Книга: Шесть серых гусей - Анри Кулонж

Книгу перевели на волне интереса публики к арт-детективам Йена Пирса (которые тоже вышли в этой серии), но книга Кулонжа к триллерам или детективам имеет крайне опосредованное отношение, так как подпихнутые в сюжет смерти и поиски произведений искусства - это только неумелая попытка сыграть на поле жанровой литературы. Это драма, но хотя стиль под Грэма или Хэма просто лезет в глаза, это не военная драма, это драма с элементами войны на заднем плане. Ларри Хьюит - резервист, который в Неаполе выполняет обязанности начальника контрразведки, должен найти осведомителей в капитулировавшем городе. Вместо этого всё своё время он тратит, чтобы отыскать больше сведений о своём кумире - Персивале Шелли, а также, встретив своего друга времён юности Пола Прескота, он утаскивает его на рандеву - стоять под окнами дома, где в Неаполе жил Шелли.

Всякое упоминание Неаполя заставляло меня откладывать книгу, выходить под луну и шептать заклинания вроде: "О, галерея Умберто". Только я успокаивалась, как на страницах появлялся Сан-Карло и я снова шла под луну пугать деревенских собак Alto Giove, исполненным фальшивым фальцетом. Но Неаполя в книге нет. Он мелькает в одном эпизоде - в ссоре в траттории, где хозяин пытается за тысячу лир продать испорченного лангуста. Но не связанный с другими подобными же эпизодами, этот словно валяется ярким плакатом на каменистой почве. И потому, насколько бы не был ярок эпизод, он здесь неуместен. Тогда я сосредоточилась на Шелли, всякий раз, как были произнесены имена Перси, его жены Мэри (она же автор "Франкенштейна") и её сводной сестры Клэр Клермонт, которая из постели Байрона переползла под одеяло к мужу сестры, я вспоминала вот эту троицу из фильма "Готика" (1986).

Само семейство с их сексуальной свободой (я всё-таки считаю, что там скорее была free love, чем серьёзные измены и полная слепота всех домочадцев, когда бабы беременели от сексуально активного поэта) давало массу поводов для атмосферности - романтические стихи Шелли (ну да, по его поведению сразу виден романтик), книга ужасов его жены, да хотя бы всё тот же секс, поданный со всем копанием истинного извращенца-историка... Ни-че-го. От семейства были взяты их наструганные дети, которых они рожали и бросали, как ящериц - "само выживет". Детей в сумме пять (там ещё засветился ребёнок от Байрона и ребёнок Шелли от гувернантки, так как баб ему вечно не хватало) и если вы запомнили, кто когда родился и кто когда умер, то у вас слишком много свободного времени. Как по мне, так "Проза шеллевых приятна, жизнь их личная - позор, что творят - невероятно, намекну - потупишь взор" (стишки украдены и переделаны под мои нужды из какого-то детектива Кристи). Всей моей выгоды от копания в чересчур грязном белье, я поняла, почему в фильме Байрон домогался в доме, набитом народом, именно самого Перси - была высока вероятность, что после впрыска, хотя бы из него не забьёт фонтан отпрысков.

После стояния у дома Шелли, к Ларри Хьюиту (надеюсь, вы не забыли в процессе, что у книги есть и герой) приходит Сальваро Амброджио, уверенный, что у его дома (а теперь там живёт он) начальник контрразведки стоял не просто так, а теперь надо опередить события и предложить свои услуги осведомителя, пока он чего-то ещё стоит. И тут начинается линия детек... Нет, стоп, детективная линия не начинается. Потому что нам демонстрируют сцену убийства (ах-ха, а потом выяснится, что у всех на глазах был убийца ещё один, но он был невидим, потому что автору так хотелось!) и долгие прятания тела. На самом деле я перечитывала книгу третий раз в жизни. И спрашивала себя - почему я ничего не помню? А потому, что помнить нечего. Я от щедрот отсыпала хотя бы дете... гм, "криминальной" линии атмосферности, правда, атмосфера получилась своеобразной, так как отсыпала я её от "Неаполитанского детектива" Корбуччи, но честно была готова вспомнить и наградить гротеск прогулки по городу с телом убитого любым количеством атмосферы из любого просмотренного джалло. Но и гротеск Кулонж не вытянул.

