Текст книги "Блондинка вокруг света или I did it my way"

И вот я стою и думаю. Что дальше? Потерянный рай оказался обманкой. Свобода обернулась одиночеством. Здесь торчать? Вернуться в Россию? Пойти на север с толпой?

«Направо пойдёшь – деньги потеряешь. Налево пойдёшь – коня потеряешь. Прямо пойдёшь – себя потеряешь». Всё такое невкусное. И дикий русский богатырь всегда выбирает – прямо.

Я полна сил. Пойду искать прямо, раз это не «торт».

Некоторое время назад мне опять сделали предложение. На этот раз программист из Теннесси, с которым я познакомилась странным для меня образом – через интернет. Я не знала, что ответить. Новый кандидат в женихи дважды навестил меня в Индии и даже нанёс официальный визит моим родственникам в России. Родственники были счастливы. «Человек хороший и серьёзный». Вот они тогда поднажали на меня по той простой причине, что «хватит гулять»! Но сердце моё печально молчало, хоть и тяготилось одиночеством. Такая вот тургеневская барышня. Кандидат в женихи рекомендовал мне не принимать поспешных решений, а просто навестить его и посмотреть, как он живёт. Он уверен, что мои чувства проснутся. Если нет, то всегда можно уехать. «А между тем, нам обоим лучше начать собирать документы для визы невесты, чтобы не терять время, поскольку процесс занимает несколько месяцев». Почему не попробовать? Попытка не пытка. И не вижу причин, почему не влюбиться. Он довольно привлекательный представитель среднего образованного класса, спортивный, активный, полный идей и либеральных мыслей. В течение этих месяцев, даже в Гималаях, я исправно доказывала себе, что уже почти влюбилась. Подходит к концу процесс сбора документов, я в России, и время идти в посольство.

В день собеседования в американском посольстве невесты волнуются и нервно перебирают документы. Кто-то пьёт корвалол. Одна выходит к толпе с побледневшим лицом.

– Что, отказали?!

– Отказали…

Вся очередь выдыхает. Невесты охают, начинают рыться в документах ещё оветственнее. Сейчас меня с моей куцей папочкой, в которой многого не хватает, попросту отошлют после первого же вопроса, и всех делов. Сам жених явно раздражён тем, что, несмотря на то, что он уже давно выслал мне фотографии своей посудомоечной машины и прочих предметов роскоши, которыми я смогу пользоваться в его доме, я всё ещё не поняла своего женского счастья, и он всё ещё не получает пламенных любовных писем из разных точек планеты. Вероятно, по этой причине он, в свою очередь, тоже не снабдил меня некоторой документацией… Стоило ли вообще приходить?

Когда очередь доходит до меня, я с уверенностью подхожу к окошечку и, безмятежно улыбаясь, заявляю, что у меня не хватает половины необходимых документов. На это визовый офицер отвечает что-то типа «у каждого свои недостатки». Эти документы ему и не понадобятся, поскольку мне он и так верит. Я должна только быстренько сбегать за медицинским экспресс-анализом и заплатить на кассе…

– У меня нет с собой денег, – нахожусь я.

– А Вы далеко живёте? Может быть, сходите за деньгами? Вы ещё успеете. Я побуду здесь ещё какое-то время.

– Но за тем и за другим я точно не успею! – я вздыхаю и уже готовлюсь отойти от окошка.

– Ладно, хорошо, тогда медицинский анализ принесёте потом. Просто сходите за деньгами…

Я недоумеваю:

– Н-нет, наверное, сегодня не получится…

– Как же так? Ваш жених будет волноваться! Неизвестно, когда назначат следующее собеседование!..

Теперь бледнею я. Вот сейчас меня попросту посадят в самолёт и оттолкнут ногой. Я уже почти пячусь от этого окошечка…

– Нет, нет. Не сегодня…

Очередное собеседование в посольстве назначено на следующий месяц. У меня есть ещё целых четыре недели!

Тем временем мои британские друзья высылают мне приглашение на участие в музыкальной шоу-программе на их сцене в рамках самого знаменитого английского фестиваля в Гластонберри. По странной случайности, посещение английского посольства назначено на тот же день, что и второе американское собеседование. Когда подходит этот день, я, не колеблясь, выбираю свободу…

Английские Каникулы

Лето-Осень

Бюрократы из английского посольства не успевают подготовить мои документы к Гластонберри. И мой контракт переписывается на Биг Грин Гезеринг, который проходит парой недель позже. Так я попадаю в Англию. Первый раз в страну первого мира. Может быть, здесь земля обетованная?

