Текст книги "Обыкновенное чудо. Истории, которые исцеляют"

Как-то в горах я карабкалась к вершине. Это было непросто. Трудно это было, даже вспоминать не особо хочется. Я сбила все ноги о камни, изрезала руки, а один раз вообще покатилась вниз, как колбаска по Малой Спасской. Но к счастью, схватилась за колючий куст и остановилась. И снова начала лезть наверх. И залезла. Какой вид на розовую долину мне открылся! Какие просторы возникли перед глазами! Бескрайнее небо, пышная зелень, реки и долины внизу… И чувство победы, прекрасное чувство, которое заставило позабыть о трудностях пути и о страданиях. Цель достигнута, я на вершине. Вот это чувство и надо сохранить, на нем сосредоточиться.

Тогда следующий успех придет непременно. Ощущение победы будет порождать новые победы. А если мрачно вспоминать острые камни и ободранные колени, боль и усталость, они и придут, возникнут снова на пути, ведь мы же сами призвали свой мозг обратить внимание на трудности и мучения. Стоит ли вершина горы таких жертв? Ой, как больно и страшно карабкаться наверх. Это ужасный путь, он всегда предстоит тем, кто куда-то лезет и к чему-то стремится. Не стоит, пожалуй, подвергать себя такому риску и испытаниям…

Сосредоточьтесь на том, что вы получили и чего вы добились, вот что я вам скажу. Начальник орал на вас, обвинял в корысти, указывал на мнимые ошибки и критиковал несправедливо. Да, было такое. Но деньги-то он отдал в итоге, те деньги, которые вы потребовали? Отдал. Вот это и надо запомнить. Это ваша победа. Токсичный родственник злился и ругался, когда вы ему отказали в чем-то, что он привык получать? Вам неприятно было? Понимаю. Но в итоге вы избавились от токсичного контакта и огромных затрат, да? Вот это и надо запомнить. Вы смогли настоять на своем. Первый раз в жизни вы не дали над собой издеваться и на себе кататься. Это победа.

Так и природой устроено; ученые говорят, что женщины забывают родовые муки. И это помогает им решиться на рождение следующего ребенка. Да, было больно, страшно, мучительно. Но этот болезненный процесс стерся из памяти – подробности болезненных ощущений стерлись. Потому что процесс завершился рождением ребенка, счастьем, радостью. И этот младенец помог забыть тяжкое испытание. То есть мы испытание помним, конечно. Но без излишней фиксации на мучениях. И отмечаем день рождения ребенка радостно, а не в мрачных рассказах о процессе родов, например.

Как только вы научитесь запоминать результат и откладывать в сторону страдания и муки пути, вы будете получать все больше и больше побед и триумфов. Легче не станет. Но шансы на победу резко увеличатся. Недаром ведь говорят, что раны победителей заживают быстрее; может быть, потому, что победители разглядывают золотые кубки, слушают аплодисменты и получают подарки? Им некогда думать о ранах, они наполнены положительной энергией, эти победители. Так что не стоит говорить: «Да, я это получил и этого достиг. Но…» Без «но» надо стараться говорить без ненужных тяжелых подробностей.

Мы же добрались до вершины, верно? Ну, немного устали. Немного поранились. Немного враги нам повредили. Немного прокатились колбаской. Но помнить надо вершину! Победу. Радость преодоления. И смотреть на результат, который мы получили. На младенца, которого держим в руках…

Каждого человека защищают добрые духи – пенаты и лары,

так считали римляне. Пенаты живут в доме, поблизости от очага и кладовой; возле самых главных «центров семьи». В кладовой хранятся припасы, от которых зависит жизнь, на очаге готовится пища, возле огня собирается вся семья. Очаг кормит и согревает. Фигурки пенатов ставили на стол, когда трапезничали. И в маленькую посудку накладывали им угощение. Сейчас пенаты живут возле холодильника и плиты, наверное. А обычай «кормить домового», наливая ему молочко в блюдце, до сих пор кое-где сохранился.

