Текст книги "Эстель в поисках счастья. Часть вторая"

Что-то новенькое

У Адель был небольшой магазинчик с необычной одеждой. Он находился на бульваре Итальянцев. Жила она на улице Бланш (в непосредственной близости от Мулен Руж) и ходила на работу пешком. У нее было несколько сотрудников, но она предпочитала ходить на работу каждый день. Магазинчик (назывался он Chez Adele) был миром ее души. Здесь она делала все важные дела и предавалась тотальной релаксации. За целый день Адель успевала купить горячую выпечку, сварить кофе, почитать газету Le Parisien, написать статью для журнала Psychologie (она писала статьи для женщин: о том, как войти в состояние инь, как наслаждаться жизнью и т. д.), позаниматься йогой (без фанатизма, в своем собственном режиме), полежать на диване и помечтать, принять новую поставку вечерних нарядов, обслужить клиентов с любовью и теплотой.

У Адель был талант: она создавала новые образы. Она была психологом, стилистом и спортивным инструктором в одном лице. В ее магазин приходили самые разные женщины. Некоторые из них были печальны. Некоторые пребывали в состоянии непрерывного удовольствия. Кто-то думал, что новая одежда способна изменить человека раз и навсегда. Каждому новому покупателю Адель предлагала коктейль из заботы и дружбы (шампанского и черносмородинового сиропа).

Два раза в неделю она проводила тренинги для женщин. Вернее, это были не тренинги. Это были непринужденные беседы, меняющие жизни. Она накрывала на стол. Женщины, ищущие счастья, пили кофе, лимонад, вино, дегустировали сыры, наслаждались воздушными пирожными и рассказывали о себе. Они говорили все, что приходило им в голову. Иногда разговоры сопровождались бурными эмоциями: смехом, плачем, негодованием.

Возьмем, например, Эдит. Она работала в музее Орсе, встречалась с Жульеном, снимала квартирку в городке Витри-сюр-Сен и каждые выходные ездила в Живерни (до чего же там красиво весной!). Она вела довольно размеренный и гармонизированный образ жизни. И у нее была мечта: создать самый большой и самый полный каталог импрессионизма с красивыми картинками и интересным описанием. Она хотела сделать из каждой картины сказку: с сюжетом, героями и волшебством, чудодейственными плюшками и исцеляющей газировкой. Эдит записала свою мечту в красивый блокнот. И каждый день приближалась к заветной цели. Она никогда и ни с кем не обсуждала свою мечту. Но познакомившись с Адель, она поняла, что ей можно доверить любые тайны. Она рассказала ей о своей мечте в самых ярких красках. Адель не произнесла ни слова. Она просто улыбнулась. И ее улыбка говорила: у тебя все получится, милая Эдит.

Улыбка Адель творила чудеса. Она вдохновляла женщин на смелые поступки. Конечно, мечтать безумно приятно. Но иногда стоит один единственный раз сделать то, чего никогда в жизни не делал (потому что страшно, стыдно и неприлично): попробовать пирог со свекольной ботвой, заговорить с незнакомцем, научиться вязать, признаться в любви, наконец. Один поступок ‒ и наша жизнь может измениться кардинальным образом. И плевать, кто что подумает. Ведь в конечном итоге важны лишь волшебные преобразования, происходящие с нашим телом, нашим умом и нашей душой. Так считала Адель.

Она призывала людей быть смелыми в каждой своей статье. И предлагала начинать с малого. Например, купить что-то, что на первый взгляд никогда в жизни не наденешь: платье странного покроя, слишком широкую футболку, чересчур обтягивающую блузку, до неприличия рваные джинсы, розовый берет, соломенную шляпку, красные чулки, бирюзовые туфельки или экспрессивные украшения. Она призывала людей ломать стереотипы и не принимать во внимание мнение окружающих (даже самых дорогих и близких). Она призывала людей каждый день делать нечто необычное.

Адель была замужен за Оливье. Они были женаты двадцать шесть лет. У них было три дочери: Элиз, Жозефин и Зое.

