Электронная библиотека » Анна Гавальда » » онлайн чтение - страница 4

Текст книги "Просто вместе"


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 04:52


Автор книги: Анна Гавальда


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Он ваш друг?

– Боже, конечно, нет! Я нашел его по объявлению, у кассы в булочной, что напротив, висел листочек: Молодой повар из ресторана «Vert Galant» снимет комнату, чтобы отдыхать там днем во время перерыва. Сначала он действительно приходил всего на несколько часов в день, а потом… в общем, он теперь тут живет.

– Вас это раздражает?

– Вовсе нет! Я даже сам это предложил… Понимаете, квартира несколько великовата для меня… И потом, он все умеет. Я даже лампочку поменять не могу, так что… А он мастер на все руки и отъявленный прохвост, клянусь честью… С тех пор как он здесь поселился, моя плата за электричество тает, как зимний снег на весеннем солнце…

– Он подкрутил счетчик?

– Да ему это раз плюнуть… Не знаю, какой он повар, но руки у него золотые. А поскольку в моем доме все давным-давно пришло в негодность… Нет… Он мне действительно очень нравится… Мы никогда толком не разговаривали, но у меня создалось впечатление, что он… Впрочем, я ни в чем не уверен… Порой у меня возникает ощущение, что я живу под одной крышей с монстром…

– Как в «Чужом»?

– Что, простите?

– Неважно. Проехали.

Поскольку Сигурни Уивер никогда не имела дела с королем, Камилла предпочла не углубляться…


Убирались они вместе. Увидев крошечную раковину, Филибер начал умолять Камиллу позволить ему самому вымыть посуду. Его музей по понедельникам закрыт, и делать ему завтра совершенно нечего…


Они церемонно распрощались.

– В следующий раз поужинаем у меня…

– С удовольствием.

– Увы, у меня камина нет…

– Неважно! Не всем повезло заиметь коттедж в Париже…

– Камилла…

– Да?

– Будьте осторожны, хорошо?

– Я постараюсь. Но и вы, Филибер…

– Я… Я…

– Что?

– Я должен вам признаться… Знаете, я ведь работаю не совсем в музее… Скорее, рядом с музеем… В магазинчике, так сказать… Я… Я продаю открытки…

– А я, знаете ли, работаю не совсем в офисе… И тоже, скорее, рядом… Я уборщица…


Они обменялись понимающими улыбками и расстались совершенно сконфуженные.

Оба были смущены, но на душе у каждого полегчало.

Этот ужин à la russe очень удался.

12

– Что за звуки?

– Не обращай внимания, это старина Дюдюш…

– Да что он там делает? Можно подумать, собрался на кухне потоп устроить…

– Говорю тебе: плюнь, нас это не касается… Иди-ка сюда, поближе…

– Нет, оставь меня.

– Да ладно тебе… Не дуйся… Ты чего майку не снимаешь?

– Холодно.

– Ну иди, не ломайся.

– Какой он странный.

– Совсем чокнутый… Видела, как оделся «на выход»? Трость и шляпа эта клоунская… Я даже подумал, он на маскарад намылился…

– И куда же он шел?

– По-моему, на свидание…

– С девушкой?!

– Вроде, хотя я не уверен… Забудь… Давай повернись, черт…

– Отвянь.

– Эй, Орели, ты меня достала…

– Аурелия, а не Орели.

– Аурелия, Орели – один черт. Ладно… А носки ты тоже на ночь не снимаешь?

13

Наплевав на строжайший запрет – strictly forbidden, – Камилла складывала одежду на ригеле камина, валялась в постели до упору, одевалась под одеялом и согревала пуговицы на джинсах в ладонях, прежде чем натянуть их на себя.

Пластиковый уплотнитель мало чем помог, и ей пришлось перетащить матрас на другое место, чтобы уберечь голову от чудовищного сквозняка. Теперь она спала у самой двери, так что выйти и войти было проблемой. Она то и дело тягала тюфяк туда-сюда, если требовалось сделать три шага по комнате. Что за убожество, думала она, ну что за убожество… В конце концов она все-таки сломалась и начала писать в умывальник, держась за стену, потому что не рисковала трогать эту рухлядь. А уж о ее «турецких омовениях» лучше вообще умолчать…


Итак, она ходила грязной. Ну, может, грязной это сильно сказано, но не такой чистой, как обычно. Один или два раза в неделю она отправлялась к Кесслерам – когда была уверена, что их нет дома. Она знала расписание их экономки, которая всякий раз с тяжелым вздохом выдавала ей большое махровое полотенце. Все всё понимали. На прощанье ее всегда одаривали чем-нибудь вкусным или вручали еще одно теплое одеяло… Но однажды Матильда поймала ее на месте преступления, когда она сушила феном волосы.

