Текст книги "Ведьмины сказки"

Ведьмины сказки
Анна Федорова

Фотограф Диана Карпинчук

© Анна Федорова, 2017

© Диана Карпинчук, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4474-1664-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Цифровая мифология
о сотворении мира специально для программистов

Миф о происхождении мира

В начале времен не было ничего, кроме бесконечного хаоса. Он простирался всюду, насколько хватает глаз, и все частицы в нем находились в непрерывном движении и борьбе. Не было никого и ничего, способного упорядочить их или направить к какой-то цели.

Но случилось так, что несколько частиц на мгновение объединились, а объединившись – создали поле неизвестной природы. И как только поле возникло, к нему под влиянием его силы стали притягиваться другие частицы той же природы, а частицы противоположной природы – отталкиваться. Сколько длился этот процесс, неизвестно, но, по представлениям древних программистов, все закончилось образованием двух сущностей, которых они называют Нулем и Единицей.

Нуль символизирует небеса, жилище богов, а Единица – землю, где обитают люди (естественно, все они программисты, а кто нет – те их жены и дети). Эти две божественных сущности породили всех остальных богов, в первую очередь: Код, Данные и Стек, о которых еще пойдет речь. Они же положили начало роду программистов на земле, о чем также будет рассказано в свое время.

Нуль и Единица представляют собой божественную пару, подобно Гебу и Нут в египетской мифологии. Они помнят о том, что когда-то были едины в первозданном хаосе, и то и дело стремятся вновь объединиться, смешивая свои частицы в каждом порождаемом ими существе. Поэтому их творения от природы несовершенны, так как являются хаосом в миниатюре. Все многообразие жизни на земле есть не что иное, как результат случайного объединения произвольного числа нулей и единиц.

Нулю и Единице поклонялись только жрецы, обычно их выбирали из числа программистов на языке Ассемблер. У остального населения эти боги не были столь популярны, поскольку символизировали слишком абстрактные сущности, труднодоступные пониманию простого написателя кода. Но жрецы, хранители традиций, оберегавшие свое знание от непосвященных, на протяжении множества веков воздавали двум первым богам почести и приносили жертвы в виде использованных перфокарт, транзисторов и материнских плат. Места жертвоприношений и по сей день обнаруживаются при раскопках городов древних программистов.

Жрецы свято верили, что конец света наступит тогда, когда в божественном коде, определяющем судьбу человечества, возникнет критическая ошибка, и все вновь погрузится в тот хаос, из которого родилось.

Божественная триада: Код, Данные и Стек

Три верховных бога программистского пантеона: Код, Данные и Стек. Их изображения и фигурки чаще всего встречаются среди предметов, обнаруживаемых при раскопках древних городов программистов. Эти три бога – дети Нуля и Единицы, первых богов, возникших из мирового хаоса.

По своим функциям Код близок древнегреческому Зевсу и является главным богом, покровителем и защитником всех программистов, дарующим удачу, но и наказывающим за плохо написанный код. В гневе Код страшен, он насылает различные напасти на программистов, как-то: утечки памяти, критические ошибки, переполнения буфера и другие неприятные вещи. Но если принести богу жертву, то все программы будут запускаться с первого раза, а сборщик мусора не пропустит ни одного бита. Чаще всего, как следует из документальных свидетельств той эпохи, Коду жертвовали ячменное пиво, но иногда и пшеничное. Нередко жертвоприношения сопровождались ритуальными песнями и плясками, особенно перед началом работы над большим проектом, а также по его окончании, чтобы отблагодарить бога за дарованный успех.