Адель и Оливье были знакомы с раннего детства: они вместе гуляли в Люксембургском саду, вместе катались на каруселях, вместе устраивали розыгрыши для родителей, вместе ели мороженое, клялись друг другу в вечной любви. Поначалу Оливье обещал жениться на Адель, когда им исполнится шестьдесят. Затем он немного пересмотрел свои планы на будущее и дал Адель слово, что они сыграют свадьбу, когда им будет тридцать. В конце концов они поженились, когда им было семнадцать. Самый сладкий возраст. Самые смелые надежды. Самые смелые мечты. Адель мечтала работать редактором в модном журнале или (запасной вариант) открыть магазинчик одежды и создавать образы. Кричащие. Вопящие. Плачущие. Отчаянные.

Через месяц после свадьбы Оливье заявил Адель, что является сторонником свободных отношений. Адель была с ним солидарна.

У нее были романы. В ее магазин приходили мужчины. Молодые. Солидные. Разные.

Адель не стеснялась проявлять свои чувства. Она делилась с супругом самыми сокровенными помыслами и желаниями. Она рассказала ему о Гийоме: ему было двадцать два и он по уши влюбился в Адель, отказался от идеи создания семьи и клялся своей возлюбленной в том, что никогда не попросит ее разводиться с мужем. Адель смеялась. Искренне и от души. Она знала, что порыв Гийома ‒ явление временное и рано или поздно он придет в себя и осознает, что в жизни есть вещи гораздо важнее, нежели бурный роман с замужней дамой. Адель нравилась эта игра. Она знала, что ее чувства (любые чувства) идут людям на пользу. К тому же она обладала даром убеждения. Пара душевных бесед с Гийомом, и он поймет, что настоящая любовь иная. Так и случилось. Гийом вернулся к обычной жизни довольно быстро. И, кстати, его ожидал приятный бонус: знакомство с Жозефин, средней дочерью Адель и Оливье. Ей тоже было двадцать два. Она тоже была чувственной и эмоциональной. У них было довольно много общих интересов. Они быстро нашли общий язык и стали встречаться. Их считали прекрасной парой. Адель была счастлива. Она решила, что ее знакомство с Гийомом было предопределено судьбой.

Был и Бертран. Ему было пятьдесят. По невыясненным обстоятельствам он был убежденным холостяком. Он преподавал в Высшей нормальной школе. Их роман продлился недолго, но был весьма насыщенным. Адель осталась довольна. Она считала, что любые отношения помогают человеку измениться в лучшую сторону.

Был и Анри. Он был ярым католиком и каждый день посещал Нотр-Дам. Он сам не понимал, каким образом оказался вовлечен в неполноценные, разрушающие и греховные отношения. А Адель обожала, когда он злился. Это было очень по-католически.

Оливье работал сомелье в ресторане Chez Georges. В этот ресторан приходили женщины. Молодые. Красивые. Дерзкие. Статусные. Ищущие любви. Влюбленные. Счастливые.

Оливье рассказывал Адель о своих приключениях. Она слушала его истории с большим интересом.

Каждой женщине Оливье советовал почитать статьи Адель или прийти к ней на так называемый тренинг-семинар. Некоторые приходили. Получали много полезной информации и вдохновение…

Эстель достала свой заветный блокнот и стала записывать подробности насыщенной жизни Адель. Она не успевала запомнить все нюансы, а ей было безумно интересно. Она была в восторге. И немного в шоке. Конечно, она была наслышана о свободных французских нравах, но чтобы вот так… Ничего не скрывая.

Адель было трудно удивить. И все же она обожала удивляться. Она удивлялась утреннему солнцу и вкусу шоколадного пирожного. Она удивлялась (в самом хорошем смысле) достижениям своих детей. Наконец, она удивлялась тому, что Эстель удивляется ее образу жизни. Она удивилась ее искренности и отчаянному желанию понять что-то важное про саму себя.

Эстель читала статьи Адель. Вместе они пили кофе и занималась йогой. Они даже стали подругами. Во французском смысле слова: с сохранением здорового цинизма и личного пространства.

