Текст книги "Музыкальный приворот. На волнах оригами"

– Передай, что я его ненавижу, – сообщила скучным голосом Нинка. – Хотя нет, стой, – спохватилась она. – Он же пыль. Кто в своем уме ненавидит пыль и вообще обращает на нее внимание? Пыль стирают. Передай ему, что я сотру его с лица земли. – В голосе подруги прорезались воистину демонические нотки.

– Хорошо, передам, – согласилась я. – Как ты?

– Как хрен, – никогда не страдала любовью к изящной словесности Нинка.

– Это как? – заинтересовалась я.

– Хрен – король тени, – мрачно заявила Журавль. – А я сейчас сижу в чертовой тени! Обгорела. И хочу домой. Я столько тусовок пропустила уже! А тут еще эта старая крыса Эльза Власовна опять собирает всех моих тошнотворных родственничков в своем логове. Наверняка завещание будет писать.

– Только не говори, что ты до сих пор думаешь о ее наследстве! – в ужасе воскликнула я.

– Как я не могу не думать о таких бабках, Катька? Это ты у нас в облаках витаешь. Такие, как ты, жизнь заканчивают, слоняясь по улице с коробкой вместо дома. А я хочу жить достойно. Достойно моего уровня, разумеется, – всегда была высокого мнения о себе Ниночка. – Да-да, папочка, – повысила она голос. – Иду! Минутку! Отец мой свирепствует, – поведала она мне печально. Слово отец она произносила очень забавно, с ударением на «о». – Узнал вчера, что его деловой партнер, тот еще придурок, скажу я, купил себе на Лазурном берегу недвижимость. А у нас ее нет, – хмыкнула она. – Теперь папочка изволит гневаться, а мы все огребаем. Да-да, папа! – крикнула она вновь и вздохнула. – Я пойду. Скоро приеду. И смотри мне…

Что я должна была смотреть, я так и не узнала – связь оборвалась.

Все это время Антон смотрел на меня, почти не мигая, с самым серьезным выражением лица.

– Что? – не поняла я, кладя мобильник на стол рядом с бокалом с соком.

– Ты красивая, – сообщил он мне, кажется, совершенно не к месту. Я инстинктивно ждала, что сейчас Тропинин в лучших традициях Кея как-то изощренно пошутит, будет смеяться и гадко ухмыляться, но ничего такого не произошло.

Я нервно рассмеялась, прижав на мгновение обе ладони ко лбу.

– Кажется, я еще не привыкла.

– К чему?

– К тому, что ты можешь быть, – я замолчала, подбирая осторожно нужное слов, – нормальным.

– А я ненормальный, – вдруг улыбнулся Антон мне криво и иронично. – Ты готова быть с таким, как я, ненормальным?

– А что мне остается? – я протянула руку и коснулась его щеки. Мимолетное прикосновение – и… Нет, не ток прошелся по телу, и голова не закружилась, охваченная умопомрачительным вихрем чувств, и не захотелось падать вечность, обняв Антона…

Я просто вдруг поняла, что все сделала правильно.

Глупое чувство, не так ли?

Но я точно знала, что сейчас я тут на своем месте и со своим человеком.

И мне это нравилось.

Я забыла обо всем и поняла, что замерзла, только тогда, когда внимательный официант выдал мне слабо пахнущий лавандой клетчатый плед, который я накинула на плечи. Кей от пледа отказался – кажется, ночная прохлада реки не доставляла ему никакого дискомфорта. Лишь успокаивала и дарила умиротворение.

– Ты никогда не мерзнешь? – спросила я его в шутку. Мои руки замерзли, и я грелась о белоснежную кофейную чашку. Он отрицательно покачал головой и в знак доказательства протянул свою руку и взял мою ладонь в свою.

Дымка знакомого чувства накрыла меня с головой. Какие у него все же странные руки – я заметила это давно, когда впервые наши пальцы соприкоснулись. Не холодные, но и не горячие. Совершенно обыкновенные, с выступающими костяшками и широким крепким запястьем. Надежным.

