Текст книги "Жена из другого мира"

Анна Замосковная
Жена из другого мира

Глава 1

Во рту, заглушая жжение в горле, полыхнул обжигающей мятой леденец от кашля. Отбрасывая обертку и чек из аптеки в урну, открыла дверь в подъезд, опять проклиная этот адски неудачный день.

Проспала, промокла под дождем, покуковала в двух сломавшихся в рейсе маршрутках. В бухгалтерии уронила горшок с кактусом и схлопотала от девушек впечатлившее их китайское проклятие «чтоб тебе жить в интересное время». Порвала любимые джинсы (хорошо, что в незаметном месте), промаялась с головной болью и першением в горле, порвала бисерную фенечку, подаренную еще в школе, обнаружила у себя температуру, была отправлена домой, теперь любимую секцию пропускала. И телефон на работе забыла. Ну что за день, а?

Цепляясь за перила, с трудом поднимала ноги. Родной второй этаж вдруг оказался расположенным слишком высоко, а рюкзачок за спиной – неожиданно тяжелым. Ступень за ступенью преодолела скрипящую песком под кроссовками лестницу. Ослабевшие руки отказывались снимать рюкзак, искать в нем ключи.

Я привалилась лбом к мягкой обивке новой двери и люто жалела, что Павлик сегодня на подработке. Вот бы завалиться в кровать, и чтобы он чай горячий с лимоном приготовил, и градусник дал, и одеялом укутал.

Лимона, правда, нет и телефона тоже, чтобы позвонить и попросить купить по дороге. Наконец нащупала среди спортивной одежды и кроссовок клыкастую черепушку брелока и вытащила связку из трех ключей. В новый замок ключ вошел не в пример мягче, чем в старый, и провернулся бесшумно. Дверь тоже открылась бесшумно, и на меня выплеснулись звуки: частый скрип койки и недвусмысленные охи.

Сердце ухнуло куда-то в неизвестность, руки повисли, и рюкзак тихо плюхнулся вниз. Горло будто перехватило невидимой сильной рукой. Вдохнуть не получалось, точно в полусне я шагнула вперед.

Стоны стегали плетьми, я шла сквозь светлую прихожую, вздрагивая в такт им и скрипу кровати.

«Нет, только не это! – Меня будто замораживали изнутри. – Может, он кому-нибудь ключи дал, попользоваться разрешил…»

Но здравая часть разума упорно отмела эту надежду: брезгливый Павлик никому не позволит пользоваться нашей кроватью. В прихожей стояли его туфли. И светлые босоножки на шпильках.

Сквозь рифленое стекло двери в спальню проглядывала светлая скачущая фигурка.

Протянула руку. Сердце екнуло, предупреждая, что, если открою дверь, – пути назад не будет. В груди разливалась боль. Я с силой распахнула створку.

Воздух из груди вышибло точно ударом: верхом на Павлике скакала Светка, потряхивая силиконовыми сиськами, на увеличение которых я одалживала деньги. Мое лицо свело судорогой. Увидев меня, Светка ойкнула и хитро, с надеждой глянула на округлившего глаза Павлика.

А я не знала, что сказать.

Моргнула. Скрестила трясущиеся руки на груди.

– А ты почему не в секции? – сипло спросил Павлик.

– А ты почему не на подработке? – тихо спросила я.

Наконец Светка отклеилась от него и, завернувшись в покрывало, двинулась на меня, но я стояла в дверях, и она благоразумно сохранила дистанцию. Впрочем, мне было так холодно, что я ничего не могла бы ей сделать.

Так мы и застыли. Самое плохое – Павлик не прятал глаз и не выглядел виноватым. Скорее злился. Ну конечно, я помешала развлечению.

Мы продолжали чего-то ждать. Нервно заправив за ухо осветленную прядь, Светка опустила густо накрашенные ресницы:

– Саш, пропусти, пожалуйста.

Механически отступила в сторону. Светка подхватила игривое бежевое платьице, набитую косметикой сумочку и кошачьей походкой от бедра двинулась на выход, оставив в постели кружевные трусики и бюстгальтер.

А Павлик смотрел ей вслед жадным, восхищенным взглядом.

Высокая и гибкая, как пантера, она прошла мимо, обдав меня ароматом духов и запахом моего мужа, и с потрясающей наглостью свернула в ванную комнату. В приоткрытую дверь было видно, как она поправляет светлые, идеально уложенные даже сейчас волосы, оглаживает четвертого размера груди с торчащими сосками.

Меня замутило. Шагнула в спальню и захлопнула дверь. Стекло зазвенело.

– Почему? – только и могла спросить я.

