Текст книги "Катя едет в Сочи. И другие истории о двойниках"

Игрок за номером 12849

Человек вечно должен думать о лице, которое прячут, но в действительности берёт в расчёт лишь маску, данную маску, а не какую-либо иную. Скажи мне, какую маску ты носишь, и я скажу, какое у тебя лицо.

Хулио Кортасар

За окном ходили бабушки-сталкеры: без масок, перчаток и чувства вины. Комарова с высоты второго этажа сверлила бабушек взглядом на протяжении сигареты. Потом возвращалась в комнату, бахнув балконной дверью, и снова хваталась за горячий планшет. Игрок за номером 12849 прислал вызов. Счёт 45:3 в её пользу.

Комарова была уже не молоденькая, поэтому всё про себя отлично знала. Понимала, что надо держаться подальше от всяких там денежных пари, казино и компьютерных игрушек. Даже от невинных аркад вроде той, где Губка Боб бегает от Планктона. В эту аркаду играл Ваня ещё в первом классе, а мать его, всего лишь раз попробовав, прошла махом несколько уровней и тут же испугалась, ощутив нехороший внутренний зуд: алчбу продолжения.

– А Парамоша-то азартный, – сказал ей давным– давно Миша Зайцев, забывшийся, как предполагалось, напрочь вместе с группой Queen, префом и сигарами, которые Миша курил со знанием дела, несмотря на нищие девяностые. И вот теперь вспомнился, явился в памяти объёмно, потащив за собой весь тот вечер, месяц и год.

Парамоша возник тогда в разговоре вот по какой причине. Вечером у холостого Зайцева собирались компании условно интеллигентных людей, и с одним из них (Кирилл – очки, бородёнка, «Беломор») Комарова внезапно схлестнулась в споре: Кирилл говорил со слюнями на губах о какой– то западной модели по имени вроде бы Виктория Мазза. А Комарова была совершенно уверена в том, что эту самую Маззу зовут Валерией, – не потому что следила за её, прости господи, карьерным ростом, а потому что обладала уникальной памятью на любые человеческие имена (даже венгерские и китайские).

Кирилл закусил удила вместе с бородёнкой, слюни, как праздничный салют, полетели во все стороны.

– Виктория! – кричит. – Гадом буду, Виктория!

А тогда ведь не было телефонов с интернетами, как сейчас, когда любой спор решается молчаливым гуглением нужного слова – и торжествующим показом нужной ссылки. Надо было искать какие-то журналы, доказывать знание матчасти.

Но Комарова тоже завелась не на шутку:

– Валерия она, а не Виктория! Спорим на тыщу!

Поспорили, руки друг другу протянули, Миша разбил их рукопожатие как каратист. Ладонь у Кирилла была влажная, мягкая и холодная – на ощупь как солёный огурец с нижней полки холодильника.

– А Парамоша-то азартный, – с интересом сказал Миша, когда Комарова на ночь глядя упаковалась в пальто, гневно вжикнула молниями на сапогах и отправилась к Ольке Меньшиковой за доказательством правоты. Потом уже только узнали, что этой ночью в соседнем дворе была перестрелка центровых с уралмашевскими, но азартных пуля не берёт.

Олька давно легла спать, телефона у них не было. Комарова орала под окнами, как соловей в брачный период – но без сладостной мелодичности.

– Ленка, ты? – подруга появилась на балконе в халате, со встрёпанной головой (обычно-то Меньшикова вставала на час раньше парня, с которым тогда жила, чтобы он не увидел её ненакрашенной и без укладки). – Случилось что?

– Скинь журнал! Ну, который я тебе месяц назад подарила.

Тогда все ещё дарили друг другу модные журналы, шампуни и колготки. (Сейчас попробуйте!)

Олька вроде бы покрутила пальцем у виска, а в соседнюю форточку высунулась бабка в бигудях.

– Я вот тебе щас скину! Милицию вызову!

Комарова сделала вид, что не услышала, и тут же получила журналом по башке, потому что Меньшикова была верная подруга.

