Текст книги "Обещанная медведю"

– Кто это? – потребовала она, когда я подвел ведьмака ближе.

– Он поможет твоей подруге, – сдвинул я брови.

– Я сама ей помогу, – вздернула она подбородок.

– Не сегодня, – отрезал я.

– Я останусь с ней.

– Я останусь, – возник рядом Ян. – Вы можете положиться на меня и Солоха. Они и не таких выхаживали.

– Я не могу оставить Шебу одну среди незнакомцев! – зашипела ведьма, а у меня что-то лопнуло внутри.

Я схватил ее под руку и рывком отвел в сторону, бросив на ходу:

– Забирайте девочку!

– Дар, не надо! – задергалась Ромашка, но я оттащил ее подальше от машины и развернул к себе лицом:

– Ты здесь и сейчас не в том положении, чтобы ставить мне условия, – заговорил жестко.

– Да что с тобой?! – вдруг воскликнула она, пихая меня в грудь. – Ты звал меня к себе пять лет назад, чтобы я была «не в том положении»?! Ты думал тогда, что со мной так можно?!

– Нет! – рявкнул я и обхватил ее лицо ладонями. – Моя жизнь с тобой будет сплошным компромиссом. Но не надо начинать ее сразу с них! Не здесь! И не сейчас!

– Со мной надо быть готовым к компромиссам здесь, сейчас и вообще каждую секунду, Дар! – обхватила она мои ладони. – Там – моя подруга, близкий мне человек! Я не могу ее просто оставить! Даже с самыми лучшими медведями на свете!

Тут рядом тихо откашлялись, и мы синхронно повернулись. К белобрысой. Та стояла позади – бледная, как приведение.

– Ром, пожалуйста, не добавляй тут никому проблем, – попросила она серьезно, глядя на ведьму в моих руках. – Не стоит требовать большего, чем тебе могут дать. Дар и Ян и так сделали многое. Я бы сейчас висела в душевой в наручниках, а ты бы ехала с Яворским один черт знает куда.

Она шмыгнула носом и обняла себя, ежась. А в воздух взлетели огненные бабочки и принялись виться у саламандры над головой. Ведьма в моих руках обмякла, и я выпустил ее к подруге, молча удаляясь обратно к машине.

* * *

Я скользнула к Шебе и обняла, но только тут до меня дошло, что я просто вешаюсь на нее и держусь, чтобы меня не смыло этим водоворотом событий к Дарьяру. Ей и так трудно.

– Прости, – опустила я руки.

– Ром, иди к нему, – смотрела она перед собой. – Нет, мне не настолько плохо, чтобы не понимать, что ты тупо бегаешь вокруг столба, но уже давно привязана к нему веревкой! Ты сама себя привязала! Ну так иди!

– Всегда успею, – фыркнула я.

– Ты трусишь, – глянула она на меня. – Хочешь, но трусишь.

– А ты бы не трусила?

– Я занималась любовью с Сашкой в полной ванной, чтобы его не спалить! – вскричала она, сжав кулаки. – Мой страх с твоим вообще не сравним!..

Не думала, что мне надо себя беречь от Шебы. Но она, оказывается, тоже умела бить больно.

– …Прости, Ром, – сжалась она. – Я знаю, что не права сейчас, но меня всю рвет на части от того, что я не знаю, где Сашка. И тебя тоже не станет без Дара, если с ним что-то случится. Мы обе это знаем. Поэтому надо идти навстречу, раз выбрала направление, и не мяться на месте.

«Я и так без дара, – усмехнулась я про себя. – Куда уж больше».

– Ну и как предлагаешь тебя бросить? – покачала я головой.

– Ты не бросишь – ты же рядом будешь? – оживилась она и кивнула в сторону машины. – Я так понимаю, у него тут дом.

– Понятия не имею… – начала было я.

А Шеба уже направилась к Медведю. Мне оставалось только рвануться за ней.

– Простите, а вы же недалеко живете? – повысила она голос, чтобы я не успела ее нагнать.

Дар обернулся от калитки, прерывая беседу с дедком и другом, бросил взгляд на меня, потом вернулся к Шебе:

– Недалеко. У меня здесь дом в поселке. Если тебе что-то понадобится, я всегда отпущу к тебе Ромалию.

– Видишь? – обернулась она ко мне, назидательно тыча пальцем в Медведя. – Все хорошо.

