Текст книги "Новые сказки. Том 1"

А Ольс открыл комнату, где томилась Трина, взял её за руку и поспешил с ней к себе на корабль.

Благополучно достигли молодые родного берега и стали жить в домике у моря в полном счастье и довольстве. А когда смельчак выходил рыбачить, то всегда ему дул попутный морской ветер.

Сказка про карася Евсея, что озеро спас

Валентин Егоров

г. Якутск, Республика Саха

Давным-давно далеко на севере около маленького города было большое озеро, по берегам которого рос камыш да тальники полоскали свои длинные ветки в тёмных водах. Люди любили частенько приходить сюда отдыхать, купаться, ловить рыбу, всякую и разную, её водилось так много, что доставалось всем, может быть, потому и назвали его Щедрым. Заядлые же рыбаки именовали любимое место лова ещё и Карасёвым из-за обилия водившихся здесь золотистых солнечных рыб с красными плавниками. Из всей этой братии особо выделялся один маленький юркий карасик, любовно названный в честь деда Евсеем: он, как жизнерадостный солнечный зайчик, успевал всюду, помогал всем, даже головастикам, чем мог – все радовались его появлению! А жил этот чудо-рыбёнок со своей старой-престарой бабушкой Фросей под обрывистым берегом в тальниковых корнях, достающих до самого дна. По вечерам, когда солнце садилось за озеро, Евсей любил резвиться на мелководье со своими многочисленными друзьями – озёрная гладь буквально кипела золотом, отражая рыбьими чешуйками закатные лучи! В общем, всем обитателям подводного мира вдоволь хватало здесь места и корма, жили мирно и даже дружно, пока однажды не случилась страшная беда: в озере завелась огромная-преогромная щука-злюка Агнесса – по какой из впадающих речек, зачем и когда её занесло сюда, то было никому неведомо…

Страх и ужас охватили всех! Забылись игры-забавы мелюзги, просто поиски пищи стали смертельно опасны, даже в своих укромных местах не покидало чувство тревоги – чёрная зловещая тень щуки, казалось, была вездесуща! Люди тоже стали опасаться ходить на озеро после нескольких случаев нападения на рыбаков и пловцов. Один раз Агнесса умудрилась утащить в воду телёнка, смертельно ранив несчастного! Особенно тяжко приходилось зимой, когда было трудно дышать, люди, желая помочь, делали во льду лунки – рыбы, косяком подплывавшие к ним, становились лёгкой добычей грозы озера. Постепенно водоём обезрыбел, покрылся ядовито-зелёной тиной – издалека даже казался мёртвым…

Терпеть такое безобразие стало невозможным! Люди пытались изловить чёрного монстра, губителя любимого места горожан: ставили сети, ловушки, но всё безуспешно – хитрая Агнесса за версту чуяла засаду и ловко ускользала от неё, даже если и попадалась, то могучим, как бревно, телом рвала бредни, оставляя ни с чем охотни-ков-рыболовов! Ещё живым несчастным обитателям озера оставалось только прятаться по потаённым местам, умирая от бескормицы, темноты, страха…

И всё-таки и на эту гигантскую щуку-злюку нашёлся свой мститель – никто не мог предположить, что им окажется какой-то там карасик Евсей, хоть и немного подросший за зиму, даже сам герой не мог поверить этому! А случилось вот что…

Как-то раз в одно тихое утро июня, надеясь, что щука после ночной охоты решила отоспаться, бабушка Фрося с внуком и несколькими окуньками-племянниками рискнула выбраться из своего убежища из сплетения тальниковых корней покормиться. Бдительный Евсей вовремя заметил внезапно нависшую над ними зловещую тень монстра! Бедная бабушка от неожиданности просто обмерла и обречённо ждала участи очередной жертвы. Окуньки с безысходности напрасно ринулись зарываться в ил. И вот когда огромная пасть щуки разверзлась над его беззащитной бабушкой, смелый карасик пулькой, выпущенной из рогатки, ринулся на ненавистную Агнессу и изловчился попасть ей прямо в налитый кровью глаз, отчего та от боли так ударила хвостом, подняв до самой поверхности озёрную муть, что ничего стало не видно – это помогло спастись обречённым рыбкам…

