Текст книги "Вампир, мон амур!"

ГЛАВА 8

В левом защечном мешке ограды обнаружился нарост из стекла и бетона – будка охраны. Причем проектировалась она, судя по размерам, на сухонького дедульку ростом с лопату для снега и вооруженного стреляющей солью берданкой. Обычно именно такие персонажи служат в охране больниц. Иногда – бабульки с вязальными спицами наперевес.

Но это в обычных больницах. Здесь же охрана была на уровне. На уровне двух метров в высоту и полутора – в ширину. Шея – размером с Юлькину… хм, обычно на эту часть приключений ищут. Вот только голова у мужика подкачала: маленькая, лысенькая, с узким лобиком. Юле она напомнила эпизод из фильма «Люди в черном», когда инопланетянин начал отращивать отстреленную голову. Только в фильме голова выросла до нормальных размеров, а здесь – не получилось.

И от этого махина, с трудом выпавшая из крохотной будки, выглядела совсем не страшно. Настолько не страшно, что девушке едва удалось затолкать обратно рвущийся на волю хихик.

Причем состояние «не страшно» оказалось вдруг тотальным, недавняя паника куда-то исчезла, Юле даже немного стыдно стало собственной истеричности. Едва не сбежала ведь, курица!

Все-таки какой он молодец, этот Жрец! Надо будет потом обязательно его разыскать и поблагодарить. А если ему понадобится помощь, Юля сделает все, что в ее силах.

Но пока Жрец выполнял за будущую телезвезду всю ее работу, причем четко и профессионально. Во всяком случае, гигант с рудиментарной головой не задал девушке больше ни одного вопроса. Он внимательно изучил ее паспорт, после чего вытащил из нагрудного кармана рацию и коротко приказал:

– Санитара четвертого блока на пост охраны.

И застыл, не выпуская посетительницу из поля зрения. Поле это оказалось весьма некомфортным – узким и давящим, отвлечься разглядыванием территории не получалось, потому что хотелось только одного: стать черепахой. Залезть себе в панцирь, и пусть этот гамадрил сверлит своими глазками-буравчиками сколько хочет. Нам, черепахам, это фиолетово. Или перпендикулярно?

В общем, появлению нового персонажа Юля искренне обрадовалась. Хотя в той, внепсихушечной жизни подобный тип вряд ли вызвал бы у девушки положительные эмоции. А если бы встреча с ним произошла вечером в Южном Бутово, то вполне вероятен вариант «описаться от страха».

Потому что в глазах появившейся горы сала в едва сходившемся на пузе застиранном белом халате не было ничего, кроме глумливой жестокости. А помещались эти гнилые болотца на изрытой угревой бомбежкой плоской физиономии с тяжелыми надбровными дугами и рыхлым бесформенным носом. Рот у миляги был широким, с отвратительно толстыми губищами, при разговоре разбрызгивавшими слюни во все стороны.

– Чего звал? – Фу, а он еще и дискантом разговаривает, причем тембр самый мерзкий, словно пенопластом по стеклу.

– Вот, к пациентке из твоего блока сестра пришла.

– И че? Как пришла, так и уйдет, посещения ведь запрещены.

– А тебе разве Леонидыч ничего не говорил?

– А Леонидыч сення не в себе весь день, обхода не делал, никаких новых назначений тоже. Заперся у себя в кабинете и носу не кажет. Похоже, с перепою. Так что ниче он мне не говорил.

– Странно, – нахмурился охранник. – А у меня на столе лежит подписанное главврачом ходатайство Филимонова Петра Леонидовича, лечащего врача пациентки Квятковской, о посещении ее двоюродной сестрой.

– Фигня какая-то! – пренебрежительно отмахнулся санитар. – Отродясь тут никаких посещений не было, тут же отморозки сидят! Что-то напутал ты, брат. А насчет этой кисуни, – болота с гнилью перетекли на Юлю, – все просто. Раз уж приехала, я готов ее развлечь. Тебе понравится, лапа, – толстые губы разъехались в пакостной ухмылке, явив миру и солнцу желтые кривые зубы.

