Текст книги "Чужая птица"

Анна Янсон
Чужая птица

БРЕДУ ЛИ Я ПОЛЯМИ…

Бреду ли я полями – ладони пусты! —

Ответьте – небосвод так высок! —

Ответьте мне, жницы, порою страды

Кто мне сердце подарит, как цветок?

Кто сердце мне согреет надеждой и теплом,

Чье дыхание мне станет отрадой,

Чтобы я, когда тропинка пойдет под уклон,

Не устрашился пред последней оградой?

Нилъс Ферлин. Из сборника «Много фонариков цветных»

Глава 1

Стоял теплый летний вечер. На остров уже успели спуститься сумерки, когда Рубен Нильсон вышел на веранду выбить о перила курительную трубку. Знай он, что жить ему остается считаные часы, он бы, возможно, распорядился этим временем по-другому. Ветер стих, и деревья отбрасывали длинные тени на ухоженную лужайку перед домом. Рубен, охваченный внезапной тоской, не спешил идти внутрь. Наверное, дело в жасмине: его сладкий аромат, доносимый вечерним бризом, напомнил Рубену об Анжеле. Белые цветы, свисающие из-за каменной ограды крупными гроздьями, причудливо светились в сумерках. Стоило Рубену прикоснуться к ветке, как лепестки посыпались на землю, кружась, словно снежинки. Слишком поздно. Еще совсем недавно жасмин стоял весь в цвету, но теперь все позади. Аромат ослаб, а лепестки сморщились и побурели по краям. Слишком поздно. Как и тогда, когда он отдал сердце Анжеле Стерн, но не смог найти нужных слов. Даже теперь, много лет спустя, одна лишь мысль об этом причиняла боль.

Тогда, на празднике летнего солнцестояния у Якобсонов в Эксте, она подсела к нему, поправила ему воротник рубашки и тихонько взяла под руку, когда они вместе встали из-за стола. Они с Анжелой прогуливались по саду под сенью лип, и с каждой секундой тишина становилась все напряженней. Это был один из главных моментов в его жизни: он наедине с первой красавицей Готланда. Но он только и смог из себя выдавить, что цена на шерсть грозит упасть в нынешнем году, зато с картофелем дела обстоят неплохо. Анжела терпеливо слушала, а затем указала в сторону увитой зеленью беседки. Он никогда не забудет, как она смотрела на него в тот вечер. Когда они укрылись от посторонних глаз в нише из листвы, он приобнял ее. Анжела весь вечер давала ему понять, что хочет этого: кокетливые взгляды, легкие прикосновения при любом удобном случае. В воздухе разливался пьянящий, отдающий земляникой аромат жасмина. Тонкая ткань платья плотно облегала грудь и округлые бедра Анжелы. Очутившись так близко от нее, он смутился и онемел, отчетливо ощущая реакцию собственного тела. Еще совсем недавно она была ребенком, товарищем в детских играх, эта девушка с ангельскими волосами, словно взбитое золотистое облачко, с глазами цвета морской волны и чуть оттопыренной верхней губкой, которую он просто обязан поцеловать. Там, в зеленой беседке, он набрался храбрости и наконец решился. Поцелуй вышел так себе – они неловко столкнулись зубами и смущенно отодвинулись друг от друга. Он попробовал еще раз, осторожней, и заметил, что она подалась ему навстречу. Анжела провела рукой по его спине, следуя линиям мышц, и пробралась под рубашку. Почувствовав, как ее ногти легонько царапают кожу, как участилось ее дыхание, он ощутил дрожь, охватившую все его тело. Его рука уже почти залезла к ней в трусики, но она поймала ее своей и задержала. «Ты правда меня любишь, Рубен?» Она смотрела прямо в глаза, не отводя взгляда, ждала, что он произнесет какой-то неведомый пароль. «Ты правда хочешь меня?» В ответ он прижался пульсирующим членом к ее животу. Она отпрянула, но он взял ее руку и положил туда, где все ныло от желания, чтобы она почувствовала его эрекцию, поняла, как страстно он ее хочет, как ждал этого момента, как много думал о ней. «Прекрати!» – крикнула она, и все тело ее напряглось. Он попробовал дотронуться до нее, но она уклонилась от его руки. Улыбка на лице Анжелы погасла, а он все не мог вымолвить ни слова, и она оттолкнула его и убежала из сада, обратно, к другим гостям. Он догнал ее, попытался обнять сзади. Ну скажи хоть что-нибудь, чертов ты идиот! Прошепчи ей на ухо те слова, что она так жаждет услышать! Но слова так и не сошли с его губ, поскольку ни тогда, ни даже сейчас, пятьдесят лет спустя, он не знал, что должен был сказать, дабы ход истории изменился. «Ты правда любишь ты меня?» Чем на это ответить? Любовь ведь нельзя ни взвесить, ни измерить. Вырвавшись из его рук с яростью, которой он не смог понять, Анжела весь оставшийся вечер даже не смотрела в его сторону. А потом – потом было уже слишком поздно.

