Текст книги "Прости меня"

– Интересный способ лечить раны. Если бы так всегда, то я бы чаще ходил к докторам.

Она качает головой и смеётся. Спасибо ему, что всегда знает, как разрядить обстановку. По крайней мере, на неё действует безошибочно.

12

«Сестрёнка, как ты там? Надеюсь, что у тебя все хорошо, ты сильная девушка, я всегда восхищался твоей силой, ты ведь знаешь это? Смелостью. Ты говорила, что трусиха, но я помню, как за все наши шалости ты брала вину на себя, хотя от родителей тебе доставалось больше, чем мне. Но ты меня покрывала. Даже если была не виновата. Все равно упорно твердила, что моей вины нет. Тебя наказывали – домашний арест, месяц без сладкого, два месяца без телефонных разговоров. Я продолжал наслаждаться жизнью, а ты отвечала за мои проступки и никогда не винила меня в этом, искренне радовалась, что я был на концерте нашей любимой группы или выиграл в футбольном дворовом турнире. Ты всегда считала, что я достоин большего. Достоин чего? Гулянок? Развлечений? Или это был такой хитрый ход? Ты много читала, в то время как я развлекался как мог. Ты писала свои картины, писала портреты на улицах и зарабатывала свои первые деньги. Скажу честно, портреты были паршивыми, но ты была такая милая, что никто не осмеливался тебе об этом сказать. И ты решила, что художница. Да нет, твоё мастерство, конечно, с тех пор возросло. И ты даже можешь гордиться некоторыми своими картинами. Ты скажешь, что я несносный, но стоящих действительно всего несколько.

А ты верила тем, кто хвалил твои картины. Тебя так редко хвалили наши родители, что ты искала эту похвалу у незнакомцев, и когда у тебя получалось, ты подсаживалась на нее как на наркотик. Ты очень остро реагировала на критику. И расцветала от похвалы. Поэтому я не решался, как и остальные, сказать тебе, что картины твоя – мазня. Может, если бы тогда кто-то был более смелым, честным и небезразличным, ты бы не стала заниматься своей художественной деятельностью, которая все равно у тебя толком не выходит. Но ты все еще помнишь, как тебя хвалили, когда ты была девчонкой. И сейчас хвалить продолжают, только никому не нужны твои картины. Ты должна найти себя. Снова. Начать свою жизнь с чистого листа. И у тебя есть на это время, милая сестренка. У тебя есть время найти себя и сделать свою жизнь счастливой.

Ты всегда и всем уступала. Ты уступала мне детство любимого ребёнка. Ты уступила своей подруге в старших классах право идти на свидание с парнем, который нравился вам обеим. Ты уступала своим ухажёрам, и они бросали тебя первыми, потому что ты не умела. Ты уступала в песочнице игрушки другим детям и хорошие оценки в школе. Ты пожимала плечами и говорила, что тебе не жалко, но все самое интересное проходило мимо тебя. Ты уступала своему характеру и снова, и снова влюблялась в тех, кто просто физически не мог тебя понять. И ты уступала им. Ты уступала каждому подонку, что встречался на твоём пути. Ты отказывалась от любимой китайской еды в пользу итальянской, если он её предпочитал. Ты смотрела боевики и боялась, что он узнает, что ты плакала над мелодрамами. Ты ложилась поздно, потому что он любил ночные прогулки, хотя ты всегда, начиная с десяти часов, хочешь спать. Ты теряла себя.

Но, Сестрёнка. На сей раз другим придётся уступить. У тебя впереди вся жизнь».

13

Майку со следами его крови она оставляет на полу в ванной, впрочем, как и шорты. Он уже лежит на кровати и щёлкает пультом от телевизора, когда она, обмотавшись белоснежным, но не самым мягким полотенцем, выходит из ванной. Грациозно, словно кошка ложится рядом с ним и кладёт голову ему на грудь.

– Не хочу думать о том, что будет завтра.

– У меня совсем скоро паром в другой город. Я не могу его пропустить. У меня осталось всего…

Она кладёт палец ему на губы. Щекочет волосами его грудь. Кончики её каштановой шевелюры намокли под душем. Он захватывает пальцами одну прядь. Пропускает ее между своими пальцами.