А наш Евсей уводил подальше от своих родных пришедшую в себя щуку-злюку, почти скользя по водной глади, иногда даже выпрыгивая из неё, как заправский дельфин – за ним чёрной торпедой неслась Агнесса, намеренная во что бы то ни стало уничтожить обнаглевшую мелюзгу, посмевшую причинить ей, властилинше озера, жуткую боль!

Художник: Айталы Алексеева, 11 лет

Эту гонку не на жизнь, а на смерть заметили дети, загоравшие на берегу, и криками пытались отпугнуть преследовательницу, даже кидали камни, что на щуку не имело никакого воздействия. Казалось бы, участь опрометчивого Евсея, силы которого были на исходе, решена – никто ещё в этом озере не уходил от монстра! Но на своё спасение и на беду этой злюке карась вовремя заметил родное убежище из сплетённых сетью корней, куда он и юркнул, – щука неосмотрительно кинулась за ним да там вся и запуталась, задохнулась в корнях, что туго обвили жабры и тело ненавистного и им врага! Из последних сил била она мощным хвостом, вздымая волны под берегом, но было уже слишком поздно!..

Хлынул летний ливень, осаживая поднятую со дна озёрную муть – и снова стало так тихо и мирно, что не все сразу поверили в это, да бесстрашный Евсей развеял все сомнения! Озеро ожило вместе со своими обитателями, даже камыш и тальники весело, что давно не случалось, зашумели на тёплом ветру, возвещая людям и миру о постигшем всех снова счастье!!!

А над той озёрной кручей, где нашла смерть щука-монстр, взрослые, поверив рассказам детей-очевидцев, установили бронзовый памятник карасю-герою на маленьком постаменте в виде крутого гребня волны, и каждый, кто приходит на водоём, считает своим долгом погладить Евсея-спасителя, зорко охраняющего покой озера. От тёплых людских ладошек бронзовый карасик в лучах солнца стал блестеть почище настоящего золота, рассказывая людям о добре и зле и о нечеловеческой храбрости в борьбе со смертельной опасностью!

Не знаю, жив или нет сейчас тот карась, но снова многочисленная его братия, на утренней и вечерней зорьке плескаясь в воде, каждый раз напоминает о нём и о той сказке, из которой можно извлечь урок и нам, людям, ради продолжения мира, тепла и света для всех живущих на этой прекрасной и такой доброй земле…

Котёнок, который не любил умываться

Владимир Едапин

г. Бендеры, Молдова

Вы можете представить себе котёнка, который не любил бы купаться, умываться, мыть свои лапки, мордочку, ушки? Нет?

Признаться, я тоже долго не мог поверить, что на свете бывают такие зверюшки, тем более котята. Пока однажды не услышал историю о грязнуле по кличке Пув. Мне её рассказала одна моя знакомая гусыня, тётушка Мос, которая долгое время жила по соседству с домиком семейства героя нашего повествования.

Госпожа Гусыня совсем недавно переехала в наш район. Она устроилась работать в библиотеку сенбернара[1]1
  Сенбернар – порода собак.


[Закрыть] Марра, так как очень любила читать, знала много увлекательных историй, сказок, а главное, сама была превосходной рассказчицей. На склоне каждого дня, когда её многочисленные внучата и правнучата капризничали и не хотели ложиться спать, бабушка собирала их вокруг себя и рассказывала одну из своих историй, прочитанных или услышанных ею когда-либо и теперь надёжно хранившихся в памяти. Как правило, не успевала бабушка-гусыня дойти и до половины своего увлекательного рассказа, как малыши сладко засыпали.

«Это просто чудо», – говорили родители гусят, глядя на своих сопящих чад, уснувших под тихий и умиротворяющий голос тётушки Мос.

