Текст книги "Кулачок"

Анна Гришина
Кулачок

Издатель: Лана Богомаз

Генеральный продюсер: Сатеник Анастасян

Главный редактор: Анастасия Дьяченко

Заместитель главного редактора: Анастасия Маркелова

Арт-директор: Дарья Щемелинина

Руководитель проекта: Анастасия Маркелова

Художественное оформление и макет: Дарья Щемелинина

Компьютерная верстка: Ольга Макаренко

Корректор: Наталия Шевченко

Иллюстрация на обложке: GEGYjiji

Иллюстрации в блоке: нитроем

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Анна Гришина, текст, 2023

© ООО «Альпина Паблишер», 2024

* * *

Моей бабуле, которая не успела прочитать

эту книгу, но была бы очень ей рада

Часть 1

Лето на даче всегда идет своим чередом. Кто-то ловит бабочек, кто-то сажает огурцы, а кто-то влюбляется. В подмосковном садовом товариществе «Морской бриз» лето начинается в апреле, когда первые дачники приезжают на машинах или выгружаются из электричек и пересаживаются на автобус, шебуршат ключами в заржавевших замках, протирают полки от осевших клубов пыли, а по вечерам, устав от уборки участков, тихонько пьют чай. В конце мая людей становится больше. Бабушек, дедушек и школьников привозят сюда на все лето – с огромными сумками, набитыми одеждой, книгами и запасами еды. Те, кому нужно работать, вырываются из Москвы по пятницам и с грустью возвращаются в город по воскресеньям.

Начиная с июня любые дела на даче сопровождаются шумом газонокосилок – только успокоится справа, как сразу же зарычит слева. Вечерами пахнет шашлыком, и никто уже не сидит в тишине на кухне – люди смеются, произносят тосты, спорят за столом, носят туда-сюда посуду и ходят в гости. Летом здесь кипит жизнь, а зимой свет горит всего в паре окон, да и то лишь по выходным – дорогу обычно заметает снегом высотой чуть ли не с человека, и пробираться по ней никому не хочется.

Моря в ста с небольшим километрах от Москвы, конечно же, нет, и откуда взялась идея с бризом – неизвестно. Зато есть водохранилище, и все дачники – кто с гордостью, а кто шутя – называют его морем.

Прадедушка Вари построил дом, когда еще никакого садового товарищества не существовало, а был обычный дачный поселок на тридцать участков. Дом этот был одноэтажный, с просторной верандой, на которой всегда играл патефон. Со временем появился второй этаж, а рядом – баня, гараж и сарай, и только веранда остается нетронутой. Прадедушку очень любили, и в память о нем патефон каждый год отвозят в ремонтный центр на проверку – чтобы тот не остановился.

Родители Левы купили участок в «Морском бризе» два года назад, когда мама устала скитаться по дачам друзей и они наконец-то решились на свой дом. Сомнения возникали не столько из-за денег, сколько из опасений, что постоянно нужно будет решать какие-то проблемы – потечет крыша, сгниет пол или вырубит электричество. И все же им надоело ездить к друзьям, стелить там привезенное из дома белье и ходить в это время на цыпочках, чтобы не помешать хозяевам. Желание чувствовать себя этими самыми хозяевами перевесило сомнения.

Варя и Лева встретились, когда им только-только исполнилось пятнадцать. Начались каникулы, стояло теплое лето, и впереди было три бесконечных месяца.

* * *

Еще как будто никто не придумал слово, а я уже знал, что оно про тебя. И ничего не нужно было ждать – я просто увидел, как ты ехала с моря на велосипеде, и все понял.

На голове у тебя была большая соломенная шляпа с ярко-оранжевой лентой – я из-за нее тебя и заметил. Сначала ты была точкой вдалеке, а через две минуты никого ближе тебя уже не было. Я представил в голове твой строгий голос, и он оказался правдой.