– А ты помнишь, когда я впервые взяла тебя за руку? – чуть лукаво спросила я, наслаждаясь и шумом никогда не спящей реки, и рассыпавшимися на черном непрозрачном пластике ночного неба звездами-стразами, и нашей странной близостью, и блеском в его глазах, которые сейчас казались темно-серыми, и даже своим чуть учащенным сердцебиением.

– Клуб, – быстро ответил он. – Когда тебя понесло в эпицентр драки.

– А вот и нет, – отвечала я, широко улыбаясь. Голос мой был почти торжественным. – Я взяла тебе за руку у нас дома. В тот день, когда ты делал вид, что чуть не попал под машину!

Кажется, Тропинин едва сдержался от смеха.

– Ах да, машина. Ты сама это решила, Катя, – вполне корректно напомнил он мягким, обволакивающим голосом.

Я была слишком наивной.

И сейчас недалеко ушла. Хватит таять от его голоса и взгляда.

Как бы я не пыталась – не получалось.

Еще часа полтора мы просто сидели и разговаривали. Обо всем. О моих мечтах и его планах. О прошлом, о будущем. О наших жизнях, которые вдруг переплелись. Просто так общаться с Антоном оказалось довольно комфортно – глупым он не был, и беседу умел поддержать на уровне, к тому же умел слушать, как тот самый мой невзрачный одногруппник-одиночка в очках и в бесформенной одежде. Изредка, правда, в нем просыпалось что-то от надменного Кея – упрямство или сарказм, и, честно говоря, это было довольно забавно.

Все шло хорошо ровно до того момента, как мы не отправились на прогулку по открытой верхней палубе. Сначала я встретила старого знакомого, что, честно говоря, не очень обрадовало Антона, но меня изрядно позабавило.

На верхнюю палубу из отдельно арендованного банкетного зала, где праздновался с размахом чей-то день рождения, вышла толпа гостей – преимущественно женщин среднего возраста в дорогих платьях, обильно украшенных и в меру нетрезвых, а потому очень радостных. Кажется, почтенные дамы решили вспомнить молодость, были веселы и много смеялись, на ходу опустошая бокалы. Одну из них, невысокую и подвижную, сопровождал симпатичный молодой человек весьма приятной внешности, которого легко можно было принять за ее сына. Однако я точно знала, что никаких родственных отношений между ними нет – это был Влад, тот самый парень с кукольной холодной внешностью, которого Нинка нанимала в специальном агентстве для моего сопровождения на день рождения дочки нашего любимого бессменного мэра. Он был не только хорош на лицо, но и оказался весьма эрудированным и приятным в общении. Этот Влад умел, кажется, подстраиваться под любого человека, потому что даже капризной Нинке умудрился понравиться. По крайней мере, она осталась вполне довольна его услугами.

Влад тоже заметил меня и поприветствовал вежливым кивком головы, не отпуская локоток своей взрослой спутницы. Выглядел он отлично и вполне вписывался в светскую тусовку: высокий, стильный, интеллигентный, умеющий себя подать. На нем был графитно-серый жилет, а пиджак покоился на плечах его замерзшей, видимо, спутницы.

Он улыбался и внимательно слушал, что говорит очередная клиентка. Только лицо его оставалось все таким же равнодушным, а глаза – холодными и безразличными.

Я довольно искренне улыбнулась Владу – несмотря на выбранную им профессию, о причинах которой во время нашего не слишком длинного знакомства я не поинтересовалась, он вызвал во мне симпатию и, кажется, на какой-то миг его кукольно-фарфоровая маска потрескалась и я увидела живого человека.

– Кто это? – одарил Влада весьма нелестным взглядом Тропинин. Честно говоря, они были одного типажа – я бессознательно выбрала человека, похожего на него.

– Знакомый, – улыбнулась я. Так мало времени прошло с тех событий в особняке мэра, а кажется, минула целая вечность.

Влад вернул мне улыбку. Его серые глаза задержались на Кее, и тот не стал отводить взгляд – это было не в привычках Тропинина. В тяжести взора он, конечно, выигрывал. Было что-то в нем угрожающее и довольно-таки собственническое, что меня не только порадовало, но и посмешило. Его ладонь, покоящаяся на моем плече, чуть сильнее сжала его. Какой он все-таки ревнивый. Не скажу, что ревность – это здорово, ведь это вопрос веры второй половинке, но в умеренных количествах она не может не вызывать умиления.