Рубен поднял бледно-голубые глаза к вечернему небу и зашмыгал носом. В последнее время у него часто случались приступы меланхолии. Ребенком плачешь оттого, что ударился или обиделся, а в старости слезы наворачиваются на глаза, если вдруг услышишь песню своей юности или вспомнишь давнюю любовь. Рубен поправил штаны, тихонько усмехнувшись: тело вон тоже помнит.

Высоко над голубятней кружила стая голубей. Рубен замер и стал наблюдать, как птицы садятся на жестяную крышу и прогуливаются, воркуя, взад-вперед, перед тем как забраться внутрь домика на ночь. Он мог отличить каждого и всех знал по имени: генерал фон Шнейдер, мистер Поморой, сэр Тоби, мистер Уинтерботтом, Паникер, Какао и Голубчик Свен – теперь они все толкались и щипались у дверцы, торопясь зайти внутрь, где их ждали голубки с детишками и ужин. Изо дня в день процедура одна и та же.

На коньке у самого края крыши сидел незнакомый голубь. Должно быть, он примкнул к стае, когда та летела домой. Крупная птица с белой головой и туловищем в едва приметную коричневую крапинку. Судя по всему, самец. Надо бы разглядеть его поближе. Рубен наклонился, чтобы пройти в низенькую дверь сарая, и поднялся по скрипучей деревянной лестнице наверх – на чердак-голубятню. Затем он прокрался к мешку с конопляным семенем – угощением, которое поможет приманить новичка. Отрегулировав дверцу и решетки так, чтобы птицы свободно заходили внутрь, но не могли выйти наружу, Рубен выжидал в темноте сарая, пока заходящее солнце окрашивало небо и море в золотисто-багряные цвета, оставляя на поверхности воды пламенеющую дорожку.

Птицы дрались за корм: фон Шнейдер ущипнул Уинтерботтома в голову, а тот ответил сопернику щипком в крыло. Рубен всегда считал: зря голубя назначили символом мира, ведь нет птицы агрессивней и деспотичней. Но то, что голубь – олицетворение любви и верности, – истинная правда. Быстрей всего летят голуби, чьи самки высиживают яйца или выхаживают птенцов. Такие самцы готовы выложиться по полной, чтоб как можно быстрее оказаться дома, и это стоит учитывать, отбирая птиц для соревнований. Рубен уже начал прикидывать, кого из своих питомцев возьмет участвовать в соревнованиях почтовых голубей, которые местный клуб устраивает в эти выходные. Птиц планировалось выпустить ранним утром субботы с острова Готска-Сандён. Предварительно владельцы голубей синхронизировали механические часы, выставив точное время, чтобы впоследствии избежать горячих споров при подсчете средней скорости полета. Находились, конечно, и те, кто мухлевал. Петер Седеррот, например, просверлил едва заметное отверстие в стеклянной крышке часов – там, где в названии производителя буква «О». Таким образом, с помощью простой иголки он мог остановить отсчет когда угодно и зарегистрировать лучший результат. Чтобы жульничество не обнаружилось, он прокручивал стрелки, выставив правильное время, как раз перед контрольным вскрытием часов. Задумка недурна, только вот жена Петера как-то раз под хмельком взяла да и проговорилась об этой хитрости. Рубен не мог припомнить, чтобы кто-нибудь еще из его знакомых был до такой же степени болтлив, как подвыпившая Сонья Седеррот.