– Госпожа Мос, доброго вам дня! – поприветствовал я нашу всеобщую любимицу, как всегда шествующую с увесистой связкой книг под крылом. Тётушка присела отдохнуть на лавочке у моего дома. – Готовите для ваших непосед очередную сказку на ночь?

– О, если бы это было сказкой, – вздохнула гусыня. – Вчера я получила письмо от своей сестрички, в нём она сообщила, какая неприятная история приключилась с малышом Пувом, соседским котёнком…

– Котёнком Пувом? – заинтересовался я. – И что же произошло с этим беднягой?

– А я вам сейчас всё расскажу, мой дорогой Арн. Невероятная на первый взгляд, но, однако же, самая что ни на есть правдивая и очень поучительная история, – сказала тётушка. – Ну, слушайте.

Гусыня перевела дух, откашлялась и принялась рассказывать.

Пув был самым младшим в семье. Он рос здоровым и жизнерадостным, любил играть с братьями, сёстрами и соседскими детками: цыплятами, гусятами, щенятами и поросятами. Все вместе они дружно и задорно играли в футбол и прятки или просто резвились во дворе.

И всё бы хорошо, но… Пув жутко не любил мыться. И когда мама Лул, к примеру, звала своих котят: «Пушистики, пора обедать! Мойте свои лапки и скорее за стол!» – веселье моментально покидало нечистоплотного члена семейства.

– Пуви, – не раз ласково говорила мама-кошка своему малышу, – ты же знаешь, что надо всегда быть чистым и опрятным? Посмотри на нас с папой, на твоих старших братьев и сестёр, как все мы любим мыться, умываться, как тщательно следим за собой.

– Но я уже мылся… вчера, – неумело оправдывался неряшка.

– Глупенький ты мой, – улыбалась мама, – это было вчера! А сегодня что? Ты играл с ребятами, бегал, прыгал, падал. Знаешь, сколько грязи и вредных микробов собралось на твоей шёрстке, на лапках? Посмотри-ка на себя внимательно!

Как правило, всё это заканчивалось тем, что котёнок понуро брёл в душевую и с огромной неохотой и недостаточно старательно мыл свои лапки, ушки и мордочку. «Да он только кончик носа намочил», – шутил в таких случаях папа Грок.

И вот однажды, когда Пув смотрелся в зеркальце, не в силах понять, почему же все так придираются к его якобы грязной шёрстке, он вдруг услышал тоненький писклявый голосок, раздавшийся где-то ну совсем-совсем близко.

– Ну и зачем тебе надо умываться, дружок, а? – спросил таинственный незнакомец.

– Ой! – испугался котёнок, подпрыгнул, зашипел, изогнул спинку и навострил свои коготки. – Кто это?

– Это мы, – ответил котёнку уже целый хор писклявых невидимок, – твои друзья! Ну же, посмотри на нас! Мы на твоих лапках!

Пув взглянул на свои лапки и ужаснулся: они были усеяны тысячами и тысячами маленьких существ, которые бегали, прыгали, играли, нянчились со своими карапузами, ели, пили, одним словом, жили на тельце котёнка.

– И на мордочке! – запищали существа, кусая Пува за нос и ушки.

– И на хвостике!

– Но кто вы такие? – возмущённо спросил котёнок, тщетно пытаясь стряхнуть незваных гостей со своей шёрстки. – И откуда вы вообще взялись?

– Мы микробы! – представились писклявики и дружно засмеялись. – И мы повсюду. Ты ведь не любишь умываться?

– Не люблю, – тяжело вздохнув, признался Пув.

– Ну вот! – обрадовались микробы. – А мы просто обожаем грязнуль! Давай вместе играть и веселиться! А знаешь что? Айда с нами в нашу страну Микробию! Там никто никого и никогда не заставляет мыться. У нас это даже строго-настрого запрещено!

– А как же мама с папой? Они не разрешают мне никуда отлучаться, тем более с незнакомыми.

– Но мы же только на чуть-чуть, совсем ненадолго! Поиграем и всё. Твои родители и не заметят даже.