По заведённой мной традиции, первые несколько дней отдаются на осмотр туристических достопримечательностей: Биг Бен, Глаз Лондона, Шекспировский театр «Глобус», Тауэр и Тауэрский мост… Несколько дней я трусь в толпе туристов.

Останавливаюсь в Хайд Парке. В Лондоне я не могу себе позволить отдельную комнату. Хостел – и то накладно для такого худого кармана, как у меня. (Хостел – общежитие, как правило, с двухэтажными лежанками).

Бывший кандидат в женихи вне себя, и его можно понять. Так сказать, сбежавшая невеста. Но вот почему в качестве самого убедительного аргумента он высылает мне чек с подробной финансовой выпиской средств, потраченных на меня? В статье расходов числится и его собственное пропитание с проездом.

Что-то мне подсказывает, что впоследствии я не буду жалеть об этом побеге! Мои родственники расстроены. «Останешься куковать». Я же испытываю невероятное облегчение. Всё, довольно с замужествами! Не мой формат. Зачем вообще я ввязалась в эту кашу? Сама виновата. Надо слушать своё сердце. На свете столько всего интересного! Да здравствует свобода!

В одной комнате со мной – шведка на каникулах, итальянская повариха—лесбиянка и вьетнамская сумасшедшая. Вьетнамка без остановки напевает одну и ту же музыкальную фразу, обеими руками ловит перед собой «зайчиков» и раскачивает кровать. Посреди ночи спящая на нижней полке итальянская повариха не выдерживает и сцепляется с ней в смертельной схватке, а я и шведка застываем в смертельном ужасе. Бой сопровождается нецензурной руганью на трёх языках.

Наутро я съезжаю, на долгое время, напуганная прелестями интернационального общежития.

Англичане, выславшие мне контракт, очень «гостеприимно» не отвечают на мои звонки. Что поделать, хиппи. И я направляюсь погостить в Бристоль, к ещё одному гоанскому приятелю.

Сам Бристоль – приятный английский город, со знаменитыми граффити на стенах и подвесным мостом через реку Эйвон. Этот мост печально известен как мост самоубийц. Многие сводят счёты с жизнью, прыгая с этого моста.

Приятель, в свободное от пати время, занимается иглоукалыванием и лечебным массажем. Там, в Бристоле, он организует мой первый английский гиг, в местном клубе (gig – первоначально джазовый, а позже любой концерт). А сосед приятеля, испанский мучачо, делает профессиональную видеосъёмку концерта. Этот мучачо обожает копаться в саду и учится в Бристоле на видеооператора.

Мои «фестивальщики», наконец, проявляются. Но они опечалены. Биг Грин Геззеринг отменяется! До следующего фестиваля, «Beautifull days», остались целые две недели. Придётся возвращаться в родовое поместье «предводителя шайки фестивальщиков».

Главный происходит из герцогского рода. Близ одной древней английской деревеньки на юге Англии стоит его родовой замок с фамильной церковью. Двести лет назад один из его предков построил этот замок для своей невесты. Девушка была из другой части Англии и, чтобы она меньше скучала по дому, замок исполнен в абсолютном сходстве с её собственным родовым замком.

В Англии существует закон, по которому все исторические здания должны быть отреставрированы. Если владелец не может содержать замок, он обязан его продать. Некоторые богатые жилые имения даже принимают экскурсии, чтобы облегчить дорогостоящее содержание. По этой причине замок пришлось продать ещё в семидесятые. В настоящее время он отремонтирован, разделён на несколько секций и в нём живут другие семьи. Родовая церковь сохранила скульптуры прадедушек герцога и памятку с историей его семьи. Теперь церковь принадлежит всей нации. А родители главного живут на юге Франции, они такие же любители пати, как и он сам.

У семьи всё ещё есть кусочек земли, на котором стоит заброшенная ферма бабочек. Это большая пустая теплица, в которой соратники потомственного герцога сушат резиновые сапоги и вымокшую одежду. Музей бабочек всё ещё полон разноцветных, впечатляющих экземпляров.

Сам герцог пренебрегает маленьким домиком и живёт в огромном американском военном грузовике. Теперь грузовик – это его герцогский замок. Соратники тоже проживают во всевозможных фургончиках, вагончиках и старых автобусах. «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы!! не заменят никогда свободы!»

Как бы то ни было, вся техника на ходу. И авто-хиппи периодически переправляются с места не место и с фестиваля на фестиваль. В Англии многие живут в вагончиках и на лодках. Однажды я была приглашена на большую богатую лодку, стоящую на приколе в одном из элитных районов Лондона. На ней уже давно нет двигателя, и машинный отсек используется как гостевая комната.