– Ты губы-то закатай, – рявкнул охранник, показавшийся теперь Юле не таким уж и мутантом. – А вы, девушка, не обращайте на него внимания, это он так шутит.

– Но как же быть? – Ага, она бы с удовольствием не обращала внимания, но оно, внимание, буквально захлебывается от ужаса, увязая в булькающей топи чужих глаз. – Меня пропустят к Дине или нет?

– А я сейчас позвоню главврачу, уточню. – Секьюрити повернулся и полез в свою будку, вернув Юлю на съемки программы «Очевидное – невероятное».

Ну не должен он там помещаться, никак не должен!

Однако поместился, вопреки законам физики и логики. Причем не только он, но и стул, стол, телевизор и телефонный аппарат. Все это отлично просматривалось сквозь стекло. Может, эта будка – дверь в иную Вселенную? И никаких Врат, ведущих в Гиперборею, уже и искать не надо? Достаточно просто войти в будку?

– Слушай, – гора сала придвинулась к Юле вплотную, – а ты ведь точно родня этой морковки унылой! Я только щас заметил, как вы с ней похожи! Только у тебя волосы длинные, а у Динки обкорнайки. И ты покрасивей будешь, глазки там, грудки, попка – все есть, не то что у той доходяги.

Жирная лапа с черными каемками под ногтями потянулась к груди девушки, Юля шарахнулась и едва не налетела на вернувшегося охранника.

– Генка, тебе что было сказано? – заорал тот. – Куда ты свои грабли тянешь, кретин?!

– Подумаешь, цаца какая! – огрызнулся санитар. – Не убудет от нее. Так че главный сказал?

– Велел пропустить. Отведешь ее в палату Квятковской, а дверь запрешь снаружи. У вас ровно час на свидание с сестрой, – повернулся секьюрити к Юле. – Потом Геннадий вернется за вами и проводит на выход.

– Я с ним не пойду! – Девушка испуганно шарахнулась от оживившегося жирдяя. – Он… Он…

– Не боись, – брызнул слюной Мистер Вселенная. – Все будет чики-пуки.

– Тебе что, работа не нравится? – усмехнулся охранник. – Платят мало?

– С чего ты взял?

– А с того, что ты конкретно тупишь сегодня.

– Чего-о-о?

– Того. Извините, девушка, – охранник вежливо улыбнулся Юле, цепко беря Геннадия под заплывший жиром локоток, – мы отойдем буквально на пару минут.

Ну, отойдем – это мягко сказано. Они хоть и весили примерно одинаково, но в секьюрити вес держали тренированные мышцы, а в санитаре – жир. Поэтому Гентуся просто и незатейливо уволокли за будку, откуда послышались мягкие удары, словно пинали тюфяк, а потом – сдавленный шепот. Разобрать, о чем конкретно идет беседа, Юле не удалось. Да ее это, собственно, и не очень волновало, вполне достаточно пинков тюфяка.

Что именно оказалось наиболее доходчивым аргументом – пинки или слова, а может, и то и другое – в любом случае обратно вернулся совершенно другой человек.

Нет, прекрасным стройным принцем с густой копной льняных волос и фиалковыми глазами Гентусь не стал, из-за будки выкатилось все то же похотливо-жестокое страшилище, но смотрело теперь это страшилище на посетительницу по-другому. С уважением и даже некоторым страхом.

Любопытно, что же такое ему сказал охранник?

Любопытство раздулось до совсем уж неприличных размеров, когда Геннадий, стараясь двигаться как можно изящнее, буквально на пуантах подпорхнул к девушке и, скосив от напряжения глаза, пробубнил:

– Эта… Вы извините, если че не так. Я же не знал. Идемте, я провожу вас. Только не знаю, что вы будете делать там целый час, эта су…

– Гена!

Санитар вздрогнул от окрика охранника, словно тот не словом, а хлыстом, да с оттяжечкой, врезал, запнулся, подбирая слова, и забухтел дальше:

– Короче, эта… пациентка, Квятковская, она ведь вот уже полгода тыква тыквой.

