Текст книги "Закон отражения"

– Чушь какая-то, – пробормотала Миральда, – первый раз такое вижу… Кстати, как он на тропинке-то оказался?

– Он выполз на нее как раз в тот момент, когда ты не смотрела под ноги, – ехидно сообщила Глорис. И тут же, вполне нормальным тоном, поинтересовалась, – так что мы с ним будем делать, сестренка?

– По-моему, я уже сказала. Оставим здесь, а сами отправимся в деревню – раз уж ночницу упустили!

Личинка затихла, уставившись на Миральду глазами-бусинами, отчего та почувствовала себя как-то неуютно. Взгляд черных глаз вдруг показался ей вполне осмысленным. Умоляющим. Ведьма поспешно выпрямилась.

– Ты собираешься бросить его здесь умирать?

– А что мы можем сделать?

Глорис пожала плечами.

– Ты сама знаешь, что мы можем сделать. Мы можем взять его с собой в деревню. По крайней мере, там он не умрет с голоду.

Миральда покачала головой.

– Ты сама не знаешь, что предлагаешь, Гло. Мы ведь не знаем, что будет происходить с личинкой дальше! Да и где мы будем его держать? Ведь к нам ходят люди, а им вряд ли понравится присутствие нелюди…

– У нас есть пустой коровник, – терпеливо напомнила Глорис, – и мы сможем подробно изучить тот путь, который проходит дэйлор от состояния личинки до полного развития.

Миральда еще раз посмотрела на дэйлор. Нет, положительно, он уже все понимал! Черные глаза-бусины, лишенные белков, внимательно наблюдали… изучали…

Но, перед тем, как сдаться на милость младшей ведьмы, Миральда, пробурчала:

– Он не даст взять себя, Глорис. Покусает. Гляди-ка, зубы какие!

– Нет, что ты!

И, не успела Миральда и глазом моргнуть, как ее сестра подхватила личинку на руки. Цепкие пальчики моментально сомкнулись на воротнике куртки Глорис. Лицо личинки, уродливое, с расплывчатыми, будто смазанными чертами, сморщилось – и ведьмы услышали громкое урчание. Как может урчать сытый кот на коленях хозяйки…

– Вот, видишь? – и Глорис, совсем как девчонка, показала язык.

Миральда только вздохнула. Происходящее совершенно ей не нравилось: странная погоня за болотной ночницей, в то время как нелюдь могла принять бой на равных, личинка, оказавшаяся в лесу при столь странных обстоятельствах…

Дэйлор урчал, преданно глядя на Глорис.

– Давай его хотя бы в куртку укутаем, что ли, – проворчала Миральда, – если ты его так в деревню потащишь, нас оттуда выгонят еще до вечера…

* * *

Эсвендил только всплеснула руками.

– Да вы рехнулись! Только личинки дэйлор здесь не хватало!

– Мы знаем, отчего ты так их не любишь, – высокомерно заметила Глорис, – но это не причина, чтобы оставить малыша погибать от голода! Не переживай, мы поселим его в коровнике, и он не будет тебя беспокоить…

– А что ты будешь делать, когда он начнет превращаться во взрослого дэйлор? Ты даже не знаешь, как это происходит!

Но Глорис уже не слушала. Заперла дверь на щеколду – чтобы никто из соседей ненароком не заглянул, и положила личинку на стол.

– Ну-ка, малыш, сейчас будем обедать! – сладко пропела ведьма, будто собиралась кормить собственного ребенка. Пошарив взглядом по печке, схватила кусок запеченной гусятины.

– Ты уверена, что ему можно это есть? – хмыкнула Эсвендил, – еще подохнет от такой-то пищи…

Глорис вспыхнула и окинула ее сердито-презрительным взглядом.

– А зубы ему на что? Если есть зубы, значит, он умеет ими пользоваться!

И поднесла мясо ко рту дэйлор.

Результат превзошел все ожидания: ведьма едва не лишилась пальцев, успев отдернуть руку в самый последний момент. А личинка, проглотив кусок, широко раскрыла рот – и противно заверещала, видимо, требуя добавки.

– Он нас объест, – холодно заключила Эсвендил. И, фыркнув, удалилась в спальный угол.

– Надо подготовить ему место, – промолвила старшая ведьма, до сих пор молча наблюдавшая за происходящим, – и еще… Не мешало бы его помыть и обработать ссадины.