Ян, стоявший рядом, мягко улыбнулся:

– Пошли устроим тебя?

Шеба, не попрощавшись со мной, направилась в калитку, за ней втянулись Ян и дедок. И мы остались с Медведем одни.

– Поехали, – устало кивнул он на машину.

Я поплелась на заднее сиденье, продолжая глупую акцию сепаратизма. Он молча сел за руль, и мы двинулись обратно в поселок. Машина ехала небыстро, а я рассматривала фасады домов, аккуратные заборчики, какие-то магазинчики и лавочки, освещенные фонарями.

– Красиво тут у тебя, – вырвалось у меня тихое. – А я правда думала, что твой дом там.

– Дом там, где семья, – отозвался он.

А мой взгляд прикипел к его напряженному профилю. И оторваться стало невозможно. Я смотрела, как он щурится на дорогу, как обрисовываются его скулы и сжимаются пальцы на руле. Он напоминал мне огонь в камине: смотреть можно, а трогать нет.

Дом стоял, погруженный темноту, будто в отдалении от основного поселка. Дар вышел из машины, чтобы открыть ворота, а у меня сложилось впечатление, что он очень давно это не делал – под забор навалили камней и нанесло лесного мусора, вокруг все заросло бурьяном, и привести механизм в действие стоило трудов.

– Давно тебя тут не было, – оживилась я, когда он вернулся за руль.

– Да.

Когда машина въехала во двор, в свете фар удалось рассмотреть еще один дом. Он стоял под скоплением сосен, отгороженный небольшим забором от дома Дарьяра.

– А это чей? – кивнула я уд, когда Дар открыл дверь.

– Брата.

– У тебя есть брат?

Любая тема казалась хорошей, лишь бы не говорить о главном.

– У тебя остались еще батончики? – неожиданно спросил он, когда я поднялась за ним по каменным ступенькам.

– Нет, – обескураженно мотнула головой.

– А чем ты шелестишь тогда всю дорогу? – отвернулся он к дверям и вставил ключ.

– Оберткой, – соврала я и втянула голову в плечи.

– Я про еду не подумал, – толкнул он двери внутрь и вошел первым, не дожидаясь меня.

Я тоже не думала про еду. Хотя сейчас не отказалась бы от батончика, который скормила Воркуше. Крыса уже дрыхла без задних лап в капюшоне, тревожно попискивая во сне, а я снова, по традиции, вошла на порог дома Медведя с тем же звуком – урчанием пустого живота.

Он зажег свет, и я замерла посреди гостиной. Ничего общего с домом, в котором он жил в лесу. Там в каждой детали была небрежность: шероховатая деревянная обшивка, обстановка от балды – лишь бы удобно. А тут… У меня просто дар речи пропал: паркет, камень, камин…

– Ничего себе, – огляделась я, ежась.

Как-то сразу стало неуютно. В тот дом я отлично вписывалась со своими обносками, а тут почувствовала себя воровкой и такой не соответствующей Медведю, что захотелось выйти и обосноваться на заброшенном дворе.

– Нравится? – откликнулся он откуда-то из-за декоративной стенки.

– Не похоже на тебя… – глянула я на свои выцветшие носки на фоне его паркета, и поджала пальцы.

– А на тебя? Ты же не всегда жила в приюте.

– Раньше тебя это не интересовало, – вскинула я на него взгляд, когда он показался в проеме.

– Нас обоих раньше ничто не интересовало, – внимательно взглянул он на меня.

– Откуда ты знаешь, что я буду тебе нужна, когда узнаешь все?

– Я уже знаю все, – медленно двинулся он ко мне. – Что у тебя мать умерла, и именно поэтому ты сбежала тем летом в лес. Что сестра у тебя – ведьма-карьеристка. Что с отцом все сложно, и ему было проще тебя убрать с глаз, чем поддерживать и решать твои проблемы. Что работаешь у Давида в подчинении… Я тогда уже знал все.

А я-то думала, что мы оба негласно решили не копаться в жизни друг друга и принимать такими, какими были. Я чувствовала, что облегчаю его состояние, и не задавала вопросов. Мне хотелось для него не той, кем являюсь. Я видела себя по-настоящему свободной ото всех, от мира, который претил. И только когда отец отобрал этот мир, он оказался очень важным. Как и Дар.