– В смысле? – Юля перевела взгляд на охранника. – Что с моей сестрой?

– Все нормально, она тихая и спокойная, совершенно безопасна для окружающих, вот только…

– Да овощ она, о-вощ! – поторопился уточнить Гентусь. – Не соображает ниче, сидит целыми днями у окна, на небо пялится. Леонидыч – это лечащий врач вашей сестры – даже волноваться стал, боялся, что взгреют его за такое лечение. Ну, он и отменил две недели назад самое убойное лекарство.

– Какое?

– А… его знает! Извините. Я же уколы не ставлю, я не медбрат, а санитар. На фига мне голову забивать всякой ерундой. Короче, вашей сестре вот уже две недели только витамины колют, а сдвигов никаких. Как была овощем, так им и осталась. Наверное, поэтому и решили устроить ей свиданку с сестрой. Авось удастся снова человеком сделать. Хотя с другими пациентами так не возятся. Они же не шишки, как некоторые.

– Какие еще шишки? – искренне удивилась Юля.

– Гена, хватит болтать! – Охранник нахмурился и многозначительно посмотрел на Геннадия. – Отведи посетительницу в палату Квятковской. И никаких выходок, понял?

– Да понял, понял, не дебил вроде. – А вот это вопрос спорный. – Идемте, гражданочка. Только учтите, здесь вам не санаторий, здесь – психушка, тут всякое случиться может. Поэтому советую держаться ко мне поближе и не отставать.

Юле вдруг снова нестерпимо захотелось уйти отсюда. Оказаться сейчас в офисе, среди нормальных, адекватных людей, попить кофе с Виталиком, поболтать по телефону с подружками.

Но обратной дороги не было. Нет, она, конечно, была, вполне можно было прямо сейчас отказаться от посещения и выбраться на волю. Но это означало расписаться в собственной слабости и никчемности. Четко так расписаться, разборчиво: «Юлия Носова – пятый лебедь в третьем ряду. Пожизненно».

Нет уж, она рождена, чтобы танцевать главную партию!

– Ну, чего стоим? – Юля решительно подняла подбородок. – Ведите! Меня сестра ждет.

ГЛАВА 9

Юля неоднократно слышала истории о том, как преступники пытались ввести в заблуждение психиатрическую экспертизу, стараясь добиться признания их невменяемыми. Психушка ведь не тюрьма, там и режим попроще, и работать не надо, и сбежать можно.

Вот только тех симулянтов, кто попадал конкретно в эту психиатрическую больницу закрытого типа, ждал, насмешливо гыгыкая, крутейший облом.

Насчет режима и работы Юля ничего сказать не могла, а вот сбежать отсюда было нереально. Оставшийся безымянным мутант на входе оказался не единственным охранником этого уютного уголка. Молчаливые здоровяки в униформе дежурили возле каждой двери, а таких дверей было много, очень много.

Впрочем, дверьми в привычном их виде запирающие устройства клиники не являлись, перед Юлей и ее сопровождающим с еле слышным скрипом отъезжали в сторону решетки. Мощные такие, впечатляющие. Открывались с помощью специальной магнитной карточки, вернее, двух карточек – того, кто желал пройти, и дежурившего охранника.

Видимо, распоряжение главврача было доведено до сведения всех секьюрити, во всяком случае, никто из них не задал Юле ни одного вопроса.

Гентусь тоже не жаждал больше общения, он торопливо шагал вперед, причем скорость передвижения с каждым шагом увеличивалась. Вскоре девушка едва поспевала за своим провожатым. Если бы не периодические остановки перед решетками, Юля безнадежно отстала бы.

Четвертый блок располагался очень далеко от главного входа. Количество пройденных постов охраны измерялось уже не одним десятком, у Юли даже голова закружилась от однообразия маршрута: лестница, коридор, решетки, поворот, снова коридор, снова решетки. Правда, кое-где они проходили вдоль ряда наглухо запертых дверей.