Эта лодка, примерно в восемьдесят квадратных метров площади, очень комфортабельна. На ней жить куда удобнее, чем, например, в трёхкомнатной хрущёвке. Плюс возможность перемещаться и выбирать место жительства под настроение. Жалко, что у нас в России люди так привязаны к прописке и четырём стенам.

Итак, на всех крупных фестивалях компания герцога устанавливает огромную остроконечную палатку, называемую типпи. В типпи, на собственной сцене, происходят концерты и продаются алкогольные напитки. У этого коллектива есть и свой маленький фестивальчик, всего на несколько сот человек. Но он случится позже, когда пройдут крупные фестивали.

И вот на эту сцену приглашена и я со своей стилизованной фолк-программой. А пока мы здесь.

По окрестностям герцогского имения до сих пор бродят павлины как остатки былой роскоши. Они любят сидеть на заборе, совершенно по-куриному.

– У нас было сорок девять павлинов. Осталось только двенадцать, – говорит герцог.

Местные жители павлинов не любят и даже убивают за то, что те пожирают цветы в садах и орут злыми голосами. Вечером павлины сидят на старом кедре у фамильной церкви и роняют тропические перья на серую землю Туманного Альбиона. Утром, окружённые характерным английским туманом, павлины вызывающе разноцветно бродят по остаткам ночного пиршества хиппи в поисках «ништяков».

Сам герцог восседает в тумане на крыше музея бабочек, в широкополой шляпе с белым потрёпанным пером. Он обнимает гитару и обозревает крышу своего фамильного замка. Он высокий, сухощавый человек, с волосами до плеч. Он до боли похож на маску Гая Фокса. Вот в такую ячейку английского общества я и попадаю.

(Гай Фокс – самый знаменитый участник порохового заговора в Англии 1605 года. Маска ГФ – бледное узкое лицо с тонкими усиками и саркастической улыбкой. Сейчас это один из основных символов борьбы против коррупции и существующего строя.)

Всю ночь гремело безумное пати. Некоторые до сих пор не могут заснуть и лежат на крыше в карнавальных костюмах. Англичане обожают переодевания и раскраску. Наверное, ещё со времён Генриха Восьмого карнавал в Англии не прекращается, а по зрелищности он не хуже, чем в Гоа.

Мне выделяют больше чем на неделю маленький фургончик одного из моих гоанских друзей.

Вечером мы ходим в деревенские пабы, днём буквально делаем «ничего». В один из таких дней я иду в лес, по грибы и травы. А позже жарю картошку с грибами, варю зелёные щи из дикого щавеля и делаю чай из мяты и ромашки. Почему-то в Англии подобные занятия совсем не развиты. Все эти хиппи до шока удивлены таким знанием леса. Теперь они называют меня собирательницей.

Наконец, мы трогаемся в Девоншир на полуразрушенном жилом автобусе. По дороге автобус трещит по швам, с полок падают книги и мелкие вещицы, как во время землетрясения. Из-под лежанки, на которой я сижу, поигрывая на гитаре, выезжают, клацая «зубами», старомодные чемоданы. По прибытии первым делом приходится всё это собирать и расставлять по своим местам. Будни современных кочевников.

Самое сложное для меня здесь – принятие холодного душа на холодном воздухе Англии. Приходится бросать всё своё мужество под этот одиноко торчащий в поле кран. Хиппи смеются над моими привычками:

– Clean body – dirty mind, – шутят они. (Чистое тело – грязные мысли.)

Начинается установка типпи. Сначала – огромные сваи. Цельные стволы деревьев путешествовали на крыше грузовика герцога. Потом нужно натянуть на сваи плотное белое полотно. Оно было куплено и сшито в Индии. Там дешевле. Затем украшения – искусственный плющ и разноцветные ленты. Далее ставится сцена. Завтра мне предстоит на ней выступить. Затем барная стойка и антикварный кассовый аппарат. Этому аппарату более ста лет.

После выступления, чтобы разгрузить друзей, я помогаю за барной стойкой. Интересно побыть барменом на секундочку. Особенно мне нравится лупить по непослушным клавишам столетней кассы, и вколачивать колотушкой краны в бочки с английским элем. Эль вырывается из пробоины и через некоторое время, я уже насквозь пропитана пенной жидкостью с горчинкой.

Английские полицейские считаются самыми вежливыми полицейскими в мире. Опираясь на свой собственный опыт, охотно подтверждаю. Всегда подробно всё объясняют, провожают к остановке и разрешают с ними фотографироваться.