– Да, да, ты права… – Глорис с умилением скармливала куски гусятины оголодавшей личинке, – только вот покормим его…

…Личинку поселили в ранее пустовавшем коровнике, для начала соорудив добротную подстилку из соломы, застеленной чистым полотном, и первые три дня Глорис не отходила ни на шаг от своего любимца. Затем у дэйлор, благодаря стараниям все той же несносной младшей, появился соперник – в лице Маркеша. И Глорис, уподобившись мартовской кошке, начисто забыла о том, что личинку надо кормить, поить, и мыть.

Миральда только вздыхала. Она по-прежнему оставалась старшей – и оттого все заботы неизменно ложились на ее плечи.

Теперь именно она ухаживала за уродливым серым младенцем, даже разговаривала с ним, жалуясь на непутевую сестру. Кормила, мыла, меняла «пеленки». Убирала.

А будущий дэйлор смотрел на ведьму своими глазами-бусинами. Понимающе. Немножко печально. И громко урчал, когда она щекотала его округлившийся животик. К слову, отъевшись, он стал выглядеть несколько приятнее, чем в день, когда, в поисках матери, прыгнул под ноги бегущей Миральде. Кожа разгладилась, матово заблестела; ручки и ножки пополнели, сделавшись даже пухленькими. А на подобии лица начал расти нос – похожий чем-то на молоденькую картошечку, только серую.

Ведьма уже не считала личинку уродливой. Правда, ее продолжал смущать широкий, от уха до уха, рот, полный белоснежных игл-зубов. И еще она вздрагивала, когда будущий дэйлор, забравшись на потолочную балку, с громким «плюх» прыгал вниз, на солому.

Впрочем, когда он спал, Миральда видела в нем самого обычного ребенка.

Иногда ведьма даже брала его на руки и носила по коровнику, мурлыча под нос совершенную несуразицу. Тогда личинка жмурилась и громко урчала, всем своим видом демонстрируя удовольствие от подобных процедур.

«Может быть, хорошо, что мы не оставили его там», – думала Миральда, улыбаясь зубастому существу, – «в лесу он бы умер, а теперь он со временем превратится в дэйлор…»

О том, что будет дальше, она предпочитала не задумываться, потому что с мыслями о расставании неизменно приходила печаль.

…Что касается болотной ночницы, то она больше не появлялась в деревне. Эсвендил несколько раз заикалась о том, что неплохо бы наведаться на болота и завершить начатое – но Глорис только хлопала ресницами и мчалась на очередное свидание. А Миральда не могла отлучиться надолго, потому что дэйлор оказался обжорой и постоянно требовал пищу, начиная противно верещать каждый раз, когда обед задерживался. Делал он это столь пронзительно, что было слышно за стенами коровника.

– Еще подумают, что мы крадем детей и варим из них зелья, – бурчала Эсвендил, – иди, корми его. Взять взяли, а следить – не следите.

* * *

…Проказливый дэйлор никак не хотел покидать потолочную балку. И это невзирая на то, что и пеленки были застелены чистые, и вареная курятина исходила вкусным паром.

Миральда погрозила личинке пальцем.

– Лучше слезай. Не то останешься без обеда.

Громкое урчание в ответ.

– Что, поиграть со мной решил? Не советую…

Личинка заерзала на узкой балке, едва не свалилась – но успела вцепиться в дерево когтями и зубами. А потому осталась наверху.

– Ну, как знаешь, – Миральда пожала плечами, – сиди, если тебе так нравится там…

И, с наиграным равнодушием отвернувшись, ведьма склонилась над невысокой кроваткой, сооруженной из досок и большущей охапки сена, чтобы разгладить куски полотна, служившие пеленками дэйлор.

– Вот оставлю без обеда, будешь у меня знать, – пробурчала она себе под нос.

И едва не подскочила, ощутив на талии тяжелую руку.

Сердце мгновенно прыгнуло в желудок. Крик застрял в горле…

– Моя курочка! – выдохнул вместе с перегаром староста, – ну наконец-то я тебя застал одну!

А, вот оно что… Миральда нашла в себе силы улыбнуться. Всего лишь пьяный староста. Ну, уж с кем-с кем, а с этим мужланом она управится…

– Марес, – сладеньким голоском пропела ведьма, – что ты здесь делаешь?

Разумеется, вопрос этот был лишним. И так понятно, зачем он пришел.

