Электронная библиотека » Анна и Сергей Литвиновы » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 22 ноября 2013, 19:41


Автор книги: Анна и Сергей Литвиновы


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Ну, а сейчас... Сейчас, наверное, слишком поздно, – задумчиво произнес я. – У завещаний, кажется, какие-то сроки давности есть... Не вступил вовремя в наследство – и все, до свидания.

– Но ведь текст завещания остался. И его копия в нотариальной конторе наверняка тоже, – задумчиво произнес отец. – И Лидия Крестовская еще жива. И ты, – он внимательно взглянул на меня, – наконец вырос и производишь впечатление человека, который... м-мм... умеет устраиваться в жизни.

– Я все понял, папа, – поспешно кивнул я. – Я все понял...

* * *

Старики – они как дети. Только что горе горькое, жизнь кончена, но обрати на них внимание, пожалей, приласкай – и мгновенно расцветают.

Вот и спасенная Надей бабулька, совсем недавно почти что умиравшая, в метро воспрянула – несмотря на час пик и духоту. Царственным кивком поблагодарила паренька, что уступил ей место, и даже пыталась, перекрикивая грохот поезда, завязать с Надей классическую пенсионерскую беседу: мол, цены растут, на улицах грязь, а из-за приезжих шагу ступить некуда...

Надя в разговор не вступала. Ей места, разумеется, никто не уступил, и она, одной рукой вцепившись в поручень, второй пыталась отстучать однокласснику Мишке извинительную эсэмэску. На свидание она уже опоздала – как минимум на двадцать минут. Может, просто бросить бабку на «Пушкинской» и со всех ног рвануть в кафе? А то ведь, мелькнула предательская мыслишка, Мишка может и не дождаться. Он парень видный, а в столичных увеселительных заведениях девушек вечерами куда больше, чем молодых людей...

Но отвязаться от старухи оказалось непросто. Едва они вышли на станции, та по-хозяйски оперлась на Надину руку и объявила:

– Домой пойдем по Дмитровке – там народу меньше.

– Послушайте! – психанула Надя. – Давайте вы сами пойдете по Дмитровке! А я, между прочим, опаздываю!

И бабка мгновенно преобразилась: снова потерянный взгляд выцветших старческих глаз, и дрожащие губы, и воздух начала хватать, будто задыхается, и взмолилась:

– Деточка! Не бросай меня!

Вот артистка!

А тут, очень кстати для старушенции, и от Мишки ответная эсэмэска пришла: дескать, извини, застрял в пробке, когда доплетусь, неизвестно.

Надя же короткой вспышкой вдруг увидела себя со стороны. Что у нее за нескладное житье-бытье! Кругом полно счастливых парочек, девчонки – сплошь с сияющими глазами и с букетами, а ее постоянный поклонник, видите ли, на съемках в Санкт-Петербурге. Кадрит актрисок и прочий кинематографический персонал. А поклонник временный неизвестно когда доплетется. Да еще и незнакомая бабка на плече повисла...

«Так, видно, всегда и будет, – грустно подумала она. – Вечно я решаю чужие проблемы, провожаю других. А те, кого жду я, не приходят...»

И дело, конечно, не в безобразно опаздывающем однокласснике. Бог с ним, с Мишкой. Главное, что Дима Полуянов – ее единственная и настоящая любовь – не звонит. Уже целых три дня...

Старуха же, будто почувствовав ее состояние, вдруг спросила:

– Детонька... А ты уверена, что вообще хочешь идти на это свое свидание?

– С чего вы взяли про свидание? – буркнула Надежда.

– А куда еще можно спешить в центре Москвы в восемь вечера? – улыбнулась бабуся. И вдруг предложила: – Давай лучше ко мне в гости пойдем. Я тебя чаем напою...

«...И буду весь вечер вещать: про низкую пенсию да про всякие артриты с артрозами».

– Нет, спасибо, – покачала головой Надя. – До подъезда вас доведу, раз уж взялась, а дальше у меня дела.

Бабка же проницательно взглянула на нее и вдруг вымолвила:

– Знаешь, милая. Я не буду тебя уговаривать. Скажу лишь одно: когда тебе будет восемьдесят восемь – как мне, – ты поймешь, что в старости сожалеешь совсем не об ушедшей молодости и не о былой красоте. Жальче всего тебе будет времени, которое ты в своей жизни потратила – на неинтересных людей, на пустые разговоры. На ненужные свидания...