– Я не хочу знать, сколько нам осталось. Будем считать это курортным романом.

Как любой девушке ей хочется, чтобы он сказал, что у них может быть продолжение без слова «курортный». Как всякий мужчина он молчит. Впрочем, другого она и не ждала. У неё был план. Он ворвался в её жизнь и разрушил этот план. Она даже не звонила целый день Роману и не жалела себя. Прогресс в её болезни. В её болезнях. Она зевает, устраивается на нем уютнее и даже закидывает ногу. А он поглаживает её бедро слегка рассеянно. Он переключает телевизор с одной программы на другую. Один видеоклип сменяет другой. Она невидящим взглядом смотрит в телевизор и не понимает, к чему эта суета, и почему нельзя оставить какой-то определенный канал. Нутром ощущает, что он отчего-то не чувствует себя спокойно, и это беспокойство передается ей. Она начинает думать, что она сделала не так. Или что сделала слишком так, жалеет, что сказала про курортный роман, жалеет, что поцеловала его. Ему хочется пить, и он предлагает заказать в номер воды и фруктов. Убирает её ногу и высвобождается. Она выглядит немного печально, когда говорит, что не голодна, даже не поднимая головы, словно смертельно устала. Ему же теперь отступать некуда, и он набирает номер обслуживания номеров. Она наблюдает за ним своими яркими зелёными глазами, устроив голову на подушке. Ему кажется, что она даже не моргает. Этот взгляд заставляет его чувствовать себя неуютно. Нет, она все же моргает.

– Холодно, – хрипло произносит и накрывается одеялом.

Стук в дверь раздаётся достаточно быстро, и её дыхание размеренно. Он смотрит в окно, ест фрукты, безвкусные, водянистые. Женщины всегда чувствуют страх. Конечно, она почувствовала его страх. Он готов поклясться, что она не спит, но не решается позвать её по имени. По крайней мере, ее сон совершенно точно не такой глубокий. Вполне возможно, что она устала и действительно задремала, но почему-то ему кажется, что она все равно наблюдает за каждым его движением. Даже с закрытыми глазами. Даже под одеялом. Он оставляет фрукты на тарелке и ложится рядом с ней. Простыни как-то слишком громко шуршат или это из-за тишины, что царит в номере. Она недовольно морщится во сне. Во сне ли? Он берет её руку. И она успокаивается. Теперь заснула.

Константину снится, как уходит его жена. Даже во сне ему не нравится это слово «жена». Она была его любимой женщиной, той, кто делала его лучше. Другом, партнёром, соратником. Если все это помещается в слово «жена», то он согласен. Но для него этого слишком мало. Она уходит от него даже во сне, хотя, признаться, он в своем сне здоров и полон жизненных сил. Но она все равно уходит. Во сне он смотрит на себя в зеркало и видит там красивого мужчину, уверенного в себе и здорового. Того мужчину, который не будет убиваться по какой-то женщине, которая вдруг решила сыграть в Клеопатру и собрала свои вещи. Женщины часто уходят только для того, чтобы их возвращали. Так и правда удобно думать, надо сказать, что он думал таким образом всю свою жизнь. То есть, логично, что она не вернулась, потому что он особенно ее и не просил. То есть он умолял ее не уходить. Он умолял ее остаться с ним и даже опускался до таких унижений, о которых и помнить не хочется, больной и воспаленный мозг чего только ни придумает, когда находится в отчаянии. Но после того, как за ней захлопнулась дверь, он опустел, да. Он чувствовал себя одиноким, чувствовал себя преданным и с мазохистским рвением вспоминал общие приятные моменты. Конечно, он и не думал о чем-то неприятном и плохом, хотя, безусловно, и этого было достаточно в их отношениях. Его сознание перечеркивало воспоминания о ссорах. Перечеркивало воспоминания о том, что она его не слишком понимала и считала, что он должен быть просто дико благодарен за то, что она обратила на него внимание. Она не говорила прямо, но это сквозило в том, как она закатывала свои красивые оленьи глаза. Как отчитывала его за то, что ему нравился спокойный отдых, как учила его выбирать вино. Да на самом деле толком и вспомнить нечего. Он ее обожал, и все ее недостатки проигрывали в схватке с ее достоинствами. И пусть она никогда не была в его вкусе, и он обвинял ее в излишнем высокомерии. Он как будто бы встретил ту, которая была отражением его самого, и ее недостатки бесили его дико, потому что в них он видел себя. Он смотрел на то, как высокомерно она относилась к людям, и думал о том, что он хочет быть другим. Таким странноватым способом она делала его лучше. Своим снобизмом он почти гордился до встречи с ней, чей снобизм был возведен в степень абсолютизма. И он как будто бы увидел себя со стороны, и это зрелище ему не слишком понравилось. Хотя свою жену он обожал даже с ее снобизмом и с тем, как очаровательно она кривила свой миниатюрный носик, когда заходила в дешевую забегаловку. Даже в его сне она морщила носик. Вот прямо сейчас. Уходила и морщила носик.

