Текст книги "Пальмы, солнце, алый снег"

Глава 4

Борис Борисович, директор гостиницы «Тропики»

О происшествии в триста втором номере ему доложили в семь ноль пять утра, тем самым отменив и привычную утреннюю зарядку, и даже неизбежный в столь ранний час кофе.

На рабочее место Борис Борисович прибыл задолго до начала рабочего дня – в семь сорок.

Проходя в свой кабинет, с неудовольствием отметил: в секретарском предбаннике опять бардак, в вазе засыхают вчерашние булочки, немытые чашки из-под вчерашнего же чая покрылись неприятным коричневым налетом. Но верный заместитель уже здесь, сутулится на краешке посетительского диванчика, волнуется, ждет…

Борис Борисович сухо поздоровался и тут же перешел к делу. Попросил:

– Рассказывай.

Заместитель и доложил во всех красках – была у него, несмотря на бесцветную внешность, склонность к цветистому, в стиле бульварных романов, живописательству. Про полную крови джакузи. Про истерику несчастной любовницы. Про обморок «забредшей на огонек» туристки, к тому же оказавшейся беременной, едва выкидыш от ужасного зрелища не случился…

– На каком она сроке? – прервал рассказ зама Борис Борисович.

– Этого не скажу, – смутился тот. И показал: – Но живот – во!.. Того и гляди родит.

– Внеси в список ограничений: с сегодняшнего дня беременных на сроке свыше тридцати недель в отель не оформлять.

– Сделаем, – кивнул зам. – А с этой-то что делать?

– А что с ней поделаешь? – поморщился Борис Борисович. – Отправь ей корзину с фруктами. За счет отеля. И врачу нашему скажи: пусть присматривает. А той, которая любовница, выдели другой номер. У нее обычный люкс был? Так определи ее в сьют. В качестве компенсации за моральный ущерб. И вот еще что. Посмотри по регистрационным карточкам – журналисты в отеле есть?

– А зачем нам журналисты? – не понял зам.

– Именно, что незачем, – поморщился Борис Борисович. И объяснил непонятливому: – Ты представляешь, какие могут быть заголовки? «Наш корреспондент оказался в отеле, где убивают»…

– А этого Антона вроде бы никто не убивал, – прищурился Костюня. – Сам по венам чикнул.

– Вот и надо эту мысль довести до журналюг. Если таковые у нас в отеле окажутся, – разжевал заму Борис Борисович. – Человек с расстройством психики, не выдержали нервы, то, се… Кто его, кстати, в отель оформлял? Похож он на ненормального?

– Оформлял его Миша Талалаев, – продемонстрировал осведомленность зам. – Он сегодня как раз в ночь, так что я спросил. Нет, говорит, нормальный мужик. Только смазливый. И подозрительно, что не просто отдыхать, а на психологический тренинг приехал.

– Это тот самый, как его… «Путь в бездну»? – нахмурился Борис Борисович.

– «Путь к себе», – со вздохом поправил заместитель. – Говорил ведь, не нужно психов в отель пускать!

– Ты? Это говорил? Когда? – усмехнулся директор.

– Ну, может, вам и не говорил, а думал. А на будущее – надо от таких справки из психдиспансера требовать.

– Справки – ерунда. Я тебя уверяю: этот парень ни на каком учете не состоит, – заверил Борис Борисович. И вновь поморщился: – Черт, но до чего же некстати!..

– Уже ментов понаехало. Немало, – подлил масла в огонь заместитель.

– Проследи, чтобы их всех покормили. За счет отеля, – велел Борис Борисович. – И предложи, кто захочет, – бассейн, сауна…

– Понял, – кивнул зам.

– И попроси: пусть тело заберут как можно быстрее. В триста втором номере сразу, как милиция позволит, – полную дезинфекцию. И приказ по отелю: все разговоры о самоубийстве запрещаются, нарушившему – немедленное увольнение. Нам такого пиара не нужно…

– Может, прикрыть этот их тренинг к чертовой бабушке? – выступил с очередной инициативой заместитель. – Пусть разъезжаются?

– А под каким предлогом? – пожал плечами Борис Борисович.

– Ну… придумаем.

