Текст книги "Житие преподобного Паисия Святогорца"

Рация спасает роту

В феврале 1949 года Национальная армия освободила от ополченцев город Карпени́си. Рота, в которой служил Арсений, получила приказ дислоцироваться в городке Арахова в Навпактских горах и подключиться к обнаружению и уничтожению отрядов ополченцев. В одну из ночей на высоте недалеко от Араховы 180 солдат разведроты оказались окружены отрядами ополченцев, общей численностью 1 600 бойцов. Всю ночь рота отчаянно оборонялась, укрывшись за скалами. Арсений пытался установить антенну, чтобы связаться с Центром и попросить помощи. Один лейтенант кричал: «Брось ерундой заниматься! Помогай лучше таскать ящики с гранатами!» Арсений таскал ящики, но снова и снова возвращался к рации. Антенну постоянно сбивало пулями и осколками, и связь установить не удавалось. Наконец Арсению удалось связаться и прокричать в рацию несколько слов с их координатами и описанием тяжёлого положения. Этого оказалось достаточно: на рассвете прилетела штурмовая авиация и разбомбила ополченцев. Рота была спасена.

Потом преподобный Паисий приводил в пример этот бой, желая провести параллель между служением монаха и делом радиста. «Монахи, – писал он, – это радисты Матери-Церкви. И уходя подальше от мира, они делают это по любви. Удаляясь от мира, они удаляются от мирских «радиопомех» для того, чтобы быть в состоянии лучше установить связь с Богом. Так они помогают миру больше и результативнее. Некоторые архиереи и церковные чиновники требуют, чтобы монахи спускались с уединённых горных вершин и возвращались в мир, "чтобы ему помочь", но они ведут себя неразумно. Они похожи на тех не отличающихся великим умом военных, которые, видя, что их отряд окружён, истерично кричат, чтобы радист бросил рацию, схватил винтовку и начал стрелять вместе со всеми. Как будто ещё одна винтовка, прибавленная к уже стреляющим двум сотням, сможет что-то изменить. А радист воюет по-другому. Он срывает голосовые связки, крича в микрофон непонятные для других слова: "Приём! «Душа»!.. Приём! «Душа»!.." – а все вокруг думают, что он просто выбрасывает на воздух много пустых и ненужных слов. Только вот радисты не дураки и не обращают на это внимания. Они не слышат, как сослуживцы осыпают их ругательствами, но изо всех сил пытаются установить связь с Центром. Как только связь установлена, они просят немедленной помощи у Генерального штаба, и тогда становится понятно, что «Душа» – это позывной радиста. И помощь приходит – но уже не в виде лишней и по сути бесполезной винтовки, а целыми эскадрильями штурмовиков, бронетанковыми полками, до зубов вооружёнными линкорами и непотопляемыми эсминцами. Так люди спасаются из безвыходной ситуации».[68]68
  См. Старец Паисий Святогорец. Письма. М.: Святая Гора, 2008. С. 25. – Здесь и далее, цитируя изданные творения преподобного Паисия и других святых отцов, мы зачастую не следуем старому переводу, но приводим свой, новый.


[Закрыть]

«Пресвятая Матерь Божия, помоги мне стать монахом»

Прошло несколько дней, и разведрота получила приказ срочно выдвигаться на усиление батальона, который вёл бой недалеко от деревни Криа́ци.[69]69
  Это был 6-й лёгкий пехотный батальон. Командиром батальона был майор Браи́мис. Описываемый в тексте бой произошёл на границе Навпактских и Доридских гор, между сёлами Элато́вриси и Криа́ци, недалеко от горной речки Керасо́рема. См. карту Навпактских гор в конце книги. – Прим. греч. изд.


[Закрыть] Когда рота спускалась к горной речке ниже Криаци, стало понятно, что батальон разбит, все близлежащие высоты заняты отрядами ополченцев и рота почти окружена. Арсений получил срочную радиограмму из штаба с приказом остановить и вернуть назад крестьян, которые в сопровождении второго радиста и нескольких солдат на 90 мулах везли вслед за ротой тяжёлое вооружение и боеприпасы. Когда Арсений пытался выйти на связь со вторым радистом, адъютант командира роты кричал на него почти в истерике:

– Беги отсюда, ополченцы уже рядом!

– У меня приказ срочно передать радиограмму, чтобы крестьяне вернулись назад и не попали в ловушку, – отвечал Арсений.

