Текст книги "Свадьбы не будет, светлый!"

Глава 9

– Что? – переспросила я, решив, что ослышалась.

Дверь особняка Лайтвудов была настежь открыта, и я бы уже сбежала, если бы Ребекка цепко не схватила меня за локоть, впившись в кожу ногтями.

Эта светлая обозвала меня змеей подколодной (приятно, конечно), предположила, что я смогла Лайтвуда, Верховного светлых, околдовать (приятно вдвойне!), и заявила, что… я не выйду замуж за ее сына?

Да я как бы… ну и отлично.

А ей какая с этого выгода?

– Обещаете? – прищурилась я.

– Что? – Ребекка нахмурилась.

Угрожающий взгляд тут же превратился в недоуменный.

– Обещаете, что лорд Лайтвуд на мне не женится? – выпалила я, переходя на шепот.

Заговор! Со светлой! Необычно, но заговоры – это было то, в чем я разбиралась. Это по-темному.

В любом заговоре главное – держать ухо востро и не дать себя облапошить.

То есть – облапошить другого первой.

С этим уже можно было иметь дело.

А обо всех странностях светлых подумаю позже, я слишком мало о них все-таки знаю. Но сейчас главное – переманить Ребекку на свою сторону. Любыми способами.

– Как вы собираетесь отговорить Райана жениться на мне? – зашептала я. – И что вы хотите в обмен? За то, что пойдете против воли Верховного, вашего сына?

Рот Ребекки открылся. А потом закрылся. И лицо у нее вдруг стало таким… мягким, улыбчивым.

– Что ты такое говоришь, деточка? Иди-иди. Тебе бы поспать, да и холодно уже. – Она свободной рукой подтолкнула меня в спину. Ощутимо так подтолкнула. – Ты только не заблудись в следующий раз. Война закончена, а все-таки темной в квартале светлых может быть опасно.

Это что, угроза? И почему она вдруг начала называть меня деточкой и сюсюкать?

– Вы только что сказали, что я не выйду замуж за Лайтвуда, – вернула я Ребекку к началу разговора. – Вы мне угрожали! А сейчас делаете вид, что ничего не было?

Ребекка поджала губы, мгновенно теряя добродушное выражение лица.

– Воспитанная девушка бы не заметила.

Я хмыкнула про себя. Привыкла, должно быть, иметь дело со светлыми. Те, как на подбор, были кроткими, молчаливыми и послушными. Они бы, может, и не заметили. Но я-то другая.

– Воспитанная девушка бы сейчас перед вами не стояла, – отпарировала я. – Я правильно понимаю, что вы не хотите видеть меня женой вашего сына?

– Я бы хотела, чтобы мой сын женился на достойной девушке, – вздернула подбородок Ребекка.

– Так? – поторопила я.

– На достойной и светлой, – уточнила она.

Ага.

– Заключим союз? – протянула я ей руку. – Я не хочу становиться женой лорда Лайтвуда, вы – не хотите видеть меня невесткой. Нам обеим выгодно сорвать помолвку.

Ребекка ничего не ответила.

В траве стрекотали ночные цикады. Где-то вдалеке завыла собака.

– Союз? – повторила я, прервав затянувшуюся паузу. – Светлые ведь знают смысл этого слова? Это значит, что…

– То есть ты… – неожиданно отмерла Ребекка, – хочешь сказать мне, что мой сын сделал тебе предложение, а ты… не хочешь быть его женой?

– Да, я думала мы в этом разобрались.

Светлые! Неужели они еще и туго соображают?

– Да как ты смеешь! – возмутилась она. – Ты понимаешь, кто к тебе сватается? Да ты от счастья до потолка должна прыгать, теряя юбки! Сам лорд Лайтвуд! Верховный светлых! Самый завидный холостяк столицы, а то и всей империи! Добрый, красивый, умный, талантливый! Доверенное лицо императора! К тебе сватается мой сын! А ты – нос воротишь?!

Я растерялась так сильно, что даже не смогла придумать, что ответить. То есть Ребекка, с одной стороны, не хочет видеть меня невесткой, с другой – возмущена тем, что я не оценила предложения ее сына?

Виски заломило.