Адель не была похожа на Мадам Бокюз. У них были разные ценности. Но они были французскими женщинами в наивысшем понимании. Они любили и творили.

Эстель училась у Адель широкому взгляду на человеческие отношения, мудрости и расслабляющим асанам.

Она собиралась сделать Адель героиней своего следующего рассказа. И Изабель снова не была в восторге и не могла взять в толк, что такого особенного в своевольной французской женщине, ведущей разгульную жизнь и продающей людям неприличную одежду.

‒ Я думаю, нам стоит прийти к ней на практику. Вдвоем. Будем сидеть, пить кофе, есть плюшки, говорить о том о сем… Она пишет классные статьи, почитай, тебе понравится!

Изабель сделала изумленное выражение лица. Она не пойдет на практику к Адель. Ни за что на свете. Даже если взамен она получит надежного спонсора для своей газеты или грант на обучение в Сорбонне. Она вообще не признавала психологов, эзотериков, астрологов. И что интересного может поведать ей сумасшедшая француженка? Наверняка, она будет рассказывать про правильные убеждения и установки. Но это же полный бред. Ни одна установка (пусть даже самая позитивная) не поможет женщине почувствовать себя счастливой. Так считала Изабель.

‒ Будет круто, поверь. Эта женщина слишком нестандартна, чтобы использовать стандартные методы.

‒ Если честно, меня напрягают психологические штучки. И вообще я ненавижу психологов.

‒ Она не считает себя психологом.

‒ Эзотерик? Еще лучше!

‒ К эзотерикам она себя тоже не относит. Она просто вдохновляет людей на смелые поступки. Не на мечты, а именно на поступки. Хотя она признает полезные свойства мечтаний.

Да… Адель в самом деле считала мечтания не просто приятной, но и терапевтической процедурой. Она метала всегда. Каждый день. Каждую минуту. Именно поэтому мышцы ее лица всегда были расслаблены. Именно поэтому она ходила медленной сладкой походкой. Именно поэтому ее было невозможно вывести из себя (плевать, что дождь, ведь она снова идет в свой магазинчик радовать людей, плевать, что юная Зое время от времени превращается в пессимистку, ведь она поцелует ее перед сном, и утром девочка снова будет радоваться жизни).

Нет, Изабель ни за что на свете не станет вести беседы с Адель. Неважно, что это бесплатно. Еще неизвестно, что хуже: бред за бешеные деньги или бесплатный бред.

Эстель знала, что рано или поздно Изабель согласится пойти с ней в магазинчик Адель. Она уговорит ее примерить необычное платье, выпить кофе с кремом Шантийи (по рекомендации Мадам Бокюз) и познакомиться с удивительной французской женщиной ‒ воплощением любви и мудрости.

Изабель была в ярости. Она знала, что обречена сотрудничать с Эстель всю свою оставшуюся творческую жизнь (что, скорее всего, равнозначно обычной жизни). Потому что Эстель это навсегда. Как и Париж. Когда Эстель впервые пришла в редакцию, Изабель хотелось кричать от ужаса и счастья. Ведь у Эстель было слишком много творческой энергии, и она не всегда знала, как ею распорядиться, и ее уносило в разные стороны, что в конечном итоге приводило к тому, что она совершенно не могла сконцентрироваться. Изабель поняла это при первой же встрече и решила, что должна заняться усмирением и администрированием нескончаемой творческой энергии Эстель. Она понимала, что их сотрудничество приведет к великим проектам. С помощью Эстель она надеялась вдохнуть в любимую газету новую жизнь, сделать ее более современной, более гламурной, более популярной и менее литературной. Она рассчитывала, что ее газета станет международной и привлечет внимание не только русских эмигрантов, волею судьбы оказавшихся во Франции, но всех, кто думает по-русски (место жительства в данном случае не имеет значения). Да… у Изабель было много грандиозных планов. Ее воображение рисовало сладостные картины: стильных женщин, сидящих в кафе, попивающих кофе и с упоением читающих ее модную глянцевую газету (возможно ли такое вообще?). Она хотела вывести свое детище на уровень журналов Vogue и L'Officiel. Ей хотелось легкости и изысканности.

