Текст книги "Тайна Симеона Метафраста"

– Нет, ну ты что? Знаменитый библиофил, букинист и авантюрист Пако Монтегрифо был дедом нашего гипотетического информатора. Двести с лишним лет человеку без капли магии не прожить никак! Да и Маноло, к которому мы едем, тоже немолод…

Никонов вытащил из папки лист бумаги и прочёл негромко: «Монтегрифо, Маноло Пабло Эстебан, родился пятого мая 2084 года в Мадриде, с 2122 года постоянно живёт в Монакуме. Занимается изучением рунной магии, коллекционер-библиофил…».

– Это выходит, ему больше ста лет? – поднял брови Глеб.

– Сто один. И он до сих пор управляет своей небольшой империей, хотя уже лет тридцать не расстаётся с креслом на колесиках.

– Болел?

– Передозировкой смертельных проклятий, – усмехнулся Кулиджанов. – Благодаря мощным защитным амулетам почтенный господин Монтегрифо остался жив, но ногами не владеет.

– И кто ж его так?

– Клиент. Недовольный клиент, как ты понимаешь. А недоволен он остался, получив не совсем ту книгу, которую оплачивал. Ему требовался сборник призывов к духам лоа с прилагаемым перечнем даров издания Нувель-Орлеанского университета 1756 года, а Маноло Пабло Эстебан вручил том, выпущенный на три года позже.

– То есть, изданный после принятия первого закона о запрещённых заклинаниях? – присвистнул Глеб. – Действительно, досадная разница…

– Вот именно. Наш вудуист был украшен орихалковыми браслетами и надолго забыл о духах лоа, но ног господину букинисту это не вернуло…

– То есть, получается, этот самый букинист вовсе не такой уж невинный барашек?

Кулиджанов помолчал, потом закрыл папку и убрал её в сумку, а сумку – в пространственный карман.

– Знаешь, – сказал он наконец, – среди этой публики – букинистов, антикваров, коллекционеров и тому подобных – можно встретить упрямого барана. Но вот невинного ягненочка – вряд ли. В конце концов, каждый из нас состоит не только из того, что он съел, но ещё и из того, что он прочёл…

Подошедший стюард прервал их философскую беседу предложением поужинать, по желанию, в ресторане или на месте.

– В ресторане, – быстро ответил Глеб. – Давай-давай, разомнём ноги, сидеть ещё долго!

– Сидеть, лежать, есть, и всё со скоростью почти четыреста километров в час, – пробурчал в ответ Кулиджанов. – Работать надо! В Монакум мы должны прибыть готовыми к разговору с Маноло Пабло и так далее.

Зал ресторана был освещён лампами, стоящими на каждом из столов, плюс притушенными магическими фонарями, живописно разбросанными под куполообразным потолком. Сидя на своём месте, можно было разглядеть лишь физиономию своего визави, ну, может быть, ещё соседа справа или слева. Остальные почти две сотни ужинающих оставались невидимыми.

И тем не менее, усевшись на удобный диванчик и подняв глаза, инспектор Никонов первым делом увидел за соседним столиком знакомое лицо.

– Батюшки светы! – воскликнул он с некоторой подколкой. – И здесь ты?

Алекс – а сидел по соседству именно он – слегка поморщился:

– Как известно, Москва – очень маленькая деревня, где все друг друга знают. Очевидно, это распространяется и на другие города и веси.

Инспектор помахал рукой официанту и, когда тот подошёл, попросил его:

– Пересадите нашего друга за этот же столик, пожалуйста… Ага, вот и отлично. Итак, я не помню, вроде бы вы не знакомы?

В ответ на этот вопрос Верещагин помотал головой, а безопасник, наоборот, покивал.

– Вот и славно! – потёр руки Глеб и быстро их друг другу представил. – А теперь рассказывай, дорогой друг, коллега-частник, зарабатывающий бешеные миллионы, какой тёмный несёт тебя в Дойчланд?

Выслушав лаконично изложенную историю обвинения гувернёра Василия в краже, Кулиджанов потёр лоб и сказал хмуро:

– Скажите мне, у меня паранойя, или мне кажется, что это две стороны одной монеты?