– Но мне знать нельзя, да? – взглянула в его глаза, когда он приблизился. – Ты уходишь от ответа о брате. Его дом рядом, но свет в нем не горит.

– Его убили, – глухо ответил.

– Как? – вырвалось у меня.

– Чай будешь? – развернулся он, когда чайник щелкнул.

– Дар, как? – направилась я следом, глядя на его широкую спину. Тогда он был весь в ранах, пластырях… Я сама его перебинтовывала раз в несколько дней, потому что некому было – его все бросили. – И почему ты тогда был один?

– Два ведьмака, – потянулся он в шкаф за чашками, – приперлись к нам… Начали быковать. Нарывались. Демид пытался меня оттащить, но я не смог взять себя в руки – был молодой и борзый. А еще ненавидел. Как и многие. Тогда…

А я слушала и не спускала взгляда с него, так и замерев на входе в кухню.

– …А они достали пушки и принялись палить… Демиду выстрелили в голову. Есть карамельки, будешь к чаю?

– Почему тебя бросили? – прошептала я, кода он обернулся с двумя чашками. – Ты не ждал там. Ты там сдыхал…

– Не льсти себе, – усмехнулся он.

– Правда? – вздернула я брови нагло, и его взгляд дрогнул. – Правда нет моей заслуги в том, что ты выкарабкался?

– Неправда, – процедил он и приказал: – Садись за стол.

– Только сейчас все поменялось. Я не нужна тебе больше. Ты выжил, ты в порядке… Почему не спас мне жизнь просто за то, что я спасла когда-то твою?

– Потому что я сволочь, Рома. – Он брякнул чашки на стол и обернулся. – И зверь мой – сволочь. Я хочу тебя себе. И мне жаль, что не спас тебя просто так. Я не мог больше ждать, пока ты набегаешься!

– Я не вещь, – прошептала я.

– Я – не человек, – направился он ко мне. – Но для меня ты – не вещь. И я никогда не буду обращаться с тобой как с вещью. – Дар приблизился ко мне, а я прикрыла глаза от прикосновения его горячих ладоней – он положил мне руки на бедра и притянул к себе. – Я – все тот же, – тихо выдохнул мне в губы.

Я открыла глаза и встретилась с его взглядом. Дар стиснул пальцы сильнее и сузил глаза, когда под его ладонью зашелестело. Показалось, я забыла как дышать, когда он запустил пальцы в карман моих джинсов и вытащил ленту из трех презервативов. Целая вечность прошла в ожидании, когда он поднесет их к глазам.

– Это что? – тихо потребовал он.

– Презервативы, – сдавленно выдохнула я. – Коробка в джинсы не влезла, и я ее выбросила.

– Для кого? – сузил он совсем уж недобро глаза.

– Для тебя.

– Для меня, – повторил медленно, не спуская с меня взгляда. – Три штуки? Это за ними ты в аптеку ходила?

– Да, – кивнула и тихо затараторила. – Ну и еще за батончиком для Воркуши. Это моя крыса.

– Никого не забыла, умница, – так же тихо и угрожающе похвалил он. – Только оборотни не занимаются сексом с избранными в презервативах, Рома.

– Но ты же все тот же, Дар. – Откуда только взялась смелость напомнить ему. – А «тот же Дар» не стал бы держать силой и принуждать к тому, чего я не хочу.

Он так на меня посмотрел, что у меня весь воздух высосало из легких вместе с кровью. Голова закружилась, и я чуть не упала, когда он сделал шаг назад:

– Ты многого не знаешь о моем мире, Ромашка. В том числе и того, что медведи на дух не переносят крыс. Поэтому лучше бы купила своей крысе больше батончиков.

Он развернулся и зашагал из кухни, бросая презервативы на столешницу. Скоро хлопнула входная дверь и раздались тяжелые шаги на ступенях. Мои ноги подкосились и задрожали, и я уже начала оседать на пол, когда с улицы раздался звериный рев. Меня подорвало на месте, и я бросилась на крыльцо, но в темноте ничего не разглядела, кроме сброшенных вещей на ступенях. Шелест ветра скрал шорох веток, но вскоре я снова услышала недовольное рычание медведя где-то за домом.

Это с какой же скоростью он обернулся?

– Обалдеть! – вырвалось у меня, и ноги снова подкосились.

