Текст книги "Слишком много любовников"

Еще у меня в кармане имелась убойная улика, неопровержимо связывающая меня с убийством в «Имперской», – трубка, которую я прихватил со стола. Крайне непрофессиональным и даже отчасти безумным действием было похищать ее! Однако именно телефон, свидетельствует моя практика, является в наше время наиболее надежным и полным хранителем данных о его владельце. А о личности Вячеслава, убитого сегодня утром, у меня до сих пор имелись в основном только догадки. Кто он и откуда? Что привело его ко мне? Кто за ним стоит? Надо думать, для начала следует попытаться ответить на эти вопросы, прежде чем задаваться другим, но основополагающим: кто и за что его убил?

Я не собирался долго хранить улику против себя самого, поэтому, выйдя на Спиридоновку, на ходу достал украденный аппарат. Слава богу, он был не защищен паролем. Я стал просматривать журнал вызовов. Последний отвеченный значился сегодня в 10.37 – за полчаса до того, как я вошел в номер и увидел труп. Звонивший идентифицировался как «Влад». Аватарки не было. Я посмотрел на номер Влада и постарался запомнить его. Телефон начинался с мобильного префикса, нехарактерного для столичного региона – а из какого, я на память не знал.

Версия 4.

Вполне могло быть, что Влад позвонил Вячеславу в 10.37 со словами: «Я здесь, рядом. Открой, я войду». А когда тот отпер комнату, вошел и пустил хозяину пулю в лоб.

Я стал откручивать звонки Вячеслава назад. Меня интересовал свой собственный. Да, вот он, здесь. Сегодня ночью, в 0.23. Вячеслав оказался аккуратистом, он, невзирая на наше недолгое знакомство, успел занести мой номер в свою базу: «Паша, частный сыщик». Мы закончили разговор за три минуты и пятьдесят пять секунд, и практически немедленно Вячеслав набрал номер человека, который значился как «Михаил Владимирович». Вместо аватарки у Михаила Владимировича имелось два мощных, жирных кулака. Оригинально. Разговор Вячеслава с ним длился тридцать пять секунд. И еще раз Михаил Владимирович звонил, в свою очередь, Вячеславу сегодня утром, в девять пятнадцать. Номер этого персонажа начинался с того же неопознанного мною префикса, что и телефон Влада.

Как ни жаль мне было расставаться со столь мощным источником информации, но на углу со Спиридоньевским переулком я протер его от своих отпечатков и выбросил в урну. Номера Михаила Владимировича и Влада прочно отпечатались у меня в мозгу. Когда-нибудь в более спокойное время я расскажу вам о своей системе запоминания, благодаря которой я умею быстро заучивать целые массивы данных. А пока намекну, что в ее основе лежит образность и ассоциативность.

На Вспольном переулке я нашел свою машину там, где оставил. Еще одна улика против меня – система паркоматов зафиксировала «БМВ» в часы убийства в пешей доступности от места, где оно случилось. Впрочем, улик против меня и без того хватало. Я подключил свой «левый» телефон к системе «свободные руки» и вырулил на Садовое.

Первый звонок – в офис.

– Да, Пашенька, – пропела Римка.

– Я просил пробить «Нексию». Ты узнала?

– Да, Пашенька.

– И?

– Владелец – гражданин семидесяти восьми лет. Установочные данные на него записывать будешь?

– Нет, спасибо. – Явно либо «Нексия», либо номера на ней были крадеными.

На самом деле сейчас «Нексия» меня интересовала мало. Однако работа и вертикальная иерархия в нашей маленькой фирме – прежде всего. Да и разогнаться, отталкиваясь от незначащего, было в разговоре легче, прежде чем сообщить действительно важное.

– Римма, я тебя отправляю в отпуск. Прямо с этого дня и часа. Захвати обязательно с собой все наши базы. Сдай на вахту ключи и поезжай куда глаза глядят. Если вдруг на тебя выйдут и начнут спрашивать обо мне, отвечай: ничего не знаю, ничего не ведаю. Что с ним, где он, неизвестно. Все понятно?

– Все, – вздохнула она. – Ты опять вляпался в какое-то дерьмо.

