Текст книги "За руку с ветром"

– Не хочу ничего про нее слышать. Инна – это прошлое?

– Да, теперь – да. Прошлое.

– Отлично. Тогда не будем вспоминать о прошлом и будем жить…

– Настоящим?

– Сам живи настоящим. Я в вашем всеобщем представлении – ребенок, так что буду жить будущим. Но, в принципе, – она смотрит на него другим взглядом – взрослым, чуть ироничным, – давай жить настоящим. Пока что оно очень прикольное.

Да, сначала она казалась этакой милой зверушкой, которая может чуть-чуть куснуть за палец, забавной подружкой. А потом вдруг неожиданно оказалось, что Мария – тоже девушка, а не просто партнер и «свой парень». Она вполне интересная девушка, которая умеет быть и женственной, и властной, и милой, и ласковой, и вызывающей желание. И волосы она так забавно покрасила. В оранжевый. Маленькая глупышка.

Ее бы еще надо перекрасить. Сама-то не догадается. И в горы ее так никто не отвезет. И защитить от Ника будет некому. Малышка… Его собственная и неповторимая, которая вот-вот вырастет. И ей в этом нужно немного помочь.

Где-то раздалось тоскливое завывание ветра.

– Вот видишь, – произнесла Инна тихо, но уверено, и светлые волосы ее вдруг растрепались мгновенным порывом ветра. – Ты знаешь, что тебе нужно.

– А как же ты? – горечь в голосе Дэна казалась обжигающей.

– Теперь я могу признаться. Сама себе. Мое время в твоем сердце истекает. Я останусь только в твоей памяти. – Тонкие мертвенно-бледные руки сняли с головы венок из ромашек.

Летние, простые, но трогательные, как детские улыбки, цветы – символ любви и юности, стали постепенно увядать. Лепесток за лепестком, цветок за цветком.

Да и наряд Инны продолжал менять свой цвет и теперь больше не походил на подвенечное платье. Скорее на летнее легкое одеяние из воздушной материи. Как только оно стало насыщенного лазурного цвета, девушка вдруг вздрогнула и стала медленно растворяться в воздухе.

– Последние три вопроса, – едва шевеля почти синими губами, произнес Дэн. Понял, что она сейчас исчезнет.

– Давай. Говори.

– Ты меня любила?

– Конечно.

Он кивнул, собираясь с мыслями:

– И я тебя. Я… так поступил. Но я не хотел.

– Знаю, – лица ее так и не было видно, но казалось, что ласково улыбнулась. – Не вини себя.

– Но это вновь был виноват я, – он с трудом выдохнул эти слова. И замер в оцепенении. Экран вновь хотел показать какую-то очередную запись из его жизни, но Инна повернулась к нему, и вместо новых ярких кадров на экране появилась рябь, однако она вскоре исчезла, уступив место застывшему Машиному изображению.

– Я виноват, – повторил Дэн и в отчаянии ударил кулаком о невидимую преграду. Она выстояла.

– Нет, не ты, – ответила девушка, медленно растворяющаяся в воздухе. – Последний вопрос.

Прежде чем задать его, Дэн выдохнул, затаил дыхание, и лишь когда легкие почувствовали тяжесть, произнес:

– А она… ты ее видела?

Лазурная невеста мгновенно поняла, о ком говорит Денис. И кивнула.

– Она на меня злится? Почему ее нет, если есть ты? Она не захотела приходить? Она винит? Она меня ненавидит? – его глаза стали еще краснее, а в голосе появилась детская беспомощность.

– Это уже не три вопроса, мишка – призрачная Инна протянула руку, касаясь кончиками пальцев преграды – там, с другой стороны этого же места, недавно касалась широкая ладонь Дэна.

– А она – это другое. Я смогла прийти, а она – нет. И она не злится. Конечно, нет. И просит сказать, что ты ни в чем не виноват. Конечно, ты ни в чем не виноват. – Почти прозрачная уже Инна печально, с любовью, произнесла: – Прощай. Мне пора.

– Не уходи так быстро! Ответь, пожалуйста! – у него по щеке медленно покатилась первая слеза, прозрачная, крупная, а почти сразу за ней – вторая. И третья, и четвертая…

– Мне пора. Я очень тебя люблю. И она. И эта девочка – тоже, больше всех, – кивнула в сторону экрана с Машиным изображением светловолосая. – Прощай. Не переживай. Не мучайся. В следующей жизни мы еще раз встретимся. Я специально проверю, счастлив ли ты. Иди наверх, – успел шепнуть чистый голос.

