Текст книги "Дамы убивают кавалеров"

– Я Бандаров, – прохрипел Урсул. – Я хозяин.

И услыхал в ответ дружный гогот.

– А я – Джугашвили, – доверительно сообщил ему гибэдэдэшник. И добавил, обращаясь к напарнику: – Браслетики мне кинь.

Урсул взвыл:

– Бандаров! Бандаров я! И тачка эта – моя!

– Данная машина числится в угоне, – отрезал милиционер. – Документики похищены.

– Это ошибка! – взмолился Бендер. И пискнул: – Я буду жаловаться!

Его снова ткнули физией в капот:

– Жалуйся, чурка!

– Фотографию! Фотографию посмотри! Паспорт – в барсетке! – отчаянно сопротивлялся Урсул. – В ЖЭК позвони, в паспортный стол!

– Ты мне тут не командуй, – буркнул гибэдэдэшник. Но шваркать об капот перестал. – Ну-ка, придержи его, Вася, – скомандовал он.

Бендера приподняли. Держали за шкирку – грубо, словно кота. Гибэдэдэшник сравнивал его физию с фотографией на правах.

– Не. Вроде не он, – заключил мент. – Бандаров худой, этот – жирный.

– Да я это, я! Глаза-то разуй!

– Ты мне, дядя, не тыкай, – гаркнул гибэдэдэшник и снова швырнул его на капот.

Краем глаза Бендер успел заметить, что неподалеку от машины уже собралась толпа любопытных. Смотрят глумливо: как же – менты чурку мочат. Быдло белое!

– Поехали в отделение, – решил второй гаишник. – Там сегодня Макаренцев. Он разберется.

Его напарник нехорошо усмехнулся:

– Макаренцев? Ну, этот уж разберется.

* * *

У капитана Макаренцева, достойного во всех отношениях гражданина и офицера, имелась единственная слабость. Он ненавидел чурок.

Чурки – по мере сил – платили ему взаимностью.

Врач в ведомственной поликлинике советовал капитану стать спокойней и пить валерьянку. Но валерьянка не помогала.

Если Макаренцев слышал, что донеслись вдруг из забегаловки на его пути мелодичные восточные напевы, у него начинали трястись руки. Когда он встречал (все чаще, заметьте!) на улицах столицы крикливых южан, его пальцы автоматически сжимались в кулаки.

Жена с некоторой долей лицемерия называла его расистом. Но начальство к проблеме Макаренцева относилось с пониманием. Его никогда не включали в состав опергрупп, направлявшихся на зачистку какого-нибудь восточного автосервиса, казино или магазина. Не дай бог, войдет в раж, покалечит. Коллеги и друзья признавали: капитану было за что ненавидеть чурок. Год назад «дети гор» провели его, словно последнего лоха, – с восточной простотой и элегантностью.

…Год назад капитан проживал в центре столицы. Жилплощадь была так себе – вся обшарпанная. Зато – на бульварах, окна во двор, и до бронзового Пушкина – две минуты ходу.

Капитан делил двухкомнатную квартиру с пенсионером-выпивохой. С соседом ему повезло: тот не буйствовал, шумных гостей не приваживал и денег на выпивку не воровал. На бутылку, конечно, клянчил, не без этого. Особенно, конечно, на опохмелку. Но Макаренцев жлобом не был. Если средства имелись – всегда выдавал пособие. Хотя с его зарплатой, конечно, особо на опохмелку не раздаришься. И потому сосед чаще обходился своими силами. Собирал бутылки, разгружал ящики, клеил рекламные листовки.

Как-то утром Макаренцев вышел в кухню. Сосед расслабленно восседал на табуретке. Перед ним красовались запотелая бутыль «кристалловки» и вскрытая баночка оливок.

– Разбогател, Ильич? – рассеянно поприветствовал его Макаренцев.

Тот отчего-то смутился. Прикрыл дорогую этикетку грязной ладошкой. Пробурчал хмуро:

– На свои пью…

– Да пей, пей. Я что – возражаю? – примирительно сказал Макаренцев.

Он уже опаздывал на работу, потому мгновенно выкинул из головы и Ильича, и его недешевый «Кристалл».