– Раньше, чем ты её передашь, – кричал офицер, – ополченцы будут здесь и ты сам попадёшь в их руки!

Однако Арсений, не думая о том, что его могут убить, не двинулся с места и пытался передать радиограмму. Он находился в низине, и рация работала плохо. Наконец, когда он с огромным трудом передал сигнал, оказалось, что он остался один. Ополченцы уже видели его и окружали со всех сторон, стреляя вокруг него и желая взять его живым. Арсений тут же проглотил бумаги с шифрами и позывными, мгновенно распряг мула, взвалил на плечи рацию и побежал напролом сквозь кусты и деревья. Кольцо сжималось, ополченцы были не дальше чем в пятидесяти метрах от Арсения, он уже слышал обращённые к нему крики и смех воевавших на стороне ополченцев женщин: «Эй, солдатик, куда же ты! Иди к нам, не бойся!» Видя, что его вот-вот схватят и человеческими силами спастись невозможно, Арсений взмолился Пресвятой Богородице: «Матушка моя Пресвятая! Помоги мне стать монахом! Обещаю, что буду работать три года и восстановлю из руин Твой сгоревший монастырь Сто́мион[70]70
  Сто́мион – монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы, основанный в окрестностях Коницы в XV веке и пришедший в запустение к середине XX века.


[Закрыть]».

В это самое мгновение в зарослях Арсений вдруг наткнулся на одного солдата из разбитого ранее батальона. Тот много дней не брился, одет был в потрёпанную гражданскую куртку и внешне походил на ополченца. Сделав Арсению знак молчать, солдат выбежал из кустов и, маша рукой в противоположную сторону, закричал ополченцам: «Товарищи, бегом! Товарищи, бегом! Там мулы разбегаются, все туда – мулов собирать!..» Потом он схватил за руку Арсения и они побежали в противоположную сторону. Выскочив из леса, они пробежали по тропе, которая простреливалась со всех сторон, и укрылись в деревне Криаци. Там они нашли свою роту. Солдатские шинели были в дырах от пуль, но никто не был даже ранен. Жестокий бой продолжался всю ночь. Солдаты отстреливались и закидывали подступивших ополченцев гранатами, а радисты пытались на почти севших аккумуляторах связаться по рации с Центром и попросить помощи.

Утром прибыло подкрепление, и рота вышла из ловушки. Солдат, спасший Арсения, подошёл к нему и, улыбнувшись, сказал: «Да, брат Арсений, горазд ты чудеса творить!» Однако сам Арсений считал, что они были спасены чудесной помощью Честного Предтечи, память которого совершалась накануне. Было 25 февраля[71]71
  24 февраля по старому стилю – воспоминание Первого (IV в.) и Второго (452 г.) Обретения главы Честного Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. – Прим. греч. изд.


[Закрыть] 1949 года.

«Ты устроишься лучше всех»

Вернувшись на базу, в село Макривалто, солдаты разведроты решили в благодарность за спасение купить для церквушки Честного Предтечи два больших красивых подсвечника. Арсений обошёл для сбора пожертвований и жителей села Злату и готовился отправиться за подсвечниками в Агринион, в магазин церковной утвари. А накануне один солдат из их роты совершил неудачную попытку «самострела» – он хотел покалечить себя, чтобы быть уволенным в запас и спасти свою жизнь от опасности. Этот солдат был родом из Эпира. У него была жена и много детей, и в жизни гражданской он зарабатывал какие-то гроши, играя на гитаре на свадьбах и в тавернах. Ротный приказал Арсению, который всё равно направлялся в Агринион, доставить под конвоем этого самострельщика и передать его в Военную прокуратуру в городе Месолонги, который находился по пути. Сослуживцы, узнав, что Арсений назначен конвоиром, усмехались: «Отличного вы ему подобрали конвойного, ротный! Просто не человека, а живодёра какого-то!»