И девушка в лазурном легком платье, с подолом которого играл сквозняк, полностью растворилась в воздухе, оставив Смерча одного. Лишь легкие переливающиеся под лучами прожектора лазурные блестки говорили о том, что еще несколько секунд назад здесь была Инна.

«Это не твоя вина. Она только моя. Вина росы. Письмо росы. Не вини себя, если вдруг…» – то ли почудилось, то ли раздалось в голове Дэна.

Жар волной прокатился по его телу. В почти остановившемся сердце затрепыхалась испуганная раненая птица.

Экран вдруг начал показ одного из фильмов Хичкока в ускоренной перемотке. Резко запахло ванилью и чем-то тяжелым, жженым, а затем в этот клубок ароматов добавился еще и запах железа. На заднем плане кто-то громко истерично захохотал. Тяжело забил набат. Громко зашуршала фольга, перекрывая звуки штормового моря. А где-то наверху запел чистыми голосами ангельский хор. Изображение вновь стало рябить, и с невероятной скоростью меняющиеся кадры из самых разных фильмов, которые существовали или еще будут существовать, резали глаза. Из-под кресел стал выползать желтоватый удушающий туман. И Дэн, не выдержав давящей атмосферы, закричал, закрыл уши руками, зажмурился и, не дыша, но удерживая зачем-то в голове образ Марии, побежал по проходу наверх, к чистым голосам хора, к светящемуся серебром выходу. Он очень хотел добраться до двери, хотел всем сердцем, словно ждал, что за нею отыщет спасение, но как только коснулся дверной ручки и дернул ее на себя – проснулся.

* * *

Дениса привезли из операционной, и сейчас он лежал на кровати в одноместном комфортном боксе. Хотя кровотечение было остановлено, а рана зашита, он все еще оставался бледным, как мел, с синеватыми губами и глубокими кругами под глазами. Рядом с изголовьем его кровати стояла высокая капельница, и от нее к Денису тянулись длинные прозрачные трубки.

Петр стоял рядом и тревожно вглядывался в его лицо. Раньше брат казался ему несправедливо высоким и сильным, умеющим постоять за себя, а теперь выглядел уязвимо. И Петру это не нравилось.

Кроме него, никого из родственников в боксе не было – лишь медсестра. Родители были в пути – они задержались, потому что Лере стало плохо, зато с другого конца города примчался дед, которого Петр любезно проинформировал о случившемся. Он сделал так, чтобы внуку было оказано лучшее лечение – на деньги не поскупился. Переговорив с оперирующим хирургом и откуда-то взявшимся заведующим отделением, он ушел с представителем полиции. И хотя держался по обыкновению высокомерно и холодно, но глаза у него были странные. Такие, как в день похорон бабушки – Петру тогда было совсем мало лет, но он запомнил этот взгляд деда. Совершенно опустошенный.

– Хорошо, что ты проезжал мимо, – сказал Даниил Юрьевич, вернувшись к Петру. – Невероятное везение.

– Денис всегда был везунчиком, – сделал вид, что привычно усмехается, Петр. Но на самом деле он до сих пор чувствовал страх. Противный, липкий, похожий на паутину.

Синие глаза деда сделались подозрительными.

– Ты что-нибудь об этом знаешь?

– В смысле? – не понял Петр.

Склонившись к нему, дед спросил прямо:

– Ты в этом замешан? Если так, признавайся. Сейчас признавайся. Я тебя, естественно, наследства лишу, но хотя бы от ментов отмажу. Ты понимаешь, что дело серьезное? И что твой брат едва не погиб? Понимаешь или нет?

Петр с такой ненавистью глянул на деда, что тот только изумленно вскинул брови.

– Поверь, если бы мне захотелось лишить жизни твоего любимого внука, ты бы никогда не узнал, что это сделал я, – бросил тихо Петр.

– Даже так? – насмешливо спросил Даниил Юрьевич, с которым тот обычно был вежливым и спокойным. – Показываешь клыки, сопляк?