Если бы речь шла о больших деньгах, как на крупных соревнованиях, а не о переходящем призе под названием «Серебряный голубь», Седеррота давно бы исключили из союза голубеводов. Но в клубе предпочли все замолчать, ведь Петер – стоит отдать ему должное – чертовски приятный парень, да и готландское пиво варит отменное.

Новый голубь не торопился заходить внутрь, он прохаживался по крыше, то и дело заглядывая в голубятню с любопытством. Рубен взял бинокль, чтобы получше его рассмотреть: действительно мощная птица, правда, немного истощена из-за перелета. На лапке – металлическое кольцо. Получается, – иностранец, ведь в Швеции голубей метят пластиковыми кольцами. Залетный гость, значит? Без сомнения, птица преодолела немалый путь, прежде чем примкнуть к его голубиной стае. Голод должен победить осторожность и заставить новичка зайти внутрь. Вот досада! Кажется, придется потрудиться и самому выйти на крышу, чтобы отловить голубя.

Рубен вооружился сачком и вылез наружу. Между тем голубь сделал пару кругов в воздухе и снова сел на самый дальний край крыши у водосточной трубы, наблюдая, как Рубен расставляет ловушку. Палочка с привязанной к ней леской удерживала крышку, а в самой сетке лежал корм и сверху, как вишенка на торте, аппетитные конопляные семечки. «Иди ко мне! Подойди поближе!»

Рубен крадучись забрался обратно на чердак и, спрятавшись за стенкой, замер в ожидании с натянутой леской в руке. «Иди же! Ну еще чуть-чуть. Да, вот так, ты же совсем изголодался». Голубь глядел на сетку прищурившись, будто насмешливо улыбался. Рубену даже показалось, что птица пренебрежительно отворачивается, подергивая головой. Что ты за птица и откуда взялась в наших краях? Дух захватывало при мысли о расстояниях, которые она преодолела.

Седеррот хвастался всю весну, что ему удалось заполучить голубя из Польши, только никто так и не успел его увидеть, потому что птица улетела, а у Йонсона прошлым летом – и это уж точно правда! – останавливался голубь из Дании, а совсем недавно и еще один, из Сконе. «Вот, умница! Давай заходи! Нет!» Голубь резко развернулся прямо перед ловушкой и промаршировал, словно осанистый генерал, в обратном направлении. Но у водосточной трубы повернул обратно и снова приблизился к сетке. Рубен был наготове: он даже дыхание затаил, чтобы ни один звук не смутил птицу. Наконец голубь поддался соблазну и сделал решающий шаг – крышка захлопнулась. «Ага! Попался!» Рубен забрал ловушку с крыши и открыл ее только внутри голубятни. Это был роскошный самец, разве что оперение немного пострадало за время длительного перелета. Рубен расправил крылья птицы у себя на ладони и тщательно их осмотрел. На правом крыле не хватало двух перьев, а на левом одно еще только отрастало. Чтобы разглядеть маркировку на кольце, Рубену пришлось взять очки, которые он нашел на полочке над клетками для переноски. Отряхнув очки от пыли, он надел их и всмотрелся в надпись: буквы были похожи на русские – становится все интересней. Рубен налил в поилки свежей воды и дал голубям кукурузы, после чего отправился в дом, чтобы позвонить Седерроту Но тот, как доложила Сонья, уехал к брату в Мартебу и вернется поздно.

Бросив взгляд на календарь – подарок супермаркета «ИКА» – Рубен отметил: уже двадцать восьмое июня. Он присел на стул и стал наблюдать завораживающую игру красок за окном: алеющая долька солнца медленно погружалась в море. Жить там, где видно, как солнце садится в море, – поистине роскошь и отрада для души. Рубен поднялся, чтобы налить себе кофе и отрезать ломоть хлеба, на который он положил вареную колбасу: два толстых кружочка на основательной прослойке из сливочного масла, не то что этот ваш искусственный маргарин, в котором, ходят слухи, попадается пластмасса. Море на закате – зрелище удивительное, оно преисполняет тебя благоговением, берет за сердце и располагает к размышлениям о том, над чем время невластно.