Когда Арсений с бывшим музыкантом спустились в Месолонги, тот упросил Арсения взять его с собой в Агринион, а в прокуратуру отдать на обратном пути. В Агринионе самострельщик стал всячески тянуть время и ныть, упрашивая Арсения зайти то к одним, то к другим своим знакомым. Арсений ходил вслед за ним, но в какой-то момент их остановил патруль военной полиции и, посмотрев сопроводительные документы, приказал немедленно отправляться в прокуратуру в Месолонги. Тогда Арсений с болью и любовью, от всего сердца пожелал бывшему музыканту: «Всё будет хорошо! Вот увидишь – ты устроишься лучше всех. Ротный пошлёт в прокуратуру рапорт и попросит их, чтобы тебя не слишком наказывали. Припишут тебя к какой-нибудь тыловой команде. И жив-здоров останешься, и ещё детям своим помогать будешь!» И действительно, когда они прибыли в Военную прокуратуру, оказалось, что там уже лежит рапорт от командира роты с положительной характеристикой на бывшего музыканта. Его даже не отдали под трибунал, но просто перевели поваром в Агринион, в Межвойсковой распределительный центр. Он перевёз в Агринион свою семью и кормил их тем, что оставалось от солдатских обедов. Либо Арсений предвидел всё это через дар прозорливости, либо «сработало» его исполненное любви молитвенное пожелание.

Через несколько дней ротный послал Арсения в город Навпакт – ремонтировать рации. На обратном пути Арсений проходил мимо храма, где в тот момент совершалось последование Акафиста. Арсению очень хотелось хоть ненадолго войти внутрь, но он не мог оставить без присмотра мулов, нагруженных рациями. Он всего пять минут постоял напротив входа в церковь, и вдруг ему стало обидно, он расплакался как ребёнок: «Пресвятая Матерь Божия, до чего же я докатился! Я ведь уже пять месяцев не был в церкви!» Было 11 марта 1949 года, пятница первой седмицы Великого поста.[72]72
  По греческой традиции Акафист Пресвятой Богородице поётся не только на утрене субботы пятой седмицы Великого поста, но и разделяется на четыре части и поётся на повечериях пятниц первых четырёх седмиц Великого поста.


[Закрыть]

На следующей неделе из Генерального штаба пришёл приказ о расформировании отдельной разведроты, в которой служил Арсений. Бойцам из уважения к их подвигам и безупречной службе было предложено выбрать себе любое место для дальнейшего прохождения службы.

Преподобный Паисий никогда не забывал тех бед и злоключений, через которые он прошёл вместе с «буйной ротой». «Эти злоключения, – говорил он потом, – помогли мне глубже почувствовать смысл монашеской жизни, «соль» которой – жертва и злострадания. Таких злостраданий, как в армии во время боёв и горных рейдов, в монашеской жизни у меня не было. Поэтому я всегда думаю: "Я перенёс такие злострадания в армии ради Отечества. А что сейчас, в монашестве, я делаю ради Христа? Если бы я сделал для Него хотя бы десятую часть от того, что делал на войне, то творил бы сейчас чудеса"».

Операции по «зачистке»

После расформирования бывший ротный взял с собой Арсения на новое место службы – в Окружное военное управление города Агринион. Вначале Арсения определили в маленький центр связи в Навпакте. Там по Промыслу Божию произошло знакомство Арсения с радистом Панте́лисом Дзе́косом, родом с Керкиры. Надо сказать, что у Арсения были необычные по размеру и форме большие пальцы на руках. И вот он заметил, что у одного из его новых сослуживцев пальцы точно такие же, как у него. Однажды, когда Пантелис, склонившись над столиком в радиорубке, что-то писал, Арсений встал напротив и показал ему свои большие пальцы. Когда Пантелис поднял голову, Арсений спросил его: «А знаешь, что мы с тобой братья?» Когда удивлённый Пантелис ответил, что вообще-то он родом с Керкиры, сердце Арсения радостно забилось, потому что он вспомнил священную землю, в которой покоилось тело Хаджефенди. Но, конечно, главным образом Арсений выделил Пантелиса из числа других сослуживцев не из-за пальцев, а из-за того, что тот отличался искренностью, любочестием и благородством – душевными дарованиями, присущими самому Арсению и братски роднившими двух молодых людей.

Через несколько дней после знакомства, в начале апреля 1949 года, их обоих присоединили в качестве радистов к подразделению, выполнявшему операцию по «зачистке» от ополченцев горных районов Навпактии. Во время одного из боёв их взвод был вынужден отступить. Отступая, Пантелис споткнулся и с размаху упал на камни ничком. Рация, которая висела у него за плечами,[73]73
  Вес переносной рации тех лет составлял примерно 10 кг. – Прим. греч. изд.


[Закрыть] так сильно ударила его по спине и по голове, что он потерял сознание.