Лары – тоже домашние духи, может быть, это добрые духи предков? Лары защищают человека и вне дома; на работе и в путешествиях. Они могут отправляться за своим «хозяином» в дальний путь и хранить его от бед и зла. Это домашние добрые духи, но они следуют за нами, куда бы мы ни отправились. Ларам тоже делали домашний алтарь и приносили «жертвы»: куколок или пищу. «Блажен, кто под крылом своих домашних лар ведет спокойно век», – написал поэт Майков.

Пенаты дарят нам покой домашнего очага, а лары провожают через дороги, города, пастбища; создают своими крылами невидимый защитный домик и отдают нам энергию нашего дома. Такая интернет-связь с домашним очагом…

Потерять покровительство добрых духов дома и предков можно так: жестоким обращением с домочадцами. Так считали римляне. Рабов, кстати, тоже считали членами семьи, такое было понятие семьи в древности. Если хозяин был жесток с рабами, домашние духи отворачивались от него и даже наказывали.

Вот поэтому из дома, где жестоко обращаются с домочадцами, уходят добрые духи. Если кого-то систематически обижают, унижают, оскорбляют, попрекают куском, добрые духи попросту уходят. Да еще и уносят с собой все благополучие и достаток. Через некоторое время пустеет кладовая и гаснет очаг, приходят болезни и бедность – ведь от них некому защитить теперь.

А если жестокий к близким человек уезжает или пытается работать, на него валятся несчастья, он попадает в опасности и теряет имущество. Он лишился защиты. Оскорбил добрых пенатов и ларов своим поведением. Раз он сам не ценит свой дом и обижает близких, незачем о нем заботиться. Надо забрать у него все и оставить его в холодном доме или на опасной дороге. Что с ним будет – не наша забота.

Вот поэтому люди, которые дома устраивают скандалы и жестоки к близким, не имеют ни защиты, ни связи с родом, так считали древние римляне. Они сами прогоняют добрых покровителей и ставят под угрозу остальных домочадцев. А рассерженные лары могут еще и наказать такого человека – лишить его дома. Зачем ему дом, если он превратил его в плохое, токсичное место?

Это древние верования. Но плохое отношение к тем, кто от нас зависит, к тем, кто живет с нами вместе и ест за одним столом, – это действительно очень плохое дело. И такой человек со временем лишается всего. Домашние тираны теряют все; от них уходят при первой возможности. И они перестают быть членами семьи.

Хорошее отношение к близким создает дополнительную защиту. А скандалы и оскорбления, не говоря уж о побоях, уносят из дома счастье. И некому оберегать такого человека в пути – от него отвернулись духи, и нет у него хорошей психологической защиты. Каждое ругательство, каждый злой окрик или скандал уносит счастье и достаток из дома. Вот об этом надо помнить, потому что Древний Рим исчез, а архетипы остались. И кто-то смотрит на нас из уютного уголка рядом с холодильником? Или из нашего подсознания…

«У меня нет друзей!» – так говорит человек в трудных обстоятельствах,

когда познал разочарование в дружбе. Философ Аристотель именно так и говорил. И древнеегипетский автор оставил на папирусе слова разочарования: «Кому мне открыться сегодня? Братья бесчестны, друзья охладели… Нет закадычных друзей…» Это он пять тысяч лет назад выводил иероглифами трудолюбиво. Наверное, ему грустно было. Наверное, у него начались неприятности, родственники его обобрали, а друзья слиняли, грубо говоря, увидев, что взять больше нечего.

Многие рассказывают, что нет теперь друзей; глаза открылись именно в тяжелое время, как у одного мужчины, которого друзья подставили так, что он все потерял и чуть в тюрьму не сел. А такие были отличные друзья! Вместе на охоту ездили и убивали животных, вместе пили, в баню ходили, ездили на океан и клялись друг другу в вечной дружбе. А потом – бац! – и подставили. А один друг еще и жене рассказал о совместных похождениях. Мол, чего ты так суетишься и бегаешь по адвокатам, деньги вот пришла у меня занимать? Не больно-то твой муж тебя и любит. Например, были мы на Гоа, так вот… Ну и рассказал. Чтобы деньги не давать.