Ее родители его на дух не переносили. Конечно, она со всеми своими высшими образованиями и он. Они были с ним милы и даже поздравляли его с днем рождения. А мама его жены запомнила, что он любит кролика, и на семейных торжествах все время преподносила ему сие блюдо. А отец расспрашивал, какие у него успехи, и порой в загородном доме они даже вместе смотрели футбол и болели преимущественно за одни команды. Но что-то во взглядах родителей его жены явно говорило ему о том, что он ничтожество, и они просто, будучи людьми спокойными и воспитанными, ждут, когда их драгоценное чадо само осознает, что сделанный выбор был неправильным. И пусть они ни разу не сказали ему дурного слова, но их истинное отношение сквозило в каждом взгляде, брошенном на него, хотя, признаться честно, они не то чтобы вообще на него часто смотрели. Если были общие семейные вечера, на которые было приглашено много народу, его вежливо игнорировали. Хотя, он не считает, что был не их круга, но они, видимо, полагали иначе. Им не нравилось, что их единственная дочурка, которую они воспитывали как принцессу, на воспитание и развитие которой они отдали столько сил, влюбилась в того, кто не был нарисован в их планах. Также он практически уверен, что они постоянно говорили об этом его жене. Он тебя не достоин; он хороший малый, но тебе совсем не подходит; если пока тебе хорошо, милая, то, конечно, наслаждайся жизнью, но никуда не торопись. Потому что всякий раз, когда он задавал ей вопросы про родителей, обычные вопросы из серии «как у них дела», она пожимала плечами и ответ всегда был один: «Нормально». С ним она старалась не обсуждать ничего, что касалось ее семьи. Да он и не страдал. Он же жил с ней, а не с ее родителями. Откровенно говоря, он даже не уверен, что они знают о его болезни. Уверен лишь в том, что они открыли бутылку шампанского из своей коллекции, когда узнали, что их дочь его покинула. Он только сейчас понимает, что их отношения, в принципе, были обречены на провал. Только верить в это тогда он не хотел.

Когда он просыпается, она сидит на окне и перебирает вчерашние фрукты, выбирая более спелые и сочные.

– Безнадёжно, мне вчера так и не удалось найти что-то стоящее. Придётся писать в Книгу жалоб.