– А вы, конечно, человек исключительно нужный, – не выдержала Надя.

Старуха лишь рукой взмахнула:

– Да разве я про себя! Что я – ноль, безликая тень. Всю жизнь в домработницах. Я тебя совсем с другим человеком познакомить хочу. С хозяйкой своей. С Лидией Крестовской. Слышала про нее?

– Крестовская? Это... это та самая? Знаменитая балерина? Любимица Сталина? – наморщила лоб Надя.

– Она не просто балерина, – строго произнесла старушенция. – Лидочка – великий человек. Талантливый. Мудрый. – И неожиданно сбавила пафосный тон, взглянула моляще. – Давай поднимемся. Пожалуйста! Лидочка, она... она очень одинока! И так любит, когда к нам приходят гости!

Надя когда-то видела – разумеется, в записи, совсем старой, черно-белой, – сколь блистательно Крестовская танцует партию Китри в «Дон Кихоте». И, помнится, поразилась – даже не технике исполнения, а той бешеной энергии, что излучала балерина. Она вся была огонь, вихрь, сгусток счастья. Но то были съемки, кажется, шестьдесят какого-то лохматого года. Сколько ж сейчас Крестовской лет?

А старуха продолжала уговаривать:

– У нас профитроли есть, я утром сама испекла. И сыр, настоящий французский бри, Егор Егорович принес. И вино. Сухое красное вино. И... разве тебе не интересно познакомиться с человеком-легендой?

«Ага. Только эта легенда – наверняка старуха еще постарше тебя. Начнете меня на пару рассказами о своих болячках грузить».

И Надя совсем уже было собралась отказаться – но тут ее мобильник возвестил об еще одной эсэмэске. «Я только на Шереметьевской. Ехать минимум полчаса», – сообщал одноклассник.

А она-то переживала, что на целых двадцать минут опаздывает!

И Надя вздохнула:

– Ладно. Я поднимусь. Только совсем ненадолго.

...Подъезд в доме балерины оказался абсолютно барским – с широченной мраморной лестницей, зеркалами, пол устлан ковром. Вход сторожил военной выправки консьерж. Он кивнул бабке, мазнул внимательным взглядом по Наде. Подозрительно спросил:

– Девушка с вами?

– Да, – с достоинством кивнула старуха. И зачем-то добавила: – Ее пригласила Лидия Михайловна. Лично.

Страж больше никаких вопросов задавать не стал, снова уткнулся в кроссворд. А когда поднялись на скоростном, явно позднейшей постройки лифте на пятый этаж, оказалось, что их встречают и здесь. Дверь квартиры распахнута, о косяк опирается дядька – какой-то весь рыхлый, неприбранный, нескладный. Но глазенки цепкие, и рот кривится недовольно.

Старушенция так и бросилась к нему. Ласково – и немного заискивающе – пропела:

– Познакомьтесь, Егор Егорович. Это... это... – В бабкином взгляде мелькнула паника.

Ну, конечно. О своих горестях она повествовала охотно, а именем человека, который ей помог, даже не поинтересовалась.

– Надя, – пришла на помощь Митрофанова.

– ...Надя... она просто спасла меня сегодня. Мне стало плохо, и Надя помогла мне добраться домой, и...

– И вы, доверчивая моя, конечно, пригласили ее на чай, – ухмыльнулся неприятный мужик.

Наградил Митрофанову еще одним испытующим взглядом, но не посторонился. И обратился уже к ней:

– Значит, очередная шустрая девушка – в этот раз по имени Надя. А фамилию вашу, любезная Надя, позвольте узнать?

Да что он себе позволяет, этот мерзкий тип?

Надя (получилось не очень-то вежливо) сбросила бабкину руку со своего предплечья. Пробормотала (любимую, кстати, фразочку Димы Полуянова):

– А ПИН-код к моей кредитке вам не нужен?

Вот так всегда: поможешь – а тебя еще и оскорбят.

Бежать отсюда, и как можно быстрее.

А когда повернулась к лифту, вдруг услышала за своей спиной властный голос:

– Подождите.