– Учитывая поводы к нашим путешествиям, я бы сказал, что это листы одной книги! – хмыкнул инспектор. – Просто, подозреваю, идут они не подряд, и между ними излагается какая-то неизвестная нам часть истории.

– Ты говоришь, дети тебе расписали всё, что им известно?

Алекс кивнул.

– Дай почитать, утром верну, – протянул Кулиджанов руку. – Предлагаю вообще завершить трапезу и отправиться по своим местам, спать. А завтра, на свежую голову, обсудить произошедшее и выработать стратегию.

– Давай начнём с тактики! – усмехнулся Алекс, отдавая листки.

– А вот тактика и есть – выспаться и подумать, – серьёзно ответил капитан-лейтенант.

Укладываясь спать, Софья взбила подушку, перевернула её и снова взбила.

«Завтра надо будет поменять постельное бельё, – подумала она. – И найти прачечную, чтобы постирать это. И купить молока, сливок, фруктов хоть каких-нибудь и овощей. Картошки, вот, именно картошки! И мяса, сегодня почти всё съели, остался только кусок буженины на завтрак. Святая Бригита, хоть бы Аркадий Феофилактович поскорее вернулся!»

На грани сна ей показалось, что где-то поблизости прозвучал знакомый ехидный смешок…

Глава 2. 9 мая 2185 года от О.Д.

{– Сколько ни направляй коня в нужную сторону, неизбежное обязательно будет поджидать тебя у ворот ближайшего Самарканда: сидит там себе твоя судьба да чистит ногти венецианским кинжалом или шотландским штыком.}

{Артуро Перес-Реверте, «Клуб Дюма, или тень Ришелье»}

В брюхе дирижабля, плывущего вместе с розоватыми утренними облаками в сторону Монакума, была сонная полутьма. Две сотни пассажиров спали, отделённые от земной тверди тремя тысячами метров воздуха и тонкой оболочкой, заполненной гелием.

Алекс проснулся мгновенно, будто от толчка, и в первый момент не понял, где он находится, и что его разбудило. Потом, проморгавшись, увидел над собой лицо Кулиджанова с пальцем, прижатым к губам.

– Хватит дрыхнуть, вставай давай! – прошептал тот.

Верещагин подтянул к глазам руку с часами.

– С ума сошел, шесть утра! – ответил он так же тихо.

– Идём завтракать, пока нет никого. Заодно и поговорим!

В ресторане и в самом деле не было почти никого, только за дальним столиком какой-то толстяк с самым суровым видом поедал одну за другой оладьи.

Глеб Никонов уже сидел на диванчике и смотрел в меню. Вид у него был не менее сонный, чем у Алекса, только капитан-лейтенант магбезопасности светился бодростью и благодушием.

– Вот как ты считаешь, что надо сделать с человеком, который мало того, что с утра свеж как маргаритка, так ещё и ближнего к тому же побуждает?.. – вопросил Никонов со страдальческой миной.

– И пробуждает, – буркнул Алекс, усаживаясь напротив. – Ты хоть кофе заказал, изверг?

– А как же! – Кулиджанов повёл рукой.

На приставном столике и в самом деле стоял сверкающий серебряный кофейник с ароматным паром из носика. Рядом размещались сливочник, тарелки с тонко нарезанной сёмгой и розовыми ломтиками ростбифа, фарфоровое блюдце, где под капельками воды желтело масло, вазочка с мёдом, баночки с разными джемами, корзинка с хлебом и булочками… Словом, накрыто было правильно, и сразу захотелось есть.

После второго бутерброда возмущение сотрапезников слегка улеглось, и Алекс спросил:

– Так о чём ты хотел поговорить?

– Ты из Монакума летишь в Краков? – вопросом на вопрос ответил Кулиджанов.

– Ну, да. Правда, рейс только вечером будет…

– Вот именно. А прибываем мы через три часа, в десять утра. То есть, у тебя целый день свободен для подвигов. Или ты хотел, как настоящий турист, заглянуть в картинную галерею и промчаться по магазинам?

– Пошёл к Тёмному! – обиделся Верещагин и налил себе ещё кофе. – Что ты предлагаешь, сидеть в воздушном порту или дрыхнуть в гостинице?

– Я предлагаю поехать с нами к фигуранту дела, – совершенно серьёзно ответил капитан-лейтенант. – Мы совершенно себе не представляем, с чем столкнёмся. Как-то так жизнь складывалась, что с разновидностью безумцев, именуемой букинистами, я не сталкивался ни разу.