В медвежьих объятиях становилось трудно дышать.

– Эй, отпусти! – возмутилась Миральда, подумав, что только переломанных ребер ей не хватало.

– Я тебя уже давно… ик!.. подстерегаю, мой цыпленочек!

– Да о чем это ты? – она уперлась локтями в широченную грудь, – отпусти! Что, забыл, кто я? Не то хуже будет!

Пустая, пустая угроза. Ведь ничего она сейчас не сделает – все ингредиенты заклятий остались на полках. Да и зачем бы ей таскать с собой полный боевой арсенал, особенно отправляясь перестилать пеленки младенцу дэйлор? Хорошо еще, что силен страх перед ведьмами – и вера… глупая вера в Силу, горящую в них, не нуждающуюся ни в чем…

Однако слова не помогли.

Марес только сильнее прижал ее к себе. Хрипло, бессвязно, пробормотал:

– А… обещала!.. ик… Помнишь?

– Отпусти! – взъярилась ведьма, – если ты сейчас же не уберешься отсюда… Клянусь, я тебе такую жизнь устрою, что свет с горошину покажется!

Угроза подействовала. Правда, не совсем так, как рассчитывала ведьма – вместо того, чтобы ретироваться, Марес одной рукой швырнул ее на только что застеленные пеленки.

– Ах ты, маленькая дрянь! Думаешь, меня так просто… ик…об… мануть?!!

Миральда закусила губу. Неужели этот грязный мужлан знал, что ведьма бессильна без источников Силы?

– Пошел вон! – гаркнула она, поднимая вверх руки и нацеливаясь в Мареса знаком огня– большие пальцы и мизинцы – соединены, остальные – сжаты, как в кулак, – клянусь, изуродую! Считаю до трех!!!

Она была бессильна извлечь огонь из ничего, но иногда решительность и напор – единственное оружие. И на сей раз Марес заколебался.

– Раз… – голос Миральды отразился от бревенчатых стен.

Староста, чуть раскачиваясь, не двинулся с места. Видимо, слова с большим трудом пробивались в сознание сквозь пары браги.

– Два! – звонко выкрикнула ведьма, приподнимаясь на сене, стараясь неотрывно глядеть в маслянистые, глубоко посаженные глазки. Неужели он так уверен в себе?.. Может быть, она все-таки сможет внушить ему хотя бы видимость огня? Или… или какого-нибудь чудовища…

Марес ухмыльнулся.

– Ну, давай, чего ждешь? Что, нет… ик… волшбы в пустых руках?

Последнее слово – «три» – застряло в горле. Запоздало мелькнула мысль, что староста оказался не так прост, и что надо быть с ним полюбезнее… Миральда опустила руки.

И в этот миг… Как она могла забыть о малыше дэйлор?!!

Сверху, с противным визгом, на голову Маресу обрушилось серое зубастое существо, вцепилось когтями в лицо. В следующее мгновение острые зубы дэйлор прошлись по уху остолбеневшего старосты, отхватывая приличный кусок; брызнула кровь – и это заставило Мареса опомниться.

Дико заорав, он замахал руками, тщетно пытаясь стряхнуть с себя личинку; на его грязных штанах расплылось большое пятно. Миральда, завопив не хуже старосты, рванулась вперед.

– Отпусти!!! Отпусти, кому сказала!!! Марес, остановись! Слышишь меня?!! Прекрати!..

Ей удалось схватить дэйлор, оторвать его от обезумевшего от ужаса человека, причем в последний момент личинка едва не выдрала ему глаз. Миральда прижала к себе дэйлор, с ужасом взирая на старосту и мысленно проклиная тот час, когда Глорис приспичило притащить в дом нелюдь.

– Марес!!! – позвала она, надеясь, что тот способен еще понимать простые слова.

Лицо старосты напоминало кровавую маску ужаса; то, что осталось от уха, обильно сочилось кровью. Несколько мгновений протрезвевший Марес взирал на Миральду – с серым зубастым чудовищем на руках – а затем, тонко и жалобно взвизгнув, метнулся прочь.

Ведьма тихо выругалась. Взглянула в черные пуговки-глаза.

– Проклятье, проклятье… Что же ты наделал, а?

Дэйлор заурчал и выплюнул кусок уха.