Дня через два Макаренцев встретил соседа на улице. Тот находился в хорошей норме – патлы расхристаны, голова трясется. Около соседа крутились двое шустреньких восточных юношей, все норовили пособить, взять под ручки. Макаренцев непрошеных помощничков отогнал, самолично отвел Ильича домой. Наутро соседушку растолкал, поднес ему похмельный стопарик. Провел профилактическую беседу: «Ты, Ильич, больше с чурками не пей. Мало, что ли, своих, русских?»

Сосед покаянно бормотал: «Налетели, окаянные, налили, угостили… Черт попутал…»

«С чего Ильич вдруг связался с чебуреками? Или, точнее, почему чурки понадобились Ильичу?» – мимолетно подумал Макаренцев. Но голову забивать не стал, не до соседа ему было. И без него хлопот хватает.

Но спохватился капитан, увы, слишком поздно.

В тот день он пришел домой после полуночи. Из родной квартиры неслись тоскливые гортанные напевы. В темноте коридора Макаренцев столкнулся с нечистой восточной бабой в ярком платье. Заорал возмущенно:

– Ильич, ты чего? Совсем офигел?

На крик из соседской комнаты явился мужик, одетый вполне по-домашнему: волосатое смуглое тело всунуто в клетчатые трусы.

– Чэго крычыш, брат? – ласково спросил он капитана. – Ил-ыч здэсь болшэ нэ прожываит.

Были немедленно продемонстрированы документы, из которых следовало, что его бывший сосед, находясь в здравом уме и трезвой памяти, совершил обмен своей комнаты на жилплощадь, расположенную по адресу: поселок Грязищи Липецкой области.

– Ну, суки, засажу! – пообещал капитан.

Он немедленно объявил Ильича в розыск. И нашел того без труда. Слава всевышнему, сосед оказался живым, вполне здоровым и, как обычно, сильно пьяным.

Заикаясь и блея, Ильич изложил капитану свои планы на жизнь. Пока тепло, он намеревался обретаться по чердакам и подвалам. А на зиму собирался рвануть в неведомые Грязищи, по месту прописки. Ильич пьяно ухмылялся – деньги у него еще оставались.

И капитан Макаренцев очутился в одной квартире с целым восточным семейством.

Семейство, чтоб ему сгореть, никаких законов не нарушало. Легальным путем зарегистрировалось на вымененной жилплощади. Наркотиков не продавало. Вшей не имело. После одиннадцати орало вполголоса. Но жить в одной квартире с ними оказалось абсолютно невозможно. Кухня провоняла едким запахом специй и несвежей говядины. Коридор перерезали веревки, где в избытке сушилось белье. А дети вечерами вопили так, что стреляло в ушах…

Макаренцев решил меняться.

В квартире перебывали множество агентов по недвижимости. Агенты водили носами, спотыкались об нахальных, слюнявых шкетов и решительно отказывались браться за обмен. Так что пришлось капитану согласиться на более чем скудное предложение о выкупе своей комнаты, последовавшее со стороны отца восточного семейства.

На улице он, конечно же, не остался. Женился. Переехал к супруге. Но затаил на всех чурок, любой нации, будь они азерботы, чехи или же хозары, крепкое зло.

Не нравилось Макаренцеву ютиться на окраине, на чужой, по сути, жилплощади. Да и жена масла в огонь подливала, чуть что не по ней, покрикивала: «В моей квартире живешь, значит, живи и не выпендривайся».

…Когда Бендера привезли в отделение, весь личный состав отсутствовал. Выехал на операцию. В «стекляшке» дежурного восседал только грустный Макаренцев.

Капитан был хмур: жара удушала, кроссворд не решался. А народ все ходил и ходил. На рынке тырили кошельки, по улицам шлялись граждане с отсутствием регистрации. Теперь вот и гаишники зачем-то явились.

Макаренцев хмуро оглядел вновь прибывших. Его взгляд уперся в Бендера.

«Придется платить, – думал Урсул. – Гибэдэдэшники не взяли. Этот – возьмет. Менты, фуй им блятт, путают, а я – им плати. Как простой „черный хозар“ плати!..»

«Цепура голдовая. Перстенек с брюликом на карат. Морда наглая. И – чист, нюхом чую. Ух, ненавижу», – пронеслось в голове у Макаренцева.