Пув задумался. Он, конечно, не любил мыться и купаться, но без спроса и разрешения никогда и никуда не убегал, да ещё и в другую страну, пусть даже и с таким будоражащим любопытство названием.

«Микробия, – размышлял котёнок. – Интересно, какая же она?»

– А это очень далеко? – поинтересовался он.

– Что ты, совсем не далеко! – уверили его новые друзья.

И Пув согласился. Микробы торжествующе захлопали, потрясая своими маленькими грязными лапками, завизжали и засвистели, стали высоко прыгать и танцевать от неописуемой радости.

– Ура! Ура! – кричали они. – Котёнок теперь наш! Мы заберём его с собой в нашу родную Микробию! Ура!

В следующий миг произошло нечто невероятное. В воздухе вдруг словно что-то взорвалось, потом заискрилось, на какое-то мгновение всё вокруг заволокло густым непроницаемым дымом, а когда пелена дыма рассеялась, Пув очутился в Микробии.

Эта необычная страна оказалась не таким уж и красивым местом, как представлял себе котёнок, даже совсем наоборот, она сразу напомнила Пуву тёмный и сырой подвал соседей хрюшек, куда он однажды проник, играя с друзьями в прятки. Здесь совсем не было солнышка. С неприветливого неба низко свисали чёрные мрачные тучи.

Необъятные просторы королевства сплошь покрывали огромные кучи мусора и зловонные лужи и болотца, служившие для бесчисленных полчищ микробов и жильём, и пищей.

Однако, несмотря на такую неприглядную и унылую картину, жители Микробии были очень счастливы, ведь грязь не может вдруг просто взять и исчезнуть или иссякнуть, как какое-нибудь полезное ископаемое. Кроме того, мусор не нужно выращивать, как, скажем, урожай. Поэтому всё своё время микробы проводили в поедании всевозможных нечистот, увлекательных играх, беспечных беседах или сладкой дремоте. А по вечерам они устраивали различные представления и концерты, пели, танцевали, играли на музыкальных инструментах и читали стихи.

– Пув, мой милый друг! – донеслось из толпы любопытных зевак, со всех сторон обступивших пушистого гостя.

– Расступитесь! Расступитесь! – закричал микроб-глашатай, украшенный шапочкой с бубенчиками. – Дорогу королю! Дорогу!

Существа расступились, и взору котёнка предстал правитель страны, облачённый в длинную мантию, сшитую из разноцветных лоскутков ткани. На чумазой мордочке монарха играла довольная улыбка.

– Ваше грязнейшество! – приветствовали граждане короля и запускали в него комья грязи, выражая таким странным образом свою верность повелителю. – Ваше нечистей-шество! Король Багуз! Слава королю Багузу! Слава!

Багуз лениво кивал головой и слегка помахивал своими многочисленными лапками, отвечая на приветствия подданных.

– Мы все так рады тебе! – произнёс король, крепко обняв и расцеловав котёнка. – Мы всегда рады друзьям! Чувствуй себя как дома, Пув! Наш дом – это твой дом! А твой дом – наш!

Король звонко засмеялся.

– Ура! – закричали все вокруг.

– Пир! – провозгласил повелитель грязи. – Устроим пир!

– Ура! Ура!

И все микробы во главе со своим владыкой набросились на залежи гниющих объедков.

– У, как вкусно! – восторгались они, быстро набивая свои рты и громко чавкая. – Бесподобно!

Приближённые Багуза обступили Пува и наперебой стали подносить ему самые различные «яства»[2]2
  Яства – вкусная еда (здесь – в переносном смысле).


[Закрыть].

– Фу, какая гадость! – отбивался как мог котёнок. – Не хочу, не буду! Фу!

Но маленькие и упрямые обжоры будто и не слышали его, предлагая своему гостю всё новые и новые порции несъедобных угощений.

– Пир! Пир! Ура! Ура!