– Скорее просто улыбаюсь, – отозвался он холодно. Дед вдруг заметил на его рубашке бурое пятно – кровь Дениса, и вздохнул. А после вдруг сделал то, чего не делал с глубокого детства – потрепал внука по черным волосам. Тот от изумления даже замер.

– Извини, если обидел, – тихо сказал Даниил Юрьевич. – Я пытаюсь понять, кому Денис помешал и что вообще произошло. У кого-то на нашу семью зуб или это случайность? А ты молодец, Петр, молодец. Не ожидал.

– О да, вся семья считает, что я монстр, – усмехнулся молодой человек, поправив очки. – Дэн традиционно ангел, я – чудовище. Все, как всегда.

– Оставь ты уже свою детскую ревность. Если бы не ты, он бы кровью истек. Не знаю, что было бы с Олегом, – добавил Даниил Юрьевич. – Даже не знаю, зачем я вчера именно тебя отправил к ним домой, а не кого-то еще? И именно ты наткнулся на брата. Черт с ними с документами, с договором. Лишится одного из наследников куда печальнее, чем контракта. Их-то у меня много, а вот наследников – всего двое. Жаль, правда, что они – полные идиоты. Но даже за идиотов я переживаю. – И мужчина похлопал Петра по плечу. Тот внутренне ощетинился – частенько рядом с дедом он чувствовал себя куда моложе, чем был на самом деле. Ему казалось, что он становится уязвимым. – И да, я знаю – если бы ты захотел убрать братишку, у тебя бы это получилось сразу. И без лишнего шума. Иногда ты кажешься не таким уж и идиотом, внук.

Петр самодовольно улыбнулся про себя. Дед хвалил нечасто, запутанно, так, что и не поймешь сразу, то ли это похвала, то ли оскорбление, то ли все вместе, но даже такие его ободряющие слова многого стоили.

– А клубом ты управляешь хреново, друг мой, – тут же подмешал ложку дегтя в бочку меда Даниил Юрьевич. – Я все ждал, пока ты мне сообщишь, что у нас левый поток наркоты пошел, а ты все молчал-молчал. Не заметил, что ли?

Если бы у Петра не было годами выработанной выдержки, он бы вздрогнул. Еще и это! Дед точно лишит его наследства.

– Ты ведь знаешь, Петя, я наркоту не уважаю. Бизнес чистым не бывает, но это уже совсем грязь. Я такой грязью обмазываться не хочу. И своим людям не позволю.

Петр сцепил зубы, но внешне оставался спокойным. А дед, которого в больнице приняли за отца Дениса, продолжил:

– Но, думаю, наш нелегальный поток прекратиться. Я нашел виновного. Твой зам будет наказан за то, что проворачивал у меня за спиной.

Черноволосый парень улыбнулся. Внутри все восторжествовало. Дед попался на его уловку! Пару дней назад стратег Петр умело подставил своего зама, одного из директоров, решившего вдруг, что «Алигьери» – резиновый, и начавшего поставлять совершенно посторонние наркотические вещества. Смерчинский-младший сделал так, что люди деда узнали об этом, а также о том, будто бы и наркотики, поставляемые Пристанскими, контролировались в клубе именно им, замом. Когда как он, Петр, ничего и знать не знал. Пусть дед думает, что он глупый. Пусть недооценивает.

– Да, дед, я тупой. Не видел, – отозвался он, смиренно опустив голову вниз. – Я доверял ему. – Парень вложил все свое скудное актерское мастерство в свои слова и мимику.

– За спасение брата даю еще один шанс. Последний. Иначе потеряешь не только клуб, но и все, что имеешь, – жестко сказал Даниил Юрьевич и быстрым шагом направился к полицейским, которые снова хотели с ним переговорить.

Петр остался вместе с медсестрой, теперь сидевшей рядом с Дэном. А вскоре пришел и его лечащий врач – еще раз осмотреть раненого.

– Почему у него слезы на глазах? Ему больно? – спросил вдруг Петр, глядя на иглу в вене брата.

– Боли быть не должно, анестезия, – покачал головой пожилой, но статный, как какой-то величавый князь, врач с роскошными седыми усами и аккуратной бородкой. – Знаете, молодой человек, жизнь – странная штука, а человеки, – он так и сказал – «человеки», – они вообще необъяснимые существа. У вашего брата может быть много причин заплакать в таком вот сне, в пограничном состоянии.

