Текст книги "Наваждение Монгола"

Глава 8

Монгол

Захожу в спальню, где оставил невесту Айдарова. Ярослава лежит, свернувшись под одеялом, на самом краю, и длинные темно-каштановые волосы свисают с кровати.

Сажусь в кресло. Девчонка ворочается. Лунный свет проникает через незашторенные окна, освещает личико девушки. Вглядываюсь в нее, борюсь с наваждением.

– Алаайа…

На моем языке это душа…

Почему ее так назвал, сам не знаю.

Вглядываюсь в нее. У девчонки невероятно красивое лицо, хрупкие черты, носик чуть вздернут, что придает выражение задорности. Скулы высокие и губы полные. Стоит остановить на них взгляд и тянет приложиться вновь, попробовать.

Такие губки созданы для исполнения мужских желаний.

– Невеста шакала.

Стоит вспомнить, как руки сжимаются в кулаки до хруста. Опять елозит, может, чувствует взгляд, даже во сне ощущает опасность.

Поворачивается на спину. Волосы рассыпаются по подушке, так и тянет зарыться пальцами в эти пряди, натянуть, чтобы запрокинула голову и подставилась, дабы мог вцепиться в горячие, чуть приоткрытые губы невесты врага.

Поднимаюсь из кресла и делаю несколько шагов, нависаю над ней, уперев руку в изголовье.

Зачаровывает. Во сне она слишком трогательна.

– Ярослава.

Повторяю имя. Хмурит бровки, но не просыпается.

Ей подходит. Приносящая свет. Только малышка попала в самую тьму, в настоящее пекло.

Одеяло слегка сползает, демонстрируя ее наготу, и я с жадностью впиваюсь в мягкие женственные изгибы.

Пальцы жжет от желания прикоснуться, смять, вцепиться в нее, как часы назад. Приоткрывает полные губы и мне хочется вновь накинуться, выдирать ее стоны, брать неистово и столбенеть от неожиданности, когда ответит на поцелуй.

– Не повезло тебе.

Сжимаю руку в кулак. Понимаю, почему стопанул с ней. И это напрягает. Когда речь идет о мести, эмоции мешают.

Несмотря на четкие установки не трогать, кажется, что до сих пор ощущаю ее тонкие пальцы на плечах и слышу ее стон, упавший согласием быть задранной зверем.

Почему остановился? Зачем заставил себя уйти?

Сегодня я должен был ее уничтожить, растоптать, чтобы унизить через нее своего кровного врага.

Представлял себе девку, жадную до богатства, готовую лечь под любого. Да, невинную, но это не показатель. Далеко не показатель. Кроме того, что медицина позволяет привести товар в надлежащий вид, даже если он испорчен, гниль души никакой целостностью тела не замажешь.

Лишние мысли. Их не должно быть. Но они есть и это бесит.

– Ярослава.

Зову девчонку, хочу, чтобы проснулась, чтобы перестала быть такой нежной и трогательной, хочу, чтобы распахнула бирюзовые глаза, хочу видеть в них ненависть и злость.

Так легче. Правильнее.

Четкий план возмездия. Айдаров возжелал себе жену. Время мести пришло. Да и девица оказалась интересная, перед самой свадьбой слиняла в клуб и оттянулась хорошенько.

Картина ясна.

Должен был сделать многое, но не сделал ничего… Рука не поднялась. Все поднялось, а вот рука того, кого прозвали Палачом, дрогнула.

Впервые. Не знающий пощады линчеватель, привыкший карать, сносить головы, уничтожать, не привел приговор в действие.

Дал шанс.

– Наваждение…

Тру лицо, снова и снова всматриваясь в такие знакомые-незнакомые черты. У девчонки губы пухлые, на щеках румянец, как при горячке, а кожа бледная. Вся она слишком тонкая, прикоснись сильнее и разорвешь, раскроишь.

– Что же мне с тобой делать, Алаайа?