Голос был женским, и таким непререкаемым тоном могла говорить только звезда. И Надя, конечно, не выдержала – обернулась. Хоть она и уходит, но все равно любопытно хоть посмотреть – вживую! – на легендарную Крестовскую...

И аж глазами захлопала: потому что увидела настоящую королеву. Идеальной осанки, с безупречной прической, тонкой кости руками, уверенным взглядом. В первую секунду ей показалось: женщине лет пятьдесят, не больше. Лицо почти без морщин, белоснежные зубы, а главное – улыбка. Молодая, веселая.

Женщина надменно бросила противному Егору Егоровичу:

– Иди в дом.

И тот как-то сразу сдулся, послушно исчез в недрах квартиры.

А Наде королева протянула руку:

– Я – Лидия Крестовская.

– Очень приятно... – пробормотала девушка.

– Прошу вас, проходите, – светски пригласила балерина.

А едва Митрофанова сделала шаг в прихожую, танцовщица произнесла:

– И скажите наконец кордебалету, чтобы начинали.

– Что?.. – пискнула Надя.

Увидела, как домработница бросает на нее из-за спины балерины умоляющий взгляд и машет рукой: соглашайся, мол!

– Сколько можно возиться! – капризно сказала Крестовская. – Мой выход через три такта, а эти девицы до сих пор не на сцене!

И Наде ничего не оставалось, как пробормотать:

– Да, хорошо, я скажу.

Вот влипла! Балерина-то, похоже, в маразме!

– Извините, пожалуйста, но мне надо идти, – твердо произнесла Надежда.

Домработница же спокойно сказала, обращаясь к своей хозяйке:

– Ты все путаешь, Лидочка. Спектакля сегодня нет, мы с тобой дома, и эта девушка, Надя, наша гостья.

– Да, да... – пробормотала балерина, будто просыпаясь. – Мы дома, и я больше не служу в театре... И Виктора нет...

Она сразу как-то состарилась, сгорбилась, поникла.

И вдруг спросила Надю уже совершенно другим, будничным тоном:

– Тогда попробую догадаться. Моей любимой экономке, наверно, опять стало плохо на улице? И вы, добрая душа, помогли ей домой добраться?

А потом ласково, по-матерински, обняла Надю за плечи и виновато проговорила:

– Спасибо вам за Люську. И – простите меня... Сами понимаете: годы. Я не сумасшедшая, нет. Я просто иногда забываюсь. – И, тревожно взглянув в Надино лицо, добавила: – Но вы ведь не испугались? Не уйдете? Выпьете с нами чаю? Вы не беспокойтесь: со мной такое не часто бывает, и я совсем не в маразме, и очень люблю гостей, и хотела бы еще раз выразить вам свою благодарность за Людмилу...

И такая в ее голосе звучала тоска, такое одиночество, что у Нади аж горло перехватило.

– Пожалуйста. Останьтесь, – повторила балерина. – К нам так давно... никто не приходил.

И разве можно было теперь развернуться и уйти?..

* * *

Ксюшка и в страшном сне не могла представить, что когда-нибудь скатится до работы в сберкассе. Ей хотя и тридцати еще нет – а уже успела поработать в самых успешных банках. И операционисткой, и в бэк-офисе, и даже менеджером кредитного отдела. Доходы не сравнить, конечно, с теми, что начальство хапало, но на нормальные шмотки ей всегда хватало. И на косметику. И чтобы в отпуск поехать, как положено успешному человеку, хотя бы в Турцию. А тут вдруг кризис, гори он огнем! И банки пусть и не закрываются, но хитрят по-всякому. Или иди на полставки, и зарплату при этом срезают даже не в половину – на три четверти. А не нравится – пиши по собственному. Кадровик (под самим-то земля дрожит, скоро тоже попрут с волчьим билетом) ей так заявил:

– Смысла никакого нет нам, Оксана Васильевна, вас оставлять. Безработных сейчас в Москве пруд пруди. Мы на ваше место человека и с высшим образованием можем взять, и более ответственного, и некурящего к тому же.

Вот далось им это курение! Начальству, значит, можно, а ей, простой операционистке, нельзя?..