Волки из приюта оборачивались дольше и мучительней. Да и никто из них не жаждал оборота – все они боролись со второй ипостасью. А тут… Раз – и сбежал! Так не выносит крысиного запаха? Или… меня?

Посидев немного, я замерзла и поплелась обратно в дом. Чай еще не остыл, и я выпила сначала свой, потом взялась беззастенчиво за кружку Дара и пошла осматриваться.

Красиво тут у него, современно. Кухня напичкана техникой, и все в цвет металла. Свет – отдельная история. Были тут и всякие подсветки, и приглушенное освещение сбоку, и теплые лампы над столом – красота! Наигравшись с выключателями, я пошла искать уборную. Та поразила не меньше, хоть Медведя явно тянуло на темные цвета. Мрамор, камень, стекло – все перетекало одно в другое и блистало запредельной чистотой. Дом явно убирали даже в отсутствие хозяина. Засмотревшись, я едва не позабыла выудить Воркушу из капюшона, прежде чем опустится на унитаз. Крыса сонно заозиралась в каменной раковине, потом принялась вылизывать ее в поисках воды. Пришлось открыть кран.

Воркуша напилась и принялась умываться, а я замерла на унитазе и устало уперлась локтями в колени, уложив подбородок на ладонь. Крысы ему воняют… Вон как чистится! Даже я так тщательно за ушами не мою!

Поразмыслив, я сняла шмотки, запихнула в стиралку и сама залезла под душ. Выбор средств для мытья был откровенно сиротским: кусок мыла без запаха и пена для бритья. Станок нашелся тут же, кассета новых лезвий оказалась за зеркалом, и я использовала комплект по назначению. Зло орудуя под мышками, я чувствовала, как даже под водой горят уши от этой его неприязни! Черт, никто меня так еще не унижал, воротя нос от моего запаха! Вот и пусть не приходит!

Я разошлась так, что даже Воркушу засунула в душ и тщательно вымыла мылом. И теперь мы обе с ней, как мокрые мыши, встряхивались перед зеркалом. Машинка задорно отжимала шмотки, Воркуша вылизывала мокрую шерсть, а я вытирала волосы полотенцем, раздумывая, куда девать постиранные вещи. Но мысли путались все сильней, а руки к концу водных процедур уже тряслись, и даже крыса показалась невероятно тяжелой, когда я выползла, замотанная в полотенце, в гостиную.

Медведь еще не вернулся.

Я помялась с крысой в гостиной и поплелась к лестнице в противоположную от кухни сторону. Ну не в гостиной же на диван падать без сил? А когда глазам открылась спальня без всяких дверей, освещенная мягкой нижней подсветкой, во рту пересохло.

Кровать была большой, заправленной потрясающе-мягким темно-синим пледом. Я огладила его рукой, сонно моргая. Воркуша вопросительно вытянула морду, принюхиваясь. А мне в голову некстати пришла мысль, что кровать эту используют по-разному. И перед внутренним взором замелькали картинки совершенного мужского тела, простыни, сжатой меж тонких женских пальцев, и ритмичной вибрации матраса…

Одернув руку, я попятилась к лестнице – все же меня в эту кровать никто не звал. Я развернулась и сползла к дивану на первом этаже.

– Спать, – скомандовала крысе, опуская ее на маленькую подушку. – Поняла? На диван не ссать, а то вернут нас с тобой Яворскому.

Я скрутилась калачиком и сразу же отрубилась.

Глава 5

Я дождался, пока она уйдет в дом, потому что заставить себя отойти от нее сложно. Мало ли, дернется за мной или снова за белобрысой саламандрой? Я бы еще и двери подпер, чтобы не вышла никуда, но это было бы слишком.

Дом Демида, в отличие от моего, не навещали. Я прошелся вдоль ступеней, задрал голову и посмотрел на веранду. Наверное, хорошо, что он не успел завести себе того, кто бы скучал по нему. Он всегда был в центре внимания, любимчик женщин и родителей. И он почти не жил тут. Весь вечно в делах, идеях, встречах… Его жажда жизни всегда меня поражала. Он будто знал, что я его подставлю и позволю убить, и пытался успеть пожить и все сделать.

