Текст книги "Чужая птица"

Глава 5

– Успокойся, Петер, и объясни, в чем дело, – с трудом выговорила Берит.

Она стояла, держась за дверной косяк, перед глазами шли круги. Больше всего ей хотелось обратно в постель. Все тело ломило, глаза щипало, а тут еще она стоит на самом сквозняке. Седеррот махал руками и поскуливал по-собачьи. В его историях всегда было много эмоций, но на этот раз он переборщил. Берит не могла больше его слушать и уже собиралась закрыть дверь, как Петер произнес:

– Голуби Рубена подохли, абсолютно все! Понимаешь, о чем я, Берит? Все чертовы птицы, до единой, валяются там в голубятне лапками кверху! Что с ними случилось? Я стучался к нему, но старикан не открывает! Как думаешь, может, ему что в голову стукнуло, и он их прикончил/ Ты же знаешь, какой он!

– Не знаю я ничего, Петер.

– Его голуби стоят по пять тысяч крон, не меньше. Мог бы их продать или подарить кому, ненормальный. Что же он натворил? Отравил их газом или подсыпал мышьяка? Никак не возьму в толк! И не появился на соревнованиях, хотя у него были все шансы выиграть. Понятное дело, все удивились. Мог бы и позвонить, предупредить. Видать, кто-нибудь ему что-то поперек сказал, вот он с катушек и съехал.

– Ты уверен, что они все подохли, а не только те, что лежат в тазу у двери? – с усталостью в голосе уточнила Берит.

Ей пришлось присесть, иначе она бы свалилась в обморок. В голове звенело, а голос Петера то накатывал, то отступал, словно волны.

– Проходи, Петер, не стой в дверях.

– Все голуби! Я пересчитал их. Там даже на одного больше. Ума не приложу, что произошло. Чего это с ним?

– А ты пробовал позвонить ему на мобильный? – спросила Берит, потерев глаза и поправив халат. Не дело ходить полуодетой, когда у тебя гости. – Я тут прилегла ненадолго, я что-то приболела, – извинилась она и еще туже затянула пояс халата. – Рубену тоже нездоровилось, когда я заходила к нему вчера. Он весь день не вставал, и мне пришлось пойти задать корму голубям. Неужто я где-то ошиблась? Дала им не те зерна? Ой как нехорошо, если все из-за меня. Что люди скажут?

– Я ему раз двадцать звонил. Может, с ним беда какая случилась? Может, он с собой чего сделал? Только подумай, сначала голубей порешил, а потом и себя заодно, а? С него станется. Очень надеюсь, что я ошибаюсь, но надо бы пойти проверить.

– Не знаю, смогу ли я пойти с тобой, я неважно себя чувствую. Грипп, наверное, подхватила или что-то в этом роде. Или, чего доброго, сморчками отравилась, Рубен тоже их ел. Но ты прав, стоит пойти посмотреть.

С этими словами Берит, шатаясь, вышла в прихожую и открыла наружную дверь. Дневной свет резал глаза, голова кружилась, и во всем теле ощущалась слабость.

– Разреши, я возьму тебя под руку, Петер. Надеюсь, никто не увидит, а то что народ подумает. Но иначе я не дойду.

– Берит, а я думал, ты так никогда и не попросишь, – громко рассмеялся Петер, как только он умел, и приобнял ее. – Мне, милочка, и не такое предлагали.

Они постучались с черного хода, но никто им не ответил. Дверь была заперта. Парадный вход через застекленную веранду никогда не использовался, и здесь тоже было заперто. Ничего другого ожидать от старика и не приходилось. Берит и вовсе растревожилась. Если это она отравила Рубена Нильсона, то как же ей теперь с этим жить. А еще повариха называется!

– Придется нам вломиться самим, – констатировал Петер Седеррот. – Если хотим наименьших разрушений, то, наверное, через окно. Надо выбить стекло.

– Нет, ну так же нельзя. Вдруг нас кто-нибудь заметит и что тогда подумают?