Мне нужно было домой, в привычный мир темных, где все подчинялось каким-то ясным и понятным законам логики, цинизма и выгоды. Нужно было хорошенько все обдумать и… выстроить новый план атаки.

И это не бегство от светлых! Нет!

Это – тактическое отступление.

– Я пойду, – проговорила я. – Доброй ночи, Ребекка. И помните – мое предложение в силе.

Я спустилась с крыльца, и тут в спину мне полетело:

– Никаких союзов не будет. И чтобы духу твоего здесь не было, змея подколодная! Имей в виду, я люблю своего сына и костьми лягу, лишь бы не дать ему испортить себе жизнь и взять тебя в жены!

Вот и как ответить?

«Уж сделайте одолжение»?

Я стремительно шагала по мощеным улицам, в голове было тесно от мыслей.

С одной стороны, я сегодня испортила настроение двум светлым: напугала Сэмюэля и разозлила Ребекку.

Это плюс.

Ребекка играет на моей стороне – это еще больший плюс. И уж совсем хорошо то, что мне даже не пришлось ничего ей предлагать.

Минус был только в том, что я ни на шаг не приблизилась к тому, чтобы отвертеться от помолвки: Лайтвуд, как и прежде, остался спокоен и непоколебим.

Ну что ж.

Сэмюэль и Ребекка на моей стороне, осталось настроить против идеи свадьбы старшую дочь Лайтвуда и малыша Бенджамина.

Именно поэтому я завтра приду к нему в гости.

А не потому, что… в общем, исключительно из темных, низких и корыстных мотивов. Не потому, что пообещала Бенджамину!

Голова трещала от переизбытка новой информации, от Лайтвуда, от остальных светлых. Мне нужно было хорошенько все обдумать. Узнать побольше о светлых. Придумать план действий, потому что враг оказался куда более опасным, чем я думала.

Кажется, Лайтвуд ни перед чем не остановится. Но зачем ему это? Какой мотив?

Погрузившись в свои мысли, я не сразу заметила, что у меня на пути выросла уже знакомая мужская фигура с ножом в руке, на лезвии которого отражался свет луны.

Замерев на несколько секунд, мужчина опустил нож.

– Опять ты, – досадливо проговорил он.

– Может, следующей ночью повезет. Ты, главное, не отчаивайся. И поувереннее! Нож побольше возьми, – с сочувствием произнесла я и аккуратно обогнула его, направляясь к особняку Даркморов.

Мне нужно было отдохнуть.

И информация. Много информации.

Едва дойдя до собственной спальни, я упала на кровать и забылась тревожным сном, в котором присутствовали Лайтвуд, лилии и почему-то Ренфилд, который высаживал их на матушкиной клумбе, предварительно выкрасив в алый цвет.

Проснулась я от немелодичного бренчания и пропитого, но очень вдохновленного голоса, выводящего: «В дале-е-еких земля-я-ях, во времена давние-е-е, жил ба-а-ард оди-и-ин…»

Я накрыла голову подушкой и застонала. Лайтвуд!

Неужели опять прислал менестрелей?!

Ну все.

Где мой нож?!

Мог бы прислать, что ли, кого-то, кто петь умеет… Он же светлый, должен быть милосердным. Я наскоро оделась в любимое просторное платье из черного кружева – как же удачно все-таки, что я не светлая. Одежда темных всегда шилась так, чтобы мы могли надевать и снимать ее сами безо всяких проблем. К примеру, мы не носили тяжелых каркасных подъюбников и уж точно не надевали корсетов.

Хотела бы я посмотреть на того мужчину, который скажет темной, что ее талия – недостаточно узкая, а грудь – недостаточно пышная. Вероятно, он бы даже фразу эту не закончил, а его останки родня долго собирала бы по окрестностям.

Закрепив пушистые после сна волосы рубиновой заколкой, я побежала вниз по лестнице, горя праведным гневом и желанием порвать лорда Лайтвуда на сотню маленьких светлых магов.

«О любви-и-и спою я тебе-е-е…»

Голос менестреля на первом этаже был слышен еще лучше.

Проклятый, помоги.

Еще всего лишь двенадцать часов утра!

Кто же поет в такую рань? Это даже для темных слишком жестоко.