– Нет, это не дело, – возразил Борис Борисович. – У них все оплачено, денег в ресторане и в СПА наверняка оставляют изрядно, никаких нареканий нет. Выгоним – будут наш отель на каждом углу славить, что мы договоренностей не соблюдаем, а это нам надо?.. Так что пусть уж их… репетируют дальше. Будем надеяться, что ненормальный в этой компании – только один.

Тренинг, день второй

Черного галстука в дорожном гардеробе не имелось, и потому Яков Анатольевич ограничился темно-синим. В сочетании с рубашкой цвета весеннего неба выглядело, как надо: в меру строго, но без трагизма.

– Да уж, трагизма нам совсем не надо… – бормотал Яков Анатольевич, стоя подле окна в ожидании, пока начнется тренинг.

Погода будто оплакивала Антона: свинцовое небо, поземка, тоскливый вой ветра. И психолог понимал: без тяжелых объяснений, к сожалению, обойтись не удастся.

Первой, как и вчера, явилась Ярослава. Она тоже попыталась соблюсти траур – облачилась в черную водолазку и темно-горчичные джинсы, но цели, по мнению Якова Анатольевича, не достигла: одежка сидит в обтяг, грудь выставлена вперед, попка обрисована, какие уж тут скорбные мысли… Одни глаза соответствуют ситуации: горестные, с красными ободками.

– Спасибо, что пришла, Ярослава, – тихо молвил психолог.

– Спасибо, что тренинг на после обеда перенесли, – слабо улыбнулась она. – Утром я бы не смогла, так тяжело было… Да и милиция налетела, объяснение пришлось писать…

– Сильно донимали… – Яков Анатольевич пощелкал пальцами, как бы подбирая слово, – местные копы?..

– Да нет, – вздохнула она. И невпопад добавила: – А у Антона, оказывается, невеста была… Они собирались на той неделе заявление подавать. – Она жалобно взглянула в глаза психологу: – Яков Анатольевич, ну зачем, зачем же он это сделал, вы мне можете объяснить?..

Ответ на этот вопрос психолог заготовил давно. И тон – отстраненный, в меру назидательный – тоже отрепетировал.

Яков Анатольевич подошел к пластиковой доске, взял маркер, нарисовал окружность, крупно вписал в нее «ТРИДЦАТЬ ПРОЦЕНТОВ». Объяснил:

– Видишь ли, Ярослава… Все человечество делится на три больших сегмента. Самый центральный, в нем тридцать процентов населения, – это абсолютно нормальные люди.

Он сделал паузу, уточнил:

– Ты, безусловно, относишься к этой трети.

«Сейчас она просияет».

Ярослава благодарно улыбнулась, а психолог продолжил:

– Следующий сектор – это те, чью психику можно назвать пограничной. Их – сорок процентов… – Он обвел первый круг вторым. – Ну, и оставшиеся тридцать процентов – это, как говорят в народе, конкретно ненормальные.

– Так много?! – ужаснулась Ярослава.

– Увы, – кивнул тот. – Психически больного ведь в отличие от других инвалидов за версту не видать.

– Кошмар, – поежилась собеседница.

– И вот ведь какая штука, – продолжал Яков Анатольевич. – Посмотри еще раз на картинку. – Он махнул в сторону трех вписанных друг в друга кругов. – Люди из первой окружности, из нормальных, к законченным психам попасть не могут ни в каком случае. Как, соответственно, и сумасшедшие – к здоровым. А вот пограничные могут мигрировать и туда, и сюда…

– А каким был Антон? – жадно поинтересовалась Ярославна.

– Антон, к моему глубокому сожалению, в тридцать процентов абсолютно здоровых не входил, – вздохнул психолог.

Ярослава слушала, затаив дыхание.

– Конечно, он не являлся сумасшедшим, – поспешил добавить Яков Анатольевич, – но его психика – да, она была не вполне адекватной. Антон ведь пережил тяжелое детство… сложную семейную ситуацию… и все это наложило на его поведение своего рода фатальный отпечаток… Вот – опять же, как говорят в народе, – нервы и не выдержали…

– То есть, – Ярослава, как деловая женщина, предпочла расставить все точки над «i», – его психика была пограничной, а вчера, после нашего тренинга, после того, как исповедоваться пришлось, у него крышу окончательно снесло?