Свет там у них во дворе не горел. Комарова, прижимая к себе журнал, прошла нервным шагом к ближайшему фонарю, освещавшему ночную улицу по чистой случайности. Сердце тукало сразу во всех местах – в голове, в животе, в пятках. Это в ней резвился азарт.

Открыла нужна страницу – вот она, блондинка с улыбкой во всю дурь!

Разумеется, Валерия. Никто и не сомневался.

Теперь – обратно к Зайцеву. Только бы сердце по пути не выронить.

У Миши в квартире тем временем царила полная благодать – расписывали вечернюю «пулю». Кирилл как увидел в дверях Комарову с журналом, так по её лицу всё и понял.

– Завтра отдам, – буркнул он. И засобирался сразу же домой, а в прихожей сказал Мише мстительно: – Катя лучше была.

(С Катей Зайцев встречался три года, пока не встретил Комарову в видеобаре «Космос».)

У Комаровой в горле что-то пискнуло после этих слов, и она почувствовала себя голой, как гэдээровский пупсик. Таких мальчики дарили девочкам на 8 Марта – не во всех школах СССР, конечно, а в тех, где учился более-менее обеспеченный контингент.

Зайцев пару секунд поразмышлял, после чего ударил Кирилла в ухо – не сильно, правда очки с носа у него всё-таки слетели. Но не разбились.

«Пуля» тут же отменилась, преферансисты бросились было в прихожую, но не сумели там поместиться – Миша жил в брежневке. (Зато сейчас у него загородный дом, в Коптяках вроде бы.) Да и незачем было помещаться: драки не получилось. Кирилл поднял очки с пола, с достоинством нацепил их на нос и покинул поле боя, всем своим видом информируя, что никакой тыщи он теперь отдавать Комаровой не будет.

Выспоренное ей всучил той же ночью Миша – сказал, что настаивает. Нищая Комарова деньги взяла, хотя сражалась она с Кириллом не из-за денег, не из-за истины и, разумеется, не из-за Валерии Маззы.

Она впервые ощутила в тот вечер, что в одном теле с ней проживает бешеный азарт, а как с этим сожителем поступить, по молодости разобраться не смогла. Ну и он тогда не то чтобы мешал ей, даже почти не беспокоил – так, помахал ручкой и скрылся до времени.

В следующий раз азарт дал о себе знать спустя десять лет, в Баден-Бадене. Эх! Комарова с отвращением посмотрела в окно на мартовский двор, украшенный посредине гигантским ноздреватым сугробом. По всей площади двора были хаотично разбросаны небесно-голубые больничные бахилы и полиэтиленовые пакеты: их приносило ветром надежд с ближайшей помойки, рядом была поликлиника.

Бо́льшую часть времени двор был, кстати, вполне приятный и ностальгический – этакий уцелевший осколок прошлого. Советская муха в буржуазном янтаре. Вход в арку совсем недавно закрыли воротами от посторонних автомобилей, повадившихся ездить с площади Обороны на Декабристов, минуя светофор на Лунке. А прежде сюда мог зайти любой, и если этот любой был тоже не молоденький, то прямо насладиться не мог – двор, как машина времени, переносил свердловчан в девяностые и дальше, в глубь времён. Но приятным он был летом или ранней осенью, когда шелестят листвой деревья; а в марте все городские дворы выглядят отталкивающе, по мнению Комаровой. Хотя сейчас она бы даже в таком погуляла, жаль, не получится.

После сошествия вируса всем вокруг пришлось менять свои планы, оплакивать финансовые потери и сидеть взаперти, сколько скажут. Комаровой ещё повезло в сравнении с той же Олькой Меньшиковой, которая застряла в Италии, где у них был дом. С мужем, мамой и тремя детьми они сидели взаперти уже третью неделю, ожидая, пока ситуация нормализуется. Но она всё никак не нормализовалась, трупы, писала Олька, вывозят уже грузовиками и хоронить родственников не дают – дают потом баночку с пеплом, и всё.