Эстель была ключевой фигурой в достижении ее дерзких целей. А то, что Эстель пишет сумасшедшие рассказы про сумасшедших француженок и приходит в восторг от банальных вещей… Что ж, наверное, в этом есть некий тайный смыл. Ведь Эстель была единственным в мире человеком, поддерживающим идею перевоплощения обычного литературного издания в модный литературный глянец.

‒ Это восхитительно! ‒ не уставала повторять Эстель. ‒ Ты гениальна, Изабель. Рано или поздно я непременно напишу о тебе красивый вкусный рассказ. И мы опубликуем его в нашей гламурной газете.

Да… Эстель часто поддерживала безумные идеи. Поначалу она приходила в восторг. Затем начинала строить планы. Затем снова приходила в восторг. Наконец, в ее создании созревал симпатичный бизнес-проект.

Изабель поделилась своей идей с Эстель однажды утром (кажется, именно тогда она впервые в жизни решила попробовать бланманже). Она пришла в редакцию за час до начала рабочего дня в надежде провести двадцать минут наедине с собой, упорядочить свои мысли, возможно, даже сделать утреннюю гимнастику. Однако Эстель уже была в редакции (побыть одной, послушать тишину… и не мечтай!) и выглядела чересчур вдохновленной. Она слушала музыку на айподе, ела печенье Bonne Maman и не сразу заметила, как вошла Изабель.

‒ Привет.

‒ Ой… Ты уже здесь. А я-то надеялась побыть наедине с собой. Привести в порядок свои мысли.

‒ Очень оригинально. Знаешь, раз уж ты здесь, давай обсудим творческие планы.

Эстель была рада. Она убрала айпод, отложила печенье и сделала серьезный вид.

Изабель будет обсуждать с ней творческие планы. Что может быть лучше?

‒ В общем, я планирую полностью изменить формат нашего издания.

Нашего издания? Как прекрасно, что оно так незаметно стало "нашим".

‒ Теперь это будет что-то среднее между литературной газетой и глянцевым журналом. Я хочу, чтобы мое издание читали не только интеллектуальные эмигранты, но и обычные женщины. Необязательно умные. Разные. Я даже допускаю мысль, что во время чтения они будут пить коктейль, курить или мечтать. Ну, и черт с ними. Публика не любит глубокое погружение и философию. Нам нужно быть проще.

Как и следовало ожидать, Эстель пришла в восторг. Она хотела сотрудничать с Изабель до конца своей парижской жизни.

С тех пор сотрудничество Эстель и Изабель проходило относительно спокойно. Пока однажды…

Утро началось как обычно. Эстель проснулась от лучей апельсинового солнца. Доминик собирался в поездку по Бретани. Ему предстояло развлекать семью из пятерых человек на протяжении двух дней. Был запланирован грандиозный маршрут, включающий Мон-Сен-Мишель, Канкаль и Сен-Мало и прекрасный ужин в ресторанчике на берегу. Он уже успел пробежаться по парку, сделать зарядку (в последнее время он, вроде как, стал вести здоровый образ жизни) и выпить кофе (ну, не мог он отказать себе в этом удовольствии).

Как правило, утром Доминик успевал продумать маршрут экскурсии. Он обожал мысленно смаковать детали предстоящего путешествия. Он планировал разговоры, игры и развлечения. Даже если ему предстояла нелегкая продолжительная поездка, он всегда был рад новой работе. В последнее время он начал писать путеводители. Его друг, живущий во Франции более двадцати лет, владел небольшим издательством в Лионе, специализирующимся на путеводителях по необычным местам Парижа, а также замкам, дворцам и регионам.

Эстель была рада за Доминика. Она всегда радовалась его новым проектам. Когда он начинал что-то новое, когда клиенты были в восторге от экскурсий, Доминик был счастлив. Конечно, он оставался здоровым циником при любых обстоятельствах. Но все же счастливый циник гораздо легче и приятнее в общении, нежели обычный циник.

Доминик собирался тихо, боясь разбудить Эстель.