– Типа того, – согласился я.

– Я могу чем-то помочь?

– Спасибо, что предложила. Пока нет, но если вдруг что понадобится, я дам знать.

Я отключился и тут же набрал номер салона «Кейт и Лео».

– Зою пригласите к телефону.

Девушка с рецепции показалась шокированной:

– Что вы?! – зашептала она в трубку. – Это невозможно! У нее сейчас клиент!

Я не стал дольше разговаривать. Значит, Зоя, несмотря на вчерашнее нападение и мое категорическое предупреждение, не приняла опасность всерьез. Конечно, она мне никто, и это не мое дело, но жалко мальчишку в очочках с фотки – останется Тема сиротой. Да и маму его жалко.

Я свернул с Садовой на Мясницкую, а потом на Чистые пруды. Сам в это время набрал номер дружбана моего с Петровки Перепелкина. В принципе то был единственный человек (кроме меня самого), кто мог в создавшихся условиях как-то прикрыть мою задницу.

С каждым новым годом нашей дружбы (и дальнейшим продвижением Сани по карьерной лестнице) в его голосе – по крайней мере, в разговоре со мной – появляется все больше барственных и вельможных ноток. Но я терплю – что остается делать, приятеля со столь высоким полицейским положением еще поискать.

– Ты опять, – хохотнул в трубку полковник Перепелкин. – Что еще?

– В двух словах не скажешь. Давай встретимся, пообедаем. Только срочно. Я угощаю.

– Да, видать, тебя припекло. Сейчас гляну расписание. Давай сегодня в тринадцать тридцать. У меня будет минут двадцать – полчаса. Приходи в суши-бар на Каретном. Можешь заказать мне роллы «Калифорния» и «Филадельфия». И зеленый чай с жасмином.

Что ж, если друг считает, что может использовать тебя в качестве официанта-метрдотеля, ты сам виноват, не надо подставляться. Но выбора у меня не было, приходилось терпеть.

Я нашел местечко для парковки на Чистопрудном бульваре.

Обошел пруд и вскорости входил в салон красоты «Кейт и Лео». Девушка-рецепционист – другая, не вчерашняя – поднялась навстречу. «Добрый день, вы к нам записаны?» Но она мне была не нужна, только помеха, потому что я уже видел в стороне голову Зои, склоненную за своим столиком над пальчиками какой-то грымзы. Я подошел к ней. Она подняла на меня глаза.

– Зоя, нам надо срочно поговорить.

Девушка рассыпалась в извинениях перед грымзой. Та разглядела мою фигуру, и в ее глазах заблистали искры интереса: ого, явился незваный муж/друг/любовник/поклонник, предстоит объяснение, вау, мыльная опера! За моей спиной зашипела рецепционистка: «Молодой человек! Так не делается! Вы мешаете работать! Это неприлично!» Зоя прервала девушку: «Прости, Катя. Действительно, очень важно. Буквально вопрос жизни и смерти. Это нашей Аленки касается».

Мы с Зоей вышли из салона. Я в двух словах обрисовал ей ситуацию: убийство в гостинице, мой полет из окна. Она побледнела. Я заключил:

– Зоя, дело нешуточное. Бросай здесь все, уезжай. Срочно! Ты сама справедливо сказала: вопрос жизни и смерти. Даже домой не заезжай, сразу на вокзал. Ты меня хорошо поняла?

Девушка кивнула.

– И напоследок еще пару вопросов: тебе имя Влад применительно к Алене что-нибудь говорит?

Она на секунду задумалась, а потом отрицательно замотала головой.

– А Михаил Владимирович?

Снова на ее личике отразилось напряженное вспоминание, но опять она сочувственно вздохнула:

– Нет, ничего. Впрочем, я сегодня с девчонками поговорила. Может, они тебе что-то расскажут? Та же Катька, например, она гораздо ближе с Аленой была. Я ее сейчас к тебе пришлю. А сама пойду. Извини, сам видишь, у меня клиентка.

– Уезжай сегодня же, – повторил я. – Ты поняла?

Зоя кивнула, вдруг поднялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

– Спасибо, Паша, что заботишься обо мне, – сказала она на прощание.