Так что Комаровой действительно повезло: она была в командировке в невинной на той момент Швеции – и всего лишь попала под правило двухнедельной самоизоляции. Прямо из аэропорта, в маске, от которой сильно запотевали очки, приехала на квартиру к младшей сестре Наташке. А Наташка перебралась на две недели вместе с семьёй на дачу к маме, где переносить весь этот бред, конечно, легче. Ваня, сын Комаровой, ехать с ними отказался наотрез, жил вторую неделю в одиночестве и явно этим одиночеством наслаждался.

Он приносил Комаровой продукты, хотя этого можно было и не делать. Наташка – запасливая как белка, в её доме без труда прокормился бы целый полк солдат. Даже сигарет сестре оставила, но велела курить только на балконе и стряхивать пепел в баночку из-под мёда в виде медвежонка. Тыкать окурками в медвежонка было жаль, и Комарова приспособила под пепельницу стеклянную вазочку, планируя потом вымыть её тщательно с «Белизной».

В общем, жить здесь, конечно, было можно, и да– же с комфортом, но это всё равно не Баден-Баден.

Она приехала туда году в шестом или в пятом. Нет, папа был ещё жив, значит, в четвёртом. Богатая знакомая пригласила – квартира прямо напротив Курхауса. Комарова тогда только разошлась с мужем – не с Мишей, нет. С Мишей они расстались давным-давно и без обид, во всяком случае со стороны Комаровой.

Ване исполнилось три года, он обладал неуёмным темпераментом: Комарова уставала от родного сына, как другие – от неродных детей, каких-нибудь шумных проказников в поезде.

– И в кого он такой? – спрашивала у мамы, а та улыбалась!

– Да в тебя, Ленка, ну просто вылитый!

Когда родители разводились, Ваня совсем сорвался с катушек («с котурнов», как шутил в своё время Миша Зайцев, поклонник Античности) – и Комарова, не выдержав, залепила ему однажды пощёчину, а потом оба ревели и обнимались, вытирая друг другу слёзы.

Мама сказала: давай-ка, Ленка, съезди куда-нибудь отдохнуть. Одна. А мы с Наташкой твоего гаврика возьмём к себе на воспитание. И тут как раз появилась та Ира, богатая клиентка с недвижимостью во всех уголках мира. Так она была довольна комаровской работой, что не знала, чем отблагодарить.

– Я же не бесплатно, – вякнула Комарова, но Ира сказала: так вроде бы все не бесплатно, но не все так качественно и быстро!

Сайт ей Комарова действительно сделала очень крутой, но она всем делала очень крутые сайты – и далеко не каждый стремился дать ей за это что-то сверху. Ну, там, конфеты, шампанское. Духи один раз принесли – французские, но просроченные.

Скорее всего, Ира прониклась к Комаровой какой-то человеческой симпатией помимо прочего – у женщин иногда так бывает. Подруг у Иры, судя по всему, не было – только работа и недвижимость по всему миру. Тоже, кстати, неплохо.

И вот у Комаровой в кармане – ключи от квартиры в Баден-Бадене, в сумке – распечатанный билет на «Люфтганзу», она тогда ещё летала из Екатеринбурга, в паспорте – виза, а в голове – сумбур вместо музыки, притом что и музыки там давно уже не звучало. Так, тренькало что-то. Периодически.

Прилетела во Франкфурт, купила, как ей объяснила Ира, билет на поезд, доехала до Баден-Бадена. Шла с чемоданчиком в горку по нужной улице и чувствовала, как расправляются, раскрываются лёгкие – точно крылья! Даже курить не хотелось, но она всё равно, конечно, покурила.

Ира ещё дома ей сказала, что надо сходить в Курхаус, центр водолечения и обязательно в казино. А потом, когда Комарова уже ждала посадки в Кольцове, позвонила добавить: в казино пускают исключительно в туфлях!

У Комаровой с собой были только кеды – в цветочках, красивые, но всё равно кеды, никого не обманешь. Туфли она носила в девяностых, да– же в хлебный магазин ходила на каблуках.

Придётся покупать.

Казино в Баден-Бадене – историческое, в нём кто-то из русских классиков проиграл приданое жены. Достоевский, кажется. Комарова по русскому и литературе всегда хорошо училась, ей, в общем, всё одинаково легко давалось, но математику она любила сильнее, поэтому и стала программистом, а потом веб-дизайнером. В последние годы читала, конечно, не очень много, за новинками не следила и, когда разговор заходил о книгах, тут же переводила его на другие темы. Но Достоевского всё-таки вспомнила.