– Это потому, что они видят симпатичную иностранку. С нами они ведут себя по-другому, – говорят английские парни.

Как то, на одном из фестивалей, я ухожу гулять по окрестностям. Когда я уже довольно далеко, ко мне подъезжает полицейская машина-жучок и останавливается. Из машины выглядывает по-английски чопорная женщина в форме, ну, прямо миссис Уксус, и спрашивает:

– Всё в порядке, мэм?

– Да, всё в порядке, спасибо.

«Миссис Уксус» берёт под козырёк и отъезжает. Эта леди явно не заинтересована во флирте с иностранкой. Да и откуда ей было знать, что я иностранка? Я под защитой вежливой английской полиции.

Так я провожу всю вторую половину лета и начало осени. Кончается сезон фестивалей. Все сезоны когда-нибудь заканчиваются. Теперь я в Брайтоне. Это город на юге Англии, прямо на берегу Ла Манша. В Англии Ла Манш называется Английским каналом. Здесь мои романсы записывают для сайта фольклорной музыки Восточной Европы. В Брайтоне я проведу около трёх недель. Мои друзья уехали по делам, и я «сторожу» их квартиру и кормлю кошку.

Квартирка в хорошем районе, со своим садиком, на одной из улиц, ведущих к Английскому каналу. В основном я в одиночестве брожу по набережной. Хотя случается и гиг. На этом гиге я пою на фоне экрана с импрессионистским видео.

По возвращении в Лондон проживаю в лофте заброшенной телестудии в районе Хакни, рядом с легендарной церковью Боу. Отсюда можно слышать её пророческие колокола.

В самом центре Хакни вот уже более ста лет одна и та же семья держит ресторан, в котором продаётся угорь в желе. Это знаменитое фольклорное блюдо Хакни когда-то было особенно доступным для широких масс простых лондонцев. В наши дни угорь уже приходит не из Темзы, а с голландских ферм. Но финансово угорь до сих пор довольно доступен. Я люблю сюда захаживать.

Деньги! Опять деньги. Никуда без денег. Они заканчиваются. Опять неожиданно, как всегда.

Как и советуют мне мои хиппи на колёсах, чтобы поправить своё финансовое состояние, я иду на «штырку» (уличное выступление со шляпой). Вспоминаю студенческую молодость. Тогда мы ходили по электричкам с однокурсником. Он играл на гитаре, а я пела. Люди отзывались с удовольствием. Мы были молоды, наивны и милы. Люди давали деньги, конфеты, бананы, а однажды положили в шляпу бутылку водки. Вот студенческая братия порадовалась! Пили тогда литрами, а наутро сдавали экзамены. Эх, времена!

В новом сквоте я вдруг начинаю писать песни. Вскоре их наберётся на целый альбом. Смысл моих песен, вкратце: цена свободы – одиночество, приз за одиночество – свобода.

 
Wish I figured out how to spend the life
How to get the point, how to get the drive
Wish I found a place where I can be weak
Seems I've seen the path, but again it's trick
 

 
Everything I've got I appreciate
All the stars above, all the men I found
I am here to learn just the way it is
Fire on my way and a time of peace
 

 
Love me like I am, while I am on the floor
If I am in the sky everyone is mine
Could I take this fault, I wouldn't be alone
But loneliness is price, just a price for freedom
Scanty price for freedom
Highest price for freedom
 

Первый раз я пою «своё» в полуподпольном клубе на Кэйбл стрит, а потом в маленьком музыкальном буфетике на Бетнал Грин.

Моё положение в новом сквоте шаткое. Мне намекают, что в скором времени надо съезжать. Кто-то из прежних жильцов вскоре возвращается, да и лендлорд не хочет здесь новых людей (landlord – квартиросдатчик). Все здесь побаиваются лендлорда и понижают голос, упоминая о нём. К сожалению, я ещё не нашла другого места. Это особенно тяжело с такими ограниченными финансовыми возможностями. Теперь это моя головная боль.

Через несколько дней во дворе сквота останавливается дорогая машина, и из неё выходит невысокий, юркий мужчина, очень неброско и просто одетый. Он окружён огромными молчаливыми парнищами в деловых костюмах. Парнищи с огромным уважением открывают перед ним двери и ловят его приказы с полувзгляда. Классика жанра. Вслед за этим я слышу русскую речь. Наш лендлорд – русский!

