Текст книги "Все девушки любят бриллианты"

– А я ем всегда, – отшутился Валера, доставая сигарету.

– Не кури здесь! Что Таня?

Валерий Петрович со вздохом отложил курево и тщательно, во всех подробностях, изложил ночной разговор с Таней. Потом выпил чашку крепчайшего кофе, съел три бутерброда с сыром, покурил на балконе и вернулся в кухню. Юлия Николаевна колдовала с баночками, где вымачивался рис. Всю жизнь она сидела на разнообразных диетах. Нынче, видно, был черед рисовой.

Отдуваясь, Валерий Петрович сел на шаткую табуретку и изложил свое дело.

* * *

Ярко-красный «пежик» охотно вез Таню дальше. Они были все ближе и ближе к Черному морю… «Чертовски хорошее сегодня настроение!» – думала она. Увидела большой придорожный щит: «Ростовская область приветствует дисциплинированных водителей» – и рассмеялась. Эх, приветствуют-то не ее! И прибавила газу. Тут же запищал антирадар – Таня превысила положенные шестьдесят километров в час. Аккуратно сбросив скорость, она чинно проехала мимо засады ГАИ – не водитель, а паинька! Впереди всеми красками сиял Дон, и Таня уже предвкушала, что скоро она остановится и купит восхитительной воблы. В воздухе пахло свежестью раннего лета и полной свободой. «Хорошо, что я одна и никто мне не докучает!»

В этот день Таня останавливалась несколько раз. То польстилась на отборную клубнику – в Москве такой еще не было. То захотелось купить корейской морковки. Морковка оказалась что надо – забористая, покруче острых маминых помидоров. Таня с удовольствием съела целую упаковку и пожалела, что не купила больше… Ну и пусть желудок полыхает огнем, зато вкусно-то как! Потом, правда, приходилось останавливаться еще и еще – пить хотелось ужасно. Таня покупала воду, а потом бегала в придорожные кусты «по-маленькому».

Настроение по-прежнему было чудесным. Таня совсем забыла о мифическом человеке в черном. Она представляла, как найдет знаменитые сокровища и что с ними сделает. Купит спортивную машину. Объездит весь мир. Купит маме дорогую шубу. Отчиму – дачу в Загорянке. И немного поможет Марии Петровне…

* * *

В 12.30 полковник запаса КГБ Валерий Ходасевич подъезжал на частнике-»Москвиче» к зданию Экспертно-криминалистического центра, затерявшегося на одной из тихих улиц в районе метро «Беговая». Козьмин уже заказал ему пропуск, и спустя пять минут, миновав дотошного милиционера, Валерий Петрович входил в его крошечный кабинет. Козьмин был совсем крошкой – на голову ниже Валерия Петровича – и, весил, пожалуй, раза в три меньше его. Несмотря на это, держался он с необыкновенным достоинством, столь часто свойственным маленьким людям.

Козьмин вышел из-за стола, и друзья обнялись.

– Старый толстяк, – приговаривал Козьмин, оглушенный ароматом Валериного одеколона. – А ты все таким же франтом!

– Все для тебя, малыш.

Козьмин терпеть не мог, когда его называли «малышом». Но это была месть за «толстяка».

– Седай, – пригласил Козьмин, указывая на стулья для посетителей, на которых лежали груды книг. – Скинь все на пол. Чай, кофе?

– Кофе. И чего-нибудь перекусить.

Козьмин встал из-за стола и воткнул в розетку старый железный чайник.

Валерий Петрович с любопытством оглядел кабинет Козьмина. Здесь он еще не был. Кабинет был весь уставлен книжными полками. Книги были по меньшей мере на трех языках – в основном по криминалистике, но имелись три полки, посвященные психологии и психиатрии, и одна – с работами по астрологии. На подоконнике стоял настоящий человеческий череп со спиленной макушкой – он использовался в качестве пепельницы. На вешалке в углу висел на плечиках полковничий мундир. Сам Козьмин был в стареньком костюмчике. Его галстучек на резинке съехал набок.

Выпили кофе (Валерий Петрович съел весь запас козьминских сушек – единственное, что нашлось у того из «перекусить»). Поговорили о том, кто как жив нынче. Наконец Козьмин сказал:

– Ну, рассказывай. Никогда не поверю, чтоб ты встал с дивана и потащился ко мне, чтобы съесть мои сушки.