Ты знала, что мы встретимся, иначе зачем бы еще надела на мокрый купальник платье, не дождавшись, пока солнце хоть немного его просушит, села и поехала мне навстречу. Даже волосы не стала выжимать, и с них всю дорогу стекала вода. Ты прокатилась мимо, и рядом со мной осталось три капли. Я присел на корточки, дотронулся до них руками и посмотрел тебе вслед, а ты остановилась в паре метров от меня, поставила ноги на землю и обернулась, уткнувшись носом в левое плечо и спрятав губы. Но я видел: ты улыбалась.

«Приходи сюда в восемь!» – прокричал я и сам не поверил, что сделал это.

Ты ничего не ответила, вернула ноги на педали и уехала. Но я не сомневался: ты придешь.

Лева стоял на месте, провожая Варю взглядом. Как только она исчезла за калиткой, он понесся к себе, вбежал на участок, скинул шлепки и начал носиться по траве, подпрыгивая и кружась. В нем было столько энергии, что, если бы пошел дождь и, как это обычно бывает, вырубило свет во всех домах, он смог бы заменить собой генератор в каждом из них. Но никакого дождя в тот день быть не могло.

На крыльце сидела Левина тетя, приехавшая в отпуск на две недели. В одной руке она держала книгу, в другой – сигарету. Лицо ее застилал дым, но Лева видел, что она улыбалась.

Ему показалось, что она все про него поняла, что с ней это тоже было. Сияя, он подбежал к ней, сел рядом, взял за плечи и, шутливо их потряхивая, поцеловал в щеку.

– Манечка, у меня такой хороший день!

Она поправила его задравшуюся футболку и, все еще улыбаясь, цыкнула – не с осуждением, а, наоборот, любуясь его юностью:

– Только поешь перед тем, как убежишь. Там суп на плите.

Мне не хотелось ничего выдумывать. Никаких красивых рубашек или брюк (да и откуда они на даче?) – как был в шортах и футболке, так и пришел. Лето в этом году теплое: можно ходить в одном и том же утром и вечером и не замерзнуть. Я даже не причесался – мне казалось, будет правильным, если все останется как было, когда я тебя впервые увидел.

Ты тоже пришла в утреннем платье. Только сняла с головы шляпу – теперь она висела на шее, закрывая лопатки. И купальник высох.

Мы добрались до нашей точки одновременно, и никому не пришлось ждать. Я вынул руку из кармана и протянул ее тебе. Ты усмехнулась и вытащила из моих волос травинки. «Это я так радовался». Я почувствовал твою мягкую ладонь, и со мной что-то случилось – не могу пока описать.

* * *

Конечно же, я за тобой следила. А ты, наверное, думаешь, что это все совпадение и так должно было случиться, – вот смешной. Я тебя увидела на прошлой неделе, когда ты с криком плюхнулся в воду, а потом встал на руки и начал дрыгать ногами. Пока я, подставив ладонь козырьком ко лбу, пыталась тебя разглядеть, слепень укусил меня в спину, а я даже не заметила, как он прилетел.

Все оказалось так просто. Я вышла после обеда из дома и увидела, как ты направляешься к полю, раскинув руки. Футболка у тебя надулась от ветра и волосы развевались в стороны. Я спряталась за деревом и стояла там, пока ты не повернул обратно домой. На следующий день в это же время ты снова гулял по полю, только вместо ветра была такая тишина, что можно было услышать, как ты задеваешь ногами мелкие камни. Тусклая дымка поднималась от земли, и во рту был вкус песка.

Значит, у тебя есть свое расписание. Нужно было подъехать к тебе на велосипеде и поздороваться. И обязательно в среду – по средам у меня хорошее настроение. Во вторник я долго лежала на веранде и слушала музыку, а перед сном немного поплакала – не знаю, больше от радости или от страха. Утром я помогала бабушке выдергивать сорняки из клубники, но грядка закончилась слишком быстро, а ждать было невыносимо. Я поехала купаться, чтобы успокоиться. Вода сначала была колючей, но постепенно сделалась ласковой. Я легла звездочкой, и солнце село мне на нос. У меня были закрыты глаза, и течение отнесло меня далеко в сторону. Было так хорошо, что я забыла, где нахожусь. А потом солнце пересело с носа на левое запястье, и я все вспомнила.