Ей на смену вышла рецепционистка Катя. Она была не по летней московской погоде одета в черное платье и черные колготки. Зато платье оказалось очень коротким. И ножки стройненькими. В руках девушка держала телефон – не дай бог пропустить хоть один звонок от клиента, надумавшего воспользоваться услугами салона «Кейт и Лео»!

– Катя, это очень важно, – начал я. – Скажи, у Алены был любовник?

Девушка задумалась – но не так, как Зоя, которая безуспешно припоминала. Рецепционистка оценивала меня: достоин ли я того, чтобы доверить мне эту тайну.

– Послушай, – поторопил я ее, – муж Алены мертв. Сегодня утром убили еще одного человека. Я не хочу, чтобы смерти продолжались. Если знаешь, скажи, я клянусь, что не использую твою информацию во зло. Никому, включая Алену.

– Был у нее один тип, – наконец выдавила из себя Катя. – Встречались они где-то с год.

– Кто такой? Как его звали?

– Ничего она не рассказывала. Ни имя, ничего. Встречались они где-то на квартирах. В рестораны он ее водил. Но мутный какой-то. Как я понимаю, очень себе на уме.

– Хоть что-то Алена про него рассказывала? Возраст? Чем занимается? На чем ездит?

– Нет, ничего я не знаю.

– А кто-нибудь может знать?

– Ну, разве что Кристи…

– А кто такая Кристи? – спросил я, хотя уже слышал применительно к пропавшей это имя.

– Подружка Алены, землячка ее, Кристина. Они когда-то вместе в столицу с Дальнего Востока приехали. Но она не у нас работает.

– Телефон ее имеется?

– Да, в базе есть, она к нам приходила, Алена ей скидку делала.

– Дашь мне его, – приказал я. Катерина кивнула. Я перевел разговор на другую персону: – Скажи, а имя Влад тебе ничего не говорит? Алена о таком не говорила?

– Нет, не припоминаю.

– А Михаил Владимирович?

И тут мне улыбнулась удача.

– Михаил Владимирович, Михаил Владимирович… – наморщила лоб она. – Был у нас такой клиент. Не очень давно. Важный, богатый. Как раз к Алене ходил.

– Фамилия его как?

– А вот фамилию он точно не называл. Наверное, типа, супер-ВИП, не хотел, чтобы признали.

– ВИП – в какой области, если по виду судить? Бизнесмен, чиновник, силовик, артист?

– Не артист точно. А бизнюк или чинуша – все они сейчас на одно лицо. Одет дорого, часы очень дорогие. Любит командовать: возьмите, принесите, унесите.

– А телефон его?

– Телефон в базе есть.

Мы поднялись по ступенькам в салон, и через три минуты я стал обладателем еще двух номеров – подружки Алены по имени Кристина и по фамилии Попригина и важного человека Михаила Владимировича. Оба номера я, на сей раз не полагаясь на память, занес в базу своего левого мобильника. И телефон этого Михаила Владимировича НЕ совпадал с тем, что я увидел в аппарате, похищенном у убиенного Вячеслава. Был он с московским префиксом. Возможно, это был другой Михаил Владимирович. Или у него имелась как минимум пара телефонов.

– На всякий случай я прошу тебя, – наклонился я на прощание к рецепционистке Кате, – не надо давать никому координаты Кристины. И сменщице своей, пожалуйста, об этом скажи.

Потом я снова подошел к столику, где Зоя вернулась к обработке ноготков грымзы. Последняя подняла на меня глаза и уставилась с удвоенным интересом – в салонах красоты секреты не держатся, и, видимо, маникюрша рассказала клиентке о том, кто я и чем занимаюсь. Наплевав на интерес клиентши, я обратился к девушке:

– Пожалуйста, Зоя, еще раз: уезжай. Немедленно. Прямо сейчас.

* * *

Я вернулся к машине, проехал по бульвару вперед, развернулся в районе Маросейки и возвратился к Петровке. Было довольно стремно разъезжать и разгуливать в непосредственной близости от штаб-квартиры московского уголовного розыска, но я исходил из того, что труп Вячеслава обнаружили не далее как два часа назад. Вряд ли сыскари за это время успели меня установить и отправить мои данные в розыск.