Он задумался о слове «примирение» и об Анжеле. Разве есть слово прекрасней, чем примирение? Заключить перемирие с прошлым. Не предать его забвению, не преуменьшить его значение, а помнить все, как оно было, не ощущая при этом боли. Смириться с тем, что все вышло не так, как ты в глубине души надеялся. Прийти к тому, чтобы принять свою судьбу.

Все началось с отца Анжелы – это он увлекался почтовыми голубями. Когда он сменил это хобби на новое – гольф, – Рубен вместе с младшим братом Эриком взяли голубей к себе, в Клинтехамн, на улицу Сёдра-Кюствэген. Но Эрику голуби тоже вскоре наскучили, и он обзавелся мотоциклом. А потом все и случилось.

Глава 2

В первых лучах рассветного солнца Анжела идет по морю ему навстречу. Длинные локоны будто спрядены из солнечного света. Подол легкого платья слился с пеной на гребешках волн, а изумрудно-зеленые глаза отражают блеск воды. В ладонях у нее молодая голубка. Короткое мгновение, и вот уже пташка устремилась к небесам. «Иди ко мне», – зовет Анжела, протянув к нему руки. – Ну иди же!» Ее улыбка манит, как в тот судьбоносный летний вечер. «Давай, ты тоже сможешь ходить по воде». Но он повернулся спиной к морю и больше не видит ее. Тогда она хлынула тьмой на землю, обратившись в шторм, от которого гнутся деревья, замолкают птицы, камыш стелется по берегу, а молнии сверкают в облаках, будто фейерверк. Но он зажмурил глаза и зажал уши руками, чтоб не слышать ее. И тогда она пришла к нему, обратившись ароматом. Как защититься от аромата, который будит в тебе воспоминания о прошлом?

Проснувшись, Рубен заметил, что плакал во сне. Тоска по Анжеле ощущалась всем телом, отдавалась ноющей болью, резью где-то под ложечкой. Анжела. Анжела! Неужели возможно тосковать настолько сильно? Во сне она держала белую голубку. Он вспомнил, как тогда, давно, когда все еще было возможно, ее руки сжимали потрепанную ястребом птицу, помнит ее округлые пальцы. Это была одна из первых его встреч с Анжелой. Она поглаживала голубку по спинке: «Бедняжка, мы позаботимся о тебе». Пока Анжела пыталась накормить птицу и устраивала ей гнездо помягче, Рубен зарядил дробовик и отправился выслеживать ястреба, кружившего над голубятней. Рубен выждал, пока хищник не усядется на ветку сосны рядом с сараем, и выстрелил. Птица свалилась на землю замертво. Опьяненный триумфом, он схватил ястреба и швырнул его на кухонный стол, чтобы Анжела увидела: виновник наказан. Вот уж никак он не ожидал, что девушка расплачется. «Как ты мог, – кричала она, – взять и застрелить его?» Рубен стоял, опустив руки, и не знал, что сказать в свою защиту. К свисавшей с лампы липкой ленте приклеилась муха. Ее отчаянное жужжание было единственным звуком, наполнявшим кухню, и этот монотонный звук прогнал все мысли из его головы.

Первым делом Рубен отправился в библиотеку – прямо к открытию. Вернувшись домой, он выпил кофе, прослушал прогноз погоды, а затем пошел на голубятню посмотреть, как там новичок. Голубь выглядел изможденным, глаза были тусклыми – неудивительно, учитывая, сколько он пролетел. Но он, судя по всему, крепкий, так что должен уже сегодня прийти в себя. Экземпляр – во всех отношениях выдающийся, вот Седеррот обзавидуется! Голубь прилетел из Березы в Белоруссии, подумать только! Это Рубен выяснил с помощью библиотекаря. Они вместе отыскали в Интернете обозначения клубов голубеводов разных стран, установив, таким образом, откуда родом новичок. Белорус, значит. Рубен оставил на сайте клуба информацию о том, что голубь найден. Если владелец не откликнется, он сможет оставить птицу себе – вот было бы неплохо.