Он не спала. Она слушала, как он собирается. Оно обожала слушать, как он собирается. Она считала звуки утренних сборов самой тонкой субстанцией в мире.

Доминик неслышно захлопнул дверь.

Эстель открыла глаза. Она улыбалась. Как это делала Мадам Бокюз. Ей предстоял день приятных открытий и маленьких радостей. Встреча с Мадам Бокюз, душевный разговор с Адель, обсуждение творческих планов с Изабель, ужин с Домиником… Что может быть приятнее?

Все утро ее не покидало ожидание чуда. Она вышла на улицу в приподнятом настроении и направилась в сторону станции RER. Дорога до Парижа (в частности до Латинского квартала) занимала около двадцати минут.

Доехав до станции Saint-Michel-Notre Dame, Эстель решила пройтись по набережной. Она дошла до скверика Рене Вивиани, присела на лавочку, вдохнула парижский воздух, прислонилась к самому старому дереву Парижа.

Мадам Бокюз сидела за стоиком на улице, пила кофе с кремом Шантийи, читала утреннюю газету. Она поприветствовала Эстель теплым взглядом.

У Мадам Бокюз все было чудесно. Ее старшая дочь планировала свадьбу. Разумеется, Мадам Бокюз была ответственной за свадебное меню. Она хотела сочинить самый вкусный и самый красивый в мире торт. Она уже знала, что ей не обойтись без малины, черники, козьего сыра (да, да, именно так) и, конечно, крема Шатийи. Она делала эскизы, тренировалась, продумывала каждую деталь.

Эстель и Мадам Бокюз совершили утренний ритуал.

Разумеется, Эстель была приглашена на свадьбу.

Эстель никогда не была на французской свадьбе. Наверняка, будет устроен праздничный пикник в лучших французских традициях. И гости будут есть торт Мадам Бокюз руками (французы, конечно, сдержанны, консервативны, но уж точно не ханжи). И все будут танцевать, шутить, веселиться. Эстель снова погрузится в мир Бокюзов. Неделя, проведенная в их деревушке под Туром со всеми вытекающими последствиями (провинциальными радостями, непринужденными беседами, кофе, вином, свежими багетами и шуршащими газетами), сотворила с ней истинное чудо: она вдруг перестала планировать свою жизнь. Все ее мысли, все ее эмоции были о настоящем. Теперь она записывала в свой заветный блокнотик лишь то, что происходило с ней здесь и сейчас (да уж, банальное выражение, но по-другому, увы, не скажешь). Если ей было хорошо, она так и писала: "Как же мне хорошо… Как здорово, что я пошла сегодня в парк, чтобы полежать на траве с классной книгой". Если она была в восторге, в ее блокноте появлялась запись: "Сегодня я в восторге. Попробовала мороженое из магнолии. И об этом просто невозможно молчать".

Эстель даже стала подумывать (разумеется, не строя планов) о том, чтобы вести блог.

В самом деле, блоги ведь не ведут только ленивые. Люди фиксируют каждую деталь своей жизни и, что удивительно, некоторые из них пользуются большой популярностью у интернет-аудитории. А ведь Эстель есть что сказать. О Франции. О Париже. Об искусстве.

А в планах больше не было необходимости. Она не думала о том, как сложится завтрашний день. Где-то на подкорках ее подсознания поселилась уверенность в том, что Вселенная даст ей подсказки для того, чтобы все сложилось наилучшим образом.

Да… Общение с Мадам Бокюз оказывало на Эстель исключительно благотворное влияние.

Эстель было предложено опробовать образцы свадебного торта. Три варианта. Три абсолютно разных варианта. Хотя основные ингредиенты (малина, черника, козий сыр и крем Шантийи) были неизменны. Она не знала, какой лучше. Все были просто божественны. Как и любое кулинарное произведение Мадам Бокюз.

Эстель смаковала свадебные торты. Как же было вкусно! Она думала, что умерла и очутилась в раю. Нет, конечно, все, что делала Мадам Бокюз, было божественно, но торт для свадьбы дочери… Здесь недопустимы огрехи и недочеты.