В суши-баре на Каретном при моем появлении ударили в гонг и чуть не в пояс поклонились. Однако лица казахов и киргизов, изображавших здесь японцев, выглядели печальными. Посетителей, кроме меня, было не более двух. Золотых рыбок в аквариуме (и поваров, скучавших на открытой взору кухне) имелось явно больше. Заведение очевидно прогорало. Падение рубля делало их бизнес, основанный на морепродуктах, доставляемых за тридевять земель, явно малорентабельным.

Я занял место в дальнем полутемном углу. Подскочившей официантке сделал заказ: роллы и зеленый чай для моего друга-полковника. Мне самому есть совершенно не хотелось. Но кто знает, где мне теперь доведется ужинать? Вдобавок в ИВС и СИЗО меня точно не станут потчевать японской кухней. Поэтому для себя я заказал две пары суши и двойной эспрессо.

Буквально через минуту после того, как закуски подали на доске, с васаби, соевым соусом и маринованным имбирем, появился Перепелкин. Он будто подсматривал, когда все будет готово. Или имел феноменальную чуйку. Скорее, второе – иначе не сделал бы карьеры в столичной полиции. Одет он был в штатское – впрочем, в мундире я его давненько не видывал, чуть не со времен присяги.

Саня пожал мне руку, выразительно глянул на часы. Типа, занятой я человек, времени мне с тобой много терять некогда. Скомандовал: «Давай, рассказывай». С каждым годом и нашей новой встречей Перепелкин все больше набирал в высокомерии и снисходительности.

– Что там с убийством в Марьине? – спросил я.

– Работаем, – пожал плечами мой собеседник. – Больше ничего определенного сказать не могу.

Я всегда думал, что японскую кухню надо вкушать размеренно и неторопливо – но Саня свои роллы, напротив, именно что жрал, другого слова не подберу. Хватал прямо рукой рисовый рыбный колобок, обмакивал его в соус и целиком отправлял в рот. Роллы исчезали с дощечки с пугающей быстротой. При этом Перепелкин явно получал от питания удовольствие, мощно работал челюстями, шумно заглатывал и разве что не урчал.

Стараясь быть экономней в словах, я поведал приятелю о вчерашнем нападении на Зою. И о сегодняшнем убийстве Вячеслава.

По мере того как я продвигался в своем рассказе, лицо Сани делалось все мрачней и, я бы сказал, быковатее. Когда я закончил (это чудесным образом совпало с моментом, когда товарищ полковник завершил свою трапезу), он рявкнул:

– Ну, и зачем ты мне все это рассказываешь?! Как я должен, по-твоему, это воспринимать?! Я воспринимаю – как подставу. Потому что если я все это знал и тебя немедленно, на этом самом месте, не арестовал – значит, я тебя покрываю. А если покрываю – значит, имею свой личный и, наверное, корыстный интерес. Значит, кто я после этого получаюсь? Коррумпированный полицейский. УСБ только и остается, что принять меня под белы рученьки. Давай, Паша, показывай, где ты там прячешь «жучок».

Я смотрел на своего давнего дружка со все возрастающим удивлением. Я не стал говорить, что у него, видимо, развилась паранойя. Или что о борьбе с коррупцией чаще всего разглагольствуют – согласно принципу «на воре шапка горит» – как раз коррупционеры.

Напротив, тихо и внушительно, словно впрямь говорю с психбольным, я молвил:

– Ситуацию, Саня, можно рассмотреть с другой стороны. Я, допустим, твой личный агент. И я дал тебе, безвозмездно, то есть даром, информацию, что позавчерашнее убийство в Марьине гражданина Зюзина связано с сегодняшним душегубством на Никитской. И, возможно, в деле замешаны два амбала, которые передвигаются по городу на «Нексии» номер такой-то. Во всяком случае, вчера они напали на Зою Шагину. И все эти дела, возможно, как-то объединены с исчезновением неделю назад некой Елены Румянцевой, работавшей маникюршей в салоне «Кейт и Лео» на Чистопрудном бульваре. И, кстати, непосредственно перед сегодняшним убийством Вячеслава ему звонил некий Влад, номер мобильника нижеследующий. – И я продиктовал ему по памяти телефон возможного убийцы.