Обычно темные были ночными жителями – наша магия отлично сочеталась с лунным светом, но блекла при дневном. Так что вставали раньше полудня мы редко. Отец – исключение. Он все-таки был Верховным и носился по делам в любое время суток.

– О, ты уже проснулась, моя маленькая плотоядная рыбка! – радостно поприветствовала меня матушка, которая чинно попивала утренний чай в столовой.

Уж слишком чинно. Присмотревшись, я увидела торчащие из-под тяжелой длинной занавески мужские ботинки. Ага.

Значит, скоро в особняке будет пахнуть жареным – когда отец придет и увидит очередной матушкин адюльтер.

А он увидит, иначе какой смысл в адюльтере?

Пожалуй, стоит убраться из отчего дома подальше на некоторое время.

– Как прошло твое ночное свидание с лордом Лайтвудом? – крикнула матушка.

– Отвратительно, – буркнула я, дергая на себя входную дверь особняка.

Она подалась с ужасным скрипом, но даже он не смог заглушить довольного матушкиного:

– Прекрасно, дорогая! Я так рада за тебя!

Темные! Уверена, от моего ответа здесь ничего не зависело. Если бы я сказала, что Лайтвуд меня расчленил, матушка ответила бы что-то вроде: «Надо же, какой интересный вариант для свидания!» Все-таки моя помолвка с Лайтвудом была очень выгодна для них с отцом.

К тому же, предложив помощь или показав обеспокоенность, матушка бы меня унизила: предположила, что я сама не могу справиться, что я… слабая.

Насколько я знала, у светлых все было совсем по-другому: для них не зазорно предлагать и получать помощь, даже признаваться в своей слабости – считается достойным поступком. Ведь для этого нужна смелость! Оказывается.

По крайней мере, нам так говорили в АТаС на курсе «Светлые маги: история, принципы и особенности». Насколько я знала, у светлых был такой же предмет, только рассказывали там про темных.

Однажды на собрании адептов кто-то предложил Лайтвуду вместо нудных занятий устроить вечеринку и там перезнакомиться поближе, а заодно узнать все из первых рук, но Лайтвуд ответил, что ему пока дороги стены академии и доверие родителей светлых, которые отдают ему в руки своих чад. Не проведешь его, увы.

Замерев на пороге особняка, я огляделась.

Менестрель стоял у крыльца и на этот раз был один. В руках у него была мандолина, издающая звуки, подозрительно похожие на те, с которыми лезвие ножа скользит по стеклу.

Сбежав вниз, я уставилась на него, прикидывая, какое заклятье тут лучше применить. Может, натравить на него летучих мышей? Заставить покрыться бородавками? Забросить за шиворот ядовитого паука?

Ладно, с этим можно будет разобраться позже.

Увидев меня, менестрель вздрогнул, ударил рукой по струнам особенно немузыкально и, зажмурившись, продолжил петь:

– Любо-о-овь спосо-о-обна миры меня-я-ять…

– Где Лайтвуд? – выпалила, подлетая к менестрелю и вырывая у него из рук мандолину.

Струны взвизгнули.

– М-м-мисс Медея…

– Где он?! Что ему нужно? Зачем он опять тебя прислал? Отвечай! Иначе всю жизнь заикаться будешь!

– Он меня не посылал, мисс Медея!

Я опешила.

– Что? А кто тебя послал?

– Я-я-я…

– О, доченька, это ко мне! – прозвучал матушкин голос. – Верни музыканту его инструмент. Продолжайте, прошу вас! Вы, кажется, пели о любви? Давайте сначала.

Я обернулась и увидела родительницу, стоящую на крыльце. Она деловито поправила декольте черного приталенного платья, отбросила с груди тяжелую волну волос и отпила немного чая, бережно сжимая пальцами чашку из костяного фарфора.

– Ты не от Лайтвуда? – прищурившись, спросила я.

– Нет! – затряс головой менестрель. – Я от… тайного поклонника леди Даркмор, плененного ее красотой.

Обернувшись, я увидела матушкину благосклонную улыбку.

– Прошу вас, продолжайте! Мой муж скоро вернется, будет так… неловко, если вы столкнетесь.

Менестрель, торопливо и нервно кивая, отнял у меня мандолину, откашлялся и снова затянул свою песню.