– Я тоже, – подтвердил Никонов.

Он уже понял, какую игру затеял его временный напарник, и с интересом наблюдал, что же из этого получится.

– Ну-у… – протянул Алекс. – Было у меня дело, где и антиквары отметились, и букинисты, и охотники за книгами. Наследство делили после смерти одного собирателя.

– И как?

– Ты не прав! – он надолго замолчал, сооружая себе бутерброд с маслом, сыром и густым бледно-жёлтым мёдом.

Кулиджанов терпеливо ждал, но, когда Верещагин впился зубами в ломоть хлеба, не выдержал:

– В чём я не прав?

– Не все они сумасшедшие, – прожевав, ответил Алекс. – Есть очень разумные деловые люди. Просто торгуют они не сталью, колбасой или амулетами, а книгами. Старинными или современными, неважно, лишь бы была прибыль.

– И с какими, на твой взгляд, легче иметь дело? – перехватил нить беседы Никонов.

– Ни с какими. Безумца ты интересуешь ровно до того момента, пока в твоих руках он видит предмет своего вожделения, торговца – если у тебя есть что-то, что принесёт ему прибыль. Вопросы поиска убийц или восстановления справедливости их не касаются.

– Отлично! – Кулиджанов потёр руки. – Тогда так мы и сделаем. Ты будешь продавцом, а мы – твоей охраной.

– И чем я буду торговать?

Жестом фокусника Кулиджанов вытащил из воздуха лист бумаги и прочёл:

– Пункт первый: Авл Геллий, «Аттические ночи», издание типографии Альда Мануция, Венеция, 1515 год.

Утро у Суржикова началось с того, что он варил кофе на всю компанию. То есть, не только кофе – Стас и Серж попросили какао, а Катя – чай с лимоном. Никакого труда в этом не было, кофе получился отличный, густой и чёрный, Влад даже слегка загордился собой. Правда, гордость подувяла, когда пани Барбара, пригубив напиток, вытаращила глаза, попросила сливок, а отдышавшись, сказала:

– Ты что, в свободное время в зельеварении практикуешься? В таком кофе только нераскаявшихся преступников топить!

– Да ладно, – вступился за друга Макс. – Отличный крепкий кофе, всё как положено!

И бухнул в чашку ещё ложку сахара.

Завтракали по сложившейся привычке все вместе, тем более что никому и никуда не нужно было бежать к определённому времени. Омлет, оладьи, сметана, заботливо оставленное домовым варенье – всё было отлично, и всё равно Суржикову чего-то не хватало.

Он понял, что не одинок в этом ощущении, когда Макс вздохнул и спросил:

– Никто не знает, когда Аркадий Феофилактович вернётся?

– Увы, – ответила Софья. – Ешь что дают и отправляйся в университет. Ты собирался устроиться на кафедру подработать.

– Ла-адно, – пробурчал почтительный сын, и зарылся в оладьи.

После завтрака дети упорхнули гулять, а Суржиков решил посоветоваться с дамами, как же ему искать пресловутую парикмахершу, если известно только её имя?

Дамы переглянулись, и Софья сказала:

– Давай так: ты поищи в Сети по имени, а мы поспрашиваем у знакомых.

Стоит ли говорить, что второй путь принёс успех куда быстрее? Москва – город маленький, и все всех знают.

Госпожа Джаванширова, избавленная Софьей от мигреней, сама лично о Диане Мерсье не слышала, но спросила у своей камеристки. Та тоже была не в курсе, но для её подруги имя уже было знакомо, ну а подруга подруги сдала все адреса и явки в полном объёме.

Никакого салона у Дианы Мерсье не было. Тем не менее, эта дама и в самом деле была парикмахером – стилистом, как она сама себя называла, – и работа её с клиентами была организована на загляденье, с выбором одного из трёх вариантов. Во-первых, самых близких и давних женщина принимала у себя, в доме в Озерковском переулке, унаследованном ею от прабабушки. Домик был крошечный, три комнаты и садик размером с носовой платок, но Диана любила его без памяти и допускала в небольшую отлично оборудованную рабочую комнату очень немногих.