Влад, кажется, усмехнулся и первым прервал странный зрительный контакт, склонившись к уху женщины, которая что-то сказала ему.

– Я вспомнил, – не слишком приятным тоном произнес Антон. – Он был с тобой и Демоницей на той вечеринке, куда мы были приглашены. И мне он не нравится. Кто он тебе?

– Так, Нинкин знакомый, – не стала вдаваться я в подробности нашего знакомства.

– Даже ей лучше не иметь таких знакомых. Альфонс, – вынес суровый вердикт Тропинин.

– Почему ты так решил, Антош? – удивилась я. Отчасти парень прав.

– Кто еще будет крутиться вокруг богатой женщины, у которой трое детей его возраста, – отозвался он и, видя мой непонимающий взгляд, пояснил: – Она из тусовки матери. Вдова. Наследница большого и очень прибыльного бизнеса. Мать одно время хотела, чтобы я общался с ее старшей дочерью, – усмехнулся он, видимо, что-то вспомнив.

Теперь уже меня кольнула ревность – очень осторожно, тонкой серебряной иголкой.

– И что, вы общались?

Тут Тропинин весело рассмеялся.

– Обошлось. Она никогда не нравилась мне, а я – ей. Впрочем, – добавил он, – ей не нравился не только я, но и вообще все мужчины.

– Скажи, а твоя мама… – несмело начала я.

– Что – моя мама?

– Она не будет против наших отношений? – все же задала я волнующий вопрос и хмыкнула. – Я-то не наследница прибыльного бизнеса.

– Мне все равно, против она будет или за, – отрезал бескомпромиссно блондин. – Не думай о глупостях. Думай обо мне, – добавил он. – Я думаю о тебе и хочу, чтобы это было взаимно. Я, знаешь ли, эгоист.

Мы зашагали дальше.

– Смотри, как похож на солиста НК! – вдруг раздалось неподалеку. Я резко повернулась, а вот Антон, хвала ему и его выдержке, даже бровью не повел. На нас смотрели три юных создания, которые, видимо, попали на борт элитного ресторана-теплохода вместе с родителями, а после сбежали из-под их опеки на верхнюю палубу. Созданиям было не слишком много лет, и все они выглядели довольно пристойно для поклонников творчества рок-группы «На краю», популярность которой, кажется, росла в геометрической прогрессии. Впрочем, у одного создания был проколот нос, а второе имело выбритый висок. Вполне возможно, что эти детки, как и Нинка, вечерами облачаются в совершенно другую одежду и бегают по концертам и клубам, в которых тусуются любители тяжелой музыки.

– Да ну, это не он. Это мажор какой-то.

Губы Антона тронула легкая улыбочка.

– Но похож же!

– В их официальной группе писали, что парни уже в Москве, – возразили в ответ. – Готовятся к выступлению.

Кто-то, может, и готовится, а кто-то сидит в родном городе, не желая расставаться со мной.

– Я попаду на это шоу, – гордо возвестило одно из созданий. – Билеты уже при мне. В фан-зону.

И ребята удалились прочь.

Я с задорной улыбкой взглянула на Антона, которому разговор не слишком понравился.

– Значит, к выступлению готовишься? – поинтересовалась я ангельским голосом.

– Чертовы фанаты, – проворчал он. Мне стало смешно.

Антон крепко и уже, наверное, почти привычно держал меня за руку, изредка касаясь губами моей щеки, а я смотрела на него сияющими, как подозреваю, глазами, желая, чтобы это продолжалось вечно. Казалось, мы стояли на месте, застыли друг напротив друга, и нам навстречу плыл город, обряженный в шаль из тысяч огней.

Антон вдруг взял меня за руки, слегка сжимая чуть выше запястий, притянул к себе и без предупреждения поцеловал в губы. Я замерла – не от неожиданности, а от того, как стало вдруг тепло в груди. А когда ответила на поцелуй, нежно и медленно, он вдруг отстранился на мгновение, словно пытаясь успокоиться, почти отчаянно взглянул мне в глаза, перевел жадный взгляд на мои губы и не выдержал – запустил одну руку в волосы и вновь начал целовать. Сначала мягко, а затем все более и более уверенно, с напором и…

И поцелуй закончился, не успев толком начаться – нам помешал банальный телефонный звонок. Он был таким настойчивым и долгим, что мы не смогли сопротивляться ему.