– Да неужели? Ни разу не видел, чтобы он рыдал, – отозвался Петр, глядя с огромным удивлением на то, как по бледным щекам брата катятся крупные слезы. Так в детстве плакала Инга, троюродная сестричка Дэна, когда ее обижали. Петр любил ее обзывать, а Дэн защищал, и это был еще один повод для того, чтобы подраться. Они не могли жить мирно.

– Не видели? Ну, посмотрите теперь, – рассеянно отозвался доктор и погладил бородку. – А вы знаете, этот парень – везунчик.

Петр знал. И лишь кивнул.

– У него проникающее ранение брюшной полости. Но! Не задеты ни внутренние органы, ни крупные сосуды. Не у многих такие «счастливые» раны, поверьте. Процентов восемьдесят моих пациентов с ножевыми ранениями так легко не отделываются. Или даже все девяносто. Ваш брат потерял много крови, да к тому же за счет порезов была дополнительная кровопотеря, но, думаю… – На этом доктор замолчал, потому что увидел, как его пациент медленно открывает глаза. Правда, он почти тут же закрыл их вновь. Но потом опять распахнул, словно боролся сам с собой.

– А вот и пришел в себя наш друг, – весело сказал врач, склоняясь над Дэном. – Добро пожаловать, Денис Олегович.

Парень едва заметно улыбнулся. Выглядел он очень плохо. Но ямочки со щек никуда не исчезли.

– Я где? – с трудом произнес он чужим голосом.

– В больнице, где еще. Вас прооперировали, – любезно сообщил ему доктор. – Можете считать себя везунчиком – самое страшное обошлось.

– Я весь вымазался в твоей крови, – сказал Петр злобно. – Ты идиот. На кого ты там нарвался? Кому поаплодировать?

– Просто… подрался, – сухими, как песок, губами произнес очень тихо Дэн, понимая, что комната кружится вокруг него совершенно самостоятельно, а во всем теле царит невероятная тяжесть.

– Просто ты кретин! – заорал вдруг его кузен, давая выход эмоциям. А это он позволял себе очень и очень редко. – Ты что, скотина, решил, что ты всемогущий? Решил умереть и воскреснуть, как Лазарь? Ну, с кем ты там подрался? Кто это был? Кто тебя так уделал?

– Гопники, – прошептал Денис, чувствуя, что его тошнит.

– Которые даже вещей твоих не взяли? – сощурился кузен.

– Молодой человек, успокойтесь, пожалуйста, – вмешался доктор. – Я понимаю, что вы за брата волнуетесь, но…

– Не волнуюсь я за него, – отозвался сердито тот. – Ну, Дениска, ты опять добился, что вокруг тебя все будут стоять на ушах.

– Ага… Петь, я сейчас сдохну, – произнес Лаки Бой, чувствуя себя больше, чем просто омерзительно. – Почему я здесь, а?

– Потому что я тебя нашел, – фыркнул его брат. – Если бы не я, ты бы загнулся от потери крови. Кстати, твой отец бросает все и прилетает завтра. Дед уже вовсю носится по больнице. Лера увидела тебя без сознания сразу после операции, и у нее началась истерика. Она отдыхает сейчас в соседней палате, ей успокоительное вкололи.

– А остальные?

– Твоим друзьям я не звонил. Эта больница не такая огромная, чтобы всех их вместить. Впрочем, могу набрать Микаэля. Он со своим зеленым уродцем приедет и пожалеет тебя. – Никогда Петр не любил Черри.

– А Маша? – вдруг спросил Дэн, понимая, что его сознание уплывает за горизонт.

– Маша? А, твоя невеста? – сообразил Петр. – Она не знает. Что? Позвонить ей? Ты считаешь, что я – твоя секретарша?

– Нет, не звони ей, не говори ничего, я… сам, – с еще большим трудом произнес Лаки Бой.

– Все, с разговорами заканчиваем. Денису Олеговичу нужен отдых как-никак, – решительно произнес доктор.

– Никому больше не говори, что со мной, – едва шевеля пересохшими губами, попросил Смерч брата. Тот нехотя кивнул. Дэн вновь закрыл глаза.

На этом Петр удалился из палаты, встретился с дедом, дождался, сам себе удивляясь, прибывших едва ли не мгновенно Ланде и Черри, и только потом уехал домой, чтобы вернуться сюда на следующий день. Сегодня у него были еще дела в клубе, да и с Никки нужно было переговорить.