Во-вторых, к клиентам капризным и дорогостоящим она приезжала домой. Конечно, те оплачивали заказной экипаж, да и выезд стоил куда дороже, чем стрижка дома. Раза в три примерно, а иногда и в четыре.

В-третьих, дважды в неделю госпожа Мерсье арендовала кресло в салоне на Большой Ордынке – шикарном, дорогом, с самой модной косметикой и новейшим оборудованием. В салоне её высоко ценили и не раз предлагали работать у них постоянно, но Диана держалась за свою независимость и на уговоры не поддавалась.

Салонные дни были вторник и четверг, сегодня пятница. Суржиков с досадой сплюнул: надо было идти вчера, ждать почти четыре дня немыслимо. Ладно, будем действовать иначе.

– Пани Барбара… – он замялся.

– Слушаю вас, Влад! – Женщина посмеивалась, отлично понимая, о чём ей хотят попросить.

– Пани Барбара, а вы не хотели бы подстричься?

– Вы считаете, что моя причёска недостаточно элегантна?

– Нет, что вы! Всё замечательно! – Суржиков в замешательстве покрутил руками возле головы, потом взгляд его прояснился: – «Вот подлинно прекрасное лицо! Рука самой искусницы природы Смешала в нем румянец с белизной…».

– Цитатами вы бьёте наповал! – улыбнулась Барбара. – Хорошо, давайте попробуем.

И через десять минут она уже договаривалась с Дианой Мерсье, что та нынче же после обеда приедет в Селивёрстов переулок, чтобы сделать причёску пани Вишневской.

– Лучше, наверное, чтобы она входила в мою дверь, – сказала Софья. – Чтобы надпись «Частный детектив» пока не фигурировала. А может быть, я тоже подстригусь…

И женщины переглянулись, составляя маленький заговор.

Алекс покрутил в руках лист дорогой бумаги со списком книг, перечёл знакомые пункты – Авл Геллий, Симеон Метафраст, “MisteriaVermis” – и со вздохом список отложил.

– В таком виде подозреваемому это показывать нельзя.

– Почему? – заломил бровь Кулиджанов.

– Потому что мы не знаем, имеет ли Монтегрифо отношение к убийствам, а равно к поискам книги с пометками короля Сигизмунда Ягеллона. И если да, если имеет, то этот перечень должен быть ему знаком, как собственная спальня!

– А если нет, то он нам и не нужен, – понятливо кивнул инспектор Никонов. – Твои предложения?

– Надо сделать не список, а картотеку! Десяток карточек, на каждой одно название и разные пометки. Нет, не десяток, полтора. И часть томов из этого списка я буду продавать, а часть – искать. Из нашего листа мы туда поместим три названия…

– А откуда возьмём остальные?

– Найдём, – Верещагин был абсолютно уверен в собственной правоте, и, как всегда бывает в таких случаях, заражал это уверенностью остальных. – Я попрошу Влада отыскать пару названий, вы тоже у кого-то спросите…

– Мы так до вечера провозимся, а тебе улетать в семь!

– Значит, я улечу завтра. Или вообще поеду поездом. Василий пока что жив и здоров, а пару дней в камере заслужил за то, что бросил подопечных.

– Тоже верно, – согласился капитан-лейтенант. – Тогда вы отправляйтесь в гостиницу, а я пойду и представлюсь местным коллегам. Кстати, возьму у них дополнительную информацию по Монтегрифо, а может, и пару названий для картотеки.

Когда туша дирижабля замерла возле причальной мачты, а синий ковёр протянулся от лестницы до входа в здание аэровокзала, Кулиджанов не стал ждать своей очереди к выходу. Каким-то хитрым движением он ввинтился в толпу и исчез прежде, чем его напарники успели сказать «А».

– Ладно, – отмер, наконец, Глеб – Нам спешить некуда. Я бы вообще поел сперва, завтрак-то был сто лет назад, а потом уже отправлялся на поиски жилья.

– Вам что, гостиницу не забронировали?

– Не-а! А зачем? В Монакуме я бывал, город знаю. И вот что… думаю, надо нам остановиться не в отеле, а… Погоди-ка, как он назывался? Во, «Хитрый тролль»!

– Трактир, что ли?

– Именно! И когда ты попробуешь, какие колбаски готовит жена хозяина, ты и сам захочешь там поселиться!