Сначала Оксанка вообще думала на свой прежний банк в суд подать – за незаконное увольнение. Или даже купить справку о фальшивой беременности и отхватить под это дело пособие в размере нескольких полных окладов. Да в последний момент страшно стало. Против буржуев попробуй попри. Вон, их начальник службы безопасности – натуральный уголовник, за судебный иск и пристрелить может. Да и репутация скандалистки ей не нужна – вдруг кризис кончится, все опять начнут хапать прежние деньги, а ее и не возьмут никуда... Потому она решила пересидеть сложное время в банке попроще. Хотя бы в государственном. Зарплаты, конечно, там совсем несерьезные, да и тех, кто в сберкассе когда-то трудился, потом в нормальные места неохотно берут. Но не в продавщицы же ей идти? А в любовницы сейчас тоже не устроишься. Это раньше брателлы по две-три девчонки каждый содержали. А теперь и у них кризис – любовниц в отставку, сидят по домам и растолстевшим женам на горькую судьбину жалуются.

Обидно, конечно, в расцвете сил и лет коротать время в сберкассе, где работают одни неудачники. Компьютеры здесь древние, кресла продавленные, вместо кондиционеров сквозняки. Да еще и работы выше крыши. А в прежнем-то банке за целый день от силы десяток клиентов явится, перекуривай – не хочу. А тут бабки очередь за час до открытия занимают и даже, совсем архаизм, списки пишут, чтоб никто посторонний не проскочил. И обслуживать их сплошная морока – одна не слышит, другая не видит, у третьей руки дрожат, выдает какие-то закорючки, ни капельки не похожие на подпись в банковской карточке. Ну, и претензии, конечно, постоянные: «А почему у меня в этом месяце пенсия на сорок два рубля меньше? А чего это мне до сих пор компенсация за похороны мужа не пришла?..» Будто она, Ксюша, им пенсии начисляет!

Тут, правда, в начальниках службы безопасности мирный дед, и никакой корпоративной этикой даже не пахнет – маникюр делать необязательно, а улыбаться бабкам и вовсе никто тебя не заставит. Но все равно: с девяти до восьми не покладая рук ублажать вечно недовольных старух – это тяжко. Ксюшка иной раз еле удерживалась, чтоб не запустить в лицо какой-нибудь особенно вредной чем-нибудь тяжелым, хотя бы массивной стальной зажигалкой. А то ведь и покурить времени нет. Утром как засядешь перед своим окошечком – так и терпи до обеда.

Одна радость: отделение у них в самом центре, на Тверской, и сюда иногда знаменитости захаживают – из тех, кто еще не все деньги перевел в Швейцарию или на Кайманы. Она и Збруева обслуживала, и Чурикову, и режиссера Стефановича, и даже рэпера Тимати однажды.

Вот и сегодня ровно к девяти, к открытию банка, к ним снова подвалила знаменитость. Какая-то старенькая совсем, и лицо ее если и казалось знакомым, то очень смутно. Но остальное все как положено: пальцы унизаны бриллиантами, осанка царственная, за спиною топчется сопровождающий – блеклый мужичок. Да и бабки, что держали возле окошечка оборону, расступились перед вновь прибывшей безропотно. Ксюшка только шепотки услышала: «Крестовская! Сама Крестовская!..» А кто это, интересно, такая? Оперная певица, что ли? Хотя нет, те все толстые, у этой же фигурка что надо. Ксюшка хоть и сидела на диетах, и курила, можно сказать, специально, чтоб лишний вес не прилипал, но о подобной стройности только мечтать могла.

Впрочем, стройная – не стройная, в бриллиантах – не в бриллиантах, а все равно бабка. Безумная, как и прочий в их банке, не столь прославленный контингент. Как подошла к окошку, так и стоит, глазами хлопает, разглядывает грошовые календари на стенах. И ни слова. Вместо нее безликий мужичонка заговорил:

– Нам нужно оформить завещание на вклад.

И сам же бабкин паспорт протягивает.

– Крестовская Лидия Михайловна, – быстренько вбила в компьютер Ксюшка.

Ого, а бабулька-то не из бедных. Не супербогатство, конечно, но три миллиона рубликов.

Ксюшка вскинула на мужичка взгляд:

– Но вклад уже завещан. Вот, здесь написано: Пономаренко Людмиле Петровне.