– Я тебя услышал, – буркнул Перепелкин. Мои увещевания отчасти смягчили его. – Что ты от меня хочешь?

– Чтобы, когда твои подчиненные выйдут на меня – а они, боюсь, скоро выйдут, – мое тело не вязали и не тащили сразу в ИВС. А потом не закрывали в СИЗО. Пусть допросят, я не против, но потом отпустят.

– Да, Синичкин, наглость твоя безмерна, – вздохнул мой старый дружбан. – Потому что очень многого ты хочешь. Знаешь что? Если не хочешь, чтоб прямо сегодня тебя закрыли, – заляг на дно. И носа не высовывай. До тех пор пока мы, орденоносная московская полиция, не закроем тех, кто действительно убил Зюзина и этого твоего Вячеслава – Не-Знаю-Как-Фамилия.

– Я не против, но я буду тебе позванивать, как идет дело.

Саня скислился.

– Не могу я тебе ничего обещать, Синичкин, ибо – тайна следствия.

Он еще раз глянул на часы, в несколько глотков допил из пиалы зеленый чай, а потом встал, сунул мне свою ручищу и сказал: «Адье!»

Да, Перепелкин стал со временем и по мере продвижения по карьерной лестнице весьма говнистым парнем, и я дал себе зарок: все, хватит. Больше я к нему ни с какими просьбами никогда обращаться не буду.

* * *

Совет залечь на дно был очень правильным, однако далеко не оригинальным. Я и сам собирался.

Лучше всего для его исполнения подходил малознакомый человек. В идеале – вовсе незнакомый. Кто-нибудь, у кого в самую последнюю очередь станут искать. Все – и полиция, и дикие типы, пытавшиеся похитить Зою и убившие Зюзина и Вячеслава (почему-то я не сомневался, что все три преступления – дело рук одних и тех же душегубов).

Прекрасно для роли укрывателя подходил мой старый знакомый Валерий Петрович Ходасевич. Когда-то нас познакомила моя давняя клиентка Татьяна Садовникова, которая приходилась ему падчерицей. Однако года три как минимум мы с Валерием Петровичем не виделись и даже не разговаривали по телефону. Кто сообразит, что я прячусь у него?

Помимо того, что его трудно было со мной связать, у Ходасевича имелась еще по меньшей мере пара достоинств для человека в моем положении беглеца. Во-первых, он был пенсионер и домосед, поэтому была высока вероятность, что я застану его дома. Во-вторых, пенсионером он являлся совсем не простым, а полковником СВР в отставке. О своем разведчицком прошлом он распространялся не сильно, но обладал присущим людям этой профессии могучим аналитическим умом. На пенсии этот ум прокручивался вхолостую, за разгадыванием сканвордов и судоку – а я надеялся приспособить его для разгадки тайны исчезновения Алены и последовавших затем убийств.

Моему звонку, все с того же левого телефона, полковник ничуть не удивился. На вопрос, можно ли немедленно явиться, прогудел: «Кончено, приезжай!» Я поинтересовался:

– Что-нибудь привезти? Книги, ди-ви-ди, продукты, сигареты?

– Пашенька, все у меня есть! – пробасил Ходасевич. – Любая пища для души и тела. А курить я бросил.

Валерий Петрович напомнил мне свой адрес. Он проживал в районе метро «ВДНХ».

Я доехал туда на своей любимой «бээмвухе», но время клонилось к трем дня, ее могли уже поставить в розыск, и, значит, следовало с ней расстаться. Чтобы не наводить на район моего местопребывания, я загнал джип в один из дворов в начале улицы Космонавтов – их пока не оснастили шлагбаумами, и днем там всегда имелись свободные точки для парковки. На прощание я похлопал своего верного железного коня по капоту и велел спать-отдыхать неопределенное время – до моего возвращения.