Купила туфли в первый же день, нашла магазин с распродажей. Бежевые, на каблуке-рюмочке – потом маме отдаст. Платья с собой тоже не было, но ещё и платье покупать – так она вообще разорится.

Залезла в хозяйский шкаф, нашла там симпатичное платьице, цвет фуксия; померила – в самый раз!

Подлецу всё к лицу, как выражается Олька Меньшикова.

Баден-Баден был тихий городок, на улицах вечерами почти никого – прямо как сейчас в Екатеринбурге, вздохнула Комарова. Но здесь злой вирус разогнал людей по домам, а там все под вечер стекались в казино – играть, ну или смотреть, как другие играют.

Идти было метров триста, не больше, но она умудрилась натереть левую ногу новой туфлей. Ещё врут, что кожа, бессовестные!

Прихрамывая, вошла Комарова в игорный храм Германии – и тут же увидела перед собой молодую пару в кроссовках, их никто и не подумал останавливать! Хотела разозлиться, но сама себе удивилась. Вместо злости ощутила внутри сладостное предвкушение, какое ей доводилось испытывать, может, пару раз в жизни, и то сто лет назад.

Всё, что она знала про казино, оказалось правдой – ковры, зеркала, картины в рамах и полное отсутствие часов: чтобы игроки не отвлекались на такую мелочь, как время. Комарова купила фишки у опрятной старушонки с подсинёнными волосиками и прошла в один из залов, где играли в рулетку. Многие курили – тогда ещё можно было.

Она заранее решила, что сделает только две ставки – на девять и девятнадцать. А потом уйдёт, причём решительно!

Ни девять, ни девятнадцать не выиграли.

Тогда она подумала, что будет ставить подряд на чёрное, должно же оно когда-нибудь выиграть!

Но выиграло красное, причём девять и девятнадцать!

И ещё говорят, что новичкам везёт…

Фишки закончились, но сладостное предвкушение не уходило. Комарова точно знала, что выиграет, надо только сходить домой за оставшимися деньгами, которые она с собой в Казино промыслительно не взяла. Надо купить ещё фишек. И поставить на восемь и восемнадцать, а потом – на красное.

Дохромала до дома, вытащила из чемодана конверт с деньгами и достала купюру в пятьдесят евро.

Тут как раз позвонила мама – узнать, как дела, и сообщить новости о Ване, который очень хорошо сегодня вёл себя в садике. Комарова слушала маму, а сама высчитывала в это время наилучшие комбинации для ставок.

Она ходила в Казино ещё трижды в этот вечер. Выиграла двадцать евро и проиграла двести сорок. Азарт не смогли одолеть ни усталость, ни скупость, ни мозоль, натёртая коварной туфлей до кровяного пузыря (переобуться в кроссовки ума не хватило; вообще в тот вечер ей очень не хватало ума!).

На следующий день Комарова проснулась в полдень от учащённого сердцебиения. Пересчитала свои деньги, дождалась вечера и снова пошла в Казино. На сей раз ей повезло: она поставила на чёрное и выиграла, потом на одиннадцать и двадцать девять, и снова выиграла.

Новый крупье был слегка похож на того малахольного Кирилла – и косился он на Комарову без всякой симпатии.

Она собрала фишки, получила в кассе восемьсот евро и ободряющую улыбку кассирши-мальвины, бабушки с голубыми волосами. И твёрдо решила уйти отсюда, чтобы никогда не возвращаться.

Сегодня она была в кедах и заклеила мозоль бактерицидным лейкопластырем.

Уже на самом выходе Комарова испытала вдруг странное ощущение, никогда до сей поры её не посещавшее. Её словно бы затягивало обратно, в первый зал с рулеткой, – ну вот как труба пылесоса втягивает случайно упавшую на пол пуговицу. Со страшной силой тянуло! Азарт трепетал внутри, как будто она бабочку проглотила. Живую.