Времени осталось совсем мало, через десять минут ты уже должен был возвращаться домой. Пришлось накинуть платье даже не вытираясь. Шлепки были ужасно мокрыми и соскальзывали, но мне это не мешало – я только слышала, как они смешно хлюпают, а сама крутила педали быстрее. Ты уже шел в сторону своего участка, и я вдруг поняла, что нужно проехать мимо и остановиться не сразу, а через пять секунд. Мне вдруг стало так спокойно. Я начала улыбаться, а ты закричал: «Приходи сюда в восемь!» Все получилось!

* * *

Оказалось, с твоей бабушкой я уже был знаком. Мы с ней виделись в магазине за пару недель до нашей встречи, и я помог ей нести сумки до участка, но ты тогда еще была в городе.

С родителями было ужасно страшно знакомиться, особенно с папой. Всю ночь перед встречей снился полный бред. Например, как я захожу к вам в дом, в первую же секунду задеваю локтем дорогущий телевизор и твой папа вышвыривает меня на улицу, как собаку из какого-то мультика. Переживал я зря – они меня сразу приняли, и я выдохнул.

Дедушку пока не видел – он сюда почти не приезжает.

Все происходило легко и интуитивно – и Лева и Варя без стеснения могли прийти друг к другу домой и провести там целый день. Больше всего они любили будни, когда родители были на работе. На неделе Варя жила с бабушкой, Лева – с бабушкой и дедушкой.

По утрам Варя любила купаться одна. Лева со всей серьезностью относился к этой привычке и ждал Варю после моря на месте их первой встречи. Они вместе ехали к ней домой, бросали велосипеды где попало и плюхались в кресла, стоявшие на веранде друг напротив друга. До обеда они обычно валялись с книгой в руках, но больше отвлекались и болтали, чем читали.

Когда Варе было шесть, бабушка отвела ее в музыкальную школу. До того дня она представляла, что, как только сядет за пианино, музыка польется сама. Ей казалось, со всеми великими музыкантами это так и происходит, а себя она заранее решила относить именно к великим.

Приготовившись слушать восторженные отзывы преподавателя, она принялась стучать детской рукой по клавишам, но в ответ они издали сперва злое рычание, а потом жалобный писк. Варя в слезах убежала из кабинета и больше за пианино никогда не садилась. Лет в двенадцать она начала читать биографии пианистов и в глубине души надеялась когда-нибудь все-таки научиться играть.

– Ты знаешь, что Гленн Гульд дал свой последний концерт в тридцать два года?

– Да ладно? Он так рано умер? – Леву больше интересовали литература и история.

– Сам ты умер! Умер он в пятьдесят.

– А почему тогда?

– Потому что ему было тяжело, когда вокруг было столько людей. Он больше хотел работать в одиночестве, без публики. – Варе ужасно нравилось рассказывать Леве то, чего он не знал. Лицо у нее сразу становилось серьезным, и говорила она медленно, растягивая удовольствие.

– Мне кажется, это как-то грустно. Если подумать, я бы, наоборот, очень хотел быть с людьми, которым нравлюсь. Понятное дело, что чувства, которые проживаешь наедине с собой, очень важны, но без выступлений история как будто неполноценная. Ради чего все это тогда?

– Ну как – ради процесса и себя, наверное. Он вообще говорил, что в будущем концертов не будет, а будут только записи.

– В смысле?

– Потому что, слушая запись, можно по-настоящему прочувствовать музыку и не отвлекаться. Ему даже казалось, что на концертах люди вслушиваются, не сфальшивил ли он.

– Подожди! – Лева, лежавший с закинутыми на подлокотник кресла ногами, приподнялся. – Во-первых, будущее уже наступило, и концерты никуда не исчезли. А во-вторых, люди ходят на них совсем для другого. Вот представь: ты приезжаешь за час, если не за два, протискиваешься к сцене через толпу людей, а потом стоишь там и умираешь от счастья, что перед тобой артист, которого ты очень сильно любишь. Какое тебе вообще дело, фальшивит человек или нет, если ты этого концерта ждал всю свою жизнь?