А когда котёнок готов был буквально взорваться от чрезмерного количества принятой, с позволения сказать, пищи и обессиленный повалился наземь, к нему подступил король и, улыбаясь, сказал:

– Ну, как тебе у нас, мой дорогой Пув? Надеюсь, понравилось?

– У меня болит животик, – жалобно произнёс малыш, – и я хочу домой, к моим папе с мамой, к братикам и сестричкам.

– Э нет, маленький заморыш. Ты никогда не любил чистоту, поэтому ты наш. Отныне – мы твои и родители, и братья, и сёстры. А Микробия – теперь твой дом. Привыкай. Ты никогда не вернёшься назад.

– Никогда! – стали повторять за Багузом его покорные слуги. – Никогда! Никогда не вернёшься назад!

– Нет! Нет! – заплакал несчастный Пув. – Хочу домой, к папе с мамой!

Горькие капельки выступили из его глазок и ручейками случившейся беды потекли по мордочке.

– Мама! Мама! – звал бедняжка, лапками вытирая слёзки.

– О нет! – вдруг испуганно завопил король. – Он смывает грязь, нашу любимую и драгоценную грязь! Пув прогоняет нас!

– Берегись! – завопил глашатай. – Спасайся!

– Прячься! – пустились микробы наутёк. – Ой! Ай!

Художник: Ирина Атаманюк, 3 года 11 месяцев

– Что? Что такое? – испуганно спросил котёнок, заплаканными глазками наблюдая за странным поведением грязелюбивых существ. И вспомнил, как мама его учила, говоря: «Запомни, сыночек, микробы до смерти боятся чистоты, они терпеть её не могут, поэтому не забывай мыться, умываться, всегда будь чистеньким, и все грязнульки убегут от тебя». – Так вот в чём дело!

И Пув стал очень тщательно облизывать свои лапки и мыться. Как это делали мама с папой, братья и сёстры, и все кошки на белом свете. Микробы охали и ахали, причитали и кричали, в панике разбегаясь и прячась кто куда.

– Пув! – вдруг услышал котёнок. – Мальчик мой!

Это была мама! И с нею папа! И сосед, сторожевой пёс Динн!

– Вот ты где, малыш! – сказал Грок. – Наконец-то мы нашли тебя!

– Ррр-гав! – рявкнул Динн, радостно виляя хвостом.

По дороге домой Пув рассказал обо всём, что с ним случилось, и как он познакомился с необычными существами, жившими на его шёрстке, и как попал в удивительную страну Микробию, злой король которой хотел оставить его там навсегда.

– Я теперь всегда-всегда буду слушаться, – пообещал котёнок родителям. – Буду мыться, умываться, чтобы ни один микроб больше не вздумал и близко подобраться ко мне.

– Вот такая удивительная история произошла с нашим маленьким Пувом, мой дорогой Арн, – подытожила свой рассказ тётушка Мос.

– Да, – согласился я, – и вправду удивительная. И как замечательно, что всё хорошо закончилось – и для малыша, и для его большой семьи. Знаете, а я непременно сегодня же расскажу об этом и своим деткам!

– Расскажите, Арн, – поддержала меня мудрая гусыня, – обязательно расскажите!

О старом пледе, свече и хрустальной пепельнице

Екатерина Жданова

г. Москва

Жил-был старый сверчок-музыкант. Звали его Игрич. Он жил в маленькой квартирке на последнем этаже. Игрич любил сидеть на балкончике, завернувшись в любимый старый плед, и смотреть на звёзды. Прохожие снимали шляпы и кричали ему частенько:

– Маэстро, чудесный вечерок, не так ли? Давненько мы не слышали вашей скрипки! Тогда Игрич зажигал свечу на камине, и комнатка озарялась мягким светом. Все вещи в ней вдруг оживали, и на всей земле тогда не было домика уютнее. Сверчок открывал ноты, и музыка, прекрасная, как сон, лилась из-под его чутких пальцев. Тогда каждый слушатель вспоминал самые лучшие дни своей жизни и, как по волшебству, переносился в прошлое. Одинокие и старые вдруг оказывались в детстве. Грустные и бедные забывали о своих печалях и уносились мысленно далеко-далеко, туда, где всегда светит солнце над ласковым и щедрым морем.