– Ах, бедняга! Ты теперь без обеда? Вот до чего довели правоохранительные органы!.. Полковники едят одни сушки!..

И сразу, без перехода, Валерий Петрович приступил к делу.

* * *

В 15.20 Валерий Петрович покинул кабинет Козьмина.

День стоял ясный, сухой, солнечный. Движение было сумасшедшим. Пробки образовались на Беговой, Нижней Масловке, Сущевском Валу, так что домой Ходасевич добрался только в начале шестого. Подумалось: сразу позвонить на мобильный Тане, как только она приедет в Южнороссийск, говорят, там устойчивая зона приема, но после решил, что торопится.

Козьмин обещал – кровь из носу – сделать экспертизу «за два дня и две ночи». Добавил при этом, что сверхурочная работа обойдется толстяку в бутылку джина. «Как я ему, интересно, на свою пенсию куплю заграничный джин за четыреста рублей? – подумал Ходасевич. – Может, нашенским обойдется – за семьдесят? Да нет, такая работа – да еще безо всякой очереди, да еще сделанная самим Козьминым, дорогого стоит».

* * *

Несмотря на то, что она поздно встала и превысила запланированное число остановок, Таня была в Южнороссийске в тот же день. Ну, не совсем «в день» – к гостинице «Южнороссийск» она подъехала в три часа ночи. Измученная путешествием, серпантином последнего, горного, участка, но по-прежнему веселая.

Ура! Первый этап Большого Приключения – позади.

Балкон ее одноместного номера выходил на море. От него веяло влажной соленой прохладой. Ночь была теплой. В бухте мерцали огоньки буксиров и пароходов, стоящих на рейде. Из порта доносилась усиленная репродукторами скороговорка.

Первым делом Таня позвонила отчиму. Валерочка – будто и не спал вовсе – взял трубку со второго гудка. Ласково поздравил ее с приездом. Маму она решила в такое время не тревожить…

* * *

Южнороссийск, май 1999 года

Южнороссийск был городом моряков. Здесь все и вся было связано с морем. Рыболовецкие сейнеры, пароходы с лесом, контейнеровозы, танкеры, буксиры и катера облепляли побережье и наполняли воздух запахами солярки и путешествий. Иной раз жаловали в город военные корабли, швартовались у морвокзала, вывешивали приветственные флаги. На корабли дозволялся доступ. Выстраивалась очередь. Матросы в белом снисходительно посматривали на посетителей. Мальчишки пробирались на корабль по десять раз на дню. Едва ли не все они мечтали стать моряками. В последнее время, впрочем, более престижной стала профессия «мафиози».

Вся городская жизнь вертелась вокруг порта. Главной улицей Южнороссийска считалась протянувшаяся вдоль воды Набережная, а вовсе не проспект Мира, где стоял горком партии (теперь – здание городской администрации).

На Набережной располагались самые симпатичные кафешки и дискотеки, здесь всегда было многолюдно и весело. Девушки приходили сюда продемонстрировать наряды и, возможно, познакомиться с каким-нибудь интересным морячком. Молодые моряки – а в городе было и среднее, и высшее мореходные училища – щеголяли в наглаженной форме, высматривая симпатичные мордашки.

Приходили на Набережную и молодые мамаши с колясками, и пожилые клушки-подружки, и старички. Они сидели на лавочках, что выстроились лицом к воде, и мирно беседовали, глядя на успокаивающую морскую гладь.

Таня не спеша шла по Набережной, с удовольствием вдыхая пахнущий морем воздух. Она опять долго спала и хорошо отдохнула, но теперь ей ужасно хотелось поесть. И не бутербродов – глаза бы на них не глядели! – а чего-нибудь посолидней. Еще со своего гостиничного балкона она увидела, что вся городская жизнь сосредоточена у моря. Поэтому она и отправилась сюда в поисках приличного ресторанчика.