Погруженный в эти размышления, Рубен Нильсон поднимался по лестнице на голубятню. Спустился оттуда он не на шутку озадаченным, поскольку обнаружил чужую птицу мертвой на полу под окном. День стоял пасмурный, и в тусклом свете оперение голубя казалось почти серым. Явных повреждений не видно. Может, другие голуби заклевали новичка в борьбе за корм или самок? Но никаких следов, свидетельствующих об этом, нет. Подняв обмякшее тельце, он увидел лужицу голубиного помета, совсем жидкого. Может, он что-то съел не то? Или был болен? Рубен задумчиво погладил крылья птицы. Вот уж действительно: красивый, сильный голубь.

Рубен решил пойти закопать «белоруса» рядом со стеной, окружающей сад, – там, где он хоронил других птиц, устроив что-то вроде голубиного кладбища. Но суставы ныли сильней обычного, поэтому мысль о том, чтобы тащиться за лопатой, казалась не самой удачной. Торопиться некуда, попозже его закопает. Возвращаясь в дом, Рубен увидел соседку, Берит Хоас. Она развешивала свежевыстиранное белье на дворе позади дома – постоянный источник раздора между ними. Видите ли, голуби Рубена кружат над веревками для сушки, то и дело норовя оставить свою «визитную карточку» на чистом белье Берит. Будто в его власти запретить им испражняться. Взмывая в небо, голубь избавляется от балласта, и тут уж ничего не поделаешь – закон природы. А вот она могла бы развешивать чертово белье с другой стороны дома. Но нет, у всех на виду нельзя. «Что соседи скажут?» Действительно, а что они скажут? Блюсти чистоту и они любят, так что пусть помалкивают. Но Берит придерживалась другого мнения.

– Уже вернулась с работы? – поинтересовался Рубен из вежливости.

– Да, завтраком ребятню накормила, а обед сегодня готовить не нужно, берут еду с собой – им сегодня против Дальхема играть. М-да, еще три недельки, и летний футбольный лагерь закроется. Поеду тогда к сестре, на Форё. Работа, конечно, не самая оплачиваемая, но приятная: клиент всегда голодный и на еду не жалуется. Кстати, у меня завалялось немного тушеных сморчков, еще с прошлого года. Освобождала морозилку для свежих заготовок, вот и вытащила, надо бы с ними разделаться. Так что добро пожаловать на угощение. Если, конечно, у тебя еще обед не приготовлен.

– Благодарю, отчего ж не прийти. Я собирался колбасы себе нажарить, тогда на завтра ее оставлю. Позвони мне, как все будет готово.

Рубен поковылял к сараю с инструментами за лопатой, но, уже взявшись за замок, передумал. Седеррот ему ни за что не поверит, если сам не придет поглядеть на голубя. Так что пусть птица полежит пока в цинковом тазу на первом этаже голубятни. А там, может, Петер и найдет время, чтобы заглянуть. Он вообще редко бывает дома, Петер Седеррот. С такой-то женой оно и понятно: лишь бы скрыться куда-нибудь, не то до смерти запилит.

Вместо того чтобы заняться голубем, Рубен сел на велосипед и покатил в сторону гавани, посмотреть, не удастся ли раздобыть парочку копченых камбал. Остановившись у газетного киоска, он пробежался глазами по заголовкам и рассмеялся: «Секрет хорошего секса в отпуске». И напечатано такими крупными буквами! Если бы в Швеции разразилась гражданская война или чума, шрифт вряд ли был бы больше. Неужели даже в таких элементарных вещах, как продление рода, шведов необходимо просвещать, когда вон кролики и те уж на что безмозглые, а размножаются без инструкций. «Секс в отпуске» звучит как «охота в сезон». Официально разрешено, делайте так-то и так-то. И вдруг откуда ни возьмись снова появились непрошеные мысли об Анжеле, хотя он постоянно пытался вытеснить их другими, более важными вещами. Пора заказать еще дров, нужно заменить прокладку в кране на кухне, а еще съездить в город, в главное отделение клуба, и купить корма для голубей. Анжела, ну чего тебе от меня нужно? Воспоминания опять нахлынули, и он уже не смог от них отмахнуться.

