Текст книги "Затерянная мелодия любви"

Глава третья

На следующее утро Анна проснулась непривычно рано, все еще находясь под впечатлением от нового места. Понадобится немного времени, чтобы привыкнуть к ночным звукам старого дома, ритмичного биения прибоя и отсутствию привычного автомобильного трафика за окном. Тихий и уединенный Ярдли Мэнор как будто перенес ее в совершенно новый мир. После того, как накануне вечером Хэлен ушла в свои апартаменты, Анна решила немного почитать в своей гостиной. Должно быть, она задремала, потому что, когда ее разбудили звуки в коридоре, было уже далеко за полночь. Несколько секунд она пристально прислушивалась, ей показалось, что кто-то остановился возле ее двери. Но потом она услышала лишь плавный скрип оконных ставней. Она улыбнулась самой себе и начала готовиться ко сну. Она лежала в постели и думала о первой встрече с хозяйкой имения. Редко случалось, чтобы кто-то так сильно захватывал ее внимание. Грэм Ярдли невозможно было описать простыми словами. Анна с уверенностью могла сказать, что никогда не встречала никого, похожего на нее. Когда она уснула, образ темноволосой аристократки не покидал ее воображение.

Анна встряхнула головой, желая прогнать остатки сна. Она открыла шкаф и, быстро надев футболку, поспешила к окну, чтобы поскорее взглянуть на Ярдли в утреннем свете. Посмотрев вниз, она очень удивилась, увидев фигуру на краю утеса, смотрящую в сторону океана. Она узнала высокую стройную фигуру Грэм Ярдли. Солнце взошло и осветило часть ее лица, очертив ее точеный профиль на фоне утреннего неба. Она стояла спокойно, ее волосы развевал ветер, и отчего-то она казалась невероятно одинокой. Когда Грэм начала возвращаться к дому, Анна отпрянула от окна. Она не хотела, чтобы ее работодатель видела, что за ней наблюдают, но тут же вспомнила, что Грэм не видит. Ее невероятно огорчала слепота Грэм. Ей было интересно узнать причину с того самого момента, когда она впервые ее увидела. В голосе Грэм чувствовалась хорошо скрываемая боль, а за суровой оболочкой – великая гордость. Но больше всего Анну тронула полнейшая изоляция Грэм от окружающего мира. Анна видела в этом самую настоящую трагедию, потому что сама она ощущала полноту жизни только будучи открытой миру, открытой всему новому и неизведанному. Стоило Анне погрузиться в мир дизайна, как это вдохновило ее на создание интерьеров, в которых люди могли бы жить в гармонии с природой. В этом смысле имение Ярдли было пределом ее мечтаний. По какой-то причине, ее беспокоила мысль о том, что Грэм добровольно ограничивает себя от возможностей, которые ей готова преподнести сама жизнь. Анна посмотрела вниз на руины имения Ярдли, пытаясь представить его былое величие. Ей безумно захотелось узнать, каким оно было во времена расцвета, богатства и лоска.

Она вздохнула и продолжила одеваться, напомнив себе о том, что причины, по которым эта женщина выбрала уединенную жизнь, ее не касаются. Ее касалось лишь то, что у нее была работа, хотя и не совсем понятно какая именно.

На подходе к кухне ее встретил запах свежей выпечки. Она увидела, как Хэлен увлеченно раскатывала тесто. Часы на большой духовке высвечивали 6:20.

– О боже! – воскликнула Анна. – Во сколько же вы встали?

Хэлен улыбнулась и достала из духовки противень с овсяным печеньем.

– В пять. Не могу спать допоздна. От старых привычек трудно избавиться. Раньше, когда здесь собиралась вся семья, к этому часу был уже готов завтрак и сервирован стол в столовой. Мистер Ярдли любил задержаться здесь на добрых пару часов, прежде чем отправиться в город по делам. Он был банкиром, и всегда говорил, что не может работать без моих завтраков. Томас, мой муж, был главным садовником. Он умер почти двадцать лет назад. Мой сын тоже работал здесь до того, как поступил в колледж. Он теперь врач. Живет в Калифорнии. Но даже когда все разъехались, я все равно осталась верна своим привычкам.

Хэлен затянула фартук и переложила печенье в вазочку.

– Как вам спалось?

– Прекрасно, – сказала Анна, не отрывая взгляда от печенья. Она только сейчас поняла, как сильно проголодалась.

Хэлен поймала ее взгляд и рассмеялась.

– Угощайтесь. Очередной противень будет готов через минуту. Я как раз собиралась отнести завтрак Грэм.

– Она к нам не присоединится? – разочарованно спросила Анна.

– Грэм всегда трапезничает в музыкальной комнате, – сказала Хэлен, и на ее лице промелькнуло беспокойство. – Она, наверное, уже давно встала. Не знаю, когда она вообще спит.

– Как она потеряла зрение? – отважилась спросить Анна.

Непритворная боль тут же отразилась на лице пожилой женщины.

– Автомобильная авария. – Казалось, она хотела добавить что-то еще, но быстро передумав, поспешила вернуться к выпечке.

Анна молча смотрела на нее. Было очевидно, что Хэлен искренне заботится о Грэм. Анне хотелось расспросить Хэлен о ее одиноком работодателе, но она чувствовала, что женщина ни за что не станет обсуждать с ней личную жизнь хозяйки. Было очевидно, что Хэлен оберегает личное пространство Грэм не меньше самой Грэм.

После великолепного завтрака, состоящего из печенья, яичницы и домашней ветчины, Анна настояла на том, чтобы помочь Хэлен навести порядок на кухне. В процессе уборки, она попросила Хэлен подсказать, с чего ей лучше начать свою работу.

– Я хочу быть полезной.

Хэлен кивнула. – Знаю, что многое вам пока кажется непонятным. Грэм упомянула, что вы студентка, и вам понадобится время для учебы. Я составила список первостепенных дел, думаю, это не займет много времени.

Анна рассмеялась и пообещала, что обязательно справится. Было очень приятно осознавать, что Хэлен и Грэм, с таким вниманием отнеслись к ее личным нуждам. Во время семейной жизни Роб вел себя так, будто ему причиняло огромные неудобства то, что ей требовалось время на саму себя. Она напомнила себе, что все это уже в прошлом.

– Позвольте мне взглянуть на список.

* * *

Не было еще и десяти утра, когда Анна вернулась и начала разгружать джип. Стояло ясное апрельское утро, и воздух освежал своей прохладой. В приподнятом настроении она поднялась на крыльцо и позвала Хэлен.

Она удивилась, когда дверь открыла Грэм. На ней была идеального кроя светлая тонкая рубашка, заправленная в свободные серые габардиновые брюки. Она выглядела просто и в то же время элегантно. Анна оценила ее обаяние, одежда на ней сидела просто идеально и, несомненно, была сшита на заказ. Даже в неформальной одежде Грэм была воплощением изысканности.

– Здравствуйте, – мягко поприветствовала ее Анна, удивляясь, почему эта женщина заставляет ее смущаться.

– Доброе утро, – ответила Грэм, придерживая для нее дверь.

Пока Анна вносила в дом пакеты с продуктами, Грэм какое-то время стояла молча, а потом на удивление Анны предложила:

– Позвольте мне помочь вам.

Анна хотела было возразить, но вовремя остановилась. Из их короткого знакомства она успела понять, насколько важно для Грэм чувствовать себя независимой. Любое предположение о том, что подниматься по лестнице с продуктовыми коробками в руках для нее небезопасно, могло спровоцировать вспышку гнева.

– Конечно. Мой джип припаркован справа от лестницы. Багажник открыт.

Грэм кивнула и начала спускаться по каменным ступенькам. Анна наблюдала за ней, заметив, что сегодня хромота была не столь заметна. Грэм двигалась осторожно, но уверенно, правой рукой едва касаясь перил. Спустившись вниз, она подняла голову на Анну, которая все еще стояла на веранде.

– Раз уж вы здесь, может быть, вы дадите мне что-нибудь отнести?

– Конечно, – Анна покраснела, осознав, что стоит и откровенно пялится на Грэм.

Почему-то ее не оставляло чувство, будто Грэм знала об этом. Она поспешила вниз и, достав из машины коробку, передала ее Грэм. Анна замерла на месте, пока не убедилась, что Грэм успешно поднялась по ступенькам и без проблем вписалась в дверной проем. После чего, взяв оставшиеся покупки, она поспешила наверх.

Грэм разбирала коробку на барной стойке. Перебирая руками каждый предмет, она исследовала его форму своими изящными пальцами. Анна была очарована пластичностью ее движений, и еще раз поймала себя на мысли, что не в силах оторвать взгляда от загадочной хозяйки имения Ярдли.

– Оливковое масло, – сказала Анна, заметив, что Грэм озадаченно нахмурилась, держа в руках бутылку. – Я покупаю эту марку, потому что мне нравится форма бутылки.

Грэм кивнула, ощупывая изгибы стекла и таким образом запечатлевая форму в памяти. – Чувственная, не правда ли? – сказала она, как будто самой себе.

Анна покраснела, сама не понимая, почему. – Я об этом не задумывалась, но, кажется, вы правы.

Грэм отставила тяжелую бутылку в сторону и выпрямила спину, выражение ее лица вдруг стало нейтральным.

– Когда закончите здесь, приходите ко мне в музыкальную комнату. Это самая последняя дверь справа по коридору.

– Я освобожусь буквально через минуту, – ответила ей вслед Анна.

Разобрав продукты, она налила себе немного кофе из кофейника, который Хэлен заботливо оставила подогреваться на плите. Идя по коридору, она старалась не думать о том, что вовсе не бутылку она сочла чувственной, а то с какой нежностью эти невероятно изящные пальцы изучали ее форму.

Глава четвертая

Внимание Анны моментально привлек невероятных размеров рояль. Он величественно расположился прямо перед двойной балконной дверью, выполненной во французском стиле. Распахнутые дверцы выводили на просторную каменную террасу. Эта была та самая терраса, от которой тянулась извилистая дорожка к балюстраде, которую Анна видела из окна своей спальни. Противоположную часть комнаты занимал камин с комфортабельной диванной зоной. Грэм сидела за большим столом из орехового дерева, а перед ней возвышались стопки бумаг и конвертов. Солнце освещало комнату, подчеркивая заостренные черты ее лица.

– Какая прекрасная комната! – воскликнула Анна.

Грэм подняла голову, легкая улыбка появилась на ее лице.

– Правда? По-моему розы в углу террасы загораживают вид.

Анна удивленно посмотрела на нее, но вдруг вспомнила, что Грэм не всегда была слепой. «Как грустно», – подумала она, «никогда больше не увидеть роз». То ли благодарность в голосе Грэм, то ли вид роз, практически обреченных на одичавшее существование, но что-то заставило Анну говорить более импульсивно.

– Знаете, – нерешительно начала она, – земле очень нужно внимание. Все растения в саду переросли допустимые пределы, многие дорожки густо заросли и их с трудом можно разглядеть. Они в буквальном смысле слова задыхаются от нехватки пространства. Да и фасад дома изрядно обветшал.

Лицо Грэм не выдавало никаких эмоций. – Я об этом не думала. У нас уже много лет не было садовника, – добавила она рассеянно. Не желая вспоминать Ярдли из другой жизни, она заставила свои мысли вернуться в настоящее. – Возможно, вы могли бы этим заняться. Наймите кого-нибудь, если необходимо.

Анна подстроилась под официальный тон хозяйки имения, опасаясь, что могла ненароком обидеть ее своей излишней прямолинейностью.

– Я займусь этим, спасибо. И непременно буду держать вас в курсе дел.

Грэм пренебрежительно махнула рукой, мыслями она определенно была в другом месте. – Я подумала, мы могли бы просмотреть почту. Я уже несколько месяцев это откладывала.

Анна присела за стол так, чтобы иметь возможность рассмотреть Грэм при дневном освещении. Теперь, видя ее так близко, она заметила морщинки вокруг глаз и единичные седые волосинки в черных, как смоль, волосах. Шрам у нее на лбу почти не портил линию густых, черных бровей, высоких скул и волевого подбородка. Ее губы были мягкими и полными, контрастируя со строгими чертами лица. Ее глаза были темными и ясными, и хотя Анна знала, что они не видят, их взгляд казался ей пронизывающим.

– Давайте начнем с этих, – Грэм указала на стопку нераспечатанных конвертов. – Зачитайте их, пожалуйста, вслух, а я скажу, на какие из них нужно будет написать ответ. Вон там есть магнитофон, лучше записать мои комментарии, чтобы ничего не забыть.

На протяжении следующего часа они сортировали письма. Некоторые из них выбрасывались, некоторые переадресовывались адвокату, а некоторые нуждались в ее персональном ответе. Анну удивила степень подкованности Грэм в финансовых вопросах. Это было впечатляюще.

– Кажется, моих знаний недостаточно, – в итоге сказала она. – Здесь нужен кто-то более компетентный. К сожалению, я способна управиться разве что с чековой книжкой.

Грэм вытянула свои длинные ноги и равнодушно пожала плечами. – Не волнуйтесь. Вы всему научитесь.

Она встала и подошла к открытой двери. Держа руки в карманах, она наклонилась вперед, подставляя лицо легкому морскому бризу. Анна с интересом наблюдала за ней, пытаясь представить, каково это – чувствовать мир без возможности увидеть его.

– Сейчас уже почти час дня, не так ли?

Анна взглянула на часы. – Без пары минут.

Грэм утвердительно кивнула и направилась в сторону длинного буфета в противоположной стороне комнаты. Она приблизилась к маленькому встроенному холодильнику и достала бутылку.

– Хотите шампанского? Думаю, мы это заслужили.

Анна улыбнулась. – С удовольствием.

Она пристально наблюдала за тем, с какой уверенностью Грэм поставила два хрустальных бокала на серебряный поднос, откупорила бутылку и аккуратно опустила ее в ведро со льдом. Она обернулась к Анне, держа в руках гравированный серебряный поднос.

– Если вы поможете, мы бы могли разместиться на террасе. Если, конечно, вы не против прохладного воздуха, – добавила Грэм, вопросительно приподнимая бровь.

Анна взяла поднос и улыбнулась. – Я бы предпочла улицу независимо от погоды.

Она последовала за Грэм через всю террасу к круглому столику из кованого железа, внутри богато украшенной открытой каменной балюстрады. Морской бриз слегка развевал волосы Грэм. Она повернулась к воде и слегка нахмурила брови.

– Вам точно не холодно?

– На мне свитер, – мягко произнесла Анна, тронутая заботливостью Грэм. Ей самой должно быть было немного прохладно в тонкой шелковой рубашке. – Вам принести плед?

Грэм присела возле столика со стеклянной столешницей и покачала головой:

– Меня это не беспокоит. – Она протянула руку к подносу и, нащупав бокалы, уверенно разлила шампанское.

– Спасибо, – сказала Анна, беря бокал.

Грэм слегка кивнула в ответ, и они обе повернулись к морю. Сидя в тишине, они нежились на весеннем солнце, пока еще не очень теплом, но уже довольно многообещающем. Анна чувствовала себя на удивление комфортно в присутствии хозяйки имения. Несмотря на сдержанность, Грэм проявляла душевную теплоту и чувство юмора, и эта комбинация казалась невероятно притягательной.

– Грэм, – наконец начала Анна, – я бы хотела посмотреть, что можно сделать с садом. Он такой красивый, ему просто необходим уход. Я бы сама с удовольствием им занялась.

Реакция Грэм была сдержанной.

– Дэвид Норкросс говорил, что вы ландшафтный дизайнер. Расскажите мне об этом.

Анна в общих чертах поведала свою историю, намеренно смазав рассказ о своем замужестве, она сделала акцент на последнем прожитом годе. Она рассказала о своих занятиях и даже поделилась своими надеждами когда-нибудь открыть свое дело.

– В таком случае, речь идет не просто о работе садовником, – серьезно заметила Грэм.

– Мне нравится работать руками, но я также хотела бы принимать участие в создании дизайна.

– С Ярдли вам понадобится помощь. В былые времена, у нас работали как минимум два садовника.

Анна кивнула. – Вам снова придется кого-то нанять. Но с английским парком я думаю, что справлюсь самостоятельно.

– Но если я правильно поняла, у вас есть и другие дела, – возразила Грэм. – Одни только мои дела займут у вас достаточно времени, не говоря уже о помощи Хэлен. Так что попытка спасти Ярдли, видится мне совершенно непосильной для вас задачей.

Несмотря на шутливый тон, выражение ее лица было серьезным. Анну очень тронуло то, что Грэм подумала о ней и относилась к ее работе с уважением. Эта женщина полна сюрпризов!

– На самом деле, этим летом мне не обязательно посещать занятия, я вполне могу сделать перерыв. Кроме того, работа в Ярдли даст мне возможность попрактиковаться и воплотить некоторые идеи. Здесь столько всего нужно сделать. Обещаю, если я не справлюсь, я первая это признаю!

Грэм проговорила мягко, ее голос принял мечтательный оттенок. – Вы даже не представляете, каким прекрасным Ярдли был весной. Все вокруг расцветало, новая жизнь пробуждалась и тянулась к солнцу. Я часами могла гулять по саду, просто рассматривая разнообразие цветовых оттенков. При солнечном освещении это была настоящая симфония для глаз. Помню, как не могла дождаться, когда смогу вырваться из городской суеты и приехать сюда. После длительного тура мы… – ее голос оборвался, а на лице отразилась боль. Рука, в которой она держала хрустальный бокал, дрогнула. На секунду Анна испугалась, что Грэм его раздавит.

Анна попыталась представить, каково это – знать, что ты больше никогда не увидишь весну. От этой мысли ей стало грустно, она почувствовала необычайную нежность к этой женщине, которая сколько потеряла. Она произнесла импульсивно:

– Вы узнаете, когда расцветут розы, в воздухе будет витать их аромат.

– Да. – Грэм решила, что не стоит объяснять, почему она редко выходит на прогулку днем. Ночью, в темноте, не имело значения, что она не может видеть. Не было необходимости воображать окружающую красоту и лишний раз осознавать, что она упускает. Она нетерпеливо встряхнула головой. Ей казалось, что эти сожаления давно остались в прошлом.

– Делайте, как считаете нужным. Если вам понадобится помощь, наймите кого-нибудь. Я открыла на ваше имя счет в банке.

– О, нет! Вы же едва меня знаете!

– Я знаю все, что мне необходимо. – Грэм резко поднялась, желая поскорее завершить этот разговор. Она не хотела вспоминать, ничего. – Приходите завтра в час дня. Мы продолжим с бумагами.

Анна смотрела ей вслед, пока Грэм не исчезла в доме. Ей стало любопытно, как Грэм проведет время до завтрашней встречи. Каждый раз, когда она ее видела, у нее появлялось еще больше вопросов, и возрастал интерес к таинственной хозяйке имения.

Глава пятая

Анна потянула спину, затекшую от долгого пребывания в согнутой позе. Она оценила свой прогресс. Грэм была права: ей нужна помощь. Тем не менее, она осталась довольна результатами своей работы. За две недели она подрезала розовые кусты и живую изгородь, и спасла большинство растений от вьюнков, которые душили их на протяжении нескольких лет. Утром она занималась работой по дому, а время после обеда она посвящала саду. Анна легко совмещала поездки на занятия с выполнением заданий Хэлен. Помимо имения Ярдли у Грэм была недвижимость в Бостоне и в Филадельфии, но так как основная часть финансовых вопросов находилась в ведении адвокатов, то Анна неплохо управлялась с менеджерами, подрядчиками и бухгалтерами по телефону.

Несколько дней в неделю она помогала Грэм с ее делами, и эта часть работы нравилась Анне больше всего. Из их послеобеденных встреч Анна постепенно составила собственное мнение о Грэм. Она узнала, что Грэм была весьма пренебрежительной в финансовых вопросах и, несмотря на это, оставалась очень богатой. Во время личных бесед она была внимательной, грациозной и очаровательной, но когда же речь заходила о делах с недвижимостью, Грэм принимала решения быстро, иногда проявляя недовольство, если на то были причины, и, казалось, вовсе не интересовалась практическими вопросами, которые обычно волнуют большинство людей. Что бы ни занимало мысли Грэм, когда она вдруг внезапно замолкала, Анна чувствовала, что это не имеет ничего общего с миром, который она знала.

Но даже, несмотря на то, что практически каждый день они проводили вместе по несколько часов, Анна мало что о ней знала. Грэм с легкостью заводила беседу о жизни Анны, но никогда не говорила о своем собственном прошлом. И с каждым днем, ее личность все больше заинтриговывала Анну. Ей было интересно, какие мысли, и что еще важнее – какие чувства прятались за этой непроницаемой внешностью.

Вздохнув, Анна бросила совок в ящик для инструментов. Несмотря на усталость, ей нравилась физическая работа. Ее дни были насыщенными, и очень скоро она начала чувствовать себя в Ярдли, как дома. Она завтракала и ужинала в компании с Хэлен, каждый раз надеясь, что Грэм к ним присоединится. Но Хэлен каждый вечер исправно относила поднос с ужином в музыкальную комнату, прежде чем самой сесть за стол. Поужинав, они наводили порядок на кухне, после чего Анна уходила в свои апартаменты и засыпала сидя перед камином. Она не видела Грэм по вечерам, и начала понимать, что ей не хватает ее присутствия.

Анна отнесла инструменты в садовый сарай в дальнем конце имения и, возвращаясь мимо террасы, заметила, что двери в музыкальную комнату Грэм были распахнуты. Вечерний бриз развевал тюлевые занавески, и Анна с удивлением обнаружила Грэм за роялем. Она впервые услышала, как Грэм играет. Мелодия была запоминающейся, мягкой, нежной, но в тоже время невероятно грустной! Не раздумывая, она подошла ближе, завороженная красивой мелодией. Стоя перед открытыми дверями, она наблюдала за игрой Грэм. В этот момент перед ней открывалась Грэм, которой она не знала. Ее глаза были прикрыты, ее тело двигалось над клавишами, а лицо отражало суть музыки. Она была такой одинокой и полностью погруженной в эту грустную мелодию. У Анны сжалось горло от того, что она видела и слышала, точно зная, что в этот момент Грэм Ярдли и ее музыка сливались в единое целое. Она стояла, не двигаясь, пока Грэм не закончила, а потом тихонечко ушла. Образ Грэм, смотрящей невидящим взором на игру своих рук, надежно запечатлелся в ее голове.

– Грэм попросила вас подойти в музыкальную комнату, когда вы освободитесь, – позвала ее Хэлен, проходя по коридору.

– Да, спасибо, – рассеянно ответила Анна, все еще находясь под впечатлением от только что увиденного, хотя и сама не понимала, почему все это ее так тронуло. Наспех приняв душ, она вскоре постучала в закрытую дверь музыкальной комнаты.

– Нам нужно разобраться с некоторой личной перепиской, – равнодушно произнесла Грэм, когда Анна присоединилась к ней. – В последнее время мне поступает слишком много звонков.

– Конечно, – ответила Анна, определив по тону Грэм, что та была чем-то очень обеспокоена. Ей хотелось узнать, в чем дело, но неприступность Грэм не позволила задать даже такой простой вопрос. Не обращая внимания на собственное волнение, она подошла к своему обычному месту за столом и принялась зачитывать письма, которые Грэм игнорировала несколько месяцев. Анну удивило количество просьб в них. Она выборочно читала письма вслух, но все они все были на одну и ту же тему.

– Эти две консерватории дважды писали, прося провести мастер-класс, – проинформировала она Грэм, которая начала ходить по комнате вскоре после того, как Анна приступила к чтению. Анне еще не доводилось видеть ее такой возбужденной.

– Ответьте им «нет», – сухо проговорила Грэм, лицо ее омрачилось.

– Очень много писем с просьбами дать концерты, – тихо сказала Анна, удивленная тем, какие известные компании приглашали Грэм выступить на их концертах.

– Выбросьте их, – категорически отрезала Грэм. Она стояла перед открытой дверью на террасу, повернувшись спиной к Анне.

– Еще аспирантка из Джуллиарда звонила и писала несколько раз. Она пишет диссертацию по вашим ранним работам и хотела бы договориться о встрече, чтобы обсудить… – Анна замолчала в оглушительной тишине. Когда Грэм обернулась к ней, ее лицо пылало.

– Я не выступаю, не пишу и не даю чертовых интервью. Разберитесь с этими письмами. Я больше не хочу ничего об этом слышать!

Анна наблюдала, как Грэм дрожащими руками искала свою трость. Ей еще не доводилось видеть, чтобы Грэм теряла ориентацию в пространстве. Было очень больно видеть, как она спотыкается, пытаясь сориентироваться.

– Ваша трость у стула, – тихо сказала Анна и отвела взгляд. Она знала, что Грэм ее не видит, но ей показалось неправильным наблюдать за ней в такой ситуации.

– Грэм… – рискнула она, не желая еще больше ее расстраивать. – Это кажется важным. Я не могу просто выбросить их. И не смогу ответить без вашей помощи.

Грэм остановилась в дверях, ее спина выдавала ее напряженность. – Я уже сказала, что ответ на все эти письма «нет». Напишите об этом, как сочтете нужным, но впредь занимайтесь ими без меня. За это я вам плачу. И, пожалуйста, больше не приносите мне подобных писем.

Анна рискнула предпринять последнюю попытку:

– Возможно, вы могли бы мне подсказать…

– Хватит, Анна, – устало сказала Грэм, открывая тяжелую дверь в коридор. – Мы закончили.

Уровень любопытства Анны подскочил до небес, с одной стороны ее очень удивило то, что она прочитала в письмах, но реакция Грэм ее просто шокировала. Она не особо разбиралась в классической музыке, но судя по всем этим письмам, Грэм была явно не простым музыкантом. Реакция самой Грэм поставила ее в тупик. Анна очень хотела понять, что только что произошло, но не могла спросить об этом Грэм напрямую. Она уже достаточно хорошо ее знала, чтобы понимать, что Грэм никогда не станет обсуждать что-то настолько глубоко личное, что причиняет ей такую боль. Эта мысль заставила ее выйти из комнаты в поисках Хэлен. Она нашла ее в библиотеке за шитьем.

– Хэлен, нам нужно поговорить, – серьезно сказала Анна, присаживаясь рядом с пожилой женщиной.

На лице Хэлен появилось удивление, но заметив решительный настрой Анны, она с опаской спросила. – Что случилось?

– Грэм, – ответила Анна. – Расскажите мне о ней.

– О, боже мой, – воскликнула Хэлен. – Это не простая задача! Я знаю Грэм с самого детства. Миссис Ярдли умерла, когда Грэм было всего три года, и мне кажется, я стала для нее кем-то вроде матери. Да простит меня бог, но мне кажется, я люблю ее больше, чем собственную плоть и кровь. Даже не знаю, с чего и начать!

Анна опасалась, что когда речь зайдет о Грэм, Хэлен начнет увиливать от темы. Но она была настолько потрясена непонятной сценой с Грэм, что не приняла бы очередного отказа. Достаточно было того, что Грэм закрылась от нее своей подчеркнутой вежливостью и непреодолимыми эмоциональными барьерами.

– Попробуйте начать с этого! – потребовала Анна, держа стопку конвертов. – Институт Карнеги, Парижская консерватория, Лондонская филармония и десятки других. Вы бы видели ее реакцию! Это все слишком болезненно для нее, и вы прекрасно знаете, что она не станет ничего мне объяснять. Я должна помогать ей. Но от меня будет мало толку, если вы обе будете держать меня в неведении!

Хэлен неспешно кивнула. Многолетняя привычка оберегать личную жизнь Грэм боролась с заботой о ее благополучии. В результате она признала, что Грэм нужна помощь, и Анна искренне переживает за нее, раз уж осмелилась спросить. Похоже, пришло время одному из них довериться постороннему человеку. Она аккуратно отложила в сторону свое шитье и подошла к книжным полкам. Взяв пару тяжелых альбомов в кожаном переплете, она протянула их Анне.

– Думаю, здесь вы найдете ответы на многие вопросы.

Анна открыла первый том и обнаружила газетные вырезки, статьи и рецензии, – и все это было о Грэм. Самым старым статьям оказалось больше тридцати лет. С нарастающим чувством удивления она изучала хронику жизни Грэм.

Впервые о Грэм Ярдли мир музыки услышал, когда ей было всего шесть лет. К этому времени она уже три года училась игре на фортепиано. Молодой учитель, которого нанял ее отец, быстро понял, что этот целеустремленный ребенок слишком быстро освоил всю стандартную программу. Было проведено собеседование с известным учителем из Кёртисовского института музыки, который принял девочку в свои ученики. В свои шесть лет она уже давала концерты, а к тринадцати ее приглашали известные международные оркестры. К двадцати годам она выиграла не только конкурс имени Чайковского, но и все престижные музыкальные конкурсы других континентов. Ее восхваляли не только за новаторское исполнение классических произведений, но и за ее собственные композиции. Очевидно, у ее таланта не было границ.

После двадцати лет она активно гастролировала. «Лондон Таймс», «Пэрис Ревью», «Токио пресс» и десятки других изданий приписывали ей звание наследника Рубинштейна и Горовица. И, кажется, даже этого было недостаточно, чтобы в полной мере описать ее талант. Казалось, она еще не достигла пика своей карьеры, когда писать о ней вдруг резко перестали. Анна почувствовала опустошение, глядя на пустые страницы и отчаянно ища дальнейшую информацию о всемирно-известной пианистке.

– Господи, Хэлен, – пробормотала она, аккуратно закрывая альбомы и борясь с желанием расплакаться. Отложив их в сторону, она встретила вопросительный взгляд Хэлен. Она догадывалась, что Хэлен ждала ее реакции, и что от этого зависело, что еще она ей расскажет. В конце концов, она могла сказать только правду.

– Она и правда особенная, не так ли?

Хэлен мягко улыбнулась. – Странно, что вы это сказали. Именно такой я ее всегда и считала «особенной». Люди, которые ее не знали, думали, что эта гениальность дается ей легко. Я знала, что бы ни было дано ей от природы, музыка, которую она писала, была результатом ежедневных многочасовых трудов. Когда она работала, ее невозможно было отвлечь от фортепиано. Она могла играть дни и ночи напролет без перерывов на сон и пищу. Я практически заставляла ее впустить меня в комнату, чтобы она могла поесть. Она играла с какой-то одержимостью. Но когда она, наконец, останавливалась, то выглядела такой счастливой! Я знала, что ей это нравится. Когда у нее все получалось, она просто светилась от восторга!

Хэлен замолчала, пытаясь подобрать слова, чтобы охарактеризовать личность, слишком неординарную, чтобы описать словами. Икона, перед которой преклонялись люди, на самом деле была сложной и в то же время невероятно человечной женщиной, которую знала Хэлен.

– Как только ее не называли: одаренным ребенком, когда ей было шесть; потрясающим композитором в двадцать, а в тридцать ее уже называли маэстро. Некоторые считали ее высокомерной, заносчивой и эгоистичной перфекционисткой. Все это правда, но для близких, она открывала и другие свои стороны. Какой бы она ни была требовательной к другим, к себе она была требовательной вдвойне. Она целиком и полностью отдавалась делу, и требовала такого же подхода от других. Она была силой, которая двигала всеми нами, и взамен она давала нам нереальную красоту. Мы смирились с ее темпераментом и заносчивостью. Она никогда не была жестокой или злой, просто она была предана своей музыке. Для всех нас она была яркой путеводной звездой!