вот Катя Мещерякова…

– Понятно. Ну что ж, давайте, расспрашивайте сумасшедших…

– Наталья, ваша подруга Мещерякова не подтвердила ваше алиби…

– А как же билет на самолет? Ведь я же показывала вам его…

– Вы могли прилететь в Саратов дважды. Первый раз – по чужому паспорту, что сделать довольно легко, имея деньги и связи. А второй раз – уже по своим документам…

– Вы хотите, чтобы я передумала расследовать убийство Юлия? Вы издеваетесь надо мной? Я не убивала дядю!

– Вы сильно нервничаете…

– Хорошо. – Она чуть не плакала в трубку. – Работайте. Ключи вам даст Ольга. Теперь все?

– Все.

Он мог бы и не ставить ее в известность о том, что они с Ольгой уже были в ее квартире, если бы не приезд Земцовой. Невозможно прожить в квартире несколько дней и не оставить следы. Ему не нужны неприятности, он хотел, чтобы хозяйка знала, кто живет в ее квартире. Правда, она, по-хорошему, не должна была знать вообще о том, что он в Питере… Хотя бы до поры до времени.

Открыть почту он не успел, потому что на пороге появилась Земцова. С тюрбаном из белого полотенца на голове и в махровом голубом хозяйском халате.

– Послушай, Шубин, я вот тут подумала… Ты поступил непрофессионально, знаешь об этом?

– Ты имеешь в виду, что я не должен был ставить Маркову в известность о том, что я проверяю ее алиби и встречаюсь здесь с ее подругами? Но ведь они же все равно бы доложили ей, позвонили и все рассказали… Это было бы еще хуже.

– Все равно, ты сработал грубо… И я бы на месте Марковой забрала деньги назад и отказалась от ваших услуг, вот так-то вот. Представь себе, что ты приходишь в детективное агентство, просишь найти убийцу своего родственника и тут же, чуть ли не на следующий день, узнаешь, что квартира твоя перерыта: это работнички агентства начали поиск… с тебя. Каково тебе будет?

– Я постараюсь отнестись к этому с пониманием. К тому же, почему это они должны все перевернуть вверх дном?

– Хорошо, пусть они действуют аккуратно, тайно или же просят у тебя ключи от квартиры, чтобы сделать обыск, порыться в твоем компьютере? Грубая работа. Это Крымов уговорил тебя отправиться в Питер?

– Это даже и не обсуждалось. Нам надо было проверить ее алиби, и все тут.

– А что, девушка не внушает доверия? Что вас так насторожило?

– Сейчас ты можешь говорить все, что угодно, но важен результат! – Шубин обиделся на нее. Уши его горели, а в горле стоял ком. Не такой он представлял себе встречу, и разговор предполагался вестись не в таком духе. Она отчитывала его, как мальчишку. А почему бы и нет? Она все же хозяйка агентства. Или просто нервничает из-за своих мужиков, что бросили ее, и теперь выплескивает свои раздражение и злость на первого, кто попался ей под руку, на Шубина?

– О каком результате ты говоришь?

– Я выяснил, что у Марковой есть подруга, Катерина Мещерякова, баба с придурью, но очень полезная в определенном смысле для своих подруг.

И Шубин в двух словах рассказал ей о довольно-таки своеобразном бизнесе Мещеряковой, о том, что время от времени она сводит своих подруг с желающими развлечься мужчинами и даже предоставляет им для свиданий свою квартиру.

– А при чем здесь убийство… настройщика?

– Он не настройщик. Он – продавец в музыкальном магазине.

– Это слишком длинно. Предлагаю называть его настройщиком. Итак. При чем здесь настройщик? Ведь эта нехорошая квартира, насколько я понимаю, в Питере, а он жил в Саратове.

– Он бывал здесь, Наташа привозила своего дядю к Мещеряковой с целью познакомить его с какой-нибудь женщиной, но так ничего и не получилось.

– И ты думаешь, что его убийство могло быть связано с его редкими визитами в этот вертеп? Когда он был там последний раз?

– Примерно два года назад.

– Тем более! – Юля сняла полотенце с головы и принялась сушить феном волосы.

Шубин, глядя на нее, подумал о том, что она всерьез и надолго затеяла разговор о деле, чтобы отвлечься. Жаль, что он понял это только сейчас, надо было догадаться раньше, тогда бы он не успел на нее обидеться. Он вдруг представил себе, что должна чувствовать молодая и красивая женщина, привыкшая к обожанию мужчин, которая за одну ночь потеряла сразу трех своих мужчин. Карамельный домик, сахарный и украшенный кремовыми розочками – каким ему представлялся ее парижский дом, был варварски уничтожен, раздавлен, раскрошен, рассыпан в пыль… Она осталась не только без мужа, которого считала надежной опорой, но и без собственного дома. Понятное дело, что она не вернется туда никогда. А ведь когда-то ей доставляло удовольствие вить это французское гнездо, покупать новую мебель, постель, скатерти, занавески, посуду…

– Патрик ведь ничего не знает? – крикнул он, чтобы она услышала его голос через гул фена.