– Удачи, – пожелала я ему.

Судя по довольной улыбке матушки, отец вернется раньше, чем менестрель рассчитывал.

И вряд ли будет в восторге.

Уперев руки в бока, я нахмурилась.

То есть Лайтвуд не отправлял менестреля. Это, безусловно, хорошо.

Но слегка обидно. Я уже… настроилась. Этот светлый меня с ума сведет!

Поднеся к лицу правую руку, я поморщилась: белое кольцо красовалось на безымянном пальце и – я попыталась стащить его – по-прежнему не желало сниматься.

– Приятно видеть, что вы по мне скучали, мисс Медея, – прозвучал ужасно знакомый низкий и обволакивающий голос, шелковый и нежный, как внутренняя обивка гроба.

Я молниеносно обернулась и уставилась на Лайтвуда, который стоял у калитки особняка, в паре шагов за спиной менестреля.

Он безмятежно улыбался, его белоснежный костюм сиял в свете солнца, светлые волосы переливались, как речная вода ясным днем. Синие глаза тоже светились яркими звездами.

Светлый.

– Вы говорили, что вам не понравились менестрели, так что я решил не отправлять их к вам сегодня, хотя сердце мое противилось такому. Теперь я буду знать, что вашим словам не всегда стоит доверять.

– Я не…

– Вы?

Лайтвуд блаженно улыбался. Он… давно подошел?

Подкрался!

Он что… слышал и видел, как я налетела на менестреля?

Я представила, как могла бы смотреться со стороны, и почувствовала, что щеки заливает краска. От гнева, разумеется. Не от смущения.

– Я не…

Уму непостижимо! Я смотрела в смеющиеся синие глаза и могла бы поклясться, что матушкин «тайный поклонник» как-то связан с этим беспринципным светлым, который, кажется, опаснее всех темных, вместе взятых.

– Мисс Медея? Мне жаль, что я вас расстроил, – скорбно покачал головой Лайтвуд. – Обещаю больше не оставлять вас без внимания и исправно присылать под ваши окна менестрелей. Прошу простить меня. Не согласитесь ли пойти со мной на свидание?

– Согласится! – ответила матушка.

– Еще как согласится, – подтвердил отец, подходящий к воротам особняка. Его плащ развевался за спиной, обнажая красную подкладку, на голове красовалась шляпа-цилиндр. – Как говорится, любая змея не ядовитая, пока ты на ней не женился.

– Отец! – возмутилась я.

– Да, Медея? – повернулся ко мне батюшка, невозмутимо пожимающий руку Лайтвуда. – Кроме тебя, дорогая. Ты ядовита с рождения, но скоро это уже будут проблемы лорда Лайтвуда, а не мои. И я чрезвычайно этому рад.

– Взаимно, – невозмутимо заявил светлый. – Медея? Составите мне компанию на прогулке?

Глава 10

– Не составлю, – предельно вежливо процедила я. – Я занята до самого вечера. Буду читать «Свод указаний и правил примерной жены». Готовиться к свадьбе.

Я искренне надеялась, что в словаре светлых присутствует слово «сарказм».

– Отрадно слышать! – откликнулся Лайтвуд, сияя искренней и дружелюбной улыбкой. – Удачно, что я хотел пригласить вас на прогулку как раз вечером.

– Вечером я собиралась вышивать цветами наволочку для приданого.

– О, еще успеете! – отмахнулся Лайтвуд. – Если что – наймем швей и никому не скажем. Я зайду за вами в восемь, Медея.

– Не стоит утруждаться.

– О! – поднял брови он. – Если вы без моей помощи сможете вывести из стойла кобылицу, которую я подарил, то договоримся встретиться уже за городом. Но боюсь, что не сможете.

– Это еще почему?

В последний раз я видела подарок Лайтвуда, стройную и опасную вороную лошадь, вчера, когда Ренфилд отводил ее в стойло. Рука у него кровоточила, рукав был оторван – кобыла явно была не в восторге оттого, что ее кто-то куда-то вел, но ее пасть была вымазана в крови Ренфилда, и она все-таки снизошла до того, чтобы осмотреть конюшни.

Крови келпи в ней было больше, чем я подумала вначале. Плотоядная, своевольная и дикая.

Таких почти невозможно было приручить, разве что…

Я прищурилась, глядя на Лайтвуда.

Разве что у тебя нет способности налаживать связь с животными.

– Сегодня в восемь, мисс Медея, – ухмыльнулся он, как будто прочитав мои мысли. Я разглядела под его пиджаком серую толстую «цепочку» – похоже, черная мамба теперь сопровождала его повсюду. – И вам привет от Бенджамина.

Замахнувшись, Лайтвуд бросил что-то мне в руки, и я автоматически поймала небольшой предмет.

Вот глупая!

А вдруг бы он был заговоренный на порчу? Но ничего страшного не произошло, ни боли, ни внезапной вспышки света, которая может привести к чему угодно.

У меня в руке оказался крохотный оловянный солдатик в красном мундире.

– Это от Бенджамина. Он ждет вас в гости.

– Передайте ему, что я не смогу, – из чистого упрямства сказала я.

– Он все равно ждет. До вечера, мисс Медея. Леди Даркмор, лорд Даркмор, – Лайтвуд слегка поклонился, а потом посмотрел вправо: – Ренфилд, новая рубашка вам идет.

Я проследила за взглядом Лайтвуда: Ренфилд с подозрительно невинным лицом высаживал розы на мамину клумбу, ярко-алые. Присмотревшись, я увидела у него на штанах следы красной краски.

Он обернулся к Лайтвуду и упер руки в бока.

– Так старую ваша лошадка сожрала, рукав – как макаронину втянула. Неплохо бы возместить, лорд светлый, – намекнул Ренфилд.

– Животные, что с них взять, – улыбнулся Лайтвуд. – До вечера, мисс Медея. В следующий раз, когда захотите лезть в окно моей спальни, – заходите с торца. Я не буду запирать ставни.

Он отвернулся и зашагал вперед по улице.

Вот ведь…

Пока я в уме представляла пятнадцать способов убить Лайтвуда так, чтобы он страдал (дыба была на четырнадцатом месте по уровню жестокости, четвертование – на пятом, а первое – я пока не придумала), отец вошел во двор и уставился на менестреля:

– Милейший, я могу чем-то помочь?

– Дорогой, это мой гость! – поспешила уточнить матушка с довольной улыбкой. – Вернее, подарок. От таинственного доброжелателя.

Что случится дальше, можно было предсказать с точностью до минуты, и я поспешила скрыться в особняке.

Нужно было привести себя в порядок, прежде чем снова идти в дом Лайтвуда.

Крепко подумать.

Отмокая в наполненной горячей водой деревянной купели, я размышляла. Несмотря на обучение в АТаС, несмотря на курс про то, что светлые из себя представляют, знала я о них преступно мало.

Вот уж где мне пригодилась бы помощь старшего брата!

Мой дорогой Белиал, или Белз, как называли его в семье, получивший свое имя в честь падшего ангела-искусителя, дал мне много, когда я была ребенком. Благодаря ему я привыкла всегда держать ухо востро, не принимать подарки от пришедших без приглашения нищенок (яблоки у них – отравленные, шкатулки – проклятые, и вообще их подослал мой брат) и всегда заглядывать под одеяло, прежде чем забраться в кровать (там может оказаться змея или кое-что похуже).

Белз был старше меня на десять лет, красивым, статным, и разбил он, кажется, сердца всех темных девушек от мала до велика. Матушкины гены! Вполне возможно, что и светлые от его смертельного обаяния тоже не спаслись – по крайней мере, такие слухи ходили. К тому же Белз уже год как носа не казал в столицу и никто не знал, где он прячется.

А всем известно, что темный просто так скрываться не будет – всегда есть причина.

Я не отказалась бы переговорить с братом – разумеется, не для того, чтобы выведать его секреты обаяния, Проклятый упаси! Красота – страшная сила, взять для примера хоть мою матушку, из-за которой в год происходило больше дуэлей, чем из-за карточных долгов, но… нет, это совершенно не мое.

Дело в том, что Белз работал с моим отцом – он был главой представительства темных на территории светлых. Служило представительство для улаживания любых дел, от прокладывания и охраны торговых путей до устранения ущерба от похищений и прочих мелких пакостей, которые устраивали темные светлым в основном со скуки.

Мой братец почти десять лет провел бок о бок со светлыми и наверняка много о них узнал, может, даже выяснил, где у Лайтвуда слабое место.

Обдумывая это, я замерла.

«Светлые – сильные маги, Дея, – сказал как-то брат, когда я пристала к нему с вопросами. – Пекутся о семье слишком рьяно, пожалуй. Не так, как темные. Порой это их губит. Отец светлой никогда не выдаст ее замуж против ее воли, к примеру. Какие бы выгоды это ни сулило. Странно, да? Они мыслят совершенно непонятно для нас».

Тогда я не обратила внимания на слова Белза (я училась в АТаС, и намного больше меня интересовало, как светлого можно проклясть поинтереснее), а сейчас замерла.

Семья.

Ну разумеется!

Семья – и есть слабое место Лайтвуда.

Я вскочила, и вода из деревянной купели, где я мылась, выплеснулась на пол. Я досадливо махнула рукой, чтобы ее убрать.

Как же я раньше не догадалась?

Спасибо, Белз!

Я потянулась за полотенцем, выбралась из купели и заметалась по купальной комнате, пытаясь уложить в голове миллион мыслей.

Если Лайтвуд поймет, что его семья в опасности, то… свадьбы не будет.

Помолвки не будет.

Возможно, какой-нибудь важной части тела у меня тоже не будет, но… это уже не так важно.

Честь – важнее.

Спустя полчаса, приведя себя в порядок, я села в зачарованный экипаж и покатила в гости к Лайтвуду.

Стоит начать с Бенджамина.

Конечно, ничего… по-настоящему опасного я делать не собиралась. Я была темной, но все-таки у меня оставались принципы, дети – неприкосновенны. По крайней мере, когда речь шла о смертельных проклятьях.

По крайней мере, для меня.

За всех темных я не могла бы поручиться, разные бывают ситуации.

Но…

Мне нужно всего лишь показать Лайтвуду, что Бенджамин в опасности, пока я рядом.

Нужно…

На территорию светлых меня пропустили без проблем, хоть и без особого восторга: Лайтвуд выписал на мое имя разрешение и передал его патрульным.

Постучав в дверь особняка, я ожидала, что мне откроет дворецкий, но на пороге неожиданно увидела Бенджамина.

– Медея! – взвизгнул он, прыгая мне на шею и обвивая ногами. Я сама не заметила, как обхватила его за спину, чтобы не упал.

Проклятье!

Все должно было быть не так!

– Бенджамин… – проговорила я, лихорадочно пытаясь придумать, как ему напакостить.

– Угадай, что покажу?! – выпалил он, спрыгивая на пол. – Ты только папе не говори, что я нашел! Пойдем!

Не успела я и слова сказать, как Бенджамин схватил меня за руку и потащил в глубь особняка. Ладошка у него была маленькой, холодной, немного липкой, но очень цепкой.

Вертя головой, я успела увидеть в гостиной Лили, которая вышивала что-то, сидя у окна (светлая!), и горничную, до блеска натирающую серебряное крепление светового кристалла на стене у входа в столовую.

Бенджамин притащил меня в свою комнату на втором этаже и показал целую армию оловянных солдатиков в красных и синих мундирах.

– Будем играть в битву светлых с темными? – спросила я наугад.

– Будем всех казнить! – азартно откликнулся Бенджамин, и от неожиданности я закашлялась.

– Что ты сказал?

– Казнить! – радостно откликнулся он. – Ты же темная!

Да, а ты, малыш, светлый! Про это-то ты не забыл?

Я еще раз внимательно к нему присмотрелась. Темного мага от светлого можно было отличить достаточно легко. По цвету волос и глаз. Большинство темных были кареглазыми брюнетами, светлые – блондинами с самым разным цветом радужки: голубой, синей, зеленой, серой… Лайтвуд был синеглазым, Сэмюэль – тоже, разве что цвет был чуть бледнее, почти голубым, а вот у Бенджамина глазки были серыми. Как у мамы, наверное.

Разумеется, основное отличие крылось в магии, точнее, в том, кто и как ее использовал. Светлые могли колдовать только во имя добра, темные – во имя зла. К примеру, вздумай я вырастить цветы, чтобы порадовать кого-то, – у меня бы ничего не вышло. А вот если бы я захотела развести клумбу под окном соседки, у которой аллергия на гортензии… вот тут картина была бы уже совсем другой.

На характер и ценности тип магии влиял самым прямым образом, разумеется, потому что маг и его сила – неразделимы.

Бенджамин был сероглазым, светловолосым и светлокожим мальчишкой лет десяти, если я правильно определила его возраст, одет, по традиции светлых, – в белую рубашку и белые льняные брючки.

Потому последнее, что я ожидала от него услышать, – предложение играть в казни.

– Смотри, что я нашел! – возбужденно выпалил Бенджамин, а потом вытащил из-под кровати запыленную толстенную книгу в переплете из черной кожи.

Посмотрев на тисненые буквы названия, я откашлялась.

«Тьма и Мучения: руководство для палачей, которые ценят свою работу».

Интересная книга. А главное – темная. У нас была такая же, в детстве я зачитала ее до дыр. Особенно мне нравилась та часть, где автор описывал, как выбить из человека нужную информацию и не убить раньше времени.

– А ты где такое взял? – аккуратно спросила я.

– У папы в кабинете, – радостно заявил Бенджамин.

В этот момент я закашлялась второй раз.

А светлым вообще можно такое хранить?

– На третьем этаже? – нахмурилась я.

Как ни старалась, я не могла там вспомнить ни одной книги в темном переплете. Светлые, что логично, предпочитали светлые цвета, чтобы «подчеркнуть чистоту помыслов».

И добавить работы горничным, видимо.

– Она валялась на полу, – откликнулся Бенджамин с деланым безразличием – он явно передо мной рисовался. – У папы есть еще один кабинет, в подвале. Ты не знала?

Он приосанился, и я почувствовала себя охотничьей борзой, взявшей след.

Лайтвуд, который хранит книги темных? Тайный кабинет в подвале? Это уже что-то интересное. Это уже тянет на повод для шантажа, если там найдется что-то интересное.

– То есть ты ее украл? Из отцовского кабинета? – недоверчиво проговорила я.

– Ты что? – серые глаза Бенджамина расширились. – Я ее одолжил. Чтобы узнать больше. Читать книги – это хорошо. Так ты со мной поиграешь?

Ага. Одолжил, значит. А читать книги – хорошо. Вот как. Светлый, однако. И не поспоришь ведь. Впервые я задумалась, настолько ли мы друг от друга отличаемся? Учитывая… Лайтвудов и то, что я о них узнаю. Хотя до сих пор все светлые (кроме Лайтвуда, чтоб его пиявки покусали), которых я встречала, казались довольно скучными и предсказуемыми. Хм-м-м…

– Отцовский кабинет в подвале покажешь?

– После того как ты со мной поиграешь в казни, – уперся Бенджамин.

Что ж, сделка. С таким можно было иметь дело.

Уже спустя минут десять игры я поняла, что мне не нужно было выдумывать, как бы поставить Бенджамина в опасность.

Мне бы не дать ему убиться раньше времени.

Вот уж где навыки, почерпнутые из книги, пригодятся.

– Аккуратно, – безнадежно попросила я и едва успела погасить разведенный Бенджамином посреди комнаты костер.

Бен оказался щедро одарен магией огня. Для светлых это значило, что они могут выставлять огненные щиты и барьеры. Ну или…

– Казнить врагов, чтобы защитить город! – радостно провозгласил Бен, сжигая одним легким жестом пятерых оловянных солдатиков.

Магия сочла, видимо, что это считается светлым намерением, а потому послушалась.

Пара солдатиков к тому времени болталась на виселице, пара – была растянута на дыбе, сооруженной из дощечки и ниток. Тоже в целях защиты, конечно же.

– А ты всегда один играешь? – с интересом спросила я, глядя на язычки огня, которые ползли вверх по светлым шторам.

Я их погашу, конечно.

Но к чему спешить?

За имуществом Лайтвуда я уж точно следить не собиралась.

– Обычно с няней, но сегодня папа сказал, что ты придешь в полдень, так что я тебя ждал.

– И тебя вот так просто со мной оставили? – не поверила я. – И твоя бабушка была не против?

– Она уехала на пикник сегодня. Папа сказал – ты за мной присмотришь. Он сказал, что ты скоро станешь моей новой мамой, будешь со мной играть. А еще что у меня единственного из всех светлых детей будет темная мама. Поскорее бы в школу и всем рассказать! Билли Брайт лопнет! А ты его проклянешь, если он будет обзывать меня картошкой и в этом году тоже? Я тебя очень ждал. А пойдем на крышу?! А ты мне покажешь свои проклятья? А с Билли Брайтом поговоришь?

Проклятый!

Л-л-лайтвуд…

Бен смотрел на меня огромными серыми глазками и улыбался так радостно, что я не смогла ничего ответить.

– Поговорю, – вздохнула я. Проклятый! Лайтвуд! Я с тобой… я тебя… ты пожалеешь!

Мы пошли на крышу, где Бенджамин решил поиграть в догонялки и трижды едва не упал, поскользнувшись на черепице.

Проклятый! Я должна была вредить этому ребенку, а не подхватывать его в последний момент на краю под громкий хохот и восторженное: «Еще!»

Потом мы спустились в сад, где посреди клумбы с лилиями нашли Вив. Предательница валялась на спине и грела пузо на солнышке. Грифоньи крылья были раскинуты в стороны, из львиного тела вырывалось довольное урчание, а головой Вив лежала на чем-то светлом – уж не на вещах ли Лайтвуда?.. Раз он ей так приглянулся?

В целом Вив выглядела намного более довольной, чем когда сидела в подвале Даркморов, не желая уходить, но… предательница! Ушла в дом светлых! Вслед за Лайтвудом! И… наслаждается!

– И тебе не стыдно? – укорила я и тут же воскликнула: – Бенджамин!

Но было поздно. Мальчик уже успел подбежать к Вив и погладить ее за ухом. Урчание стало громче, Вив наклонила голову, потираясь об руку Бенджамина.

Я вздохнула.

Весь в отца. Тут явно тот же дар, что и у Лайтвуда, – договариваться со зверями. Темный сказал бы – подчинять, но они же светлые, так что – договариваться.

Ладно.

Попробую по-другому.

Допустим, Бенджамина так просто не возьмешь.

Допустим, что-то внутри у меня как-то неправильно сопротивляется в те моменты, когда я думаю о том, как ему навредить…

Проклятый!

Я как будто сама становлюсь светлой!

Лишь бы никто не узнал, что смеялась над проказами Бенджамина я искренне, а не чтобы усыпить его бдительность.

Со своей… слабостью можно будет разобраться позже. Как и с Билли Брайтом.

Сейчас главное, чтобы все вокруг поверили, что я хочу причинить Бенджамину вред.

– Поиграем в «Гензеля и Гретель»? – невинно предложила я. – Нам понадобится печь. Ты будешь играть за светлых брата и сестру, заблудившихся в лесу, а я – за темную ведьму, которая живет одиноко и ужасно голодна.

– Да! – радостно подхватил Бенджамин. – Пошли на кухню!

– Ты только кричи погромче, – предупредила я. – Так, чтобы все услышали и захотели посмотреть, что мы такое делаем.

Уверена, Бенджамину даже руку не дадут в печь засунуть, а меня – выгонят из особняка и тут же доложат Лайтвуду о том, что я чуть было не сделала с его драгоценным сыном. Я ведь темная. Кто поспорит, что темные на такое способны?

Бенджамин отошел от недовольно мявкнувшей Вив и схватил меня за руку.

Обернувшись, я нос к носу столкнулась с Лили.

Старшая дочь Лайтвуда была одета в белое платье из плотной ткани, талию ее сковывал корсет, на ногах красовались ботинки из жесткой на вид кожи, наверняка неудобные. Волосы ее были убраны в такой тугой пучок, что я ни за что бы не подумала, что они – длинные, густые и шелковистые, если бы не увидела их ночью накануне.

Губы Лили были сжаты в плотную нитку, в руках она держала книгу.

И все бы ничего, но между страниц книги было вложено что-то темное. Как будто… кусок ткани.

К примеру, платок темного.

Проследив за направлением моего взгляда, Лили спрятала книгу за спину, ее щеки запунцовели.