– Так, что у нас случилось? – строго спросил капитан.

Гибэдэдэшники переглянулись. Выглядели они не вполне уверенно. А вот чурка – тот держался более расслабленно, чем стражи дорог.

«Регистрация у него явно имеется, – тоскливо подумал капитан. – И не пьяный».

– Гражданин на угнанном «БМВ», – доложил один из постовых. – С краденым техпаспортом и документами на имя Бандарова.

Чебурек снисходительно улыбнулся.

«Нет, браток, на угонщика ты не похож», – решил Макаренцев.

Второй гаишник поспешно добавил:

– «БМВ», номер а555рк77. Угнан вчера около одиннадцати утра. В угнанном автотранспортном средстве находились техпаспорт и права на имя владельца.

– Ну?! – рявкнул капитан.

Гибэдэдэшники совсем сникли. Опять переглянулись. Пока решали, кому достанется слово, в разговор вступил Урсул. Он склонился к окошечку, задушевно проговорил:

– Недоразумение, гражданин начальник. Мой «БМВ». Урегулировать побыстрей. А то некогда мне. Работы полно.

В окошко полезла скатанная в трубочку пятидесятидолларовая купюра.

Капитан молчал, смотрел благожелательно. Урсул подтолкнул бумажку, кивнул: «Бери, мол!» И тут же взвыл от боли – железные капитанские пальцы вцепились в его запястье. На все отделение прогремел бас:

– Понятых, быстро!

* * *

«Сущий клад этот Бандаров Урсул Сакенович. Кто ж ему, такому сладкому, заяву на угон накатал? А, мало ли шутников! Так, смотрим вещички. Техпаспорт, права. Да, чурки – они на вид все одинаковые, но рожа-то, что на фотке в паспорте, явно его. Только разжирела у гада на московских харчах. Часы „Ролекс“, сигареты „Парламент“, зажигалка „Живанши“ из желтого металла. С золотым напылением? Или – чистого золота? А, хрен с ней, не суть. Похоже – большой человек. Был – большой человек, – злорадно думал Макаренцев. – Дача взятки – уже статья. Не просек, урод, ситуацию. Нашел, кому, когда и где полтинник совать. Расслабился, блин, чурка. Думает, он тут, в Москве, всех купил».

– Гражданин! Все, все из карманчиков достаем! – поторопил Бендера Макаренцев.

Они стояли друг против друга в кабинете следователя. В незавешенные окна билось злое солнце. Понятые утирали пот.

Чурка потерянно бормотал:

– Товарищ капитан, давай забудем, а?

Его пальцы дрожали.

«Что-то у тебя, паря, есть, – злорадно подумал Макаренцев. – Чего б тебе так трястись из-за копеечной взятки?»

Он громко – для понятых – сказал:

– При личном досмотре, – капитан ловко прошелся руками по брюкам Бандарова и сунул руку ему в носок, – был обнаружен пакетик из вощеной бумаги размером два на два сантиметра. Вещество, находящееся в пакетике, по виду, цвету и запаху напоминает наркотическое вещество типа анаши, оно же – косяк.

Восточная смуглость Урсула бесследно исчезла. Его губы затряслись.

Понятые с интересом воззрились на горку ароматно пахнущей травы.

«Ах, дьявол! Нет здесь двух граммов, нету!» – отчаянно подумал Макаренцев.

Чурка пробормотал:

– Держу исключительно для личного употребления.

«Уйдет, подлец! Посидит денек – и дружки его вытащат!» – страдал Макаренцев.

И тут – есть бог на небе! – дверь кабинета дернулась. Внутрь всунулся коллега, вернувшийся наконец с операции. Удивленно проговорил:

– Хозарин-то еще живой… На тебя, Макаренцев, жара, что ль, действует?

И чурка, и понятые на секунду отвлеклись. Этой секунды Макаренцеву хватило.

Анашу изымали вчера, при обыске в наркопритоне. А оприходовали не всю. Оставили чуток для личных нужд. Чего бы не поделиться с гражданином Бандаровым?!

– Эй, друг, скажи там, чтобы весы принесли, – попросил коллегу капитан.

Весы явились немедленно.

– Та-ак, – зловеще протянул Макаренцев. – Почти три грамма. Понимаете момент, гражданин Бандаров?