Книги пользуются успехом по трём критериям. 1. Сюжет. "Призрак оперы" Леруа - ужасный жёлтый роман, написанный кондовым языком бульварного романа. Но у книги миллионы поклонников, потому что сама история ответила старинному архетипу и стала одной из самых ярких и экранизируемых историй двадцатого века, даже до того, как стала основой супер-популярного мюзикла. С сюжетом у Кулонжа никак. Есть эпизоды. Красивые, реалистичные, гротескные, видно его старание выписать детали, но они не складываются в историю. Только разрозненные куски. 2. Соответствие общечеловеческим извращениям. Тут сложно, так как извращением может быть любая патология, как признанная, так и не признанная социумом. Сильная, страстная любовь - это патология, именно потому она так привлекательно, но, к счастью, социумом это "извращение" осуждается редко. Или глазеть на разрушение - это патология и тут уж гораздо больше бывает выкриков "ах, как можно!" С другой стороны, если любого человека тянет к этому, как это может быть "не нормой"? В психиатрии главным является, кто первым наденет халат)) Что признают нормой - баааальшой вопрос, но патология - это практически любые чувства, которым невозможно и даже не хочется сопротивляться. Патология у героя "Гусей" есть (о ней ниже), только она не развита, её течении не становится общечеловеческой, это всего лишь очень локальное чужое безумие. 3. Хороший стиль. За примером - к букеровским лауреатам. Даже у самых паршивых книг всегда есть своё выраженное "лицо", авторский почерк. И взяв стиль Грэма Грина (предположительно), Кулонж мог бы получить более, чем раскупка книг людьми, он мог бы получить большое признание. Увы, у него нет чувства ритма. Эпизоды драматические, эпизоды гротескные - все они поданы одинаково, из-за чего эмоциональное состояние читателя не меняется, оставаясь одинаково унылым.

И вот последняя линия - линия войны. Кстати, пусть вас не введёт в заблуждение, пока я разбираю линии сюжета, будто их много. Это просто моя манера классифицировать всё, что вижу. На самом деле повествование очень куцое, несмотря на количество букв, что-то вытянуть можно только за счёт того, что эпизоды крайне длинные. Итак, Ларри послали на шесть букв, вернее, не шесть серых гусей, упомянув, что пусть они тебя в ад и заберут. По счастью автор мужчина, потому безумие Ларри всё-таки сосредоточено в голове Ларри, а не распидорасено переживашками по всему тексту. Так Ларри продолжает мучиться, что из-за его невнимательности до войны погибла трёхлетняя дочь, он чувствует своё родство с Шелли, теряющим потомков, как мусор из прохудившегося кармана, и когда он понимает, что фаза о гусях имеет отношение к Монтекассино, он всё бросает и, не боясь обвинений в дезертирстве, едет в монастырь накануне бомбардировки.

Всё. Дальше повествование ненадолго переходит к защитнику захваченных ценностей Полу, который ищет друга, создаётся ощущение тайны, одна медсестра после упоминания о перелётных птицах сбежала из больницы, Пол влюбляется и... и всё (я же предупреждала!). Медсестра не сбежала, а перевелась в другую больницу (ЧТО??!), любовь, попытки спасти монастырь - все суета суёт сует. Дальше Кулонж с косой проходится по сюжету - в общем, эти умрут (с внезапностью рояля, выпрыгнувшего из горного озера), эти выживут, гуси символизируют трахнутую Шелли гувернантку. Ах да, ещё разбомбили монастырь походу и Везувий тоже изрыгнул лаву.

Я понимаю, на что замахивался Кулонж, просто вижу, что высота замаха и собственный "рост" явно были в разных категориях. Сразу две точки зрения - американские (новозеландские) варвары, которые грабят ценности только потому, что искусство проходило всегда мимо них, оно было развлечением других, чуждых для них людей. А с другой стороны те же союзные войска, которые приносят в жертву собственные жизни, чтобы спасти людей. И монастырь, как висящая угроза, в которой взгляд узколобого вояки видит опасность, хотя на самом деле монастырь - защита для людей, аналогия которым синицы отца Мауро. Сказать, что книга не получилась - это ничего не сказать. При всём мастерстве автора, при насыщенности каждого эпизода, само повествование получилось глупым. надуманным и ни о чём. Монастырь, с которого начинается повествование и разрушение которого должно стать кульминацией, так и остаётся на периферии. Загадка гусей оказывается только рассказом о похождениях поэта и плохой контрацепции в девятнадцатом веке. Мозг недаром стирал дважды любую память о книге. Её стоит прочесть, но не стоит помнить. Хочется придти к Кулонжу до того, как он сидят книгу писать и приложить палец ему к губам. Посоветовать тишину и молчание, которую воспевают в неоднократно упоминавшихся им стихах Леопарди. Монтекассино заслужил иной эпитафии, чем "Гуси".

Всегда был мил мне этот холм пустынный И изгородь, отнявшая у взгляда Большую часть по краю горизонта. Но, сидя здесь и глядя вдаль, пространства Бескрайние за ними, и молчанье Неведомое, и покой глубокий Я представляю в мыслях; оттого Почти в испуге сердце. И когда Услышу ветерка в деревьях шелест, Я с этим шумом сравниваю то Молчанье бесконечное: и вечность, И умершие года времена, И нынешнее, звучное, живое, Приходят мне на ум. И среди этой Безмерности все мысли исчезают, И сладостно тонуть мне в этом море.

(с) Леопарди "Бесконечность"