– Не хочешь вернуться и пожить здесь какое-то время? Твоя комната свободна…

– Нет, спасибо, спасибо вам обоим, у меня все хорошо. Правда…

– Ты работаешь?

Камилла закрыла глаза.

– Да, да…

– Над чем? Тебе нужны деньги? Дай нам что-нибудь, Пьер заплатит аванс, ты же знаешь…

– Не могу. У меня нет ничего готового…

– А те картины, которые хранятся у матери?

– Не знаю… Их нужно разобрать… Не хочется возиться…

– Может, автопортреты?

– Они не продаются.

– Что именно ты сейчас делаешь?

– Так, всякие пустяки…

– Ты ходила на набережную Вольтера?

– Пока нет.

– Камилла…

– Да?

– Не хочешь выключить этот проклятый фен? Чтобы мы друг друга слышали…

– Я спешу.

– Чем ты на самом деле занята?

– Что ты имеешь в виду?

– Твою жизнь, конечно… Что за жизнь ты сейчас ведешь?


Чтобы никогда больше не отвечать на подобные вопросы, Камилла кубарем скатилась по лестнице и толкнула дверь первой попавшейся на пути парикмахерской.

14

– Побрейте меня, – попросила она молодого парикмахера, глядя на его отражение в зеркале.

– Не понял…

– Я хочу, чтобы вы побрили мне голову.

– Под «ноль»?

– Да.

– Нет. Я не могу этого сделать…

– Конечно, можете. Берите машинку – и вперед.

– Нет. Здесь вам не армия. В нашем заведении такого не делают… Так, Карло?

Карло за кассой читал «Tierce Magazine»[6]6
  Газета, посвященная скачкам и собачьим бегам.


[Закрыть]
.

– Чего тебе?

– Вот, девушка хочет побриться наголо…

Карло махнул рукой, что означало «А мне плевать, я только что потерял десять евро в седьмом заезде, так что не доставайте…».

– Пять миллиметров…

– То есть?

– Я оставлю пять миллиметров, иначе вы за порог выйти не сможете.

– У меня есть шапочка…

– А у меня – принципы.

Камилла улыбнулась ему, кивнула в знак согласия и почувствовала, как лезвие со скрипом скользнуло по затылку. Пряди волос падали на пол, а она смотрела, как в зеркале появляется довольно странная личность. Она ее не узнавала и уже не помнила, как она выглядела минутой раньше. Плевать она на это хотела. Зато теперь будет меньше проблем с душем на лестничной клетке, и это единственное, что имеет значение.


«Ну что, – окликнула она свое отражение в зеркале, – ты этого хотела? Избавиться от проблем, пусть даже изуродовав и потеряв саму себя, лишь бы никогда и никому ничем не быть обязанной?

Нет, серьезно… Так обстоит дело?»

Она провела ладонью по своему колючему черепу, и ей захотелось плакать.


– Нравится?

– Нет.

– Я вас предупреждал…

– Знаю.

– Они отрастут…

– Вы думаете?

– Уверен.

– Еще один ваш принцип…

– Могу я попросить у вас ручку?

– Карло…

– Ммм…

– Девушке нужна ручка…

– Мы принимаем чеки начиная с пятнадцати евро…

– Да нет, ей для другого…

Камилла взяла свой блокнот и нарисовала то, что отражалось в зеркале.


Лысая девица с жестким взглядом, держащая в руке карандаш разочарованного любителя скачек, за которой с любопытством наблюдает опирающийся на ручку метлы парикмахер. Она поставила под рисунком дату и встала, чтобы расплатиться.

– Это я, вот там?

– Да.

– Черт, вы классно рисуете!

– Пытаюсь…

15

Санитар – не тот, что приезжал в прошлый раз, Ивонна бы его узнала – как заведенный болтал ложечкой в своей чашке с кофе.

– Слишком горячий?

– Простите?

– Кофе… Он что, слишком горячий?

– Нет-нет, все хорошо, не беспокойтесь. Я должен составить отчет…

Полетта замерла в прострации на другом конце стола. Ее песенка была спета.

16

– У тебя были вши? – поинтересовалась Мамаду.