Грудную клетку сжало как тисками. Я не ждал в том доме в лесу. боялся встречаться со своей тоской по брату тут, где его дом – стоит лишь посмотреть в окно. Месть не утолила боль от потери. Она вообще ничего не утолила, будто и не было ее. Я смотрел в остекленевшие глаза убийц Демида и не чувствовал ничего. Только тоску по нему.

И по ведьме, которую отобрали. Мне хотелось прийти к ней снова, просто прикоснуться к ее неиссякаемой жажде жизни… как к Демиду. Будто своего огня у меня нет, и я вынужден стоять у чужого, красть его тепло и ждать, что в любую секунду снова могу оказаться в темноте…

– Хорошенькая…

Я не дрогнул. Потому что зверь давно чувствовал запах дешевого табака, хоть она и подкрадывалась с подветренной стороны. Но, погруженный в свои мысли и воспоминания, я не позволял звериным чувствам управлять мной.

– А чего ты тут, а не с ней? – Нинор вышла с другой стороны дома Демида и поднялась по ступеням на крыльцо. – Дар, ты смотришь в сторону прошлого, пока твое будущее тыняется по твоему дому.

Я недовольно заворчал, глядя, как она усаживается на крыльце и вынимает туесок с табаком. Что мне, оборачиваться и усаживаться рядом с голым задом, чтобы ей возражать?

– Нет, голым расхаживать не надо, – ткнула она в меня трубкой, ехидно усмехаясь. – Зато ты можешь поискать прелесть от молчаливого и покорного слушания.

Я вообще-то погулять хотел, ярость сбросить на каком-нибудь поваленном дереве. Развернувшись, побрел прочь, но Нинор тут же оказалась рядом. И откуда только столько прыти? Но я не давал поблажек – шел в чащу, раздраженно сопя, а она мало того что не споткнулась ни разу, так еще и трубку умудрилась по ходу набить и подкурить! Задорная у меня бабка. С виду тронь – развалится, а даже ночью носится по лесу, будто видит, как сова.

– Слушай, ты же знаешь, что ведьмы оборотней не любят, – выдохнула она с дымом, задержавшись позади, и я не выдержал – обернулся. Нинор стояла на камне, глядя на луну, изрезанную линиями сухих ветвей. – Ну как не любят… Жить с вами трудно. Ведьмы любят свободу, а оборотни – собственники. Знаешь, сколько трагедий случилось из-за этой разницы, Дарьяр? Но кто-то будто издевается и пытается смешать не смешиваемое, как воду с маслом. Вас все равно влечет к ведьмам, хотя запрет крепнет из поколения в поколение.

Да, у нас нет своих самок. От оборотней у человеческих женщин не рождались девочки. У каждого за плечами собственная сказка о красавице и чудовище, и все они заканчивались по-разному.

Я не помню мать счастливой с отцом. Да и он не особо заморачивался отношениями с ней. Когда мы с Демидом выросли, успели скрасить последние годы ее жизни – забрали в Москву в квартиру, но она так и не могла забыть большую часть своей жизни.

Нинор уезжать отказалась. Поселилась рядом с ведьмаками, живо интересуясь их деятельностью. Солох мне однажды сказал, что она тоже ведьма. Кто бы сомневался.

– Но я знаю, Дар – ты не будешь таким, как твой отец. Потому что тебя воспитали моя дочь и я. Но скажи мне – неужели ты не можешь доказать это своей ведьме?

Я зарычал громче и принялся расхаживать из стороны в сторону. В голове взрывалась картинка, сдобренная воспоминаниями о крысином запахе – лента презервативов в моей руке. Она мне предлагает трахать ее с резиной!

Мой рев встряхнул ночную тишину леса и спугнул стаю летучих мышей биться в панике черными точками на фоне неба. Хорошо, что сейчас я не мог говорить! Нинор бы покатилась со смеху.

– Мда, – потерла она подбородок. – Вы же с ней оба из верхнего мира. Неужто не сможете договориться?

Меня достал этот ее монолог. Я развернулся и направился на поиски бревна. Но суть разговора уловил: кому-то придется идти навстречу. Ромка не пойдет. Я ей не нужен. Не так, как она мне. А моя звериная суть требует медового месяца, подчинения ведьмы и никаких презервативов! У меня вообще ни в какой части тела не укладывается это ее требование отгородиться от меня резиной! Но отдаленным участком сознания я улавливал ее загнанную логику – она просит дать ей знать, что я хоть как-то пойду ей навстречу, дам место для шага вперед, голос и свободу выбора. Хоть немного…

Но только это на словах хорошо, подальше от дома и приданного ведьмы. Ладно, ведьма! А что с ее крысой делать?!