Валерий Петрович проживал на улице Сельскохозяйственной. Я, помнится, в свое время выказывал Татьяне Садовниковой свое недоумение: как столь важный человек, с таким прошлым и заслугами, имеет квартиру в столь обыденном районе и обыкновенном доме, да еще на первом этаже? Почему? Татьяна толком не знала, но высказала предположение, что сыграла роль личная скромность полковника. И вдобавок из органов он уволился не по-хорошему, а чуть ли не в знак протеста, отстаивая справедливость и честь своего коллеги.

В магазине, что размещался в том же доме на Космонавтов, где я оставил свою тачку, я, исходя из того, что скрываться мне придется неизвестно сколько времени, купил себе две пары носков и футболок с длинными рукавами. Там же приобрел для Валерия Петровича тортик. Выбрал «Киевский» – не из фронды или любови к украинскому, просто он оказался самым свежим. В аптеке рядом приобрел для своей пораненной руки пластырь и антисептик.

Потом прошел наиболее суетливыми местами столицы: мимо гостиницы «Космос», где возвышался чахоточный Шарль де Голль и десятки китайцев с чемоданами грузились в туристический автобус. Затем – длинным переходом под проспектом Мира, где торговали симками и палеными телефонами, и мимо входа на выставку, где стояли в ожидании желающих покататься понурые лошади и пони. Вскоре я входил в тихий двор дома, где проживал полковник.

Окна квартиры Ходасевича с тех пор, как я был здесь последний раз, лишились решеток – не иначе отставник раскошелился на сигнализацию.

Валерий Петрович сразу открыл мне дверь: толстенный, внешне добродушный, в тренировочном костюме. «Заходи, Паша, и сразу на кухню. Ты как раз к обеду». Готовил Ходасевич собственноручно и превкусно. Однажды обмолвился, что отточил свой талант тем, что прослужил несколько лет поваром при посольстве – не при нашем посольстве.

В итоге, не испытывая никакого аппетита и не рассчитывая в тот день пообедать даже единожды, я сподобился принять пищу дважды – первый раз с Перепелкиным, второй – с Ходасевичем: обижать гостеприимного старика я никак не хотел. Скажу откровенно, бигос в его исполнении мне показался значительно вкуснее, чем суши в японской харчевне. А может, дело заключалось в том, что этот полковник (СВР и в отставке) оказался гораздо приветливее и добросердечнее, чем предыдущий, действующий полкан полиции.

Когда мы покончили с трапезой, Ходасевич заварил нам обоим кофе. Новомодным капиталистическим кофеваркам он не доверял и готовил бодрящий напиток, как встарь, в социалистические времена – в турке. На правах хозяина полковник разрезал принесенный мной тортик и, расправившись с добрым куском, наконец спросил: «Ну, Пашенька, с чем пожаловал?»

– Хочу у вас попросить, так сказать, убежища. Не знаю даже, на какой срок.

Он развел руками.

– Мой дом – твой дом. Устраивайся на диване. Все равно Татьяна меня не жалует, бывает раз в год по обещанию. Прочих родственников и потенциальных визитеров не имею. Могу я узнать, что случилось?

– Обязательно! Тем паче, хочу попросить совета. Дело вот в чем…

И я поведал полковнику все, что случилось за последние три дня, начиная с визита в мой офис заказчика Вячеслава и заканчивая сегодняшней насильственной смертью последнего в отеле на Никитской.

Старый разведчик слушал с чрезвычайным вниманием и не перебивал – единственное, когда я без утайки рассказал, что утащил с места преступления телефон Вячеслава, он укоризненно покачал головой и пробасил:

– Ох, Паша, что за детский поступок!

– Зато теперь я знаю, – воскликнул я, защищаясь, – кто последним звонил ему перед убийством. А также выведал телефон некоего Михаила Владимировича, который появится в моем расследовании еще раз. – И я продолжил свою историю тем, как заехал сегодня в «Кейт и Лео» и узнал, что полный тезка вышеупомянутого господина являлся клиентом исчезнувшей маникюрши.

Когда я закончил, Валерий Петрович прогудел:

– Но ты ведь не только прятаться ко мне пожаловал?