Хотя нет, не наглухо. Во всяком случае, кое-какие звуки из-за этих дверей доносились. И звуки эти девушке не нравились. Совсем. А когда дверь, мимо которой она проходила, вдруг сотряслась от мощного удара, а потом послышалось хриплое рычание и вой, волосы под бейсболкой зашевелились, а затем со стороны затылка с топотом понеслась по спине, рукам, всему телу толпа гигантских мурашек.

Юля вскрикнула и машинально прижалась к плечу своего спутника.

– Не боись, – хмыкнул тот, но тут же поправился. – То есть эта… не бойтесь. Двери у нас надежные, металлические, не прорвется.

– Не прорвется? – Опомнившись, Юля отстранилась от санитара. – А я думала, что буйные пациенты к кроватям привязываются.

– Так он и был привязан. Просто ваш запах почуял, вот и вырвался. А ведь на первый взгляд – мозгляк мозгляком, а вишь че творит! Маньяк у нас там, псих конченый. Как почует запах новой бабы, так с цепи и срывается, – Гентусь хрюкнул, приглашая попутчицу оценить изящность шутки.

Не оценила. Занята была загоном мурашек в стойло.

Чем дальше они удалялись от главного входа, тем чаще располагались решетки и толще становились двери. Да и тошнотных звуков доносилось все больше.

А вот из-за толстенной металлической двери, перед которой остановился наконец Геннадий, не доносилось ничего. Но это почему-то не радовало. Наоборот, уже в третий раз за последнее время нестерпимо захотелось уйти отсюда. Причем к мысленному дискомфорту прибавился физический – стало трудно дышать, воздух стал вязким и густым, грудь сдавило.

Юля зевнула раз, потом другой.

– Че, давит? – понимающе покивал санитар. – Тут всегда так. Леонидыч, наш доктор, объясняет эту фигню какой-то гело…геопатологической зоной.

– Геопатогенной, вероятно?

– О, точно, этой! Но только ерунду он говорит, нет тут никакой зоны, это девка… Ох, извините – сестра ваша творит. Медсестры, что в этом блоке дежурят, боятся к ней заходить. Всегда просят меня или Санька, моего сменщика, побыть рядом, когда Квятковской надо укол ставить. Сейчас уже полегче стало, а когда ее только привезли – у-у-у! – Санитар даже плечами передернул.

– Что – у-у-у? – Юля незаметно включила пригревшийся в кармане куртки диктофон. – Что такого странного было в Дине?

– А то вы не знаете!

– Нет, мы с ней не виделись последние годы, только по телефону разговаривали. Ничего такого я не заметила. Для нас вообще шоком стало, когда мы узнали, в чем Дину обвиняют. Не могла она такого сделать, там что-то напутали.

– Могла, еще как могла, – Гентусь понизил голос до шепота. – Ее первые дни с завязанным ртом и глазами держали и на кровати фиксировали. И убойные дозы препаратов вгоняли.

– Но почему?!

– Потому что она по пути сюда едва не сбежала! Что-то сделала с охраной, они как куклы стали. Если бы не вторая машина сопровождения, ищи ветра в поле! Те, из второй, ее сразу вырубили, только так и смогли сюда доставить. Они нас предупредили, чтобы были поосторожнее, что больная владеет этим, как его… Ну, когда своей воле подчиняют?

– Гипнозом?

– О, точно! Короче, наши доктора не очень поверили, и девку сначала разместили во втором блоке, где не очень буйные содержатся. А теперь вот – здесь, в четвертом, самом охраняемом.

– Так что же она такое творила?

– Не могу сказать. Запрещено.

– Да кто узнает, говорили вы мне что-то или нет? К тому же мне сейчас предстоит встретиться с Диной, и я хочу знать, к чему готовиться.

– Не, теперь все нормально, говорил ведь – овощ она. Перестарался Леонидыч с перепугу, слишком много препарата влил.

– Тогда я не совсем понимаю, почему Петра Леонидовича так волнует это состояние Дины, ведь он добивался именно такого результата?

– А это вам лучше знать, – нахмурился санитар, вытаскивая из кармана магнитную карточку-ключ.

– Мне?

– Ну, или кому-то из других ваших родственников-шишек. Разволновались вдруг – как это так, вместо того чтобы вылечить человека, его залечили! А нам теперь геморроя прибавилось! Эта девка и в состоянии овоща дышать не дает, вы же чувствуете, зачем ее возвращать?

– Но…

– Все, хватит бесед. Вы хотели видеть свою сестру – пожалуйста!

Геннадий потянул на себя массивную дверь, открывая девушке путь к ее судьбе.

И ничего пафосного тут нет, именно судьбе, ведь от результата сегодняшнего свидания зависит вся дальнейшая жизнь Юлии Носовой. Со щитом или на щите?

Скоро узнаем.

– Эй, ты! – заорал санитар, не переступая, впрочем, порога. – К тебе пришли! Сестра твоя!

Но стоявшая у зарешеченного окна спиной к двери тощенькая девушка с криво подстриженными короткими светлыми волосами словно ничего и не слышала. Не обернулась, даже не пошевелилась.

– Ну, че я говорил? – пожал плечами Гентусь. – Вот вам ваша сестра, делайте с ней че хотите, а я пошел. Через час вернусь.

– А если… – Юля беспомощно осмотрела практически пустую комнату, в центре которой стояла кровать, у стены – стол со стулом, вот, собственно, и все. – Что мне делать, если Дина… если она…

– Буянить начнет? – догадливо ухмыльнулся санитар.

– Д-да. Я слышала, что душевнобольные очень сильные.

– Это да, сильные.

– А тут вон стол металлический, стул тоже.

– Насчет мебели не переживайте, она вся к полу привинчена – слон не оторвет. И к тому же сестра ваша теперь тихая, опасности не представляет. Разве ж наш главврач рискнул бы шишку к буйной пустить!

– Да что вы все заладили – шишка, шишка! Никакая я не шишка!

– Ага, рассказывай! – хмыкнул Гентусь. – Короче, если вдруг помощь понадобится или решишь раньше уйти, давани вот эту кнопку, – толстый палец указал на красный кругляш у самой двери. – И через пару секунд сюда прибегут охранники.

– Точно через пару секунд?

– Точно. Тем более сюда. А еще, – палец переместился вверх, – глянь туда.

Юля послушно глянула – под потолком успокаивающе подмигивал глазок видеокамеры.

– У нас во всех помещениях есть такие, – пояснил Геннадий. – Чтобы психи чего с собой не сотворили.

– Ну ладно, идите.

– Пощебечите, девчата, – хрюкнул толстяк, захлопывая за собой дверь.

И Юля едва удержалась, чтобы тут же не забарабанить в нее, просясь на волю. А потом еще минут пять не решалась отойти от этой двери. Вернее, от спасительной красной кнопки.

Ну, и чего встала столбом? Время, между прочим, уходит. Утекает, уплывает, как ни назови – но его становится все меньше. А у нее в наличии – всего лишь маловразумительный рассказ санитара, из которого вряд ли удастся сотворить сенсацию.

И вообще – тут не трястись, словно заячий хвост, надо, а попытаться разговорить Дину. Она ведь действительно, судя по всему, превратилась в кабачок, вон, за все это время даже не шевельнулась. Как стояла у окна, так и стоит.

Но раз Жрец устроил это свидание, приложив столько усилий, значит, смысл в этом был.

– Разумеется, был.

Она что, сама с собой разговаривает? Но почему тогда звук доносится со стороны?

Со стороны окна.

ГЛАВА 10

Нет, это вряд ли. Просто послышалось. Вон, Квятковская как стояла, так и стоит, даже не шелохнулась.

Но отходить от спасительной кнопки окончательно расхотелось. В конце концов, можно и отсюда побеседовать, диктофон у нее хороший, дорогой, запишет все до словечка.

Юля вытащила маленький аппаратик из кармана, нажала кнопку записи и, откашлявшись, вполголоса произнесла:

– Я нахожусь в палате закрытой психиатрической клиники, где содержится Дина Квятковская, признанная виновной в смерти трех человек и причинении тяжкого вреда здоровью еще двух. Кирилл Витке и Елена Осенева выжили только благодаря своевременно оказанной помощи…

– Это ненадолго, – снова прошелестело со стороны окна.

– Что ненадолго? – автоматически уточнила Юля.

– Выжили ненадолго. Я скоро закончу начатое.

И только теперь до девушки дошло. И вместо радости от того, что «овощ» вполне коммуникабелен, внезапно стало страшно. Страшно до жути, до истерики, до холодного пота. Страх мгновенно вышиб всякие дурацкие мысли насчет карьеры и сенсации, на первое место вырвался, сжавшись в тугую пружину, инстинкт самосохранения.

И велел нажать красную кнопку.

Раз велел, другой… Потом зарычал от нетерпения и бестолковости хозяйки. А потом взвыл от бессилия и безнадежности.

Потому что хозяйка превратилась в манекен. В статую. В ледяной столб. Называть можно как угодно, смысл останется прежним – Юля не могла даже пальцем пошевелить.

Попыталась заорать, привлекая внимание ведущих видеонаблюдение, но горло сковал такой же спазм, как и все тело.

Но ведь… так не бывает!

Так просто не может быть!

– А разве не это тебя привлекало в истории с карельскими лабиринтами? – Квятковская повернулась и медленно направилась к неподвижной гостье. – Магия, загадочные знаки, Врата в Гиперборею. Интересно стало, да? Видишь, как тебе повезло, – она забрала у Юли диктофон и, насмешливо глядя своей жертве прямо в глаза, швырнула пластиковую кроху в стену, – ты можешь лично ощутить всю мощь потерянного мира. Но ничего, теперь уже недолго осталось. Я выйду отсюда и открою Врата. И весь этот убогий мирок жалких людишек подчинится мне! Только мне, да, Верховный Жрец?

Она прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то. Или к кому-то.

А Юля с надеждой смотрела прямо в равнодушно поблескивающий глазок видеокамеры. Ну, где же вы, ребята? Вы же все видите, а главное – слышите! Вы же знаете, судя по словам санитара, на что способна ваша подопечная, так что же вы сидите?! Почему не слышно топота ног за дверью, почему не воет сигнал тревоги?! Она же абсолютно безумна, эта ваша Дина Квятковская! И дело даже не в том бреде, что она несет, вы же видите ее глаза!

Светло-голубая, словно выцветшая радужка практически исчезла, заполнившись тягучей чернотой зрачка. И эта бездна затягивала, лишала воли, отключала разум. Не буду смотреть, не буду! Только туда, в видеокамеру, должны ведь они сообразить, в конце концов! Помогите!!!!

– Да не пялься ты туда, бесполезно, – насмешливо усмехнулась Дина, оценивающе осматривая девушку с головы до ног. – Сейчас по всей клинике видеонаблюдение барахлит, помехи какие-то, вот незадача!

Неужели это она? Она может управлять не только людьми, но и техникой? Тогда зачем ей понадобилась Юля? Если хотела сбежать – бежала бы.

Или она… Говорила ведь что-то про завершение начатого, про Врата. Юля призвана сюда в качестве жертвы?!

– Не трясись ты так! – Дина глумливо потрепала девушку по щеке. – Никто тебя убивать не собирается. Ты нужна для другого, к тому же для открытия Врат требуется Ключ, а он спрятан далеко отсюда, в надежном месте. И поэтому мне надо уйти. Да, ты права, с некоторых пор я могу сделать это сама, без чьей-либо помощи, но я не хочу, чтобы мой побег привлек к себе внимание. Там, на свободе, кое-кто может переполошиться, начать поиски и снова помешать мне! – Тонкое личико милого эльфа исказила гримаса смертельной ненависти. – А они должны не мешать, они должны помочь завершить ритуал открытия. Помочь своей смертью!

Дина с шумом втянула воздух, прикрыла глаза и какое-то время стояла неподвижно, то ли успокаиваясь, то ли советуясь с кем-то…

Улыбнулась, кивнула, приблизилась к Юле и взяла ее за руку:

– Идем, на разговоры нет времени, скоро тот придурок явится, а у меня еще ничего не готово. Тратить силы на его нейтрализацию не хочу, потому что слишком мало их пока у меня. Сил мало, я ведь только неделю как вернулась. Откуда вернулась? Из состояния овоща. Верховный Жрец все-таки смог дотянуться до разума моего лечащего врача и внушить ему, что пора возвращать пациентке Квятковской человеческий облик, а то высокопоставленные родственники этой пациентки будут очень недовольны. Хотя никаких таких родственников у меня нет, имелась только мать, но она перестала быть полезной.

«И ты отравила ее, мразь!»

Юля и представить не могла, насколько унизительно и страшно быть беспомощной марионеткой в чужих руках. С тобой делают все, что хотят, а ты тупо пялишься в пространство, не в силах ни помешать, ни убежать.

Дина усадила жертву на стул, вытащила из матраца ножницы и, не переставая болтать, принялась состригать длинные светлые волосы девушки:

– Ну вот, Петр Леонидович перепугался и отменил мне транквилизаторы. И уже через неделю после отмены я начала восстанавливаться. А потом вдруг оказалось, что я стала гораздо сильнее, чем была. Почему – не знаю, возможно, какое-то побочное действие транквилизаторов. А может, начал действовать ритуал, который я провела там, на Севере. И две принесенные жертвы добавили мне силы. Эх, если бы я была такой тогда, во время следствия! Фиг бы они меня засадили в эту клоаку! Но ничего, главное – я вернулась, и теперь все было просто. Нет, грубо воздействовать на персонал, как это было вначале, я не стала, открытый побег мне ни к чему. Никто не должен знать, что меня в психушке больше нет, а значит, я должна тут быть, верно? А как это осуществить? Правильно, нужен двойник. – Юлю заколотило от ужаса. – Догадалась, вижу. Да, Юлечка, теперь ты будешь сидеть в этой дыре, а я выйду на волю и спокойно займусь своими делами. И скоро тот самый лабиринт на Олешином острове, о котором говорилось в вашей программе, перестанет существовать, открыв Врата. Похожих на меня девушек – худеньких, светловолосых, голубоглазых – много, но как их заманить сюда? И тут я вспомнила, что, когда была овощем, меня иногда выводили на прогулку во внутренний закрытый двор. А у некоторых охранников постоянно работают портативные телевизоры, и, когда проходишь мимо, невольно фиксируешь то, что в данный момент показывают. Вернее, фиксировало мое подсознание, а потом я вытащила это и увидела тебя. Помнишь, ты пару раз засветилась в этой вашей дилетантской программе? Интернет – штука полезная, там много информации нарыть можно, а с некоторых пор я получила доступ к компьютеру Петра Леонидовича. И вскоре все знала о самой Юлии Носовой и о ее планах на будущее. Бинго! Вот она, новая Дина Квятковская! Девочка так хочет нарыть сенсацию, значит, надо дать ей сенсацию. И тебе приходит письмо от Жреца. И ты послушно, словно осел за морковкой, бежишь туда, куда тебе прикажут. Хотя нет, не так уж и послушно, несколько раз пришлось поднапрячься, чтобы заставить тебя прийти сюда. У ворот ты чуть было не сорвалась с крючка, какая-то сила мешала мне дотянуться до тебя. – «Мамочка, это ты молилась за меня! Не переставай, пожалуйста! Ищи меня!» – Но ничего, справилась. Вот так. – Дина критически осмотрела дело рук своих. – Ну что же, стрижка почти такая же безобразная, как у меня. Теперь раздевайся, а я пока соберу срезанные волосы.

«Вот еще, не буду я раздеваться! Одно дело, когда ты меня за руку водишь, и совсем другое – самой что-то делать по твоему приказу!»

Но дело оказалось одним и тем же. Кошмар продолжался – тело совершенно не подчинялось Юле, действуя самостоятельно. И через пару минут девушка осталась в одном белье.

– И это тоже снимай, у меня тут белье казенное, никаких стрингов и кружев, – деловито распорядилась Квятковская, ссыпая собранные волосы в карман Юлиной куртки.

«Но это ведь мерзко! И противно!» Но руки уже послушно стягивали кружевной комплект.

– Отличненько, давно такого не носила, – а вот Дине, похоже, противно не было. Она быстренько скинула свои тряпки и натянула одежду Юли. – Бюстик, правда, великоват, но ничего, этого не видно. М-м-м, у тебя неплохие духи, одобряю. Так, а паспорт где? Вот он, все просто супер. А деньги ты взяла? – Она закопошилась в рюкзачке. – Маловато, но это теперь не проблема. Так, и чего ты встала, сиськи вывесила? Похвастаться хочешь? Да, у тебя они побольше моих и покрасивей, но здесь это тебе не понадобится. Хотя… санитары тут обожают пациенток поспокойнее пыжить, так что, глядишь, со временем и личная жизнь наладится. А пока – одевайся, и быстро! Скоро Геночка придет за тобой. Вернее, за мной.

Дина натянула бейсболку, наткнулась на стриженые волосы и чертыхнулась:

– Черт, едва не прокололась! А ведь с таким трудом удалось добыть эту фигню! – Она снова закопошилась в своем матрасе и вытащила парик с длинными светлыми волосами.

Юля, с отвращением натянувшая на себя чужое грязное белье и мешкообразный сарафан, беспомощно наблюдала, как Квятковская окончательно превращается в Носову. Вот она надела парик, собрала волосы в хвост, сцепив их Юлиной заколкой, надела бейсболку, закрыв ею половину лица, затем забросила на одно плечо рюкзачок и неожиданно заорала, закрыв руками лицо:

– Помогите! Она сейчас меня убьет!

И изо всех сил врезала по кнопке тревоги.

А Юля вдруг обнаружила у себя в руках те самые ножницы, которыми ее только что стригли, и она неуклюже замахивается этими ножницами на Дину, рыча что-то невразумительное.

В следующую секунду дверь распахнулась, и в палату ворвался Геннадий, а следом – еще двое охранников. Санитар выхватил у Юли ножницы и швырнул бьющуюся, словно в падучей, девушку на кровать. Затем с помощью одного из охранников плотно пристегнул широченными ремнями ее руки и ноги и участливо спросил громко рыдающую Дину:

– Вы как, в порядке?

– Ни в каком не в порядке! – прохныкала та, испуганно сморщившись. – Где вы были вообще? Обещали, что ваша видеокамера все фиксирует, так что же она не зафиксировала, как эта сумасшедшая разбила мой телефончик! – она кивнула на осколки диктофона.

– Понимаете, – замялся один из охранников, – у нас система видеонаблюдения зависла, причем по всей клинике…

– А если бы она меня убила?!

– Так ведь кнопка есть, вы ею и воспользовались.

– Хорошо, что она не зависла! А говорили, что Динка овощ! Посмотрите, как этот овощ плющит!

Да, Юлю действительно плющило. Но тело и душа корчились отдельно – тело, подчиняясь чужой злой воле, рычало и дергалось на кровати, а душа захлебывалась в трясине безнадежности.

– Вы извините, – забубнил прибежавший на шум высокий лысоватый мужчина в очках и белом халате. – Меня зовут Петр Леонидович, я лечащий врач вашей сестры…

– Плохой, как я вижу, вы врач! – мстительно огрызнулась Дина. – Я едва не погибла!

– Странный рецидив, – нахмурился доктор, задумчиво рассматривая бьющуюся в конвульсиях пациентку. – Видимо, придется снова вернуться к транквилизаторам. Вы не будете возражать?

– Нет. Теперь я даже настаиваю на этом! Дины больше нет, это, – она брезгливо кивнула на воющее тело, – не Дина. Делайте с ней все, что сочтете нужным. Ни я, ни другие родственники вмешиваться в процесс лечения больше не будем. Это я вам обещаю.

– Ну что же, – развел руками Петр Леонидович, – тогда, если вы не возражаете, я займусь вашей сестрой.

– Удачи, – усмехнулась Дина и, не оборачиваясь, вышла из палаты в сопровождении санитара.

Юля взвыла и задергалась еще сильнее, и тут в вену впилась игла шприца.

Добро пожаловать в ад, дорогуша!