– Можно полагать и так. Что пусковым механизмом его поступка стал именно наш тренинг, – безропотно согласился психолог. А потом пытливо взглянул на собеседницу: – Но с таким же успехом катализатором его сумасшествия могло стать его внезапно вспыхнувшее чувство к вам. Вы ведь, кажется, весь вечер провели вместе?..

Ярослава отшатнулась, побледнела, забормотала:

– Да, вместе, но…

– Ах, боже мой, милочка, да бросьте вы оправдываться! – перебил Яков Анатольевич, ласково обнимая ее за плечи. – Вы – взрослый человек, и Антон – тоже взрослый…

– Был – взрослый, – припечатала Ярослава. – А сейчас его нет. Вообще нет. Нигде. – Она потерянно, жалко улыбнулась. – Я, как вы понимаете, совсем не девочка, а до сих пор привыкнуть не могу. Что человек жил, дышал, мечтал – и вдруг внезапно его не стало. Облако. Пыль. И не будет больше никогда…

«А ведь она переигрывает, – определил психолог. Безошибочно сказались десятилетия практики. – Совсем уж не так сильно переживает, как показывает. Интересно почему?»

Но расколоть Ярославу он не успел. За их спинами раздалось:

– Но это был его собственный выбор, правда?

Ярослава и Яков Анатольевич обернулись. Она – поспешно и нервно, он – спокойно и с достоинством.

На пороге стояла Александра. Как обычно, в нелепых широких джинсиках и мешковатом свитере – одежках дорогих, но до безумия ей не идущих. Зато щеки сегодня не бледные, как всегда, а разрумянены, и глаза блещут.

– Зачем ты так говоришь?.. – начала было Ярослава.

– Здравствуй, Сашенька, – дружелюбно поздоровался психолог. – Изумительно выглядишь.

Девушка расплылась в благодарной улыбке.

«Она и правда сегодня чудо как хороша. Несмотря на все свои веснушки и девчачью нескладность…»

– Действительно, Сашенька, ты такая симпатяшка… – нежно пропела Ярослава. И тут же разбавила медовый тон жестким: – Тебя, наверное, смерть возбуждает? Кровь, трупы?

Александра вспыхнула, закусила губу… впрочем, быстро нашлась:

– Ну, в плане трупов… Антон ведь, кажется, в твоей ванной комнате себе вены перерезал?..

– Брэйк, девочки, брэйк, – вмешался психолог. – Я понимаю, нам всем тяжело, но все-таки давайте держать себя в руках.

– Мне – не тяжело. Мне, наоборот, очень прекрасно, – упрямо повторила Саша.

– Во как… – буркнула Тося.

Она, под руку с Андреем Степановичем, как раз появилась на пороге.

– Да. Мне хорошо, и я этого не скрываю. – Александра с вызовом взглянула на пришедших.

– Ну, и ради бога, – равнодушно отвернулась от нее Тося.

Саша явно расстроилась, что ссоры не получается.

«А эта крошечная Тося – крепкий орешек, – мелькнуло у психолога. – Совсем не похожа на бывшую официантку. И Ярослава, которая обычно как на ладони, сегодня явно что-то скрывает…»

Но разбираться сейчас не время.

– Ну, вот и чудненько. Все в сборе, – заторопился психолог. – Давайте наконец начинать.

– Давайте, – буркнула Ярослава. – Только сразу предупреждаю: я сегодня ничего рассказывать не буду.

– А как же пограничная ситуация? Полное очищение? Катарсис? – ехидно обратилась к ней Александра. – Ты ведь ночью такое пережила… Мертвое тело в ванной, у меня бы от ужаса точно инфаркт случился! Неужели не хочешь об этом поговорить?..

– Слушай, заткнись, а? – ледяным тоном попросила Ярослава.

– Нет, – вновь вмешался Яков Анатольевич. – Затыкаться Александре совсем не надо. Мне кажется, – он внимательно взглянул на девушку, – сегодня как раз ее день. Поговоришь с нами, Сашенька?.. Расскажешь нам все?

– Расскажу, – охотно кивнула та.