Только вот это проклятое чувство – смесь страха, волнения, недоумения и осознание своего невсемогущества, к которому он привык – никуда не уходило.

* * *

Я сидела на окне, прижав колени к себе, и смотрела в одну точку в небе.

Смерч мне так и не перезвонил, мало того, его телефон вообще отключился. Дома у него трубку не брали, до Черри и Ланде я тоже не могла дозвониться. Инга просто не знала, где ее троюродный братишка. А времени было почти три часа пополудни.

– Ну, где ты, сволочь? Где?.. – потерянно прошептала я и погладила сидящую рядом со мной Ириску.

Мне было тревожно. Тревожно безумно. Почему – не знаю. Сегодня я плохо спала, вскакивала пару раз из-за резкой боли в животе, которая моментально проходила, и засыпала вновь. И всю ночь мне снились кошмары. Сначала мне казалось, что я стою около большого здания из черного мрамора. Высокая лестница, ведущая в него, усыпана лепестками роз. На мраморе нет ни единого блика. Вокруг ни души. Окон у здания не было, вывесок – тоже, и оно казалось огромной пугающей махиной с искусно высеченной резьбой на мрачном фасаде. Но я точно знала, что это какой-то особенный кинотеатр, куда просто так попасть было нельзя. И еще знала, что мне нужно найти Дениса. А я не могла сделать этого, и в груди вместо сердца бился страх.

Небо надо мной висело темное, с едва заметными алыми прожилками, и вокруг было тихо-тихо, как в пустующей заброшенной церкви. Я ходила вокруг черного здания, осматривала его, прикасалась к его холодным стенам ладонями, точно зная, что мне нужно попасть в него, потому что там происходит нечто ужасное, важное, связанное с любимым человеком. Имеющее силу переломить мою жизнь надвое.

«До» и «после».

А потом я услышала искаженный голос Дэна и поняла, что он находится внутри, за этими бездушными мраморными стенами. И ему нужна моя помощь. Я бросилась по скользким ступеням лестницы ко входу, падала, поднималась, цеплялась руками за поручни и холодные как лед ступени, снова падала… Голос Дэна становился все тише, а мне делалось все страшнее. Вдруг я не смогу попасть в проклятый кинотеатр и не сумею помочь ему?

От жуткого страха за него я и проснулась в первый раз.

– Идиот, я же тебя люблю, ну где ты… – прошептала я со слезами на глазах, машинально проверила свой телефон и снова провалилась в тревожный сон.

И опять сновидение, связанное с Денисом. Теперь мне снился отрывок из нашей жизни – первая встреча, та самая, теперь для меня незабываемая. Вот он нагло садится со мной на подоконник, скидывая мой рюкзак, и несет милые глупости. Вот заставляет прыгать в окно библиотеки и опускает свои «капустные» шуточки. А вот впервые усаживает меня за свой «Выфер», и мы мчимся вперед разлучать Ольгу и Никиту. Наша миссия номер один, миссия номер два… Парк и встреча со старыми добрыми Троллем и Кларой. Поцелуй под дождем.

Он целовал меня дерзко, жадно, откровенно и требовал от меня того же.

Я наблюдала за всеми этими картинками со стороны, и мне захотелось вдруг, чтобы и Смерч увидел их, чтобы помнил обо мне и не забывал. Никогда. Потому что я его не забуду.

Как только я подумала об этом, в багрово-серой туманной дымке появилось его измученное, почти белое лицо, и я, вскрикнув, вновь проснулась, не понимая, что же это такое?

Я отдышалась, сходила в кухню за водой, постояла на балконе, еще раз позвонила ему – безрезультатно, и вновь вернулась к себе. А кошмары меня не оставляли, словно клещами вцепились. Теперь мне снилась длинноволосая девушка-невеста, от которой пахло холодом, и чьего лица я не видела. Она стояла около бледного, опустошенного Дэна, в глазах которого застыла боль, и мне вдруг захотелось кричать от ревности и беспричинной паники. Они разговаривали, но я не слышала о чем. Я взывала к нему, надрывая горло: «Денис, не уходи с ней! Денис, вернись! Денис, иди сюда!» А он меня, кажется, не слышал. И я ревела от собственного бессилия и шептала, задыхаясь в слезах: «Я люблю тебя, пожалуйста, не уходи, прошу тебя, только не уходи». Я ничего не могла делать, я могла только наблюдать за ними и плакать.