Супруга и сестра Кода (в божественном мире браки между близкими родственниками были делом привычным) – богиня Данные. Она покровительствует в основном программистам-женщинам, а также женам программистов и их дочерям, но в особенности – женщинам детородного возраста. Как богиня плодородия, Данные способствует тому, чтобы род программистов продолжался, помогая успешно разрешиться от бремени и следя за тем, чтобы мужей всегда хорошо кормили и не мешали им работать. Нерадивых жен богиня наказывает, насылая на них различные болезни, от перхоти до ревматизма. Чтобы умилостивить Данные, женщины приносят ей жертвы в виде вкусной еды и питья (но не алкогольного – чаще всего кефира и огуречного рассола), держат небольшие вотивные фигурки богини в спальне или под подушкой. Если Код правит на небе, то Данные большую часть времени помогает программистам на земле.

Третий важнейший бог пантеона, Стек, властвует в самой мрачной части древнего мира – загробном царстве. Туда попадают души программистов, которые не смогли постичь божественных законов написания кода или допустили ошибку, вызвавшую гибель целого приложения. Во владениях Стека одинокие души вынуждены до конца времен создавать все новые и новые программы, которые никогда не компилируются. Этого бога трудно умилостивить, но среди программистов бытует поверье, что, если усердно работать по ночам и жертвовать Стеку много свежесваренного черного кофе (лучше всего южноамериканских сортов, и ни в коем случае не африканских), то после смерти он не заберет их к себе, а отправит к своему брату Коду на небо. Там для наименее одаренных всегда найдется работа – тестировать приложения и выискивать ошибки.

Таким образом, три верховных бога символизируют три главных части древнего мира в представлении программистов: землю, небеса и преисподнюю.

Миф о происхождении дней недели

После того, как Нуль и Единица породили Код, Данные и Стек, они все вместе зажили самой что ни на есть божественной жизнью: то есть, проводили время в непрерывных развлечениях и соревнованиях. Все были счастливы, но спустя несколько веков такое однообразное времяпрепровождение стало надоедать богам. И они задумались: что бы еще создать такого, чего никто и никогда не создавал. Особенно забеременела этой мыслью богиня Единица, да так, что вскоре произвела на свет диковинное существо.

Назвали его Ассемблером. Было оно неказисто, а говорило так неразборчиво, что боги с трудом понимали его. Однако существо оказалось трудолюбивым, и в конце концов в нем распознали язык программирования. Обрадованные боги стали учиться новому языку, ведь теперь они придумали себе занятие на много веков вперед.

Но Ассемблер рос, и в нем обнаруживались все новые недостатки. Постепенно стало очевидно, что первый блин оказался комом и надо бы развить идею в следующем языке. Нуль и Единица незамедлительно приступили к делу, в результате чего появился Фортран.

Младший брат намного превзошел старшего. Чуть ли не с пеленок он умел внятно изъясняться, благодаря чему быстро распространил свое влияние среди богов. Половину времени они писали на Ассемблере, а половину на Фортране. Первую половину назвали понедельником, а вторую – вторником.

После такого успешного начала Нуль и Единица впали в творческий азарт и друг за другом произвели на свет еще пять языков: Лисп, Кобол, Снобол, Пролог и Тисиэль. У каждого из них появились свои почитатели, поэтому решено было назначить каждому свой день недели (ведь боги – существа очень гордые и не потерпели бы, чтобы кто-то, равный им по рождению, властвовал один над всей неделей). Так и вышло, что Лисп получил среду, Кобол – четверг, Снобол – пятницу, Пролог – субботу, а богиня Тисиэль – воскресенье.

Миф о происхождении программистов

Давным-давно, когда боги Нуль и Единица были еще молодыми и игривыми, они часто устраивали состязания между собой, например: кто дальше зашвырнет указатель, кто быстрее поймает исключение или кто напишет самую короткую программу.

Во время одного из таких состязаний Единица, то и дело бросая взгляды на экран монитора божественного супруга, обнаружила, что вскоре будет повержена, и проявила женское коварство (как это часто бывает с женщинами, упорно не желающими признавать свое поражение). Она взяла горсть сосновых иголок и бросила их на клавиатуру Нуля. Поскольку бог печатал слепым методом, то не успел ничего заметить до того, как одна иголка впилась в средний палец его левой руки. Нуль заревел от боли, в ярости перевернул клавиатуру, а потом откусил раненый палец и выбросил его, после чего продолжил соревноваться.