Тянуло сильно, пуговицу давно бы всосало в мусорные недра пылесоса, но Комарова-то не пуговица! Оглянулась назад, погрозила кому-то кулаком и всё– таки вышла на улицу, в пьянящую ночь Баден-Бадена. Цветы на клумбах, едва успевшие раскрыться, благоухали как неуравновешенные. Комарова выкурила подряд две сигареты, просчитала примерный алгоритм нового выигрыша – и вернулась в Казино.

Так её мотало всю неделю. Ни парка, ни магазина, ни даже соседнего Курхауса с благородной целью испить целебной водички она не посетила – только проигрывала и выигрывала, выигрывала и проигрывала. Когда до вылета остался последний день, она поставила на зеро все свои деньги. И когда рулетка только начала крутиться, поняла, что проиграет.

И проиграла.

Ночью, с чугунной головой, наводила порядок в квартире, где, впрочем, и не успела ничего испачкать – даже в душ ходила через день. Выстирала платье и перед тем, как уехать, повесила его аккуратно на прежнее место в шкафу. Во Франкфурте купила на кредитку подарки домашним, обливая слезами каждый чек.

– Как отдохнули, довольны? – спросила Ира, забирая ключи от квартиры.

– Очень, – сказала бледная Комарова.

– В Казино побывали?

– Побывала.

С Ирой они так и не подружились и больше не общались – потому что нормальные люди проявляют хоть какую-то благодарность, а Комарова вела себя с Ирой так, будто не отдыхала в Баден-Бадене, а на руднике вкалывала. И выглядела сходным образом.

Она никому об этом не рассказывала; даже от Наташки, с которой у них тайн не было, скрыла свою позорную историю. Немного почитала на эту тему в интернете, обогатила лексикон словом «лудомания» и решила жить дальше. По игровым автоматам, тогда ещё в России разрешённым, Комарова не страдала, была к тому же оптимисткой. И о разводе после той поездки журиться совершенно бросила – Баден-Баден вышиб из неё всякую печаль с первым же кругом рулетки. Но в мыслях продолжала высчитывать алгоритм выигрыша, думала, что ошиблась тогда чуть-чуть – зеро выпало в следующий раз и победитель орал, как будто его пырнули ножом.

Комарова была изначальный технарь, математик, пусть и с симпатией к предметам гуманитарного цикла. Мистического в ней не имелось ровным счётом ничего, она даже гороскопы, столь любезные маме с Наташкой, высокомерно презирала. Но в Баден-Бадене к обычным для неё техническим расчётам добавилось ещё и азартное ожидание чуда, такое радостное и в то же время страшное, что избавиться от него на счёт «раз» не смог бы и человек со стальной волей. А Комарова даже алюминиевой похвалиться не могла.

Тем не менее дала себе слово не переступать больше порога казино – и обещание это в целом выполнила. Азарт какое-то время ещё трепетал внутри, но со временем стих и прикинулся мёртвым. Комарова даже забыла о нём со всеми своими работами, к тому же Ваню удалось устроить в хорошую школу – учиться там было трудно, но «у нас стопроцентное поступление», хвалилась директриса. Математикой и всем точняком Комарова занималась с сыном сама, по остальным предметам пришлось нанимать репетиторов – в хорошей школе требовали от детей того, чему на уроках научить не могли, а переводить сына в другую она уже как-то не решилась.

В прошлом году, вроде бы в апреле, она закрыла дверь за очередным репетитором – вкрадчивой англичанкой Ларисой Борисовной, которая, кажется, носила парик, – и повалилась без сил на диван. Был поздний вечер. Ваня сидел в своей комнате, оттуда доносились мелодичные кваканья «контактика».

Комарова лежала на диване и думала: странно, что от моего тела не идёт пар клубами, – она зримо представила себе этот пар, а потом привычно потянулась к смартфону. Надо было позвонить Наташке, но сначала – проверить фейсбук. Новости Комарова читать ленилась, подписалась на нескольких заумных людей и от них получала всю нужную (а в основном лишнюю) информацию.