Миральда заметалась по сараю. Что же делать? Бежать к Маресу и просить прощения? Но как она сможет объяснить, что кошмарная серая тварь – не порождение ее магии, а всего лишь личинка дэйлор, найденная в лесу? И надо предупредить сестер… А если крестьяне нападут – и убьют малыша? Горло сжалось в спазме.

– Что же ты наделал?!! Почему?..

Маленький дэйлор урчал, с недоумением глядя на плачущую женщину.

Миральда положила его на пеленки, постояла несколько мгновений, стараясь успокоиться, и невольно прислушиваясь к тому, что происходило за стенами коровника. Тишина.

Быть может, еще все можно уладить?..

Она спрячет на время личинку в лесу – так будет лучше для него же. Тогда раны Мареса можно будет свалить на невесть откуда взявшегося демона, который якобы уже давно вредит сестрам… А затем она пойдет к Маресу – и тогда уж придется постараться, чтобы уладить дело…

От подобных мыслей Миральда поморщилась – но тут же одернула себя. Ничего не поделаешь – придется терпеть. А не то – быть беде.

Руки предательски тряслись, когда она закутывала малыша в тряпки. Стараясь не смотреть в черные глаза, чтобы не видеть молчаливого укора, взяла его на руки – и торопливо вышла из коровника. Вокруг не было ни души, будто деревня вымерла; странная и неприятная тишина повисла в воздухе. Миральда заглянула в избу, чтобы предупредить сестер – но, к собственному удивлению, никого там не застала.

«Интересно, где они?» – ведьма покачала головой, – «видать, Глорис свиданничает, а Эсвендил… Наверное, пошла собрать трав…»

Вспомнив о бродящей среди болот ночнице, Миральда надела на шею обсидиановое ожерелье, а к поясу пристегнула свои мешочки. Затем положила притихшего дэйлор в корзину и поспешила к лесу, то и дело оскальзываясь на мокрой жирной земле.

Никто не остановил, не окликнул ее, пока она шла к деревенским воротам. Только лица бледнели сквозь мутные, затянутые пузырем, оконца. Да ненависть и страх сочились из всех щелей…

Миральда стиснула зубы. Да что же это такое? Повезет ли ей и сестрам когда-нибудь?

Дэйлор пискнул и закопошился в пеленках.

– Лежи! – прикрикнула Миральда, – все из-за тебя! И нужно было откусывать ухо этому дураку? Сама бы управилась. А теперь что будет? Марес в штаны со страху наложил, а тебе придется в лесу немного побыть, пока я все не улажу… Да, нельзя тебе было в деревне оставаться, нельзя!

Черные глаза-бусины внимательно смотрели на нее, изучающе и немного грустно.

– Ты ведь наверняка все понимаешь, а? – пробурчала ведьма, – значит, посидишь тихонько в корзине. А ночью я за тобой вернусь…

… Подходящее дерево Миральда нашла довольно быстро – старый дуб, в развилку которого прекрасно становилась корзина. Дэйлор молчал, только наблюдал за действиями ведьмы.

– Посиди здесь, малыш, – уже мягко сказала она, – и ничего не бойся. Я тебя не брошу, честное слово. Я еще увижу, как ты превратишься в настоящего воина!

Личинка оскалилась и заурчала.

– Вот и хорошо, – Миральда погладила дэйлор по лысой голове. А потом, сама не понимая зачем, поцеловала его в лобик.

– Сиди здесь тихонько, и все будет хорошо. Я обязательно вернусь.

Она быстро пошла прочь, стараясь не оглядываться – потому что знала: оглянись, и не сможет уйти, бросить этого несчастного малыша, еще раньше обреченного кем-то на смерть…

«Но я же вернусь за ним,» – пыталась оправдываться она перед самой собой, – «вернусь… Но… вдруг за это время с ним что-нибудь случится? Вдруг его ночница сожрет? Может быть, все-таки надо было его спрятать где-нибудь поближе к деревне?»

Миральда остановилась. Обругала себя круглой дурой. Ну конечно! Зачем было нести его так далеко? Ведь можно было спрятать его в погребе!