Откушенный палец бога упал в теплое болото, опустился на дно, пустил корни и пророс. Спустя три дня в этом месте выросло огромное дерево неизвестной породы, крона которого покрыла собой почти всю землю. Вскоре на дереве появились плоды, которые стремительно созрели и попадали кто куда. Из каждого упавшего плода образовался программист.

Те плоды, которые упали в болота, стали программистами на языке Ассемблер. Упавшие в чистые полноводные реки превратились в программистов на языке Си. Плоды, что упали на равнины с высокой и сочной травой, стали программистами на языке Паскаль. Программистами на языке Ява обернулись те, которым случилось найти приют в дремучем лесу с веселыми мухоморами. В безводных пустынях зародились программисты на языке Ада. В глубокий снег провалились программисты на языке Бэйсик (оттого-то они и по сей день немного обмороженные). А программисты на языке Фортран поселились далеко и высоко в горах.

С тех пор бабушки, рассказывая своим внукам-программистам, откуда берутся дети, говорят, что они растут на деревьях. И как видно, в начале времен это действительно было так. А кроме того, с тех пор среди программистов особенно почитаются те, кто лишен среднего пальца левой руки, потому что это знак самого бога Нуля, символ выдающихся способностей.

Три сына дьявола

С тех пор, как Нуль и Единица произвели на свет семь богов – языков программирования, – воцарился вечный праздник. Людей тогда еще не было, поэтому боги, лишенные возможности вмешиваться в человеческую жизнь, развлекались, как могли.

Они сочиняли новые программы, дизассемблировали программы друг друга, мерялись компиляторами и размерами занимаемой памяти. Разумеется, все боги были вечно молоды, а потому постоянно размножались то так, то эдак. Следы их трудов мы и по сей день видим вокруг – это многочисленные языки программирования. Одни из них почитаемы и имеют целые корпорации поклонников, другие используются лишь отдельными монашескими орденами – сообществами программистов, третьи давно забыты и на них уже никто не пишет. И все это не случайно, а связано с взаимоотношениями богов в древнейшие времена.

Как уже упоминалось, вторым языком программирования, порожденным Нулем и Единицей, был Фортран. Почитаемый и сейчас, как родоначальник многих других языков, он произвел на свет сына, которого назвали Алгол. Богини Компиляция, Отладка и Выполнение предрекали Алголу великую судьбу и скверный характер. Так оно и случилось.

Алгол, имя которого по-арабски звучит как Эль Гуль, что значит «дьявол», стал отцом трех прекрасных сыновей. Это великие боги Паскаль, Си и Бэйсик. Нет, наверное, ни одного программиста на земле, который бы когда-нибудь не писал хоть на одном из этих языков или какой-либо их разновидности. От этих языков произошли другие, так что, если построить их генеалогическое древо, мы с изумлением обнаружим, что корни большинства языков программирования уходят к Алголу. Таковы Си++, Ада, Перл, Питон и множество других.

Этим и объясняется во многом та углубленность в себя, склонность к депрессивным состояниям и вспышкам внезапного гнева, а также сарказм и черный юмор многих программистов – ведь занятие, которому они посвятили свою жизнь, поистине дьявольское! Лишь те, кто пишет на языках, произошедших не от Алгола, отличаются более кротким нравом, но таких совсем мало.

Богини, пишущие код судьбы

Как уже было сказано ранее, по представлениям древних программистов конец света наступит тогда, когда произойдет критическая ошибка в программном коде, определяющем судьбу людей и богов. Написанием этого кода занимаются три божественных сестры. Их зовут Компиляция, Отладка и Выполнение.