Сажусь на корточки, хочу еще раз рассмотреть это лицо, найти отличие и перестать видеть проклятое сходство!

Сколько лет прошло, а рана все кровоточит, горит огнем, выжженная каленым железом. Воспоминания заставляют огненный свинец расползаться по венам.

Боль привычна, ее было много, а я давно научился терпеть.

Ярослава дергается во сне, бархатные ресницы дрожат, отбрасывают темные тени на щеки, по которым скатываются слезы. Невеста Айдарова бормочет во сне и выдыхает слезно:

– Мама…

Где-то я прокололся.

Когда увидел ее обнаженную, дрожащую, трепетную, позволил себе любоваться телом.

Как сейчас, когда так нагло рассматриваю покатые плечи и тонкие ключицы, скольжу дальше, пока не заставляю себя накинуть одеяло обратно.

Прикрываю глаза. Гоню прочь воспоминания. Мои демоны слишком сильны. Охота раззадорила, и ситуация выходит из-под контроля…

Невеста Айдарова зацепила.

– Отпустите меня, пожалуйста…

Тихий шепот розовых губ прямо мне в рот, а у самой пелена похоти в глазах. Провожу пальцами по тонким ребрам, обрисовываю косточки на спине.

– От страха так не трепещут…

Хрипом из сухого горла и губы ее вновь на пробу, вдыхая тонкий аромат сладковатый, нежный, с примесью геля для душа, который только оттеняет мягкий запах девичьего тела.

Всхлипывает, стонет и пальчики впиваются в мои плечи, проводит ноготками, только раззадоривая, играя на струнах желания. Реснички трепещут в такт участившемуся дыханию.

Поцелуй, грубый, бесконечно долгий, до адового желания и огня в паху, до темноты и танцующих мушек перед глазами, до звона в ушах.

Ее стон, надрывный, отчаянный.

Легкий ответ, движение губ, как дуновение ветерка.

Чувственность, которую я ощущаю в ней, и каждое движение ее влажных губ в ответ вызывает взрывное, гремучее возбуждение. Итогом стоп-кран, который дергаю, отдирая от себя девчонку. Взгляд Ярославы как лезвием, затуманенный, полный смятения.

– Так сладко просишь не трогать…

Совершенно другая. Непохожая. Но морок окутывает и на мгновение утягивает в прошлое. Отдается под ребрами бешеной болезненной пульсацией.

В моих руках другая, не та, которую потерял, но на секунду кажется, что одно лицо и за это необыкновенное сходство хочется сжать пальцы на тонком теле невесты Айдарова, вдавить в себя сильнее, потому что грудную клетку разрывает на части от боли, от того, что рана сковырнулась.

Машу головой, пытаюсь выбить морок.

Как при горячке тону в воспоминаниях последних часов, гоню от себя наваждение.

– Ты поехал крышей, Гун…

Проговариваю сам себе.

– Больное воображение.

Опять вглядываюсь в тонкие черты.

Думал, что решу вопрос по-быстрому. Игра перестала быть развлечением, потерял грань, изменил собственному плану.

Впервые не привел приговор в исполнение…

Пожалел…

А эта девочка ответила на поцелуй, робко, нежно, но ответила, и меня пробило, унесло. Когда рукой вонзился в шелковые влажные пряди, притянул к себе.

Чешу бородку по привычке, ищу выключатель эмоций и не нахожу.

Пальцы жжет от нестерпимого желания прикоснуться, поворачивается на бок, убираю пряди, упавшие на ее лицо. Девчонка вздрагивает, распахивает огромные глаза, смотрит на меня затравленно, прижимает одеяло к груди и отползает в сторону.

– Не прикасайся…

Тру переносицу. Детский сад какой-то. Достает.

– Хватит скулить и шарахаться. Если бы я хотел тебя взять, то, согласись, ты уже была бы подо мной.

Проговариваю ровно, намеренно грубо, чтобы дошло наконец. Распахивает глаза шире. Сама поправляет длинные прядки, которые все время мешают.

Привлекает блеск ее глаз. Болезненный какой-то. Подмечаю, как выступила испарина на лбу и ложбинке меж аккуратных холмиков груди, где она побелевшими от напряжения пальцами держит одеяло.

– Тогда отпусти меня, выброси на дороге, я сама до дома дойду.

– Занятное предложение. Захочу, чтобы пропала без вести, так и сделаю…

Выдыхает шумно, обессиленно падает обратно на подушку, в изнеможении прикрывает глаза. Напрягаюсь, подаюсь вперед и накрываю ладонью лоб, горячий.

– Везет тебе, невеста, как утопленнице.

Беру тонкое запястье, нащупываю пульс, считаю бешеные удары, фиксирую, как тяжело дышит. Скольжу пальцами по руке вверх к тонкой шее с бьющейся венкой, накрываю ладонью.

Замираю, прислушиваясь. Даю время девчонке привыкнуть к моим прикосновениям и не шарахаться.

– Плохо.

Оставляю Ярославу, выхожу из спальни, спускаюсь по лестницам и иду в кухню.

Рения ложится поздно, может, и не спит вовсе, бессонница приходит с возрастом.

– Господин.

Подрывается с места, стоит только ступить во владения старой кухарки.

– Девушка наверху. В спальне. У нее жар. Помоги ей.

Кивает безмолвно, склоняет голову, обмотанную черным траурным платком. Собирает необходимые лекарства из аптечки в сумку и выходит.

Когда-то давно, до того ада, который пришел в жизнь этой женщины отняв все, что можно, тетушка Рения была врачом.

Морщусь.

Воспоминания о былом захлестывают, бередят раны.

Наполняю бокал и делаю глоток. Сажусь за стол. Прикрываю глаза. Пытаюсь расслабиться, но не получается.

Ощущаю неудовлетворенность и напряжение во всем теле и вспышкой, как со стороны, вижу кадр из своего прошлого.

Хлопья снега падают с серых небес, заползают под воротник и холодят кожу. В этих краях зима выглядит уныло, как и серая стена, опоясывающая территорию с яркой табличкой – «Вход воспрещен».

Как только за спиной лязгает железная дверь, делаю глубокий вдох.

– Свобода…

Оборачиваюсь, бросаю последний взгляд в сторону серого здания с решетками на окнах, охраной и колючей проволокой.

Здесь я провел несколько лет. За убийство. Которое не совершал.

Прикрываю глаза, вдыхая опьяняющий воздух. Все такой же пропахший бензином и испражнениями, но для меня по эту сторону решетки дышится иначе.

– Гун! Мой Гун!

Вздрагиваю. Распахиваю глаза.

Девушка с длинными волосами, ставшая женщиной подо мной, бежит ко мне навстречу, улыбается счастливо, а у меня сердце останавливается, сжимается безумной тревогой.

Как на повторе слышу мягкий голос, наполненный облегчением:

– Как же я тосковала… Дождалась…

Протягивает руки, от объятий нас отделяют считанные секунды.

Сердце пропускает удар, предвкушаю, как зароюсь в черные пряди и прижму ее к груди, и почти…

Почти… успеваю…

Глава 9

Ярослава

Тяну на себя одеяло, обматываюсь им и все равно дрожу. Холодно так, что зуб на зуб не попадает.

Надеяться на снисхождение – сумасшествие.

У меня температура, знобит всю, а Монгол просто разворачивается и уходит, оставляет меня один на один со всеми страхами. Смотрю в мощную спину мужчины с какой-то детской обидой.

Видно, от жара у меня кисель в голове.

Я жду человечности от похитителя, безжалостного и опасного мужчины, у которого одна цель – уничтожить каждого, кто попадется на его пути мести, и ему плевать, кого переломает на этой дороге. Я всего лишь инструмент в руках Монгола…

Накрываюсь с головой. Опять плачу, накатывает едкий ком в груди.

– Я справлюсь. Обязательно.

Только в далеком детстве, когда мама была жива, меня ждал чай с малиной и тепло любящей души в секунды, когда действительно плохо.

Засыпаю, наверное, а точнее, падаю в спасительное забытье, которое нарушается очередным щелчком двери.

Комнату освещает мягкий свет из коридора. Вздрагиваю, готовая вновь увидеть Монгола, но в спальню заходит морщинистая женщина.

На голове у нее что-то наподобие тюрбана. Сначала этот головной убор пугает, когда свет падает со спины, кажется, что ко мне зашло чудовище из кошмаров, но проморгавшись, понимаю, что пожилая женщина чуть шаркающей походкой направляется ко мне и включает прикроватную лампу, расположенную на тумбочке у изголовья кровати.

Даже такой мягкий свет вызывает резь в глазах, подрываюсь и хватаюсь за голову, в висках простреливает со страшной силой.

Женщина прищуривается, внимательно рассматривает меня.

– Тише-тише, кыз, – проговаривает с акцентом, довольно ярким, – я пришла помочь, не бойся.

Роется в саквояже, который ставит на кровать перед собой.

– Где у тебя болит?

Поднимает руки, и я вижу зажатый в старческих пальцах стетоскоп.

– Везде. Все тело ломит.

– Я послушаю тебя.

– Зверь решил послать ко мне врача с помощью?! – тяну губы в улыбке, но женщина не отвечает, она сноровисто откидывает покрывало и тянет меня, заставляет сесть. Старческие пальцы оказываются необыкновенно цепкими и сильными.

– Ты слишком болтлива. Нехорошо. Хочешь продержаться в этом доме, постарайся выказывать почтение.

Пока говорит, греет кругляш, затем прикладывает к моей спине, а у меня все равно мурашки идут. Передергиваю плечами.

– Что, кыз?

– Х-холодно.

– Терпи, девочка. Дыши. Вот так. А сейчас задержи дыхание.

Ставит два пальца мне на спину и постукивает, заставляет открыть рот, светит в глаза.

– Вашему хозяина нужна здоровая племенная кобыла, да?!

Трясусь в негодовании, злость комком поднимается к горлу, но старуха лишь бросает на меня острый взгляд черных глаз.

– Для женщины главное умение быть покорной и держать язык за зубами.

Делает паузу и продолжает строго:

– Пока не отрезали!

Голос звучит спокойно настолько, что мне становится жутко.

– Вы сейчас ведь не серьезно, правда?!

Спрашиваю шокированно, но мне не отвечают.

Сухие пальцы касаются моего подбородка, разворачивает лицо то в одну сторону, то в другую. Рассматривает, ощупывает царапину на щеке. Щелкает языком и белесые брови сходятся на переносице.

– Слишком слабая, – осторожно прикасается к границам ушиба, а я чувствую, что у меня там уже приличная припухлость, жмурюсь от боли.

– Потерпи.

Лезет в чемоданчик и вытаскивает баночку, открывает, смазывает мне щеку каким-то пахучим жиром.

– Не беспокойся. Я травница старой закалки с медицинским дипломом, так что все хорошо будет, кыз.

Голос у женщины успокаивающий, тянет покрывало вниз, еще дальше, а я цепляюсь за него в панике.

– Я только осмотрю. Ты говори, что и где у тебя болит.

Мои пальцы слишком слабы, и женщина спокойно отнимает мое прикрытие.

Оголяет тело полностью. Во мне сейчас сил, как в котенке, особо сопротивляться не могу.

– Скажи, живот болит? Что чувствуешь? Дискомфорт, резь, острую боль?

Спрашивает внезапно и застает врасплох своим взглядом, устремленным в самый низ живота.

– Что?!

Выпаливаю резко.

– На кровати нет простыни, – отвечает многозначительно.

Молчу. Слова закончились.

– Ты не беспокойся. Я действительно врач. Могу осмотреть, помочь…

Смотрит прямо и внутри у меня все дрожит от того, что вижу в этих черных глазах. Там проскальзывает сострадание.

Последняя капля наполняет чашу, и я начинаю плакать навзрыд, горько.

– Ну тихо, кыз, тихо, – накидывает покрывало обратно, обнимает меня за плечи, и я кладу голову на грудь незнакомой женщины.

– Не плач. Хозяин не лютует с женщинами…

– Я так не думаю, – наконец, выдыхаю, поняв, что передо мной человек, который хоть немного может помочь, или ответить на мучащие вопросы.

– Молодость глупа. Мне нет смысла лгать.

– Что он от меня хочет? Когда отпустит?

Хочется надеяться, что заточение в этом доме имеет временный характер, что меня отпустят.

– Не спрашивай об этом, дочка. Я не скажу. Не знаю я планов господина.

– Почему так? Чем я провинилась? Разве я виновата, что меня выбрал в жены его враг?! Что за странные законы у вас?!

Пожимает плечами.

– Хозяин человек сложный, но справедливый. У Тургуна есть причины быть таким.

Цепляюсь за незнакомое слово и повторяю:

– Тургун?!

Кивает.

– Просто смирись и прими свою судьбу. Пути Всевышнего ведут каждого, и как ни петляй, то, что предначертано, случится.

– Я не понимаю! Я просто хочу домой!

Слезы текут рекой, проводит руками по моим волосам, привлекает к себе, дает выплакаться, а затем отстраняется внезапно и поджимает губы.

– Так что болит у тебя? – и опять бросает взгляд вниз.

Машу головой из стороны в сторону.

– Он не… не…

Проговариваю рвано, не могу выговорить слов, щеку печет и тело ломит, чувства в хаосе.

Останавливает на мне свои проницательные глаза, некрасивая женщина, смуглое лицо испещрено морщинами, черты тяжелые, но все же есть в ней что-то теплое, а в глазах зажигается огонек, когда в полном шоке повторяет за мной:

– Он не тронул?!

Прикусываю губу и просто киваю.

Проговаривает что-то неразборчивое на своем языке и заглядывает мне в глаза.

Накрываюсь одеялом по самое горло. Тело бьет сильная дрожь. Мне кажется, что у меня кровь в венах кипит.

– Тише, кыз. Потерпи. Сейчас собью жар.

Осматривает комнату, будто ищет что-то и не находит.

– Пойду принесу воды.

Оставляет меня, прикрываю глаза, впадаю в дрему и уже в следующее пробуждение чувствую, как кромка стакана надавливает на губы, прохладная вода приносит облегчение.

– Попей, милая, – проговаривает мягко.

Опять падаю на подушку, молча рассматриваю женщину, которая сноровисто мочит тряпку и прикладывает к моему полыхающему лбу. Платье у нее странное, словно двойное, напоминает длинный кардиган с орнаментом по краям.

– Полежишь, наберешься сил. Ничего страшного не произошло… – голос убаюкивает, успокаивает.

– Как мне к вам обращаться? – задаю вопрос и получаю улыбку в ответ.

– Рения. Можешь звать тетушка Рения.

– А я Ярослава.

– Красиво. Тебе подходит. Говорят, имя человека предопределяет его судьбу.

– И какая судьба у меня?

Улыбается и в глазах искорки словно танцуют, или это свет от лампы играет с моим воображением?

– А это тебе решать.

– Вы назвали Монгола Тургуном. Так его зовут?

– Да.

Кажется, что Рения настроена весьма дружелюбно. Внезапно в мозгу рождается идея. Она придает храбрости, заставляет понадеяться, что добрая женщина не откажет, может, даже поможет, стираю с лица слезы-сопли и произношу совсем тихо:

– Ваш хозяин похитил меня, понимаете?! Я здесь не по своей воле, помогите мне, прошу!

Поднимает на меня сочувствующий взгляд и губы слегка растягиваются в улыбке.

– Похищение невесты одна из многовековых традиций. Не ты первая и не ты последняя. Просто смирись со своей долей. Будет легче. Хозяин мужчина видный. Любая девушка сочтет за честь скрасить его ночи.

Протягивает мне стакан с водой, словно ничего не происходит.

– Попей еще чуть-чуть, полегчает.

Сначала хочу отказаться, ударить по руке, но жажда берет свое и я припадаю потрескавшимися губами к граненому стакану, делаю жадные глотки, пока жидкость охлаждает изнутри.

– Право первой ночи. Спроси об этой традиции у господина. Если посчитает нужным – ответит.

– Моя семья, мой отец и брат, они остались там… Я хочу знать, что с ними все в порядке… Один звонок. Сообщение. Все, что угодно… Я ведь ни в чем не виновата…

Не отступаюсь. Скулю в отчаянии. Когда видишь сострадание в глазах, когда тебе сочувствуют – это ломает, это доводит до агонии бессилия.

Сжимает губы, словно не желает отвечать, но затем все же проговаривает тихо:

– Ты просишь у меня невозможного, кыз. Да и глупая ты, если считаешь, что все ограничится одним звонком. Хозяин построил этот особняк много лет назад и единственной целью его всегда было возмездие. Все это время он обтачивал когти, чтобы полоснуть изверга побольнее. Гун не отступится. Поверь. Я знаю. Просто смирись со своей участью и запомни одно. Твой жених – страшнейшее из зол. Господин спас тебя. Хоть ты сейчас так не считаешь. Но я знаю, что говорю.

– Есть хуже участь, чем быть украденной чертовом психом по каким-то сумасшедшим причинам?

Не отвечает. Принимается собирать все обратно в сумку. Игнорирует.

– Я не понимаю!

– Старинный закон. Обряд. Традиция. Отнять у врага невесту – высшая мера наказания. А демонстрация того, что невеста была невинна – удар по авторитету того, которого наказывают. Тот, у кого тебя украли, свиреп и неистов с заведомо слабыми. Не чтит закона. Не имеет чести. Ты поймешь. Потом.

Смеюсь рвано, зло.

– Что же я делаю здесь, если твой господин не такой, как Айдаров?!

Поджимает губы.

– Ты права. Хозяин хуже. В разы.

Резко забирает сумку, отворачивается, уходит и перед тем как распахнуть дверь, бросает через плечо:

– Я положила ночнушку на кровать. Надень и отдыхай.

Замечаю аккуратно сложенную хлопковую вещицу, не глядя натягиваю, затем заворачиваюсь в одеяло, прикрываю веки.

Мне никто не поможет, не спасет. Я попала в лапы к хищнику, который через меня будет ломать моего жениха.

Будь он неладен!

Глава 10

Монгол

В моем кабине царит полумрак. Сижу в кресле и смотрю в окно. Сегодня полнолуние. Впервые за долгие годы не делаю ничего. Просто рассматриваю проплывающие облака и необыкновенно яркие звезды.

Здесь. Вдали от цивилизации и городских огней небо словно усыпано алмазами, которые переливаются, мигают. Давненько я не давал себе передышки. Не смотрел вверх.

По нашим поверьям, там живут мои предки. Смотрят. Осуждают, скорее всего. Я не был праведником. Никогда.

Ухмыляюсь собственным мыслям и делаю очередной глоток из бокала.

Сегодня тот самый день. День, когда запускается тщательно спланированная карусель, целью которой является возмездие.

Я долго шел к этому, выжидал. Смыслом всей жизни стала месть. Желание растерзать, разбить все, что столько лет лелеял и выстраивал враг.

– Ночь поздняя. Я не жду гостей.

Проговариваю ровно, не оборачиваясь, когда чувствую, что в кабинете уже не один.

– Мне не нужно твое приглашение, Гун.

Резко выкручиваю кресло и встречаюсь взглядом с лощеным шатеном в идеальном костюме.

– Я по делу.

– Как там?

Ухмыляется. Холодно. Морщинки тонкими паутинками расходятся от глаз.

– Хаос.

– Что с прессой?

– Обижаешь. Решено все. Никому огласка не нужна. Учитывая тот факт, кто ты, Монгол.

Оставляет недосказанность, от которой руки сжимаются в кулаки.

– Ты сейчас про то, что по душу Айдарова пришел Палач?

Растягивает губы в ухмылке. Поправив брюки, садится в кресло напротив.

– Ну и про это тоже.

– Я не ждал тебя.

Смотрит исподлобья.

– Ты быстро добрался, Лекс.

– Пока ты ехал, я летел, – ухмыляется, бросая взгляд на часики стоимостью в лям, – и то просто сделал крюк, чтобы лично сказать, что ты разворошил улей. Айдаров в бешенстве. Лично ко мне обратился. Чтобы я помог его ненаглядную из-под земли достать, или из-под тебя, как карта ляжет.

– Заделался траблшутером?

Опять ухмыляется. Черты лица у него грубые, нос острый и взгляд с прищуром. Кажется, что на дне холодных серых глаз лезвия крутятся.

– Ты был прав. Замес пошел из-за девчонки полным ходом.

Киваю.

– Я просчитал такой расклад.

Поднимается и, не спрашивая, наливает себе бокал. Делает глоток.

Замирает на мгновение у окна.

– Кто бы мог подумать. Девчонка… Хотя. История знает прецеденты. Троянская война разразилась из-за женщины. Правда, как по мне, не слишком высокой социальной ответственности.

– Хорош впаривать. Ты не на своей предвыборной компании речь толкаешь.

– И то верно.

Разворачивается и бросает на меня хлесткий взгляд. Любому другому бы уже давно пулю пустил, но Ставр один из немногих, кого ценю. Кому доверяю и с которым у меня нет ровным счетом ничего общего. Мы из разных миров, не пересекались даже. По легенде.

Но общее прошлое у нас все же есть.

– Первый шаг. Монгол. Удар был основательным, я тебе скажу.

– За ним пойдут следующие.

Открываю ящик стола, где белеет простыня. Лекс становится за моей спиной.

– Невеста жива?

Холодный голос пропитан угрозой.

Встаю из кресла и равняюсь с крупным мужиком. То, что он упомянул Ярославу, вызывает странный, непонятный приступ агрессии. Словно мое тронули.

– Она тебя беспокоит, Ставр?

Проговариваю четко. Два хищника даже в дикой природе не могут уживаться на одной территории.

Наклоняет голову к плечу, тянет угол губ в ухмылке. Бесит.

– Я не собираюсь воровать ворованную невесту, – вворачивает свой коронный сарказм.

Накаленная атмосфера на пару градусов спускается, а я для себя четко понимаю, что готов играть против Айдарова, хочу видеть его агонию, но Ярослава…

– Девчонка всего лишь инструмент для исполнения моей задачи, – отвечаю на ироничный взгляд Лекса.

– Значит, играем дальше?

– Разумеется.

Достает мобильник, пара нажатий и холодный приказ:

– У меня есть доставочка. Хочу, чтобы наш общий знакомый получил лично в руки один маленький презент.

Кладет телефон в карман. Обращает на меня проницательный взгляд.

– Оружие взведено. Дело за малым.

– Я хочу, чтобы каждая секунда его жизни наполнилась страданием, буду откусывать раз за разом все больше, пока, наконец, не нанесу сокрушительный удар.

– Ты долго ждал, Монгол. Настолько долго, что Айдаров расслабился и попросту забыл о тебе.

– Главное, что я не забыл, Лекс. Я дал ему время. Знал, что однажды шакал станет уязвимым, у него появится слабое место. Я лишу его всего. Пункт за пунктом. Все, на чем держится его империя, отойдет мне по праву.

– Понимаю.

– Я хочу, чтобы ты скинул мне всю информацию по невесте Айдарова…

– Зацепила?

Слышу игривость в интонациях и хмурюсь.

– Почему у меня нет всей информации по невесте Айдарова?

– Ты не просил. Цель и цель. Какая разница?

Лекс внимательно смотрит мне в глаза.

На мгновение прикрываю веки. Внутри все же что-то царапает.

– Действительно. Никакой. Файл пришли.

Железный кейс ложится на мой стол. Пара щелчков и он открывается. Перекладываю в него содержимое верхнего ящика стола.

Защелкиваю. Передаю Ставру.

– Ты знаешь, что делать.

Смотрим глаза в глаза. Кивает. Бросает взгляд на часы.

– Время не терпит. На связи.

– На связи.

Когда остаюсь в кабинете один, цепляюсь взглядом за опустевший ящик. Белоснежная простыня с багряными каплями исчезла.

Я не сделал того, что должен был. Странно то, что с первой секунды, как увидел невесту врага, я ее захотел. Сначала под драйвом происходящего, списывая все на похоть.

Поначалу размалеванная кукла в подвенечном платье показалась обыкновенной. Не присматривался. Не задумывался. Все, что мне было нужно от невесты Айдарова, это замаранная тряпка. Месть тварь голодная, с раззявленной пастью. Она всеядна и не знает жалости.

А я ее проявил к девушке с ультрамариновыми глазами. Стоило поставить под душ, стереть ненужную краску и заглянуть в лицо своей жертве, как что-то внутри дрогнуло.

Не может быть у расчетливой девки таких глаз. Слишком многое прочел в них и почему-то она мне напомнила прошлое…

Что-то в ней есть. Трогательное. И я понимаю, что именно меня остановило.

Ударяю кулаком по столу. Вмазываю со всей дури.

– Господин.

Вскидываю голову. Рения стоит, склонив голову и устремив взгляд в пол перед открытой дверью моего кабинета, ждет приглашения.

– Входи. С чем пришла?

– Я посмотрела девушку, хозяин.

– И?

– Слабая она, хрупкая.

– Что с ней?

– Легкие чистые. Жаропонижающее дала, должно отпустить.

– Она заболела, что ли?!

– Это не простуда. Может нервным быть. Скажем, реакция на случившееся.

Опять опускает голову и говорит уже тише:

– Как, впрочем, возможен и длительный стресс, так как у нее присутствует истощение.

Топчется, глаза прячет, боится.

– Рения, что ты скрываешь?

– Ничего, господин, просто…

– Говори, женщина, не юли.

Выпрямляется. Смотрит прямо и говорит с уверенностью:

– Девушка ваш темперамент не выдержит, господин. Проявите терпение. Дайте ей осознать…

Приподнимаю бровь.

– Я, кажется, не спрашивал у тебя совета как быть и что делать, женщина.

– Простите, господин, – склоняет голову еще ниже, смотрит в пол, а я не понимаю, почему решилась перечить и защищать невесту Айдарова.

Рения многое пережила, потеряла, а сейчас…

– Мне нужно, чтобы ты поставила Ярославу на ноги. Не те времена, чтобы отвлекался на всякие мелочи.

Намеренно произношу жестко, приказываю.

– Я сделаю все, что нужно, но здесь дело не в физическом здоровье, девушка слишком испереживалась и в результате мы имеем то, что имеем. Ее тело не справляется с нагрузками.

Прикрываю глаза. Сжимаю зубы. Хочется подняться к ней. В спальню. Взять то, что принадлежит мне, но я лишь сжимаю кулаки сильнее.

– Я услышал тебя.

Улыбается краем губ. Мудрая женщина.

– Ты поможешь ей, Рения.

– Все сделаю, господин. Она мне напоминает котенка, выпавшего из коробки. Обогреть ее нужно.

Пропускаю реплику мимо ушей.

– Как она сейчас?

– Лучше. Спит.

Что-то меня напрягает. Чутье не подводит никогда.

– Это все? – спрашиваю с нажимом.

– Нет, господин… Она просила меня… Вы должны знать, хозяин…