Каким образом русский лендлорд курирует это странное место и кто он? Неизвестно. Прошлое начальника темно. Он бывший наёмный солдат, провёл много лет в горячих точках планеты и в России в живых не числится…

– Здравствуйте.

– Что?! Русская?! Что здесь делаешь?! Откуда взялась?!

Голос босса гремит, он почему-то изумлён. Я спешу заверить его, что съеду ещё до того, как постоянные жильцы вернутся с каникул. Тогда босс приходит в бешенство и заявляет, что скорее он выгонит отсюда всех остальных, но меня оставит. Кирпичные выражения лиц его стражи подтверждают, что босс не шутит.

Оказывается, босс – рьяный русофил и меценат. «Хоть здесь и сарай, он очень рад, что смог пригодиться русской девушке», и в случае любых затруднений я могу обращаться.

В Англии он нашёл новую жизнь, женился, и сейчас у него годовалая дочь. Он очень счастлив, что его жена, хоть и не русская, но всё же славянка. Рассказывает, что давал объявление в лондонскую газету под заголовком: «Помогу русским». Говорит, позвонила только одна-единственная англичанка, желающая сдать на поруки восьмидесятилетнюю мать своего покойного русского мужа…

Итак, после мирных обсуждений, босс предлагает мне переехать в другой сквот под его юрисдикцией, на другом конце Лондона. На новое место жительства меня перевозят на хозяйском «Мерседесе».

Лендлорд – законченный романтик, идеалист и правдолюб. Он с удовольствием слушает мои романсы и опусы, украдкой роняя скупую слезу.

– Кто лорд? Я что ли? Не называй ты меня так! Ну, какой я, к чертям, лорд?

Вместо взимания с меня платы за проживание он… подкладывает мне деньги. Я благодарна боссу. Такие особенные люди встречаются очень не часто.

Новое пристанище – это бывший детский сад. Здание стоит посреди осеннего жёлтого парка, в котором живут дикие лисы. В Англии полно диких лис. Вот бездомных собак и кошек нет, а лис и белок – видимо-невидимо! В Лондоне до сих пор живут дикие лебеди. Они плавают по узким каналам по двое и сладострастно, в форме сердца, свивают друг с другом шеи. Ещё вдоль лондонских каналов стоят те самые чёрные зловещие птицы с расправленными крыльями, которыми изобилуют водоёмы Азии и особенно заводи Кералы. Белые и чёрные птицы рядом, как иллюстрация к сказке о добре и зле.

Детский сад – местечко потеплее и поудобнее предыдущего жилища. У меня даже отдельная комната со своим личным выходом в парк. Здесь проживает меньше народу. Здесь я знакомлюсь с вечно пьяным французским учителем английского и с ирландцем, который учится ездить на одноколёсном велосипеде прямо в нашем холле.

Наступает Хеллоуин. Это очередной праздник, когда англичане могут проявить массу фантазии и нарядиться в безумные карнавальные костюмы.

После Хеллоуин пати я возвращаюсь в детский сад глубокой ночью. На мне классическое сочетание: чёрный нимб на голове и ведьминское платье с сияющими полными лунами. Я иду через осенний парк, усыпанный жёлтыми листьями, жёлтые упрямые лисы провожают меня всю дорогу до моего сквота.

Мир затихает. В этой стране тоже есть зима. Есть ли у меня желание остаться? Искать плохую гастарбайтерскую работу? Уборщицей? Официанткой? В свободное время петь в маленьких буфетиках за «пожрать». Жить в сквотах и на съёмных квартирах? Быть нелегалкой? Как-то всё это неуютно. А хочу ли я, вообще, жить в Англии?

Я вспоминаю, что не распаковывала сумку уже четыре года. Из старой сумки в новую перекладывала, но не распаковывала. Похоже, что скоро – снова в путь.

Несколько раз я подаю документы в индийское посольство, и несколько раз их отклоняют. Ещё не отказывают, но отклоняют. Условия получения индийской визы ужесточились. Особенно для русских. Достали мы там всех. Я пытаюсь подавить панику. Не первая, кого отклоняют. Что мы, мытари, делаем в таком случае? Мы направляемся в Таиланд, где можем получить индийскую визу. Также мы можем замечательно провести какое-то время в самом Таиланде. Что, Индия последняя страна, где есть солнце?

Самолёты, по-прежнему, вылетают из Домодедово и Хитроу. К солнцу, в страну, где вечное лето. В страну, где люди не мёрзнут на остановках. Не огрызаются друг на друга в тамбурах прокуренных электричек, с ненавистью кутаясь в панцири тяжёлой одежды.

Так я попадаю в Таиланд!