А потом вдруг она истаяла в воздухе, и Денис побежал вперед по ступеням и тоже внезапно исчез в белоснежном свете. Я хотела пойти за ним, но меня словно взрывной волной отбросило в сторону, все закрутилось, перед глазами запрыгали неведомые дивные картины, словно я оказалась в чудной стране-калейдоскопе.

Фон резко переменился. Мы с той самой девушкой, воздушное платье которой теперь стало голубым-голубым, стояли друг напротив друга, разделенные звездным темно-синим озером, и, хотя расстояние между нами было большое, я хорошо видела ее, а она – меня. Страх вдруг исчез.

– «Эй! Хочешь забрать его?» – мысленно спросила я вдруг у незнакомки, и она услышала.

– Я не хотела его забирать, – сказала она ментально. Ее слова раздавались у меня в голове. – Я хотела только помочь. Я и она. Мы помогаем всегда. Только она не смогла прийти. Ее не пустили.

– Кто она?

– Потом узнаешь. Все узнаешь. Главное, что он останется здесь. Еще очень надолго, – девушка в лазурном платье словно имела в виду что-то особенное.

– Что случилось? – прошептала я. – Что ты хочешь?

– Помочь. Все, что происходит, – это спасение. Так должно быть. Это откуп, чтобы не случилось самого страшного.

В меня врезался теплый ветерок, и я чуть попятилась.

– Он не виноват, – сказала девушка. – Ты поможешь ему понять это. Я не помогла, я сделала хуже, ты – поможешь. Ты уже помогла. Ты пришла в нужный момент.

– О чем ты? – я совсем ничего не понимала. Звезды в озере улыбались мне. И голова кружилась.

– Все поймешь позднее.

– А ты… ты кто такая? – спросила я, чувствуя, что сейчас начнется гроза. Звезды в неподвижной озерной глади налились светом. – Кто ты?

Ее лицо тут же стало видно просто превосходно, и я, вздрогнув, попятилась назад. На меня в упор смотрело лицо Ольги Князевой, красивое, но белое, неживое, грустное, и я опять проснулась. Последними словами, что я слышала от нее, было:

– В следующей жизни он встретит вновь свою судьбу, Маша. Как и в этой. Заслужил давным-давно. И в этой он уже ее встретил. Тебя. А меня… меня ждет моя судьба. Я просто родилась раньше. Лет через двадцать мы встретимся. И говорят, у него будет красивое имя – Лео. А Ольга всегда хотела дочку, похожую на нее. Прощай…

Жаль, эти слова наутро я так и не смогла вспомнить, хотя в душе с тех пор поселилась почти незаметная уверенность в том, что все будет хорошо. Со временем. А все идет так, как и должно быть. Однако эти ощущения перекрывались тандемом волнения и страха.

После последнего сна я больше не засыпала, а почти все время сидела на подоконнике, ждала звонка Смерча, размышляла о своей ненормальности, истерила по-тихому, обещая Дэна прихлопнуть, как только он появится, и сама себя раздражала. А также нервировала Ириску и маму, взявшую на сегодня отгул, чтобы вместе с отцом съездить к деду и на рынок, а тот вдруг в полдень взял и смотался, с кем-то переговорив по телефону. Сказал, что его срочно вызывают на работу. Мама была готова папу съесть, но поделать ничего не могла.

– Я буду скоро, – напоследок сказал отец и уехал, чтобы вернуться поздно ночью.

А Сморчок все же перезвонил мне, почти в шесть вечера, и я готова была его уже не убить, а растерзать, а остатки прижать к себе.

– Привет, Бурундук, – его голос был далеким, слабым, но смешинки и уверенность из него так и не пропали.

«Облегчение, вашу редиску!» – написали тут же головастики, облаченные в военную форму и готовые к любой атаке врагов или защите своих границ и родины.

На меня хлынула волна радости, оттого что я слышу родной голос, и тут же во мне разжегся костер гнева.

– Я тебе сейчас устрою привет! – закричала я, спрыгивая с окна, на котором просидела почти весь день. – Ты где, Сморчок? Что с тобой?!