Проходя мимо многочисленных пищевых точек, Таня очень жалела, что у нас, в России, не принято вывешивать рядом со входом меню, как за границей. Как понять, чем тут кормят? И за сколько? Она заглянула в одну кафешку – ей предложили лишь пиво с чипсами. В другой сказали, что заболел повар и они подают только бутерброды – Таню передернуло. И только в третьем по счету заведении она наконец уселась за столик.

На террасе, выдающейся над морем, уже сняли стекла. Морской ветерок шевелил салфетки.

Посетителей было немного, и выглядели они солидно – мужчины в костюмах, а женщины все в строгих юбках. Официант в бабочке принес меню и с легким осуждением взглянул на ее джинсы. «Наверно, это столовка для местных банкиров, – весело подумала Таня. – Здесь полагается выглядеть круто!» Она быстро сделала заказ, достала из сумочки мобильный телефон («Вы тут считаете, что я недостаточно крутая?») и набрала номер Юлии Николаевны.

– Мамми, привет! Как откуда? Из Южнороссийска. Сижу вот в кафе, смотрю на море… Нет, не колбасу!.. Полноценный обед. Даже с супчиком! Да нет еще, я только проснулась. Буду-буду, буду осторожной, как бабка с язвой… Как какая бабка?! А… это… так, образное выражение. Что там в нашей дурацкой Москве? Ладно, в прекрасной Москве… Ничего, да… Ну ладно, и я тебя целую…

Официант быстро принес заказ: бульон с пельменями в горшочке. На второе она пожелала шашлык из осетрины, на десерт – мороженое и кофе. Запивать решила безалкогольным пивом – у нее еще много дел сегодня.

Она положила на край стола мобильник и принялась за суп. От горшочка поднимался ароматный пар. Пельмени были вкусные, как дома.

Официант, склонившись над ней, налил в бокал пива. Теперь он – как, впрочем, и местная элита – поглядывал на нее с уважением. В Южнороссийске мобильные телефоны были еще в диковинку.

* * *

Все как обычно. Ну и тоска же!

Василий отошел от своего лотка с мороженым и грустно всмотрелся в морскую синеву. С горы, на которой стоял лоток, была прекрасно видна дорога, которая вела из Южнороссийска в курортное местечко Косая Щель.

Косая Щель находилась в пятнадцати километрах от города, и на выходные сюда съезжались отдыхать все, кто мог себе позволить выложить кругленькую сумму за уик-энд в дорогом пансионате. А кто не мог оплатить ночевку – приезжал просто искупаться в чистой, не испорченной соляркой воде. В самом Южнороссийске лезли в море лишь ошалевшие приезжие, древние пенсионеры да чересчур пьяные.

Дорога была довольно извилистой, и на ней регулярно случались аварии. Особенно часто разбивались выпившие. Разбивались насмерть – место действительно опасное. Крутой поворот. С одной стороны – вздымающаяся вертикально вверх скала. С другой – отвесный обрыв, а внизу, головокружительно далеко, синеет море.

У Васьки на этой работе было два развлечения. Одно – достаточно редкое: смотреть, как случаются аварии. Катастрофы происходили нечасто – в месяц, наверно, раз. Зато каждая была, как в Голливуде. Машины на полном ходу въезжали в скалу. Машины зависали над пропастью. Машины летели вниз с головокружительной высоты, бились о камни, порой взрывались… Васька даже стал таскать с собой на работу видеокамеру – очень он мечтал попасть на телевидение, в передачу «Катастрофы недели». Но аварии всякий раз случались столь неожиданно, что он ни одной пока запечатлеть не смог.

Вторым его развлечением было наблюдать за диким пляжем, который прекрасно просматривался с его горы.

Собственно, это и не пляж, а узенькая полоска острых камней между скалами и морем. У большой скалы, которую местные почему-то называли «Медведем», имелся съезд на поляну, где можно было поставить машину. В самой скале прорубили ступеньки, по которым спускались к воде. Только все равно сюда редко кто ездит – уж больно дно на этом диком пляже плохое. Пока зайдешь в воду по пояс – тыщу раз можно поскользнуться и грохнуться… Приезжают только те, кому не нужно лишнее общество. Купаются голыми. Трахаются. Порой группенсекс устраивают. Партнершами меняются. На двоих одну телку делят… Думают, что их никто не видит, – и не знают, что Василий у своего лотка все прекрасно замечает. Только далековато. Хорошо еще, что Рустам бинокль дал… Да только смотреть пока нечего. Пока не сезон. Конец мая. Для приезжих – рано, для местных – холодно… Вот и за сегодняшний день только одна какая-то красная иномарка подъехала. И то из нее вроде никто не выходил – небось браток свою телку даже до пляжа не довел, тянет прямо в машине.