– Конечно, было бы неплохо, если б вы, со своим мощным талантом аналитика, – подлизался я, – мне помогли. Хоть заказчика у меня теперь нет, но от дела я не отступлюсь. В конце концов, как иначе я могу самого себя обелить?

– Талант аналитика у меня, может, и мощный, – самоиронично усмехнулся отставник. – Да только, исходя из твоего рассказа, работать ему пока не над чем, только вхолостую крутиться.

Я пообещал подкинуть еще данных и для того попросил у полковника разрешения пользоваться его компьютером и домашним телефоном.

– Ради бога.

Мы перешли в гостиную, и Ходасевич засел перед телевизором, а я включил его комп.

Валерий Петрович, щелкая пультом, прыгал с одного новостного канала на другой, отдавая предпочтение городским известиям: ТВЦ, «Москва-24», ХХХ-news, РБК. Я со своего левого мобильника набрал номер Кристины – лучшей подруги Алены, как утверждали в салоне. Если неизвестные архаровцы устроили охоту за Зоей, которая явно не была на самой короткой ноге с пропавшей, то Кристи как ближайшая подруга даже скорее могла оказаться под прицелом. Не опоздал ли я с нею – мелькнула у меня мыслишка, – как опоздал с Зюзиным, убиенным мужем Румянцевой?

Телефон Кристины не ответил, однако механизм в трубке сказал мне, сначала по-английски, а потом на другом, неизвестном мне языке, что аппарат выключен или находится вне зоны приема. Я повторил набор – теперь, на всякий случай, с домашнего Ходасевича: все то же самое. В чужом наречии было много гортанных звуков, но опознать я его не смог: арабский, албанский, фарси? На третий раз, набрав номер подружки, я протянул трубку полковнику.

– Вы не в курсе, Валерий Петрович, что за диалект?

Тот прослушал и заявил уверенно:

– Это иврит.

Итак, телефон Кристины нынче находился на территории государства Израиль – более, насколько я знаю, нигде на иврите не разговаривают. Что ж, будем надеяться, что бандиты, убившие Зюзина, напавшие на Зою и (наверное) застрелившие Вячеслава, туда, за три моря, пока не дотянулись. Да и тяжеловато, наверное, в стране, где действует мощная полиция, армия и служба безопасности, орудовать российским бандюганам. Поэтому сразу подумалось: а не в тех ли краях скрывается и искомая Алена Румянцева?

Следующий мой шаг заключался в том, что я отыскал в инете префикс, которым начинались номера Михаила Владимировича и Влада, почерпнутые мной из трубки убиенного. Префикс этот значился за Сольской областью.

Тут Валерий Петрович нащупал что-то в своем телевизоре, крикнул: «Паша, слушай!» – и сделал звук громче. В углу экрана появилась плашка ХХХ-news, а в центре, из студии, вещала вихляющаяся девица с голосом настолько резким, что его хотелось выковыривать из головы вилкой:

– …убийство произошло сегодня в паре километров от Кремля, на Никитской улице. Около одиннадцати утра персонал находящегося здесь отеля «Имперский» обнаружил в своем номере убитого Вячеслава Двубратова. – На экране появилась крупная фотография входа в гостиницу, а голос за кадром продолжал: – Вячеслав Двубратов, по свидетельству очевидцев, был убит единственным выстрелом в голову. Двубратов являлся постоянным клиентом отеля. Как сообщили нам источники из персонала отеля, он останавливался в гостинице по нескольку раз в месяц. По их мнению, он никак не был связан с криминалом и отличался спокойным и трезвым поведением. – В этот момент фото фасада сменилось другим, я вздрогнул: с экрана на меня глядел мой живой-здоровый клиент Вячеслав. Девушка за кадром продолжала завывать: – Как нам стало известно, Двубратов работал в администрации Сольской области.

Я чуть не подскочил: снова Сольская область! А девица продолжала:

– Неподалеку от отеля находится московское представительство этого региона, и покойный часто бывал здесь по служебным делам. В один из таких приездов в столицу его и настигла пуля! – патетически завершила дикторша, а потом добавила: – Мы оперативно получаем видеокадры с места трагедии.