Камилла надевала халат. Разговаривать ей не хотелось. Внутри опять булыжники, собачий холод на улице, все как-то зыбко.

– Ты что, дуешься на меня?

Она помотала головой, достала из подсобки свою тележку и направилась к лифтам.

– Ты на шестой?

– Топ-топ…

– А почему на шестом всегда убираешься именно ты? Это неправильно! Нельзя поддаваться! Хочешь, я поговорю с главной? Сама знаешь, мне плевать, пусть орет сколько влезет. Меня не проймешь.

– Спасибо, не стоит! Мне все едино – что шестой, что любой другой.


Девушки не любили убираться на шестом потому, что там находились кабинеты начальства и закрытые офисы. В других помещениях – Бредарша называла их «открытыми пространствами» – порядок наводился быстрее и проще. Достаточно было выбросить мусор из корзинок, расставить кресла вдоль стен и пройтись разок пылесосом. Там даже можно было особо не церемониться с мебелью – ей все равно место на свалке.


На шестом же этаже для каждой комнаты существовал набивший оскомину ритуал: выбросить мусор, вымыть пепельницы, освободить бумагорезки, протереть столы, не сдвигая при этом ни одной хреновины, да еще убрать прилегающие комнаты и секретарские предбанники. Эти девицы клеили куда ни попадя листочки с пожеланиями-повелениями, как будто обращались к собственной прислуге, хотя вряд ли у себя дома могли позволить себе такую роскошь… Сделайте то, сделайте сё, в прошлый раз вы передвинули лампу и кое-что сломали, и ля-ля-тополя… Подобные замечания страшно раздражали Карину и Самию, но абсолютно не колыхали Камиллу. Если тон записки был слишком уж резким, она делала внизу приписку: Моя не понимать по-французски – и приклеивала бумажку на экран компьютера.


На нижних этажах обитатели кабинетов – «белые воротнички» – худо-бедно, но наводили у себя порядок, а на шестом, очевидно, считалось особым шиком разбрасывать вещи, демонстрируя крайнюю степень усталости и нежелание покидать рабочее место и вместе с тем как бы напоминая, что хозяева могут в любой момент вернуться за свой стол, к исполнению своих обязанностей у Штурвала Управления Миром. Что ж, семь футов вам под килем, ребята, вздыхала Камилла. Пусть так… У каждого свои заморочки… Но один из этих типов, сидевший в последнем по левой стене кабинете, начал ей надоедать. Может, он и был большим начальником, но при этом оставался порядочной свиньей. Не кабинет, а настоящий свинарник, демонстрирующий полное презрение к окружающим.


Десятки, а может, и сотни раз она автоматически выбрасывала бесчисленные стаканчики, где плавали окурки, и собирала с пола огрызки недоеденных бутербродов, но сегодня вечером она решила, что хватит. Собрав все «отходы жизнедеятельности» этого типа – полоски использованного пластыря с прилипшими волосками, сопливые бумажные носовые платки, старую жвачку (он приклеивал ее к пепельнице), горелые спички и обрывки бумаги, – она сложила все в кучку на дивной красоты бюваре из кожи зебу и оставила записку: Мсье, вы свинья! Я настаиваю, чтобы отныне вы соблюдали в кабинете чистоту.

P. S.: Взгляните под ноги, и вы увидите столь удобную вещь, которую называют корзиной для мусора… Она дополнила текст злой карикатурой, на которой поросенок в костюме-тройке заглядывал под стол, выясняя, что же под ним такое спрятано. Закончив, Камилла спустилась вниз помочь подругам в холле.

– Ты чего так развеселилась? – удивилась Карина.

– Да так.

– Чудная ты девка…

– Что у нас на очереди?

– Лестницы В…

– Опять? Да мы же их только что вымыли!

Карина пожала плечами.

– Ну ладно… Так что, идем?

– Нет. Нужно дождаться СуперЖози, она сделает сообщение…

– На тему?

– Без понятия. Вроде как мы слишком много материала расходуем…

– Надо же… На днях, помнится, она говорила прямо противоположное… Я пойду покурю на улице, присоединишься?

– Слишком холодно…

Камилла вышла одна, прислонилась к фонарю.

«…02-12-03…00.34… -4 °C…» Светящиеся цифры бежали по верху витрины «Оптики» на противоположной стороне улицы.

Тут-то она и поняла, что ей следовало ответить Матильде Кесслер, когда та с ноткой раздражения в голосе спросила, на что похожа ее нынешняя жизнь.


«…02-12-03… 00.34… -4 °C…»

Вот.