Во, блин, на точку его поставили! Народу – ноль. И кладбище рядом. Кто ж тут мороженое будет покупать? Разве что покойники повылезут. Да им и так холодно, на фиг нужен его пломбир!..

Василию было от чего грустить. За свою работу он получал пятьдесят «рэ» в день плюс процент от выручки. Когда Рустам его поставил на Набережную – во была лафа! Оборот колоссальнейший, народ часто поддатый – тут тебе и процентец порядочный, и обсчитать в суете можно… А здесь что? Но… Сам шеф сказал с нарочитым кавказским акцентом: «Сыды, атдыхай, морэм лубуйся».

Только зачем ему море? Он с рождения его видит. Уже просолился, как ставрида. Ему не море, ему бабки нужны. Эта Люська с претензией оказалась – и «мартишечкой» ее угости, и на презентики вечно набивается… Не прокормишь. «Придется ее на фиг посылать – с такой-то работой», – грустил Василий, вглядываясь в безлюдное, как всегда, побережье.

Ух ты, да там кто-то есть! Он пригляделся.

По узкой береговой кромке медленно шла девушка.

* * *

Таня не спеша шла по берегу. Позолоченное солнцем море слепило глаза. Берег был ужасный – огромные булыжники и острые обломки скал. Приходилось все время смотреть под ноги. Хорошо, что она догадалась надеть кроссовки, а не какие-нибудь пижонские босоножки. Интересно, а искупаться уже можно? Скользя по опасным камням, Таня подобралась к воде. Холодная… Но почему не рискнуть? Если она сейчас найдет то самое место, отмеченное заветным крестиком, то тогда искупается, загадала она. Таня любила играть с судьбой. «Если у машины впереди меня на светофоре будет четный номер – сдам экзамен… Если не расплескаю налитый в чашку кофе – заказчик утвердит работу…». Иногда она сама подталкивала судьбу. Специально пристраивалась на светофоре за машиной с четным номером. Или выпивала кофе через соломинку. С судьбой нельзя играть честно – судьба самой себе очень часто сдает крапленые карты. У нее полна рука козырей, а ты сидишь с шестерками. «Просто» везенья не бывает, считала Таня. Везенье надо организовывать…

Вроде идет она правильно. Впереди – море, за спиной – огромные скалы. За этим поворотом должна быть та самая расщелина, на высоте примерно метров пяти. Поворачиваем… Смотрим внимательно… Действительно, похоже на щель. Если очень-очень присмотреться… Когда не знаешь, не заметишь ни за что. Просто серый камень… А может, это и в самом деле камень? Или все-таки расщелина?.. Но даже если щель есть, то она крошечная, кошка не пролезет… Да, мамми была права. У парижской бабуленьки точно поехала крыша… А может, не поехала? Таня прикинула – на эту высоту она вполне в состоянии забраться, цепляясь за острые выступы. А если она упадет? Кругом ни души, помочь некому. Да и потом – она ведь не кошка, как ей протискиваться в это крошечное отверстие?

– Не-ет, я возвращаюсь в Москву! – решительно сказала Таня и развернулась.

Она сделала два шага назад, потом решительно вернулась обратно, бросила сумку на камни и полезла на скалу.

* * *

Девица шла по побережью. Василий быстренько наладил бинокль и внимательно ее рассмотрел. Ух ты, клевая телка! Ножки – блеск, от ушей растут. И по камням как скачет – сущая коза! Молодая! Что ж она тут делает? В одиночестве думает о несчастной любви? Да нет, не похоже. Тогда б не скакала. Сейчас, наверно, разденется до «формы ноль» и в воду полезет. Вот он протащится!

Но девица в воду не спешила. Она выглядела так, будто что-то ищет… Неужели оно? То самое «спецзадание», о котором говорил Рустам? За которое ему «штуку» посулили? «Не могет быть такого, телка просто гуляет», – решительно сказал себе Василий.