Картинка на экране, наконец, ожила, однако ничего, что было бы интересно не то что досужему обывателю, а даже мне, непосредственному участнику событий, не показали. Появились ступеньки отеля, желтая лента ограждения, а вот черный мешок задвигают на носилках в труповозку. Мелькнул, правда, в штатском мой товарищ полковник Перепелкин. Девушка за кадром прокомментировала скучный видеоряд в возвышенном стиле:

– На место преступления выехали лучшие сыщики Москвы, и мы будем извещать вас о дальнейшем ходе расследования.

Валерий Петрович сделал звук тише, а я воскликнул:

– Снова Сольская область! Она и в номерах Влада и Михаила Владимировича значится… – Я набрал в адресной строке интернет-поисковика: «Сольская область & Михаил Владимирович». И поисковик немедленно выдал мне: «Михаил Владимирович Ворсятов, губернатор Сольской области». С официальной картинки на меня смотрело мощное, властное, холеное лицо.

– Вот это да! – выдохнул я и позвал посмотреть Ходасевича. А потом, не успел полковник ничего сказать, набрал номер Кати из салона на Чистопрудном.

– Зоя уехала? – спросил я в трубку.

Девушка слегка смешалась:

– Уезжает. – И зашептала: – Сейчас, последнего клиента добивает.

– Ладно, – вздохнул я, – ее жизнь, пусть сама ею распоряжается, взрослая девочка. Слушай, Катя, я сейчас пошлю тебе фотографию одного типа, которого зовут Михаил Владимирович, а ты мне скажешь, тот ли это, что к Алене ходил. Продиктуй-ка мне свой сотовый.

Она сказала, и я немедленно перекинул ей картинку Михаила Владимировича Ворсятова, вид анфас. Тут же перезвонил, и Катя уверенно подтвердила:

– Да, это он.

Следующие пару часов я провел в Сети – изучал в самых различных источниках личность губернатора Ворсятова и его связи с Вячеславом Двубратовым. В администрации Сольской области мой убиенный заказчик значился заместителем начальника управления информационной политики. Подходящая должность, чтобы быть доверенным лицом губернатора, подбирать за ним крошки и подчищать дерьмецо! Затем я прочитал, что пишут о Ворсятове. Писали всякое. Много имелось статей и постов, захлебывающихся от любви и благоговения – явно, в той или иной форме, проплаченных. Губернатор многое делал для расселения аварийного жилья, строительства дорог, новых больниц и школ и бла-бла-бла. Противники у Ворсятова также имелись. В злобных заметках они извещали о его тесных связях с местным криминалитетом. Рассказывали – клеветали? – что Михаил Владимирович подмял под себя всю торговлю лесом, древесиной, целлюлозой и бумагой – главным экспортным ресурсом Сольской области. Рассказывали, что мощнейший не только в масштабах региона, но и всей страны бумкомбинат сначала, в девяностые, был приватизирован так, что львиный кусок от него откусил нынешний губернатор. Потом этот комбинат поменял собственников – причем таким образом, что основной навар от сделки очутился в кармане Ворсятова. Злопыхатели судачили также, что на продаже комбината нагрели руки чуть ли не члены правительства, включая даже самого премьер-министра. Впрочем, в эту сторону я дальше разгребать интернетовскую грязь не стал: где я, а где премьер-министр!

Однако и без бумкомбината источников прибыли в регионе, где правил Михаил Владимирович, хватало. Измышляли, что чуть ли не каждое промышленное предприятие в регионе, всякий магазинчик и даже киоск отчисляют ему мзду, так называемую «губернаторскую десятину». Говорили, что он – один из самых богатых людей области, что прокуратура и следственный комитет несколько раз пытались возбудить против него уголовное дело, но их неизменно останавливали мощные ворсятовские покровители, засевшие в Москве.

Не сомневаюсь, что то же, если не круче, можно рассказать о подавляющем большинстве хозяев российских регионов. Я был склонен скорее верить наветам в адрес губернатора, нежели известиям, что он день и ночь радеет о подведомственном ему населении. Во всяком случае, в том, что Ворсятов – человек богатый и может оплатить через своего представителя Вячеслава Двубратова мои услуги, я был уверен.