Мужчина рассказывал о том, что друзей больше нет. Ни одного. Все предали или отступились. Но он неправильно говорил, потому что у него был один друг, который отдал бы ему свою почку, если понадобилось бы. Которому он мог доверить все свои деньги, и этот друг не взял бы ни копейки. У него был друг, который все свои сбережения ему бы отдал; и отдал, кстати! Который его не бросил, пока он сидел под следствием, передачи передавал, здоровьем интересовался, нанимал адвокатов, ночей не спал и смотрел за его ребенком. Приходил на суды, защищал его как мог, советовал и долгие разговоры вел, составляя план спасения. Не перечислить всего, что делал для него этот друг, который всегда был на его стороне. И за все прощал.

Мужчина изумился: мол, кто это? Невидимый ангел-хранитель, да? Да. Но не только. Это его жена Лиза, вот кто это. Его лучший друг. Мало у кого есть такой друг, правда?

Мужчина махнул рукой и даже усмехнулся: это же жена! Она и должна такой быть! Конечно, он любит жену, и она его любит. Но разве это друг?

Знаете, иногда даже собаку быстрее назовут другом, чем самого близкого человека, мужа или жену. Особенно жену. Жена вроде как обязана быть преданной и верной. Самоотверженной и понимающей. Жена должна оправдывать доверие, но именно ей иногда доверяют самое ценное: детей, деньги, документы, тайны, а потом ее же этак слегка предают и немножко обманывают. Хотя чаще всего именно жена – это и есть лучший и единственный друг. Настоящий.

Друга иногда просто не видят, как этот древний разочарованный грек. Который открывался бесчестным братьям и ложным друзьям, а про жену забыл. Хотя она наверняка была, ждала в соседней комнате, когда он изольет свое разочарование на папирус и придет положить ей голову на грудь. Чтобы она пожалела и поддержала…

Людям невыносимо чужое несчастье.

И невыносима мысль, что беда может случиться с кем угодно, когда угодно, без всякой причины. А эту причину люди стараются отыскать; должна же она быть! Тогда можно избежать опасности – надо просто не повторять чужих ошибок. Ведь тот, с кем случилось плохое, совершил ошибку. Значит, он сам виноват в своем горе.

Так не все размышляют, но многие. И начинают винить того, с кем произошло плохое. Ему следовало быть внимательнее, разумнее, добродетельнее, и ничего бы не произошло. Он сам виноват! Эта мысль приносит иллюзию защищенности.

Но всего страшнее, когда обвиняют близкие. А они обвиняют яростнее чужих – им же надо снять с себя ответственность. Избавиться от своей вины. И так часто во время общего горя раздается укор: «Это ты виноват!» Вместо поддержки вот этот укор раздается, который может окончательно раздавить человека.

Когда у Айседоры Дункан погибли дети, ей сначала горячо сочувствовали. И винили шофера, который вышел из автомобиля, пытаясь его починить. А машина поехала и упала в реку… Айседора просила простить шофера, его вины не было. Тогда обвинили ее. Зачем она жила без брака со своим мужем? И родила незаконно этих бедных крошек? Это ее Бог покарал за плохое поведение! Сочувствие сменилось осуждением.

Но всего хуже были слова мужа, Париса Зингера. Он упрекнул Айседору в том, что она плохо следила за детьми. Она танцевала, вместо того чтобы выполнять материнские обязанности! Дети погибли из-за нее.

А потом и Есенин спьяну, конечно, не со зла, попрекал Айседору: зачем она так много плачет и все о детях говорит? Хватит уже рвать сердце!

Потому не прельщайтесь сочувствием публики – оно быстро проходит. И сменяется поиском причин, а потом – обвинением. И от близких можно ожидать обвинения – так тоже бывает. Не от злобы, а от страха и невыносимой вины. И невыносимой мысли о непредсказуемости жизни…

Люди устают горевать вместе с нами. Устают нести ношу чужой болезни или беды. Это нормально. И это можно пережить, если помнить – сочувствие не бывает долгим. Если нет истинной любви. А истинная любовь – большая редкость. Но она бывает. И узнать ее можно по простому признаку – человек терпит долгую печаль вместе с нами. И не исчерпывается его терпение.