Именно на это.

17

– Да знаю я! Прекрасно все знаю! Зачем вы так драматизируете? Ведь ничего страшного не случилось.

– Послушай-ка меня, малыш, для начала смени тон, не тебе меня учить. Я почти двенадцать лет ею занимаюсь, прихожу проведать по несколько раз в неделю, отвожу в город, забочусь. Двенадцать лет, понимаешь? До сегодняшнего дня ты не слишком стремился поучаствовать… Ты мне даже спасибо ни разу не сказал. Тебе и в голову не пришло меня поблагодарить, даже в тот раз, когда я нашла твою бабушку и отвезла ее в больницу, а потом навещала каждый день. Хоть бы раз позвонил, хоть бы один цветок прислал… Ладно, в конце концов, я делаю это не для тебя, а ради Полетты. Твоя бабушка – замечательная женщина… Она хороший человек, понимаешь? Я тебя не осуждаю, мой мальчик, ты молод, у тебя своя жизнь, ты далеко живешь, но знаешь, иногда мне бывает очень трудно. У меня ведь семья, свои заботы и проблемы со здоровьем, и вот я говорю открытым текстом: пора тебе взять ответственность на себя…

– Хотите, чтобы я изуродовал ей жизнь, сдав на живодерню только потому, что она кастрюльку забыла на огне, да?

– Прекрати! Ты говоришь о ней так, словно она не человек, а собака!

– Да не о ней я говорю, не о ней, и вы прекрасно все понимаете! Сами знаете: если я помещу ее в дом престарелых, она этого не перенесет! Черт! Забыли, какой спектакль она устроила в последний раз?!

– Разве обязательно быть таким грубым?

– Извините, мадам Кармино, извините меня… У меня в голове все перепуталось… Я… Я не могу так с ней поступить, понимаете? Это все равно что убить ее…

– Если Полетта останется одна, она сама себя убьет…

– Ну и что? Может, так будет лучше?

– Ты смотришь на это по-своему, но я с тобой согласиться не могу. Не появись почтальон, дом сгорел бы, и проблема в том, что в следующий раз почтальона рядом может не оказаться… Как и меня, Франк… Как и меня… Дело зашло слишком далеко… Ответственность слишком велика… Всякий раз, направляясь к вам в дом, я со страхом спрашиваю себя, что меня там ждет, а в те дни, когда я у вас не бываю, мне не удается заснуть. Когда я звоню ей, а она не подходит, мне становится плохо, и я в конце концов всегда еду проверить, все ли в порядке. То, что с ней случилось, совсем выбило ее из колеи, она стала другим человеком. Весь день ходит в халате, не ест, молчит, не читает почту… Вчера я обнаружила ее в саду в одной комбинации… Бедняжка промерзла до костей… Я не живу, я все время жду беды… Нельзя оставлять ее в таком положении… Нельзя. Ты должен что-нибудь предпринять…

– …

– Франк? Ты слышишь меня, Франк?

– Да…

– Ты должен смириться, мой мальчик…

– Нет. Я помещу ее в богадельню, потому что у меня нет выбора, но не просите меня смириться, этого я сделать не могу.

– Псарня, умиральня, богадельня… Почему бы тебе не называть это место «пансионом»?

– Потому что я знаю, чем все закончится…

– Не говори так, есть очень хорошие дома для престарелых. Мать моего мужа…

– А вы, Ивонна? Не могли бы вы взять уход за ней на себя? Я буду вам платить… Сколько скажете…

– Спасибо, мальчик, но я слишком стара. Я просто не могу взвалить на себя такую ответственность, мне ведь нужно ухаживать за Жильбером… А потом, Полетта должна быть под наблюдением врача…

– Я думал, вы подруги.

– Так и есть.

– Она ваш друг, но вы не моргнув глазом толкаете ее в могилу…

– Немедленно возьми свои слова назад, Франк!

– Все вы одинаковы… Вы, моя мать, да и все остальные! Говорите, что любите, но как только доходит до дела, линяете…

– Прошу тебя, не ставь меня на одну доску со своей матерью! Только не это! Какой же ты неблагодарный, мой мальчик… Неблагодарный и злой!

Она повесила трубку.

Было всего три часа дня, но Франк знал, что не заснет.

Он выдохся.

Он стукнул кулаком по столу, долбанул по стене, пнул все, что оказалось в пределах досягаемости…

Надел спортивный костюм и отправился бегать, но вынужден был приземлиться на первую же скамейку.


