Текст книги "Грустное танго Арлекина"

Глава 4

– Может, все-таки укольчик? – Пожилая, уставшая женщина-врач «Скорой» сочувственно смотрела на Яну. – Ведь такой стресс!

– Нет, спасибо. – Девушка отрицательно помотала головой и слабо улыбнулась. – Мне бы домой поскорее…

– Ну, это не от меня зависит, – врач кивнула в сторону возившейся вокруг тела опергруппы, – от них.

– Но я ведь все уже рассказала! Да и нечего рассказывать особо – пришла и нашла…

Яну снова затрясло, она обняла себя за плечи руками и пошатнулась. Врач подхватила девушку под руку и почти насильно повела к машине «Скорой»:

– Так, милая моя, теперь без разговоров! А то сейчас в обморок хлопнешься, придется тебя в больницу везти.

– Мне нельзя в больницу! – испуганно вскрикнула Яна. – У меня Бусинка!

Услышав свое имя, притихшая было собачонка жалобно тявкнула и подбежала к Яне. В глазах псинки плескалось недоумение: а почему мы тут торчим? Почему не идем домой? Я устала, я хочу есть!

– Бедная собачка, – водитель «Скорой», парень лет двадцати семи, присел на корточки и погладил толстушку по голове, – перепугалась, наверное. Разве можно такой молодой и симпатичной, – водитель многозначительно посмотрел на Яну, – девушке одной по парку гулять? И куда ваш муж смотрит?

– Какой еще муж! – Яна страдальчески поморщилась, наблюдая, как в вену ловко и почти безболезненно входит тоненькая игла. – Нет у меня никакого мужа!

– Неужели?! – оживился водила. – А как вас зовут?

– Виктор! – рявкнула на мужика врач. – Угомонись! Нашел время!

– И место, – поддакнула фельдшер, по виду чуть старше водителя. – Тут человека убили, между прочим!

– Да не тут ее убили, – махнул рукой водитель. – Сюда уже мертвую принесли.

– А ты откуда знаешь?

– Слышал, как опера между собой разговаривали. Я покурить отошел, ну и посмотреть, что там и как. Жуть, конечно! Немудрено, что милую барышню, – прицельный выстрел глазами в сторону Яны, – так трясет. Может, подвезем ее до дома? А, Марин Пална?

– Не хитри, Витя, – усмехнулась врач, а затем заботливо склонилась над Яной, сидевшей на ступеньке машины. – Ну, как вы? Полегчало? Может, действительно вас подвезти? Нам тут делать нечего, здесь спецмашина нужна.

– Спасибо, мне уже лучше, – благодарно улыбнулась Яна, действительно ощущая, как размыкаются тиски дикого ужаса, стягивавшие душу с момента, когда она увидела истерзанное тело девушки в кабинке колеса обозрения.

Кровь. Много крови. Кого-то эта бедняжка очень разозлила…

Но самое жуткое, самое шокирующее было даже не это.

Больше всего Яну поразило, что псих, глумившийся над бедняжкой, не бросил ее тело просто так. Нет, он целую мизансцену выстроил, словно свихнувшийся режиссер.

Он заботливо усадил тело жертвы на скамейку, привалил его к стенке кабинки так, чтобы девушка не заваливалась на бок. А на столике перед трупом стояла наполовину пустая бутылка колы, два пластиковых стаканчика – перед трупом полный, напротив – пустой. Распечатанный пакет с чипсами. Картонное ведерко воздушной кукурузы…

Наверное, там же было и мороженое, принесенное Бусинкой. И чупа-чупс. Но эта часть «угощения», похоже, все-таки упала на пол – со стола собачонка стянуть не смогла бы.

В общем, картина обычного свидания в парке – молодая пара расположилась в кабинке колеса обозрения с максимальным комфортом…

Что она тебе сделала, больной придурок? За что ты ее?!

– Да ничего она не сделала! – хмыкнул Виктор. – Это маньячина какой-то, уже третью девицу мочит.

Яна вздрогнула и смущенно оглянулась: она что, вслух это спросила?

– Не мели ерунду! – нахмурилась врач.

– Я серьезно! Опера болтали…

– А подслушивать нехорошо, молодой человек!