Вяло крутила ленту и вдруг увидела у кого-то из не очень заумных людей ссылку на игру в приложении. Надо было составить как можно больше слов из букв, расположенных в квадрате пять на пять. Можно по диагонали, лесенкой, строчкой, как угодно, игра в три тура, на каждый – две минуты.

От усталости, не иначе, Комарова ткнула опытным пальцем в ссылку и уже через пять минут скачала себе это приложение.

Игра оказалась весьма увлекательной, приятной и не самой примитивной. Комарова выбрала себе ник Занзара. Раньше она знала, как будет «комар» на нескольких европейских языках, но вспомнила только итальянское слово.

Первую ступень – «Студент» – преодолела через час.

Ваня прошлёпал мимо босиком, но Комарова не сделала ему замечания, хотя он утром сильно кашлял. Возила пальцем по планшету, составляя слова и молниеносно просчитывая самые прибыльные комбинации.

Слова, к сожалению, повторялись. Вар непременно превращался в варана, хор – в хорду, сан – в сани и санки. Клоп и полк, сари и сард, лава и вал, крона и норка держались друг друга, как китайцы в аэропорту.

Но иногда удавалось махнуть через весь квадрат по сложной лестнице и составить какое-нибудь «недоумение» (80 очков!). И тогда игра взрывалась громким «вау!», а поверженный игрок, которых Комарова вызывала на поединки со всех концов света, отползал со своими жалкими баллами в сторону, теснимый красной лентой непобедимой Занзары с отметкой 2400.

На всякие глупости вроде покупки аксессуаров для Занзары в виртуальном магазине Комарова времени не тратила – её аватарчик обходился без шапочек и накладных бород, с которыми вовсю развлекались другие игроки.

Через неделю она прошла десять уровней, став «Повелителем слов». Вынесла совершенно случайно какого-то Шамана из высшей лиги, за что Игра добавила Занзаре дополнительные очки.

Она играла теперь не только вечерами, но и на работе, отвлекаясь от срочных дел, и в транспорте, выключив звук. Проехала однажды мимо своей остановки, потому что не могла прекратить бой с игроком под ником Вася Меченый. Когда жизни заканчивались, Игра предлагала Комаровой приобрести платный пакет бессмертия, но на это она не решалась, потому что была не молоденькая и сама всё про себя знала. Если купит, то никогда уже не перестанет играть, а так можно делать хотя бы небольшие передышки между боями. Впрочем, эти передышки, в которые отныне умещались и работа, и материнские обязанности, и общение с родственниками, казались ей теперь потерянным временем.

Ночами Комаровой снились квадраты с буквами, по которым бегала со страшной скоростью не виртуальная Занзара, а она сама, успешный веб-дизайнер и более-менее ответственная мать. Топала по клеткам, составляя прилагательные и глаголы – Игра это допускала; более того, за глаголы и прилагательные здесь давали больше очков, а Комарова всегда подсчитывала прибыль.

Начинала обычно с левого верхнего угла, а потом грамотно прочёсывала весь квадрат, собирая слова, как чернику: «лев», «лево», «велосипед» (вау!), «сип», «спор», «спора», «спорт». Если рядом «Т» и «Р», это всегда урожай – особенно когда вблизи найдутся «К» и «О». Трок, корт, крот, тор, рот, рок, кор, а если «А» – то кора, арк, акр, а если две «А» – то «рака», «арка», «кара», а если «Н» – Коран, рано, кран, крона, аркан… Овин превращался в вино, вина – в ниву и наив, рота – в Таро и Тору, не говоря уже про трот, торт и, если повезёт, трут. Глаза жгло, подушечки пальцев горели, азарт бесновался и вопил, но Комарова ничего этого не слышала – потому что Игра громко кричала ей «вау!». Она составила слово «удобоваримый» и слово «неудобоваримый»!

В очередной раз терзаясь ожиданием, пока восстановятся жизни, Комарова скачала игру на планшет под другим ником – Москито. «Комар» по-английски, что подтвердила вкрадчивая репетиторша Лариса Борисовна. (Точно в парике! Пар-пари-парик-парикмахер-хер-мари-прах-храм-крап-парк-пир-крип-хриппим-мир-карп-кари-прима!)