На этом я набросился на первую попавшуюся елку и принялся ее драть со всей дури и таким ревом, что, наконец, перестал слышать собственные мысли…

…В дом вернулся под утро, вздремнув несколько часов в звере. Поселок укрыло туманом, кое-где уже горели огни в окнах, а в лесу слышались звуки и запахи сородичей, вышедших на прогулку в звериной ипостаси. Я постоял немного у крыльца, прислушиваясь, потом опустил взгляд на лапы, как учил отец… Мне нравились эти минуты перехода между одним миром и другим. Как просто иногда оставить прошлое за плечами – впиться когтями в дерн, зареветь на всю округу от тоски и броситься в звериный мир, очертя голову. Но всегда приходится возвращаться… И гораздо легче это сделать, когда возвращаться есть к кому.

Когда когти стали пальцами, я выпрямился и, подхватив джинсы, уселся одеваться на ступени. Жрать хотелось дико – оборот туда-сюда занимает много энергии, а тут еще вечерок удался…

Нацепив футболку, я проверил наличие ключей в кармане и направился к машине. Пора вернуться к привычному. К тому, что у нас получалось лучше всего – к завтраку. Я поехал в круглосуточный продуктовый, накупил еды, но только вышел на кассу, мобильный в кармане зажужжал.

С одной стороны – хорошо. Поселок небольшой, и все про всех знали. А магазин – точка сбора новостей. Продавец – жена главного врача нашей больнички – уже набрала воздух своей полной грудью и радостно улыбнулась, предвкушая мой допрос, когда я приложил аппарат к уху и протянул пластик. С другой – плохо. Звонил Горький.

– Рано ты.

– Сурово ты, Давид Вирранович, – вздохнул он на том конце. – Не подумал бы на тебя, что так будешь действовать.

– Ты не в моей шкуре, – раздраженно сгреб пакет с продуктами, натянуто улыбнулся продавщице и направился к выходу. – Твой спровоцировал.

– Рома никого из вас не выбрала, – усмехнулся он. – Допрашиваю запуганного главврача медотделения при приюте.

– И твой решил Роме помочь, – зло хлопнул я дверью машины.

– О, а ты не спишь? – ехидничал он устало.

– Не сплю, – процедил я, проворачивая ключ в зажигании.

– Чего так?

– Давид, что тебе?

– За сотрудницу свою переживаю. Обижаешь ее?

– Нет. Завтрак вот собираюсь готовить.

– Я ее в отпуск отправил вчера. Она не говорила?

– Нет.

– Понятно. У меня к тебе дело.

Я только покачал головой, недовольно сузив глаза на дорогу.

– Ты когда Ромалию спасал, помял шелупонь деревенскую изрядно. Припоминаешь?

– Допустим.

– Надо бы подъехать на опознание…

– Трупов?

– Нет, Дарьяр. Даже невезучий твой оппонент жив и здоров. Присосались они к эфиру крепко в своей деревеньке, у всех головы набекрень посъезжали. Мне нужно тебя допросить. Формально.

– Не знаю, Давид, у меня медовый месяц. Не хочу разбавлять его твоим отделением… Как-нибудь без меня можно?

– Нельзя, это Ромкино дело. Как можно?

– Ладно. Заедем.

– Хорошего утра.

– И тебе.

Настроение снова стало ни к черту. Я вернулся во двор, забрал пакеты с продуктами и тихо вошел в дом.

Ее я увидел сразу. Ромка спала на краю дивана в гостиной, кутаясь в полотенце. Только оно было недостаточно широким, и с порога открывался такой вид на Ромкину задницу, длинные ноги и все, что между ними, что у меня чуть пакет из ослабевших рук не выпал. Взгляд дрогнул, в висках сдавило, а зубы едва не раскрошились от силы, с которой я их сжал, чтобы сдержать рычание. Титаническим усилием заставил себя оторваться от созерцания и направиться в кухню. Только пред глазами все еще скакали солнечными зайцами будоражащие картинки, и я, бросив пакеты, свернул в душ, на ходу стягивая футболку.