Старый музыкант знал о волшебстве своей музыки. И когда его спрашивали любопытные, в чём его секрет, Игрич раскуривал трубочку и отшучивался:

– Не я это. Всё дело в моём пледе, свече и вот этой хрустальной пепельнице.

– Как так? Поясните, пожалуйста, мы не понимаем.

– Посмотрите, как сверкают грани хрусталя в острых лучиках свечи. Если включить электричество, очарование сразу исчезнет, сказка испугается и убежит. Перед нами окажется обычное тусклое стекло.

– Да вы всё шутите, маэстро. Мы вас серьёзно спрашиваем, а вы… Ну а зачем вам плед?

– О! Где только со мной не побывал мой пледик. Когда я был юн и беспечен, я объехал с концертами много стран. И мой тогда ещё пушистый плед согревал меня вечерами. Мне случалось ночевать и на вокзале, – да-да! – если не хватало места в гостинице. Этот плед встречал со мной рассветы в горах, – о, какое это зрелище! Мы с ним вместе любовались закатами над морем. Тогда я был молод и влюблён… У моей Стрекозы глаза – м-м-м-м! Яркие, огромные, фасеточные!..

– Всё с ним ясно, – сложила утреннюю газету Жабка – Квакша, дальняя родственница Сверчка Игрича и сваха по профессии. – Так можно совсем рехнуться. Уж сколько лет от Стрекозы его ни слуху, ни духу, а он всё о ней. Всё о ней! Не понимаю, ну что он в ней нашёл… Женить его пора. А то помрёт, не дай Бог, и поминай как звали. Кто его оплачет? Кто пойдёт за гробом? Кому в лапы попадут его: книги, свеча, пепельница, клавесин… Квартирка, наконец? А мне бы… – мне много не надо. Мне бы только этот пледик достался! Уж очень мне он нравится.

Надо сказать, что по долгу своей службы она была первая проныра и пролаза в чужие дела. Жабка вскочила на лихой трёхколёсный велосипедик и через минуту была уже под балкончиком Старого Сверчка. Услыхала она чудесные переливы клавесина и остановилась послушать музыку.

– Ишь как убивается, бедолага. И всё по ней, по Стрекозе своей, – утирала слёзы липкой лапкой Квакша. – Ну ничего, – она кряхтя и ругаясь, потащилась с велосипедиком на пятый этаж. – Я знаю, кто ему нужен, – пыхтела она себе под нос, – Саранча! С ней не соскучишься – раз. Спортивная, деловая – два. То, что доктор прописал от хандры – три. Женю! Или я не сваха. Ох. Пятый этаж.

С этими словами она дёрнула за веревочку звонка. Хозяин втащил в прихожую велосипедик, потом саму Квакшу, усадил её на табуреточку в кухне и поставил чайник.

– Чаёчку? Кофеёчку? – добродушно предложил он.

– Некогда мне чаи распивать. Читала я в газете о твоей холостяцкой жизни. Разве это жизнь? Ну что ты видишь со своего балкончика, кроме шляп прохожих? Хорошо ли быть одному? Вон, у Сороконожек уже внуки бегают, а у тебя?

– А у меня не бегают, – почесал в затылке Игрич. – Действительно.

– Тебе пора жениться.

– Мне? Да я давно утратил прыгучесть, у меня бессонница. Я по ночам играю на скрипке. И потом, у меня столько вредных привычек…

– Кстати, где твой дружок-контрабасист этот, как его… Шершень-то?

– А, Старина Шер на гастролях, за морем. Всё жду его, жду…

– О, я и говорю, Шер твой лопнет от зависти.

Квакша сделала губы трубочкой и шумно втянула в себя целое блюдечко сладкого крепкого чая.