Мадам Бокюз читала вслух статью из утренней газеты. В одной из школ бастовали учителя. Не то что бы это было громкое событие, просто Мадам Бокюз обожала читать утреннюю газету вслух. Она делала это в одиночестве и за семейным завтраком, в кондитерской и за чашечкой кофе со своими сотрудниками.

Эстель планировала перенять у Мадам Бокюз эту чудесную французскую привычку. Чтение утреней газеты вслух заряжает бодростью, приподнимает настроение, способствует совершенствованию устной речи.

Утро с Мадам Бокюз, как всегда, прошло великолепно.

Эстель сделала пометки в своем блокноте, крепко обняла Мадам Бокюз (она делала это при каждой встрече) и направилась в сторону магазинчика Адель. Путь был неблизким, но у нее было настроение пройтись пешком.

Эстель не представляла свою жизнь без пеших прогулок по Парижу. Она могла бродить по Парижу целый день и возвращаться домой с ощущением приятной усталости. Пройтись от Латинского квартала до Монмартра было для нее в высшей степени прекрасным времяпровождением.

Эстель купила мороженое и отправилась на прогулку. День был просто чудесным: чистое небо, легкий ветер, запах розы, разлитый в воздухе (это иллюзия или здесь, в самом деле, пахнет розами?).

Когда Эстель пришла в магазинчик, Адель уже успела осчастливить утренних покупательниц и устроила себе небольшой перерыв. Она делала пошчимоттанасану. Она призывала Эстель делать это упражнение каждый день: чтобы растянуть тело, усмирить ум и привести в порядок нервную систему. Эстель следовала ее совету, однако ей не всегда удавалось расслабиться.

Во время занятий йогой Адель вела себя тихо. Она не рассказывала сумасшедшие истории, не давала советы окружающим, не высказывала свои мысли вслух.

Эстель присела рядом с Адель. Она тянулась вперед. Однако положить грудь на голени было не так просто. У Адель было потрясающе гибкое тело: она практиковала йогу с двадцати лет. Она уделяла практике минимум полчаса в день. В ее магазинчике был специальный йога-уголок. Она занималась йогой до начала рабочего дня. Она приветствовала солнце, делала баланс на руках, стояла на голове. Эти полчаса были для нее священными. Она скорее отказалась бы от чашки утреннего кофе, свежей выпечки или сырного омлета. Хотя и завтраком Адель была жертвовать не готова. Она вообще не хотела что-либо менять в своей жизни. Ее устраивало абсолютно все: и легкий беспорядок, вечно царивший в ее доме, и непокладистый характер Оливье (к чему обращать внимание на его капризы, если можно просто сделать глубокий вдох и выдох, съесть вкуснейший сэндвич с тунцом, сходить в любимую кондитерскую, посидеть в парке со стаканчиком мороженого или просто помечтать), и шумное поведение ее детей, и необходимость время от времени проводить в магазинчике по четырнадцать часов в день.

Эстель внимательно наблюдала за движениями Адель. Они были неторопливыми, чарующими и женственными. Наверное, если бы она бегала кроссы, то делала бы это так же неспешно, нежно и задумчиво. Да… Она немного похожа на Мадам Бокюз. Может, есть черты, неизбежно свойственные всем француженкам? Может, каждая французская женщина рождена для того, чтобы проживать свою жизнь в режиме замедленного действия, наслаждаться вкусной едой (и вкусной жизнью) и дарить окружающим свою любовь? Это удивительно. Ведь они (за редкими исключениями) понятия не имеют о том, что можно пользоваться качественной косметикой, дорогими духами, сочиненными их же соотечественниками, делать массаж лица. Но они прекрасны. Они красивы удивительной естественной красотой. Эстель всегда это знала. Но одно дело знать и совсем другое ‒ видеть своими глазами.

После практики Адель предложила Эстель горячий шоколад с мороженым (просто изумительное сочетание, плевать, что после йоги лучше всего есть фрукты или не есть вовсе). Они присели за столик.

Адель говорила об Оливье. Она говорила о нем задумчиво и мечтательно: словно шестнадцатилетняя девчонка о воображаемом принце. И как только ей удалось сохранить к нему трепетные чувства?