Она остановилась. Потом повернула обратно. Сделала пару шагов – и вдруг решительно вернулась на то же, где стояла, место. Бросила сумку и полезла на скалу.

Василий кинулся к мобильному телефону, который выдал ему Рустам со строгим наказом – использовать только по делу.

* * *

Е-ло-чки зеленые, а пещерка-то – под ее рост. Это с берега кажется, что отверстие крошечное… Вот он, заветный крестик, на карте! Бабулин клад! А вдруг все-таки там не клад, а какая-нибудь глупая шутка? Сунется она сейчас в эту пещерку, а там, к примеру, скелет. Или гнездо с гадюками. Или снайпер в нее уже целится… Или – что вернее всего – все там загажено засохшими кучками, исписано похабными словами… А клад – если даже он там был – давно уж передали Краснодарскому краеведческому музею… Спуститься, что ли, отсюда подобру-поздорову…

Таня решительно протиснулась в расщелину.

* * *

– Рустам, это Васек. Клиент на месте. Нет, баба. Одна… Понял. Жду.

* * *

Внутри было сумрачно и очень тепло. Воздух казался таким сухим и горячим, будто сейчас август, а не конец мая. Пещерка была размером с ее кухню – примерно два на три. Ни скелетов, ни змей. А снайпер? Или менты? Внутри никого не было видно. Хотя Таня не могла за это поручиться. О фонарике она не подумала, а свет в пещеру еле проникал. Ну ничего, глаза сейчас привыкнут к темноте, и она все внимательно рассмотрит.

В пещерке явно никого не было. По крайней мере последние десять лет. Ни бутылок. Ни банок. Ни кучек дерьма. Ни бумажек. Ни надписей на стенах.

Шестьдесят сантиметров от пола точно посередине восточной стены… Так написала старуха. Там, в скале, есть небольшая выемка. Просовываешь туда руку. И отваливаешь кусок скалы, нажав его с обратной стороны… Бабушкины сказки!.. Сезам, откройся!.. Таня и хотела верить, и не верила.

Таня еще раз оглядела пещеру и убедилась, что она здесь одна. Какой все-таки сухой воздух… Значит, картины – если они там есть, конечно, – нормально сохранились… А вот и выемка в стене. Точно в том месте, где написала – и нарисовала – старуха.

Таня подошла к противоположной стене пещеры и осторожно просунула в отверстие руку. Если бы дело было в кино, ее сейчас наверняка укусила бы какая-нибудь тварь. Таня затаила дыхание. Просунула руку дальше. Никто не кусал. Рука вошла по локоть. Ну, и что теперь? Таня пошевелила пальцами. Ничего. Но ей казалось, что там, дальше, дыра расширяется. Но дотянуться туда она не могла. Что же делать? Таня вытащила руку.

Рукав был весь в пыли. Запястье содрано. Ну, если бабулька пошутила – она мне ответит за это! Лично в Париж приеду и волосенки ее седенькие повыщипаю.

Таня огляделась. Глаза вполне привыкли к темноте. Все в пещерке различалось как на ладони. И тут она увидела на полу у той же стены какой-то предмет. Подняла. Это была железяка длиной с полметра. На конце она изгибалась. Кажется, это такая штуковина, которой в русской печке шуруют. Слово забыла… Кочерга!.. Да, кочерга. Ее, эту кочережку, кто-то будто нарочно сюда положил. Неужто прапрабабка, княгиня Савичева? Когда прятала чемоданчик? Восемьдесят лет назад? Специально для меня? И она, эта железка, здесь до сих пор лежит?.. А почему нет? Ведь, по всему судя, в пещере сто лет никого не было. Вон сколько пыли на полу… А железяка не просто ржавая, а вся прямо трухлявая. Железо аж слоится… Ну что, еще попыточку? Таня знала, что, пока она не посмотрит, что же там, в стене, она отсюда ни за что не уйдет. Есть не будет, спать не будет – не уйдет. Don'tgive up![1]1
  Не сдавайся! (англ.)


[Закрыть] – почему-то вспомнились слова английской песни.

И еще отчего-то афоризм: «Количество сдавшихся намного превышает число побежденных». Нет, она не из таковских. Она не любит проигрывать. Сдаваться – тем более.