Понятые в фишку явно не врубались. Смотрели на капитана удивленно. Он пояснил:

– До двух граммов – считается незаконным хранением. Абольше двух – статья уже другая.

– Гад! Подсыпал! – прохрипел Бандаров.

– Ой-ой-ой, сколько ж раз я такое от вашего брата слышал… – спокойно молвил Макаренцев.

На душе у него было светло.

* * *

Свершилось!

Карен Пахаров, лучший хозарский ликвидатор и доверенное лицо самого великого хакана, получил наконец новый российский паспорт. Ай, красота! Никаких тебе больше ментовских подколок: «Где регистрация? Ах, не продлена? Пройдемте, гражданин!»

Прописочка – вот она, Казанское шоссе, дом один. И национальность не проставлена. Долой милицейские фразы: «Так вот вы кто у нас: хо-за-ар!»

Ксива встала ему достаточно дешево. Помогла козочка из паспортного стола. Ей, бедняжке, уже под тридцать, тощая, блеклая, как селедка. И мозгов себе не нажила – поверила, что красавец Карен с «лопатником», полным бабок, и вправду собрался на ней жениться. Все мечтала, как будет ему пироги печь да носки штопать. Карену и обхаживать ее особо не пришлось. Два кабака, три перепихона да грошовое колечко из дутого золота. Вот дура! Доверчивые они, эти русские бабы! Небось до сих пор ждет и его, и свадебного букета.

На радостях Карен решил махнуть в Сочи. Шашлыки, молодые козы, пивко со льда, форель из аквариумов. Отдохнет – на полную катушку. Получение паспорта отметит. Да сам господин Сурен Каримов сказал: «Съезди, развейся!» А слово великого хакана для всякого хозарина – закон…

Босс работой Пахарова доволен – у Карена и фантазия работает, и руки крепкие. Вон на той неделе нужно было пугнуть обнаглевшего директора магазина. Цеплять к машинам бомбы – пошло. Карен проявил смекалку. Подкараулил у салона красоты директорскую жену. Пока та нежилась во всяких соляриях, проколол колесо в ее машине. Когда баба вышла из солярия и начала причитать – оказался тут как тут: галантно предложил помощь и сменил покрышку. Потом – как обычно: цветы, мартини, «Ах, какая женщина!». Секс на видео тайком снимал – получилось круче любой порнухи.

В благодарность за страстные минеты Карен вручил директорской жене подарок – серебряного амурчика. Баба водрузила статуэтку в супружеской спальне. «Умница ты моя…» Привести в действие вмонтированную в амура бомбу с часовым механизмом трудов не составило.

Дорогой Сурен Ахмедович остался доволен. А пока босс доволен – можно и в Сочи сгонять. Билет Карен покупал самолично – хотя мог бы послать кого хошь из шестерок. Хотелось опробовать новенький, вкусно пахнущий документец. Он выбрал рейс, протянул кассирше новенький паспорт, проворковал: «Бонжорно![10]10
  Привет! (итал.)


[Закрыть]» Пусть девка гадает – может, он итальянец?! На Сицилии – все тоже смуглые, черноволосые.

Карен приехал в аэропорт загодя – получить место в носу лайнера, хлебнуть на дорожку джинчику. Зарегистрировался, сдал багаж. Выпил. Выиграл сотку рубликов в автоматный покер. Выпил еще. В платном сортире пыхнул косячком. И неспешно, вразвалочку пошел в самолет на посадку. Через два часа он уже будет в Сочи!

Карен Пахаров стоял в очереди на посадку.

Было душно и потно. «В следующий раз первым классом полечу», – пообещал себе он.

Одно развлечение – наблюдать, как посадочные менты цепляются к черноволосым да смуглым: «Печать смазана! Фотография – не ваша!»

«А ко мне теперь – не прицепишься! – ликовал он. – Паспорт новейший, фотка – моя!»

Наконец подошла его очередь.

Задавать вопросов Карену не стали. Отвели чуть в сторонку и, дабы не смущать остальных пассажиров, защелкнули на запястьях наручники.

Ошарашенный Карен услышал сказанное в сторонке: «Чурки – совсем тупые! На него – федеральный розыск, а он в самолет прется!»