…Пространство раскололось на тысячи осколков, мгновенно впившихся в тело, причиняющих немыслимую боль. Крик рвался из горла – но изо рта вылетел лишь едва слышный хрип. Миральда протянула руки вперед, к сестрам, пытаясь загородить их собой, своим телом, но тела – не было. Оно вдруг стало прозрачным и невесомым…

Эсвендил. Неторопливо шагает по главной улице, в ее руках – тяжелый мешок, набитый травами. Едва слышное жужжание – и умело брошенный аркан уверенной петлей охватывает ее шею. Из-за плетней выскакивают молодые мужчины, вооруженные кто чем. Вилы, топоры, рогатины. И – кровь, кровь, кровь…

Глорис. Ее нежную шею перерезает холодная сталь. Нож – в руках Маркеша, ее любовника. Темно-красная волна захлестывает, унося, грозя затянуть в водоворот безумия…

И вновь – мириады осколков, пронзающие плоть, исторгающие из горла беззвучный крик.

Миральда закричала – теперь уже по-настоящему. И, не разбирая дороги, понеслась в деревню.

Она бежала, не видя перед собой ничего, не ощущая, как ветки до крови царапают лицо; задыхаясь и с хрипом выплевывая воздух, вдруг ставший таким вязким. Перед глазами стояли лица сестер – бледные, безжизненные, в неестественно-ярких алых пятнах.

– Что вы делаете с ними?!! Зачем? За что?..

Но ее никто и не слышал, потому что бесплотный дух мало кого может напугать. А она смотрела – и ничего не могла уже поделать. Ничего…

Ведьма едва помнила, как падала, как проткнула себе ладонь острым сучком. А потом… Поскользнувшись, Миральда покатилась по склону небольшого овражка; мир закрутился, размазался бесформенным пятном – и погас.

* * *

… Звезды. Яркие капли на черном небосклоне – как замерзшие в пустоте слезы. Продолговатый, застывший в прищуре малый глаз Хаттара, Отца-Неба. Шлейф лунного света, стекающий по черным ветвям.

Миральда села и огляделась, не совсем понимая, как попала на дно оврага. Затем… нахлынули воспоминания – безумный бег по лесу, видения, и сестры…

Застонав, ведьма обхватила голову руками. Глорис… Эсвендил… Неужели она почувствовала их гибель?

Не могло же это все быть просто иллюзией? Или… как раз иллюзией это все и было? Ведь не зря бродит по лесу ночница, заманивая в топи путников?

Ведьма осторожно поднялась на ноги – голова кружилась, каждая косточка ныла и болела, словно ее, Миральду, отходили жердями. Под черепом назойливой мухой билась мысль – если это дело рук болотной ночницы, то отчего же она, ведьма, до сих пор жива? Все должно было быть иначе…

Выкарабкавшись из овражка, Миральда побрела к деревне – но теперь уже осторожно, прислушиваясь к лесным голосам.

Силы постепенно возвращались к ней, шаг обрел былую упругость и легкость. Миральда неслышно скользила, тень среди переплетения теней. Еще немного – и она вынырнула из пролеска.

… Казалось, деревня спит в сверкающем коконе лунного света. Где-то на болотах скрипела ночная птица. В промозглом воздухе плавал запах гари.

Ведьма, озираясь по сторонам, вышла на открытое место. Никто не напал на нее. Вообще, впечатление было такое, что люди просто-напросто легли спать, напрочь забыв о происшедшем. Или… все же иллюзия, забава ночницы?

Стараясь держаться в тени, ведьма осторожно пошла вперед; пальцы невольно легли на обсидиановое ожерелье. Но в десятке шагов от запертых ворот Миральда остановилась, как вкопанная. Что-то было не так, как прежде… что-то… изменилось в облике высоких ворот – но она не сразу осознала, что именно.

Над деревянной, потрескавшейся от времени аркой, появились два странных круглых предмета, насаженных на колья.

Миральда судорожно сглотнула горькую слюну. Не смея шевельнуться, стояла и смотрела – на мертвые головы Эсвендил и Глорис. Легкий ветерок шевелил длинные волосы, слипшиеся от крови; тени скользили по бледным, обескровленным лицам. Мир вокруг стремительно утрачивал краски, становясь серым, как зола прогоревшего и потухшего костра.

Потом он странно вспучился, треснул, и ведьма ощутила, как в лицо брызнула зловонная черная жижа.

Она медленно отерла щеку, посмотрела на свою ладонь – но рука, проткнутая острым сучком, была просто в крови, ее собственной.

Ведьме показалось, что губы сестер шевельнулись.