– Да наплевать. Сейчас некогда осторожничать. Лучше разбить подвальное окошко – дешевле всего. Но я в него не пролезу, – сказал Петер, положив ладони на пузо размером с бочонок. – А вот если тебе попробовать…

– Ни за что в жизни! – наотрез отказалась Берит, ловя воздух ртом. Она бы никогда не решилась, да и сил ей не хватит. – Даже и не думай! – Безусловно, ее талия в обхвате поменьше, чем у Седеррота, но не намного. От одной лишь мысли о том, чтобы выставить себя на смех, у нее перехватило дыхание.

– Ну, тогда кухонное окно.

Что касалось Петера Седеррота, то от слова к делу он переходил моментально. Берит еще не успела закрыть рот, как он уже снял с ноги деревянный башмак и разбил стекло, после чего принялся убирать осколки из рамы.

– Вижу ключ, вон он в замке. Сейчас я открою тебе, – произнес он и забрался в окно с неожиданной ловкостью.

– Осторожно, не порежься о стекло на полу.

– Вот черт! – Седеррот покачнулся и наступил на стекло рядом с башмаком, сильно порезав пятку. – Кровищи-то сколько. Нужно сначала перевязать ногу, а потом я тебе открою, – прокричал он из темноты. – Возьму полотенце, ничего не остается, тут ведь темно как в могиле, хоть глаз выколи. М-да, основательно порезался.

– Он даже не притронулся к еде, что я ему принесла, – заглянув в холодильник, констатировала Берит, когда Петер впустил ее в кухню. Тушеные грибы так и стояли в мисочке, а на тарелке лежал омлет.

Прихрамывая на одну ногу, со ступней, обвязанной цветастой тряпкой, Петер стал подниматься по лестнице на второй этаж, где находилась спальня Рубена. Берит присела на стул, бессильно сложив ладони на коленях. Больше ей и шагу не сделать, ноги просто не слушаются. Пусть Седеррот говорит что угодно. Через пару минут он снова показался на лестнице. У Петера было странное выражение лица. Ловя взгляд Берит, он так крепко вцепился обеими руками в перила, что косточки побелели. Казалось, он сейчас разрыдается или рассмеется или и то и другое одновременно. Неприятное зрелище, подумала Берит.

– Что такое, Петер? Ты сам на себя не похож.

– Он мертв, – ответил Седеррот. Голос едва слушался его. – Причем давно. Он совсем холодный. Я потрогал его щеку. Вот так. – Петер погладил своим большим кулаком перила. – Кожа ледяная.

– Боже милостивый, и что же нам теперь делать? Вдруг это из-за грибов! – ужаснулась Берит, прикрыв рот рукой и зажмурив глаза.

Ей хотелось прочь отсюда, куда-нибудь далеко, в безопасное место, где все идет своим чередом. Головокружение усилилось, еще немного, и ее стошнит. Она резко поднялась и поковыляла в туалет Рубена, где на краю раковины увидела его вставную челюсть, лежащую в стакане с водой. Организм тут же среагировал: Берит опустилась на колени и обхватила унитаз руками, в то время как все ее нутро выворачивалось наружу.

– Я отвезу тебя в больницу, – решил Петер. – И никаких возражений, ты серьезно больна. Попросим их послать сюда кого-нибудь, кто знает, что делать с… телом. Или следует позвонить в полицию? Да, наверное, стоит позвонить в службу спасения. Но это можно из машины сделать. Сейчас главное – отвезти тебя в больницу. Если это отравление, то времени терять не стоит.

– А как же Рубен? Мы вот так его и бросим?

– Да куда он теперь-то денется? Пусть лежит себе, а тебе, вероятно, промывание желудка понадобится, соображаешь? – сказал Петер и помог Берит встать.

– Ты уверен, что он мертв? Может, он просто крепко заснул? – Берит в отчаянии заломила руки, все еще надеясь на чудо.

– Мертвее не бывает. А теперь пойдем, я подгоню машину.