Иван Сергеевич Тургенев был русский барин.

И жил он в девятнадцатом веке, при крепостном праве, в таких исторических обстоятельствах. Тогда незаконнорожденных детей за людей не считали; тогда много кого за людей не считали, хотя и называли «людьми». Потому и мил мне Иван Сергеевич Тургенев – в жестокий век он был добрым отцом. Настолько добрым отцом, насколько это тогда было вообще возможно.

У Тургенева в юности был мимолетный роман с белошвейкой. И родилась дочка от этой связи; маменька сыну сообщать не стала об этом событии – дело было в ее имении. Белошвейку отправила в город и дала немного денег. Девушка спорить не стала – она была никто. Да еще с «прицепом», как сейчас цинично говорят, с незаконнорожденным младенцем. Она стала тихо жить, шить и вышивать – а через год вздорная маменька Тургенева ребенка забрала к себе. Ну, взяла и забрала. Тогда можно было так поступать, если ты богатый.

Девочку Пелагею заставляли тяжело работать, таскать непосильные ведра с водой. Дворня издевалась над незаконной «барышней». А так называемая бабушка назовет гостей, переоденет бедную девочку в чистое платье и загадки остроумные загадывает: «Скажите-ка, милостивые государи и государыни, на кого похож сей ребенок?» Известное дело, на кого – Пелагея была вылитый папа, просто копия. Ну, все посмеются и ребенка обратно отправят работать на дворе, помогать прачке и кучеру…

Тургенев узнал о том, что у него есть дочка, когда девочке было уже восемь лет. Он ужаснулся, когда увидел бедное дитя с огромным ведром, так похожее на него! Хотя тоже мог бы посмеяться – понимаете, тогда это было совершенно обычное дело. А Иван Сергеевич забрал девочку к себе. Удивительный по тем временам поступок. Но вот забрал и увез во Францию, поместил в семью своей возлюбленной Полины Виардо. Своей-то семьи у него не было, только маменька в Спасском-Лутовинове. И папа стал заботиться, как умел, о своем незаконном ребенке. Назвал ее любимым именем «Полина» вместо простонародного «Пелагея». И поклялся, что его дитя ни в чем не будет нуждаться, покуда он жив.

Девочка выучила французский; а русский совершенно забыла. Это очень удивляло Тургенева: не помнит девочка ни как «хлеб» по-русски, ни как «вода». По-моему, ничего удивительного, если куском этого хлеба тебя попрекали, а воды ты столько в ведрах с детства наносила, что до сих пор руки болят… Дочь тоже очень полюбила папу; ревновала его к Виардо. Слухи о том, что взрослая Полина плохо относилась к маленькой Полине, неправильные; дочка вот писала папе, что мадам Виардо ее не любит! Например, не пригласила на прогулку. Это обычные подростковые обиды, не более. Лучше бы вспомнила, как бабушка ее на прогулку не пригласила… Но таковы подростки.

А потом Тургенев устроил дочку в лучший швейцарский пансион.

Он писал письма своей «Полиньке», так он звал ласково дочку. Пенял на ошибки, давал наставления, воспитывал. И всегда добавлял, что любит ее больше всех в мире. А воспитывает и критикует для ее пользы, будь хорошей девочкой, дорогая Полинька! Ну а потом он выдал дочку замуж за владельца фабрики, дал большое приданое. Полина родила двоих детей. Муж, к сожалению, оказался так себе человек. И потом писатель прятал дочь и внуков от этого Гастона в Швейцарии; тогда уйти от мужа было непросто, он мог просто потребовать вернуть ему жену, да и все. Так что отец спасал дочь и внуков, содержал их и помогал пережить трудные времена. И потом до конца жизни так и содержал ее семью. Он и мужа Полины спасал, снабжал деньгами, но уж ничего нельзя было сделать. Такой вот человек попался, не похожий на Тургенева.