Слова «хер», «сука» и «лох» Игра признавала, но прочие дерзости пресекала решительно, выдавая краткий звуковой сигнал, раздражающий не хуже остренькой боли, которая с недавних пор колола Комарову в груди и под мышками.

Надо бы провериться, но когда, если вся жизнь – игра, а сухой остаток подъедали работа и быт? Невинная аркада, где Губка Боб бегал от Планктона, не сумела в своё время подчинить Комарову, зато с этим справились бесконечные квадраты бесчисленных слов (так и не удавалось составить все 170 из указанных – максимум половину, хотя она была уже «Властелином слов»!).

Ваня – теперь не школьник, а студент-философ – однажды спросил:

– Мать, ты у нас игроманом заделалась?

Комарова буркнула что-то – в духе, дескать, должна же я хоть как-то расслабляться?

К тому же это бесплатно – никаких ставок, никакого крупье, сметающего фишки с поля, что твоя уборщица. Подсказками, на которые Игра предлагала тратить баллы, Комарова брезговала, только раз случайно нажала на поле «Подсказка» – и через весь квадрат пробежало жёлтыми клетками слово «одномоментный». Игнорировать «одномоментного» было трудно, Занзара злилась, проиграла бой – и сама себя потом казнила за косорукость. Вообще-то у неё под аватаркой стоял девиз «Играю без подсказок».

Отныне, просыпаясь по утрам, Комарова первым делом вспоминала с блаженством, что у неё целых пять жизней на планшете! Богатство! И ещё пять на телефоне, а если посмотреть бесплатное видео, то будет шесть!

Так продолжалось примерно год, а потом её отправили в Стокгольм на учёбу для веб-дизайнеров. Улетала, когда в мире только-только объявили пандемию, Китай уже закрылся, но в Европе пока было относительно спокойно. Комарова сыграла семь партий в аэропорту и десять в самолёте в режиме офлайн, для тренировки. Мальчик, сидевший в кресле рядом, косился на неё с уважением: сам он методично уничтожал зомбаков в Dying Light-2, пока его мама спала с напряжённым выражением лица. На правом ухе той мамы висела одноразовая защитная маска с бордовыми следами помады: маски внезапно пропали изо всех аптек, но сестре Наташке удалось где-то урвать два комплекта по три штуки, и один она всучила Комаровой.

Учёба в Стокгольме оказалась не настолько занятной, как три тура подряд с игроком под ником Просто Серёжа: у них был разрыв каждый раз в несколько очков, но Занзара всё-таки побеждала, и Просто Серёжа, заподозрив её в обмане, объявил игру без подсказок (цена 200 очков). Иначе не проверить, жульничает ли противник. Комарова хмыкнула, засучила рукава и наваляла Просто Серёже так, что он отполз на какое-то время, а потом прислал ей приглашение вступить в клан «Вперёд, Сургут!». Комарова вежливо отказалась – игровые кланы интересовали её даже меньше, чем виртуальные бороды.

Подобных приглашений было много, они падали в специальную папку для личных сообщений. Игра рекомендовала Комаровой занести игрока в чёрный список, если он позволяет себе оскорбления – неужели такое бывает? Любители составлять слова в квадрате 5 × 5 представлялись Комаровой мирными и в целом похожими на неё саму – измученную работой немолодую мать восемнадцатилетнего Вани, с которым у них день ото дня было всё меньше общего. Комарова выполняла все предписанные материнским кодексом действия: готовила, пусть и без затей, завтраки-ужины, стирала носки и рубашки, выдавала деньги на обед и раз в неделю – карманные. Ваня ласково звал их «кармашки», а Комарову – «мать».

Она предпочла бы «карманные» и «маму».

На шведских курсах было много русских со знанием английского языка, но знали они его примерно так же, как Комарова, – за пределами терминов плавали, не решаясь отпустить бортик. Было стыдно и скучно отсиживать обязательные часы, оплаченные директором агентства, – больше скучно, чем стыдно. К тому же угнетала несделанная работа, которую пришлось оставить дома: хуже нет, когда сайт готов наполовину.