Эстель внимательно слушала Адель и записывала каждую деталь.

Оказалось, Оливье просто обожал готовить. Он делал вкуснейший гратен дофинуа и изумительный киш лорен. Порой он даже занимался виноделием (видимо, это в самом деле, в крови у всех французов, и место жительства в данном случае не имеет никакого значения). Он делал вполне сносное домашнее вино. Он боялся предлагать его кому-то, кроме Адель, но все же невероятно гордился своими винными шедеврами.

Да… у Оливье было много положительных качеств. Помимо кулинарных способностей, он мог похвастаться начитанностью и чувством стиля. К тому же он всегда был заботливым мужем и отцом. Дочки были для него принцессами. Он водил их на прогулки, делал им подарки, баловал их сладостями и играми. И он всегда поддерживал Адель во всех ее начинаниях. Когда она сказала, что хочет открыть свой магазинчик, он похлопал ее по плечу и откупорил бутылку Mercier. Он не сказал ни слова. Но она поняла, что всегда может рассчитывать на его поддержку. Когда она стала заниматься йогой по утрам, он купил ей лучший в мире коврик для йоги. Когда он узнал, что она беременна третьим ребенком, он купил ей килограмм дынного мороженого.

Эстель провела в магазинчике почти целый день.

Вечером ей позвонила Изабель.

‒ Ты где? ‒ взволнованно спросила она.

‒ У Адель.

‒ Ты что, там прописалась? Дуй в редакцию. Есть разговор.

Изабель была на взводе. Наверное, она собиралась поговорить о чем-то важном.

Эстель поблагодарила Адель за теплый прием.

Она вышла из магазинчика и снова вдохнула парижский воздух. И ей снова предстояла долгая пешая прогулка.

Она зашла в Léon de Bruxelles на бульваре Итальянцев. Там подавали изумительные сырные крокеты. Если полить из лимонным соком и запить бокалом сухого вина (не бельгийского пивного напитка, а именно сухого вина), можно на несколько секунд оказаться в эдеме. Крокеты были любимой закуской Эстель (неважно, что придумали их не французы). И хотя в бельгийской забегаловке можно было заказать гору устриц, жаренные мидии или тунцовый паштет, Эстель хранила верность крокетам.

Когда Эстель добралась до редакции, на улице уже стемнело.

Изабель сидела в кресле и жадно ела лимонную тарталетку. Она листала новый выпуск газеты. В ее глазах было сомнение и недовольство: наверное, она не была в восторге от истории Месье и Мадам Бокюз. Что ж, этого следовало ожидать. Она изначально не видела смысла в публикации сладкой романтической истории, полной любви и чудес. Ее мнение не изменилось. Но это ерунда.

‒ Я уже думала, на тебя вампиры напали.

‒ Нет. Не напали.

‒ Садись.

Эстель присела в соседнее кресло. Она была немного взволнована. О чем Изабель хотела поговорить? И почему она ест пирожное на ночь?

‒ Я уезжаю из Парижа.

‒ Что?

‒ В Марсель. Моего мужа отправляют туда по работе. Мы поживем там несколько месяцев. Может, несколько лет. Пока точно не знаю. Но думаю, это к лучшему. Буду загорать, купаться, есть дыньки.

Изабель улыбалась. Похоже, мысли о предстоящем переезде доставляли ей удовольствие. Она словно отпустила напряжение и погрузилась в сладостные мечты о будущем. Наверное, она строила планы, представляла, какой будет ее новая квартирка и как можно будет добраться до пляжа, что она будет есть на завтрак и понравится ли мужу на новом месте. Да… Изабель пребывала в состоянии блаженства. Эстель никогда не видела ее расслабленной и умиротворенной. Но, очевидно, в жизни каждого человека происходят события, меняющие характер, мировоззрение, мироощущение и мировосприятие. Возможно, Изабель была рождена для того, чтобы жить в Марселе, загорать и есть дыньки. И кстати, загар, наверняка, прекрасным образом пристанет к ее коже, и она будет выглядеть бодрой и отдохнувшей.