Всю свою жизнь Иван Сергеевич заботился о дочери. И дал ей свою фамилию. Он любил своего ребенка, делал все, что мог; и в те времена это было просто удивительное дело. Надо всегда помнить о временах. Об обстоятельствах. Но отцовская любовь во все времена одинакова – она или есть, или нет. Благородное и любящее сердце или есть, или нет. И счастлив тот, у кого был любящий отец, – это редкость. Драгоценность и сокровище.

Хороший был человек Иван Сергеевич Тургенев. Просто человек. Просто отец. Который любил как умел. И делал то, что мог…

«Сначала съешь кашу, а потом получишь пирожное!» —

так иногда говорят детям. Съешь невкусную кашу, запьешь кипяченым молоком с противной пенкой, а уж потом пирожное получишь. Сладкое на третье. Только дело вот в чем: пирожное уже не хочется. Живот набит кашей. И от пирожного откусишь кусочек и положишь обратно на тарелку. Оно теперь тоже кажется не очень-то вкусным.

И в жизни так: сначала надо съесть полезное, нужное, то, что велят съесть и молоком с пенкой запить. А уж потом можно и сладкое. То, что хочется. Сначала поработай на неинтересной тяжелой работе. Как следует поработай, до упаду, до истощения сил. Прояви терпение и упорство. Ничего себе не позволяй, копи деньги или кредиты плати. Поживи пока в стесненных условиях. Купи все нужное. Общайся не с теми, кто тебе нравится и интересен, а с полезными и нужными людьми. И образование надо получить сначала такое, чтобы хватило на кашу с маслом, если что. Надо выучиться полезной и практичной профессии сначала. А потом – потом можно и пирожное. Годам к сорока, предположим. Можно теперь в свободное время учиться пению или балету. Или картины писать. Теперь можно, если будут свободное время и свободные деньги, конечно. Это же правило такое – сладкое на третье!

И семью надо создавать с тем, кто есть. Кто подходит. И побыстрее, пока каша не остыла, чего же ты так медленно шкрябаешь ложкой? Сначала надо семью, а уж потом, если повезет, можно и о любви подумать. Без любви и пирожного можно обойтись, а без семьи нельзя. Семья полезна человеку. Ешь кашу быстрее, молоко ждет!

Все правильно. Каша полезна. И молоко полезно. А пирожное – это лакомство и роскошь. Его получит тот, кто съел то, что дают. Кто вел себя правильно. Кто давился пенкой и глотал, не жуя, невкусное блюдо. Только я скажу грустный секрет – мне уже можно его сказать, я немолода. И видела много людей, которые откладывали радости и свои желания. Пирожное вам потом не захочется. Аппетита нет. Человек так долго делал то, что нужно и полезно, что упустил время и потратил всю энергию. Он жил правильно и слушался других, которые велели есть кашу. И ему уже не хочется ни любить, ни танцевать, ни рисовать, ни путешествовать по миру, ни переезжать – ничего не хочется. Он вполне сыт. Его даже немножко тошнит…

Ничего ужасного не случится, если вместо каши съесть сладкое. Если от каши воротит, а сладкого очень хочется. Вот ровным счетом ничего ужасного не случится. Иначе этот десерт потом засохнет и его придется выкинуть. К сожалению, и мы засохнем.

Пирожное так редко дают в жизни. И жизнь такая короткая. Праздников и лакомств мало у человека, мало меду ему удается вкусить. Если есть возможность и желание стать счастливым и взять то, что хочется, никому не причиняя вреда, – так возьмите. И не слушайте уверений, что в семьдесят лет можно пользоваться плодами своего терпения. Можно. Только уже не очень-то хочется…

Когда иного выхода и ресурса нет, можно использовать только «назло».

Это сила сопротивления, потому что других сил не осталось. Это последний патрон – «назло». Рассчитывать не на кого, спасения нет и ждать нечего. Осталась только сила сопротивления.