Таня осторожно просунула кочергу в отверстие. Она ушла туда вся. И еще рука почти до локтя. Но там, впереди, чувствовалось расширение пространства. Она повертела кочергой вокруг ее оси. Запястье опять ободралось о камни. Зато кочерга вертелась! А ну-ка попробуем! Таня зацепила кочергой за камень изнутри. Дернула. Черта с два! Железяка соскочила. Ну-тка, еще разик! Нет, камень не поддавался. А ну, еще – взяли!..

Промучившись минут пять, Таня вытащила в кровь ободранную руку и опустилась на пол пещеры. Что еще можно придумать?.. Сейчас покурить бы… Она с досадой вспомнила, что сигареты остались в сумке, которую она швырнула на прибрежные камни. Ну не спускаться же!.. Да и что тут придумаешь? «Трясти надо», как говорится в анекдоте. Таня впервые пожалела, что не взяла с собой мужика. Хотя бы Печального Гарика. Силенок, черт возьми, не хватает. Не бежать же сейчас за каким-нибудь качком. «Мужчина, не могли бы вы помочь мне достать сокровища?» Нет, надо попробовать еще раз. Зря она, что ли, два года теннисом занимается. Вон бицепс какой – как у Кафельникова.

Подбадривая себя, она снова засунула железяку в отверстие. Зацепила кривым концом за скалу. Напружинилась что есть сил – аж в глазах поалело. Ну же!.. Камень подался вперед, на нее. Ну, еще!.. Еще несколько сантиметров… Было видно, что огромный камень чуть выступил из стены. Давай-давай, Танька, победа близка! Что есть мочи она налегла на кочергу.

Огромный камень высунулся из стены сантиметров на семь. Теперь за его края можно было схватить руками. Таня высунула руку из дыры, отбросила железяку и взялась за края камня. Дернула на себя что есть сил. Камень неожиданно легко пошел на нее. Еще рывок – и он стал медленно падать!

Камень обрушился на пол пещерки. Грохот – страшный! Она едва успела отскочить. Глаза запорошило пылью.

В азарте, зажмурившись, вслепую, Таня запустила руку в дыру. Ну?

Рука нащупала ручку чемодана.

* * *

Василий нервничал. Он прекрасно знал это побережье – так называемый «дикий пляж». Узкая кромка, огромные скалы. И море. Больше ничего. Он прекрасно видел, как девица лезла по скале. Сначала решил, что она – придурошная, и только потом догадался, что ее-то и ждет его босс Рустам.

Рустам строго велел: «Увидишь: на диком пляже чего ищут – звони. Мухой звони!» Василий за полгода работы всякого навидался. И разборки на пляже видел, и художники туда приходили с натуры рисовать. Рисовали море и голых баб. Да, и баб голых он уже с Первомая наблюдает – иногда приезжают купаться. А уж секса насмотрелся… Но не это имел в виду Рустам, когда звонил время от времени по мобильному с единственным вопросом: «Ну?»

– Ничего, – честно отвечал Василий. – Вот только прибыли точка не приносит.

Рустам никак не реагировал на то, что прибыли нет. Он каждый раз говорил:

– Все будет. Но помни: упустишь – урою. Лично кастрирую без наркоза, – и вешал трубку.

И вот вам здрасьте – девка лезла-лезла по скале (он еще боялся – или надеялся? – что сорвется) и вдруг исчезла. Куда ж она могла подеваться?! Василий сам, грешным делом, как получил задание Рустама, обследовал на рассвете, еще до работы, дикий пляж. Осмотрел скалы, чуть не каждый камень на берегу пошевелил – и не врубился, чего тут можно искать. А девица чего-то искала. И теперь вообще испарилась. Слилась со скалой.

* * *

– ЙЕС! ЙЕС! ЙЕС! – запрыгала по пещере Таня.