Она улыбается мрачновато, и у него снова проскальзывает мысль, что он вчера её обидел. Если и не обидел смертельно, раз уж она все равно сидит в его номере, то как минимум задел. Ему кажется, что она даже слегка надула губы, когда бросила короткий взгляд. Потом, все же пересилив себя, поднялась, отставила неспелые фрукты и присела на край кровати рядом с ним. У него странное ощущение, что она на него злится, но почему-то не может вести себя так, как крутится в её мыслях. И поэтому она как-то отчаянно раздражена. Женщин нельзя доводить до такого раздражения. Раздражения от бессилия. Женщины этого не забывают, они считают, что их поломали. Если мужчины боятся женщин, то женщины, вопреки всеобщему мнению, так же опасаются мужчин. Мужчины трясутся над своей свободой, правом выбора. Женщины сходят с ума, когда их не слышат и не чувствуют. Они превращаются в равнодушных мегер, если в ответ на их признания и мольбы о помощи избранник выказывает хладнокровие, равнодушие и, что ещё хуже, насмешку. Он смотрит в её глаза и видит, что где-то он уже непоправимо ошибся. Потому что она молчит. Ошибся бы с шансом на исправление – она бы устроила истерику. Она бы пыталась доказать ему свою правоту и всеми силами давила бы на то, чтобы он признал свою вину. Она бы повышала голос, предоставляла свои собственные доказательства. Пока он не сдался бы или не послал ее к чертям. Ему не хочется ничего выяснять. Он не подонок. Не свинья. У него впереди ещё целая жизнь, он не собирается тратить её бездарно, выясняя отношения с девушкой, которую толком и не знает. Пусть даже его к ней влечёт. А быть может, на него так повлиял его сон и воспоминания о том, что однажды его уступки и внимание уже не привели ни к чему хорошему.

– У меня побаливает голова, я вчера перенервничала. Приходи вечером ко мне в отель. У меня с балкона открывается прекрасный вид.

Он кивает ей, ему тоже нужно побыть одному, если бы она не придумала головную боль, он бы придумал её сам. Причем, возможно, даже придумал бы ее головную боль, чтобы наверняка. Она одевается очень быстро, в полной тишине, пока он сосредоточенно смотрит в экран своего телефона. Он не смотрит на нее, но всем своим телом ощущает повисшую в воздухе нервозность, и исходит она от нее. Он невольно понимает, что ему хочется, чтобы она скорее ушла и не заражала воздух своим неспокойным настроем. С улыбкой машет ему на прощание, и он уже около двери подходит к ней, чтобы поцеловать в губы. Она после поцелуя кажется чуть спокойнее, но печальнее. А он даже смотрит в окно, как она садится в такси и ни разу не оборачивается. Внутри его грызёт чувство, что он её обидел. Если покопается в себе, то даже поймёт, чем именно. Но он собирается прогуляться в одиночестве по городу. Выпить горький кофе, пофлиртовать с официантками. Какого черта она заставляет его чувствовать себя виноватым в чем-то, чего он даже не совершал. С женщинами чертовски сложно, почему им так нравится, когда кто-то чувствует себя виноватым? Любая обида может быть исправлена букетом цветов. На душе почему-то не слишком приятного от собственного цинизма, но какого черта?

14

Я сделала ошибку. Я что-то почувствовала, совершенно точно зная, что чувствовать не должна была. Теперь на душе скребут кошки, и я ощущаю себя почему-то пустой и разбитой. Я не могу сейчас взять и уехать, тогда все мои старания полетят к чертям. Принесите, пожалуйста, кофе. Капуччино с корицей. Оставьте меню, я подумаю насчёт десерта. В такие моменты я особенно по тебе скучаю, хотя, конечно, это все глупые сантименты – так бы ты сказал? Ты говорил: чтобы полностью забыть человека, нужно около трёх недель. Я рада за тебя, потому что по твоей теории – ты уже забыл. Опять я в чем-то тебя обвиняю, какая же дурная женская натура. Ничего не могу с собой поделать, ты прости. Мне больше некому сейчас позвонить. А вообще все хорошо. Он замечательный. У него прекрасное чувство юмора, я хохочу до слез. Он шутит с серьёзным выражением лица, и я не всегда понимаю, шутка ли это. Как ты понимаешь, выходит ещё забавнее. Он умеет быть полным придурком, и ему это очень идёт. Он улыбается одной стороной рта и почти никогда не смеётся громко. Только одновременно с этим он не мрачный. У него красивые глаза и мягкий голос. Я не хочу вас сравнивать, но это все тоже дурная женская натура. Он не боится быть смешным, а ты всегда боялся. Он спокойно относится к тому, чтобы выйти в небрежной одежде. А помнишь, как тщательно ты подбирал свой гардероб? Что мне больше по душе, я не знаю. Ты не спрашиваешь, я просто размышляю. Ты всегда должен был быть лучше всех, это было твоей целью, моя ошибка была в том, что я в неё не вписывалась. Не была лучшей. Девушки твоих друзей были красивее, умнее, успешнее. И ты всегда находился в поиске, потому что был уверен, что достоин большего. И я не могу тебя винить, я даже с тобой согласна. Он не боится быть смешным. Он не боится показаться другим странным или необычным. Он наслаждается моментом. Он умеет быть счастливым и довольным здесь и сейчас и думать о плохом завтра. На самом деле, конечно же, ты прав, и я его совсем не знаю, тем более не могу судить, какой он человек. Но я все же рискну. Он легкий. Он не конфликтный и не деспотичный. Он может идти на уступки, потому что ему на самом деле не нужно никому и ничего доказывать, внутренне не нужно. С снова сравниваю. Но в тебе была уверенность показная. Она была очень привлекательной. Но она была выставлена напоказ. В нем уверенность сквозит совсем иначе. Она идет изнутри. Ты надевал дорогой костюм и рассматривал себя в зеркале, а он уверен в себе в шортах и шлепках.

Правда, ты знаешь… Есть в вас и нечто общее. Но это не так важно. Нет, я пока не выбрала десерт, мне ещё буквально нужна пара минут. Я сделала ошибку. Я как будто бы предала тебя, пусть это тебя и не обидит и не волнует, но почему-то у меня внутри тревога. И дело не в поцелуе. А в том, что меня огорчило, что он так отдалился из-за этого чертова поцелуя. Я что-то чувствую, ведь так? Я так злилась на тебя за то, что ты не ценил моей любви, а выходит, что я сама этого вовсе не стоила. Я ведь совсем не знаю, что там сейчас происходит в твоей жизни. Вдруг ты хранишь мне верность и, возможно, даже понял меня. Принесите мне, пожалуйста, тирамису. Вон тот с витрины. И ещё одну чашку капуччино. Без корицы на сей раз. Я с тобой прощаюсь. Я по тебе скучаю. Да, тот тирамису, справа от шоколадного кекса…

Он хватает трубку.

– Валерия? Валерия, ты меня слышишь?

Но ответом ему служат только длинные гудки. Он не успел. Она как обычно наделает глупостей. Он смотрит в зеркало на свою спину, на те самые крылья дракона.

15

Она снова ждёт его, и он снова опаздывает, но сегодня ее это не волнует. Она немного ёжится от прохладного ветра или от того, что ей вовсе не хочется быть здесь. Она рассматривает прохожих и борется с искушением звонить подругам и сплетничать. На самом деле, если уж честно, у неё почти не осталось подруг. Школьные давно «разлетелись» кто куда, пути разошлись, как это часто бывает. Школьную дружбу сложно сохранить, у нее не получилось. Они порой созванивались, встречались и всеми силами старались изобразить, что все еще дороги и близки друг другу. С каждым разом находить темы для общения и желание было все сложнее и сложнее. А новые на пути не встречались. Были приятельницы, но ведь это все не то. Самым её близким человеком был её брат, но, конечно, он не мог понять всего, что происходило у неё на душе. Некоторые вещи может понять только женщина – подруга, которой не было. Впрочем, можно было позвонить кому-то из школьных. Женщины так устроены, что всегда с удовольствием посплетничают. Даже с давно забытыми подругами откуда-то из школьных лет. Тем более если поведать им о том, как тебе грустно и пусто на душе. Женщины сразу же превращаются в очень сердобольных и отзывчивых. Чтобы потом рассказать об этом уже своим подругам. Она никого не осуждает, сама поступала бы точно так же.

– Твоя пунктуальность меня восхищает.

Он подкрадывается сзади, и она даже вздрагивает от неожиданности. Протягивает ей букет. Лучше бы не приносил, значит, заметил её обиду. Женщинам не угодишь, и она сама себя путает и пугает. Благодарит его за цветы и даже вдыхает их аромат, почему-то всем, кто получает цветы, кажется, что надо обязательно наклониться к ним носом. Даже если это алые розы, запах которых знаешь наизусть. Кстати, он выбрал чайные розы с длинным стеблем. Она никогда не была поклонницей цветов, слишком они не вечные. Многие так говорят, правда? В наше время постыдно любить цветы.

Сказать, что ты любишь цветы, все равно, что выпрашивать их. Она не исключение и помнит взгляд того самого, когда сообщила, что любит хризантемы. Словно он все о ней понял и ей стало неловко. И она, конечно, в угоду ему сумела убедить себя с том, что цветы это глупая блажь. И что она вовсе не любит розы. Всем хочется быть оригинальными, но все обожают розы. Для того, чтобы сказать, что твои любимые цветы – розы, нужно быть очень смелым. Она прижимает цветы к груди и зачем-то благодарит его ещё раз.

Он предлагает ей просто прогуляться, и она соглашается. После происшествия в баре ей совсем не хочется куда-то идти и долго сидеть напротив него. Да и когда прогуливаешься, паузы в разговорах не так сильно заметны. А они оба чувствуют себя неуютно, скорее всего по разным причинам. Они больше обсуждают архитектуру, погоду, прохожих людей и то, что страшно, когда на улицах так много беспризорников. Чем-то похоже на светскую беседу, когда боязно затронуть личные темы. Прогулка – замечательный вариант, когда хочется избегать глубоких разговоров. Всегда есть за что «зацепиться». За встречные кафе, за внезапный ветер. Они покупают мороженое и немного спорят о вкусах, он обожает шоколадное, она же предпочитает ванильное и сливочное. Сходятся они лишь в том, что тому, кто придумал клубничное мороженое, нужно было бы отрубить руки. Когда они проходят около фонтана, он предлагает кинуть монетку, чтобы вернуться, она решительно отказывается. Говорит, что у неё устали ноги, и садится на ближайшую лавку. И тогда он спрашивает её о семье.

К сожалению, я не могу сказать, что близка с родителями. Я их люблю, уважаю и благодарна за все, что они для меня сделали, но я никогда не была их любимицей, и моё юное сердце это чувствовало. Сначала была обида. Потом я не принимала их отношение и пыталась доказать, что чего-то стоила. Затем смирилась. Не думай, что они были тиранами или слишком равнодушными, и все мои проблемы идут из несчастного детства. С моей стороны было бы несправедливо направлять тебя по такому ложному следу. И я не была проблемным ребёнком или подростком, чтобы свалить все на свой переходный возраст. Мои родители покупали мне все самое лучшее, интересовались моими оценками и личной жизнью, а сейчас мы подолгу разговариваем по телефону. Моя мать просто так и не запомнила, что у меня аллергия на кошек. А отец закатывает глаза, что я пишу картины, а не рожаю детей с интервалом в год. Я их очень люблю, это нормально, но наши отношения далеки от идеальных. Наверное, просто они не мои друзья, но родители они замечательные.

Может быть, роль в этом сыграл мой младший брат. Я не была ожидаемым и желанным ребёнком. Мое рождение было логичным, сразу после свадьбы, потому что так было нужно, а вот мой брат был любимцем. Его долго пытались зачать, потом долго лечили от всех болезней мира, которых, возможно, у него и не было. Когда он сложил из кубиков слово «мама», родители смело поставили галочку напротив цели «воспитать гения». Он действительно был очень умным мальчиком, и я действительно его не возненавидела оттого, что его любили больше. Он был очаровательным хулиганом и хитрецом. Он столько стёкол и окон разбил в своей школе, но почему-то ему все прощалось. Я и сама была под влиянием его обаяния. Он взял от родителей самое лучшее. Привлекательность матери, силу убеждения отца, добавил от себя немного хитрости и озорства. Я взяла, скорее, привлекательность отца и силу убеждения моей инфантильной и ласковой матушки. И никакой хитрости. Поэтому меня наказывали за проступки брата, но я ничуть не обижалась. Знаешь, почему? Я все ему прощала, когда он, вдоволь нагулявшись, приносил мне шоколадки в комнату и долго слушал свежие сплетни, но никогда не выдавал секреты. Я сидела под домашним арестом из-за него, а он проносил мне телефон, чтобы я могла дозвониться подружкам. Разве можно на него было обижаться? Как можно обижаться на человека, который нагулялся и теперь благодарит, что я взяла его вину на себя, тем, что дарит мишку, которого выиграл в тире. В который, к слову, должна была пойти я с подругами. Очаровательный хитрец. Он так и остался моим самым близким человеком.

Он мечтал стать учёным, что странно, уверена, даже из его описания ты представил себе, скорее, спортсмена или шоумена. Понимаю, что ты удивлен. Вся семья была удивлена, когда он заявил о своем желании. Только если я была в шоке, то родители были счастливы. Подумать только, как можно было оповещать всех о том, что их любимый сын еще и потрясающий, и умный человек. А он всегда хотел быть учёным. Не знаю, зачем ему это было нужно, я пыталась его отговорить, а родители от гордости даже не знали, что сказать. Их любимчик будет помогать людям. Они всегда терпеть не могли мою страсть к рисованию. Говорили, что я бездарность. Однажды папа даже пошутил, что мой брат создаст вакцину против моих ужасных картин. Не создал. Ему даже пришлось повесить одну из ненавистных всем картин к себе в квартиру. Иначе я бы обиделась, почему-то с ним мне нравилось изображать ранимую. Мне всегда хотелось иметь старшего брата. И я даже младшего видела для себя как старшего. Хотя, на самом деле нет ничего обидного в том, что никому не нравятся мои картины. Мне и самой они не слишком по душе.

Нет, он не знаменитый учёный. То есть каких-то успехов он добился, но ты вряд ли найдёшь его имя в гугле, да разве это важно? Он прекрасный человек, мой близкий человек. Он всегда мне помогает, не позволяет родителям закатывать глаза от моей «неустроенности». Кстати, на всех ужинах и праздниках с родителями он всегда рядом со мной, даже если были иные планы. Понимает, как мне бывает с ними трудно и выбирает меня. Он сам может сколько угодно надо мной посмеиваться, сам может сколько угодно пытаться «вправить» мне мозги, порой он даже выражается очень жестко по отношению ко мне. Но если его же словами начинают говорить родители или кто-то еще из окружения, он всегда встает на мою сторону. То, о чем мы с ним говорим наедине – это наши отношения. На людях мы всегда друг за друга горой, даже если кто-то из нас чудовищно неправ.

Когда мне было плохо в отношениях… Неловко как-то и говорить о них после всего, что я наговорила тебе в аэропорту. В общем, мой брат всегда твердил, что я достойна лучшего. Кстати, он был единственным. Все остальные считали, что я со своего мужчины должна сдувать пылинки, и виноват во всем мой характер. Какой характер? У меня его вовсе нет. Мой брат вселял в меня уверенность. И вселяет всегда. Мы всегда с ним на связи…

– Ты рассказала своему брату о нас?

Он задаёт этот вопрос так легко и просто, что застает её врасплох. Она даже округляет глаза и открывает рот в попытке что-то ответить, но ничего не приходит в голову. Умеет же он ошарашить. Сначала ей даже хочется огрызнуться ему и сказать, что его плохо воспитали, раз он не научился тому, что перебивать людей – невежливо. Но он на самом деле уже столько ее рассказов слушал, что даже стыдно было бы намекать, что он не является хорошим слушателем. Она ещё несколько часов назад считала все это тесное общение ошибкой. Считала его трусливым индюком и писала сообщения тому, у кого на спине вытатуированы крылья. А сейчас он снова кажется ей очаровательным. Непосредственным и властным. Как же это раздражает.

– А что я должна была рассказывать о нас? – с нажимом на «о нас» произносит она. Главное, чтобы не заметил, что её решимость начала таять. Может, она просто давно не общалась с такими привлекательными мужчинами. Кроме бывшего. Но это не считается. Она имеет в виду тех мужчин, которые проявляют к ней хотя бы какое-то внимание. Давно не ходила на свидания и не получала цветы. Она вообще не помнит, когда последний раз у нее дома были живые цветы. Да нет же. Не такая она дурочка, чтобы из-за букета мысленно запускать свадебных голубей в небо. Кстати, чайные розы с длинными стеблями в этот момент почему-то пахнут ещё слаще. Она замечает это, когда немного смущённо наклоняется к бутонам, чтобы снова вдохнуть аромат, как будто бы желая понять, изменился ли он за последние пару минут.

– О нашем знакомстве. Судьбоносном. О том, как мы друг другу нравимся и какая красивая у меня улыбка. И что я великолепно сложен. И на наших приглашениях будет красиво смотреться «Валерия и Константин». То есть Константин и Валерия, конечно.

Она невольно улыбается шире, чем ей хотелось бы в этой ситуации. Шутит он сейчас глупо. Не смешно. Но в одном он прав. Он действительно ей нравится. И это ужасно её нервирует. Даже больше, чем его уверенность в своей неотразимости. Она сама виновата. Как будто бы она никак не подпитывала эту его уверенность в себе. Да она так смотрела на него, что даже если бы он был толстым мальчишкой, над которым издевается окружение, в этот момент он бы точно воспрял духом и поверил в себя. У него красивая улыбка, и он вполне неплохо сложен. Но сегодня она будет ночевать у себя. Впрочем, он и сам это понимает и совершенно не возражает.

– О, нет, я не рассказываю своему брату о всяких неважных глупостях, – смеётся она, показывая, что всего лишь шутит, но в каждой шутке есть доля правды. Пусть в её случае и совсем небольшая доля.

Они, не спеша, подходят к её отелю, он сегодня просто джентльмен, провожает, честное слово, будь у него куртка, он бы накинул ей на плечи. А будь у неё дневник, она бы посвятила сегодняшнюю запись ему. У него нет куртки, у неё нет дневника.

– Мне бы хотелось познакомиться с твоим братом.

Видимо, он решил пустить в ход самое сильное оружие. Очаровать её полностью. Она ведь женщина, она ведь глупышка. Ей на самом деле не так уж много нужно, чтобы чувствовать себя очарованной. Она думает, что зря она во все это ввязалась, не хватает силы духа. Невозможно быть сердцеедкой, если ты сама влюбляешься от красивого голоса с хрипотцой. Она говорит, что на небе очень мало звёзд, наверное потому что облачно. Он отвлекается, чтобы поднять взгляд наверх. Она успевает выдохнуть за этот короткий момент. Сказать, что ей пора идти, коротко поцеловать его в щеку и оставить растерянным. Победу долго праздновать не приходится, у двери она оборачивается и кричит ему вслед:

– Может, однажды ты и познакомишься с моим братом. Вы ужасно не понравитесь друг другу.

Интересно, он забыл о своей болезни по той причине, что уже практически с ней распрощался или же потому, что его отвлекли суета и новые знакомства? В номере отеля нельзя курить, а ему почему-то хочется. И действительно хочется познакомиться с её братом. Да и вообще хотелось бы посмотреть на её семью – это значит, что он желает узнать её получше? Он знает, что ее дедушка умер. Жаль. Ему казалось, она была близка только с ним и с братом. Он заказывает в номер сэндвич и свежевыжатый сок, долго решает – апельсиновый или грейпфрутовый, девушка на другом конце провода с едва уловимым раздражениям посоветовала ему микс. Пусть раздражение и было едва уловимым, но он его заметил и решил не спорить, а согласиться с ней. На самом деле ему нужен был спокойный вечер в чистом номере отеля наедине с собой. Наедине с вирусом Т даже. Он толком не успел с ним попрощаться, а сейчас решил, что это необходимо. Послушать свои мысли. Разложить их по полочкам или просто выкинуть в мусорное ведро. Ему нравится, как пахнет в отельных номерах. Нравится свежесть белоснежных простыней. Даже почему-то нравится смотреть телевизор и те фильмы, которые он бы ни за что не смотрел у себя дома. Он с удовольствием смотрит на кровати своего номера. Здесь все как-то по-особенному. И даже предвкушение сэндвича куда более сильное и приятное, чем когда ты сам себе на кухне режешь бекон.