В сказке «Морозко» падчерица странно себя вела. Хотя нам пытались втолковать: это она такая незлобивая, вежливая, обходительная. Поэтому страшный Морозко растаял от ее доброты и щедро наградил. Хотя при чем тут доброта и вежливость, сами посудите? Вас умышленно пытают смертельным холодом и глумливо спрашивают: тепло ли вам? А вы вежливо и лицемерно лжете, что тепло, да. Даже немного жарко! Хотя ваша ложь только разъяряет сначала палача. Он усиливает пытку.

Все становится ясно, если подумать: мачеха отправила девочку на верную смерть. Причем родной отец отвез в лес своего ребенка – чудовищное предательство. Никто не придет и не спасет. А демон Морозко понижает температуру до смертельного холода и спрашивает: ну как, тепло? А сейчас? Это совершенно гибельная ситуация, нет средств спасения. И девочка применяет последнее средство. Последний патрон использует. Говорит палачу, что ей тепло. Спасибо, все хорошо. Она же отлично видит, что Морозко действует умышленно. Мучает ее, испытывает и пытает. И она вежливо отвечает очевидную неправду: тепло. Как на берегу моря прямо, в июле. Дайте веер обмахнуться!

И девочка спаслась. Спаслась не своей добротой и лаской – это было бы ненормальным лицемерием. Спаслась тем, что приняла ситуацию, не ругалась, не проклинала, не жаловалась. Она сопротивлялась теми средствами, которыми располагала. Не сдавалась назло. Спокойно и вежливо не сдавалась.

Если обстоятельства непреодолимы, если искать помощи негде, а предали самые близкие люди, остается только одно – тихое сопротивление «назло». Да, все очень плохо, и опасность близка. Да, тяжело и больно. Но надо делать вид, что все нормально. Мне тепло, спасибо. И на расспросы разных «морозок» надо спокойно отвечать, что все нормально. Даже хорошо. Вежливо и спокойно так отвечать.

А потому что нет смысла жаловаться или гневаться. Вы попали в место ледяного холода, вас туда завезли и бросили. И злые духи испытывают вас, понижая температуру. Хотят, чтобы вы сдались, стали молить о пощаде – но это бесполезно, это не сказка для детей, переделанная и адаптированная. Лучше стойко держаться – назло. Как ни странно, это увеличивает шансы на спасение. И придает сил выдержать испытание. Ваша стойкость прогонит зло. Нам не больно и не холодно. Вполне тепло. И мы не дадим насладиться нашими стонами тем, кто это с нами сделал.

Вот что такое «назло», которое само по себе – нехорошо. Но иногда – очень хорошо и спасительно, если больше неоткуда ждать помощи.

Счастье, гармонию и здоровье в семье или в любом коллективе легко разрушить.

Это очень простое дело – нарушить потоки энергии, уничтожить экосистему. Это я еще в детстве поняла. У нас был большой прекрасный аквариум с подводными гротами и пышными водорослями. Специальный компрессор снабжал кислородом всех обитателей аквариума: в нем жили красивые рыбки и разные виды этих самых водорослей – как волшебный подводный лес. На дне лежали разноцветные камушки. И аквариум подсвечивали маленькие лампочки, он чудесно светился в полутьме. И мы с мамой подолгу наблюдали за рыбками и крошечными улитками. Это было прекрасно. Мне лет пять было.

А потом дедушка водил меня гулять в дендрарий. И в грязноватом прудике я нашла большую улитку-прудовика. Это мне дедушка сказал имя улитки с остроконечной бурой раковиной. Была уже осень. Наверное, бедному прудовику холодно. И одиноко! Я тихонько положила большую улитку в ведерко – дедушка и не заметил даже. Я хотела устроить прудовику счастливую жизнь в роскошном сказочном аквариуме. Как ему будет хорошо! И с радостной улыбкой я посадила гостя из пруда в наш чудный аквариум. Будь счастлив, дружок!