* * *

Я подскочила на диване и заморгала, пытаясь вспомнить, где я вообще и что меня разбудило. Оглядевшись, с ужасом обнаружила, что сплю с совершенно голым задом, обмотавшись полотенцем по пояс. Высвободиться сразу не вышло – обмоталась на совесть. Я спустила ноги с дивана, прикрываясь полотенцем, и вытянула шею, заглядывая в кухню. Оттуда раздавался какой-то невнятный шелест.

– Воркуша! – подскочила я и бросилась на звук, заподозрив крысу в мародерстве.

Так и вышло. Мое хвостатое чучело спряталось за пакетом с продуктами и попыталось ввинтиться внутрь, когда я села рядом. Но тут из ванной донесся шелест воды, и мы с крысой замерли.

– Что ты делаешь? – зашептала я, укоризненно глядя на Воркушу и хватая воровку поперек тела.

Вполне ожидаемо на сторону крысы встал мой пустой желудок, болезненно сжавшись и громко поддержав инициативу хвостатой. Я не ела с прошлого утра, а из пакета аппетитно пахло копченостями и свежей выпечкой.

– Слушай, это неприлично, – посадила я крысу себе на плечо. Но тонкие материи совести быстро сдались низменным потребностям. – Хотя… Черт с ними, с приличиями.

Медведь, похоже, затарился на неделю вперед. Я выудила копченую грудинку, хлеб, помидоры и потащила это все на стол. Пока искала разделочную доску, нож и тарелку, Воркуша сняла пробу с мяса.

Я нарезала грудинку, поглядывая в сторону ванной. Может, он решил, что я ему не пара? Всю ночь где-то бродил, утром не тронул. А если так?

Я с грустью посмотрела на ненасытную крысу, переметнувшуюся к сырной нарезке. Если Дар меня бросит, мне одна дорога – к Яворскому. Или драпать со всех лап. Но я не могу. Саныч неизвестно где, Шебе нужна помощь и поддержка. И лучше бы мне как-то смириться с Медведем и простить ему то, что перестал быть другом.

А это возможно?

Я даже про еду забыла, механически кромсая все, что было на столе, в тарелку. И не слышала, когда вода в душе перестала литься. И как Дар вошел в кухню в одном полотенце на бедрах – тоже.

– Еду, смотрю, нашли, – прошел он с равнодушным видом к кофеварке.

Я так и замерла, съежившись в полотенце, показавшемся слишком маленьким и прозрачным. Воркуша отметила появление нового персонажа долгим внимательным взглядом, но так как он не принес к ее столу ничего нового, быстро о нем забыла.

– Д-да, спасибо, – выдохнула я. – Ну, если это было мне…

– А если нет? – усмехнулся он, доставая чашку. Одну.

А я скользнула взглядом по его голой спине к обтянутой махровой тканью заднице и облизала пересохшие губы.

– Что значит нет? – моргнула растерянно. – Думаешь, на голодный желудок буду сговорчивей?

– Я не собираюсь тебя уговаривать, – прошел он мимо меня к тарелке, соорудил себе бутерброд из хлеба, грудинки и сыра и вгрызся в него с аппетитом.

– А что собираешься? – Голос охрип.

– Воспользоваться твоим предложением. – Сообщил, прожевав, и кивнул в сторону презервативов на стойке.

– Это было не предложение, – нахмурилась я обескураженно.

Действительно, выходило глупо.

– А что? – вздернул он бровь.

– Ты… – задохнулась я от возмущения. – Ты вообще имеешь понятие, как ухаживать за девушкой?

– Я ухаживал за тобой три месяца.

– Это было давно! – топнула я так, что чуть полотенце не свалилось. – А теперь ведешь себя, как…

– Как оборотень, – перебил он и вдруг сцапал меня, перекинул через плечо и понес из кухни, шлепнув по оголившейся заднице.

– Дар! – взвизгнула я.

Мир перед глазами крутанулся, и я распласталась на его кровати. Захотелось сжаться, забиться в угол и заставить его поговорить со мной, но я только задохнулась от стремительности, с которой он содрал с меня полотенце, оставив голой.