Сестры пишут код судьбы каждого бога и каждого человека, вне зависимости от его происхождения и заслуг его рода. Никто не может изменить свою судьбу, если она уже записана. Даже Нуль и Единица вынуждены подчиняться тому, что предначертано тремя сестрами. Ведь если в мире не будет общего для всех порядка, то каждый начнет придумывать свой, отчего могут произойти войны, и тогда на свете совсем не останется ни людей, ни богов. Помня об этом, все свято чтут трех богинь.

Самая старая из них, Компиляция, создает общую модель судьбы. Она определяет ее ключевые точки и управляет балансом ресурсов – времени, еды, денег, способностей, – которыми обладает каждый человек или бог. Именно она отмеряет каждому при рождении ум и предписывает срок жизни.

Средняя сестра, Отладка, задает алгоритмы, по которым будет жить рожденный. Она управляет ситуациями выбора и альтернативными путями. В ее ведении находятся типичные способы поведения, которыми она награждает каждого нового бога и человека.

Самая младшая из трех сестер, Выполнение, занимается обработкой исключительных ситуаций и вопросами взаимодействия с другим кодом и устройствами. Стихийные бедствия и семейную жизнь придумала именно она. Без ее участия люди не смогли бы объединяться в группы, сообщества, коллективы, кланы и государства, поскольку были бы лишены соответствующего интерфейса.

Сестры работают днем и ночью, без устали. Ведь если они остановятся хотя бы на минуту, то какой-нибудь новорожденный программист может остаться без кода судьбы. И тогда ему ни за что не найти путь в лабиринте жизни самостоятельно.

За все тысячелетия существования программистов богини еще ни разу не ошиблись, ведь ценой их ошибки является человеческая или божественная жизнь. Но пророчество гласит, что однажды такая ошибка возникнет. Тогда сгенерируется исключение, которое никому неизвестно, как обрабатывать, и боги не успеют написать обработчик, потому что с возникновением этого исключения весь мир изменится, начав свое неотвратимое движение назад к хаосу.

Миниатюры и рассказки

Голый король

Король ехал по улицам города в новом наряде. Наряд этот был великолепен – бархат, золото и драгоценности, каких еще не видывал свет. Карету сопровождали всадники, а вокруг толпился народ и глазел на короля.

В толпе раздавались возгласы: «А король-то голый!», «Никакого наряда на нем нет!», «Ха, голый король!». Только один человек восхищенным взглядом следил за королевским шествием и про себя бормотал: «Какой блеск! Какие краски!». Он не мог понять, почему народ не видит всего этого великолепия.

– Посмотрите!.. Ведь наряд просто замечателен!

Несколько человек оглянулись и молча покрутили пальцем у виска.

Волшебница

В городе жила девушка. Она умела предсказывать будущее и толковать сны. Если она брала в руки горсть песка, он превращался в воду. Когда она поднимала камень, тот вырывался из ее ладони маленькой птицей.

Однажды девушка захотела узнать, что же находится за пределами города. Она вышла на улицу и миновала городские ворота.

Прохожие с удивлением оборачивались – ее ноги не оставляли следов на земле.

Огрызок

На столе лежал огрызок. Со временем он покрылся пылью, высох и сморщился. В нем поселились муравьи.

Они копошились внутри, наперебой расхваливая новое жилище. По вечерам в огрызке горел свет, и муравьи плясали под музыку.

Однажды кому-то надоело созерцать огрызок, и тот был выброшен в мусорное ведро.

Муравьи спасались бегством…

Осень

Осень приближается быстро. В пустых переулках танцует ветер. Листья медленно падают с деревьев и устилают мокрый асфальт.

За городом спит холодный океан. Редкие волны лениво накатывают на берег, слизывая отпечатки ног с посеревшего песка.

Короткая надпись заставляет остановиться прохожего. Рядом с полуразрушенным песочным замком три слова:

«Я уже здесь».

Приглядись повнимательней… и ты узнаешь легкую руку Осени.