Прудовик, наверное, был счастлив. Он много ел жадным ротиком, ползал по стенкам аквариума. И много какал. Очень много. Через несколько дней погибли первые рыбки. Мама увидела пришельца и велела отнести его обратно в пруд. Мы с дедушкой так и сделали. Только все кончилось ужасно: прудовик нарушил экосистему и принес какую-то заразу. Воду меняли, но пока вода отстаивалась в банках, погибли все остальные рыбки, улиточки, а водоросли покрылись пятнами. Началось разрушение и гибель. И потом пустой чистый аквариум стоял, как гроб. Все погибло, все подводное царство. Пустота и ничто… Я горько плакала, конечно, и чувствовала себя виноватой – я мало знала. Потому и погубила аквариум.

Вот что происходит, когда вы из самых добрых побуждений пускаете «бедного прудовика» к себе в семью или в рабочий коллектив. Может, это хороший человек. Может, он не желает никому зла. Он просто жадно кушает и обильно какает, извините. Его процессы питания и выделения не подходят вашей экосистеме. Это чужак, пришелец, незнакомец с совершенно иными процессами энергообмена. Он другой. И не специально все испортит и принесет несчастье или смерть – он просто имеет другой энергообмен.

Потому к чужакам и незнакомцам настороженно относились. И не слишком спешили делать их «своими», пускать в семью, в артель, в гильдию – в любое устоявшееся сообщество. Милый приятель вашего мужа может на работе оказаться «прудовиком», добрая знакомая может погостить у вас – родные попросили ее пустить, – а у вас начнутся беды и несчастья. Хотя эти люди не делают ничего плохого. Они неплохие. Но они разрушат вашу экосистему, останется пустой стеклянный ящик вместо чудесного подводного царства.

Система должна быть защищена от вторжений. Ваш дом – не постоялый двор, а работа – не открытая площадка. Сначала надо приглядеться к человеку и прислушаться к своим ощущениям. Не надо быть слишком открытым, не стоит вводить в коллектив и приводить в семью малознакомых людей. Унести их обратно в пруд можно, конечно. Только разрушения могут оказаться непоправимыми.

Вот что такое философия экосистемы и обмен энергиями. Берегите своих. Охраняйте свою систему. А помощь и общение можно перенести за пределы своей системы, на нейтральную территорию. И всем от этого будет только лучше…

Бывает, что опустился человек дальше некуда;

ну, не опустился в плохом смысле слова, а попал в дикие обстоятельства. Потерял сразу все, как в детской настольной игре: «Вернитесь на пятьдесят ходов назад и заплатите штраф – все свои фишечки». Только возраст уже далеко не детский. И отдаешь не пластмассовые фишечки, а все, что нажил за жизнь.

Одна женщина потеряла мужа: он уехал в другой город и нашел другую жену. Детей у нее не было, а молодость уже прошла – ей хорошо за сорок было. И работу она потеряла, она работала в театре, а тут ее сократили. Театр провел оптимизацию и реорганизацию. А она такая была романтичная, деликатная, интеллигентная дама, которая жизни не нюхала, как грубо говорят. В ботиночках на шнуровке и в довольно нелепой шляпке вроде котелка. И в очках. И совершенно без денег. Одно стекло треснуло, но не было денег заменить. Она так и ходила, в разбитых розовых очках. Оправа розовая была.

И в отчаянном положении она искала работу, но дальше первого собеседования дело не шло. По понятным причинам. Даже в музей не взяли, там все было занято энергичными пенсионерками. И дама устроилась работать машинистом паровоза. Это правда. Паровоз был детский, разноцветный, разрисованный зверушками. Женщина должна была возить на паровозике детей по торговому центру и звенеть в колокольчик. И включать веселую песенку. Потому что иначе она бы с голода умерла, наверное.

Вот в таком положении оказалась эта интеллигентнейшая дама. Платили очень мало, первые две недели вообще не платили. И дама в разбитых розовых очках честно звенела в колокольчик и включала песенку. Только никто почти не катался на паровозе «Тук-Тук», мало посетителей было в торговом центре. И за билет дорого брали хозяева дамы и «Тук-Тука». Так что она порожняком почти ездила и очень боялась встретить кого-нибудь из знакомых. Она понимала, как комично все это выглядит. Как унизительно! Но жить-то надо.