Анжела вырвалась из его объятий и убежала к гостям, которые столпились вокруг Эрика с его новым «харлеем». «Прокатишь меня?» Брат кивнул, и вот она уже забралась на сиденье и ухватилась за его кожаную куртку. Еще миг, и на гравийной дорожке осталось лишь облачко пыли. Черт побери, ну что я наделал? Поддавшись секундной слабости, он пожелал брату свалиться с его дурацкого мотоцикла, в чем готов был позже признаться. Только себе, конечно. Но такого финала он и вправду не хотел. Ребенком веришь, что можно все изменить одной лишь силой мысли. Иногда вера в сверхъестественное возвращается и к взрослым. Когда Рубен увидел, как по дороге бежит запыхавшаяся Анжела с царапинами на лице, ощущение собственной вины сдавило ему горло.

– Помогите! Эрик разбился! Он не двигается и не отвечает, а вокруг столько крови! Мне кажется, он ударился головой о камень, когда мы случайно съехали с дороги. Побежали! – кричала девушка, захлебываясь в плаче.

Рубен всего-навсего хотел, чтобы Эрик получил урок и в дальнейшем поумерил спесь, но он вовсе не желал брату смерти.

Они побежали в ту сторону, куда показала Анжела. Рубен примчался первым, глаза застилал пот, или это были слезы? «Эрик! Братик, дорогой!» Молчание в ответ. Эрик лежал неподвижно, придавленный мотоциклом, его тело согнулось под неестественным углом. Кровь залила камень рядом с головой брата и окрасила рубашку на груди в ужасный алый цвет. «Эрик!» Рубен наклонился, чтобы оттащить мотоцикл, чьи-то руки подоспели на помощь. «Боже милостивый, только бы он был жив!» Он тряс брата за плечи, а потом приложил ладонь ему ко рту, чтобы проверить дыхание. Народ столпился у него за спиной и сыпал вопросами: «Ну как он? Пульс есть?» Рубен щупал запястье брата: это его пульс бьется или мой? Тут уж не разберешь! «Попробуй пульс на шее», – посоветовала Йерд Якобсон, которая ходила в помощницах у районной медсестры. Тут шум стих, и воцарилось молчаливое нетерпеливое ожидание. Все взгляды были направлены на Рубена, будто в его силах сотворить чудо и воскресить брата, стоит только пожелать. Он заметил, что от страха слишком сильно надавил на кожу, и теперь немного ослабил хватку. Да, пульс есть, отчетливо ощущается под пальцами. Вдруг Эрик пошевелился и открыл глаза – все тут же загудели, перебивая друг друга.

– Ему надо в больницу, у него наверняка сотрясение мозга, – предложил кто-то.

– Ни за что! – отказался Эрик, попытавшийся было приподняться, но вынужденный снова лечь на землю. Он держался за голову, лицо – жутко бледное. Потом резко расстегнул рубашку, обнажив живот, на котором виднелась серьезная царапина, но не очень глубокая.

– Что с мотоциклом? – простонал он.

Да, именно такими были первые слова брата, когда тот пришел в сознание. «Что с мотоциклом?» Об Анжеле он спросить не удосужился. А девушка между тем сидела в канаве рядом и плакала, но Эрик ее не видел. С тем же успехом она могла быть мертвой или тяжело раненной.

В больницу никто так и не поехал. Эрик выпил на празднике три стопки самогонки и боялся лишиться прав. Так что Рубену пришлось сходить за мопедом с прицепом, отвезти брата к Якобсонам и устроить его на ночлег в бывшей комнате прислуги.

– Его нельзя оставлять одного, – предупредила Йерд. – И нельзя давать ему заснуть, это может быть опасно. Мне Свея объясняла, – быстро добавила она, чтобы добавить сказанному веса. Раз уж районная медсестра так сказала, значит, так оно и есть. Не обсуждается.

– Я останусь с ним, – убрав с лица прядку волос, предложила Анжела. – Она протиснулась в комнату мимо Рубена, даже не удостоив его взглядом. – Идите, а я присмотрю за ним. Эрику нужна тишина и покой. Я с ним посижу.

Рубен всегда покупал камбалу у одного и того же рыбака. Будет его вклад в обед у Берит. К сморчкам соседка пообещала приготовить омлет, может выйти довольно пресно, а вот от свежекопченой камбалы она точно не откажется. Охапку цветов еще, что ли, с собой прихватить? С годами он заметил, что женщинам такие штучки нравятся. Не обязательно раскошеливаться на букет из магазина, куда проще остановиться по дороге, нарвать ромашек, васильков, медовника, клевера и колокольчиков, а по краю добавить листьев папоротника, что растет за домом. Жаль, конечно, пятьдесят долгих лет ушло на то, чтобы хоть как-то начать понимать женщин, но лучше поздно, чем никогда. Женщины любят сюрпризы.

Когда они встретились вечером следующего дня на грузовом причале, в волосах у Анжелы был венок из подвядших полевых цветов. Она сидела и болтала ногами в воде, нетерпеливо, как кошка, которая бьет по полу хвостом. Конечно же, сделала вид, что его не замечает. Волосы растрепаны, вид усталый.

– Искупаемся? – предложил Рубен после затянувшейся паузы.

Он с облегчением скинул с себя одежду и прыгнул в холодную воду. Анжела завизжала, но прохлада, казалось, взбодрила ее. Пару раз окунувшись, они вылезли обратно, и Рубен потянулся за полотенцем, чтобы помочь ей вытереться. Девушка не сопротивлялась. Ее кожа посинела от холода и покрылась мурашками, соски просвечивали сквозь белую ткань купальника. Он стал вытирать ей волосы, слегка потемневшие от воды, тер их и тер, пытаясь вернуть им прежний цвет. Ему хотелось, чтобы она выглядела как прежде, стала прежней. Анжела попробовала высвободиться, и Рубен поцеловал ее в кончик носа – он единственный торчал из полотенца.

– Как Эрик себя чувствует? – поинтересовалась она.

– Хорошо, кажется. Взял лодку и уехал на материк. Значит, не сильно-то и покалечился. И мотоцикл на удивление в порядке.

Внезапно Анжела обхватила его руками, поставила подножку и повалила его на землю. Они, словно дети, катались по траве, и она попыталась накормить его листьями одуванчика, словно кролика.

– Я не какой-нибудь вегетарианец, мне мясо нужно, – прорычал он и укусил ее за руку. Анжела рассмеялась, как она одна умела, заливистым журчащим смехом. Она села верхом на него, а он стал покусывать ее руку от локтя к плечу, одновременно приподнимаясь.

– Неужели ты никогда не вырастешь, Рубен? – вдруг спросила она посерьезневшим тоном. Он лишь расхохотался и сделал вид, что собирается съесть и другую ее руку. Не сразу понял: игра закончилась, и теперь от него ждут чего-то другого.

– Ты задумываешься о будущем? Чего ты хочешь от жизни? – пояснила девушка.

– Чего хочу? – переспросил он. – Меня и так все устраивает. Я неплохой столяр, могу еще стены из камня класть. Вот они меня прокормят, – добавил он, показав ей сильные жилистые руки.

– Разве ты не хочешь пойти учиться, как твой брат, и стать кем-нибудь?

– Я уже стал кем надо. Я – Рубен. – Он прижался щекой к ее бархатной коже и вдохнул аромат: пахло солью и летним теплом. Он отыскал ее губы, и она – неожиданно для него – ответила на поцелуй.

– Ты меня любишь? – спросила Анжела, когда он открыл глаза. Ее лицо светилось в венце из волос – так, как он всегда мечтал, и потом этот образ всплывал в его памяти каждый раз, когда он думал о ней.

Рубен кивнул в ответ.

– Но откуда ты знаешь? Как понять, что действительно кого-то любишь? Ты ведь совсем меня не знаешь, меня настоящую. – Она уткнулась головой ему в шею. – Я и сама не уверена, что себя знаю. Понимаешь?