– В смысле? – удивился он. – Маша, ты…

– Я тебе всю ночь, все утро и весь день звонила, дебил! – продолжала кричать я под удивленные взгляды кошки, вылизывающей вытянутую заднюю лапку. – А ты не брал трубку и не перезванивал! Да как ты вообще посмел!

– Маша, Маша, стоп! Зачем тебе понадобилось искать меня ночью?

– Затем! Потому что… Я волновалась за тебя, – негромко отозвалась я. – Ты ушел, и я сразу заснула. Мне приснилось, что тебе плохо, и я… глупо, да, Дэн, но мне было так страшно, что я места себе не находила. Мне так страшно было за тебя. Мне снились кошмары, Денис. Давай встретимся сегодня?

– Маленькая моя, – мне показалось, или в его голосе послышалась нежность? – Прости. Прости, хорошо?

– За что? – в уголках глаз появились слезинки, и я тут же смахнула их кулаком.

– Я не могу.

– Почему? – разочарование почти рвало на куски.

– Маша, я уехал, уже уехал, – проговорил Смерч тихо.

– Куда это ты уже уехал? – расширились у меня зрачки.

– На море. В Галаз. Как и хотел, – он тяжело вздохнул. – Только на неделю раньше, не двадцать шестого. Пришлось вчера вылетать срочно.

– Тебя уже нет в городе? – с огромным сожалением и недоумением выдохнула я. И от негодования я даже по косяку окна долбанула. Боль чуть-чуть отрезвила.

– Да, маленькая. И я забыл зарядное, поэтому телефон разрядился. Сегодня же куплю, – покаянно отозвался Смерчинский.

Чуть позже я думала, что мой Дэн – прирожденный мастер манипулировать и обманывать. Все это он говорил таким непринужденным убедительным голосом, что ему нельзя было не поверить! Если бы была нужда – он бы смог подчинить своей воле множество людей. Хорошо, однако, что в этом парне была одна такая немодная но важная черта – благородство. Истинное, не наигранное и не показушное.

– Вот же блин, – я нехило расстроилась. – А почему ты называешь меня «маленькой»? – стало вдруг любопытно мне.

– Потому что хочу так называть тебя. Малышка моя, – он рассмеялся, но смех у него был недолгим и болезненным. Может быть, пил, а теперь опять страдает?

– Как так можно! Ты уехал и не сказал мне. Ну, ты и свинтус, Смерчинский. Настоящий. Я ведь, как дурочка, сижу, жду от тебя звонка.

– Прости, Чип, – в его голосе не было наигранности. Только серьезность, сожаление и что-то еще, чего я тогда не поняла.

– Что у тебя с голосом? – не собиралась я его прощать.

– Все в порядке. Маша, ну Маша…

Он извинялся, а я высказывала ему все, что о нем думаю. Но в конце концов Дэн умудрился успокоить меня, сказал, что отныне будет называть меня крошкой, и попрощался, словно не мог долго разговаривать по телефону. Но ничего, он обещал звонить каждый день, да и приедет скоро, в начале июля, и я опять увижу своего любимого недоумка. Сейчас только сдам экзамены и погуляю на долгожданной свадьбе Федьки и Настасьи.

– Бурундук, – весело позвал меня Смерчинский прежде, чем отключиться.

– Что? – выдохнула я.

– Будь осторожна. Не переходи дорогу на красный свет и не ходи никуда с незнакомыми дяденьками.

Я нервно хихикнула:

– Ты там перегрелся, в своем Галазе?

– Немного, – хмыкнул он. – Но все же – обещай, что будешь осмотрительной.

Не пообещать такому проникновенному голосу было невозможно, и я почти механически произнесла:

– Обещаю. Все будет тип-топ, Дэнчик.

Кошка, кстати, меня все же развеселила – нагадила под дверью и смылась в неизвестном направлении…

* * *

Как же часто бывает – думаешь одно, а на деле все совершенно по-другому. Веришь в то, чего нет, и даже не задумываешься, что в реальности все может быть так, как ты даже и не предполагал.

Так было и с девушкой, которую однажды назвали Бурундуком. Она пребывала в счастливом неведении.