Сначала он слабо вскрикнул, будто его ущипнули, и вдруг почувствовал, что разваливается на части. Задрожал весь с головы до ног, в груди что-то защемило и прорвалось громким рыданием. Он не хотел, не хотел, будь все трижды проклято, но справиться с собой не мог. Он плакал, как ребенок, как несчастный дурак, как человек, собравшийся закопать в землю единственное в этом гребаном мире существо, любившее его. И которое любил он сам.

Он весь съежился, раздавленный горем, весь в слезах и соплях.

Когда он наконец понял, что ничего не может с собой поделать, он обмотал свитер вокруг головы и скрестил на груди руки.


Ему было больно, холодно и стыдно.

Он стоял под душем, закрыв глаза и подставив лицо, пока не кончилась горячая вода. Он боялся взглянуть на свое отражение в зеркале и порезался, бреясь вслепую. Он не хотел ни о чем думать. Не сейчас. Ему с трудом удалось взять себя в руки, и стоит хоть чуть-чуть дать слабину, как снова тысячи воспоминаний хлынут в голову. Свою бабулю он никогда в жизни не видел ни в каком другом месте, кроме этого дома. Утром в саду, все остальное время – на кухне, а вечером – сидящей у его кровати…


Ребенком он страдал бессонницей, а когда засыпал, ему снились кошмары, он кричал, звал бабушку, клялся, что, стоит ей закрыть дверь, как его ноги проваливаются в дыру и ему приходится цепляться за спинку кровати, чтобы удержаться и не упасть в эту дыру. Учителя рекомендовали Полетте показать мальчика психологу, соседи сочувственно качали головами и советовали отвести Франка к костоправу, чтобы тот поставил ему мозги на место. Муж Полетты, дед Франка, каждый раз пытался помешать ей бежать по первому зову в комнату внука. «Ты его балуешь! – так он говорил. – Именно ты его портишь! Пусть поноет – меньше будет писаться и в конце концов заснет, вот увидишь…»

Она всегда со всеми соглашалась, но делала по-своему. Наливала ему стакан подслащенного молока с капелькой апельсинового ликера, поддерживала голову, пока он пил, а потом садилась на стул рядом с его кроватью. Совсем рядом, у изголовья. Сидела, скрестив руки, вздыхала, а потом задремывала вместе с ним. Часто даже раньше него. Это было неважно: раз она тут, с ним, значит, все в порядке и он может вытянуть ноги…


– Предупреждаю, горячая вода кончилась… – процедил Франк.

– Как это неприятно… Я так смущен, ты…

– Да прекрати ты извиняться, черт тебя побери! Это я всю ее вылил, понятно? Я. Так что кончай извиняться!

– Прости, я не думал, что…

– Вот ведь идиотство… Ладно, если тебе в кайф терзать себя и терпеть, чтобы об тебя вытирали ноги, – дело твое…


Он вышел из комнаты и отправился гладить свою форму. Придется купить несколько новых форменных курток. Ему не хватает времени. Хронически не хватает. Ни на что не хватает, будь оно все трижды неладно!

У него был всего один свободный день в неделю, и он не станет проводить его в богадельне где-нибудь в тьмутаракани в обществе хныкающей бабки!


Филибер уже расположился в кресле со своими грамотами и гербами.

– Филибер…

– А?

– Слушай… э… Извиняюсь, что наорал на тебя, я… У меня неприятности, я на пределе, да к тому же устал как собака…

– Пустяки…

– Да нет, это важно.

– Важно, знаешь ли, другое: нужно говорить «извини меня», а не «извиняюсь». Ты не можешь извинять сам себя, с лингвистической точки зрения это некорректно…

Франк ошарашенно взглянул на него и покачал головой.

– Знаешь, ты и правда странный тип…

Уже стоя в дверях, он обернулся и буркнул:

– Эй… Залезь в холодильник, я там кое-что приволок. Кажется, это утка…


«Спасибо» Филибера повисло в пустоте. Наш гонщик стоял у выхода и ругался, как ломовой извозчик, – никак не мог найти свои ключи.


Он молча отработал смену, не моргнул глазом, когда шеф демонстративно забрал у него из рук кастрюльку, и только зубами скрипнул, когда официант вернул недостаточно прожаренное утиное филе, а потом принялся с такой силой драить плиту, как будто хотел снять с нее стружку.


Кухня опустела. Он сидел в углу и листал «Moto Journal», поджидая своего дружка Кермадека, пока тот считал скатерти и салфетки. Тот наконец заметил его и мотнул головой в его сторону: мол, ты чего, старина?