Под его внимательным взглядом захотелось обуглиться и облететь пеплом прямо на белую простыню. Мне показалось, я уже тлею – такая волна жара прокатилась по телу от осознания того, что меня ждет. Но я не готова была к тому, с каким трепетом он опустил руки мне на бедра и провел ладонями вверх. Я смотрела широко раскрытыми глазами на то, как мой живот мечется в лихорадочном дыхании, а Дар продолжал скользить пальцами к моим ребрам, поднимаясь все выше…

– Расслабься, я не обижу, – тихо отозвался на мой очередной всхлип.

Решила не перечить. Да и не смогла бы, потому что он склонился к груди и обхватил губами сосок. Голова закружилась, когда я почувствовала легкое сжатие чувствительной кожи, а от его бархатного рычания показалось, что у меня в груди забилось второе сердце.

– Дар… – выдохнула я, вцепившись в его плечи. Только он оставил меня хвататься за пустоту, опустившись ниже. Коснулся солнечного сплетения горячими губами, прихватил кожу над пупком и напряженно выдохнул, обнимая бедра.

Мне все еще не верилось… Вчерашний день проскакал в памяти калейдоскопом эмоций, и я застыла в шоке, не в силах пережить их все разом. Но с каждым прикосновением мужчины меня догоняло осознанием: это все… Я в его доме, в его постели. Это – навсегда.

А он ничуть не облегчал мне это принятие. Его уверенные руки только обостряли панику, каждым движением убеждая в том, что я – его. И он будет делать все, что хочет и как хочет. А когда он прошелся пальцами между ног, спину выгнуло, и я схватилась за простыню. Влажный выдох, порочные губы и жесткие пальцы взорвали калейдоскоп к чертям. Я открылась перед Медведем полностью, сдалась, разлетелась на осколки и осыпалась влагой в его руки. Но стоило его тяжелому дыханию прорваться к сознанию, меня сразу же сорвало с места, и я сжала ноги, пытаясь отодвинуться.

– Что такое? – зло прорычал он, дико глядя на меня исподлобья.

– Презервативы, – выдохнула я. – Ты же обещал.

Дар медленно втянул воздух и сжал зубы так, что желваки побелели. Но все же поднялся и направился вниз.

Плохая была идея. Вся. От начала до конца. Надо было отворачиваться и не смотреть на размеры, которые ему предстояло упаковать в латекс. Но я не могла отвести взгляд от этого действа, когда он вернулся. Видимо, Медведю было не впервой – действовал он настолько умело, что у меня в горле пересохло. А сочетание сильных рук, выполнения моего условия и того, как он сжимает член, парализовало так, будто он точил нож, которым вот-вот освежует добычу.

На этом вся нежность закончилась. Надев презерватив, он подхватил меня за бедра и дернул на себя, врываясь сразу до упора. Ни привыкнуть не дал, ни переждать боль. Я только впилась ногтями в его плечи, не жалея, а он болезненно сжал пальцы на моих бедрах, ритмично двигаясь навстречу.

Меня будто накрыло волной и утащило по камням в глубину. Кожа вспыхивала от царапин и укусов. Опомниться и вынырнуть, чтобы сделать глоток воздуха, не было никакой возможности. С каждым его рывком меня будто выворачивало наизнанку какой-то непривычной стороной, о существовании которой я не догадывалась. И она мне не нравилась! Дар будто пользовал меня в отместку, как шлюху! Не было больно, но было дико страшно. Хотелось потребовать, чтобы он остановился, прекратил, но…

…волна накрывала за волной.

Я уже даже не пыталась сопротивляться, когда он уложил на кровать и вернулся к прежним ласкам, доводя меня до очередной разрядки, подчиняя тело.

Это было слишком. Все это было слишком. Потому что от такого не отказаться, не выдраться и не сбежать. Одна часть меня сходила с ума и жаждала всего того, что творил со мной мужчина, но другая дрожала так, будто вот-вот рассыплется от напора, с которым Дар меня присваивал и ломал под себя. И, кажется, она все же сломалась, когда лоно послушно дрогнуло под его губами и задрожало вокруг его жестких пальцев.

Когда он развернул меня лицом вниз, я уже вообще ничего не соображала. Его член снова скользнул внутрь с уже привычным сопротивлением, и я сжалась внутри и вцепилась в простыню. Меня будто оглушило взрывом, и я только хватала ртом воздух, широко раскрыв глаза. А Дар обхватил меня за шею и прижался всем телом, заставляя чувствовать его всего как себя…