Когда весь взвод добежал до безопасной зоны и укрылся в окопах, Арсений увидел, что Пантелиса с ними нет. Он порывался бежать за товарищем, но другие солдаты держали его за руки и говорили: «Пантелиса убили. Не надо за ним возвращаться, а то и тебя убьют». Взводный, боясь, что Арсений, побежав искать друга, выдаст их местонахождение ополченцам, запретил ему высовываться из-за бруствера, угрожая в противном случае открыть огонь ему в спину. Но Арсений вырвался из рук сослуживцев, скинул рацию и, презирая опасность, вылез из окопа и побежал в сторону ополченцев. Кроме Бога его никто не прикрывал. Пробежав около трёхсот метров, Арсений увидел лежащего без сознания Пантелиса. Арсений взвалил на спину его и рацию и пополз обратно. Все солдаты с тревогой наблюдали за происходящим, боясь пошелохнуться, потому что ополченцы находились совсем рядом и в любую секунду могли открыть огонь. Но пока Арсений с Пантелисом полз, не раздалось ни единого выстрела. Когда Арсений затащил Пантелиса в окоп, взводный сказал: «Видно, твой святой тебя сильно любит, вот он тебя и спас. А ты спас своего товарища».

Когда Пантелис пришёл в себя и узнал, что произошло, он стал спрашивать у Арсения, кто из святых его покровитель. Арсений рассказал ему о святом Арсении, о его чудесах в Фарасах и погребении на Керкире. Исполненный благодарности Пантелис стал говорить Арсению, что дарит ему земельный участок на Керкире рядом со своим домом, что после войны они построят там Арсению дом и всю жизнь проживут рядом как братья. Но Арсений по секрету рассказал Пантелису, что как только закончится война, он уйдёт в монастырь и станет монахом. Так впоследствии и случилось: Арсений не принял предложения жить рядом с Пантелисом на Керкире и стал афонским монахом. Но зато пятьдесят лет спустя Пантелис стал монахом на Святой Афонской горе и получил имя Арсений.[74]74
  В 2001 году в монастыре Симоно́петра. – Прим. греч. изд.


[Закрыть] До конца своих дней он питал огромную любовь и благодарность к своему другу и спасителю, и с годами эта любовь становилась сильнее и глубже.

А в Арсении становилось всё сильнее доверие силе молитвы. Когда в одном из следующих боёв их опять окружили ополченцы и весь взвод, прижавшись к земле, лежал в окопах, Арсений даже не пытался установить антенну рации, чтобы вызвать подкрепление с воздуха. Вместо этого он, к изумлению всех, поднялся во весь рост и, воздев руки и взор к небу, сам стал «духовной антенной», через которую шёл молитвенный сигнал, призывающий силу свыше.[75]75
  Ср. Лк. 24:49.


[Закрыть] Пантелис, находившийся рядом и слышавший, как над их головами свистят пули, тянул его за гимнастёрку и кричал: «Ложись! Ложись!» Однако Арсений простоял, не шелохнувшись, пятнадцать минут, пока в небе не появились бомбардировщики Национальных воздушных сил и ополченцы не прекратили огонь.

Рейды по горам продолжались. Теперь едва ли не единственной заботой Арсения было идти на какую угодно жертву ради того, чтобы спасти и защитить своих сослуживцев. Однажды ночью ополченцы вырезали несколько солдат из их взвода, которые стояли в дозоре. После этого Арсений каждый день смотрел график нарядов и караулов и, если видел, что в дозор назначили кого-то из женатых, шёл к командиру и просил вместо них отправить в дозор его, хотя радисты от дозоров освобождались.

– Куда ты сам на рожон лезешь?! – не соглашался командир. – А если тебя убьют?

– Прошу вас, господин командир, – настаивал Арсений. – У него ведь дети. А я что так, что эдак, всё равно не усну: у меня за него сердце болит.

Иногда Пантелис вызывался идти в дозор вместе с Арсением и говорил:

– Если убьют, так обоих.

– Не бойся, – отвечал Арсений. – Бог сохранит – и не убьют.

И действительно, когда ночью в дозоре был Арсений, стояла тишина. Никто не стрелял и не нападал, и Арсений всю ночь мог горячо и от сердца молиться.