Презрительный, оценивающий взгляд Павлика резал сердце, выбивал из колеи и замораживал, замораживал еще сильнее, хотя это казалось невозможным. А я стояла перед ним и ждала, хотя все уже безвозвратно уничтожено и в его ответе смысла нет.

– А ты не понимаешь? – Павлик взял с прикроватной тумбочки тонкие дамские сигареты Светки и закурил, нарушив (вероятно, не впервые) данное мне слово больше не вдыхать всякую никотиновую дрянь. Дым от первой затяжки на миг прикрыл его лицо. Павлик тлеющей сигаретой указал на меня и как бы обвел по контуру. – Ты в зеркало себя видела?

Плотнее стиснула скрещенные руки, да так крепко, что подвеска с черепом больно вдавилась в предплечье и грудь.

– Джинсы, все эти твои детские фенечки, воронье гнездо на голове, кроссовки и майки с тупыми надписями были милы, когда тебе было пятнадцать. Даже в восемнадцать это выглядело ничего, но теперь, Саш… – Он поморщился. – Ты же взрослая женщина, а выглядишь как какая-то гопота из подворотни. Мне стыдно с тобой на людях появляться.

Дыхание перехватывало от каждой фразы. И была растерянность – всепоглощающая, парализующая.

– Тебя же устраивало.

– Разве? – Хмыкнув, Павлик снова затянулся. – Разве я не намекал много раз, разве прямо не говорил, что пора остепениться?

– На твои корпоративы я всегда надевала платья.

– Редкие дни, когда ты была похожа на нормальную женщину, а мне такая нужна постоянно. С аккуратной укладкой и маникюром, накрашенная, в юбках или платьях. А ты какая-то неправильная, Саш. Посмотри на Светика, она даже под нож не побоялась лечь, чтобы соответствовать, а ты? Ты же знаешь, как я люблю большие сиськи, но даже пуш-апом не пользуешься.

Напоминание о Светкиных обновленных сиськах было как удар под дых. Но вспомнился документальный фильм о пластических операциях, и это выдернуло из оцепенения. Я будто заново увидела курящего в нашей кровати Павлика и себя с опущенными руками.

– Так что не надо смотреть на меня, будто я в чем-то виноват, – продолжал добивать Павлик. – Я мужчина, и это естественно, что я хочу видеть рядом настоящую женщину, а не особь неопределенного пола.

Лед в моей груди выпустил шипы, наполняя меня холодной яростью.

«Убью, – меня начало трясти. – Я его сейчас убью».

Толкнула дверь. Бам! Вскрикнувшая Светка отскочила в сторону, потирая лоб. А я застыла, стискивая кулаки, ошарашенно глядя на нее, завернутую в мое махровое с Винни Пухами полотенце, подаренное покойной мамой.

– Не смей! – Вцепившись в край полотенца, судорожно вытряхивала из него Светку. – Не смей! Мое!

Она отшатнулась, силиконовые шары подергивались. Светка даже не попыталась прикрыться, захлопала огромными ресницами.

– Павлик, она… она… – Направила на меня наманикюренный ноготь. – Она меня обижает.

Дрожа от гнева и боли, я стояла в прихожей и прижимала к груди (первый размер, ничего выдающегося) еще влажное полотенце. Я не знала, куда деваться, мозг отказывался работать, зациклившись на бесконечном воспроизведении обвинений Павлика, особенно на его последнем: «Я мужчина, и это естественно, что я хочу видеть рядом настоящую женщину, а не особь неопределенного пола».

Разве не он говорил, что любит меня? Разве не он говорил, что я лучшая? И что теперь? Как теперь?

Светка бочком-бочком перебралась в спальню, послышался тихий шепот, резкий ответ Павлика:

– Квартира в общей собственности, так что тебя выгонять она не вправе.

Руки задрожали. Эти слова Павлика, ситуация, мои чувства никак не умещались в сознании, отторгались, выжигали все внутри.

Этого просто не могло быть.

Не со мной.

Я же над анекдотами о том, как жена пришла с работы раньше времени, смеялась, и вдруг…

Вздрогнув, обнаружила себя в нашей уютной кухне с новым, солнечным, желтой расцветки, гарнитуром. Мы же вместе выбирали, Павлик обнимал меня за плечи, так почему сейчас…

Дыхание перехватило. Полотенце упало, я закрыла лицо руками. Чудовищная боль разрывала грудь. Я кричала, орала изо всех сил, но боль не проходила.

Восемь лет, мы были вместе восемь лет, пережили и подростковые закидоны, и учебу в институте, смерть моих родителей, болезни друг друга, проблемы с работой. И вот теперь, когда все наладилось, он просто променял меня на силиконовые сиськи.

Стеклянная дверь на кухню открылась.

– Что ты орешь? – недовольно произнес Павлик. – Сама виновата: надо звонить, если раньше с работы идешь. Ну что ты на меня так смотришь? Ты же не маленькая, должна понимать, что мужчинам иногда надо расслабляться, а женам – закрывать глаза, чтобы не увидеть лишнего.

Боль переполняла меня. А он говорил:

– На худой конец, могла тихонько уйти и подождать, пока мы закончим, и было бы все, как раньше, нормально.

– Нормально? – прошептала я. – Это, по-твоему, нормальный брак?

– А ты что думала? Или считаешь, Светик первая? – Павлик снова затянулся, выпустил дымное колечко. – Кстати, с сегодняшнего дня я не намерен скрывать, что курю. Так что привыкай. Ну и… пошла бы ты погуляла, обдумала ситуацию, успокоилась. – Он презрительно оглядел меня. – Платье бы себе купила.

И он закрыл дверь.

Зажмурившись, шумно вздохнула.

Боль схлынула, оставив пустоту, беспросветную и горькую.

Платье? Да ни за что. И терпеть такое отношение не буду. И никаких больше мужей!

Выйдя из кухни, хлопнула дверью. Стекло звонко посыпалось с нее, осколки ощутимо лупили по ногам, не в силах пробиться сквозь джинсы. Я двинулась в спальню за сундучком с документами. Развод. Я должна немедленно подать на развод! За стеклом двери в спальню мелькнуло лицо Павлика.

Руку полоснула боль. Я опустила глаза – с запястья капала кровь. Видимо, один из осколков задел, срезал несколько фенечек.

– Спятила? – рявкнул выглянувший из спальни Павлик. – Ты что устроила, дура?

Зажав рану, продолжила путь к заветному сундучку со свидетельством о браке, повторяя: «Никогда больше. Ни за что. Не выйду замуж».

За две минуты до этого где-то в другом мире

– Лавентин, не глупи! – Стоявшая за зеленым энергетическим барьером Сабельда казалась призраком.

Или утопленницей.

Да будь она проклята!

Плеснул еще вина в кубок из алого, с золотыми жилками хрусталя и безобразно выхлебал. В голове, и без того кружащейся, добавилось мути. Бутылка марочного вина в руке была непростительно легкой.

– Ла-вен-тин, – протянула Сабельда нежным, сладким голоском, от которого всегда сладко сжималось в груди (и сейчас сжималось, будь все проклято!). – Понимаю, ты на меня сердишься, но у тебя нет выбора.

Поднял взгляд на потолок лаборатории. На фоне встроенных светильников ярко выделялась парившая надо мной пятиконечная магическая печать. В ее почти пустом ободе осталось всего восемнадцать знаков силы. Один мигнул, и их осталось семнадцать.

Время уходило.

Не глядя, швырнул бутылку в натянутый в дверном проеме барьер. Звон послышался будто издалека. Вообще, кажется, вдобавок ко всему прочему у меня заложило уши.

В священном намерении прочистить ухо (что-то не припоминаю, когда мылся последний раз – наверное, перед балом, хотя вроде еще в реку падал, можно считать мытьем) ткнул мизинцем внутрь, и там обожгло болью, ощущение лопающейся перепонки прокатилось по телу.

«Ну не может быть», – уставился на руку с яркими зелено-голубыми когтями по десять сантиметров каждый.

Я же в трансформе.

В родовой трансформе, будь она неладна! Хорошо еще, что не глаз решил почесать.

– Лавентин, в который раз говорю: ты все не так понял.

Поднял взгляд на эту… эту змею. Сабельда покачивалась за магическим барьером. Вместе с лабораторией и полками с коллекцией эмбрионов в стазис-растворах. И вместе со столом, на который я опирался. И со стульями, и с другими столами, и с плакатами, и стеллажами книг. Основательно они так кружились.

Но как бы ни качалась моя голова, какая бы муть ее ни наполняла, даже всем сердцем желая поверить, я не верил, что шарившую под юбкой моей невесты руку моего кузена и их договоренность встретиться и снова приятно провести время, пока Сабельда якобы будет заказывать нижнее белье к свадьбе, можно понять как-то иначе, чем понял я. Ах да, Сабельда этого златовласого козла еще и целовала.

Вообще, у меня было много слов по этому поводу, катастрофически много, я даже указал на Сабельду пустым бокалом и хотел высказаться. Ну хотя бы половину высказать, потому что вторую половину еле ворочающийся язык высказать вряд ли мог.

Но, глядя на ее зеленоватое личико, вспомнил, что я, Хуехун меня побери, длор, и не пристало длору употреблять такие слова. Благородно сдержавшись, стал отсеивать неприличные слова, в итоге остались только:

– Сабельда, ты… не… как… чтоб… и… и…

Не получалось разговора и честного выражения мнения. Поэтому достал еще бутылку из стоявшего на столе ящика. Откуда он тут взялся, ума не приложу. Впрочем, к уму не прикладывалось очень многое. Например, почему я в одних панталонах? Причем ярко-желтых, с кружевом и явно не моих.

– Лавентин! – Сабельда топнула прекрасной миниатюрной ножкой в очаровательной туфельке, на миг показавшейся из-под кринолиновых юбок.

Фуфун Великий, как же она прекрасна, изящна, женственна, как воздушны ее светлые локоны, как невинны огромные глаза. Сабельда указала пальчиком на что-то над моей головой.

Устало посмотрел вверх: знаков силы осталось всего пять.

Мама тоже нашла когда вмешаться. Вот кто ее дернул родовое проклятие активировать? Кто? Сабельда наверняка и дернула.

Заставил себя внимательно смотреть на печать проклятия. К сожалению, предки оставили за родителями право запускать брачные чары детей, и мама владела этим чудовищным инструментом. Перевел мутный взгляд на активированные брачные браслеты.

Широкие, разомкнутые на три сантиметра кольца с путаным орнаментом сияли зелено-голубым светом. У меня осталось несколько минут, чтобы надеть их на избранницу, или родовая магия сочтет меня непригодным к наследованию и бла-бла (не помню, как там точно в инструкции), отсекая от управления источником магии.

Собрав волю в кулак, уставился на Сабельду.

Самое ужасное – я ее до сих пор любил. А она совершенно не испугалась моего гнева, и значит, после свадьбы будет принимать ухаживания другого. Вот ведь!.. Бутылка в моих руках разлетелась вдребезги, омывая когти сладким, резко пахнущим вином.

– Лавентин, я нужна тебе. – Сабельда подошла вплотную к щиту. – Сейчас ты сердишься, но, поверь, ты будешь счастлив со мной, а если откажешься от брака – сила предков покинет тебя и кем ты станешь? Подумай, какая жизнь тебя ждет. Обида из-за глупого недопонимания не стоит такой жертвы. – Ее голос дрогнул. – Ну же, Лавентин!

– Я поклялся на тебе не жениться. – Вытащил другую бутылку. – Перед всеми гостями! – Подцепив когтем пробку, выдернул. – Поклялся себе!

Пил, зажмурившись, заглушая волнами алкогольного дурмана рвавшую сердце боль. Ни одна женщина не заставляла меня чувствовать себя таким бессильным и ничтожным. Мерзкое-мерзкое ощущение, разъедающее душу сильнее, чем концентрированная кислота металл.

Через считаные мгновения жизнь превратится в кошмар. Я стану ничтожнейшим из существ – лишенным родовой магии длором. В голосе Сабельды звучал сладчайший мед:

– Но до этого ты обещал на мне жениться. Нет ничего странного в исполнении более старой клятвы. Так вернее! Разумнее, в конце концов.

Даже сквозь нахлынувший дурман я ощутил ее тревогу и страх. Хотелось подойти и обнять ее, но… Поморщившись, швырнул початую бутылку в барьер, и зеленый щит окрасился багрянцем вина.

А я схватился за голову. Когти путались в длинных волосах.

Это ведь последние мгновения обладания магией.

А я… я… Оглядел любимую просторную лабораторию. Сфокусировать взгляд было так трудно, что я покрылся испариной. Но я должен смотреть сейчас, пока принадлежу роду, потом охранные чары меня отсюда вытолкнут. И я напряженно всматривался в любимые эмбриончики (даже если мне их отдадут, без магии нечего с ними делать), книги, столы с инструментами и алхимическими наборами. Полку с артефактами, плакат…

Снова уставился на полку с артефактами. Археологическое общество заказало исследование нескольких находок, среди которых ржавел большой прямоугольник портального узла. Рядом лежал свиток – копия документа из недавно обнаруженной древней библиотеки с инструкцией по открытию перехода в другой мир.

Гениальная идея озарила меня точно вспышкой молнии. Прямо-таки пронзила до глубины души!

Да, я поклялся не жениться на Сабельде, но сейчас браслеты примут любую жену, а иномирянку после церемонии можно отправить назад, из другого мира чары браслетов не дотянутся: я буду как бы женат и как бы свободен.

Шедеврально!

Ринулся к полке.

– Что ты делаешь? – В голосе Сабельды прорезалась тревога.

Ага, не хочет выгодного жениха терять! Ничего, прорвусь!

Ну или попытаюсь: руки и ноги действовали как-то неслаженно, в голове стало еще туманнее, я еле переводил закорючки мертвого языка, кое-как напитывал магией узел – закрытый корпусом механизм из кристаллов-накопителей и колб с активным раствором.

– Лавентин!

От прикосновения Сабельды щит в дверном проеме заискрил, она вскрикнула и отступила. А я схватил трижды проклятые браслеты.

Развернулся к уже раскрывшемуся овалу портала, потрясенный тем, как легко на пьяную голову получилось его создать (впрочем, трезвым я до него не добрался). Только в эту дырку полметра высотой вряд ли кто влезет.

Так…

А как вытащить оттуда женщину?

Краем глаза заглянул в схему: ничего не понятно.

Уставился на ослепительно сверкавшие браслеты. В ранте зависшей над головой печати осталось два знака силы.

– Родовой дух! – Потряс браслетами. – Родовой дух, давай, помоги. – Задумался. Родовой дух не вызывали так давно, что общению с ним уже не учили. – Давай, найди мне жену. – Поднял глаза вверх: один знак мигнул, остался последний. – Такую, чтобы…

Не хотел я жениться (мороз по коже при мысли об этом). И с женой жить не собирался, так зачем какие-то требования? Я хочу жить свободно, заниматься своими делами, чудить и веселиться.

– Короче, вытащи оттуда кого-нибудь. Женского пола!

Я влил магию браслетов в портал – вот на собрании научного общества стариканы от удивления и зависти лопнут! Овал значительно расширился, раскрылся коридор, при этом в моей лаборатории мерцал только плоский диск прохода, а сам темный, похожий на зев необработанной пещеры коридор тянулся далеко-далеко. Зелено-голубой поток магии устремился вглубь.

У меня замерло сердце.

Только бы получилось!

Оттуда летела рыжая клякса. Взглянул вверх: последний знак силы мигнул и пропал, пентаграмма стала медленно осыпаться искрами, они жгли кожу, браслеты в моих руках тяжелели.

– Эй, ты! – взвизгнула Сабельда.

Лихорадочно натянул ставший гибким браслет на свое запястье, холод отторгающей меня магии ожег до костей. От ужаса шевелились волосы, паника захлестывала. В меня врезалось тело.

Схватил тонкую руку, сжимавшую мятые листы, приложил второй браслет и надавил. Размягчившийся металл обхватил бледное запястье, в обоих браслетах мгновенно затянулись отверстия, подтверждая заключение брака.

Меня с новой силой захлестнуло родовой магией.

Ура!

Я сделал это!

И пока портал держался, толкнул рыжую в переход и с торжествующей улыбкой обернулся к Сабельде.

Даже через зеленоватый барьер было видно, как она побледнела.

– Ты, ты… – Ее губы дрожали. – Как ты мог?

– А вот так! – Помахал рукой в браслете. – Дорогая, я теперь мужчина официально женатый. Извините, ни минуты уделить вам не могу: мне надо срочно отпраздновать свою свадьбу.

Снова помахал ей рукой и направился к столу за бутылкой. Весь торжествующий внешне и трясущийся внутри. Ничего себе приключеньице!

– Ты… Ненавижу вас! – Подхватив кринолин, Сабельда умчалась прочь.

Хлопнула дверь на лестницу, отрезая цокот каблуков.

Воровато оглянулся: портал исчез, жены не наблюдалось. Браслет тоже молчал, хотя оставался замкнутым, как и полагается после заключения брака.

Уфф…

Надо же, пронесло – и как старший женатый мужчина всю магию рода теперь контролирую, и никакой жены! Это точно необходимо отметить.

Сердце сжалось: отметить то, что Сабельда никогда не станет моей по праву, никогда мне…

Так, никакой тоски по изменнице!

Ни за что!

Но вопреки желанию разума сердце разрывалось.

Махом выхлестал из горла целую бутылку. Только после этого пьяный туман достаточно заполнил мысли, чтобы притупить боль.

Браслет непривычно холодил кожу.

Свадьбу надо отметить.

Желательно в компании.

Подхватив ящик с вином, неровной походкой двинулся к выходу. Ноги не слушались, и я врезалась в дверной косяк. Щит я снял с пятого раза, назад не смог поставить и с седьмого.

Ну и Хуехун с ним!

В голове гудело. Я упорно брел к выходу из подземелья и снимал защитные чары.