Они и вправду шевелились. Шептали беззвучно:

– Отомсти… отомсти… за нас… сестренка…

И все вокруг снова стало самым обычным; серая паутина, опутавшая было сознание, растворилась в ночи.

Миральда смотрела, как блестят в лунном свете рыжие волосы Эсвендил и Глорис. В голове крутился всего лишь один вопрос – зачем? Зачем они сделали это – не просто убили двух молодых женщин, но еще и надругались над их телами?

Услужливая память подсунула ответ: голова ведьмы – прекрасный оберег от сил зла. Еще одна глупая и злая сказка, родившаяся из страха и зависти.

Миральда засмеялась, уже не думая, что ее могут услышать. Где-то на болотах ей скрипуче вторила ночная птица.

Эти глупые людишки полагают, что смогут защититься, насадив на колья мертвые головы! Что ж…

Пальцы сомкнулись на обсидиановом ожерелье; рывок – и холодные кусочки «ведьминого камня» уютно угнездились в сжатом кулаке. Голос Эсвендил, похожий на шелест камыша, мягко прозвучал в ночной тишине.

– Миральда… отомсти…

Ей вторил звонкий голосок Глорис, младшей ведьмы.

– Отомсти за нас, сестренка!

Теперь их головы улыбались, и лунный свет играл на пышных волосах.

– Да… да, мои дорогие… – прошептала Миральда, вскидывая руки вверх, к небу, в немом упреке Хаттару. В силу которого они верили, но который не уберег и не спас.

Сила, такая же черная, как и порождающий ее обсидиан, потекла сквозь ее тело, бережно приподнимая над землей.

Налетел первый порыв ветра, швыряясь листьями и мелкими веточками, хлеща по лицу ледяными ладонями.

Боль и ненависть переплелись с силой камня, выплескиваясь в темное небо, затмевая холодное сияние звезд и блеклый свет луны.

– Aaderenn, eki-torr, d’harell!

Голос Миральды сорвался, словно по связкам рубанули ножом. Но того, что она сделала, уже было достаточно: высоко над деревней зародился и в багровом сиянии начал разворачиваться пламенеющий хлыст. Ветер, словно обезумев, вихрем кружился вокруг нее, все выше и выше, сгребая с земли пыль, камешки, сухие ветки.

Миральда раскинула руки в сторону, выплескивая всю силу, без остатка, в огненный хлыст. Со стороны деревни послышались крики, где-то разразился плачем ребенок. Потом… все заглушил вой ветра.

И хлыст, наконец развернувшись, ударил по деревне всей влитой в него мощью.

…Миральда не знала, сколько длился транс. Опомнилась уже на земле – горячей, покрытой пеплом, будто огонь прошелся и там, где она стояла.

Потом пришла боль – безжалостная, неистовая. Ведьма скорчилась, подтянув ноги к груди, скрипя зубами. Разжав кулак, где было обсидиановое ожерелье, она увидела, что камень распался в прах, остались только обрывки серебряных цепочек.

И Миральда заплакала, размазывая по лицу слезы и гарь.

От деревни не осталось ничего, словно гигантский молот разбил даже обугленные остовы изб. Ни единого звука не нарушало мертвую тишину, повисшую над пепелищем.

Эсвендил подошла и села рядом, аккуратно подобрав юбки.

– Ну ты и устроила, сестренка.

– Да, да. Мы всегда знали, что когда-нибудь ты выкинешь что-то особенное, – усмехнулась Глорис, усаживаясь рядом, по другую сторону от Миральды.

Они улыбались и выглядели… вполне живыми.

Миральда поперхнулась осевшей на горле гарью.

– Но вы же… они убили вас?

Изо рта вместо голоса вышел едва слышный хрип. Но сестры прекрасно поняли, что она хотела сказать.

Эсвендил потрепала ее по плечу.

– Да, Миральда. Нас больше нет. Мы отправляемся далеко… так далеко, как тебе и не снилось. Может быть, мы встретим там маму.

– И мы обязательно будем ждать тебя на границе, когда настанет твое время, – тихо добавила Глорис, – жаль, что все так получилось… Жаль…

– Долги оплачены, Миральда, – улыбка Эсвендил была горькой, как дикий мед, – и мы должны уйти. Ты остаешься одна.

Ведьмы поднялись как по команде и, взявшись за руки, медленно пошли прочь, истаивая в предрассветных сумерках. Высокие, стройные; длинные рыжие волосы развеваются на легком ветерке.