– Да, да, – вдруг вернулась к действительности сама завещательница. – Люсеньке, моей Люсе. Пусть ей все остается, у нас с ней такой договор: у нее завещание на меня, у меня – на нее.

– Лидия Михайловна, не дурите, – прошипел мужик.

– А вы не давите на нее! – прикрикнула на противного Ксюшка. А Крестовской (все-таки знаменитость, имеет право на малую толику уважения) предложила: – Может быть, что-нибудь еще? Вчера как раз проценты за май пришли, могу их выдать, или давайте ваш вклад на годовой депозит переложим, по нему доходность больше.

– Нет, благодарю вас, – церемонно отказалась дама. – Ничего не нужно.

– Ну, и чего вы тогда хотите? – начала раздражаться девушка.

А безликий мужичонка вдруг оттер свою титулованную спутницу от окна и сердито прошипел:

– Я же вам сказал! Нам нужно оформить другое завещание! Вот на этого человека! – И протянул ей паспорт.

Баченко Егор Егорович. И фотография – его же. Ах ты, жулик!

Но она ведь тоже не идиотка!

И Ксюшка, повысив голос, вновь обратилась к Крестовской:

– Лидия Михайловна! Посмотрите на меня. Вы действительно хотите оставить свои деньги не этой вашей Люсе, а господину Баченко?

И натолкнулась на потерянный, непонимающий взгляд:

– Как? Как вы сказали?

– Лидия Михайловна, – ледяным тоном прошипел мужик. – Давайте мы с вами не будем в очередной раз устраивать концертов!

А Крестовская его будто не слышит. Вдруг облокотилась обоими локтями на стойку, улыбнулась Ксюшке и тоном заговорщицы произнесла:

– Хочешь в Главный театр сходить? Сегодня «Жизель» дают. Я там солистка...

Ох, бабуська! Куда тебе вклады завещать? К психиатру идти нужно!

И Ксюшка твердо произнесла:

– Возьмите, Лидия Михайловна, ваш паспорт. Я вам ничего оформлять не буду.

– Паспорт? – недоуменно уставилась на нее та. – Чей?

– Да ваш же!

Вот Альцгеймер несчастный!

Но документ старуха не взяла. Она под гневным взглядом своего спутника все больше тушевалась, сдувалась. И наконец пролепетала:

– А вы уже сделали, что Егор Егорович сказал?

Но ответить Ксюшка не успела.

Сама не заметила, как сзади подкралась заведующая, нависает над ней, шипит:

– В чем дело?

– Да вот... – начала девушка.

А мерзкий Баченко вдруг расплылся в улыбке, заулыбался ее начальнице, как родной:

– Карина Измаиловна! Здравствуйте! Рад вас видеть!

И она отвечает, да вежливо так:

– О, приветствую, Егор Егорович!

Действительно, оказывается, знакомец. Прикормил начальницу. Потому что та немедленно рявкнула на Ксюшку:

– Делай все, как он велит!

А сама – бегом в оперзал. Подхватила под руку несчастную старуху и залепетала восторженно:

– Лидия Михайловна! Какая честь для меня! Но почему вы в общем зале? Пойдемте, пойдемте же скорее в мой кабинет!

Та, как и все знаменитости, от комплиментов аж расплылась. С важным видом удалилась под ручку с заведующей. А паспорта – ее и омерзительного Баченко – остались у Ксюшки.

Ну, раз начальница приказала... Ничего больше и не оставалось, как переписать завещание и за подписью Крестовской в кабинет к шефине сбегать (там уже чаепитие было в разгаре). Одна радость – когда возвращалась уже с готовыми документами к окошку, успела выскочить во двор. Выкурила долгожданную сигаретку. А пока жадно затягивалась вредным для здоровья, но таким приятно расслабляющим дымом, все думала: умеют же некоторые, вроде этого Баченко, устраиваться! Бабка-то совсем дурная, и втереться к ней в доверие явно легче легкого. Вон, и ей, Ксюшке, совершенно незнакомому человеку, контрамарку в театр предлагала. А что, может, тоже попробовать? Списать из базы данных банка адрес Крестовской – да и явиться к ней в гости, с цветами и с тортом. Ну, и начать причитать: «Ах, да я ваша поклонница, ох, какая для меня честь!» Авось та растает и чего-нибудь ценное тоже отпишет...