– Нет! – Она замотала головой. Влажные волосы под струей горячего воздуха закрывали ее тонкое лицо, огромные карие глаза, в которых затаились, Шубин это чувствовал, слезы. Она переживала свое внезапное одиночество, еще не осознавая, что, быть может, это освобождение от мифов, которые она создавала себе сама, строчка за строчкой, мужское тело за мужским телом… Патрик – она никогда его не любила. Крымов – острие ножа, всякий раз бесцеремонно и жестоко проворачивающийся в ее еще не успевшей затянуться им же нанесенной ране, ее сплошная боль, к которой она уже привыкла… Мажимель – пресыщенный мальчишка. Стоит ли жалеть о таких потерях?

– Я понимаю, тебе сейчас не до этого, но все же послушайся совета друга…

Фен умолк, стало тихо. Юля смотрела на Шубина с интересом, жадно, выдавая взглядом свои слабость и отчаяние, словно ожидая, что вот сейчас он скажет что-то очень важное, что успокоит ее, придаст сил и позволит ей жить дальше. Но он сказал обычное в таких случаях:

– Не отказывайся от того, что причитается тебе после развода. У тебя растет дочь. Быть может, Патрик, чувствуя свою вину и ответственность, оставит тебе тот дом, в котором вы жили, а сам переедет к своей «кузине»… И не смотри на меня так, словно я предал тебя и опошлил твои чувства. Я понимаю, конечно, что в этом вопросе тебе смог бы помочь Крымов, но согласись, ему, твоему бывшему мужу, как-то не с руки выбивать с настоящего мужа причитающееся тебе по закону… Хотя, с другой стороны, ты имеешь полное право потребовать и с самого Крымова то, что имела в браке с ним, тем более что у вас дочь…

– Бедный мой Шубин. – Земцова ласково потрепала его по щеке, затем поцеловала его прямо в губы. – Как же я тебя люблю.

Обедали они в ресторане, Шубин рассказывал ей об электронной переписке дяди и племянницы.

– Понимаешь, это надо читать. С самого начала, с того самого дня, когда он впервые встретил свою Ларису. Вот уж действительно любовь с первого взгляда. Сколько поэзии в описании этой женщины, сколько ласковых и нежных слов… И так в каждом письме. Он просто захлебывался своей любовью. Описывал иногда проведенное с ней утро, но без эротических подробностей, нет, здесь другое… Чистый восторг, восхищение перед ее красотой и добротой. Иногда он описывал племяннице руки своей жены, прекрасные мягкие и тонкие руки… Знаешь, язык не поворачивается назвать эту женщину сожительницей. Конечно, она была его жена. Она жила с ним целых два года, они вместе вели хозяйство, ходили на рынок за продуктами, готовили, он помогал ей развешивать на балконе белье, смотрел, как она гладит скатерти и простыни, свои сорочки… Он просто боготворил ее, понимаешь? И вот теперь, после того, как я прочел эти письма, я уже не уверен в том, что Юлий не мог сам, добровольно уйти из жизни. Мне теперь думается, что он мог так сделать, но только при одном условии: Лариса ушла от него. По неизвестным нам причинам. Он не выдержал этого и решил тоже уйти, навсегда.

– Ты не идеализируешь эти отношения?

– Мы вернемся, и я покажу тебе его письма…

– Пусть так, но только непонятно, почему он вел такую откровенную переписку со своей племянницей…

– Они были близки духовно. Хотя ее письма носят менее восторженный, скорее даже примитивный характер. Она – простая девушка, но чувствуется, что была очень привязана к своему дяде.

– Да, ты прав, мне следует почитать эти письма, чтобы понять, что собой представляют как сама племянница, так и ее влюбленный по уши в свою жену дядя.

Она отодвинула от себя тарелку с салатом, достала телефон и позвонила. Шубин был несколько разочарован. Он понял, что она его почти не слушала и что его первая радость по поводу ее приезда обманчива – Земцова все равно не с ним. Перед ее мысленным взором стоят все ее мужчины, которые никогда не любили ее и в конечном счете разбили ей сердце на множество осколков. Пожалуй, никогда еще предательство так больно не ударяло по всем ее чувствам…

Она сидела перед ним, хрупкая, вся какая-то подобранная, со сжатыми в нервном, защитном рефлексе плечами, и глаза ее, устремленные в невидимую точку, были переполнены одиночеством и тоской. Кому она звонила? Конечно же, матери. Дежурные слова приветствия, расспросы о Маше, о ее самочувствии и настроении, затем телефонные поцелуи и вздох облегчения – хотя бы там еще не предали, не отняли самое ценное.

– Послушай. – Он сжал ее руку, пытаясь передать ей хотя бы часть своего душевного покоя, внутренней силы. – Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но все проходит… Наверняка ты не простишь их, и это правильно. Но вряд ли нужно тебе сейчас вникать в то дело, которое мы расследуем… Я знаю, ты пытаешься отвлечься, но вместо этого сердце твое разрывается… Вот я рассказываю тебе о любви Маркова к своей жене, а ты вспоминаешь свои чувства по отношению к…