* * *

Из всего многообразия русских пословиц и поговорок (часто – неправильных или дурацких) великому хакану Сурену Каримову более всего нравилась следующая: «Было бы здоровье, все остальное – купим».

Сам Сурен здоровья лишил очень многих. Лишал – со вкусом, с талантом. Он полагал, что убить любой дурак сможет. А вот помучить, чтоб на всю жизнь запомнили, – это большое искусство. Предателей, сомневающихся, а также болтунов нужно наказывать так, дабы в дальнейшем у тех, кто знает о расправе, и мысли не возникало – пойти против Сурена. По молодости Каримов самолично отбивал непокорным почки. Пусть всю жизнь носят на поясе банку с мочой и помнят свое место. А уж сломать руку, прижечь окурками тело или выбить пару позвонков – вообще дело, угодное Аллаху.

В последние годы Сурен отошел от самоличного исполнения приговоров. Нервы-то – такие же крепкие, но вот физические силы уже стали не те. Однако наблюдать, присутствовать любил. Иногда даже почитывал книженции о средневековых пытках и вносил в современную работу элементы хорошо забытого старого.

Зато собственное здоровье Сурен берег истово. Каждую выкуренную сигару уравновешивал апельсином – нужно поддерживать баланс витамина С. Избегал холестерина. Даже стрелять перестал. В его возрасте лучше от пальбы воздерживаться. Отдача может повредить плечевой сустав, а от звука выстрела раздражаются барабанные перепонки.

Сурен долго выбирал себе лечащего врача – за здоровьем нужно иметь постоянный контроль, причем на самом высоком уровне. Достойные доктора обнаружились только в Президентской клинике — закрытом, очень элитарном и дорогом заведении. Кого попало туда лечить не брали. Помимо больших денег требовались рекомендации постоянных клиентов: политиков, артистов, госчиновников. (Впрочем, оказалось очень даже возможным купить и рекомендации.)

Президентскую клинику русские оснастили на бюджетные средства получше Центра подготовки космонавтов. В кабинетах стояло оборудования, кажется, на миллионы долларов. Антураж тоже соответствовал: возвышались раскидистые пальмы, в холлах стояли кожаные кресла и аквариумы с пучеглазыми, горбоносыми рыбами. Каримову сказали, что одна такая рыбешка стоит триста гринов. Так что неудивительно, что врачи берут за один только прием – по четыреста баксов.

Сурену импонировало также то, что служба безопасности в клинике работала похлеще, чем в самом навороченном банке. Видеокамеры, бронированные стекла, строгие секьюрити. Каримов бывал здесь не первый год, охрана его прекрасно знала. Но все равно на входе у него каждый раз требовали паспорт. Молодцы. Заботятся о безопасности – и своей, и клиентов.

Сурен Ахмедович Каримов, хакан всех хозар, приехал в Президентскую клинику на профилактический осмотр. Водитель остановился прямо у подъезда. Из клиники тут же вышел секьюрити – подтянутый, вежливый.

– Прошу извинить, это место зарезервировано, – проговорил он. И добавил вполголоса: – Советника президента ждем.

Советник президента – человек важный, такому человеку уступить место не зазорно. Каримов приказал водителю:

– Встань, куда скажут.

Вышел из машины и, не оглядываясь, направился ко входу. Сзади ковылял его личный телохранитель, осторожно нес баночку с мочой.

Охрана на входе встретила как всегда – спокойно и неулыбчиво.

– Ваш паспорт?

Сурен Ахмедович протянул документ. Его охранник водрузил банку с мочой на стойку и достал свой документ.

Ксивы внимательно рассмотрели, сличили фотографии. Пригласили:

– Пожалуйста, проходите.

Один из секьюрити намерился провожать.

– Спасибо, дорогой. Дорогу знаю, – поблагодарил Сурен.

– Извините, у нас новые правила, – отбрехался охранник.

Правила так правила. Сурен позволил довести себя до кабинета врача.

Осмотр занял не менее часа. Каримов получил список назначений штук на пять баксов и строгий запрет на половую жизнь не чаще, чем три раза в неделю.

– Вы уже не мальчик, – прочувственно сказал ему доктор. – Сердце надо бы поберечь.