К концу второй недели Комарова приноровилась играть закрывшись рукой, хотя особого дела до неё здесь никому не было. Она утешала себя тем, что никаких экзаменов-зачётов для них, взрослых дядек и тётенек, тут не предусмотрено, а свидетельство об окончании выдадут всем, кто «прослушал».

Русских на курсах было много, а вот женщин – только Комарова и две некрасивые немки, которые, в отличие от неё, внимательнейшим образом слушали спикеров и даже задавали им в конце выступления вопросы. На прекрасном английском языке.

На пятый, что ли, день учёбы веб-дизайнер Серёжа (просто ли?) из Москвы, волнуясь, пригласил Комарову выпить вечером пива, но она сказала «нет»: у неё было целых три жизни на планшете, а сеть в гостинице ловила с чумовой скоростью. На седьмой день за завтраком всё тот же Серёжа дождался, пока Комарова доест овсянку, и сообщил, что «один тут, короче, сказал, что скоро нас всех погонят домой».

– Как это – погонят? – удивилась Комарова, утратившая связь с коронавирусной реальностью в процессе борьбе за новый статус «Царя игры». Ваня ей не звонил, Наташка писала редко…

– Швецию закрывают, – сказал Серёжа, довольный тем, что наконец обратил на себя внимание Комаровой, пусть и по такому неприятному поводу. – Готовятся к урагану.

– К урагану? – переспросила Комарова.

– Ну, к эпидемии, ты что, не слышала? У тебя обратный билет на какое число?

Комарова открыла сайт с бронью «Аэрофлота» – билета там не было. Никакого. Вообще.

– Отменили, – кивнул головой Серёжа. – У меня тоже. Срочно звони, проси, чтобы вывезли. А то неизвестно, как потом выбираться. Я уже позвонил. Поставили в лист ожидания.

Тем же вечером пришло уведомление от организаторов курсов: просили как можно скорее покинуть территорию королевства. Комарова позвонила Наташке, попросила связаться с «Аэрофлотом» (отсюда звонить никаких денег не хватит), а пока ждала ответа, большим пальцем возила по планшету, составляя новые слова. Игроков в этот час было почему-то немного. Того, кто в конце концов прислал ей вызов, она отправила в нокаут в первом же раунде – без шанса отыграться! Но он (или она) тут же попросил реванша.

Сыграла ещё раз – и вновь победа. Не такая убедительная, как в первый раз, 800 очков у Комаровой, 666 – у игрока за номером 12849. Даже ник себе не придумал, ленивец, оставил номер, который присваивается автоматически. А может, не ленивец, просто не придаёт этому значения? Вон и аватарка у него такая же скучная, как у Занзары, – голое личико…

Между прочим, город, откуда игрок выходит в сеть, – родной Екатеринбург.

А 666 – сумма всех чисел колеса рулетки.

Комарова на миг призадумалась, но потом решила списать всё это на рядовой процент совпадений.

Наташка позвонила только через час, сказала, что за время ожидания звонка успела приготовить семье ужин и помыть посуду. В трубке на громкой связи всё это время играла музыка.

– Зачем ты мне про музыку рассказываешь? – сердилась Комарова. – Что там с вылетом?

– Ты в листе ожидания на завтра, – сказала сестра. – Других рейсов не будет, так что дуй в аэропорт и карауль там.

Спустя четыре часа Комарова с кое-как собранным чемоданом уже сидела в первом терминале аэропорта Арланда, прямо под рекламой, изображающей беззаботную девицу в пушистой маске для сна. Маска была надета таким образом, что нос и рот девицы оказались оголены. Это не соответствовало веяниям времени и поэтому раздражало. Вообще всё раздражало, к тому же бесплатные жизни закончились и на планшете, и на смартфоне. От скуки Комарова начала смотреть по сторонам, но ничего интересного не заметила.

На табло вылетов преобладали красные буквы отменённых рейсов. Пассажиры держались друг от друга на пионерском, как говорили в детстве Комаровой, расстоянии. Кофе в неё уже не лез. Магазины в аэропорту один за другим закрывались, над Швецией спускалась ночь.