Мужчина лет сорока, по виду больше всего напоминавший какого-нибудь научного сотрудника краеведческого музея, появился возле «Скорой» как-то совершенно неожиданно. Словно из-под земли вырос или телепортировался из того самого краеведческого музея.

Вот только взгляд мужчины выдавал совсем не искусствоведческое образование. Цепкий был взгляд, острый, внимательный. От которого позолота бахвальства и пофигизма, щедро покрывавшая Виктора, как-то сразу потускнела и трещинами пошла, облазить потихоньку стала. Водитель даже ростом как будто меньше стал, ссутулился и пробормотал:

– А я чего? Я ничего. Я же не специально! Я просто покурить отошел.

– Бывает, – усмехнулся незнакомец, и оптический прицел его взгляда сфокусировался на Яне. – Здравствуйте! Это ведь вы наша главная свидетельница?

– Я не свидетельница, – угрюмо уточнила девушка.

– Разве?

– Свидетель, если я правильно понимаю, этот тот, кто видел, что произошло. А я ничего не видела. Я просто нашла ее… Вернее, моя собака нашла.

– Вот об этом давайте и побеседуем. Позвольте представиться – старший советник юстиции Черепанов Матвей Егорович, следователь. А вас как звать-величать?

– Яна. Яна Суровцева. Послушайте, Матвей Егорович! – взмолилась девушка. – Я ведь все уже рассказала вашим коллегам! Я устала, я хочу домой! И хозяйка собачки, наверное, с ума сходит! Как бы ей «Скорую» вызывать не пришлось!

– Хозяйка собачки? А разве…

– Нет, не моя! – сорвалась на крик Яна. – Бусинка – собака соседки! Лидия Васильевна пожилой человек, не всегда хорошо себя чувствует! А нас вот уже два часа нет! Вы представляете…

– Успокойтесь, Яна, не надо так кричать, – поморщился следователь. – Я понимаю ваше состояние, но поймите и вы нас – все-таки не банальная бытовуха, согласитесь. И чем скорее мы найдем того, кто это сделал, тем лучше.

– Но я-то чем могу помочь?! Я ведь и вправду ничего не видела!

– Просто расскажите еще раз, как все было. В мельчайших подробностях.

– В мельчайших? – раздраженно прищурилась Яна. – Может, еще и место показать, где я чупа-чупс бросила?

– Чупа-чупс? – мгновенно насторожился Черепанов. – Ваш собственный?

– Нет, Бусинка мне его притащила. Весь в крови…

– Извините, Яночка, – сосредоточенно нахмурился следователь, – но вам действительно придется показать место, где вы его бросили.

– Вы серьезно?! – Яна беспомощно оглянулась по сторонам, словно ища у бригады «Скорой» поддержки. – Я… я не знаю, где это! Я не помню! Я бежала вслед за Бусинкой, не запоминая дорогу! Я эту часть парка совсем не знаю!

– Придется вспомнить. – Следователь подхватил девушку под локоть и мягко направил в сторону ограниченного желтыми лентами участка. – Вы не волнуйтесь, я вам помогу. Мы все вам поможем.

– Но зачем вам эта дурацкая конфета?!

– Давайте отойдем в сторонку. – Черепанов многозначительно посмотрел на водителя, у которого уши словно увеличились вдвое, став похожими на ловящие каждый звук локаторы. – И я вам все объясню.

Он повернулся к врачу:

– А вы можете ехать. Спасибо.

– Да, конечно, – засуетилась та. – Виктор, заводи!

Водитель нехотя направился к «Скорой», врач и фельдшер последовали за ним, и в этот момент на широкой аллее, ведущей к колесу обозрения, появился автомобиль.

Черный внедорожник, «Лексус», несшийся к аттракциону с дикой скоростью.

Черепанов чертыхнулся и крикнул операм:

– Ребята, внимание! Жаркевич нарисовался! Не подпускайте его!

Джип с визгом тормозов остановился, дверца со стороны водителя распахнулась, из автомобиля буквально выпал невысокий, коренастый, плотный мужчина лет сорока пяти. В домашнем спортивном костюме и тапочках.

Одна из тапок свалилась с ноги мужчины, когда он побежал в сторону аттракциона. Побежал, не отрывая взгляда от кабинки и хрипло выдыхая:

– Лена, Леночка, доченька! Только не ты, не ты! Не ты-ы-ы-ы!..

Наперерез мужчине рванулись опера, они попытались перехватить его, но тот разметал тренированных профи, словно щенят.

Подбежал к кабинке, увидел то, что там лежало, рухнул на колени и жутко, по-волчьи завыл.

А Яна никак не могла оторвать взгляда от сиротливо валявшейся на асфальте уютной домашней тапочки…

Глава 5

– Бедная моя девочка! – Лидия Васильевна сочувственно погладила Яну по плечу. – Такой кошмар пережить! Это все из-за меня!

– Вы-то здесь при чем? – грустно усмехнулась Яна, автоматически обводя пальцем ободок чашки.

– Ну как же! Мне самой надо было пойти на прогулку с Бусинкой! А то мало того, что тебя разбудила ни свет ни заря, так еще и это…

Лидия Васильевна всхлипнула и шумно высморкалась в большой носовой платок, размерами напоминавший накидку на телевизор. Бусинка жалобно заскулила, пытаясь выбраться из махрового кокона, но хозяйка легонько прихлопнула ладонью по поверхности кокона и прикрикнула:

– А ты лежи, не дергайся! Высохнешь – отпущу! В следующий раз пять раз подумаешь, прежде чем сбежать соберешься! Если ты вообще умеешь думать! Ну как можно было, скажи мне как? Зачем тебе понадобились эти объедки? Я ведь тебя дома покормила перед прогулкой! А если бы тот ужасный маньяк еще был там? Ты представляешь, что он мог с тобой сделать?!

Соседка подхватила лежавший на диване кокон и судорожно прижала к груди, не забывая старательно покрывать поцелуями каждый сантиметр собачьей мордуленции.

Что вызвало у Бусинки противоположную реакцию. Вместо умиления – страдальческий визг.

Ну достали потому что! Мало того, что продержали в парке черт знает сколько, так потом еще и сразу купаться потащили, охая и причитая! Вдвоем на одну маленькую собачку! Пять раз намыливали! А после запеленали так, что ни лапой, ни хвостом пошевелить невозможно!

Теперь еще и поцелуи эти!

Яна очень хорошо понимала состояние Бусинки. Ей тоже сейчас больше всего хотелось остаться одной, уйти к себе, наполнить водой ванную, щедро набухав туда пены, погрузиться в блаженное тепло и смыть с себя весь липкий холодный ужас сегодняшнего утра.

Но пришлось возиться с соседкой и ее собакой. Лимит добрых дел на сегодня еще не был исчерпан.

Потому что Лидии Васильевне, само собой, сначала стало плохо с сердцем, когда она увидела, как вымотанная до предела Яна с Бусинкой на руках выбирается из полицейского автомобиля: Черепанов любезно предложил подвезти, и Яна не стала отказываться.

В этот момент Лидия Васильевна в десятый раз обходила двор и окрестности, окликая Яну и Бусинку. К поискам подключились дети, добровольцы-пенсионеры, молодежь с пивасиком, обычно находящаяся в перманентных контрах с пенсионерами – в общем, почти весь списочный состав свободных от обязанностей по дому соседей. Но потеряшки словно сквозь землю провалились…

А потом вдруг их полиция привозит!

В общем, Лидия Васильевна схватилась за сердце и грузно опустилась на ближайшую лавочку. Затем заплакала, не забывая при этом ругаться и кричать.

Черепанову пришлось заступиться за Яну, в общих чертах обрисовав ситуацию.

Услышав, что довелось пережить ее любимице (собачке, не соседке), а потом и рассмотрев перепачканный кровью комбинезон Бусинки, Лидия Васильевна сосредоточилась, прекратила охать и стонать и оперативно мобилизовала смертельно уставшую Яну на реабилитацию подопечной.

Правда, после завершения банно-прачечных процедур все же заварила успокоительный чай с ромашкой и валерианой и почти силком заставила девушку выпить. А заодно – и рассказать в подробностях, что же произошло в парке.

– Так зачем они искали конфету? Чего в ней такого важного?

– Оказалось, что псих этот всегда укладывает возле тел один и тот же вид чупа-чупса, клубнику со сливками. И следователю надо было подтверждение, что эта девушка, пропавшая три дня назад Елена Жаркевич, стала очередной жертвой маньяка. Третьей, если я правильно поняла.

– Батюшки-светы! – всплеснула руками Лидия Васильевна. – Третья?! Были еще две? И где же?

– Вы не поверите, – зябко передернула плечами Яна. – Всех нашли в нашем парке. Первую – на том же колесе обозрения, вторую – на карусели.

– И никто ничего не знал?! И детишек водили на эти качели-карусели?! Это как же так получилось-то?

– А потому что тела находил сторож парка. Рано утром находил, поэтому к моменту появления посетителей там уже все было убрано. Полиция быстро работала, не хотели, чтобы журналисты пронюхали и панику раньше времени подняли в газетах. В первый раз вообще посчитали это бытовухой – мол, парочка пришла отдыхать, поссорились и все такое. Когда второе тело нашли, сначала не связали с первым случаем: никаких там напитков и еды на каруселях, само собой, не было, где их там поставишь! А потом эксперт обнаружил зажатый в кулаке девушки чупа-чупс… И Бусинка мне точно такой же принесла.

Собака, услышав свое имя, снова жалобно тявкнула.

– Да, хорошая моя, да, – успокоительно погладила любимицу по голове хозяйка, – перепугалась, конечно!

«Да ни фига я не перепугалась, вытащи меня из этих тряпок наконец!»

– А эти, из милиции – вот бессовестные! – покачала головой Лидия Васильевна. – Если бы предупредили людей, может, девчата поосторожнее стали бы, не забредали далеко одни в парке.

– Так девушек не в парке убивали. Их туда уже мертвыми привозили. Вернее, привозил – Матвей Егорович сказал, что, скорее всего, действует один упырь.

– А Матвей Егорович – это кто?

– Следователь, он нас привез.

– А, да, приятный мужчина, серьезный. Яночка, а…

– Лидия Васильевна, – Яна отставила пустую чашку и решительно поднялась, – я, пожалуй, пойду. Мне надо отдохнуть.

– А может, еще чайку? Травки лучше всяких таблеток успокаивают.

– Нет, спасибо.

– Ты держись, деточка, – Лидия Васильевна, опустив махровый кокон на диван, приобняла Яну, – держись! Постарайся не думать, забудь о том, что видела!

– Я попробую, – слабо улыбнулась девушка.

Она уже подошла к входной двери, тихо радуясь долгожданной свободе, когда послышался звук отпираемого замка и дверь распахнулась, едва не протаранив лоб Яны.

Собственно, это обязательно случилось бы, не прояви девушка чудеса ловкости.

Все-таки кенгуру был.

– Ох ты! – озадаченно улыбнулся вошедший – худощавый высокий парнишка лет семнадцати. – Я вас не зашиб? Ради бога, простите, я же не знал…

– Кирюшенька! – радостно всплеснула руками Лидия Васильевна. – Ты все-таки пришел! Ты же на дачу собирался с друзьями!

– Ну что ты, бабуля, какая может быть дача, когда у тебя беда случилась! – Парень обнял старушку и обеспокоено поинтересовался: – Бусина нашлась?

– Да-да, нашлась! Там такой ужас приключился, ты не представляешь!

– С вашего позволения, – Яна, смущенно улыбаясь, попыталась обойти обнявшихся родственников, – мне пора.

– Ой, Яночка, извини, – спохватилась соседка. – Экая я невежливая стала! Знакомьтесь – мой внук, Кирюша. Учится в выпускном классе, в этом году поступать будем! На юриста! Кирюша у нас – отличник, на медаль идет…

Яна едва удержалась от насмешливого «это заметно» – сказывалась усталость. Потому что внук соседки мог бы стать моделью для учебного пособия под названием «типичный ботан».

В позитивном смысле этого выражения – никаких брючек в носочки и босоножек на носки на пареньке не было, как и очков в дурацкой оправе. И застывшего на лице выражения «врежь лоху» тоже не наблюдалось.

Просто парень был таким… чистым, что ли. Светлое лицо, на котором легко читались все его чувства и эмоции, аккуратная стрижка, хорошие джинсы, рубашка поло и самое главное – интеллект и чувство юмора, светившиеся в серых глазах.

Славный парнишка, в общем.

– Бабуль, хватит мне дифирамбы петь, – смущенно улыбнулся парень и протянул Яне руку. – Вы ведь та самая Яна, да? Рад знакомству, Кирилл.

– «Та самая» звучит как-то уж очень загадочно, – усмехнулась девушка, отвечая на рукопожатие.

– А как иначе? Бабулина палочка-выручалочка, незаменимая помощница. Спасибо вам, Яна.

– Да не за что. – Девушка решительно распахнула дверь. – До свидания!

– Всего доброго.

– Я попозже зайду, проведаю тебя, Яночка!

Только не это!

Глава 6

Ни два галлона успокоительного чая, влитых в Яну соседкой, ни ванна с эверестом душистой пены, ни уничтоженная сладкая заначка из морозилки (остаток вкуснейшего торта-мороженого со дня рождения), ни даже просмотр любимого КВН по телевизору – не помогло ни-че-го.

Не удалось до конца смыть, заесть, забыть пережитое. И если собственно жуткую картину в кабинке колеса обозрения Яне еще удавалось как-то завесить маскирующими шторками позитива, то домашняя тапочка, сиротливо лежащая на асфальте, снова и снова маячила перед глазами.

А в ушах звенел страшный крик, нет – вой, нечеловеческий, волчий вой отца девушки.

Всесильного и влиятельного Виталия Жаркевича, одного из столпов, так сказать, общества. Не в общегосударственном масштабе, конечно, но в городе владелец крупнейшей сети автозаправок был очень хорошо известен.

Яне – как меценат. Жаркевич курировал музыкальную школу, в которой когда-то училась его дочь и где подрабатывала Яна. Спонсировал ежегодный детский песенный фестиваль, отправлял победителей за свой счет в парижский Диснейленд.

Само собой, Виталий Жаркевич вовсе не был совсем уж белым, пушистым и образцово-показательным. Бизнес в принципе – во всяком случае, в России – не бывает без подводных камней, которые порой приходится преодолевать на пиратском корабле. А уж бизнес, построенный на углеводородах, и подавно.

Так что хватало в биографии Жаркевича и темных пятен, и врагов тоже хватало. Не зря ведь его служба безопасности считалась одной из лучших в городе.

Вот только не справилась «вся королевская конница, вся королевская рать»…

Не смогли уберечь единственную дочь босса, Лену.

Умницу и красавицу, веселую и смешливую, добрую и отзывчивую, имевшую много друзей, настоящих, искренне любивших девушку.

А еще Лена Жаркевич терпеть не могла светские «рауты» местного бомонда. И сколько папарацци ни гонялись за ней в поисках ну хоть чего-то компрометирующего, жареного, все без толку.

Яна пару раз видела Лену на том самом детской фестивале и даже поболтала минуты две. И послевкусие после той беседы осталось очень приятное: девушка тронула Яну искренностью и простотой.

А еще – поразила красотой. Настоящей, природной, к которой не имел никакого отношения скальпель пластического хирурга. Потому что хирург сконструировал бы идеально правильные черты лица, кукольные, синтетические. А у Лены личико было как раз неправильное. Немного курносый нос, крупноватый рот, густые брови, пушистые ресницы, роскошные волосы цвета спелого каштана, смеющиеся серые глаза…

Там, в кабинке колеса обозрения, ничего этого не было. Вернее, было, но…

Яна не узнала бедняжку, пока не появился Жаркевич.

Насколько девушка поняла из разговора оперативников со следователем, Лена Жаркевич пропала три дня назад. Сидела вечером за компьютером, с кем-то переписывалась. Затем резко засобиралась куда-то, сказала родителям, что сейчас придет, надо срочно отдать флешку подруге. Подруга жила в соседнем доме их хорошо охраняемого жилого комплекса, так что мать волноваться не стала, отпустила дочь спокойно. Отца на тот момент дома еще не было.

Жаркевич вернулся с работы минут через сорок после ухода Лены. И тоже сначала не волновался.

Пока стрелки часов не подползли к одиннадцати вечера.

Стали звонить той подруге и узнали, что Лена к ней не приходила и ни о какой флешке девушка понятия не имеет…

Камеры видеонаблюдения зафиксировали, как Лена выходит из подъезда, бредет – именно бредет, не идет, медленно, еле-еле, словно ноги ее не несут, в сторону парковки. Причем заметно, что девушка время от времени вытирает ладошкой щеки, как будто… плачет?

Подходит к парковке, осматривается. Коротко вспыхивают автомобильные фары, сигналя. Лена вздрагивает, судорожно сжимает руки за спиной и идет к машине, словно обреченный на казнь. Садится рядом с водителем, машина резко газует и уезжает.

Разглядеть, кто был за рулем, не удалось. Сотрудники службы безопасности Жаркевича отдавали запись с видеокамер лучшим спецам, требуя сделать похитителя пригодным для опознания, но увы – ничего не получилось. Даже понять, мужчина это или женщина, не удалось.

Человек, похитивший Лену, был одет в темный свитер, темную глубокую бейсболку, скрывавшую и волосы, и пол-лица, руки прятались в черных кожаных перчатках.

Машину нашли утром, брошенную. Оказалось, ее угнали накануне вечером, перед похищением.

Жаркевич ждал звонка от похитителей, думал, что все ради выкупа. Но никто не звонил…

Через два дня он обратился в полицию.

А через три Лену нашли…

Вернее, то, что от нее осталось. Псих всласть поглумился над девушкой, смерть стала для нее избавлением.

И это чудовище ходит сейчас по тем же самым улицам, дышит тем же воздухом! Любой человек в толпе может оказаться им!

К вечеру Яна взвинтила себя до такой степени, что даже руки начали трястись. Да так ловко затряслись, так профессионально, словно занимались этим лет пять с лучшим тренером околотка. Воды в стакане, пока девушка донесла его до рта, осталось меньше трети. И зубы с дурным энтузиазмом присоединились к рукам, лихо отбарабанив танец с саблями по краю стакана.

– Нет уж, дорогуша, так не пойдет! Довольно! – разозлилась Яна, с размаху поставив стакан на стол.

Конкретно так бахнула, так что стакан едва не треснул, лишив стеклянного ипохондрика остатка иллюзий в отношении человеческого рода в целом и этой вот жуткой особы в частности. Мало того что моет кое-как, чаще всего лишь споласкивает; мало того, что наливает всякую ерунду типа воды или сока из картонного пакета – вместо свежевыжатого джуса или молока единорожицы; мало того что хранит в шкафчике вместе с разными фаянсовыми плебеями, так она еще и убить норовит! Почти покалечила, хамка!

Но страдания стакана из чешского стекла, последнего из старого набора, благополучного перебитого еще родителями Яны, на этом не закончились.

Потому что хозяйка, сопя и чертыхаясь, полезла в дальний угол шкафа, на нижнюю полку. Ту, что возле самого пола. Разгребая по пути баррикады посуды и отодвигая в сторону банки со специями и крупами.

Вот она удовлетворенно выдохнула:

– Есть! Нашла!

Вытащила из закромов бутылку с какой-то подозрительной жидкостью коричневого оттенка, посмотрела на свет, взболтнула, невольно поморщилась, глядя на этикетку, поджала губы, а потом, словно убеждая себя, твердо произнесла:

– А зато на травах!

Поднялась, отвинтила крышечку, щедро набулькала в задохнувшийся от возмущения и плебейского аромата напитка стакан больше половины, зажмурилась, выдохнула и залпом, повизгивая от отвращения, выдула все содержимое.

Снова бахнула стакан на стол, вытаращила глаза, затрясла ладошками, тщетно пытаясь вдохнуть, нащупала на столе кусок хлеба и почти целиком затолкала его в рот, лихорадочно пережевывая.

Плюхнулась на диванчик, вытерла проступившие слезы, с трудом проглотила хлеб и просипела:

– Блин, как же они ее пьют, «Зубровку» эту?

Печально посмотрела на початую бутылку стеклянной валюты, по совету матери припасенной для сантехников, пригорюнилась:

– И что мне с тобой теперь делать? Такую отдавать неудобно, а сама больше не могу. Толку себя мучить, если не помогает совсем…

А потом в глазах все поплыло, в голове зашумело, Яне захотелось немедленно улечься прямо тут, на кухонном диванчике, но она все же смогла принять вертикальное положение и донести это положение до дивана в комнате.

И рухнуть на него, мгновенно отключившись.