Сурен вышел из кабинета расстроенный. Одно дело – пить морковный сок, а другое – обходиться без баб…

В холле, у кабинета, ждали двое милицейских. Капитанишки. «Они-то с каких доходов сюда ходят?» – удивился Сурен.

Завидев его, менты поднялись:

– Каримов Сурен Ахмед-оглы?

– Так точно.

– Вам придется пройти с нами.

«Неужто машину угнали? – опешил Сурен Ахмедович. – От Президентской клиники?» И спокойно спросил:

– Что случилось?

Капитанишка вежливо попросил:

– Документики ваши предъявите…

– Пожалуйста, никаких проблем.

Вынул из кармана российский паспорт. Мент бегло пролистал его. Сунул в карман – к себе. Сказал вежливо:

– Вам придется проехать с нами.

– А что случилось, мой дорогой? – тихо и ласково спросил Сурен Ахмедович.

– В отделении разберемся, – сухо бросил мусор.

Павел Синичкин.

В то же самое время

Двенадцать тысяч долларов – немалые бабки. Особенно когда деньги – свои, а отдавать их придется – за чужую глупость. Пусть даже за глупость, совершенную Ленчиком – моим, так сказать, без пяти минут племянником.

Поэтому я не отказался бы, если б за те две недели, что чурки дали нашей Семье на сбор денег, вдруг случилось что-нибудь, избавившее меня от необходимости расплачиваться с ними. Ну, например, моего кредитора, господина Нарима Каримова по кличке Черный, вдруг арестовали. Или вовсе замочили. Или – он решил сбежать из страны.

Я понимал, что шансы на столь благоприятный поворот событий невелики. Слишком уж респектабельным выглядел гражданин Каримов, его туфли и его автомобиль. Однако – чем черт не шутит. Может, как раз в то время, покуда я готовлюсь снимать «зеленые» со сберкнижки, у наших правоохранительных органов созрело против бандитской семейки Каримовых нечто действительно убийственное?

Думая о сем, я позвонил Сане Перепелкину. С Саней мы когда-то, сто лет назад, служили вместе операми в райотделе. Он обрадовался моему звонку:

– А-а, Птичкин-Синичкин! Ну, как дела у частного сыска? Много разоблачил неверных жен?

Саню недавно перевели служить в РУБОП. Поэтому я подозревал, что он не понаслышке знаком с организованной хозарской преступной группировкой. Причем знает о ней больше, чем я прочитал в справке, добытой Ленчиком в Интернете. Я не слишком доверяю Всемирной паутине. В базе данных, продающейся на Горбушке (или доступной хакерам), наверняка рассказывается о хозарской ОПГ не все. И – далеко не точно. Кроме того, в интернетовской лабуде запросто могла содержаться «деза». Саня Перепелкин, думал я, по роду своей нынешней службы знаком с хозарами много лучше. И наверняка осведомлен об их слабых местах. И о брешах в их обороне. А также – об их врагах.

Саня сразу же согласился со мной встретиться. Мы договорились с ним о рандеву прямо на сегодня, на десять вечера, в тихом кабачке «***», расположенном в районе Шаболовки – неподалеку от места нынешней службы Сани.

Он охотно пошел со мной на контакт. Я и не сомневался, что так случится. Секрет его податливости прост. Дело в том, что я умею поддерживать хорошие отношения.

Я вообще считаю, что главная составляющая в успехе частного сыска не меткая стрельба, быстрый бег или пресловутый «дедуктивный метод» вкупе с «оперативным чутьем». Главное – поддерживать добрые отношения. Добрые отношения с нужными людьми. Потому что основное в моем деле – это информация. А информацию проще не выколачивать или покупать, а получать на безвозмездной основе. Получать, несмотря на компьютерный век, не из всяких Интернетов, а от людей. И именно поэтому с людьми следует дружить.

А для того, чтобы поддерживать вяло тлеющую дружбу, требуются минимальные усилия. И минимальные траты. Всего-то и нужно: знакомых мужчин время от времени поздравлять – с Новым годом или с победами «Спартака» в Еврокубке (последнее, увы, случается реже, чем первое). Порой следует ударять с ними по пиву (и оплачивать счет).