– Подождите! Эй! Глорис, Эсвендил!!! – Миральда, превозмогая страшную слабость, поднялась на ноги. Сестры остановились.

– Возьмите меня с собой! – просипела ведьма, чувствуя во рту вкус крови.

– Глупышка, – Глорис мягко улыбнулась, – оставайся. Мы бы тоже остались, если бы… могли…

– Но мы всегда будем напоминать о себе, – Эсвендил неуверенно потопталась на месте, и вдруг, улыбнувшись, добавила, – мы всегда будем с тобой.

Ноги Миральды подогнулись, и она рухнула на колени в пепел.

– Не уходите… Что я без вас?

Но два силуэта уже растворились среди тусклых теней и клочьев промозглого тумана. А в ушах прозвучал легкий, как шепот ветра в листве, голос младшей ведьмы:

– Не оставляй, пожалуйста, малыша дэйлор. Он погибнет без тебя.

…Глотая слезы, Миральда побрела в лес, туда, где оставила корзину. Силы уходили, как вода сквозь пальцы – и каждый шаг отдавался болью во всем теле, словно она ступала по лезвиям ножей. В душе царила холодная, черная пустота. Почему она жива – а сестры ушли, навсегда, даже не успев как следует насладиться жизнью?

Запоздало Миральда подумала о том, что если сейчас ей встретится ночница, она будет совершенно беззащитна перед нелюдью.

«Ну и пусть. Пусть она убьет меня – и мы снова будем вместе. Я, Эсвендил и Глорис. Да, так будет лучше».

Ведьма без труда нашла приметный дуб с развилкой; корзина по-прежнему была там. И дэйлор сладко посапывал в ворохе пеленок.

Миральда, привстав на цыпочки, стянула корзину вниз, на землю, но для этого ей пришлось приложить такие усилия, словно это и не корзина была вовсе, а каменная глыба.

Утерев дрожащей рукой пот, ведьма села на землю, подтянула к груди колени. С болота веяло холодом и сыростью.

Только теперь Миральда с ужасающей ясностью осознала, что осталась совершенно одна. В лесу. С личинкой дэйлор на руках, из-за которой все и случилось. Но… не слишком ли поздно жалеть о том, что не оставили они это существо в лесу?

Мысли путались, сплетаясь в дикой пляске. Усталость давила на плечи, как могильный камень. Веки сами собой опускались, перед глазами задорно прыгали серые точки.

«Мне нужно передохнуть… Немного…» – подумалось Миральде, – «возможно, последнее заклятие было слишком сильным, даже для меня…»

Где-то рядом хрустнула ветка; ведьма вскинулась, огляделась – в пяти шагах от нее стояла болотная ночница. В сумерках хищно поблескивали продолговатые глаза – так похожие на кусочки черного обсидиана. Длинные волосы гладко струились по плечам.

Ночница молча стояла и смотрела.

– Что, явилась?

Миральде очень хотелось выкрикнуть это в белое, неестественно красивое лицо нелюди, но из горла вышло едва слышное шипение.

Ах, да. Она же сорвала голос.

На миг ведьме стало страшно. А потом страх схлынул, растворился в радостном ожидании. Может быть, это будет больно – но скоро она увидит Глорис и Эсвендил…

Темный силуэт шевельнулся, ночница шагнула вперед. Неторопливо, словно была абсолютно уверена в своих силах, подошла ближе – и склонилась над скорчившейся на земле женщине. На гладком белом лбу пролегла задумчивая морщинка.

– Чего ждешь? – выдохнула Миральда.

Ах, если бы не уходили так быстро силы! Она могла бы, по крайней мере, бороться. Не магией, обычными, человеческими силами. Схватила бы ветку потяжелее… А тут – даже руку сложно поднять, не говоря уже о чем-то большем.

Мир вокруг стремительно темнел, сливаясь перед глазами в одно большое тусклое пятно. Ночница наклонилась еще ниже, ее дыхание пощекотало Миральде щеку.

– Давай, не тяни, – выдохнула ведьма.

Черные глаза, напитанные тьмой, зло сузились.

Значит, нелюдь узнала убийцу своей сестренки.

Миральда улыбнулась. Сознание угасало слишком быстро, и она, не в силах удержаться на его кромке, полетела во мрак.

Теперь… Спасительная тьма укрыла ее, избавляя от боли.