На пиру у Одина

Она лежит в высокой траве, подперев подбородок ладонью, и смотрит на копошащихся перед ее глазами насекомых. Рыжий муравей пытается утащить комочек засохшей глины по размеру в три раза больше его самого.

Она в задумчивости жует тонкий стебель травинки. Поднимает глаза и смотрит на солнце. Внимательно, не моргая.

«Когда Великий Один соберет к себе на пир погибших воинов…»

Где-то у нее был брат. Хотя сейчас она уже не могла с уверенностью сказать, что это именно брат, да и был ли он вообще?…

Теплым июльским вечером они вместе сидели в этой траве и смотрели на заходящее красное солнце в дымке. И брат рассказал ей легенду про пир у Великого Одина, куда слетаются души погибших в бою. И про то, как гостей угощают элем, а эль подносят прекрасные валькирии, и кубками им служат черепа убитых врагов. Каждый воин должен выпить ровно столько, сколько причитается ему по заслугам, и когда брат дошел до этого момента в своем рассказе, он засмеялся так, что у нее мурашки побежали по спине, и сказал: «Ведь когда передо мной поставят эти двенадцать черепов, я же от одного их вида опьянею!» На войне он был снайпером.

Тогда она еще не знала ничего о Горбигере и Гитлере, силах Огня и Льда, об истинном значении слова «ас», о происхождении рун и одиннадцати советах валькирии. Много позже картина дополнилась недостающими фрагментами, и она почувствовала, как замкнулся еще один круг.

С тех пор в некоторые ночи, когда полная Луна отливает красным светом и висит низко-низко над горизонтом, отчего кажется огромной, она смотрит на небо и слушает, пытаясь различить в тишине далекие голоса пирующих воинов, и думает о нем.

Про Ведьму и Коня

Усаживайтесь поудобнее, я расскажу вам легенду про Ведьму и Коня…

Нет, не так – бегите за попкорном, я расскажу вам правдивую историю.

Опять не так.

В общем, что-то я точно расскажу, а сказка это или быль, в жизни порой и не догадаешься…

Ведьма прожила на белом свете уже тысячу лет. Но выглядела моложе. Чем и вводила многих в заблуждение.

Конь прожил на свете уже двадцать лет и два года. Но выглядел старше. Чем тоже вводил многих в заблуждение.

Они встретились на пастбище, где Ведьма собирала полынь, а Конь отдыхал после дневных утех. Посмотрели друг на друга… и прошли мимо.

Нет, на самом деле они встретились в Баре Слона, куда Ведьма зашла выпить чашечку вина, потому что Конь опаздывал. Он всегда везде опаздывал – на поезда, к любовницам, – такой уж он был конь.

И вот наконец они встретились. Посмотрели друг на друга. И Конь сказал:

– Привет!

И Ведьма тоже сказала:

– Привет!

И ничего не произошло.

Тогда они вышли из Бара Слона и пошли гулять. Начался дождь. Они гуляли, разговаривали, смеялись, пили вино, смотрели на мосты и болтали ногами в Неве. Пришла ночь, и пора было искать ночлег.

Конь в легком подпитии держал Ведьму за руку, она склонила свою тысячелетнюю голову ему на плечо и думала о том, как бы завтра не проспать на работу. А еще ей вдруг стало очень интересно, как Конь целуется – не мешают ли ему его зубы, например, – и что он прячет у себя в шортах.

Так незаметно они оба оказались у Коня в стойле, на мягком сене, и тогда-то Ведьма узнала, что зубы Коню не мешают, и все остальное он ей тоже показал. И Ведьма была приятно удивлена скаковыми качествами Коня, а также его характером и другими достоинствами. Так, что даже на работу не пошла.

Проскакали они вместе целых трое суток подряд. Напоследок сделали круг почета и, взасос поцеловавшись, разошлись.