Маша не знала, что в это время Дэн находится не около моря, на южном морском курорте Галаз, а в больнице, в их родном городе, в одноместном боксе. Что он пришел в себя после ножевого ранения, по счастливой случайности избежав осложнений. Что успел поговорить обо всем случившемся с дедом, полицией и даже с ее отцом. Что служба экономической безопасности и федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков при участии Даниила Юрьевича разработали совместный план операции по захвату Андрея Марта и его организованной преступной группировки. Ведь Маша стала целью людей, с легкостью преступавших не только закон, но и жизни других.

Она не знала, что с этих пор около ее квартиры находилась неприметная машина, в которой сидели двое полицейских, призванных в случае чего защитить ее от людей Марта. Не была в курсе того, что в другой машине рядышком находятся специально обученные люди из охранного агентства, готовые следовать за нею по пятам. Не догадывалась, что ее телефон на всякий случай прослушивается, а в подъезде стоят миниатюрные камеры наблюдения. Она была бы в шоке, узнай все это, а также то, что за короткое время ее отец умудрился познакомиться со всеми представителями семьи Смерчинских.

Маша просто скучала по своему Денису и желала, чтобы он быстрее к ней вернулся. Впрочем, он тоже по ней скучал.

А если бы она узнала правду – что бы сделала? Какие ошибки могла совершить? Каким неприятностям подверглась бы? Или бы она, наоборот, смогла всех переиграть?

* * *

Дэн отключил телефон и долго слушал короткие гудки.

Она… почувствовала, что с ним случилась беда? Почему Бурундучок так волновалась, ведь она ничего не должна была знать? И голос у нее был не только злобный, но и обеспокоенный – парень отлично чувствовал любые проявления эмоций у Марьи. И сны ей снились плохие… С чем это связано? Почему ее интуиция вдруг стала такой яркой? Потому что она действительно любит его? Несмотря на то, что он такой идиот? Бесцеремонный, ветреный, слишком самостоятельный и катастрофически внезапный?

Дэн прикрыл глаза. Голова все еще слегка кружилась после наркоза. Анестезия прошла, и теперь он чувствовал довольно ощутимую тягучую боль в животе. Она усиливалась от любого движения. Поэтому даже дышать парень старался тихо и медленно. Когда разговаривал с Машей, не удержался и засмеялся, услышав ее милый голос, и от этого боль стала сильной, но он терпел. Его девочка не должна узнать, что с ним что-то не так. Ей незачем волноваться. Она должна быть ограждена от неприятностей и проблем. Она – его девушка. Теперь точно его. Одну когда-то он защитить не смог. Но эту защитит точно. Ник решил показать свою силу во всей красе? О’кей, Дэн тоже не будет шутить. Он дал шанс Кларскому отойти в сторону. А тот пошел вперед, напролом.

От злости Смерч сжал руку в кулак. Он прекрасно понимал, что от Бурундуковой Никита не отстанет. И его братец – тоже. С ними не договориться. Их нужно устранить.

Поэтому он и сделал то, что сделал. Решил, что это будет самым правильным вариантом. Лера, ушедшая проводить Евгения Борисовича, полностью поддержала его. И отец по телефону – тоже.

Конечно, Денис мог бы собрать друзей, и они все вместе накостыляли бы Нику, отправили бы в нокдаун, посоветовали бы никогда более не приближаться ни к Маше, ни к Смерчу, но парень прекрасно понимал, что это всего лишь игра в крутость и толку от нее нет никакого. Что могут сделать они, обычные, по сути, парни, против бандитов? Ничего.

Дэн припряг к Машиной и своей охране не только влиятельного деда, но и близкого друга Игоря, владельца частного охранного предприятия – того самого парня, который привозил ему как-то антипохмельные средства, а также правоохранительные органы. Отца Марии в том числе. Он, как подполковник отдела экономической безопасности, занимающийся делом ОПГ пристанских и их подпольными казино и игровыми залами, был самым заинтересованным лицом. Как только Дэн пришел в себя окончательно, он, почти мгновенно взвесив все «за» и «против», переговорил наедине с дедом, объяснив Даниилу Юрьевичу, что нападавшие были людьми Марта. Тот, естественно, пребывал в шоке – Андрея Марта он, мягко говоря, не очень любил. Сначала даже подумал, что тот таким образом решил запугать его, Смерчинского, чтобы тот согласился с ним работать. Вызверился и заявил, что сделает все, что только может и не может, но «ублюдка достанет». Когда Дэн сказал ему, что дело не в этом, несколько успокоился.