– Но я даже не одета. Вот беда! Мне нужно переодеться во что-то приличное, так я на людях показаться не могу. Если он и вправду отравился моими грибами, лучше мне вообще остаться дома и отправиться за ним вслед. Что люди-то скажут? Растреплют ведь тут же: ни в магазин сходить, ни в глаза никому взглянуть…

– Да, может, грибы и ни при чем. Вдруг его удар хватил или тромб там какой, черт его знает. Нужно взять себя в руки. Давай садись вот сюда, на переднее сиденье. Ага, вот так. Держи, это тебе на случай, если снова тошнить будет, – успокоил ее Петер, положив на колени рулон полиэтиленовых пакетов. Он почти всю жизнь проработал водителем такси и знал, что делает.

В отделении неотложной помощи была очередь, и сбившаяся с ног медсестра, увидев завернутую в пеструю тряпку ногу Петера, поначалу решила, что они пришли из-за пореза, а потом долго не могла взять в толк, что именно Петер пытается ей объяснить. Рана была довольно глубокой, из нее вытекло немало крови. В ту секунду, когда медсестра отодвинула кожу, обнажив надкостницу, Берит упала в обморок. Никто не удивился, приняв это за естественную реакцию. А Петера, бормотавшего что-то о промывании желудка, почтовых голубях и умершем соседе, никто всерьез не воспринял. Недаром эта женщина сопровождает его в больницу – мужик, похоже, немного не в себе.

Когда потерявшая сознание так и не очнулась, позвали врача, который констатировал, что она в тяжелом состоянии: содержание кислорода опустилось до семидесяти девяти процентов, а кровяное давление вообще ниже измеримого. Ее положили на носилки и отвезли в процедурный кабинет. Седеррот остался в зале ожидания и наблюдал, как небольшая лампочка над дверью кабинета мигает то зеленым, то красным, размышляя, что бы это могло означать. Какой-то мальчуган катал игрушечный трактор по полу и проехался им прямо по ноге Петера – тот взвыл от боли, и малыш, испугавшись, расплакался. Чтобы успокоить и мальчугана, и его маму, Седеррот дал им по медовой карамельке, а потом его вызвали в один из кабинетов накладывать швы.

– Вам давно делали прививку от столбняка? – поинтересовался доктор, с виду совсем молодой и неопытный, хотя обезболивающее он вколол твердой рукой.

– Не припомню, хотя погодите, как-то раз, когда мы разбирали сарай, мне в зад вонзился ржавый гвоздь. Года четыре тому назад, – ответил Петер, скорчив гримасу.

Несмотря на укол, процедура причиняла боль. Лучше бы врач не сразу схватился за иглу, а немного подождал. Но с другой стороны, все быстро закончилось. Еще и аккуратную белую повязку наложили. Только Петер собрался поведать доктору о Рубене, как тому поступил срочный вызов, и он умчался. Через открытую дверь Петер видел, как каталку Берит бегом подкатили к лифту. Ему так хотелось узнать, что с ней. Кислородная маска у нее на лице и суета персонала вокруг носилок ничего хорошего не предвещали. Неужели все так серьезно?

Прошло еще полчаса, а в палату никто так и не зашел. О Петере будто забыли. Он приподнялся и сел на койке. Взять, да и пойти домой? Не может же он тут весь день валяться! Обращаться к медсестре в регистратуре, занятой молодой мамашей с орущим младенцем на руках, Петер не хотел. Ему пора домой, следует хорошенько выспаться перед ночной сменой.

Глава б

В четверг 29 июня, в тот же день, когда Рубен Нильсон обнаружил чужака в голубиной стае, Матс Эклунд в большой спешке покинул квартиру на улице Доннерсгатан в местечке Клинтехамн. Он не только не завязал шнурки, но даже не взял куртку, хотя на улице было прохладно.

Он и не подозревал, чем обернутся к вечеру все проблемы, занимавшие его мысли в этот момент. Закрыв за собой дверь, Матс не был уверен, что есть путь назад. Вопрос задан, и теперь от него не уйти. Размеренная жизнь вот-вот разобьется на мелкие осколки. Пробежка давала лишь небольшую отсрочку. Он и сам признавал: трусость чистой воды – взять и убежать вот так, хотелось бы действовать смелее, но, с другой стороны, ему было необходимо время, чтобы подумать.

– Хочешь, давай разведемся? – бесстрашно поставила вопрос ребром Йенни.

Наверняка ее тоже пугала эта перспектива, но она не подала виду. Лицо, на удивление, ничего не выражало. Увидев смятение мужа, она слегка откинула голову, будто это должно было помочь ему хоть что-то сказать. Но он не мог выдавить ни слова: ни уверенного «да», ни «нет, я ведь люблю тебя, ты же знаешь, зачем ты говоришь такие глупости, дорогая?». Они с женой застряли где-то посередине, в бессмысленной и гасящей всякую страсть позиционной войне, выясняя, кто из них не вынес мусор или не протер плиту. Он чувствовал себя ужасно одиноким и несчастным из-за этого конфликта. Его все раздражало. Ну разве это жизнь? Детский сад, пеленки, экологически чистая морковь и Йенни, потерявшая всякий интерес к любовным утехам с тех пор, как родила детей, которых так хотела. «Нет, сегодня у меня нет сил». «Нет, дети же могут проснуться». «А им обязательно спать вместе с нами?» – спрашивал он. «Конечно, Хенрик ведь боится темноты, а Стину с утра тошнило». Как могла его жизнь стать такой монотонной? Сон, работа, забрать детей из садика, уложить детей, сон, работа… и так словно маятник, а выходные поход в магазин для разнообразия или визит родителей жены. Если бы только их сексуальная жизнь оставалась насыщенной, все остальное решилось бы как простейшее уравнение. Тогда бы их объединили тепло и доверие, позволив им воспарить над горой из нестираного и неглаженого белья и перемахнуть через пропасть бессонных, полных детского крика ночей. Но все было совсем не так. «Я задыхаюсь», – подумал он и перешел на бег трусцой, миновав дорогу к церкви Клинте и продолжая путь в сторону хутора Вэшенде. Обратно он вернется по насыпи, решил Матс и ускорил темп, чтобы избавиться от грустных мыслей, но те вились вокруг, словно рой мух, привлеченных запахом человеческого пота.

Следующие несколько недель Йенни предстоит работа тренером в футбольном лагере школы Клинте. Она будет ночевать там, а дети поживут у бабушки с дедушкой. Хорошо бы подождать с решением, пока она не вернется. Так у них будет возможность все обдумать, каждому по отдельности.

Почему это случилось с ними? Ведь они так любили друг друга. Куда подевалась нежность, ласковые слова, страсть? Страх навалился на него с неожиданной силой, и бездна одиночества разверзлась прямо перед ним. Адреналин подскочил в крови, и Матсу стало нехорошо.

До сих пор он думал лишь о себе, о собственных мечтах, о том, какой должна была стать их совместная жизнь с Йенни. В глубине души Матс обвинял жену за то, что она не всегда соответствовала всем его требованиям. Он вел себя как ребенок, уверенный в неоспоримом праве на любовь. Но что сама Йенни думала об их браке, он и понятия не имел, а спросить никогда не решался. А если она действительно хочет развестись? Нет, этого нельзя допустить. Они должны взять себя в руки и все тщательно взвесить, дабы не разрушить то, что потом уже не восстановишь. И о детях нужно подумать!

Матс Эклунд обогнул дощатый уличный сортир, стоявший на территории заброшенного хутора, и наткнулся на палатку. Небольшую двухместную палатку грязно-серого цвета. У него самого была такая в детстве – старомодная, с деревянными колышками и шнуровкой вместо молнии. Матс не удержался и заглянул внутрь. Глазам понадобилось немного времени, чтобы привыкнуть к сумраку палатки. Постепенно из темноты выступил чей-то силуэт. Даже при таком освещении можно было различить кровь, черную как смоль, резко выделявшуюся на фоне чего-то светлого. Там лежит человек. От увиденного у Матса перехватило дыхание. Он попятился назад, споткнулся и сел, затем поднялся и побежал в сторону дороги, как можно дальше от жуткого зрелища. Непослушными пальцами он нащупал в кармане мобильный телефон и собрался было позвонить в полицию, но решил сначала убедиться, что это все ему не примерещилось. На этот раз он ослабил шнуровку и раздвинул края палатки, чтобы внимательно все осмотреть. Представшая его взору картина приковала его к месту. Мужчина, всего на пару лет старше самого Матса, лежал на покрытой брезентом земле: невидящий взгляд устремлен в потолок, рот открыт, а на светлой рубашке огромное блестящее пятно крови.

Беседу с Матсом вела женщина-полицейский. Она представилась Марией Берн, инспектором уголовной полиции. Длинные светлые волосы и карие глаза придавали ей сходство с Йенни, отчего Матс еще больше занервничал. Тепло и спокойствие ее голоса заставили его расслабиться и окончательно потерять контроль над собой.

– Как вы себя чувствуете? Не возражаете, если я задам вам пару вопросов?

Тут Матса вообще затрясло. Она подождала, пока он немного придет в себя, и стала осторожно выяснять детали происшествия, записывая за ним его сбивчивый рассказ. Пока они разговаривали, Матс то и дело поглядывал туда, где работали криминалисты. Полицейское ограждение уже было выставлено, а тело выносили из палатки. Если бы Матс отвернулся именно в эту секунду, то избежал бы жутких кошмаров, которые будут теперь преследовать его во снах, но взгляд словно магнитом притягивало туда, где повсюду виднелась запекшаяся кровь. Когда полицейские подняли тело, чтобы положить его в приготовленный черный мешок, один из них споткнулся и на мгновение отпустил руки, так что голова мертвеца откинулась назад, обнажив огромную резаную рану на шее.

Инспектор уголовной полиции Мария Верн подвезла Матса Эклунда домой, после того как он отказался ехать в больницу, и с облегчением отметила, что его жена дома. Оставлять его одного Марии совсем не хотелось. Когда труп перекладывали в черный пакет, Матс потерял сознание – просто взял и обмяк. Вряд ли он серьезно ударился, даже несмотря на то, что Мария не успела его подхватить. Матс был совсем бледный и измотанный, руки у него дрожали. Жену звали Йенни. Мария уже встречала ее раньше, еще в начале недели на родительском собрании, посвященном футбольному лагерю, куда записался сын Марии, Эмиль. Йенни пригласили поработать тренером в этом лагере. Она производила впечатление уверенного человека и заботливой жены: усадила мужа в кресло, налила ему чаю и укутала в одеяло.

Вернувшись на место преступления, Мария Верн записала те вопросы, что не успела задать Матсу. Заедет к нему попозже вечером, когда он немного оправится от шока. Мария подошла к полицейскому ограждению, которое протянули вокруг всего хутора, включая жилой дом, кузницу и коровник. Мортенсон как раз сворачивал брезент, пытаясь не запачкать одежду кровью, которая была просто повсюду.

– При нем никаких документов. Судя по всему, он спал прямо на брезенте, ни матраца, ничего. Холодно, наверное, жуть было, – Мортенсон вздрогнул от одной только мысли, – да и жестко тоже. Я тут вот что подумал: кажется, вся его одежда дома сшита, на ней нет бирок – размер, производитель, ну как обычно, ты понимаешь.

– Как он сюда приехал? Или пришел пешком? – задумалась Мария и огляделась в поисках какого-нибудь транспорта: машины, велосипеда, чего угодно, на чем погибший мог бы добраться сюда со всей своей поклажей.

– Хартман нашел автомобиль, припаркованный на гравийной дорожке, вон там поодаль, в кустах. Томас все еще там, – махнул рукой Мортенсон, и Мария пошла туда, после того как задала криминалисту еще пару вопросов, ответов на которые у него пока не было.

Отойдя на пару сотен метров, Мария услышала голос Хартмана, доносящийся из зарослей. Вскоре показался и он сам, а рядом она увидела ржавый автомобиль незнакомой марки: на колесах нет дисков, багажник кое-как закреплен с помощью веревки. Обогнув кузов, Мария констатировала, что номера на машине отсутствуют.

– Автомобиль жертвы? – спросила она.

– Многое на это указывает, – ответил Хартман, открыв рукой в перчатке водительскую дверь и достав мешок из-под палатки с парой деревянных колышков в придачу. – Хотелось бы знать, что он тут делал и почему машина спрятана. На заднем сиденье стоит птичья клетка, вон, видишь? Я думаю, ее смастерили вручную из ивовых прутьев. А еще мы нашли картины, завернутые в старые истертые простыни. Добротные холсты маслом, и среди них немного акварелей. В бардачке валяется пачка сигарет, на ней все по-русски, а документов никаких нет.

– Соседи видели что-нибудь? – Мария уже успела поговорить с теми, кто столпился у ограждения, записать их имена и номера телефонов.

– Пока никто ничего не рассказал, – покачал головой Хартман. – Они и палатку-то не заметили, значит, можно предположить, что она здесь недавно. Криминалисты это живо установят – трава ведь быстро желтеет, если ее накрыть.

В кустах послышался треск, и Мария резко обернулась. Но это был всего лишь Еспер Эк, их коллега. Задумчиво и ничуть не смутившись, он застегнул ширинку и поправил штаны.

– Соседские фермеры или народ из краеведческого клуба должны были обратить внимание, что кто-то разбил здесь лагерь. Место для кемпинга не самое обычное. Он, наверное, не особо разбирался в законе о праве свободного природопользования. Это не так уж и просто. Хотя, с другой стороны, все хорошо продумано – до туалета рукой подать.

После того как Мария провела пару часов в управлении, позвонил Эмиль, чтобы узнать, куда мама запропастилась. «Ты же собиралась прийти домой пораньше!» Ну вот, опять проснулось чувство вины. Она обещала детям вместе поехать на пляж в Тофте, на конкурс скульптур из песка. Совсем вылетело из головы, а теперь уже поздно. По дороге домой Мария вспомнила, что ей нужно зайти в магазин. Запасы в холодильнике подошли к концу, а что приготовить на ужин, она еще не придумала. Что угодно, только не готовые тефтели, их они уже два раза ели на этой неделе. Как устроены все эти мамы, которым хватает сил готовить после рабочего дня? Да еще нужно управиться как можно быстрее, чтобы дети не успели устать и закапризничать. Накануне Мария зашла в недавно открывшийся торговый центр «Вигорис» и зарегистрировалась в новой системе. Теперь она могла сама сканировать цену товара и сразу класть его себе в сумку, потом только оставалось отдать сканер кассиру. Очень удобно, если знаешь, что брать. Может, филе лосося? Мария взглянула на длинную очередь к прилавку, где взвешивали свежее филе, и схватила упаковку замороженного лосося, уже запакованного и более дешевого. Ей, конечно, было немного стыдно: экономии времени никакой, ведь все равно придется рыбу размораживать, но стоять в очереди ужасно не хотелось.

В очереди к прилавку со свежей рыбой Мария заметила очень стройную, совсем как модель, девушку с темными коротко остриженными волосами. Та явно скучала и играла со своим сканером: сканировала продукты, потом отменяла покупку, затем снова подтвержала и снова отменяла ее. Судя по всему, она тоже недавно начала пользоваться новой системой быстрых покупок. Реклама гласила, что благодаря этой системе можно проследить весь путь товара от производителя к покупателю с помощью вмонтированного чипа. Никаких лишних издержек, которые в конечном счете всегда оплачивает покупатель. Девушка продолжала играть со сканером: поднесла его к своему плечу и нажала кнопку «сканировать». Заметив изумленный взгляд Марии, она резко опустила сканер. Казалось, она вспомнила о чем-то очень важном и, оставив очередь, заторопилась к выходу. Ее корзина с продуктами, в которой лежал кошелек, так и осталась стоять. Может, у нее закончилось оплаченное время парковки или еще что-то в этом роде. Может, у нее назначена встреча? Мария попыталась ее догнать и прокричала ей вслед про кошелек, но девушка так и не остановилась, хотя не могла не услышать.

– Эй, вы забыли кошелек! Постойте! – Мария увидела, как та садится на велосипед и исчезает за поворотом. Прежде чем отдать кошелек кассиру, Мария открыла его и взглянула на права – владелицу звали Сандра Хэгг.

Уже сидя в машине по дороге домой, Мария мысленно вернулась к убитому мужчине. Неприятное происшествие, и что хуже всего – место преступления совсем близко от спокойного, почти идиллического городка Клинтехамн, где она поселилась с детьми.