– Но классическая музыка – это же тебе не на кого-то популярного и современного сходить. Все-таки это очень интимная вещь. – Варя не была готова сдаваться.

– Да, конечно. Но, думаю, Гульд твой юлил. Ему точно нужен был кто-то, кто бы им восхищался.

– А может, и не нужен.

Варя знала, что нужен, но все равно была на стороне Гульда. Не могло настоящее искусство желать толпы. Она перебирала кистью правой руки в воздухе, словно нажимая на клавиши, и думала – сказать или нет.

– Не хотела тебе говорить, потому что ты сразу начнешь умничать, но ладно. Он звонил своим друзьям и играл им фрагменты. И мог позвонить даже ночью.

Лева просиял.

– Я так и знал!

Варя шутя бросила в него абрикос.

– В жизни не видела большего зануды, чем ты!

Дни состояли из бесконечного валяния на веранде, фруктов из вазы и разговоров. Казалось, так будет всегда, но как-то позвонила Левина мама и сказала, что они с папой собираются делать ремонт в гостиной и не хотят оставлять рабочих в квартире одних. Лева сидел на полу, закрыв глаза ладонями.

Он прокручивал в голове только одну мысль: еще минуту назад все было хорошо. Ему хотелось вернуться в эту минуту, не брать трубку и не знать ни о каком ремонте.

– Мам, мне стоять в углу и следить, чтобы они ничего не тронули?

– Ну зачем ты ерничаешь?

– Потому что это бред. Вы бандитов что ли каких-то нашли? И что они у нас там брать будут?

– Ты в этой квартире не живешь? А если компьютер твой возьмут?

Лева был готов отдать рабочим и компьютер, и всю квартиру, лишь бы ему не нужно было уезжать. Но он знал – так, как хочется ему, не будет.

– А почему нельзя сделать это в сентябре, когда закончатся каникулы?

– Потому что в сентябре они уже заняты. Эти люди делали ремонт Тане с работы, и если мы сейчас не успеем, то потом придется заново кого-то искать.

– А у Тани что-нибудь украли? Ты ей скажи, пусть она проверит.

– Все, Лев, шутки будешь потом шутить. Это всего две недели – ничего страшного. Я тебе позвоню, как приду с работы. Попроси пока, пожалуйста, бабушку написать список, что вам купить.

– Пока.

В мир, где Лева с Варей жили будто вдвоем, вдруг открыли дверь.

* * *

«Всего две недели»… Но это мои две недели, и я не хочу никому их отдавать.

Ты меня убьешь! Как вообще про такое сказать? Ну почему они не могут красить свои стены зимой?

* * *

Сегодня было хорошее утро. Мы лежали у нас во дворе на пледе и играли в слова. Дни настолько длинные, что кажется, можно занимать их такими глупостями. На «А» всегда сложнее всего – начинаешь с апельсинов и арбузов, а заканчиваешь аллегориями и апострофами. Во рту пересохло, но не хотелось идти в дом за водой. Я встала и босиком дошла до куста смородины. Полезла рукой – грозди мягкие, как капли грибного дождя. Собрала красные просвечивающие шарики в подол и вернулась.

Я зачем-то высыпала их все на плед, а надо было оставить на юбке. Ты бы тогда тянулся за ними и каждый раз касался моей коленки, а я бы делала вид, что ничего особенного не происходит. Но оно происходило бы. До чего я медленно соображаю!

И все-таки эта косточка. Не могу перестать думать о ней.

Смородина, которую принесла Варя, оказалась кислой. Лева начал морщиться и строить смешные рожи. Они хохотали вместе, и тут Варя заметила косточку, застрявшую у него между передними зубами. Она хотела сказать об этом, но вдруг застыла и не смогла. Такое уже случалось с ней в школе.

С одноклассницами у нее не ладилось – она хотела дружить с ними больше, чем они с ней. Но иногда, после какой-нибудь групповой лабораторной работы, они вместе ходили в столовую. Если у девочек в зубах оказывалась зелень или еще что, Варя в смятении отводила взгляд. Ей казалось, сказать об этом – будто указать на несовершенство человека и тем самым его задеть. С Левой ей очень не хотелось этой неловкости. Она понимала: чем ближе тебе человек, тем меньше ты стесняешься. Но пока Варя пыталась пересилить себя, Лева сам нашел косточку языком и достал ее.