Лестафье закинул голову назад и приложил палец к губам.

– Уже иду. Мне осталось всего ничего.

Они собирались сделать круг по барам, но Франк вусмерть нажрался уже во втором по счету.

Этой ночью он снова провалился в дыру. Не в ту, детскую. Совсем в другую.

18

– Я… это… Ну… я хотел извиниться… Попросить у вас…

– Что ты хотел у меня попросить, мой мальчик?

– Прощения…

– Да я давно тебя простила… Ты ведь сам не верил в то, что тогда говорил, но все же будь поосторожнее. Надо бережнее относиться к людям, которые к тебе расположены… В старости сам убедишься, что таких совсем мало…

– Знаете, я думал о том, что вы мне вчера сказали, и понял – чтоб у меня язык отсох! – что вы правы…

– Конечно, я права… Я хорошо знаю стариков – знаешь, сколько их вокруг меня…

– Ну тогда, э…

– В чем дело?

– А в том, что мне некогда всем этим заниматься – искать место и все такое…

– Хочешь, чтобы я взяла хлопоты на себя?

– Знаете, я могу заплатить…

– Не начинай снова грубить, дурачок. Я все сделаю, но сказать ей должен ты. Тебе придется объяснить Полетте ситуацию…

– Вы пойдете со мной?

– Пойду, если хочешь, но ей и так прекрасно известно мое мнение на этот счет… Я ее давно настраиваю…

– Нужно подыскать что-нибудь классное, так ведь? Чтобы комната была хорошая и чтобы обязательно парк…

– Знаешь, это будет очень дорого стоить…

– Насколько дорого?

– Больше миллиона в месяц…

– Ох… погодите, Ивонна, вы в каких деньгах считаете? У нас теперь евро в ходу…

– Ах да, евро… Ну а я уж как привыкла, так и считаю, и за хороший интернат придется выложить больше миллиона старых франков в месяц…

– …

– Франк…

– Это… это все, что я зарабатываю…

– Тебе следует зайти в собес и попросить пособие, узнать, какая пенсия была у твоего деда, и подать документы в Совет на помощь, выделяемую иждивенцам и инвалидам.

– Но… Она ведь не инвалид…

– Может, и так, но ей придется разыграть спектакль, когда они пришлют инспектора. Полетта не должна выглядеть слишком бодрой, иначе вы почти ничего не получите…

– О черт, вот ведь хрень какая… Простите.

– Я заткнула уши.

– Я никогда не сумею заполнить все эти бумажки… Может, расчистите для меня площадку, хоть чуть-чуть?

– Не волнуйся, в следующую пятницу я буду в Клубе, уверена, все получится!

– Спасибо, мадам Кармино…

– Да не за что… Это самое малое, что я…

– Ладно, ладно, мне пора на работу…

– Я слышала, ты теперь шеф-повар?

– Кто вам сказал?

– Госпожа Мандель…

– А…

– Она до сих пор не забыла кролика по-королевски, которого ты приготовил для них в тот вечер…

– Не помню.

– Зато она помнит, уж ты мне поверь! Скажи-ка, Франк…

– Да?

– Я знаю, это не мое дело, но… Твоя мать…

– Что моя мать?

– Не уверена, но, возможно, нужно с ней связаться… Она могла бы взять часть расходов на себя…

– Теперь уже вы грубите, Ивонна… И не потому, что вы плохо ее знаете…

– Люди иногда меняются…

– Не она.

– …

– Только не она… Ладно, я уже опаздываю, пошел…

– До свидания, мой мальчик.

– И…

– Да?

– Постарайтесь найти что-нибудь подешевле, ладно?

– Посмотрю, что удастся сделать, и сообщу тебе.

– Спасибо.

В тот день стоял такой холод, что Франк был даже рад вернуться на раскаленную кухню к своим каторжным обязанностям. Шеф пребывал в хорошем расположении духа. От посетителей отбою не было, кроме того, он только что узнал, что в одном из журналов вскоре будет напечатан положительный отклик на его заведение.

– В такую погоду, дети мои, будет спрос на фуа гра и хорошее вино! Конец салатам, зелени и прочей ерунде! Баста! Мне нужны красивые и сытные блюда, и я хочу, чтобы клиенты уходили от нас «тепленькими»! За дело! Подбавьте жару, дети мои!