Колбаски и в самом деле были хороши: белые, толстенькие, с аппетитно просвечивающей сквозь полупрозрачную шкурку зеленью и умопомрачительным запахом чеснока и специй. На предложение хозяина сопроводить их кружкой светлого пива напарники с сожалением ответили отказом.

– Вот вечером!.. – мечтательно произнёс Алекс.

– Тёмного! И рульку с красной капустой к нему!.. – поддержал Никонов.

– Ага, – понятливо кивнул герр Шульце. – Мне как раз должны угря копчёного доставить, так я вам отложу коробку?

– Непременно! И вот ещё что, герр Шульце, помнится, вы комнаты сдавали?

– Так господам приезжим положено в отеле жить, – хитро заулыбался тот. – Вон, «Кёнигсхоф» построили, новый, всего год как открылся.

– Да ну его, не люблю я отели, – поморщился Глеб. – Мы люди простые, приехали по делу, нам и удобства нужны обыкновенные. Без излишеств, а не это всё… бланманже.

– Ну что же… – герр Шульце достал из кармана белоснежного фартука блокнот, перелистнул несколько листов. – Вот, пожалуй, подойдет вам. Самая дальняя дверь на втором этаже, – он мотнул головой в сторону лестницы. – За двоих сорок дукатов в день с завтраком.

– Нас трое, приятель наш позже будет.

– За троих пятьдесят. Годится?

Вместо ответа Никонов выложил на стол пять золотых монет.

Как ни присматривался Алекс, он так и не смог усечь момент, когда дукаты исчезли с дубовой столешницы, расслышал лишь, как они звякнули в кармане фартука…

Поднявшись в отведённую им комнату, мужчины осмотрелись и одобрительно похмыкали. Вне всяких сомнений, комната эта была удобной – светлой и достаточно просторной для троих немаленьких гостей. Кроме этого, в ней начисто отсутствовали мелкие предметы, сами собой появляющиеся в любом помещении, которое обставляет женщина; не было ни занавесок с рюшами, ни фарфоровых фигурок и вазочек, ни глянцевых журналов, ни вышитых дорожек… Три удобные даже по виду кровати, большой платяной шкаф, круглый деревянный стол на толстой резной ноге и четыре стула составляли всю обстановку этого временного жилища.

Кинув дорожную сумку в шкаф, Верещагин достал коммуникатор и набрал номер помощника.

Довольно долго Влад вообще не понимал, о чём идёт речь…

– Какие книги, шеф? – возопил он, наконец. – У нас дело не закрыто, Шнаппс, правда, не торопил пока, но я сегодня встречусь с парикмахершей…

– Вот и славно, – непреклонно ответил Алекс. – А перед этим загляни к твоему знакомцу в библиотеке и попроси списочек.

– Ладно… – смирился Суржиков. – Список чего тебе нужен, эксплуататор?

– Список книг, которые трудно, но в принципе возможно найти. Антикварных, – подчеркнул Алекс. – Мечта богатого коллекционера, но не несбыточная, а такая… за которой надо побегать. Штук пять-шесть хватит.

Отключив коммуникатор, он покосился на Никонова. Тот со своим собеседником ещё не распрощался, а стоически пережидал какую-то длинную и явно занудную тираду. Наконец на лице его отразилось облегчение, Глеб зашарил рукой по столу, подтянул к себе блокнот и карандаш и стал азартно записывать. Вежливо попрощавшись, он откинулся на спинку стула и сказал:

– Четыре штуки есть. Плюс три из списка, плюс тебе что-то пришлют. Пожалуй, после обеда надо будет идти общаться со старым стервятником.

– Горным стервятником, раз уж Монтегрифо, – уточнил Алекс. – Это, считай, классом выше птичка! Надо заранее назначить встречу, а то мало ли, может, он после обеда спит. Кто у нас есть для контакта, секретарь?

Секретаря у букиниста не было, был помощник, так он и представился, когда инспектор связался с ним по коммуникатору. И прав оказался Верещагин: Маноло Пабло Эстебан придерживался исключительно правильного образа жизни и после приёма пищи два часа отдыхал, так что встреча его с приезжим московским букинистом была назначена на пять часов.