Когда была возможность, Арсений спрашивал разрешения у командира и уходил из лагеря ради большего безмолвия и возможности помолиться. Однажды Пантелис, заметив его отлучки, решил за ним проследить. Он увидел, как Арсений зашёл в глубь леса и остановился в уединённом, тихом месте. Осмотревшись и убедившись, что его никто не видит, он начал «духовно изливать» всё, что скопилось у него внутри. Он умилительно пел церковные песнопения и делал много земных поклонов. Потом он опускался на колени и какое-то время стоял так, с воздетыми вверх руками, потом опять вставал на ноги и продолжал поклоны.

В Окружном военном управлении

Когда операции по «зачистке» в Навпактских горах закончились,[76]76
  В мае 1949 года. – Прим. греч. изд.


[Закрыть] Арсения перевели в роту связи Окружного военного управления в Агринион. Рота располагалась в одном из зданий на главной площади города. В этом же здании находились кубрики радистов, и поэтому Арсений не выходил на улицу, за исключением посещений храма или каких-нибудь служебных надобностей. Другие солдаты, поняв его настрой, стали просить, чтобы он отсидел за них боевое дежурство. Некоторые вдобавок обманывали его, говоря, что в Агринион якобы приезжает их отец или сестра и надо пойти их повидать.

Арсений не разбирался, правда или нет то, что ему говорят, но с охотой выручал своих сослуживцев. В роте связи он обучился ещё и шифровальному делу и теперь мог заменять не только радистов, но и шифровальщиков. Он не сидел без дела: если линии связи молчали, брал веник, швабру и наводил порядок во всех помещениях. Из соображений секретности уборщиц в помещения связи не пускали. «Здесь несут боевое дежурство, – говорил себе Арсений. – Место, некоторым образом, священное, и потому оно должно быть всегда чистым и прибранным». Некоторые солдаты смеялись над ним и обзывали «золушкой» или «вечной жертвой». Однако ни один не сомневался в том, что Арсений – настоящий человек Божий.

В редкие свободные минуты Арсений садился где-нибудь в углу и читал книгу, избегая пустых разговоров. Другие солдаты обычно садились на балконе, который выходил на главную площадь, и часто звали Арсения посидеть вместе с ними на свежем воздухе. Но Арсений никогда не выходил на балкон. Однажды, когда по площади гуляли красивые девушки, сослуживцы шутки ради силой вытащили на балкон Арсения, чтобы он ими тоже полюбовался. Но духовно мудрый Арсений закрыл глаза, чтобы не дать места искушению. Постояв на балконе совсем немного, он вернулся внутрь.

Однако в другой раз любовь к ближнему заставила Арсения «покинуть затвор» и выйти на балкон. Один его сослуживец получил из дома письмо, в котором сообщалось, что его обручённая невеста его не дождалась и нашла себе другого. Солдат хотел наложить на себя руки. Арсений вывел его на балкон и сказал: «Смотри, какая погода хорошая! Пойдём на площадь, ноги разомнём? Тебе в какую сторону хочется прогуляться?» Они вышли на улицу, и всю прогулку Арсений с любовью и рассуждением разговаривал с сослуживцем. «Почему ты не думаешь о том, что могло получиться хуже, чем уже получилось? – говорил он. – Вот представь, что она бы тебя дождалась. Вы бы женились, у вас бы родились дети, а потом она взяла бы и выкинула то же, что и сейчас? Да Бог сделал для тебя доброе дело! Прославляй Его за это!»

Вечером одного воскресного дня сослуживцы вновь силой вытащили Арсения на балкон. «Эй, брат Акакий, – кричали они, – пойди послушай, что Венедикт говорит!» Площадь была полна народу, а с балкона гостиницы, находившейся напротив, в те минуты в громкоговоритель произносил пламенную проповедь отец Венедикт (Петра́кис).[77]77
  См. о нём: Αρχιμ. Χαραλάμπους Δ. Βασιλοπούλου. Βενέδικτος Πετράκης, Ὁ φλογερός Ἱεροκήρυξ. Ἐκδ. Ὀρθοδόξου Τύπου, Ἀθήναι, 1975. – Прим. греч. изд.


[Закрыть] Когда проповедь закончилась, Арсений пошёл взять благословение у отца Венедикта и познакомиться с ним лично. После этого каждый воскресный вечер он выходил на улицу, садился на скамеечку за зданием, где располагалась рота, и слушал проповеди отца Венедикта.

Некоторые из жителей Агриниона обращали внимание на светлое лицо благоговейного солдата. Хотя он жил в центре города и служил в роте связи Окружного военного управления, было заметно, что он не от мира сего.[78]78
  Ср. Ин. 8:23.