‒ Тут еще кое-что. Я беременна.

Эстель была в шоке. Изабель? Женщина, всегда пребывающая в нервном возбуждении? Беременна? И к тому же счастлива и расслаблена? Все же в мире есть место маленьким чудесам.

Она подошла к Изабель и нежно поцеловала ее в щечку.

‒ Я понятия не имею, что положено говорить в данной ситуации, но я за тебя безумно рада.

‒ Если честно, я не поняла, каким образом это случилось. Не с технической точки зрения. А вообще… Мы ведь не планировали ребенка. Мы даже никогда не поднимали эту тему. Но это случилось. Не представляю, что теперь будет.

‒ Я скажу тебе, что будет. Ты станешь мамой.

‒ Придется оставить работу на время.

‒ Ну, и черт с ней.

‒ А вот и нет. Я не могу послать к черту свою работу. Я ведь вложила в эту газету столько сил и энергии. И я намерена вывести ее на новый уровень. Я хочу, чтобы в мое отсутствие кто-то осуществлял мои планы. И я хочу, чтобы этим кем-то была ты.

‒ Серьезно?

‒ Да. Более подходящей кандидатуры я все равно не найду. К тому же, ты в курсе моих творческих замыслов. И я уверена, в ближайшее время ты опубликуешь новые рассказы о французских женщинах. Если честно, я в восторге от твоих историй. Ты чувствуешь самые тонкие грани бытия. Наверное, это здорово. У тебя есть свой стиль. И он удивительный.

Эстель была готова расплакаться. Изабель впервые в жизни говорила ей приятные вещи. И она предлагала ей что-то новенькое.

‒ Я буду на связи. Будем каждый день обсуждать дела и творческие планы. Ты согласна?

‒ Конечно. Я буду рада.

Эстель, действительно, была рада. Она станет главным редактором литературной газеты Парижа, объединяющих людей, думающих по-русски. Она будет искать новых героинь. Будет наблюдать, записывать и восхищаться. Будет наслаждаться французской жизнью. И она выведет газету на новый уровень! Ее рассказы станут лучшей основой для гламурно-литературного издания. А ее зарисовки прекрасным образом дополнят ее истории.

‒ Знаешь, я бы лучше поехала на север. В Руан или Канкаль. Я плохо переношу жару. А там никогда не бывает жарко. И еще я обожаю морепродукты.

‒ Знаешь, я какое-то время жила в Руане.

‒ Ты не рассказывала. Ну, и как тебе?

‒ Милый уютный городок. Идеально подходит для неспешной французской жизни.

‒ В общем, я в тебя верю. У тебя все получится. Если возникнут трудности, я всегда могу приехать в Париж. Ну, или ты приедешь в Марсель. Не зря же придумали поезда.

‒ Это точно. Знаешь, я сейчас не смогу описать, насколько рада твоему предложению.

‒ И не надо. Я терпеть не могу сентиментальные речи.

‒ Да… В любом случае: спасибо.

‒ Не за что.

Изабель достала из тумбочки красный апельсин.

‒ Я думаю, тебе не стоит есть апельсины, ‒ неожиданно для себя сказала Эстель.

Она понятия не имела, откуда в ее голове взялась эта информация. Она просто почувствовала, что Изабель не стоит есть апельсины.

Изабель была немного расстроена. Она аккуратно положила апельсин обратно в тумбочку.

Было уже поздно. На улицах начиналась вечерняя жизнь. Кто-то шел в ресторанчик праздновать день рождения или годовщину свадьбы (до чего славно сидеть на летней верандочке, пить домашнее вино и макать кусочки свежего багета в горячее сырное фондю!), кто-то читал вечернюю газету (до чего прекрасно, что после рабочего дня можно немного расслабиться, окунувшись в реально-виртуальный мир новостей да еще и запить полученную информацию свежим капучино), кто-то неспешно прогуливался по набережной Турнель. Словом, вечер был выдержан в лучших традициях, и Эстель не терпелось вдохнуть аромат вечернего Парижа.