Вот теперь дальнейшие действия были уже похожи на план: дождаться Кулиджанова, заказать визитные карточки, сделать картотеку…

Мастер-стилист Диана Мерсье ровно в три часа дня постучала в дверь, возле которой благородным приглушённым блеском отливала табличка «Софья Полянская, целитель». Суржиков отворил, улыбнулся и пригласил её пройти.

Выглядела парикмахерша и в самом деле хорошо: её остренькое личико лисички оформляли пышные пряди, отливавшие то золотом, то рыжиной, кожа лица была золотистой и гладкой, а руки с коротко остриженными ногтями смотрелись ухоженными и нежными.

Профессионально восхищённым взглядом окинув двух ожидавших ей женщин, госпожа Мерсье стала задавать вопросы, но Влад с извинениями прервал её:

– Скажите, а это у вас вообще надолго?

– Ну-у… часа три, не меньше!

– Отлично! Тогда я пока отойду по делам, а к концу волшебных превращений вернусь, – он улыбнулся, представляя себя не то графом Альмавивой, не то кем-то из мольеровских персонажей. – Надеюсь, моего банковского счета хватит, чтобы расплатиться!

И Суржиков дезертировал, мысленно благословляя своего шефа, нагрузившего его дополнительным поручением.

Хранитель Лонаан, разумеется, был в библиотеке. Сколько помнил Владимир, здесь, в книжном царстве Высших курсов актёрского мастерства, в дневное время не должно было быть много народу: время теоретических дисциплин ещё не подошло, в мае вовсю шли зачёты по актёрскому мастерству, танцам, сценической речи и прочему фехтованию.

Так оно и оказалось – возле стойки отирался лишь какой-то первокурсник, уныло внимающий тихой выволочке, устроенной ему Хранителем. Увидев Суржикова, Лонаан кивнул ему и повелительным жестом отправил юношу в глубину хранилища, вручив тому тряпку и метёлку для пыли.

– Добрый день, Хранитель! – поклонился Влад.

– Здравствуй, здравствуй, любитель тайн! Ну что, новый книжный список и новая загадка?

– Не совсем новый…

Путаясь в словах, Суржиков объяснил, что именно ему хотелось бы получить, но Лонаан покачал головой:

– Не выйдет.

– Что именно не выйдет?

– Найти названия книг, которые бы увлекли любого человека. Графу Васильчикову будет неинтересно что угодно, кроме списков дерби и журналов по коневодству, Федору Ивановичу Шаляпину подавай жизнеописания и партитуры опер в необычных изводах, а, например, господин Карпов…

– Я понял, понял! – замахал руками Владимир. – Моему шефу предстоит встреча в Монакуме с господином Монтегрифо.

– Ах вот как… – если бы Хранитель библиотеки был человеком, можно было бы сказать, что он поджал губы. – Так он вовсе не библиофил. Он торговец.

И тут Суржиков понял, что сейчас его выгонят вон…

– Нет! – воскликнул он слишком громко и зажал рот рукой. – Это всё то же самое расследование, его подозревают… Я не могу сказать, простите, Хранитель, но это уже тайна следствия.

– Хорошо, – жёлтые глаза Лонаана, кажется, просверлили нашего сыщика насквозь. Результат осмотра вроде бы удовлетворил библиотекаря, и тот велел: – Сядь вон туда, в уголок, и не мешай. Я должен подумать.

Через полчаса совершенно измочаленный Суржиков вылетел из дверей особнячка в Кривоарбатском переулке. В кармане его куртки лежал листок бумаги с пятью названиями книг, за которые монакумский букинист может, и не продал бы душу, за предполагаемым неимением таковой, но уж точно расстался бы с немалым количеством золотых полновесных дукатов.

Выйдя в Староконюшенный, Влад остановил экипаж-такси, и через полчаса уже поднимался по лестнице на второй этаж. В своей комнате он распахнул окно, глубоко вдохнул – из крошечного дворика сладко пахло какими-то цветами – и принялся за дело, которое ему удавалось исключительно редко, стал создавать магический вестник. Он пыхтел минут двадцать, но белая птичка никак не желала возникать, да и библиотечный листок в его ладонях отчего-то стал влажным.

– Ладно, – сквозь зубы прошипел Суржиков. – Я тебя перепишу!