Долго Ведьма не могла понять, как это ее угораздило. Да мало ли на свете коней?… Тут определенно что-то не так, конь видать какой-то заколдованный, а может это и не Конь вовсе, а Кащей Бессмертный или Прекрасный Принц, только после пластической хирургии. И не узнать его, чтоб в энциклопедии найти.

Но кое-что ей все-таки узнать удалось, и это породило множество дальнейших вопросов. Как выяснилось, где-то у Коня была кобыла – а это автоматически исключало из зоны поиска нескольких знаменитых персонажей (о которых точно известно, что нет у них кобыл). Но чтобы прояснить этот вопрос, Ведьма решила продолжить исследование.

Так они встретились второй раз. И снова проскакали вместе, двое суток подряд. После этих упражнений Ведьма еще две недели не могла лежать на спине, вызвав обострение своего пятисотлетнего ревматизма. Ну а Коню все было нипочем, потому что здоровья и сил у него хватило бы на целый табун.

Понемногу Ведьма узнавала Коня все ближе, и все больше он ей нравился. Хотя вел себя вызывающе до безобразия – пил, курил, громко разговаривал матом и разбрасывал трусы по стойлу. Но когда он обнимал ее своими передними копытами и нежно облизывал своим длинным шершавым языком, Ведьма понимала, что жить на свете хорошо, потому что есть на свете Конь.

И в третий раз они встретились. Тогда впервые здоровье Коня дало сбой на почве неумеренного алкоголизма, а Ведьму спасли противоядия, которые она принимала последние двести лет, на всякий случай. Но они все равно проскакали вместе еще целые сутки, и Ведьма пела песни, которые выучила у Папы, а Конь смотрел на нее своими большими глазами и ничего не говорил. Ибо не фиг.

Не хотелось Ведьме расставаться, потому что сердцем она чуяла недоброе. И долго, привстав на цыпочки, так как Конь был очень высокий, а она маленькая и хрупкая, пыталась сосчитать языком его зубы, чтобы определить его истинный возраст. А потом в энциклопедии посмотреть, что же он на самом-то деле за зверь такой.

Спустя три дня Конь ускакал, а Ведьма впала в депрессию. И на почве этой депрессии позвонили она Папе, которому было уже пять тысяч лет, и который жил в деревне недалече. Рыдая в трубку, Ведьма сказала, что приедет к Папе посоветоваться, и может он ей что полезное подскажет. Папа был удивлен таким странным поведением своенравной дочери, но помочь обещал.

И той же ночью приснился Ведьме сон… А сон был такой, что, проснувшись, она побежала скорей за билетами и в тот же вечер отбыла в деревню.

– Ну что случилось, дочерь моя ненаглядная? – сказал Папа после дежурных объятий, встретив Ведьму на своем приусадебном участке.

– Плохо дело, папа. Влюбилась я.

– Вот оно как!.. Да, и впрямь дела плохи, – за тысячу лет папа впервые слышал от дочери такие признания, – И в кого же?

– Не поверишь – в коня!

Папа засмеялся своим смехом, покоряющим с первого же звука всех женщин, детей и животных в радиусе трехсот километров.

– Ну это ничегооо, ничего… Хорошо, что не в кобылу.

И они пошли гулять. Гуляли они вдвоем всю ночь, ужинали в ресторане, смотрели на полную луну, и Ведьма рассказывала Папе, а Папа рассказывал Ведьме, и было им вместе хорошо, как всю последнюю тысячу лет, потому что Ведьма была у Папы единственной и любимой дочерью, а он у нее – единственным и любимым папой. И так было приятно, что нет у них обоих в этом никаких сомнений, что Ведьма уехала обратно в изрядно посветлевшем настроении и дремучих думах о вечном. Папа на всех оказывал такой эффект.

Однако же скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, и когда в следующий раз встретились Ведьма с Конем, на дворе уже зима была. А за эти месяцы Ведьма многое успела передумать и переделать – поменяла работу со скуки, переехала в новую избу и завела полезные знакомства. И, поразмыслив, решила, что дареному коню в зубы не смотрят, а точнее – раз приключилась с нею такая вот фигня, так надо жить да радоваться, а не сопли распускать.