* * *

Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. И чем искреннее, чем бескорыстней ты хочешь помочь – тем в больших грехах тебя подозревают. Обыватель – он видит поверхностное, только пену. Одиноко живущая в богатой квартире старуха... Антиквариат, счета в банке, бриллианты в сейфе, все признаки подступающего маразма… И раз ты живешь в ее доме, и тебе доверяют, и ты терпеливо выслушиваешь все ее жалобы, носишься по аптекам, стоически сносишь ее дурной нрав – значит, обязательно нацелился. На чужое богатство, часть народного достояния, на богатую квартиру... Никому и в голову не придет, что старого, беспомощного человека может быть просто жаль.

И никто никогда не поверит, что моя помощь ей была абсолютно безвозмездной. По крайней мере, вначале.

Меня всегда восхищала Крестовская. Пусть она давно уже не звезда – сорок лет как на пенсии. Искусство за то время, что она не танцует, шагнуло далеко вперед. Балет неподражаемо усложнился, наполнился акробатикой, и фуэте теперь берутся крутить даже средненькие выпускницы хореографических училищ. Однако сколько я ни посещаю современных спектаклей, никогда еще не доводилось встречать даже близко похожих на нее. Безупречная техника – да, бывает. Оригинальные постановки – сколько угодно. Потрясающие костюмы – сплошь и рядом. Но чтобы жизнь и смерть вот так, как у Крестовской, проступали в каждом движении, в одном лишь повороте головы – такого вы больше не увидите. Современные танцовщицы лишь отрабатывают свои блестяще поставленные номера. А Лидка – она жила на сцене. И умирала на ней. И пожертвовала ради своего балета абсолютно всем. Она мне рассказывала однажды: что на пике карьеры забеременела и очень хотела оставить ребенка, но ей просто не позволили. Тогда ведь другие времена были. Партия сказала надо – и извольте выполнять. Какие могут быть декретные отпуска у единственной на тот момент солистки Главного театра? У любимицы Сталина?! Уйди она хотя бы на год, и уже не быть нам в области балета впереди планеты всей. Да и не у каждой балерины после рождения детей получается вернуться – хотя у Крестовской с ее непреклонным характером это, конечно бы, вышло. Но ею, «народным достоянием», просто не стали рисковать...

А принесенную когда-то жертву оценили всего лишь в персональную пенсию – о да, это огромные деньги, на несколько тысяч больше, чем у рядовых стариков! И никого, абсолютно никого, не волновало, что балет наградил ее огромным множеством болячек (несколько переломов, слабые суставы, кошмарные вены, изношенное сердце...). Считалось, что она востребована, она на виду. Великую Крестовскую охотно звали председательствовать на множестве конкурсов, ее подпись регулярно вымаливали для всевозможных петиций, ее имя трепали бесчисленные псевдоблаготворители, но кому, скажите, было хоть малейшее дело до ее одиноких вечеров? И абсолютной беспомощности, что наваливалась на нее все чаще?

А из меня получился идеальный ангел-хранитель. Ну, а то, что Лидкина пенсионная жизнь получилась немного не такой, как она сама хотела, – это всего лишь плата. За то, что ей нашлось с кем разделить свои капризы. Нашлось на ком срывать свой дурной, как и положено истинной звезде, норов.

Мне ведь тоже пришлось в какой-то степени пожертвовать собой. И страдать рядом с ней. Разве я не заслуживаю хотя бы минимальной награды?

* * *

Надя с цветами в руках шагала по Тверской – и удивлялась самой себе. Как такое могло получиться, что она опять идет в гости к старухам? И, можно сказать, подружилась с ними?! Надо же быть такой клушей! И это вместо того, чтобы ввиду отсутствия и хамского поведения Полуянова предаться разврату!

Спору нет: Крестовская – человек интересный. И в минуты просветлений общаться с ней приятно. Умная, тонкая и рассказывает замечательно. Причем Надя никогда не умела вычислить, когда балерина говорит правду, а когда привирает. Интереса ради даже проверяла байки Крестовской – благо работала в историко-архивной библиотеке и имела доступ к любым, даже самым редким и ценным изданиям. И всегда оказывалось: истории Крестовской происходили на самом деле, но, скажем так, они несколько приукрашены.