Добыв в кабинете Алекса стопку белой тонкой бумаги, он чётким почерком скопировал список, сложил его должным образом, поправил правое крыло птички и вновь зажмурился. Ключевая фраза ещё висела на его губах, когда левая ладонь зачесалась совершенно нещадно. «К прибыли» – пробормотал суеверный актёр и открыл глаза. На левой руке сидел небольшой голубь, и именно от его коготков рука так и чесалась. Птица вспорхнула и вылетела в окно, а Суржиков опустился на стул и пробормотал:

– Получилось!

Очень хотелось есть, и он отправился на кухню заваривать чай и резать бутерброды, ностальгически вздыхая по отсутствующему домовому. Впрочем, стоило Владу поставить чайник, как появились дети, Катя отодвинула его от плиты и достала из стазис-ларя суп, а близнецы стали задавать тысячу вопросов о театре…

Когда Суржиков проснулся, вернее даже – очнулся от тяжелого липкого сна, он не сразу понял, где находится. Втянул воздух, почувствовал сладкий запах сирени, увидел тёмно-синие шторы и закатный свет за ними, и вспомнил: дома. Он, дома, в Костянском переулке и всего-навсего задремал после обеда, вот и привиделась ему на полный желудок какая-то белиберда. А теперь надо встать, умыться холодной водой и заслать вниз, к женщинам, Катерину, потому что сам он пока что решительно не в состоянии оказаться в царстве ножниц, расчесок, локонов и рассуждений о наилучших заклинаниях сохранения формы укладки.

– «Recuyell of the Historyes of Troye», – с выражением прочёл Кулиджанов. – Сочинение Рауля Лефевра, переведено и издано Уильямом Кекстоном в Брюгге, 1474 год от О.Д.

– Это какой язык? – спросил Алекс. – Я же должен знать…

– Старо-бритвальдский. Между прочим, это и в моём списке есть! Инкунабула, но, странным образом, не самая редкая. Как мне сказали, от тиража сохранилось около сотни экземпляров.

– Главное, чтобы она нужна была нашему Стервятнику.

– Грифу, – поправил Глеб.

– Да хоть зоркому соколу!

– Не нервничай так, – капитан-лейтенант поднял палец к небу. – Мы тебе о высоком, а ты ёрзаешь, будто на муравейнике сидишь.

Верещагин только рукой махнул:

– Продолжай, муравей… Трудолюбивый наш!

– И продолжу. А ты запоминай! Ита-ак… «Magnum Opus Incantamentum», сиречь «Великая книга заклинаний», написано епископом Исидором Гиспальским, издано в Страсбурге типографией Гюнтера Цайтера в 1476 году. Важный момент, – Кулиджанов вновь поднял палец к небу, но на сей раз лицо его было серьёзным. – Это книга под редакцией Фаустино Аревало. Есть ещё более поздняя редакция Фульгенция Готского, но наша ценится выше. И ты должен об этом знать.

– Ладно, а что мы продаём?

– Продаём… «История живописи» Бенуа, издание 1912 года. Типография «Шиповник» в Москве.

– Слушай, но это же несравнимо! Инкунабулы пятнадцатого века – и почти современный альбом!

– В том-то и дело, что это не альбом! – усмехнулся капитан-лейтенант. – Это сборники отдельных брошюр, которые Александр Николаевич готовил к лекциям в университете. И полных сборников, из тридцати двух лекций, во всём Царстве Русь сохранилось всего шестьдесят два.

– Скажи честно, – заметил Глеб, оторвавшись от глянцевой кремово-белой карточки, на которой каллиграфически выписывал названия книг. – Скажи совсем честно, что это было единственное редкое издание, которое твоё начальство согласилось дать тебе с собой!

– Не важно! – Кулиджанов явно был недоволен. – Ты пишешь? Вот и пиши, нам через час выходить, а Алексу ещё пометки на карточках рисовать. Ну, единственное. Но не «согласились дать», а «сумели добыть в срочном порядке», почувствуй разницу!

– Слушаю и повинуюсь, о великий и несравненный, – фыркнул Никонов, вновь склоняясь над картотекой.