– Прости, – выдохнул Антон, нехотя выпуская меня из объятий. Он достал из кармана джинсов телефон и, сердито сдвинув брови, поднес его к уху.

– Андрей, – шепнул музыкант мне перед тем, как ответить. Я только кивнула. Менеджер группы «На краю» был не тем человеком, звонком которого можно было пренебречь.

– У тебя есть ровно минута, – весьма недовольно, со своими царскими нотками произнес парень. Судя по всему, менеджер стал вещать о каких-то весьма важных вещах, потому как Антон слушал его внимательно, однако связь на реке оказалась не слишком хорошей, да и из-за шума воды и поднявшегося ветра слышно было не очень хорошо, поэтому Тропинин, шепнув, что сейчас вернется, спустился на нижнюю палубу.

Я осталась одна, наедине со своими мыслями и нерастраченной нежностью. Без Антона стало как-то холоднее и не так уютно, и я решила пройти вдоль открытой палубы, не желая возвращаться к крытой.

Теплоход плыл обратно. Я благодушно взирала на чистое небо, не разрешая себе думать о том, что случится, когда Антон уедет, и как будут в дальнейшем развиваться наши весьма странные отношения. И вдруг заметила неподалеку знакомую высокую женскую фигуру. Кулаки непроизвольно сжались. По палубе стремительно, гордо вздернув подбородок, шагала Алина. Меня она не замечала.

Короткое облегающее черное платье с изящно спущенными плечами, алые, в тон крохотной сумочке, туфли на высоком каблуке, броские украшения… Загорелая, умело накрашенная, уверенная, по-своему грациозная, она выглядела великолепно, но не менее противно, чем обычно.

Мы встречались с ней лишь несколько раз, но за это время я успела искренне возненавидеть ее за омерзительный характер, высокомерие и, самое главное, за больную, разрушающую любовь к Антону.

Моему Антону, прошу уточнить.

В сердце расцвела алым цветком тревога.

Я проводила Лескову прищуренным взглядом. Она спускалась вниз – туда, куда ушел Антон.

Она следит за ним? На что надеется? Хочет забрать то, что принадлежит мне?

Не получит. Не позволю ей этого сделать.

Я осторожно спустилась следом за ней на полутемную нижнюю палубу по широкой лестнице с шикарным красным ковром и блестящими гладкими перилами, но так и не преодолела последние три ступени – ноги на мгновение перестали слушаться, воздух покинул легкие, а в руках появилась едва заметная дрожь.

Я не верила происходящему. Не хотела верить. Не могла. Но…

Реальность была жестока.

– Тропинин, – омерзительный голос Алины резанул по ушам, и стоящий неподалеку высокий, с широким разворотом плеч, светловолосый парень в синей рубашке-поло обернулся. Не узнать лицо Антона я просто не могла даже вполуоборот. Даже в царящей густой полутьме.

– Я скучала, – продолжила Алине. – А ты?

Кажется, он улыбнулся Лесковой. А она, подойдя к нему, по-хозяйски положила одну руку ему на плечо, а вторую – на пояс. И поцеловала.

Несколько секунд он стоял неподвижно, а после все же обнял брюнетку, как-то по-особенному нежно, почти невесомо, словно не веря.

Теперь его пальцы были в ее волосах, не в моих. И губы касались ее губ, не моих. И душа его была с ней, с этой проклятой Алиной, а обо мне забыла.

Как будто бы меня и не было никогда. И чувств моих не было. И нас двоих не было.

Ничего не было.

Лишь сон.

Я не слышала музыку, не видела и не слышала лиц проходящих мимо людей, стук их каблуков, смех и слова, не чувствовала аромат только что приготовленных блюд, не ощущала, с какой болью впились ногти в ладони, не понимала, как легко вдруг стало в моей голове. Для меня существовали только эти двое – стоя в полутьме, под картиной в огромной раме, они упоенно целовались, не в силах оторваться друг от друга.

Я словно разделилась на двух человек.