Клад, она нашла клад! Есть от чего в пляс пуститься. Она решила исполнить свой коронный номер – прыжок с визгом, от него на дискотеках все тащились. Подпрыгнула, завизжала – и врезалась головой в потолок. В ушах зазвенело. Вот балда: пещера-то низкая! Чуть не убилась… Было бы теперь здесь как в романах: в одной пещере и клад, и скелет…

Таня аккуратно осмотрела чемодан. Он был большой, старый, прямоугольный, фибровый. Поверх тщательно перевязан веревками. Веревки от старости потемнели. Как и сам чемодан. Закрыт он крепко. Это хорошо. Если она будет держать его в руках, то с этой скалы ни в жизнь не спустится. Придется его кидать вниз, а потом слезать самой…

* * *

Василий нервничал все больше и больше.

Братки уже подъехали.

Ближе к городу, на обочине, стояла синяя «девятка». В той части дороги, где пляж кончался, – «Ауди-100».

А девица исчезла.

Он не сводил глаз с того места на скале, где она словно сквозь камни провалилась. Бинокль уже нещадно натер ему переносицу…

И вдруг он увидел – вниз полетел какой-то довольно большой предмет. За ним чуть не кубарем скатилась девица. Она в две секунды посрывала с себя одежду и бросилась в море… Василий оценил ее безупречную фигурку и даже вздохнул от жалости – девчонка-то больше не жилец. Дурачку ясно…

Он наблюдал, как она с чемоданом возвращается к прорубленным в «Медведе» ступенькам… Видел, как по грунтовой дороге из леса выезжает новенькая маленькая машинка… «Пежо», кажется… А, так это была ее тачка…

Что дальше?.. «Пежо» уверенно двигается в сторону города. «Девятка» его пропускает. Сзади на хорошей дистанции движется «Ауди». За «Ауди» трогается «девятка».

Прощай, крошка!.. Сегодня Василий получит свою законную штуку баксов и поведет ненасытную Люську в крутой кабак…

* * *

Нехороший сон приснился Марье Петровне. Не дочка ей приснилась, не внучата, не зятек Николай непутевый, а та девчушка, что на красной машинке ее подвезла и денег не взяла. И еще сто долларов за фотографию спрятала.

Снилось Марье Петровне, что Таня эта сидит в кафе. Кафе не наше – заграничное. Столики прямо на улице стоят. Люди по тротуару мимо ходят. Все красивые. Прямо фильм какой-то из ненашенской жизни.

Чего ж тут, спрашивается, плохого?

А вот бабе Маше не по себе. Может, оттого, что сидит рядом с Танюшкой за столиком человек. Только он не черный, как в прошлых видениях, а вполне нормальный. Лощеный такой, заграничный.

Разговаривают они. Все нормально вроде, а страшно бабе Маше. И чувствует она, как Танюше плохо. Как тягостно ей. Как она не говорит даже, а думает: «Ну отпусти ты меня… Пожалей ты… Не хочу я быть с тобой… Помилуй ты меня…» А вслух ничего не произносит. Сидит и улыбается. И что-то веселое говорит. А внутри у нее, у Танюши, заледенело все. Страшно ей, маетно… И Марье Петровне тоже – и страшно, и маетно…

Проснулась она с тяжелым сердцем. Попыталась отогнать сон – не смогла. Сумрачно было на душе.

Марья Петровна опустилась на колени перед иконами и принялась истово молиться.

* * *

Это был его город.

Он всегда знал, всю жизнь свою, что он будет – его.

И вот теперь Южнороссийск полновластно и безраздельно принадлежал ему. В его руках были порты – лесной, нефтеналивной, пассажирский и обычный. Ему принадлежало пять цементных заводов. Таможня. Два банка. Рыбозавод. Швейная фабрика. Пивной завод. Базар обычный. Рынок, где торговали «челноки». Рынок автомобильный. И еще – без числа! – кафе, пляжи, пансионаты, санатории, дома отдыха: все, до последней коммерческой палатки. Все, что давало прибыль.

Нет, ни в одной бумаге, нигде не записано, что он – хозяин. По документам он не владеет ничем. Но все знают: хозяин здесь – он. И спрашивать обо всем надо – у него. И всегда делиться надо – с ним.