19

Камилла с трудом спускалась по лестнице. Все тело ломило, голова раскалывалась от чудовищной мигрени. Словно кто-то воткнул нож ей в правый глаз и медленно проворачивал его при каждом движении. На первом этаже ей пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Ее била дрожь, она задыхалась и уже собралась было вернуться, но поняла, что просто не сумеет сейчас вскарабкаться на восьмой этаж, уж лучше она потащится на работу. В метро она по крайней мере сможет сесть…


Во дворе она столкнулась с медведем. Это оказался ее сосед, облаченный в длинную шубу.

– О, простите, мсье, – извинился он, – я… – Он поднял глаза. – Камилла, это вы?

У нее не было сил отвечать, и она проскользнула у него под рукой.

– Камилла! Камилла!

Она уткнулась лицом в шарф и ускорила шаг. От проделанного усилия у нее мгновенно закружилась голова, и ей пришлось прислониться к билетному автомату.

– Камилла, вы в порядке? Боже мой, но… Что вы сделали с волосами? И как ужасно вы выглядите… Просто чудовищно! А ваши волосы? Ваши чудесные волосы…

– Мне нужно идти, я уже опаздываю…

– Но на улице собачий холод, дорогая! Почему вы без шапки, так можно умереть. Возьмите хотя бы мою…

Камилла попыталась улыбнуться.

– Она тоже принадлежала вашему дяде?

– Черт побери, конечно, нет! Скорее, прадеду – тому, который был рядом с маленьким генералом, во время русской кампании…

Он нахлобучил шапку ей на голову.

– Хотите сказать, эта штука побывала под Аустерлицем? – попыталась пошутить Камилла.

– Именно так! И на Березине, увы, тоже… Как вы бледны… Уверены, что хорошо себя чувствуете?

– Просто немного устала…

– Скажите, Камилла, у вас наверху не слишком холодно?

– Не знаю… Ладно, я… Я пойду… Спасибо за шапку.

В вагоне метро ее развезло от тепла, она заснула и проснулась только на конечной. Пересев на поезд, идущий в обратном направлении, она надвинула медвежью папаху на глаза, чтобы вволю поплакать от отчаяния и усталости. До чего отвратительно вонял этот старый мех…


Когда она наконец вышла на нужной станции, холод мгновенно пробрал ее до костей, и она вынуждена была присесть на скамейку на автобусной остановке, а потом прилегла и стала просить парня, стоящего рядом, найти ей такси.


Она доползла до своей комнаты и рухнула на матрас. У нее не было сил даже раздеться. В какое-то мгновение она подумала, что сейчас умрет. Кто об этом узнает? Кого это огорчит? Кто ее оплачет? У нее был жар, ее трясло, пот заливал тело, мгновенно превращаясь в ледяной саван.

20

В два часа ночи Филибер встал, чтобы попить воды. Кафельный пол на кухне был ледяным, ветер злобно бился в окно. Он постоял, глядя на пустынный проспект и бормоча под нос обрывки детских стишков… Вот u пришла зима, убийца бедняков… Термометр за окном показывал – 6°, и он не мог не думать о маленькой женщине наверху. Интересно, спит она или нет? И что бедняжка сотворила со своей прической?


Он должен был что-то сделать. Потому что не мог просто так ее там оставить. Но и решиться на что-либо было нелегко – ведь его воспитание, его хорошие манеры, его деликатность, наконец…

Прилично ли беспокоить девушку среди ночи? Как она это воспримет? И потом, возможно, она не одна… А если она лежит в постели? О нет… Об этом он предпочитал даже не думать… Ангел и дьявол бранились друг с другом на соседней подушке – точь-в-точь как в комиксах о Тентене[7]7
  Тентен – герой бельгийских комиксов, созданных в 1929 г.


[Закрыть]
.

Впрочем… Персонажи выглядели несколько иначе…

Промерзший ангел говорил: «Послушайте, да она же умирает там от холода, эта малышка…», а другой отвечал, сложив крылья: «Знаю, друг мой, но так не поступают. Вы проведаете ее завтра утром. А теперь спите, прошу вас».

Он выслушал их перепалку, не вмешиваясь, перевернулся с бока на бок десять, нет – двадцать раз, потом попросил их умолкнуть и в конце концов отнял у болтунов подушку, чтобы не слышать их голосов.


В три часа пятьдесят четыре минуты он начал искать в темноте свои носки.


Полоска света под ее дверью придала ему мужества.