Вот повествует, например, балерина про страшный 37-й год. И как арестовали ее первого мужа, а ее саму вызвал к себе Берия. Страшно: ночь, сумрачный кабинет, пронзительный взгляд человека-палача... И его вкрадчивый вопрос:

«Мне почему-то кажется, дорогая Лидия Михайловна, что вы не очень-то доверяете советской власти... Или я ошибаюсь?»

И она, конечно, не оправдывается – оправдываться перед Берией бесполезно. Вместо униженного лепета смело заявляет ему в лицо:

«Я абсолютно доверяю советской власти. Но если мой муж виновен – тогда сажайте и меня вместе с ним. А невиновен – выпускайте».

– И ведь представьте, Надечка, – с тихой гордостью завершает она рассказ, – он меня послушался. Пусть не сразу, пусть через год – но освободил мужа... Только брак наш, увы, все равно распался. Не захотел любимый мою репутацию чернить, я ведь на сцене Главного театра танцевала, а он – бывший политзаключенный...

История, конечно, красивая. Только Надя на следующий же день раскопала в архивах своей «исторички»: про визит балерины к Берии и про ее разговор с ним – все правда. А вот муж не вернулся к Крестовской вовсе не из-за ее карьеры. Просто влюбился, будучи в лагерях, в женщину, работавшую там врачом. И остался с ней...

Но разве ж прима-балерина, пусть и совсем теперь немощная, признается, что кто-то когда-то осмелился ее бросить?..

Надю просто восхищала непоколебимая уверенность Крестовской в себе – в собственной красоте, таланте, обаянии. Зеркал для нее словно бы не существовало, а если балерина и видела в них дряхлую, немощную старуху, то не верила, что это она сама. А уж когда Лидия Михайловна впадала в свои, как деликатно выражалась домработница Люся, мечтания – тогда она и вовсе преображалась. Спина сразу совершенно ровная, голова гордо откинута, глаза сияют, и даже морщины разглаживаются. Жаль только, что в этом состоянии, на грани помешательства и яви, она несла всегда исключительный бред. То начинает пенять дирижеру, что он принимает ее за артистку второго состава, и восклицает гневно:

– Что вы себе позволяете? Разве не знаете, что Юрий Файер для остальных всегда играл, как обычно, и только для меня ускорял темп до предела?

А еще в самое первое их чаепитие вдруг на Надю напустилась:

– Как ты сидишь? Плечи сгорблены, грудь впалая, подбородок чуть не в тарелке. Да тебя не в кордебалет надо ставить, а в билетеры! Впрочем, нет. У нас в театре билетеры и то куда достойней выглядят!

Верная Люся – очень переживавшая из-за балерининых помрачений – тогда виновато взглянула на гостью и прошептала:

– Не обижайся, Надя... Сейчас у нее пройдет.

Но Митрофанова и не обиделась. Наоборот, распрямила изо всех сил плечи, вскинула голову – и даже удостоилась снисходительной похвалы:

– Сойдет. Научись еще двигаться – тогда в подружки невесты тебя поставлю...

Глупо обижаться, если у человека заскоки. Да и права балерина: сидеть прямо – лучше, чем сутулиться.

Надя даже с Егором Егорычем примирилась – блеклым человечком, что столь невежливо встретил ее сначала. Не подружились, конечно, но больше не враждовали. Мужика тоже понять можно.

...Егор Егорович официально считался личным секретарем Крестовской, а фактически являлся «смотрителем за все». Выступал проводником между старческой немощью и реальной жизнью. Покупал продукты, оплачивал счета, сдавал в химчистку одежду, возил бабулек по врачам. Следил, чтобы обе скрупулезно принимали все положенные лекарства. И, конечно, оберегал старух от всевозможных мошенников, которые так и вились вокруг набитой антиквариатом квартиры.