Да и он сам не все гребет – себе. Конечно, и ему приходится делиться. И с теми, кто наверху, и с теми, кто снизу. И Шляге, будь он проклят, приходится отстегивать. И прокурору, и городской Думе, и губернатору, и Москве… Да бог знает с кем приходится делиться! Со всеми, вплоть до последнего лоточника, чтобы тот не только силу чувствовал, но и выгоду имел… Но все равно у него – оставалось. Ох как оставалось! Два дома в городе. Три особняка на берегу. Три квартиры любовницам. Семь машин. Дом в Италии. Дом во Флориде. Квартира в Лондоне… Что еще? Два номерных счета – в Швейцарии и на Каймановых островах. Сколько там, на этих счетах? Да уж на каждом поболее «лимона». Можно уехать и жить тихо-спокойно…

Можно. Так ведь не уедешь же. До смертного часа не уедешь… Деньги – фуфло! Главное – власть. Когда ты знаешь, что никто против тебя не пикнет, а пикнет – ты с удовольствием раздавишь. Когда ты знаешь, что любая баба – хоть ты балерина, хоть целочка, хоть прохожая случайная – тебе даст… О, как это заводит!.. Разве не об этом ты думал, разве не к этому готовился, разве не об этом мальчишкой мечтал?..

Но ты мечтал не об одном только городе, напомнил он себе. Ты мечтал о крае. И даже – о стране. Город – оно, конечно, хорошо, да, надо расти. Как там у Маяковского?.. «Стремиться в завтра, вперед, чтоб брюки трещали в шагу!»

Вот и шагнем. Все затрещит! Какие наши годы. Ему всего пятьдесят с небольшим, а «полтинник» для политика – не возраст. В этом году его точно выберут в Госдуму. В партийный список он уже включен. Партия такая, что осечки не будет. А там, в Думе, осмотримся и решим, куда дальше шагать… Устремимся в завтра…

Приехали.

Процессия джипов – а иным транспортом сюда не доберешься – остановилась на каменистом берегу.

Первым – по чину и на правах радушного хозяина – на камни выпрыгнул мэр Южнороссийска Павел Ильич Ильинский. Разминая ноги, стала высаживаться депутация из Москвы.

Скоро здесь, в пятнадцати километрах от города и пяти километрах (если ехать по берегу) от пригородного курортного местечка Косая Щель, будет построен крупнейший в России нефтяной терминал.

Комиссия приехала лично осматривать место, где далеко в море уйдут трубы нефтепровода. К ним потечет через полстраны каспийская нефть, а уже отсюда супертанкеры развезут «черное золото» по всему свету.

Надо срочно продавать особняк в Щели, подумал он. И своим всем посоветовать. Скоро здесь от нефтяной пленки деваться будет некуда. Ну да это потеря небольшая… Зато какие перспективы! Правильно, правильно нефть хоть черным, да золотом называют…

А сколько боев будет! Черные снова, как о трубе прознали, сюда лезут… Будет у Шляги работы…

Одним из последних из джипа, тушуясь на фоне многочисленных официальных лиц, вылез скромный советник южнороссийской мэрии по инвестициям Михаил Ефремович Шлягун, известный всему городу, краю и (благодаря публикациям в центральных газетах и репортажам по телевидению) даже всей стране по кличке Шляга.

* * *

Когда ты за рулем уже семь лет, то машину можешь вести как бы на автопилоте. Думать о чем-то своем, радоваться или огорчаться, а дорога ведет тебя сама.

Таня – вся в эйфории от своей находки – не замечала, как она переключает передачи, подтормаживает перед поворотами, прибавляет газку на прямых участках… Краем сознания она видела яркий солнечный день за окнами машины, по-летнему сочную зелень лесов на склонах гор и огромное, блистающее море вдалеке. В распахнутые окна и люк машины врывался теплый воздух, баловался Таниной прической… Ее душа пела, а верный «пежик» словно бы подпевал и весело катил в сторону гостиницы. Мелькнул дорожный знак «Южнороссийск». Они триумфально въехали в город и начали спускаться с горы к его центру. Улица была крутой и извилистой. Мелькали одноэтажные, типично южнорусские дома – беленые, мазаные. За заборами угадывались сады. Весело краснела и желтела черешня.

Таня уже прикидывала, как ей лучше добираться до Москвы – опять на машине? А гаишники? Придорожные бандиты? Или, может, чтоб не рисковать понапрасну, лучше сесть на поезд или на самолет? А за «пежиком» потом вернуться?