Поэтому, когда Конь снова прискакал из своей Тьмутаракани, она сказала ему:

– Привет!

И понеслась.

Целый месяц скакали Ведьма с Конем, и гуляли, и целовались, и смотрели кино, и просыпались под одним одеялом, и сидели на замерзших ступеньках набережной, и разговаривали, и смеялись. И было Ведьме хорошо. А каково было Коню, о том он ей не сказывал – только смотрел на нее своими большими глазами и улыбался загадочно. Это у него такая тактика была, чтобы избежать ненужных расспросов.

Под Рождество Конь опять ускакал, а Ведьма опять впала в депрессию. Да такую, что носовые платки в доме кончились. Уже стала думать, может зелье какое отворотное сварить, да только вспомнила старую поговорку, что как получишь граблями по лбу – больно, а не получишь – скучно…

А еще через месяц пришло ей письмо от кобылы. В стиле, что да как же ты могла, и то и се, и пятое-десятое. Огорчилась Ведьма. Потому что никоим образом не хотела добрую девушку обидеть, да только с конями жить – кобылой быть, или как там говорили наши предки?… Хотела было ее уму-разуму поучить, да положилась на женскую мудрость. Потому что каждая женщина в душе своей – ведьма, а значит, сердце ей само все подскажет. Только спросить надо.

Так и весна пришла. И что чуяла недоброе Ведьма, то все так и стало происходить. А может оно и раньше уже происходить начало, тут ведь как бывает – идешь себе идешь по улице, а потом вдруг раз!… и не идешь. В общем, сердцем Ведьма все чуяла, но словами не говорила, чтобы дыма без огня не разводить.

Потому в один прекрасный день накинула она на плечи рюкзак, села в ступу, да и полетела в Тьмутаракань. И пока летела, все сверху следы копыт конских высматривала. Ну и высмотрела наконец. А где следы, там и сам Конь. Пасется себе в лесу – весь грязный, рюкзак набекрень, глаза усталые, морда небритая, и видно, что жрать хочет и не спал давно. И как увидела его Ведьма, так чуть не расплакалась от нежности. Давно с ней такого не бывало.

Ну здравствуй, говорит, Конь, так мол и так, вижу, ты недавно здесь и устал с дороги. Надо что ли костерок сообразить, да там каши сварить, пивом заполировать. Так они и сделали. Собрали костерок, наварили каши из подножного корма, стырили у леших початый ящик пива, да спать возлегли. И ни о чем таком Ведьма Коня не спрашивала, что мол как да откуда, и почему рюкзак набекрень, да сам почему усталый. Ну и про себя особо не рассказывала. То ли грузить не хотела, то ли испугалась чего, а то ли просто обалдела от уникальности ситуации – не каждый день же такое бывает, чтоб Ведьма-то с Конем… Ну вот не научилась она за тысячу лет с конями обращаться, а энциклопедии под рукой не было.

Так прожили они несколько дней на подножном корме, у Ведьмы уже и ревматизм снова обострился, и прокладки кончились. И хотела она как-то намекнуть, что по сути-то своей ведьмы обычные слабые женщины, у которых и кости бывает ломит, и хвост отваливается, и которым, как и всем, не хватает заботы, нежности и любви, а за такие дела можно и энциклопедию выучить, и каши научиться варить, и рюкзаки стирать.

Но сказать не сказала.

А однажды утром проснулась – и нет Коня… И рюкзака его нет, и следов не видать. Только клочок рыжей шерсти из хвоста за пенек зацепился.

Села тогда Ведьма на пенек и горько заплакала. Даже лешие из дупел повысовывались, и водяные из болота, да птицы на деревьях приумолкли – потому что никогда еще в этом лесу они не видели, как плачут ведьмы…