С женщинами – и того проще. Изредка – букеты плюс поздравления с тем же Новым годом, а также с днями рождений и с Восьмым марта.

Все эти действия не требуют сверхусилий. Да и вообще ничего – кроме собственной организованности. Зато взамен ты получаешь условный положительный рефлекс на звучание собственного имени. Ты только скажешь: «Это Синичкин звонит», – а на другом конце провода уже расплываются в улыбке, потому как помнят о твоем постоянном и бескорыстном внимании.

Об этом я думал, пока ехал на своей «восьмерке» на встречу с Саней Перепелкиным. Я решил сразу сказать ему, что оплачу счет за сегодняшние посиделки. И без экивоков поведать, ради чего нужна мне информация. В конце концов его и мои жизненные интересы сейчас смыкались. И он, и я боролись супротив организованной преступности. Только – разными методами.

…Саня оказался не слишком разговорчивым. Даже две бутылки пива и литр водки не сделали его более откровенным. Однако он все-таки подтвердил кое-какую информацию о хозарах, которую я уже знал. И рассказал кое-что новенькое.

У РУБОПа действительно, к сожалению, не было ничего конкретного против моих друзей-кредиторов: великого хакана всех хозар Сурена Ахмедовича Каренова, а также его сыновей – тудунов Нарима Каримова (по кличке Черный) и Услана Каримова по кличке Услан. Ничем не запятнал себя и третий тудун, господин Бандаров с несерьезной кличкой Бендер. Они были слишком уж богаты, эти господа, для того, чтобы против них что-то было. Слишком уж высоко наверх тянулись их связи. РУБОПу они оказались не по зубам.

Однако, рассказал мне Саня, кроме легального бизнеса и крупного (и потому малодоказуемого) рэкета, этническая преступная группировка московских хозар занимались также более гнусными вещами. Во-первых, именно они обеспечивали мощный канал доставки в столицу наркотиков через Северный Кавказ. И именно к «лицам хозарской национальности» относились многие наркокурьеры из числа повязанных в последнее время. Именно хозары все активней подгребали под себя торговлю зельем во многих ночных клубешниках и казино. Конечно, в руки правосудия (и в поле зрения оперативных разработчиков) попадала пока всякая человеческая мелочь. Разные там «черные хозары», что пытались на наркотиках заработать на свой казан плова. Нити, ведущие от них к хозарской верхушке, проследить было невозможно. Или – пока невозможно.

Однако среди трех-четырех адресов, названных Саней в числе тех, что засветились как хозарские перевалочные базы по торговле наркотой, вдруг прозвучал один, заставивший меня вздрогнуть. А именно: автосервис «Шумахер» на Касимовской улице.

Я немедленно намотал эту информацию на ус. Только вот интересно, как и когда я смогу ее использовать?

Хозары (а вовсе не чеченцы), продолжал рассказывать мне Санька в перерыве между тостами, оказывается, первыми из этнических группировок еще в начале девяностых взялись за банковские аферы. Срубили на этом немерено бабок. Сейчас в этом сегменте криминального бизнеса они, как и другие ОПГ, вроде бы слегка поутихли. Однако прошла оперативная информация, что нынче хозарская ОПГ собирает бригаду специалистов-электронщиков (в том числе даже славян и европейцев!) ради того, чтобы заняться мошенничеством с кредитными карточками плюс компьютерными ограблениями.

Есть, оказывается, у хозар и свой «убойный отдел»: «подразделение», занятое устранением неугодных. Возглавляет его некто Пахаров. Однако он и его подручные дьявольски осторожны. Сами не убивают. Используют «одноразовых киллеров» из числа наркоманов – причем русских, которых хозары сами предварительно посадили на иглу.

В ходе Санькиного рассказа я не стал восклицать, подобно Даше Коноплевой: «А что же вы их, гадов, не берете?!» Я не столь наивен, как Даша с Катей. Не берут – значит, оно не нужно государству. Это – с одной стороны. А с другой – если будут мощные, крепкие доказательства в конкретных преступных деяниях конкретных хозар, их возьмут. И – с удовольствием посадят. Если, конечно, раньше не расстараются адвокаты, подкупленные судейские, давящие на следствие чиновники, а также сами следственные органы. Кроме того, я знаю, что честные опера (к числу коих, без сомнений, относился мой друг Санька) бывают только удовлетворены, когда преступные группировки вдруг начинают мочить друг друга. Более того, они ведут порой кропотливую работу (хотя никому не рассказывают об этом) ради того, чтобы подобная мочиловка состоялась.