Варя ужасно злилась на себя – Лева точно знал, что она увидела косточку и промолчала. Они только закончили обедать, и бабушка заварила чай из яркой коробки, которую Варя с родителями привезли из Парижа.

– А вы знали, что люди, создавшие эту чайную компанию, родились в Питере, а не во Франции? – спросил Лева, разрезая лимон на дольки.

– Нет, не знала. А как же они потом там оказались? – спросила бабушка.

– Вообще, этот человек, который ее основал, Павел Кузьмичев, поставлял чай императору. Но получилось так, что в семнадцатом году они с семьей бежали в Париж из-за революции и в итоге там остались. И теперь русские привозят этот чай, когда ездят во Францию, хотя могло бы быть наоборот.

– Да, кто у нас только не бежал. Даже некоторые мои друзья уехали. Всем хочется жить, – бабушка вздохнула и сделала глоток. – Чай, кстати, вкусный. Варь, ты знала про этого Кузьмичева?

Варя сидела в своих мыслях и слышала только обрывки разговора.

– Про какого? Соседа нашего Виталика?

– Какого Виталика?

– Ну, который обещал папе мопед починить. Он вроде взял деньги на какую-то железку и пропал.

– Золото мое, ты где витаешь? Мы про чай, который вы привезли.

– Прости, я что-то задумалась, – Варя улыбнулась и протянула руку за своей кружкой.

Ночью она не могла уснуть. В комнате стояла духота, и надоедливая муха постоянно жужжала над ухом. Но дело было не в этом – Варя испытывала стыд перед Левой. Она мысленно подбирала слова для завтрашнего признания, а потом не выдержала и позвонила. Лева взял телефон после двух гудков и испуганно спросил:

– Что случилось?

– Ничего, все в порядке. Я просто не могу перестать думать об этой косточке. Прости, что не сказала сразу, я сильно растерялась.

– Какой косточке, тебе что-то приснилось?

– Да нет же. У тебя днем в зубах застряла косточка, а я промолчала. Прости, пожалуйста.

– Ты с ума сошла? Какая еще косточка?

– Блин. – Варя сделала паузу. На другом конце было слышно, как Лева шуршал одеялом. – Собственно, это и неважно – какая косточка. Давай будем говорить друг другу все сразу, хорошо?

– Давай, конечно. Ну ты и дуреха, три часа ночи. Иди спи!

– Слово «дуреха» такое, словно ты потрепал меня по макушке, а потом обнял.

– Так и сделал! Все, отключаюсь.

* * *

Вчера мы впервые поцеловались. Это было совсем не страшно, просто так должно было случиться – я это почувствовал, когда проснулся. Мне не терпелось скорее увидеться, и я даже хотел подгадать время и приехать к морю, когда ты будешь вылезать из воды, но потом подумал, что это может тебе не понравиться.

Ждать было сложно. Я схватил со стола кусок пирога вместо завтрака и съел его, пока ехал до нашего места. Нужно было как-то занять себя, и я полез в поле нарвать букет.

Пришлось забраться в самую глубь, потому что ромашки решили спрятаться ото всех, и даже от меня. Я искал самые красивые и так увлекся, что не заметил, как ты подъехала, слезла с велосипеда и подкралась ко мне.

«Это тебе букет. Я сейчас тебя поцелую, и мы никогда не расстанемся».

Я прикоснулся к твоим губам и почувствовал вкус конфет – ты постоянно ешь их по дороге с моря, разгрызая на маленькие хрусталики. Теперь мятные леденцы – это ты.

Целоваться очень приятно.