Старый антиквар и букинист был человеком богатым, даже очень богатым. И жил он вовсе не в центре Монакума, а почти в часе езды от Мариенплатц, в зелёном пригороде, на берегу реки Вюрм. Двухэтажный особняк под черепичной крышей прятался в саду, ограждённый от незваных посетителей высокой кованой решёткой, а от нескромных взглядов – зелёной изгородью. Экипаж остановился возле неприметной калитки, Кулиджанов расплатился с водителем и, дождавшись, когда тот уедет, присмотрелся к замку.

– Открывается из дома, – сообщил он спутникам. – Трогать просто так не стоит, там убойное заклинание висит.

– И не собирался, – сквозь зубы проговорил Алекс. – Вон кнопка, к ней-то никаких пакостей не прицеплено.

И он ткнул пальцем в латунный кружок.

Через несколько минут у калитки появился высокий мужчина в черной униформе и вопросительно воззрился на гостей.

– Алексей Верещагин, – представился наш сыщик. – Назначено.

Молчаливый встречающий перевёл взгляд на двоих за спиной гостя.

– Охрана.

– Охрана останется здесь, – проговорил человек, и стало понятно, отчего он предпочитает молчать: голос у него был неприятный, писклявый и какой-то очень резкий.

– Нет, – покачал головой Алекс. – Я предупреждал господина Монтегрифо, что никуда не хожу без сопровождающих.

– Ждите, узнаю, – и человек в чёрном исчез так же внезапно, как и появился до этого.

– Если нас не пропустят, иди один, – почти неслышно сказал Кулиджанов. – А мы пока тут осмотримся.

Но страж ворот вернулся через короткое время и без слов приоткрыл калитку.

Маноло Пабло Эстебан Монтегрифо не стремился поразить воображение визитёров своими сокровищами. Коридор, по которому их провели, был практически пуст, лишь возле двери кабинета застыли потускневшие доспехи, слева – миланский, с разной формы и размера наплечниками, справа – кастенбруст, с особо длинной латной юбкой. Провожатый, слуга в зелёной ливрее, постучал в дверь. Она открылась – на пороге стоял высокий, очень худой рыжий мужчина.

– Господин Верещагин? Прошу вас, проходите.

И Алекс шагнул вперёд.

Хозяин дома был огромен. Кресло на колесиках, в котором он сидел, явно делалось на заказ, да в придачу ещё и усиливалось магически, а из его коричневого бархатного пиджака можно было бы сшить курточки для десятка не особо худеньких сироток.

Да и в оформлении кабинета аскетизма уже не наблюдалось: пара пейзажей в простенках между окнами навевала мысли о Коро и Моне, вазы на каминной полке явно несли на донышке скрещенные мечи, а мебель была ровно такая, какую стоило ждать в кабинете преуспевающего антиквара. Но Алекс – и в соответствии с ролью, и по сердечной склонности – устремился к книжным шкафам, где и застыл в созерцании. Какое-то время оттуда доносились только несвязные восклицания типа:

– Пресвятой Тинурий, да у вас прижизненное издание пьес Кристофера Марло есть!

Монтегрифо какое-то время с доброй отеческой улыбкой наблюдал за восторженным посетителем, рыжий секретарь стоял за спиной своего патрона, Кулиджанов и Глеб замерли у входной двери. Наконец хозяину надоела эта мизансцена, и он негромко кашлянул. Алекс немедленно оторвался от разглядывания сокровищ, повернулся к нему и развёл руками:

– Прошу простить, но прекраснее вашего собрания разве что Лауренциана в Медиолануме!

– Вы там бывали? – спросил Монтегрифо с нескрываемым интересом.

– О да! Впервые – ещё ребёнком, меня водил туда отец, он работал в Медиолануме некоторое время… Но прошу простить, я надолго задерживаю вас, а ведь пришёл по делу! – и Верещагин уселся в предложенное ему кресло.

– Итак? – спросил букинист.

Молча Алекс протянул руку к инспектору Новикову, и тот вложил в неё бумажный пакетик. Из пакетика сыщик извлёк пару белых перчаток из тонкого хлопка, натянул их и повернулся к своему второму охраннику. Кулиджанов эффектно прищёлкнул пальцами, сунул руку в открывшийся пространственный карман и вынул оттуда другой бумажный пакет, побольше. Пакет был раскрыт и явил на свет довольно толстый том в тёмно-синем кожаном переплёте с золотым тиснением.