[Закрыть] Он уже был «радистом Божиим», то есть монахом, хотя ещё и без пострига. По ночам, когда сослуживцы засыпали, он тихо вставал, отходил в угол кубрика и совершал много земных поклонов. Иногда он молился, стоя на коленях на своей солдатской койке, с которой убрал матрас под предлогом, что на матрасе он не высыпается. Он продолжал поститься и не ел не только мясного, но и любой другой пищи, если она казалась ему вкусной.

Болезнь. Коница

Работая почти без остановки, максимально ограничивая себя в сне и пище, Арсений совершенно выбился из сил. В сентябре сорок девятого у него целых двадцать дней держалась температура 39,5 °C, но он никому об этом не говорил. И однажды прямо на боевом дежурстве у него закружилась голова, и он упал без сознания. Словно сквозь вату он слышал, как сослуживцы кладут его на носилки и говорят: «Ну что, Венедикт, поехали на капремонт». Арсения отнесли в госпиталь. Когда стали разбираться, оказалось, что он отсидел на боевом дежурстве шесть восьмичасовых смен подряд и всё это время совсем ничего не ел. Сослуживцы заходили на узел связи, видели, что он сидит перед аппаратурой, и уходили отдыхать. Арсений не захотел оставаться в окружном госпитале и попросил у командира роты связи дать ему отпуск в Коницу. Командир дал ему отпускной лист с незаполненной датой возвращения, сказав, чтобы он вернулся в роту, когда поправится. По дороге в Коницу Арсения остановил патруль военной полиции.

– Первый раз видим такой отпускной, в котором не написана дата возвращения в часть, – сказали они.

– Ну раз ротный выписал мне такую бумагу, значит, он уверен в том, что злоупотреблять его доверием я не буду, – ответил Арсений.

Придя в родной дом, Арсений никому не сказал, что болен. Но на следующий день его начало рвать кровью и он потерял сознание. Придя в себя, он почувствовал, что у него очень болит живот и он не может ступить и шага. В здании коницкой Школы земледелия в 1949 году располагался военно-полевой сортировочный госпиталь. Вызвали санитарную машину и отвезли туда Арсения.

В коницком госпитале Арсений пролежал 15 дней. Он был совсем измождён, и температура не спадала. Все палаты и даже коридоры госпиталя были заполнены искалеченными солдатами. На Гра́ммосе[79]79
  Гра́ммос – одна из вершин в горах Пинд, неподалёку от границы с Албанией, в те годы – мощный укрепрайон ополченцев.


[Закрыть] продолжались жестокие бои, и вертолёты постоянно привозили в Коницу раненых. Однажды в госпиталь приехал с инспекцией генерал. Зайдя в палату, где лежал Арсений, он спросил его:

– Откуда родом, солдат?

– Местный, из Коницы, – ответил Арсений.

– Разумеется! Симулянт! – заорал генерал. – Другие на передовой кровь проливают, а он у мамки под боком больного из себя корчит! Три минуты на сборы – и вон из госпиталя!..

Арсений тут же поднялся, пошёл к начальнику госпиталя и попросил разрешения вернуться в свою часть. Военврач ответил, что в таком состоянии его если и вернут в армию, то только в какую-нибудь нестроевую часть. «Как в нестроевую часть! – возмутился Арсений. – Другие на передовой кровь проливают, а вы меня в нестроевую? Я здоров и готов немедленно вернуться к месту несения службы».

Уговорив врача, Арсений в тот же день выписался из госпиталя и написал письмо одному своему сослуживцу в Агринион: «Я, слава Богу, поправился. Единственное, что беспокоит, – это сильная слабость. Стоит немножко пройти – начинает кружиться голова. Мне дали ещё пятнадцать дней отпуска для поправки здоровья. Факт, что столько дней буду отсутствовать, меня удручает. Надеюсь, что эти дни пролетят побыстрее».

Когда Арсений был в Конице, участников боевых операций награждали орденами и медалями. Орден, который предназначался Арсению, получил вместо него один его сослуживец. Как только Арсений вернулся в Агринион, этот солдат подошёл к нему и, краснея, сказал об этом. «Ну получил и получил, – ответил Арсений. – Зачем мне этот орден? Мне его и одеть-то некуда». Постигнув глубочайший смысл жизни ещё в раннем детстве, Арсений ни во что не ставил мирскую суету.