К вечеру лезут в голову всякие мысли. Честно ли, что я тебя поцеловал? Я ведь до сих пор ничего не сказал про ремонт. Каждый раз проговариваю про себя, вроде бы решаюсь, даю словам потихоньку подняться по невидимым ступенькам, но на самом верху эти ступеньки будто ломаются, и все, что я готовился произнести, падает вниз. Сегодня пятница, а послезавтра уже уезжать. Представляю, как ты разозлишься, будешь долго смотреть в одну точку, а потом встанешь и уйдешь в свою комнату. Нельзя было так тянуть, но мне и самому от этой мысли жутко тяжело, а что будет с тобой…

* * *

До сегодняшнего дня я целовалась всего однажды – в прошлом году на дискотеке в школе. Мне всегда казалось, это со мной что-то не так, если я никому не нравлюсь, потому что мои одноклассницы уже хоть с кем-то да встречались. Лет в двенадцать я решила, что дело в моем большом носе и неприятном голосе. Иногда я об этом слишком много думала и сама себе становилась противна. Мне так хотелось, чтобы в меня кто-нибудь влюбился, – я несколько раз загадывала это под куранты, но ничего не сбывалось. А теперь даже не вспоминаю, как тяжело было тебя ждать, и кажется, ты на всю жизнь.

Когда тебя нет рядом, постоянно закрываю глаза и вспоминаю наш поцелуй. У тебя мягкие губы, и твой нос смешно упирается в мой. Щекотно.

* * *

Я пришел к вам сегодня после обеда, когда все дремали в доме. Снял шлепки, тихонько поднялся по лестнице на второй этаж. Обычно я так делал, чтобы никого не разбудить, но в этот раз мне просто было жутко страшно и хотелось как можно дольше оставаться незамеченным.

Как бы я ни боялся, а вот уже и балкон. Ты лежала на плетеном диване, спрятав лицо в подушку. Я сел рядом и стал слушать, как смешно ты дышала, притворяясь спящей. Наверное, зажмурила глаза за секунду до того, как я оказался рядом.

Нужно было срочно признаваться, но мне хотелось хоть ненадолго замереть, чтобы решиться. Я уткнулся головой в руку, которую ты подогнула под себя, и почувствовал, как она аккуратно придвинулась ко мне – теплая, с зажатым кулачком, а из него торчал бело-зеленый фантик. Ты опять ела мятную конфету. Я все про тебя знал, и мне от этого так захотелось пощекотать тебя, что я уже прикоснулся к норке возле шеи, но ты меня раскусила, чуть приоткрыла глаза и перевернулась на бок, освобождая для меня половину дивана. Я лег рядом, подогнул непомещающиеся ноги и прижался ухом к твоей груди. Ты нагрела мне место, да еще и солнце светило прямо в спину – разрушать этот момент было просто невыносимо.

А потом все рухнуло. Как я – поступают только дураки.

Лева слышал, как учащенно билось Варино сердце, будто подгоняя его. Досчитав до двадцатого удара, он выпалил:

– Меня увозят завтра на две недели в Москву.

Варя привстала, лицо у нее было заспанным и растерянным.

– Почему?

– Родители будут делать ремонт, и мне нужно следить за рабочими.

– Но это же какая-то ерунда. Зачем за ними следить?

– Не знаю. Спорили уже раз двадцать, но родители уперлись, что без этого никак.

– И когда они тебе сказали?

Диван был старым, в некоторых местах уже повылезали прутья. Лева держался рукой за один из них и со злостью вжимал его в большой палец.

– На прошлой неделе.

– Ты серьезно?

– Прости, я очень не хотел расстраивать тебя раньше времени.

– Действительно, намного лучше сказать за день до отъезда! Можно было еще уехать, а потом написать в Телеграме. Почему ты не сделал так, например? – Ее злость нарастала.

– Я, честно, сам не понимаю, как так получилось. Я каждый день думал, что расскажу, но все дни были такие хорошие, и я просто боялся их испортить.

– Ну а теперь они будут еще лучше! Давай ты вернешься, и я тоже куда-нибудь уеду. И ничего тебе не скажу.

– Не надо, пожалуйста.

Дома жарили шашлыки. Лева сидел на лавке, смотрел на родителей и впервые чувствовал себя чужим рядом с ними.

* * *

Неужели ты не мог сказать раньше? Почему нельзя было меня к этому подготовить? Было бы больно по чуть-чуть каждый день, а теперь вот так сразу и сильно.

Я это все уже видела, когда бабушка с дедушкой ругались, а потом по нескольку дней молчали. Знаешь, что они делали? Бабушка варила суп на всех, а дед его не ел и жарил себе на обед яичницу. И на ужин мог ее тоже жарить, если мама задерживалась на работе и ужином занималась бабушка. Это же глупость! Неужели у нас будет так же? Нужно пересилить себя и нормально с тобой поговорить, но я не могу. Захожу в Телеграм, пишу что-то и сразу стираю.

Лежу весь день в комнате и не хочу ничего делать. Искусала от злости ногти – пальцы теперь некрасивые и болят. Бабушка зовет есть, а у меня даже спуститься нет сил. Не хватало еще и с ней поссориться.

* * *

Мне без тебя ужасно тяжело. Звоню, а ты совсем не хочешь разговаривать. Переписываться тоже не получается. Когда вижу надпись «…typing», блокирую телефон и иду на кухню попить воды или что-нибудь съесть, чтобы не сойти с ума. Возвращаюсь, а там никаких уведомлений. Или еще хуже – пишет кто-то, но не ты. Иногда кажется, все уже закончилось, а я просто не могу себе признаться в этом. Но ведь не так? Не может все рассыпаться из-за одной глупости…

Сижу целыми днями в квартире. Рабочие сверлят, стучат и ругаются. Я бы тоже так хотел поругаться! Чтобы ты сердилась, пародировала меня, размахивала руками, а потом складывала ладони в замок за спиной, не зная, куда их деть. И чтобы у тебя щурился левый глаз и я понимал: это он мне подмигивает и мы скоро помиримся. Я столько всего про тебя знаю, ну не можем же мы расстаться!

* * *

Знаешь, это бесчеловечно. Сначала я злилась только на тебя, но теперь еще и на твоих родителей – почему нельзя оставить рабочих в квартире без присмотра? Что у вас там такого ценного?

Я уже и забыла, как это – быть без тебя. До нашей встречи я, кажется, только купалась и придумывала, куда плывут облака.

Хочу поиграть с папой в бадминтон, но и его нет – нужно ждать до послезавтра.

Поразительно, ведь еще месяц назад тебя не было и я нормально жила, а теперь как будто меня у меня забрали.

* * *

Не понимаю, зачем я здесь нужен. Мне кажется, мама с папой специально притащили меня в Москву, чтобы я не торчал у тебя с утра до вечера. А разве это плохо? Они надо мной еще и смеются, будто мы поссорились из-за ерунды.

Вспомнил про соседа Виталика, который взял деньги у твоего папы и пропал. Нарисовал и отправил тебе забавную картинку, на которой Виталик на эти деньги ест картошку фри в Турции у бассейна, а ты в ответ написала: «Очень смешно». Ну ладно бы точка, но еще и с большой буквы!

Родители возвращались с работы к ужину. За столом Лева почти всегда молчал, смотрел в угол и водил вилкой по тарелке.

– Перестань это делать, пожалуйста, – сухо произнесла мама в один из вечеров.

– Вы какой-то детский сад разводите. Ну сказал не вчера, а сегодня – какая разница? Зачем из этого трагедию делать?

Лева посмотрел на отца.

– Пап, но ведь это не твои чувства, а наши. Если Варе больно, я не могу это отменить.

– Ты знаешь, если бы мы с мамой обращали внимание на такие мелочи, мы бы уже давно развелись.

– Правда, сынок. Надо как-то попроще к этим вещам относиться.

Лева стоял у раковины и мыл посуду. Ему было ужасно одиноко. У его родителей были не самые лучшие отношения – они часто ссорились, переходили на крик, почти всегда ездили в отпуск не вместе, а с друзьями. Но в тот вечер они будто объединились, чтобы защититься и дать сыну понять: «Мы женаты почти двадцать лет, и ты понятия не имеешь, каково это».

Поставив на полку последнюю тарелку, Лева сказал:

– Я не понимаю, неужели у вас такого не было?

Не дожидаясь ответа, ушел к себе.

У Вари на даче был друг Коля. Они познакомились еще в детстве и с тех пор ходили по очереди друг к другу в гости, играли в гонки на приставке, ели всякую ерунду, от которой болели зубы, и делились секретами. Коля был старше на два года и чувствовал себя Вариным взрослым братом: подтрунивал над ней, но по-доброму – любя и оберегая.

Когда появился Лева, Варе стало страшно – вдруг их с Колей дружба его насторожит. На следующее утро после встречи с Левой она зашла к Коле. Он смотрел что-то на ноутбуке и ел хлопья с молоком. На столе было несколько кружек с остатками чая, яблоко, надкусанное с двух сторон, джойстик и раскрытая книга, лежащая страницами вниз.

– Здоро́во, мелкий! Ты где вчера была?

Варя подошла к креслу, на которое было накинуто шерстяное одеяло. Обычно она забиралась в него с ногами, но в этот раз присела на краешек и сложила руки на коленях.

– Только не смейся.

– Да еще чего!

– Мне кажется, я влюбилась.

– Опааааа! – Коля закрыл крышку ноутбука. – Видимо, в меня, потому что в нашей глуши влюбиться больше не в кого. – Довольный собой, он потянулся за яблоком и сделал третий укус.

– Ну естественно.

– И что же мне теперь с этим делать?

– Не знаю. Можешь начать детям имена подбирать на будущее.

– Так я их давно выбрал.

– Все, угомонись. – Варя встала с кресла и пересела за стол. – Это Лева. Помнишь третий участок за поворотом, который продали два года назад?

– Да это же какой-то задрот с книжками!

– Ты нормальный человек? – Варя не обиделась, потому что ни секунды не сомневалась в Леве. Она просто сказала первую попавшуюся фразу, которую часто использовала в ответ на Колины шутки.

– Простите, пожалуйста. Молчу!

– Я тебя пришла попросить: ты можешь пока, пожалуйста, к нам не приходить?

– Это еще что за прикол?

Варя задумалась, как правильно подобрать слова.

– Понимаешь, я так долго этого ждала. Все вокруг влюблялись, а у меня были только какие-то картинки в голове – ну, ты ведь знаешь сам. И мне очень хочется сейчас как можно больше времени быть с ним вдвоем. – Про опасения, что Леве может не понравиться ее дружба с Колей, она решила не говорить.

Коля вопросительно посмотрел на нее, слегка прищурившись, и сказал:

– Вы только встретились, ау! Ты еще ничего о нем не знаешь, а уже ставишь его на первое место.

– Но у меня есть чувства! И это не какая-то ерунда!

– Ладно, фиг с тобой. – Коле резко захотелось, чтобы она поскорее ушла.

– Я тебе позвоню через несколько дней и тогда обязательно вас познакомлю, хорошо?

– Хорошо, хорошо, иди уже. Вам пора книжки читать.

– Тупица! Я тебе позвоню!

Как только закрылась калитка, Коля встал и со злостью ударил ногой по креслу.

Варя все не звонила. Когда Лева уехал, она не решилась в первый же день идти к другу. Ей казалось, что отношения с Левой понятны только им двоим. Она знала – Коля обязательно начнет шутить и вторгаться в их пространство, и от этого ей было не по себе. Но все-таки они были близкими людьми, и Варя по нему скучала.

Решила написать Коле, а он меня, оказывается, везде заблокировал. Вот это номер! Может быть, обиделся, что я так долго не звонила. Даже если так, все равно это как-то слишком. Теперь заходить к нему даже не собираюсь.

Но ладно Коля – приехали родители и ушли на полдня в гости к соседям. Я их ждала, чтобы поиграть с папой в бадминтон, а они вернулись пьяные и легли спать в шесть вечера. Что вообще творится с этим миром?!

* * *

Пошла вторая неделя. Вчера одолел страх, что ремонт может затянуться еще на несколько дней. Но тогда я просто сяду на электричку и уеду. Вроде бы пока все идет хорошо, и меня должны привезти на дачу уже в пятницу вечером. Думал сделать тебе сюрприз, но вдруг ты не обрадуешься? Может, ты меня уже и не ждешь.