– Мадемуазель Камилла… – совсем тихо произнес он. И повторил чуть громче:

– Камилла? Камилла? Это Филибер…

Ему никто не ответил. Он сделал последнюю попытку, прежде чем отправиться восвояси. Он был уже в конце коридора, когда до него донесся какой-то полузадушенный всхлип.

– Камилла, вы там? Я беспокоился о вас и… Я…

– … Дверь… открыта… – простонала она.

В ее каморке стоял лютый холод. Он с трудом протиснулся в дверь: мешал матрас, тут же споткнулся о кучу тряпок и опустился на колени. Приподнял одно одеяло, потом другое, старую перинку и обнаружил наконец ее лицо. Она была вся в поту.

Он положил ладонь ей на лоб.

– Да у вас высоченная температура! Вы не можете здесь оставаться… И одной вам быть нельзя… А где ваш камин?

– … не было сил передвинуть…

– Вы мне позволите забрать вас отсюда?

– Куда?

– Ко мне.

– Не хочется двигаться…

– Я возьму вас на руки.

– Как прекрасный принц?

Он улыбнулся.

– Ну вот, теперь из-за жара у вас начинается бред…

Он оттащил тюфяк на середину комнаты, снял с нее тяжеленные башмаки и как можно осторожнее взял ее на руки.

– Увы, я не такой сильный, как настоящий принц… Э-э-э… Не могли бы вы попытаться обнять меня за шею?

Она уронила голову ему на плечо, и он поразился терпкому запаху, исходившему от ее затылка.


Похищение красавицы выглядело совсем не героически. Филибера заносило на поворотах, и он чудом не падал на каждой ступеньке. К счастью, он сообразил взять ключ от черного хода, так что спускаться пришлось всего на три этажа. Он прошел через кладовку, кухню, раз десять чуть не уронил ее в коридоре, но в конце концов все-таки уложил на кровать своей тетушки Эдме.

– Послушайте, я должен вас чуточку раскрыть… раздеть… Я… Ну, вы… Знаете, это так неловко…

Она закрыла глаза.

Ладно.

Филибер Марке де ла Дурбельер попал в критическую ситуацию.

Он вспомнил о подвигах предков, но Конвент[8]8
  Имеется в виду жирондистский Конвент 1792–1793 гг.


[Закрыть]
1793 года, взятие Шоле[9]9
  Место, где проходили главные сражения Вандейской войны 1793–1794 гг.


[Закрыть]
, мужество Катлино[10]10
  Катлино Жак (1759–1793) – один из вандейских вождей, смертельно раненный во время штурма Нанта, которым руководил.


[Закрыть]
и доблесть Ларошжаклена[11]11
  Ларошжаклен Анри дю Вержье, граф (1772–1794). Вандейский вождь. Пал в бою.


[Закрыть]
внезапно показались ему ничтожными…


Разгневанный ангел сидел теперь у него на плече со справочником баронессы Стафф[12]12
  Широко известный классик XIX века, автор ряда книг о хороших манерах и правилах поведения в обществе.


[Закрыть]
под мышкой и разглагольствовал, не закрывая рта: «Итак, друг мой, вы очень собой довольны? Ах, наш доблестный рыцарь! Поздравляю… И что теперь? Что ты теперь будешь делать?» Филибер пребывал в полной растерянности.

– Пить… – прошептала Камилла.

Ее спаситель ринулся на кухню, но там его поджидал второй брюзга – сидел на краю раковины, болтая ножками: «О да! Вперед, славный рыцарь! А как же дракон? Вы разве не собираетесь сразиться с драконом?» «Да заткнись ты!» – выпалил Филибер. И сам себе удивился, но на душе стало легче, и он с легким сердцем вернулся к постели больной. Оказывается, выругаться не так уж и трудно. Франк был прав. Взбодрившись и повеселев, он напоил ее и, собрав волю в кулак, раздел.


Сделать это оказалось нелегко, укутана она была как капуста. Сначала он снял с нее пальто, джинсовую куртку, потом один свитер, другой, водолазку и наконец что-то вроде рубашки с длинными рукавами. Так, сказал он себе, рубашку оставлять нельзя, она насквозь промокла… Ладно, тем хуже, я увижу ее… Ее… Лифчик… Ужас! Святые угодники! Она не носит лифчика! Он рывком натянул простыню ей на грудь. Хорошо… Так, теперь низ… С этим он справился спокойнее, он действовал на ощупь, под одеялом. Филибер изо всех сил потянул за джинсы. Благодарение Богу – трусики остались на месте!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 3.2 Оценок: 33

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации