Текст книги "Тайна Каоса"

Приготовления

Прошло несколько дней с тех пор, как Эва приходила в Газетный дом поговорить о предстоящем приезде музыкантов из Тириллтопена.

Папа Бьёрнара был знаком с некоторыми из оркестрантов. Как-то раз у них зашёл разговор о том, сколько всяких бед в мире: войны, вражда, нищета, притеснения. Стоит ли удивляться, что люди берутся за оружие, если не находят иного выхода исправить положение? Но и без голода и войны многие ведут себя грубо и готовы чуть что кинуться в драку.

Тогда Бьярне рассказал о Ветлебю, ведь, хотя он сам работал в большом городе, его семья – Эва и Бьёрнар – жили там. В Тириллтопене никто про такой городок не слышал, а в Ветлебю никто знать не знал о Тириллтопене – вот было бы хорошо им перезнакомиться!

Пусть для начала музыканты приедут в Ветлебю и выступят с концертом. Переночевать они могут у местных жителей: кто-то у Бьёрнара, кто-нибудь один у Каоса, потому что у них не так много места. В коричневом доме у горной гостиницы, где жила Олауг, вполне поместятся трое или четверо. У Пончика может остановиться один или даже двое. А у дяди и тёти вполне просторно, ведь они живут в собственном доме. Свавва из аптеки обещала пригласить четверых. Однако несколько семей заявили напрямик, что никого к себе не пустят: они слышали, что в этих новых городах-спутниках живут отпетые хулиганы. Но всё-таки большинство жителей Ветлебю были готовы проявить радушие и гостеприимство, и все очень волновались – и хозяева и гости.

Наступила суббота. Каос, Олауг и Пончик сидели в квартире Бьёрнара. Обычно они по субботам к нему не приходили, но на этот раз Эва сама их пригласила.

– Музыканты приедут сегодня, – мрачно сказал Бьёрнар. – Папа вчера специально остался в городе, чтобы привезти на своём фургоне часть гостей.

– Ох, что-то меня это не радует, – сказала Олауг. Но это было не совсем правдой, на самом деле она радовалась, но ей показалось, что Бьёрнару будет приятно, если она скажет, что тревожится.

– И неудивительно! – буркнул Бьёрнар. – А кто будет жить у вас?

– Та, кого они зовут «бабушка», – ответила Олауг, – хотя на самом деле она старая доярка, а с ней ещё две девушки – Мона и А… забыла имя. Что-то на «А», кажется. Мама читала их имена так быстро, что я не запомнила. Может, и ещё кто-нибудь, не знаю.

– Старая доярка очень сильная, – сказал Каос. – Прошлым летом, когда мы с папой ходили в горы, мы приняли её за старую хульдру с длинными седыми волосами. Она искала быка, который убежал и разгуливал сам по себе. Он был ужасно свирепый, но она его нисколечки не боялась – подошла и смело повела за собой. А когда мы с папой пришли потом на сеттер, эта старушка оказалась там, завязала волосы в пучок и напекла нам вафель. И я её уже больше не боялся.

– Ну, тогда она, наверное, не из Тириллтопена, раз жила у нас в горах на пастбище, – решила Олауг.

– Нет, это та самая, – подтвердил Бьёрнар. – Мой папа её часто встречал, все зовут её «бабушка», потому что она и в самом деле бабушка. Но у нас она не задержится, наверняка поспешит вернуться назад в горы, поэтому и решила остановиться у Олауг. Вам её нечего бояться, но вот другие гости могут показаться чересчур крутыми.

– Что значит «крутыми»? – спросил Пончик.

– Ну это такие, кто редко улыбается, ходит особой походкой и говорит по-особому.

– А как они говорят? – заинтересовался Каос.

– Когда встречаются, говорят: «Хай», – ответил Бьёрнар. – А ещё они считают, что в маленьком городке вроде нашего – скука смертная, что здесь ничего не происходит, а они привыкли, чтобы была куча кинотеатров и всё такое.

– Разве в Тириллтопене куча кинотеатров? – удивился Каос. – Что-то я не заметил, когда навещал маму.

– В самом Тириллтопене – нет, но в большом городе, который совсем рядом, можно на метро доехать, там всего полно – делай что хочешь, можешь хоть каждый день ходить в кино или на дискотеку, есть сосиски с картофельными лепёшками и пить колу. Эва говорит, что испечёт крендель и булочки. Но это всё ерунда! Я сразу сказал: мне эта затея не по душе. Но разве взрослых переубедишь! Мама и папа твердят о том, как это важно, чтобы мы познакомились друг с другом. Не хочу я ни с кем знакомиться, мне это ни к чему!

– А они такие же крутые, когда в оркестре играют? – спросила Олауг.

– Ясное дело, – кивнул Бьёрнар. – А про нас они думают, что мы тут ничего не знаем и слыхом не слыхивали про диско, рок или поп. У меня, между прочим, есть кассетный магнитофон. Знаете, давайте-ка подготовим для них сюрприз! Помните, что мы устроили дома у Каоса в тот вечер? Мы подготовим свою музыку, вот что!

– С колокольчиками? – спросил Пончик.

– Нет, колокольчики нам в этот раз не понадобятся, – ответил Бьёрнар, – у нас будет другая программа. Ты можешь играть на барабане – на самом-то деле это просто перевёрнутое ведро, но звучит не хуже.

– Я буду бить в барабан и маршировать! – обрадовался Пончик и зашагал по полу.

– Ну ты совсем как маленький! – одёрнул его Бьёрнар. – Успокойся и послушай лучше. Олауг, ты будешь вокалисткой.

– Кто это?

– Это певица, которая поёт с рок-группой.

– А что я буду петь? Я знаю песню про Малыша, про Бабушку-мышку, а ещё – «Я знаю один сеттер» и «Тейк он ми»[1]1
  Песня группы «А-ha».


[Закрыть]. Может, это подойдёт?

– На самом деле тебе надо будет только рот открывать, понимаешь?

– Только рот открывать? – переспросили хором Олауг, Каос и Пончик.

– Да, – ответил Бьёрнар и тяжело вздохнул. – Сейчас объясню. Смотрите!

Он стал открывать рот, но не издавал никаких звуков. И всё же казалось, что он поёт и трясёт головой в такт. Бьёрнар даже зажмурился, словно ему больно, но затем снова открыл глаза и улыбнулся, а потом снова стал серьёзным.

– Мне что, тоже так делать? – спросила Олауг. – Но ведь ты изображал певца, а не певицу, верно?

– Да, но у меня есть кассета, где поёт женщина, это тебе больше подойдёт. А ты, Каос, играй на гитаре, я вырезал две – для тебя и для Олауг.

Оказалось, что Бьёрнар заранее выстругал две доски так, что они стали похожи на гитары, да ещё и натянул на них стальную проволоку вместо струн.

– А ты сам на чём будешь играть? – спросила Олауг.

– На ударных.

– Что это такое?

Бьёрнар стянул покрывало, лежавшее на стуле, и все увидели, что он и впрямь изрядно потрудился, чтобы подготовить настоящий оркестр. Он привязал крышку от кастрюли к подставке для цветов, положил рядом деревянную мутовку и стальной венчик для взбивания, банку с горохом, банку с маленькими гвоздями и две кругленькие деревяшки, которыми можно было стучать друг о друга – они назывались кастаньеты. Тут Эва позвала детей:

– Вы не возражаете, если я сбегаю на минутку в магазин? Я собралась печь крендель, а мука кончилась. Я быстро. У вас всё в порядке?

– Ладно, иди, – ответил Бьёрнар.

Очень удачно, что Эва ушла: они тем временем порепетируют по-настоящему. Бьёрнар включил музыку, да так громко, что Олауг захотелось забиться в угол, а бедный Пончик спрятался под кровать.

Бьёрнар понял, что включил музыку слишком громко, и убавил звук. Каос вернулся на место, Олауг отняла руки от ушей и запела. Пончик выбрался из укрытия и принялся бить в ведро-барабан, а Бьёрнар играл по очереди на всех своих инструментах. Получилось неплохо.

Они порепетировали ещё немного. Наконец распахнулась дверь, и на пороге появилась Эва с кульком муки в руках.

– Вас слышно от самого перекрёстка, – сказала она, – хорошо, что соседи разъехались. Посмотрите, как вы вспотели и раскраснелись! Вы что, решили стать музыкантами?

– Рок-музыкантами, – уточнил Бьёрнар.

– Понятно. Знаешь, Бьёрнар, что хорошо в музыке? Она может быть разной: такой, какую вы сейчас играли, или странствующей мелодией, которой научила нас Олауг, а иногда звучит как целый оркестр. Ну а теперь не поможете ли вы мне раскатывать булочки? Тесто уже поднялось. А потом я испеку крендель. Посмотрите, я купила коричневый сыр и печёночный паштет, а ещё у нас есть варенье. Идите, мойте руки!

Каос обрадовался, что сможет участвовать в готовке – это же так весело!

– А я слеплю круглого дяденьку, – оживился Пончик, – и круглую тётеньку, а ещё зайчика.

– Знаешь, Пончик, – сказала Эва, – давай отложим твоих человечков на другой раз. Сегодня достаточно того, что ты сделаешь шарики из теста, а мы раскатаем их в лепёшки.

– Но хоть одного человечка слепить можно? – попросил Пончик.

– Ладно, – уступила Эва. – Вот тебе кусочек теста.

Дети сели вокруг большого кухонного стола, они раскатывали, похлопывали и снова раскатывали. Эва клала лепёшки на противень, и они отправлялись в духовку, оттуда, постепенно заполняя всю кухню, стал растекаться вкуснейший запах. Под конец Эва сплела большой замечательный крендель. Она взбила яйцо, дала Олауг и Пончику по кулинарной кисточке, чтобы они расписали крендель взбитым яйцом словно красками.

Каос растолок пестиком куски сахара – получилась сахарная крошка, которой он посыпал крендель. Бьёрнар резал миндальные орехи на мелкие кусочки и тоже посыпал ими крендель, а Пончику разрешили посыпать его корицей. Потом крендель отправили в духовку. Дети следили, как он там поднимался и рос от жара: сначала он был бледный, потом стал золотистым, а под конец – коричневым.

– Мы бы сейчас его попробовали, – проворчал Бьёрнар, – если бы не эти гости!

– Мы испечём такой же в другой раз, – пообещала Эва, – но сегодня мы ждём гостей. Давайте-ка раздвинем стол. Поставим на него всю еду, и каждый сможет подойти и сам взять что захочет, а потом сесть, где кому удобно – в гостиной или, может, в твоей комнате. Бьёрнар, что скажешь?

– Это мне не нравится, – буркнул Бьёрнар.

– Вижу, – вздохнула Эва.

Казалось, что Бьёрнар был раздосадован тем, что Эва не рассердилась и не заругала его, а просто заговорила о другом.

– Помогите мне найти тарелки, чашки и кружки – все, какие у нас есть. Не знаю, сколько точно гостей придёт.

– Может, ты не знаешь и сколько их останется у нас ночевать? – съязвил Бьёрнар.

– Не знаю, но они обещали приехать со своими спальными мешками и надувными матрасами, так что смогут лечь на полу в гостиной. Пончик, поставь, пожалуйста, эту кружку на стол, а потом приходи за следующей.

Бьёрнар достал тарелки из буфета, нашёл чайные ложки и ножи, но большие тарелки были на верхней полке, до которой ему было не дотянуться. Пришлось Эве встать на стремянку и достать их.

Гости должны были вот-вот появиться.

– Ну-ка, дети, встаньте у окна и смотрите, когда приедут гости, – сказала Эва.

Бьёрнар укатил на кресле в свою комнату.

– Я посижу тут, – шепнул он Каосу. – А вы, когда увидите, что кто-то едет, придите и скажите мне.

Каос, Олауг и Пончик встали у окна. Они очень волновались. Вот появился какой-то автомобиль, но проехал мимо. Прошли по тротуару молодые парни, но они были местные, Каос их уже много раз встречал. Время тянулось страшно медленно, и Бьёрнар тоже устал ждать.

– Ну что, видите кого-нибудь? – крикнул он из комнаты.

– Мы скажем, когда увидим, – ответила Олауг.

– А Эва где?

– На кухне.

Пончик от волнения не мог стоять на месте. Он бегал по квартире – то к Бьёрнару, то к Эве.

– Хочешь посмотреть на своего круглого человечка? – спросила Эва. – Он уже остыл, так что можешь взять его с собой в гостиную, малыш.

– Нет, не надо, – испуганно сказал Пончик, – лучше спрячь его, чтобы крутые не увидели.

– Крутые? – переспросила Эва. – Кто это?

– Те, кто приедет сюда, чтобы есть сосиски с лепёшками, – объяснил Пончик, – а ещё они говорят: «Хай».

– Как интересно, – улыбнулась Эва и обняла мальчика.

Гости

Пончик стоял у окна, ему было немножко страшно. А Олауг ничуточки не боялась, но очень волновалась. И Каос тоже, особенно потому, что Бьёрнар отказался ждать вместе с ними у окна. От этого Каосу было немного не по себе. Гости вот-вот приедут, а Бьёрнар даже встречать их не хочет! Он на них злится, потому что раньше видел городских, и из-за этого дуется на весь свет, даже на Эву! Каос отправился на кухню.

– Ну, опять какие-то проблемы? – спросила Эва.

Каос кивнул и улыбнулся – хорошо, что Эва разговаривает с ним вот так, по-взрослому.

– Бьёрнар злится.

– Ничего страшного, – ответила Эва, – он всегда волнуется, когда предстоит встреча с незнакомыми людьми, но не хочет этого показывать, вот и делает вид, что сердится. Когда он с вами, то уверен в себе, ведь вас он прекрасно знает и вы не обращаете внимания на то, что он сидит в инвалидном кресле, понимаешь?

– Ага, – кивнул Каос, – он боится, что гости, увидев его, станут расспрашивать, что с ним стряслось и всё такое, и решат, будто он совсем беспомощный и ничего сам делать не может, а на самом деле это не так.

– Вот именно, – сказала Эва. – Поэтому давай сделаем вид, что ничего не замечаем.

– Но он сидит там у себя в комнате и не выходит, – вздохнул Каос.

– И пусть, оставим его в покое. Вот увидишь – всё наладится.

Как всё-таки хорошо: поговоришь с Эвой – и все тревоги пройдут! У Каоса словно камень с души свалился, и он вприпрыжку побежал в гостиную – к окну. Чудесным образом его хорошее настроение передалось другим. Олауг принялась напевать себе под нос, а Пончик стал отбивать такт по подоконнику.

Вот и Бьёрнар выехал из своей комнаты и покатил на кухню.

– А сколько людей в этом оркестре? – спросил он Эву.

– Кажется, шестьдесят или семьдесят.

– И что, все приедут к нам ужинать?

Бьёрнар покосился на булочки.

– Нет, они разъедутся по разным домам, – ответила Эва, – но не каждый может принять гостей в субботу днём. Вот, например, у Каоса папа по субботам водит автобус, а мама работает в аптеке, и Свавва тоже, мама Пончика полдня занята на почте, родители Олауг не могут бросить постояльцев в гостинице, но её мама обещала приехать на концерт. Как тебе известно, дядя и тётя Каоса живут в пяти километрах от города, вряд ли стоит ради булочек ехать так далеко перед концертом, ведь до его начала останется всего пара часов. Но зато дядя приедет нам помогать.

– Ясно, – сказал Бьёрнар и снова укатил в свою комнату.

В тот день волновались многие. В том числе и те, кто встал почти в шесть утра и через час выехал со школьного двора в Тириллтопене. Почти никто не успел позавтракать, и вот теперь они ехали голодные и ворчали:

– Уж лучше бы нас в школе поселили, тогда бы мы жили все вместе, а не у незнакомых людей.

– Ещё попадёшь на каких-нибудь противных хозяев, – буркнул один парень.

– Вот тогда и жалуйся, – сказала высокая девушка.

– Какие они – те, кто живёт в Ветлебю? – спросил один парень. – Любят ли они музыку?

– Да, уж точно не такую, какую играем мы, – ответил другой. – Наверняка им подавай только старомодные танцы да мазурки всякие.

– А что плохого в старинных танцах? – вмешался третий. – Вообще-то здорово побывать там, где никогда не бывал. И ничего страшного в этом нет, мы ведь завтра уедем домой.

Они не могли обсудить всё сообща, потому что ехали в разных машинах. Одни – в фургоне Бьярне, он у него был вместительный, другие – в маленьком сине-красном автомобиле. Трое детей и двое взрослых ехали в пикапе, а ещё двое – на красном грузовичке, в кузове которого под брезентом лежали большой барабан, контрабас, рюкзаки и спальные мешки.

– Есть хочешь? – спросил водитель грузовика.

– Еда денег стоит, – ответила его спутница. – А у меня, милок, в кармане пусто, вроде бы нас обещали накормить те добрые люди, к которым мы едем.

– Ладно-ладно, бабушка, – сказал мужчина, – вот будет остановка, куплю тебе что-нибудь. Сейчас встанем на парковке, и нам скажут, где кто будет жить.

– Вестимо где – в горах.

– Да, но туда мы поедем только после концерта, – отвечал мужчина, – так что я всё-таки не стану откладывать.

Водитель направился к киоску и принёс сосиски и лепёшки.

– Ох, непривычная я к такой-то еде, – охала старушка, перепачкавшись кетчупом.

– Ну а теперь, бабушка, мы поедем следом за Бьярне и остальными, они знают дорогу.

– Ты следи сам за дорогой, сынок, а мне надо с лепёшкой управиться.

Тем временем Каос и его друзья ждали у окна. И вот наконец у их дома остановилась машина – это был фургон Бьярне. Потом подъехал пикап, на переднем сиденье были взрослые, мужчина и женщина, а когда они открыли заднюю дверь, из машины выскочили две девочки и мальчик. Мальчик был очень бледный, в пикапе было тесно и душно, и его укачало в дороге. Девочки тоже обрадовались, что оказались наконец на свежем воздухе и могут размяться немного. Каос помчался к Бьёрнару и рассказал, что они увидели.

– Возвращайся назад и приходи с новыми донесениями, – велел Бьёрнар.

– Приехал красный грузовик, – доложил Каос.

– Из него вышел один человек! – крикнул Пончик. Теперь все услышали, как он взволнован.

– В узких брюках и крутой куртке? – спросил Бьёрнар.

– Нет, в длинной юбке, а на голове платок.

Каос присмотрелся:

– Это старая доярка, Пончик.

– Она тоже крутая, – решил мальчик.

Бьёрнар не выдержал и, в конце концов, прикатил в гостиную и подъехал к окну.

Перед домом как раз остановился сине-красный автомобиль, полный людей и музыкальных инструментов – как они только все в нём уместились!

– Живо все ко мне, – распорядился Бьёрнар. – Начинаем, как только они снимут куртки.

Ждать пришлось долго. Дети так волновались, что Каос даже дышать боялся. Они с Олауг замерли с гитарами в руках. Бьёрнар поставил рядом с собой магнитофон и занял место перед ударной установкой. Пончик сидел у своего ведра-барабана, ему не терпелось приступить к делу и выдать настоящую барабанную дробь, но он понимал, что надо подождать.

Из коридора доносились незнакомые голоса.

– Непривычна я есть сосиски с лепёшками, вот вся и перемазалась, – объясняла бабушка.

– Вот, возьмите салфетку, ею можно вытереть лицо, – посоветовала Эва. – Ну я догадываюсь, что вы все проголодались с дороги, даже если кто-то и успел перекусить перед выездом.

– Пора! – скомандовал Бьёрнар и включил магнитофон на всю мощь. – Раз, два, три!

Гости в коридоре замерли от неожиданности. В этот миг они совсем не казались крутыми.

Эва приоткрыла дверь в комнату Бьёрнара, и все увидели его оркестр. Сам он что есть силы молотил по своим ударным инструментам. Олауг, закрыв глаза, делала вид, что поёт, а Каос, трясясь и раскачиваясь из стороны в сторону, играл на гитаре, успевая при этом освещать музыкантов карманным фонариком. Пончик сидел и, улыбаясь сам себе, бил в ведро-барабан.

Когда они закончили, все принялись им аплодировать, а водитель синего автомобиля похвалил:

– Какое замечательное приветствие! Вижу, вы постарались на славу!

– Это точно, – кивнул Бьёрнар.

Каос, Олауг и Пончик смотрели на гостей, а те в свою очередь разглядывали детей, на миг все примолкли. Но тут Эва позвала всех к столу:

– Пожалуйста, проходите в кухню и подкрепитесь немного.

Очень кстати! Все изрядно проголодались и обрадовались угощению – и те, кто ждал гостей дома, и те, кто был с утра в дороге. Пончик сразу направился к столу. Разложенные там булочки и крендель были ему знакомы, да и хрустящие хлебцы тоже – он же сам помогал накрывать на стол. Наконец гости набрали себе полные тарелки и разбрелись по дому – одни расположились в гостиной, другие на кухне, а дети – в комнате Бьёрнара. Он прихватил с собой туда булочки и крендель. Все принялись за еду, и никто не разговаривал. Вдруг к ним в комнату прибежала девочка, огляделась и спросила:

– Эта толстая энциклопедия что – твоя? Она ведь для взрослых. У моего одноклассника есть небольшой справочник, он его каждый вечер читает. Ты тоже?

– Нет, только когда надо что-нибудь проверить, – ответил Бьёрнар.

– Мой папа доктор, – сообщила девочка. – В прошлом году он был в Африке, там его чуть лев не съел. А ещё он там слышал прекрасные мелодии, которые исполняют на барабанах. Он мне привёз такой барабан. Если приедете в Тириллтопен, я вам его покажу. Моя мама тоже хотела поехать вместе с нами, но она ждёт ребёнка, так что мы только вдвоём с папой сегодня.

– Ну что, Эллен-Андреа, – окликнул мужчина, который похвалил Бьёрнара, – опять трясёшь мизинцем?

– Пока я рассказывала о ребёнке и барабане, он вёл себя спокойно, – отвечала Эллен-Андреа, – но, когда настал черёд истории про льва, он стал немножко шевелиться.

– Пожалуй, надо объяснить всем, что мы имеем в виду, – улыбнулся гость. – Эллен-Андреа, когда вырастет, станет поэтом, так мне кажется. Стоит ей начать рассказывать, у неё разыгрывается фантазия, вот мы и договорились: если она что-нибудь присочинит, пусть пошевелит мизинцем.

Пончик покосился на палец девочки, и Каос тоже, а Бьёрнар спросил:

– А на каком инструменте ты играешь?

– На пианино. Поэтому я не сижу в оркестре. Но я всё равно выступаю вместе с ними – переворачиваю ноты, а когда вырасту, может, стану дирижёром. Или поэтом. Я ещё пока не решила.

Все снова посмотрели на её мизинец, но тот не шевелился – выходит, она говорила правду.

Наконец все наелись, и тогда Бьярне объявил:

– Я готов доставить первую партию музыкантов туда, где будет концерт. Мне придётся съездить дважды, так что приготовьтесь.

– Тогда сначала поедут Гюро, Аллан и я, – сказала Эллен-Андреа, – потому что Гюро надо ещё разогреться.

– Разогреться? – удивился Бьёрнар.

– Да, это так говорится, когда играешь где-то в другом месте. Перед выступлением надо поупражняться, чтобы пальцы привыкли и всё такое. Гюро играет с Алланом, и Сократ тоже, но на этот раз он поедет со всеми.

– Вы можете репетировать и здесь в гостиной, если хотите, – предложила Эва Гюро и тому, кого звали Аллан. А сама отправилась вместе с дядей на кухню убирать еду, остальные ушли в комнату Бьёрнара. До них доносились звуки скрипки. Сначала это были гаммы, а потом они узнали старинную народную песню. Все подошли к двери гостиной и прислушались. Девочка по имени Гюро с очень серьёзным видом играла на скрипке, когда попадался быстрый фрагмент, она порой путалась, но всё равно продолжала играть дальше. Вот она закончила, и все ей зааплодировали, потому что играла она здорово. Гюро перестала быть серьёзной и улыбнулась:

– А теперь пусть другие что-нибудь исполнят.

– Хотите послушать наш оркестр колокольчиков? – крикнула Эва из кухни. – Пусть тогда дядя нам поможет.

И они сыграли ту самую странствующую мелодию: так она перешла к Гюро, Аллану и Эллен-Андреа.