В случае с хозарами Саня возлагал большую надежду на воронцовских. Он подтвердил мне интернетовскую информацию: воронцовские давно точат зубы на хозар. Предводитель этой славянской шайки, гражданин Малыгин по кличке Малыш, смирился с присутствием в преступном столичном бизнесе чеченцев, дагестанцев, грузин, армян, азербайджанцев, ассирийцев. Однако отчего-то, оказалось, хозар он на дух не переносит. По оперативным данным, поведал мне Саня, Малыш ждет не дождется повода, чтобы развязать с хозарами войну. Скорее всего в подобном отношении гражданина Малыгина к хозарам играют роль какие-то личные неприязненные отношения. Может быть, они возникли во время недолгих отсидок Малыша. А возможно, здесь дело в бизнесе. Есть, кстати, сведения, что Малыгин сам мечтает подмять под себя кавказский канал доставки в Белокаменную наркотиков (тот канал, что в основном контролируют пока хозары). На этом месте рассказа моего бывшего коллегу слегка занесло в невиданную откровенность. Он взял и зачем-то выдал мне пару-тройку адресов и фамилий тех воронцовских ребят, что сами вплотную занимаются наркоторговлей. Гражданин Панченко по кличке Пончо, гражданин Ситников по кличке Сито, гражданин Рубцов по кличке Рупь…

Мы выпили еще по одной – по восьмой или девятой. «За то, чтоб сдохли все наркоторговцы!» – с чувством произнес в качестве тоста Саня. Затем мы сбились с темы, разговор стал бессвязным, пошли анекдоты…

Мы протрепались почти до часу ночи. Несмотря на выпитое, бессвязную порой речь и дурацкий смех, глаза у Сани оставались глазами человека, контролирующего себя. Человека, так сказать, фильтрующего базар. И я, опять-таки несмотря на все выпитое, понял: Саня рассказал мне только то, что хотел рассказать. То, что можно было рассказать. На самом деле, он не сболтнул ничего лишнего.

И уже напоследок, после какой-то «надцатой» рюмки, Саня поведал мне о хозарской традиции. Оказывается, самые высокопоставленные хозары – трое тудунов и сам великий хакан Каримов – имеют обыкновение раз в неделю встречаться для обсуждения текущих дел в малоприметном кафе «Ана» на обочине Кольцевой автодороги, между Казанским и Севастопольским шоссе, по четвергам после обеда. И эту информацию в числе прочей я также записал себе на подкорку.

«На подкорку» – потому что я никаких записей на бумагу, покуда мы с Саней совместно распивали спиртные напитки, естественно, не делал. Ну, а непосредственно записывать информацию в мозги я к концу вечера уже не мог. Внутри меня бултыхалось как минимум семьсот грамм «кристалловки».

…Без четверти час мы покинули с Саней кабачок «***» и побрели, обнявшись, к метро. Моя «восьмерочка» осталась печально стоять у тротуара. Я стал беднее на семьсот рублей, потраченных на угощение Сани. Зато оказался слегка более информированным в том, что касалось хозар. И тех друзей и недругов, что имелись у ХОПГ (хозарской организованной преступной группировки) в преступном и чиновничьем мире. (Хотя, по большому счету, оба этих круга – в принципе одно и то же.)

А когда на следующее утро я потащился на метро забирать свою «восьмерку», все рассказанное Саней вдруг всплыло в моей неопохмеленной, но на удивление ясной голове. Более того, в ней даже забрезжил план: что и как я мог бы в данной ситуации предпринять.

На следующий день

Четверо хозар, главы хозарской Семьи, собрались на еженедельное совещание.

Совещались в кафе «Ана» на Московской кольцевой автодороге. Кафе, естественно, принадлежало Семье.

Четверо «белых хозар» расположились за одним простым, не застеленным скатертью столиком в углу. Кондиционированная прохлада освежала после уличной жары. Стеклопакетные окна скрадывали рев проносящихся мимо тяжелых грузовиков.