Первая я равнодушно взирала на них, вмиг потеряв склеенное по осколкам счастье.

Все равно. Я так и знала. Любовь? Ее не существует.

А вторая взрывалась от переполняющих эмоций, от негодования, от гнева, от ярости… Просыпалась та самая Катя, которая однажды разрушила спальню Тропинина, та самая, бешеная, неуправляемая, не злая, но обиженная и жаждущая справедливости.

Он в очередной раз предал меня.

Ненавижу.

Убью.

Полутьма шептала мне: «Сделай это». Шум реки шелестел: «Он должен ответить». Взгляды людей словно смеялись надо мной и глумились: «Проглотишь?..»

И только мое сердце молчало.

С этими обрывками мыслей я вдруг взбежала вниз и схватила Антона за предплечье. Он резко повернулся ко мне.

– Не помешаю, любимый? – с этими словами я резко залепила ему звонкую пощечину. Злую пощечину. Сильную.

А потом еще одну и еще.

Я никогда никого не била, но мне почти понравилось это.

Сон ли это?..

Это не было сном. Это было жалкой реальностью, со всеми ее вытекающими последствиями.

Ладонь горела от ударов, глаза – от невыплаканных подступивших слез, душа – от обиды и злости. Но, кажется, след от пощечин на щеке парня горел куда ярче.

Тропинин с силой оттолкнул меня, и я едва не упала. Кажется, его вмиг переполнила ярость, не уступающая моей. Он смотрел в упор серыми надменными глазами, в которых играла неистовая буря, и молчал, крепко сжав челюсти. Мой поступок ошеломил его не меньше, чем меня и Лескову.

Надо было ему с ноги вмазать! И вены перегрызть на шее!

– Ты… Ты что делаешь?! – почти прорычал он. Голос его был каким-то чужим. Да и сам Антон казался странным… Или это обида застилает мне глаза?

– Понравилось? – хрипло произнесла я, не слыша его и даже саму себя. В эти страшные секунды я не могла себя контролировать, выпустив на волю другую Катрину, яростную и не нуждающуюся в объяснениях. – И как… Как тебе? Вспомнил прошлое?

Алина издала странный смешок, картинно положила ладонь на высокий открытый лоб – даже в слабом электрическом свете бриллианты на ее тонких цепких пальцах сияли ярко.

– Прошлое? – каким-то чужим голосом, но со старыми кеевскими интонациями бросил Тропинин. Он хотел дотронуться до щеки, но нервно одернул пальцы и сжал в кулак. На меня парень глядел с неприкрытой ненавистью и отвращением. Красивые правильные черты лица словно исказились, как в кривом зеркале. Что-то в нем было не так, но что, я не могла понять, запутавшись в собственных эмоциях и обрывках бессвязных мыслей.

А дальше события развивались почти со скоростью света.

– Это же Катенька, – сквозь радостный смех произнесла Лескова. А Антон, выругавшись, вдруг больно схватил меня за руку, притянул в себе и прошипел:

– С ума сошла, дешевка? Думаешь, я тебе это с рук спущу? – и он вдруг замахнулся на меня почти с удовольствием. – Решили поиграть со мной?

Наверное, он бы ударил меня, но его руку вовремя перехватили – знакомая широкая ладонь с длинными пальцами крепко стиснула запястье.

Перед нами стоял… Антон.

Второй Антон.

Мой Антон.

В синей футболке-поло и серых джинсах. Злой почти до безумия – его лицо было искажено гневом ничуть не меньше, чем лицо его двойника.

Воздух, кажется, похолодел.

Алина резко перестала смеяться.

И тут до глупой Кати все-таки дошло.

Не двойник.

Брат.

Брат-близнец. Кирилл. Тот самый, с которым у Антона были плохие отношения с подросткового возраста. Которого любила мать. Который стал ее гордостью. А для Антона – врагом.

Ноги у меня подкосились от осознания того, что я только что сделала.

Как же так?..

– Тронешь ее – и ты труп, – подозрительно спокойным голосом сообщил мой Антон. Чужой презрительно сощурился и нехотя отпустил меня, полностью переключившись на Кирилла. Атмосфера вокруг них словно загустела, и только что искры напряжения не летали между братьями.

– Убери руку, – прошипел Кирилл недобро.

– А то что? – с недоброй иронией поинтересовался Антон. Он оказался чуть-чуть выше и казался несколько больше, мощнее.

– Я тебя не боюсь, придурок, – невпопад и с апломбом сообщил ему близнец.

Антон отпустил его запястье, закрывая меня спиной и полностью игнорируя побледневшую Лескову. Братья обменялись откровенно злыми взглядами, словно читая мысли, и вдруг как-то одновременно схватили друг друга за воротники. Люди, проходящие мимо, одаривали их изумленными взглядами.

– А зря не боишься, – ласково прошептал Кей, встряхнув брата. – Я все еще сильнее.

– А я все еще умнее, – почти выплюнул ему в лицо близнец.

– Сомневаюсь.

– Я называю это тупостью, а не сомнениями. Ты такой же тупой, как и был. Музыкантишко, – тонна презрения ультрамариновой электрической волной обрушилась на Антона.

– Маменькин сыночек, – отвечал тот, выдерживая эту волну. И добавил непечатное выражение, которое при мне старался не употреблять.

– Все еще грезишь о мировой славе? Хочешь стать легендой рока? – издевательски спросил Кирилл, зная куда бить.

– Все еще перебиваешься подачками? – точно таким же тоном осведомился Антон, криво ухмыльнувшись.

С одной стороны, это было забавно – братья вели себя как нахохлившиеся подростки. Но с другой – они оба балансировали на опасной грани и готовы были сцепиться прямо сейчас. Я кожей чувствовала исходящую от них обоих ненависть.

– Пош-ш-шел ты, – по-змеиному прошипел Кирилл.

– Забыл про последний раз? Я повторю, – любезно пообещал ему брат.

Искры готовы были вот-вот превратиться в слепящий сизый огонь.

Еще секунда – и они бы набили друг другу морды.

И все по моей вине.

– Антон, – несмело коснулась я его напряженной спины, и он тотчас оглянулся. – Пожалуйста, успокойся.

Ледяной взгляд прожигал насквозь.

– Это я виновата. Подумала, что это ты целуешься с ней… С Алиной то есть, – не без труда выговорила я имя бывшей моего парня, а она едва слышно хмыкнула. – И ударила его… Потому что думала: он – это ты.

Антон свел брови к переносице, переваривая информацию. Электрический огонь в его глазах чуть-чуть потух.

– Прости, – сказала я тихо, обращаясь к Кириллу, но глядя в пол, пытаясь сделать так, чтобы голос не дрожал.

Антон словно пришел в себя, сглотнул и едва заметно кивнул мне. Кирилл точно так же едва заметно выдохнул с облегчением.

Братья одновременно отпустили друг друга, сделав шаг назад – такие похожие и непохожие одновременно. Если, конечно, не считать того, что оба были облачены в синюю футболку-поло. Только вот я не сразу поняла, на беду себе, что Кирилл одет в белые брюки, а Кейтон – в серые джинсы.

Дикая случайность. И как такое могло произойти?!

Обыкновенно. Ты же ходячее несчастье.

– Решил через очередную крошку унизить меня? – проговорил Кирилл тихо, почти без эмоций, но из-за этого мне и стало страшно. – Я этого так не оставлю, Антон.

– Заткнись, Кирилл. И проваливай. Вместе с ней, – кивнул на затихшую Лескову его брат.

– У нее есть имя, – процедил сквозь зубы Кирилл.

– Антон, – почти жалобно взглянула не на него, а на его брата Алина. – Давай поговорим. Пожалуйста.

– Нам больше не о чем разговаривать. И да, Алин. Если хочешь поиграть, держись подальше от моего брата. Не то, чтобы я питаю к нему теплые чувства, но отец говорил, что у него есть невеста. Выбор матери и все такое. Конечно, она хорошо относится к тебе, – тронула губы Тропинина усмешка, – даже слишком. Но она не обрадуется тому, что ты расстроишь свадьбу ее единственного стоящего сынка.

– Пошли, – схватил Алину за руку Кирилл и буквально потащил ее за собой. Она то и дело оглядывалась на Антона, превратившись из самоуверенной стервы в какую-то послушную собачку, кажется, пыталась даже остановиться, но Кирилл не позволил ей этого сделать.

Они скрылись за углом, оставив нас вдвоем. Антон точно таким же жестом взял за руку и меня и молча повел на открытую палубу, туда, где было прохладно и дул речной ветер. Он задал мне единственный вопрос:

– Он ничего не сделал тебе?

Я лишь помотала головой. Нет, не сделал. Сделала я – ударила его по лицу. Ударила по лицу совершенно незнакомого человека! Как же стыдно!

Сам виноват. Нечего было Кея косплеить и со Стервятником миловаться.

Мы молча прошли к нашему столику, сели друг напротив друга. Я трясущимися руками схватила недопитую чашку с остывшим уже кофе и сделала несколько больших глотков. Антон же сидел неподвижно, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку кресла.

– Что случилось? – первым нарушил он нашу персональную тишину. Голос его был не злым и – чего я боялась больше всего – не равнодушно-холодным. Голос Тропинина был теплым, почти участливым, несколько недоумевающим.

– Я вас перепутала, – глухо отвечала я, не зная, куда деваться от смущения. Не без труда я объяснила Антону, что случилось, и добавила тихо, закрыв рот ладонью:

– И вы оба одеты сегодня в синие футболки.

Чувствовала я себя более чем отвратительно. Позор!

– Он всегда меня копирует, – заявил Тропинин и добавил с чувством: – Идиот.

– А ты говорил, что вы не похожи…

– Мы и не похожи, – мотнул головой Антон. – Кто я и кто он? Я лучше.

Я грустно улыбнулась.

– Нет, серьезно. У нас мало общего, – стоял на своем парень. – В детстве были копиями. Сейчас – нет.

Они и сейчас были почти одинаковыми, но вот только Антон не хотел этого признавать. Стойкая нелюбовь к брату не давали ему видеть то, что видели другие. Или, наоборот, он видел куда больше.

– Я хотела извиниться, – робко сообщила я, чувствуя себя, мягко говоря, не в своей тарелке. – Не успела. Словно в ступоре была.

– Нет. Не извиняйся перед ним. Не заслуживает, – отрезал Антон.

– Ты сильно злишься?

– Нет. Я не злюсь. Но…

– Что «но»? – переспросила я.

– Катя-Катя, как ты могла подумать, что я обману тебя? – с какой-то тоской в голосе спросил внезапно Антон.

– Я… Извини, – я опустила глаза.

– Видимо, я так сильно обидел тебя, что прощения мне заслужить будет трудно? – больными глазами взглянул он на меня.

Я ничего не ответила, лишь склонила голову. И Антон все понял.

– Эй, малышка, что за несчастные глаза? Только не плачь. Хорошо? Я не выдержу, – беспомощно улыбнулся он мне. – Честно, не выдержу.

Я, не отрывая ладони от губ, только кивнула. А он вдруг встал, подошел ко мне сзади, осторожно обнял и положил подбородок на плечо.

– Все хорошо, Катя, – шепнул Кейтон мне своим чудесным обволакивающим голосом. – Ничего страшного не произошло. Ты же знаешь это. Успокойся. А ты и правда врезала ему? – почти с радостью спросил он вдруг. И когда я сказала: «Да», рассмеялся приглушенно.

* * *

Алина молча опустилась в глубокое мягкое кресло цвета спелой сливы. Красивое загорелое лицо ее было словно искажено от переполняющих эмоций-демонов, которых черноволосая девушка не выпускала из клетки под названием сердце. Своих демонов она предпочитала держать при себе. Как знать, когда они пригодятся?

Сейчас ее сердце рвали несколько демонов.

Демон злости – и как эта сучка с невинным личиком посмела увести ее мужчину? Ее Дракона, которого она воспитывала с подросткового возраста?

Демон ревности – почему Антон выбрал эту Катеньку? Она, Алина, настолько хуже этой шестерки несносной стервы Журавля?

И демон слабости – от одной только случайной встречи с бывшим парнем ноги у гордой девушки подкосились, и ритм пульса изменился, стал рваным, жалким, учащенным…

Слабость – самый порочный демон, самый искушающий и – какой оксюморон – сильный.

Алина не любила чувствовать себя слабой. А когда видела того, кого безумно, почти истерически любила, с другой, то понимала, какая слабая и уязвимая. Ничтожная.

Демоны скреблись и выли, просясь наружу, как псы, но Лескова молчала. За все время, пока они с Кириллом Тропининым шли к своему столику, она не проронила ни слова и теперь, не говоря ни слова, уставилась в одну видимую ей точку на столе, где-то между бутылкой дорогого красного сухого вина и изящной мерцающей свечой. Кирилл что-то говорил, успокаивал то ли ее, то ли себя, ругался сквозь зубы, обещал надрать братцу задницу, грозился сломать его пополам и его девицу вместе с ним.

Своих демонов он всегда выпускал на волю, а потом гонялся за ними, собирал. В детстве Алина в шутку звала его истеричкой. Где оно, детство? В плену на осколках разбитой мечты. Только теперь Алина не верила в мечты и прочую чушь. Она верила в цели и способы их достижения, не всегда приемлемые с точки зрения морали.

Цель у Алины была. А мечты… мечты пусть бьются в агонии.

– Ты меня слушаешь? – стукнул Кирилл кулаком по столу, повысив голос, который добрым назвать было нельзя. Словно придя в себя, Алина поморщилась. Ее бесили подобные выходки. Она любила спокойных, почти ледяных мужчин.

– Помни, с кем ты разговариваешь, – недовольно взглянула она на своего спутника. Тот нахмурился, выдохнул, но промолчал, не сводя с девушки взгляда. Он никогда не перечил Лесковой. Как, впрочем, и его брат до определенного времени.

Кирилл сидел, откинувшись на спинку кресла и закинув одну ногу на другую. Одна рука его лежала на подлокотнике, пальцы нервно постукивали по нему, во второй был почти пустой бокал, в котором играли отблески света. Голова чуть склонена к одному плечу, взгляд прямой, уголки губ опущены, тень на неподвижное лицо падает так, что на щеке остается перевернутый треугольник света, как бывает при рембрандтовском освещении, дарующем лицу драматичность.

Дракон тоже так часто сидел. И смотрел на нее влюбленным взглядом. А она улыбалась в ответ и дразнила.

Алина прикрыла ресницы от нахлынувших внезапно воспоминаний.

«Если забыть обо всем, можно подумать, я с Антоном», – с возрастающим раздражением подумала брюнетка и постучала пальцем с длинным вишневым ногтем по своему пустому бокалу, чтобы Тропинин наполнил его. Тот понял ее с полуслова.

– Ну и местечко, – проговорил он несколько брезгливо тоном человека, который привык бывать в куда более пафосных и респектабельных заведениях, хотя и этот ресторан-корабль считался элитным заведением. Впрочем, родной город Кирилл ласково называл «дырой». – Официанты не заботятся о том, чтобы у гостей были полные бокалы. Нонсенс.

Алина только усмехнулась. По такому поводу она могла и скандал закатить, если у нее было хорошее настроение, но сейчас ей было все равно.

– И этот урод… Откуда он тут взялся? – никак не мог отойти от встречи с близким родственником Кирилл. И щеку еще жгло. Никто раньше его не бил – из девушек, разумеется. – Вечно все портит.

– Вышло забавно. Как тебе его девка? – поинтересовалась Алина довольно-таки ехидно. – Вы же близнецы. Может быть, и она тебя заинтересовала?

Несмотря на то, что вопрос звучало откровенно провокационно, Кирилл обозлился.

– Я не смотрю на подобных девушек. Ты же знаешь. И ты знаешь, на кого я смотрю, – с намеком сказал Кирилл. В глазах у него проскользнула непонятная грусть. Алина равнодушно пожала точеными плечиками. Ее интересовало другое.

– Тропинин, тебя ударили. Оскорбили. Ты не хочешь, скажем, – она поболтала вино в бокале, – отомстить?

– Кому? Этой ненормальной? – скривился парень. – Женщинам не мщу. А вот ему – не против, – не называл брата по имени Кирилл.

– Помоги мне убрать Катеньку, – нежно произнесла имя соперницы Алина, допивая вино. Кирилл прищурился. К ним подошел, наконец, официант, чтобы наполнить бокалы, но эти двое не обращали на него внимания.