И вскоре в ее паровозик сел мужчина со слепым мальчиком. Взрослым нельзя было садиться, но мальчик был незрячий и дама, конечно, разрешила. И изо всех сил звенела в колокольчик, и песенку много раз включала, и катала мальчика не один круг, а три, пять, десять! Она же ничего не могла сделать хорошего – сама была в плохом положении. Но делилась всем, что имела. И даже мальчику давала в колокольчик звонить, он красиво так звенел…

Мальчик смеялся. А мужчина улыбался тоже, радовался за своего мальчика. Они жили вдвоем, отец и сынишка, мама у них уехала работать в другой город и там нашла другого мужа. И родила другого мальчика – так бывает, это жизнь. Ну и все хорошо кончилось; дама стала жить вместе с мальчиком и его папой. Нашла работу в библиотеке – это большая удача для нее. А муж у нее ремонты делает людям, так что материально все в порядке. И мальчик любит эту Наташу. Она добрая.

Иногда в выходной они ходят кататься на паровозике. Который им принес счастье.

Это как в детской игре: «Вернитесь на пятьдесят ходов назад и отдайте все фишки». А потом раз! – и игрушечный паровозик привезет тебя на станцию «Счастье». Или на станцию «Любовь». И фишечки дадут новые, лучше прежних. Даже если ты пошел работать машинистом на игрушечный паровоз, надо честно звенеть в колокольчик и верить судьбе.

Иногда озарение и понимание происходят мгновенно.

Вот как мощный фонарик включили в темноте – и комната осветилась ярко. Все стало понятно. Так было с одной женщиной, которая жила плохо. Кое-как жила. На работе ее третировали и использовали, платили мало, сваливали чужую работу и обвиняли в чужих ошибках. Она ни на что не претендовала, довольствовалась малым, но и это малое у нее отбирали. В конце концов сократили, да и все. И новую работу она не могла найти.

Личной жизни не было никакой. Хотя это была добрая и симпатичная женщина, но ничего не получалось. Она вечерами смотрела мелодрамы и обливалась слезами, мечтала о любви, но понимала, что у нее любви не будет скорее всего. Она не заслуживает любви, наверное. Ей нравился один мужчина, но она его любила на расстоянии робкой такой любовью. Без всякой надежды на взаимность или просто на кроху внимания. А потом стало рушиться здоровье. Женщина уже не успевала врачей посещать; пока лечили одно, начинало болеть другое. Она не жаловалась. Выполняла рекомендации врачей, с ужасом думая о том, что скоро кончатся ее скудные сбережения. И в конце концов, она упала и сломала ногу. Пришлось ходить на костылях.

На костылях она ковыляла в аптеку по людной улице. И у метро вдруг оказалась на пути у здоровенного такого мужчины со свирепым лицом. Просто уткнулась в него, она же под ноги смотрела, под костыли, так сказать. Мужик выругался грубо и злобно посмотрел на женщину. А она вдруг спокойно сказала: «Ну, толкните меня. Я все равно не могу уступить вам дорогу. Я еле держусь за костыли. Вам остается только меня толкнуть, чтобы я упала. А потом перешагните через меня и идите себе дальше!» Мужчина отпрянул даже от неожиданного спокойного тона. А у женщины произошло озарение, инсайт. Она вдруг поняла вот что: она никогда – никогда, понимаете? – не ходила по прямой. Она всегда уступала дорогу и отходила в сторону, всех пропускала, старалась никому не мешать…

Да она не ходила, она петляла, как раненый заяц! Она первый раз в жизни идет прямо, – костыли не дают уступать дорогу и огибать тех, кому мешаешь. Она медленно и упорно идет по прямой первый раз в жизни. Вот что до нее дошло вдруг, вспыхнул фонарик. С раннего детства ей велели никому не мешать, всем уступать, никому не преграждать путь. Сидеть тихо и смирно и ждать распоряжений. Если распоряжения поступят, немедленно их выполнять! Метнуться как заяц и выполнить заказ или приказ. И никого при этом не побеспокоить, не встревожить, постараться быть незаметной, как Карлик Нос, который скользил в башмачках из ореховых скорлупок по гладкому полу, когда прислуживал злой колдунье…