Жестко улыбнулась. Обвела взглядом аудиторию. На Тосю с Ярославой посмотрела презрительно. На мужчин – скорее даже с ненавистью. И с вызовом.

Вышла в центр комнаты. Села в кресло. Откинула со лба прядь взмокших волос (хотя в аудитории совсем и не было жарко). Произнесла:

– Врать не буду: я боялась рассказывать о себе. И когда сюда ехала, думала над купюрами. Как рассказать – да не все. Чтоб, не дай бог, вы меня в обидчицы-гадины не записали… А сейчас решила: слушайте все. Все, как есть. Потому что с вами, так сказать, с сильным полом, – снова гневный взгляд в сторону мужчин, – по-хорошему просто нельзя.

Александра, кандидат наук и лауреат многочисленных конкурсов

Она очень старалась учиться, но все равно институт запомнился вечным кошмаром.

Александра всегда, даже после ночных посиделок с однокурсниками, спешила к первой паре. Занимала самое удобное, ближе к кафедре место. Добросовестно записывала за лектором и даже кивала, когда взгляд преподавателя останавливался на ней. Казалось бы, примерной студентке и карты в руки. Ан нет.

После занятий, еще в метро, по дороге домой, она открывала свежезаписанные лекции и в ужасе осознавала, что ничего, почти ничего в них не понимает! Точнее, так: вот эта формула ясна и вот эта – понятна, но к чему они здесь? Зачем? И что доказывают?!

Папа, правда, утешал: «Я в институте тоже лекции чисто механически записывал. Не вникая. А потом уже разбирался». Но беда-то в том, что у нее и после лекций, в спокойной, домашней обстановке – и то разобраться не получалось. Приходилось сверяться с учебниками, заткнув гордость в карман, звонить однокурсницам или просить, чтоб помог, брата Артема.

Он, в отличие от легкомысленных однокурсниц, помогал ей всегда. И объяснял, не чета многим институтским преподам, легко и толково. Какое-то заветное слово, что ли, знал – только что была тетрадка с непонятными иероглифами, и вдруг, будто волшебной палочкой взмахнули, ряды бессмысленных формул обратились в стройную и логичную картину… «Почему так? – гадала Саша. – Преподов – не понимаю, зато брата – всегда. Учил бы меня только он…»

Но учить ее на постоянной основе Артему, конечно же, было не с руки – собственных дел хватало. Да и человеком он был дрянным, хоть и преподаватель от бога. Просто объяснить, а потом выслушать горячую благодарность сестры не умел. Обязательно нужно было оттянуться на ней во всю мощь отвратительного характера:

– Послушай, амеба, ты что – совсем тупая? Это ведь настолько элементарно! Даже высшей математикой не назовешь, так, школьная алгебра!..

– Тебе, может, и алгебра, а я никак понять не могу… – всхлипывала сестра.

– Так ты тогда лучше в текстильное ПТУ переводись! На швею – вот он, твой максимум. Ну а я, так и быть, швейную мастерскую тебе куплю. Будешь как Вера Павловна из «Что делать?».

Самое интересное, что ни мама с папой, ни сама Саша даже не сомневались: Артем действительно, если захочет, купит. Хоть мастерскую, хоть даже фабрику. Потому что он уже курса с третьего научился зарабатывать совершенно несусветные по меркам их скромной семьи деньги.

Свою нишу Артем нашел легко.

Однажды однокурсник предложил ему:

– Хочешь подработать?

– А что надо? – скривился Артем.

К деньгам он, не чета другим студиозусам, был всегда равнодушен.

– Компьютерную программу написать. Для одной торговой компании.

Такая задачка Артему показалась интересной, и за работу он взялся. Интересно стало – получится или нет? Одно дело – поражать нестандартным мышлением институтских преподавателей, и совсем другое – угодить придирчивым бизнесменам. (Ну а для бизнесменов, особливо из небогатых фирмочек, нанимать бедных студентов обычное дело. На настоящих-то, дипломированных программистов денег не у всякой фирмы хватит.)

Артем программу написал и привел заказчика в неподдельный восторг. Ему полной горстью отсыпали денег – обычно-то, жаловались однокурсники, приходилось за жлобами-бизнюками чуть не неделями ходить – и пообещали: отныне он без работы не останется.

И не наврали: заказы посыпались один за другим. Потому как писал Артем свои программы с такой легкостью, вкладывал в работу столько таланта, что заказчики передавали его из рук в руки, словно драгоценную, тонкого фарфора вазу. Опять же, и для учебы польза – не надо специально с курсовиками париться. Описал в нем уже созданную и проданную программу – и готово дело. И денег в кармане шуршит немало, и преподы с обожанием смотрят. К тому же на полном серьезе именуют его «надеждой российского программирования».

Надеждам и жить куда проще, чем обычным студентам. По крайней мере, преподаватели (эти строгие, всегда всем недовольные монстры!) терпеливо сносили все выходки талантливого юноши. Сестру, устрой она на крыше общаги безобразную пьянку со швырянием пустых бутылок на головы прохожим, мигом бы из alma mater выперли. А Артему хоть бы хны, даже выговора не влепили. Только слово взяли, что он в качестве компенсации за безобразное поведение поедет от института на городскую олимпиаду. Он и поехал и вернулся, как обычно, с Гран-при, а потом своими руками пририсовал к своей же фотографии на Доске почета шутовские усы и бороду…

И в аспирантуру его взяли без всяких, считай, экзаменов. За специальность засчитали победы на многочисленных конкурсах, а философию с английским подарили. Позволили выучить по единственному билету. «А как сделать, чтоб именно он вам достался, – это уже наша забота!» – так ему заведующий кафедрой и заявил.

– Вот это, я понимаю, жизнь! – назидательно сказал Артем сестре накануне экзамена, лениво проглядывая единственный текст по английскому языку. – Учись, амеба, как нужно себя поставить!..

А сестре только и оставалось: глотать слезы обиды. Наглаживать брату парадную рубашку. И тоскливо думать, что ее саму в аспирантуру не возьмут никогда…

Впрочем, Саша, как оказалось, ошиблась – когда пришло время, в аспирантуру поступила и она.

Сначала, правда, когда обратилась к руководителю диплома за рекомендацией, тот только на смех ее поднял: «Не занимайтесь ерундой, Клевенская. Большая наука вполне обойдется и без вас».

Но на заседании кафедры о Сашином желании доложил. И неожиданно рекомендацию ей выдали. Как сказал в кулуарах завкафедрой: «Пусть будет Клевенская. Она, конечно, звезд с неба не хватает, но ведь без таких, как она, рабочих лошадок в науке тоже не обойтись…»

Имелась и иная причина: на кафедру давно требовалась секретарша. Только деньги за сию должность предлагали настолько смешные, что вакансия простаивала уже несколько месяцев. Саше же ничего не оставалось, как на секретарскую должность согласиться.

И пошла она в рабочие лошадки…

Конспектировать бесконечные заседания кафедры, а потом расшифровывать записи и ночами распечатывать протоколы. Собирать деньги на покупку штор для кафедрального помещения, а потом эти самые шторы подшивать и самолично развешивать под высоченными институтскими потолками. Заваривать ученым мужам и дамам бесконечный чай и вытряхивать за ними пепельницы. Слушать снисходительное: «Сделайте, Сашенька, мне конспектик вон той статейки, а то нет времени такой ерундой заниматься…»

Имелись, правда, в ее работе и плюсы. Главный – полюбившаяся с раннего детства возможность созерцать. Когда работаешь на институтской кафедре, каких только страстей, каких только характеров не увидишь! Доцент Андрей Петрович собирает коллекцию из свеженьких студенточек (желательно бедненьких и немосквичек, чтоб уж точно никаких неприятностей не нажить). Старший преподаватель Нина Константиновна ужасно боится остаться в старых девах и поэтому, от безысходности, заигрывает даже с прыщавыми младшекурсниками. Профессор Кирилл Львович обожает заложить за воротник и всегда держит в своем столе, под замком, коньячную фляжку. Ну а приходящий академик, почасовик, и вовсе чудит – приглашает под свое крылышко, для домашних занятий, исключительно светловолосых мальчиков…

А уж воровать – идеи, разработки, свежие решения – на кафедре и вовсе обычное дело. И друг у друга постоянно тащат, и из чужих книжек, и у способных студентов.

Саша поражалась, ее мама с папой вроде учили: красть нехорошо, а здесь, на кафедре, это совсем не преступление. Наоборот, спорт – преподы даже между собой хвастаются, у кого ловчее своровать получилось… «Помнишь, меня Смирнов из триста третьей группы на идею сверхэкономичного двигателя натолкнул? Вот, смотри: удалось патент получить…»

«Ага, натолкнул на идею, – хмыкала про себя Александра. – Тут и к гадалке не ходи: несчастный Смирнов этот двигатель полностью и спроектировал. А получил за труды максимум пятерку по предмету и ни копейки денег…»

В такой обстановке она очень скоро и сама стала мечтать: вот бы и ей тоже стянуть что-нибудь стоящее! Даже не для диссертации – с ней-то проблем не возникнет, Артем поможет, а для жизни.

Но только у кого тянуть? Читать лекции ей не доверяли и даже семинары вести не позволяли, а те студенты, что попадали к ней на дипломное руководство, отличались особой тупостью и нерадивостью…

Но однажды присвоить идею все-таки удалось.

Собственно, это даже и не идея была – так, треп, из которого она сделала нужные выводы.

В тот день на кафедре праздновали очередную защиту диссертации, а при такой оказии, не то что на защите дипломов, институтская публика напивается будь здоров. И языки у многих развязываются – только окажись вовремя в курилке да слушай. Вот Саша и сидела, не затягиваясь, с сигареткой и внимала, о чем беседуют прочие преподы.

Сначала обсудили диссертанта, потом его присутствовавшую на защите жену (эту часть разговора Александра пропустила мимо ушей), а следующим шагом – вот непонятный вираж! – вдруг взялись ругать фирму «Майкрософт». И программы-то у них зависают, и текстовые редакторы бестолковые, и антивирусы нулевые…

– Впрочем, на нашу почву ни один западный антивирус не ложится, – вдруг выдал завкафедрой. – И никогда не ляжет. А русские, дураки, никак не чешутся, чтобы собственного анти-Трояна создать… То ли мозгов не хватает, то ли желания… Это ведь золотая жила! Его каждый пользователь, каждый офис, по определению, купит! Назначай любую цену!

И дальше разговор свернул на особенности национального характера: почему, мол, наш народ так долго запрягает?.. Или, может, на Руси просто таланты перевелись?.. А Саша потушила сигарету, вернулась за свой секретарский столик и задумалась: не преувеличивает ли шеф? И неужели правда, что какой-то антивирус может принести серьезные деньги?..

«Нужно спросить у Артема, – мелькнула в голове привычная мысль. – Впрочем… – тут же оборвала себя Саша, – если завкафедрой прав… то ничего говорить Артему как раз и не надо».

Алена, молодой специалист, 215-й день

Во время ужина я опять пересеклась с Мефистофелем.

Его, похоже, нимало не затронуло ночное происшествие.

Будто ничего и не случилось, он ужинал, как писал классик, в узком кругу последователей и друзей. Сидел за тем же столиком, что и в первый день, и опять во главе его, и снова его речам внимали восхищенные сподвижники…

В этот раз в их рядах, правда, отсутствовал Антон (его тело, как я подслушала на рецепции, ближе к вечеру увезли в Москву, в морг). Не оказалось среди спутников бородача и моей знакомицы Ярославы. Плачет, наверное, в своем номере. Это ведь какой стресс: зайти в ванную комнату и увидеть такое… Называется – приехала отдохнуть! Да и еще один повод есть для слез – в ее годы, при всем гламуре-ажуре, а еще одного такого юного красавчика, как Антон, больше подцепить явно не удастся…

За мой столик (беременность – будто проказа!) опять никто не садился, и от скуки я снова наблюдала за прочими отдыхающими и снова гадала, кто из них кто, как живет и чем дышит… Но только интересных типажей сегодня было мало, и мой взгляд все время возвращался к единственной колоритной фигуре – психологу-бородачу. Почему он все-таки сказал, что все пятеро его подопечных – покойники?.. И может быть, Ярослава – вовсе и не плачет? Может быть, она не явилась к ужину, потому что с ней что-то случилось?.. Вдруг она в списке бородача как раз вторая?!

«Что за бредовые фантазии!» – оборвала я себя.

Тем более что в этот момент в ресторане появилась и она сама. Как всегда, ослепительная, хотя и одета она всего лишь в скромную черную водолазку и темные, без изысков, брючки. Но есть такие женщины, которым и траурные наряды идут.

Ярослава, элегантно и еле заметно поводя бедрами, прошествовала к столику, где сидел глава тренинга… Вежливо кивнула ему – тот барственно, будто Троекуров какой, кивнул в ответ… И вдруг она отвернулась и направилась к моему столу! Даже бородач, при всей своей невозмутимости, и тот явно опешил. Остальные участники тренинга и вовсе смотрели ей вслед, разинув рот. А Ярослава подошла ко мне, сдержанно улыбнулась и спросила:

– Я присяду, Алена? Не возражаете?..

– Нет, конечно… Садитесь, – опешила я. И тут же (вот несдержанный язык!) выпалила: – А чем вам ваш Фрейд не угодил? Надоело, что постоянно мозги компостирует?

Ярослава присела за стол, открыла меню, улыбнулась и ответила:

– Нет, Яков Анатольевич тут ни при чем.

И слегка понизила голос:

– Не хочу за одним столом с Сашкой сидеть. Вон с той, рыжей…

«Эта которая позавчера у нее Антона пыталась отбить», – тут же отметила я.

И светски поинтересовалась:

– И чем же вам бедная крошка так насолила?

– Лично мне – ничем, – поморщилась Ярослава. И понизила голос почти до шепота: – Но на нее сегодня приступ откровенности напал. И она на тренинге такое нам выдала…

– В смысле?.. – не поняла я.

– У нас заведено: каждый участник тренинга обязательно рассказывает о своем самом за всю жизнь неблаговидном поступке.

«Во маразм!» – едва не выпалила я. Но вовремя удержалась и фыркнула:

– И что же? Эта Саша в детстве душила кошечек?..

– Хуже, – скривилась собеседница.

– Ой, расскажите, расскажите! – заинтересовалась я.

– Не могу. Мы обязательство подписываем – чужих тайн никому не разглашать, – вздохнула Ярослава.

Но по ней было видно: язык так и чешется.

– А вы никому и не разгласите, – сказала я.

Ярослава озадаченно уставилась на меня, так что пришлось объяснять:

– Я ведь – беременная, а беременные – они не люди.

– А кто? – улыбнулась Ярослава.

– Ну… мне муж как-то спьяну выдал: ты, мол, инкубатор для моего сына.

– Свинство, – припечатала Ярослава.

– Я ему тоже по физии залепила, – кивнула я. – Ну так расскажите про эту Сашку, пожалуйста!

– Ладно, – решилась Ярослава. – В конце концов, знают пять – узнают и пятнадцать.

Она захлопнула меню и велела подбежавшему официанту:

– Салат из свежих овощей без заправки и минеральную воду.

(Мне тут же захотелось сошвырнуть свою жареную картошку со шкварками под стол.)

– Эта Саша – владелица и исполнительный директор фирмы «Клевенский». Слышали про такую?

– Клевенский? Антивирусы? Конечно, слышала, – оживилась я.

– И что вы слышали? – приказным, будто я перед ней на ковре, тоном поинтересовалась Ярослава.

Ах ты, начальница недоделанная! Впрочем, по своей работе я привыкла терпеть и не такое. И потому спокойно ответила:

– Ну-у… Антивирус Клевенского – по-моему, единственный в нашей стране надежный. Им любой офисный работник пользуется. И что, неужели это она его разработала и внедрила?.. А с виду такая невзрачная…

– В том-то и дело. Владеет фирмой – она. И патент на антивирус – у нее. Только она его украла. У собственного брата.

Александра, кандидат наук и лауреат многочисленных конкурсов

К тому времени, когда Саша поступила в аспирантуру, Артем (он был старше двумя годами) свою диссертацию уже защитил и жил в полном шоколаде. Работал в известной западной фирме, успешно преподавал в родном институте, встречался с красивыми девушками, рулил шикарной машиной (правда, на педаль газа пришлось поставить специальную накладку), ездил на дорогие курорты… Любой другой мужчина на его месте каждое воскресенье бы обедню отстаивал – в благодарность, что жизнь до такой степени задалась. Но только не Артем.

Саша поражалась: чем больших успехов добивался брат, тем злей становился на язык и тем больше тосковал. И все чаще возвращался домой нетрезвый. Поддатый. Пьяноватый. А то и вовсе пьяный в стельку.

– Зачем тебе это надо? – допытывалась в такие дни Александра, помогая красноглазому, саркастичному, расхристанному брату дойти до спальни. – Обычно ведь с горя пьют, а ты – с чего?!

– Я тоже… с горя… – заплетающимся языком ответствовал Артем.

– Да в чем же твое горе?..

– Ох, отстань, амеба… Тебе все равно не понять.

Она и не понимала. Неужели взрослый, состоявшийся, успешный человек до сих пор переживает из-за своей хромой ножки?.. Или причина в чем-то ином?

Впрочем, теперь – когда цель в жизни поставлена – на причину ей было плевать. Наоборот, в ее же интересах, чтобы Артем пил как можно больше. И желательно в ее, Сашином, обществе.

Начала она с малого. Всегда старалась остаться дома тем утром, когда брат вставал после очередной попойки. Ждала, пока он, шаркая и чертыхаясь, выползет из своей комнаты в кухню. И едва Артем бессильно падал на табуретку, тут же подносила ему кружку ледяного пива.

– Амеба, отвали, – отмахивался брат. – Не буду я опохмеляться. Это путь в пропасть. Лучше воды плесни.

– Да брось ты, разве вода поможет?! – возмущалась сестра. – Как Гораций говорил: подобное лечат подобным.

– Не Гораций, а Гиппократ, тупица, – вздыхал Артем.

– А пиво, между прочим, остатки алкоголя в организме расщепляет, – вкрадчиво добавляла сестра. – Типа антиблокатора, во!

– Да ничего оно не расщепляет, – вздыхал брат.

Но на запотелую кружку, Саша видела, смотрел с вожделением. И, разумеется, не выдерживал. Просил:

– Впрочем, давай. Два глотка выпью.

Пил два глотка, а потом, когда на столе появлялись аппетитные, только что из духовки, черные сухарики с приправами и солью, пиво, разумеется, выпивалось полностью. Еще и за добавкой приходилось бежать – и очень скоро, гораздо раньше полудня, Артем приходил в состояние, идентичное вечернему. То есть был по меньшей мере сильно поддат. А иногда и в стельку пьян. И приходилось звонить в офис: предупреждать, что он сегодня не выйдет.

– М-меня т-так и с р-работы п-попрут, – жаловался он сестре.

«Скорей бы», – думала она. А вслух утешала:

– Не попрут. Ты для этого слишком талантливый.

Артема и правда пока не выгоняли, а Саша между тем приступила к следующему этапу своего плана.

Она полазила в Интернете, поговорила со знающими людьми и однажды вечером, когда Артем (большая редкость!) находился дома и был трезвый, позвала его:

– Пойдем на балкон, покурим!

– С какого перепуга на балкон? – пожал плечами брат.

Он обычно курил прямо в комнате, за компьютером – пепельница стояла на выдвижной полочке для CD-дисков.

– А я чем тебя угощу… – интригующе протянула сестра.

– Сигару, что ли, купила? – поморщился Артем. – Так поганую небось. Что ты в них понимаешь!

– Лучше, – усмехнулась Александра.

И протянула брату его первый косячок.

Травка, как ее уверили, была отборной – новый урожай, качественная выделка.

– Нет, амеба. Я эту дрянь не буду, – оттолкнул ее руку брат.

– Ну и зря, – равнодушно пожала плечами сестра и раскурила косячок сама. – Это же анаша, баловство. Согласно последним исследованиям, привыкания вызывает не больше, чем бокал шампанского в Новый год. В Голландии ее даже детям дают, чтоб засыпали лучше.

– Что за бред ты несешь… – поморщился Артем.

– А ты знаешь… вроде никакого опьянения, – выдохнула дым Саша. – Но краски вокруг стали ярче. И люди на улице красивые. И на душе так легко-легко… И голова, между прочим, потом не болит – не чета твоей водке.