...После первого Надиного чаепития, когда она уже покинула жилище балерины, Егор Егорович нагнал ее во дворе. И на сердитый вопрос девушки: «Что вам еще нужно?» – виновато улыбнулся:

– Вы простите, что я на вас с порога набросился. Я все сейчас объясню. Я ведь вовсе не злодей какой-то и уже понял, что вы желали Людмиле только добра. Но дело в том, что Лидия Михайловна и Люся – они ведь совсем как дети малые иногда… Сколько раз уже было: приходили в дом какие-то люди. Говорили, что будут фонд Крестовской создавать – для помощи, скажем, начинающим балеринам... А Лидочка – она всем верит, деньги дает. А потом ее обманывают, и она очень переживает. Да что там переживает! У нее ведь до недавнего времени с головой все нормально было. А эти приступы стали случаться после того, как из дома все ее награды пропали. Представляете: двенадцать орденов, медали, даже значок «Ворошиловский стрелок», который она во время войны получила... Тоже такая скромная с виду девушка пришла, заморочила голову: что планируется музей-квартиру Крестовской открыть в ее бывшей гримерке и награды станут экспонатами...

– И вы, значит, решили, что я тоже что-то украсть явилась, – покачала головой Надя.

– Я просто перестраховываюсь, – пожал плечами Егор Егорович. Внимательно взглянул на нее и добавил: – К тому же всегда имеет смысл задаться вопросом: кому интересно ходить в гости к ветхим старухам просто так? Если нет никакой тайной цели?

– А какая же цель у вас? – усмехнулась Надежда. – Вы-то с какой стати их благодетелем выступаете?

– Ну, у меня все просто, – пожал плечами мужичонка. – Я Крестовскую знаю давно и глубоко ее уважаю. И помогаю ей не бесплатно – за жалованье и за жилье. Мама моя верной поклонницей Лидии Михайловны была. И меня на ее спектакль чуть не в три года притащила – на «Щелкунчика». А потом так вышло, что мы в Узбекистан уехали. А когда вернулись после всех тамошних погромов, это в девяностых было, получилось, что жить-то нам и негде. Вот мама и пошла на поклон к Крестовской – знала, что та всегда убогих да сирых жалеет. Лидия Михайловна помогла – пробила матушке через мэрию «однушку». А когда умерла мама – пять лет назад – и я пошел ее благодетельницу на похороны позвать, то увидел, в каком Лидия Михайловна состоянии. И взялся ее опекать... Ну, а она, справедливый человек, мою помощь оплачивает. Собственно, это все.

– Вы так подробно рассказали, – хмыкнула Надя. – Будто оправдываетесь...

– Я не оправдываюсь, я предупреждаю, – мгновенно парировал Егор Егорович. – За Крестовскую – я горой и обидеть ее не позволю. Чай с ней можете пить сколько угодно и байки ее выслушивать, хоть диссертацию про нее пишите – к нам, кстати, тут уже ходит один аспирант. Но если я услышу про очередной фонд, или про выставку, или что тебе срочно деньги на операцию нужны – выставлю тут же.

– Не надо мне угрожать, – поморщилась Митрофанова. – Тем более что на имущество балерины я не претендую. И к вам в дом ходить вовсе не собираюсь. У меня своих дел полно. И всякие, как вы говорите, байки мне слушать некогда.

– Ну, и жаль, – неожиданно отреагировал Егор Егорович. – Бабульки-то мои скучают. Хлебом их не корми – дай кому-нибудь жизненный опыт передать. А мне эти их истории про всякие балетные пачки выслушивать неинтересно, да и некогда. Я только про другие пачки знаю. Которые из денег. – Он хохотнул.

А на прощание панибратски потрепал девушку по плечу:

– В общем, так, Надежда. Я лично против тебя ничего не имею. Позовут старушки – приходи, буду рад. А то газету некогда почитать – все слушай про Сталина, да про Берию, да про интриги эти театральные...

– И не подумаю к вам приходить! – буркнула Надя.

Однако уже на следующий день ей позвонила сама Крестовская. И не терпящим возражений тоном заявила, что Люся испекла для «своей спасительницы» какой-то особенный торт, аж из четырнадцати коржей, и если Надя не придет, то у домоправительницы наверняка случится еще один сердечный приступ – от обиды. А еще через пару дней последовало приглашение на «суаре», опять вроде как в Надину честь – потому что, заявила балерина, таких добрых и бескорыстных людей, как она, в современном мире не сыщешь...


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации