Текст книги "Про шакалов и волков"

Люша стояла у рамки и театрально заламывала руки перед охранниками:

– Там племянник мой, и с ним может случиться приступ, если не передам лекарство. Это срочно!

– Мадам, – благодушно отвечал амбал в костюме и галстуке, – об этом не может быть речи. Давайте лекарство, я сам передам. Впрочем, сейчас проконсультируюсь… – мужчина заговорил что-то в неприметный микрофон. Лицо его вдруг вытянулось, он испуганно сказал: – Есть! – и резко повернулся к Люше, которой и след простыл…

– Что за баба?! К кому она?! И каким образом вы упустили Димитриева?! – наушник Николая Николаевича едва не взрывался от негодующего голоса Грунова.

– Павел Павлович, баба – пустое. Наверняка воздыхательница Крофта с автографом. А Димитриева из туалета выудим за минуту.

– А ты уверен, что он в сортире?!

– Ну а где ему быть? Публичности господин не любит… – мямлил рыжеусый толстяк.

– Чтобы через минуту он был на исходной позиции вместе со всей этой шушерой! – взревел Пал-Пал.

Он стоял в комнате связи рядом с невозмутимым юнцом-компьютерщиком. Мальчишка, который до того сидел на прослушке, был брошен на самый ответственный отныне участок – во двор.

– Что в пустой монитор уставился?! – излил остатки раздражения на надменного сопляка телохранитель Гладкой. – Твое дело теперь – камеры! Отслеживай этого сыскаря. Он, я чувствую, еще преподнесет нам нечаянную радость.

Пал-Пал переключил внимание на микрофон, незаметно подколотый к воротничку сорочки:

– Рамка, слушайте меня! Освобождаем улицу от машин и людей. Церемонии отставить, действуем по крайнему сценарию! – Тут Грунов перешел на английский: – Крыша, готовы?! Предельное внимание! Я надеюсь, ребята, на вас.

– Порядок, Пал-Пал. Ждем объекты, действуем, как только фигуры замрут, – ответил хрипловатый голос невидимого собеседника по-английски.

– И море успокоится, – пробормотал Грунов и стал напряженно смотреть в камеру, фиксирующую центр двора.

Люша дала деру, поняв, что ее разоблачат через считаные минуты. Она свернула в ближайший переулок от улицы Замазина и пошла вдоль стены, огораживавшей институтскую территорию, высматривая лазейку. Нет! Ни единого шанса проникнуть на вечер не представлялось! «Не судьба. И я очень старалась…» – вздохнула сыщица, решив вернуться к машине и ехать домой.

– Че, не пускают буржуи на свои ассамблеи? – раздался старческий голос от подъезда монументального дома, стоящего напротив института. Люша обернулась на деда, сидящего на лавочке. Видимо, абориген разживался одежонкой у родных и знакомых, потому что наряд его был, мягко говоря, эклектичен. На голове – вязаная женская шапочка в красно-белую полоску, на ногах – знаковые для молодежи ботинки «мартинсы», донельзя потрепанные, на плечи накинута синяя пашмина – выцветшая, но вроде целая.

– Не пускают… – улыбнулась ему сыщица.

– А что, очень хочется приобщиться? Поэзию любишь? – хитро прищурился дед.

– Мне надо! Очень надо, дедушка. Правда, – горячо заверила Люша.

Дед встал и подошел к ней. Он оказался одного роста с маленькой Шатовой. Глаза его буравили ее лицо, но старичок выглядел безобидным и вполне доброжелательным.

– Вообще – это плевое дело, – сказал он тихо, продолжая изучать Юлю.

– Так помогите! – всплеснула она руками.

– А дай мне свой шарфик, – дед склонил голову к плечу и облизнул тонкие губы.

– Красный в клеточку? – хмыкнула Люша.

– Вот аккурат к моему жилету! Ну, жалко для выручившего тебя старика? Какой-то тряпки жалко? – заклянчил он.

– Да ничуть не жалко! Берите! – Люша сняла шарфик и с улыбкой протянула его моднику.

– Вот спасибочки, – дед с загоревшимися глазами принял шарфик, с блаженной улыбкой понюхал его и тут же ловко повязал на шею европейским узлом. Потом, расправив гордо плечи, махнул Люше: – Ну, пошли, если такая смелая. Окажемся сейчас в подсобке – стенок не касайся, перепачкаешься. Все заброшено, так что и плесень, и побелка валится… И под ноги, под ноги смотри! – увещевал дед, когда они подходили к торцу дома, где находилась едва приметная дверь в тон серой стене. Оглянувшись по сторонам, дед достал из кармана брюк связку ключей, еще раз обернулся, потом поглазел на окна и вставил ключ в замочную скважину. Дверь распахнулась, и мужичок подтолкнул Люшу.

«Кажется, я снова ввязываюсь в какую-то дурацкую авантюру», – мелькнуло в голове сыщицы, которая сжала в кармане курточки баллончик с газом. Она не расставалась с ним никогда, побывав в смертельно опасных передрягах.

– Ой! Темень-то какая! – сказала, пропуская деда вперед.

– Чай, не восемнадцатый век, имеется лампочка Ильича, чтоб ему в геенне гореть не догореть, – пробурчал старожил.

Щелкнул выключатель, и перед Люшей появился слабо освещенный узкий коридорчик.

– Мы тут и продукты, и всякий скарб хранили лет пятьдесят назад. А сейчас вон трубы новые пустили, каморку опечатали, да руки-то не из задницы растут, а голова не соломой набита, – высказался старик и будто погрозил Люше ключом.

– Я тут шестьдесят пять лет живу, и еще двадцать, может, проскриплю, мне все хозяйство знать положено! Тоже мне – замок… Тьфу – и всех делов!

– А сколько же вам лет, дедуль?

– По паспорту – 76, а по жизни – все 79. Но это длинная история, ты давай, топай осторожненько.

– А куда мы попадем? – спросила Юля, мелкими шагами продвигаясь по затхлому коридору.

– Тут своя пикантность, – хихикнул дед. – В девчачью раздевалку под тренажерным залом.

– Ну вы и жучо-ок, – засмеялась в ответ Люша.

– А вот это зря! Я мужчина порядочный, и никакие извращения меня не влекут. У меня любовница молодая есть. Валюшка с Маросейки. Такая вот, как ты, – дед захихикал, а Юля остановилась и посмотрела на него с изумлением. Дед смутился:

– Ну, может, чуток постарше.

– Как же вас звать, милейший Дон-Жуан? – поинтересовалась сыщица.

– А тебе зачем на вечер надо? – вопросом на вопрос ответил провожатый.

– С одним человеком пообщаться необходимо, – ответила Юля.

– Ну-ну… – поджал губки мужичок и отрекомендовался: – Тогда Василь Иваныч я.

– Как Чапаев? – улыбнулась Люша.

– Типа того, – в ответ снова хихикнул дед. – Ну все, толкай дверцу. Там ступеньки в подвал институтский.

Василь Иваныч убрал от двери пару прислоненных досок и ногой подвинул кирпич.

– Подвал не заперт? – удивилась Шатова.

– Так я ж при тебе баррикаду разобрал! Они, институтские, думают, что дверь заколочена с нашей стороны. А с той-то никаких запоров. Только на моих преградах дверка-то и держится. Значит, пойдешь по ступенечкам вниз. Там осторожней – еще грязнее. А там уж, после подвала с хламом, за железной дверью – красота. Евроремонт и все такое. В раздевалке окажешься.

– А железная дверь тоже открыта?

– Э-эх, башка моя старая… – дед долго крутил связку ключей, снял с колечка один и дал его Люше. – Я на всякий случай на улицу дверь открытой оставлю. Вдруг что…

– Вот спасибо вам, Василь Иваныч! – с чувством поблагодарила Люша.

– Спасибо на плечи не накинешь, – поправил завязанную узлом пашмину дед. – Ты мне после какой аксессуар бедовый подаришь. Ну, может, ненужный… – опустив голову, пробурчал Василь Иваныч.

– Конечно, подарю! Ну-у… булавку для галстука!

– Нет, лучше кольцо для шейных платков, – быстро выпалил дед, видимо, готовый к такому обороту. Юля с готовностью кивнула.

– А ключ как вернуть?

– Да у меня, думаешь, дубликата нет? – отмахнулся модник. – Ну, бывай, ищи на голову приключений, сыщица…

Люша вздрогнула от этих слов, но Василь Иваныч оставался невозмутим.

Миновав подвал, Юля поднялась по лестнице и уткнулась в железную дверь, которую с легкостью открыла ключом. Она оказалась в светлом коридоре. Наверх вела добротная каменная лестница, а справа была незапертая женская раздевалка. Сыщица заглянула в нее. Большинство шкафчиков оказались распахнуты, на одной из лавок валялась женская футболка.

«Ну, Василь Иваныч! Ты, никак, по случаю девчачьи вещи прикарманиваешь! Потому и ключ…» – догадалась Люша. В этот момент она услышала тяжелые шаги в коридоре и громкий мужской голос:

– Я что, терминатор? В туалет сходить не могу?! И ничего я не бросал оружие! Все со мной…

Другой голос, видимо, принадлежащий человеку, стоящему на верхней площадке лестницы, что-то произнес неразборчиво.

Первый, приближаясь к раздевалке, крикнул:

– Да проверено сто раз уже! Нет его здесь! За двором нужно следить, там сейчас пойдет потеха.

Люша едва успела юркнуть в один из шкафчиков, прикрыв дверцу и сложившись со страху невообразимым образом, в виде эмбриона. Чувство смертельной опасности погнало сердце в галоп. Юлия определенно вляпалась в какую-то чудовищную историю. Шаги прозвучали совсем близко, но, видимо, «голос» лишь заглянул в раздевалку. Он прошелся по коридору вперед-назад, ткнул с силой запертую железную дверь в подвал и зашагал вверх по лестнице, что-то бормоча про камеры, расположением которых, видимо, был страшно недоволен. («Слава Богородице, железную дверь я заперла!» – мысленно перекрестилась Люша.) Высунув голову из шкафчика, она огляделась, долго вслушивалась и, убедившись, что вблизи никого нет, вылезла из неудобного укрытия, с трудом разминая затекшие ноги. В панике она помчалась к двери, прочь из этого пугающего дома: к подвигам любопытства ради Люша была не готова. И тут за ее спиной раздался тихий, но властный мужской голос: «Стоять! Руки за голову…»

Концерт завершился, и Ирма Андреевна пригласила всех к памятнику Мандельштаму для общей фотографии.

– Все, господа, все-все до единого! Марта Матвеевна просит сплотиться нас, и каждому впоследствии будет дана памятная карточка! – взывала со сцены ведущая. Бомонд, разбившийся на пары и группки, болтая, медленно стал подвигаться к бюсту, основание которого было усыпано красными и белыми розами.

Пример организованности подала сама Гладкая, встав около бюста с голливудским актером, который, сняв очки, что-то с улыбкой говорил миллиардерше. В ответ она мило краснела. Наконец, толпа выстроилась в несколько рядов, и фотограф Марты Матвеевны стал командовать, чтобы некоторые подвинулись вперед-назад или стали теснее друг к другу. Длилось это довольно долго. Ситуацией воспользовались московские журналисты и взахлеб щелками фотоаппаратами. К каждому из них подходили охранники и просили подождать в холле института, дабы не нарушать качество кадра своей суетой и вспышками. Фотографам пришлось подчиниться.

Екатерина оказалась вновь соседкой «бульдожки», хотя вовсе об этом не заботилась. Она, поглядывая на пресс-секретаря Марты Матвеевны, которая всунула с любопытством голову между своей благодетельницей и кинозвездой, твердо вознамерилась взять интервью именно у этой девицы и даже придумывала яркое обращение к Вятской. Но портретист Онежский отвлек Катю:

– Приятная неожиданность! Мы снова вместе. Я весь концерт любовался вашей шеей.

Катерина невольно тронула предмет его любования. Каштановые волосы Димитриевой были забраны наверх, один локон спущен на плечо, другой – на щеку. Прическа вроде держалась.

– Я уверен на сто процентов, что вы фотогеничны.

Катя вспыхнула и замотала головой: «Как раз наоборот!»

– Вас снимали плохие фотографы, я бы…

Он не договорил, так как всех попросили нацепить улыбки, замереть и смотреть в объектив.

– Внимание, господа! – крикнул фотограф и… раздалось несколько коротких хлопков. Два охранника Олигарха и телохранитель Главы думской фракции, которые не оставляли своих подшефных ни на минуту, стали оседать под визг толпы. Они были убиты снайперскими выстрелами, которые раздались с крыши особняка. Артистка Пучкова в оцепенении смотрела на красную дыру, зиявшую во лбу огромного телохранителя парламентария. Глаза парня с изумлением уставились в небо. Впрочем, происшедшее, казавшееся Оксане Петровне бесконечной чередой кадров замедленного фильма, длилось считаные секунды. Бодигард рухнул и погреб под тяжестью своего тела вопящую чтицу. На все это с ужасом взирал слуга народа, оставшийся без охранника и растерявший вмиг свою показную экспрессивность.

– Какого дьявола?! – жалобно выкрикнул он, обернувшись к Марте Матвеевне, замершей с раскрытым ртом, после чего попытался рвануться из визжащей толпы.

Первый порыв людей – бежать сменился движением прижаться друг к другу, спрятаться за спину соседа: бомонд был взят в кольцо вооруженными официантами, переодетыми в бойцовскую форму. Семь юнцов нацелили автоматы на заложников.

– Черт, «калашниковы»! – вскрикнул Адвокат, в лоб которого было наставлено оружие, и сел на корточки, прикрыв голову руками.

Олигарх же оказался мужчиной рисковым. Он выхватил пистолет из наплечной кобуры одного из своих убитых телохранителей и вскинул в ярости руку. Но не успел взвести курок, как взвыл от боли и сложился пополам, схватившись за простреленное плечо. Асенька, занявшая место фотографа, который неуклюже шлепнулся, уронил аппарат, встал на четвереньки и пополз к выходу, где его за шкирку поднял громила-секьюрити и приказал стоять рядом с собой, безупречно «нейтрализовала» оказавшего сопротивление Олигарха. Выстрелив, она перекинула свой браунинг в левую руку и взяла мегафон у Николая Николаевича, который также держал под прицелом любителей поэзии.

Двое боевиков, выскочивших из дома, вклинились в толпу, чтобы отнести трупы к сцене. Теряющего сознание Олигарха подхватил один из «чужаков». Он втащил миллиардера в институт.

– Твари! За яйца подвесить, к стенке! – вопил Экономист. Его ударил прикладом по затылку Петруччо, глаза которого были расширены и будто налились безумием. Экономист, схватившись за голову, упал в объятия известной Оппозиционной Журналистки, смотревшей на происходящее с исследовательским прищуром. Она будто прикидывала, как по поводу скандального вечера «вмажет» власти завтра в эфире.

– Вы сходить с ума, идиоты?! Прекращать безобразная выходка! Пал-Пал! Где Пал-Пал?! – дрожащим голоском вскрикнула Марта Матвеевна, сбиваясь с правильного русского языка, топая ножками и замахиваясь на Асеньку кулачком. К миллиардерше прижимался побелевший Дориан Крофт.

Катя, которой происшедшее казалось съемками дурацкого фильма, посмотрела в глаза боевику, оказавшемуся в шаге от нее. Вздрогнув, она прошептала: «Мамочка…»

Глаза красавца-блондина были исполнены такого холода и ненависти, что голос внутри Димитриевой четко произнес:

– Конец. И тебе, и Ваньке…

– Денис! – крикнула вдруг Катерина, оглядываясь по сторонам, но ее с силой схватил за плечи Онежский и прошептал в ухо: – Молчите, молчите… Сейчас лучше молчать.

– Перебор, Марта Матвеевна, с креативом, перебор! – истерически верещал Комик, на котором висла жена, в ужасе вращая глазами и крича.

Впрочем, большинство женщин кричали не переставая. Мужчины же словно находились в оцепенении, так как их здравомыслие все еще цеплялось за объяснение происходящему, как плохо разыгранному фарсу, устроенному сбрендившей американской бабкой. Ирма Андреевна схватила руку стоящего рядом с ней Бени, который был предельно серьезен и пытался набрать на мобильном какой-то номер. Телефоном пытался воспользоваться не он один.

В гвалт вклинился четкий голос Асеньки, усиленный мегафоном:

– Стоять неподвижно и молча! Руки по швам! Никаких звонков. Опустить руку! – заверещала Асенька, и Весел ткнул автоматом в седого мужчину, что-то пытавшегося сказать в айфон. Гаджет из руки мужчины выпал, а сам он едва удержался на ногах.

У рамки телохранители и пришедшие им на помощь два бойца отгоняли выстрелами в воздух машины вип-персон и собирающихся на улице Замазина людей. В крики ворвался вой полицейской сирены. Из машины патрульно-постовой службы выскочили двое полицейских с автоматами.

– Наконец-то! Полиция! Сколько времени телились! – раздавались крики заложников. Но вздох надежды сменился новым взрывом криков. Боевики успели пустить оружие в ход: одного полицейского убили в голову, другого – в шею. Дикие вопли сменились мертвенной тишиной.

– Русская форма. И морды тоже явно не чеченские. Они все, по-видимому, наши, и вполне профессиональные, заразы, – шепнул Кате Онежский.

– Они уже убили Дениса… Они вычислили и убили, – ответила Катя, стуча зубами.

– Бросьте. Он в туалете. Никуда не денется. Притащат в общую кучу.

– Да что вы знаете! Он мент! В смысле сыщик… – Катю забил озноб, из глаз полились слезы.

– Спокойно. Нужно продержаться совсем немного. Чуть-чуть… Они будут что-то требовать, и им это дадут. Это вам не Домбровка с захватом рядовых москвичей. Я одних госдумовцев семь человек насчитал. А есть еще парочка бывших и парочка нынешних министров, и народные артисты – не фунт изюма! А Крофт, которого, похоже, просто парализовало! Тю-у!

Звезда Голливуда и вправду выглядел полуобморочным. Он стоял прямо и неподвижно, вращая голубыми глазищами, исполненными не столько ужаса, сколько безмерного изумления. В него с двух сторон вцепились Марта и ее пресс-секретарь. И если Вятская реагировала на все экспрессивно, Гладкая казалась человеком, которого того и гляди хватит удар. Она часто дышала, глядя вниз, залившись нездоровым румянцем.

Катя же смотрела на Онежского, вцепившись в рукав его кардигана, и успокаивалась от одного звука уверенного голоса. Она ничего не понимала из того, что он говорил, но сосредоточенное, мужественное лицо этого человека, который совсем перестал походить на «бульдожку», внушало ей доверие и рождало чувство защищенности.

Николай Николаевич и двое его сподручных, двигавшиеся вдоль группы заложников, не церемонились «со сливками общества». Били прикладами, сколачивали людей в кучу потеснее, материли и снова били. Сбежавшую от Дамы собачку один из парней схватил за хвост и швырнул в памятник. Собачка шмякнулась на кучу роз, взвизгнула и умчалась в кусты. Дама упала без сознания на Архиерея. Архиерей, бормоча Иисусову молитву, пытался удерживать Даму на руках, чтобы она не рухнула на асфальт.

– Отставить панику! Никаких жертв нам не нужно. Молчать! Слушать мои команды! – пыталась перекричать толпу Асенька.

В ее наушнике раздавался твердый голос Грунова:

– Хватит канителиться. Гнать всех в дом. Старуху с Крофтом и дурой Вятской – в студию. Минута!

Эти же команды слышал и Николай Николаевич, который сделал короткий круговой жест, и боевики стали теснить людей к подъезду.

– Господа, спокойно и без паники идем в здание института. Вечер продолжается. Впрочем, мы постараемся вас надолго не задерживать! Все мобильные средства связи и оружие, если таковое имеется, сдаем, – командовала Асенька.

– Так вот почему всю травматику позабирали у рамки, паскуды! – крикнул рясхлябанный Актер и хотел плюнуть в подошедшего Николая Николаевича. Тот коротким жестом ударил смельчака по шее. Актер рухнул на землю, и его за шиворот отволок к стене дома один из «чужаков».

Заложников начали заталкивать в подъезд, где уже стояли под дулами автоматов фотографы и журналисты, у которых также отобрали все средства связи и камеры. Мужчин обыскивал Николай Николаевич, женщин – Асенька. Телефоны сбрасывались в огромный полиэтиленовый пакет, который держал один из боевиков. Через считаные минуты пакет буквально ходил ходуном от звонящих и вибрирующих гаджетов.

– Хорошенькие мишени из ненавистных тебе мобильников получатся, правда, Второй?! – крикнул Петруччо Весел, контролирующий хвост очереди заложников.

Тут Рыжую девушку-тусовщицу стало тошнить, и Первый Волк схватил ее за длинные волосы и крутанул от себя, удерживая жертву на вытянутой руке.

– Вот она, моя санитарская молодость! – хохотнул он, хлопнув девушку по ягодицам. – Благодари Бога, что ботинки мне не загадила. Попить тебе, красотуля, дадут в желтом домике, – он так же резко развернул девушку к себе, когда ее рвота прекратилась.

Девушка с запавшими глазами и черными кругами вокруг глаз начала рыдать, прося пощады.

– Ну не ной. Полчасика – и поедешь к своему папику. Или кто там у тебя? – Весел с силой толкнул девушку в толпу.

– Полегче, Первый. С девками героем быть легко. И мерзко… – процедил на ухо Веселу Килька, который должен был зайти в дом последним, осмотрев двор. Губы его посинели и тряслись. По вискам катился пот, а глаза были расширены и горели то ли отчаянием, то ли сумасшедшим азартом.

– Я всегда говорил, что ты сразу сдуешься и все дело испортишь, – шикнул на него Первый, но отвлекся на одетую в черное бархатное платье дебелую даму, дергавшую его за рукав и взывавшую с плачем:

– Мне нельзя нервничать! У меня завтра судебный процесс по делу единственного сына, я просто обязана дожить…

Даму ткнул в спину Петруччо, который чувствовал, что все затягивается и двор с минуты на минуту может быть атакован спецподразделениями, которые наверняка уже оповещены о происходящем. Попасть под пулю или очередь Петруччо совсем не хотелось. Его кровь при виде чужой безнаказанно пролитой крови вскипела и била неистово в голову: «Месть! Свобода! Власть! Богатство!»

– Процесс уже пошел, тетя. Молчи и молись. – Петруччо с силой толкнул женщину к Асеньке.

Когда Люша замерла и подняла дрожащие руки, ее ловко и бесцеремонно обшарил кто-то сзади и крутанул к себе лицом.

– Кто вы и что тут делаете? – спросил Дедим, держа баллончик сыщицы в руках и глядя настороженно.

– Я… я – частный детектив, и через пару-тройку минут здесь будет подкрепление, так что не советую!.. – Что именно Люша не советовала, произнести она не смогла, так как дыхание перехватило и зубы выдали громкую дробь.

– Коллега, значит. Интересно… – выдохнул Дедим. – И каковы ваши сведения по поводу этого странного мероприятия?

– А в-вы кто? – попыталась с вызовом спросить Шатова.

Дедим достал из внутреннего кармана пиджака визитку. То, что перед ней детектив, немного успокоило Люшу, и она заговорила быстро и четко.

– Я ничего не знаю относительно этого мероприятия. Попала случайно и отнюдь не с парадного входа по просьбе подруги. Ее родственник, мальчишка лет двадцати, странным образом оказался здесь в числе официантов. Впрочем, это долго рассказывать. Но, похоже, Полина не ошиблась. Что-то не так? Усиленная вооруженная охрана, камеры… Что все это значит?

– Я бы тоже хотел понять. Но нам лучше не показываться организаторам на глаза. Они пытались искать меня по всему дому, а я вроде вас умудрился сложиться в одной из этих кабинок. – Дедим озадаченно посмотрел на шкафчики. – Ума не приложу, как я это проделал.

– Со страху! – выпалила ему в лицо Люша. – Нужно бежать отсюда, и я знаю как! Ключ от подвала у меня есть, так что…

– К сожалению, бежать я никак не могу. А вот вам…

Дедим не успел договорить, так как до них донеслись с улицы три коротких выстрела и затем истошные крики заложников.

– Бегите! – гаркнул сыщик на оторопевшую Люшу и метнулся было вверх по лестнице, но, услышав шаги, спрятался под лестничным пролетом. Он махал Шатовой рукой и что-то шептал. Но на сыщицу будто столбняк напал. Она не могла сообразить, что может снова попытаться юркнуть в шкафчик.

Огромный молодой боец с банданой на голове и автоматом в руках, сбегавший вниз, замер, увидев женщину. Поняв, что опасности она не представляет и напугана не меньше тех, кто визжит на улице, он засмеялся:

– Что, кудрявая, заблудилась? От стаи отбилась? Пошли, овечка, на место.

Видя, что тетка на его приглашение не реагирует, он перемахнул через несколько ступенек, чтобы в два прыжка оказаться рядом с упрямицей:

– Времени у меня нет с тобой возиться, рыба отмороженная…

В этот момент на его шею обрушился удар такой силы, что боевик рухнул, как выпущенная из рук кукловода марионетка. Глаза его закатились.

– Вы его убили? – зашептала в ужасе Люша, глядя на сосредоточенного Дедима, который тащил боевика к двери подвала.

– Оглушил. Но и убить для профилактики было бы не грешно, – пробурчал, проверяя оружие террориста, детектив. Автомат он взял себе, а вынутого из наплечной кобуры «макарова» протянул Люше.

– Если вы не намерены убегать, то можете поучаствовать.

Люша затрясла головой:

– Я… н-не умею…

– Ну так какого черта еще стоите?! Марш отсюда!

– Покажите один раз – как? – Шатова, удивляясь себе самой, протянула руку к пистолету.

– Взводите, целитесь, стреляете, – кратко пояснил Димитриев, взводя курок. – Нет… Вам лучше не целиться, а просто стрелять, направив руку туда, откуда идет опасность. И давайте вытащим «мальчика» за дверь, которую вы запрете, убегая. В подвале ему будет спокойнее. И нам тоже.

«Киногерой выискался! Крепкий орешек местного калибра», – думала Люша, помогая выпихнуть Дедиму здоровяка за дверь.

Тут новый взрыв криков потряс здание. Сыщики не могли видеть, как рухнули на землю полицейские у рамки, но Дедим в отличие от Люши расслышал глухие выстрелы-хлопки.

– Все, бегите! Игры окончены, – крикнул он, засовывая «макарова» за брючный ремень и устремляясь с автоматом в руках вверх по лестнице.

На принятие решения Люше традиционно понадобились считаные мгновения. Она заперла дверь, отрезав громилу от своих подельников, и привычно рубанула рукой. «А вот никуда не уйду! В конце концов, я “Помощь идет” или “Помощь убегает”? Чему быть, того не миновать!»

– И баллончик пусть отдаст, «орешек»… – пробормотала Шатова, рванув вверх по лестнице за Дедимом.

Генерал МВД Иван Иванович Смелов с недоумением разглядывал ММС, полученное от давнего знакомого – некогда мелкого советского управленца, затем успешного бизнесмена, а ныне – члена думской фракции. Подпись под странной фотографией гласила: SOS! А на первом плане самой фотографии были видны женские расставленные ноги, за которыми… лежал молодой мужчина с безжизненным лицом. На лице, по всей видимости, и хотел сконцентрировать внимание депутат, но изображение получилось смазанным. Впрочем, красное пятно на лбу мужчины генерал разглядел отчетливо. Смелов прекрасно помнил, что депутат не отличался склонностью к алкоголизму и экстравагантным выходкам. Он набрал его номер, но на звонок никто не ответил, лишь механический голос, как водится, попросил оставить сообщение.

– Чертовщина… – буркнул Иван Иванович. Пожевав губами, он встал с дивана и подошел к окну. Распахнув его, крикнул: – Леля! Ты новости смотрела?!

Жена Леля сидела на кресле-качалке в саду, закутавшись в плед. Она вздрогнула, проснувшись.

– Господи, ни минуты покоя! Какие новости, Ваня? Мы же только Гену проводили!

Семейство сына было шумным, внуки капризничали и веревки вили из бабки с дедом, потому генеральша с облегчением задремала, избавившись от отпрысков. Иван Иванович захлопнул окно и решил позвонить своему заму, но, покрутив телефон в руках, отложил его.

– Нет, чушь какая-то… – мотнул он головой и пошел в гостиную, чтобы включить телевизор. И сразу попал на спецвыпуск новостей на круглосуточном московском канале. Красотка-ведущая серьезно вещала:

– …возможно, бандитское нападение имеет подоплекой политическую акцию, направленную на подрыв российско-американских отношений, которые в последнее время и так нельзя назвать безоблачными. Подробности – у нашего корреспондента, который находится рядом с улицей Замазина.

Но репортаж генералу посмотреть так и не довелось, потому что оба его мобильных – личный, который знали лишь самые близкие люди, и служебный – зазвонили одновременно. Иван Иванович схватил служебный, непроизвольно вытянувшись в струнку, – звонил министр полицейского ведомства.

– Здравствуйте, Иван Иванович. Вы в Москве? Оповещены о происшествии на улице Замазина? – сухо спросил министр.

– В общих чертах, – откашлявшись, сказал Иван Иванович.

– Ну так входите в частности! Немедленно беритесь за руководство этого дела. Похоже, оно серьезнее, чем кажется на первый взгляд, и головную боль заработает ФСБ, но пока… Не мне вам объяснять, чем чревато промедление. Впрочем, две смерти наших людей – более чем достаточная жертва подонкам, как вы думаете? Я уже побывал на месте и теперь жду вашего рапорта.

Начальник дал отбой, и генерал сказал «Есть!» отрывистым гудкам.

– Лле-ля! – взревел он, метнувшись к окну. – Немедленно собирай меня! В Москве ЧП!

И он снова схватился за телефон. На этот раз личный, который буквально разрывался от звонков заместителя, полковника Петра Петровича Оробцова.

Из его рассказа следовало, что на гостей поэтического вечера, затеянного американской миллиардершей, произошло нападение некой преступной группы, в числе которой находятся охранники Гладкой. Выстрелы и крики из двора частного института услышали жители близлежащих домов. Через пять минут на месте были две патрульные машины. К тому моменту охранниками Гладкой или людьми, выдающими себя за таковых, у институтских ворот были убиты два сотрудника ГИБДД. Согласно фотографиям, сделанным одним из жильцов соседнего дома с чердачного окна, вооруженные люди – молодые мужчины, все европейской внешности – заталкивали людей в здание института. Пятнадцать минут назад место преступления оцеплено группами ОМОНа. Но во двор проникнуть пока не представляется возможным: на крыше находятся снайперы, также двор простреливается с первого этажа. Полковник Северянин чудом не попал под автоматную очередь.

– Чудо ни при чем. Они просто отгоняют наших. Что лишние жертвы плодить? – предположил генерал.

Его заместитель вдруг замолчал, а потом начал говорить что-то другому собеседнику, который, видимо, только что вошел в его кабинет.

– Нет, товарищ генерал, количество жертв их мало волнует. Только что мне принесли видеоотчет с поднятого по тревоге вертолета. Около дома три трупа. Уже опознаны. Так… убиты выстрелами в голову охранники олигарха М. и… Бог мой, телохранитель Т.!

– Главы фракции «Наша великая Родина»?! Ясно, Петр Петрович. – Смелов свирепо отбросил таблетки глицина, протянутые женой. Из расслабленного дачника в потертых штанах и майке он на глазах превращался в грозного стража закона: подтянутого, резкого в движениях, с цепким взглядом из-под насупленных кустистых бровей. Быстро одеваясь в белоснежную рубашку и отглаженный костюм с помощью смиренно-молчаливой жены, привычной к подъемам по тревоге и уже вызвавшей водителя, он отдавал короткие указания в телефон:

– Все сведения о составе охраны миллиардерши, ее обслуги, друзей и родственников. Полный список гостей вечера. Желательно вместе с данными на их близких. Детальный план института и двора: коммуникации, чердаки, подвалы. Словом, все это вам и так понятно, Петр Петрович.

– Да, Иван Иванович, список гостей почти готов. Родственники, конечно, паникуют – некоторые заложники успели позвонить, прежде чем их затолкали в институт и отняли средства связи, – отозвался Оробцов.

– Если это не банальное ограбление заложников, ждем с минуты на минуту требований от… ублюдков, – сказал генерал, садясь в машину, которая тут же рванула со двора. Обернувшись к заднему стеклу, Иван Иванович увидел, как Леля мелко крестит его вслед.