– Короче. Есть у меня кандидатурка. Вот посмотри, – она утёрлась лапкой и достала из рюкзачка фотографии. – Красотка, а?

– Так это ж Саранча, – испугался Сверчок.

– Игрич, ну Саранча, и что ж такого? И ничего такого.

– Будь я хотя бы кузнечиком, а так… мы с ней совершенно разные. Мы даже по росту не подходим друг другу. Я ей по пояс.

– Ну, разные. По-моему, так даже интересней. Противоположности притягиваются.

– А, а… можно узнать, что она любит, какие у неё интересы? – спросил Игрич.

– Интересы как интересы. Я не тороплю, подумай. Вот я тут её телефончик оставляю, надумаешь – позвонишь, сам и спросишь. Я гарантирую тебе тихое семейное счастье. Семейное счастье. Понимаешь? – повторила она вкрадчивым голосом.

Сверчок Игрич не стал обижать Квакшу, поблагодарил и снёс вниз трёхколесный велосипедик.

Наступил вечер. Сел Сверчок на свой вертящийся стульчик, крутанулся на нём пару раз и хотел уж было заиграть на клавесине, как обычно, но вспомнил про фотографии. Он поставил любимую пепельницу, закурил и стал всматриваться в портрет Саранчи.

– Что тут скажешь… Молодая, улыбчивая, стройная. Ладно. Женюсь! – Игрич встал и и заходил по комнате взад и вперёд, потирая ручки. – Я научу её играть. Семейный дуэт – моя давняя мечта! Представляю, что скажет Старина Шер!

И Старый Сверчок снял трубку с телефона и набрал номер Саранчи. Её сильный, глубокий голос понравился Игричу, и в эту ночь он играл так вдохновенно, что ночные мотыльки уселись на перила его балкончика, слушали не дыша и аплодировали крылышками:

– Браво, маэстро! Ещё! Сыграйте нам ещё!

И окрылённый Сверчок играл им шлягеры своей молодости. Некоторые особо утончённые бабочки утирали усики и хоботки платочками.

И вот настал день, и Саранча приехала к Игричу пожить-погостить на пару недель.

– Можно просто Сара, – заявила она с порога, протянув жилистую руку. – А Нча – это моя фамилия по мамочке.

– Игрич смутился, забегал в поисках второго тапка, засуетился на кухне, замельтешил у клавесина, стараясь понравиться невесте и показать сразу все свои таланты.

– Я так рад, так рад. Прошу! Проходите, не стесняйтесь. Чаёчку? Кофеёчку?

– Сядь, – сказала Саранча. – Расслабься.

Она обвела глазами стены и потолок квартирки и присвистнула:

– Мда… Ну и дыра. Как можно работать в такой пыли? Где у вас тряпка?

– В ванной, под раковиной, – стушевался Сверчок.

– Не оригинально.

Она раздвинула тяжёлые шторы, подняла жалюзи, и резкий солнечный свет хлынул в дом. Поблекший на нестерпимо ярком свету язычок свечи колыхнулся раз, другой и исчез. Лишь дымок от фитилька белым платочком взмахнул на прощанье и растаял. Старый Сверчок хотел поднести спичку и снова зажечь её, но не успел. Саранча сцапала свечу и быстро унесла в чулан.

– Неумелое обращение с открытым огнём приводит к пожарам. Как маленький, ей – Богу. Ну и грязища, – Саранча засучила рукава. – Ничего. Я устрою тут райское гнёздышко. – Подними-ка ноги.

Игрич послушно забрался на крутящийся стульчик с ногами, пока его невеста шуровала шваброй. Из-под кровати она извлекла второй тапок и давно потерянные и столь милые сердцу Игрича камертончик и машинку для самокруток.

Внизу стояли друзья и почитатели таланта Сверчка из театра музыкальной комедии – Божья Коровка и Жук Пожарник. Они пришли под окна послушать музыку, а увидели ужас что! Саранча вытащила на балкончик любимый плед их дорогого друга, страстно выбивает из него пыль. И чем!..

– Это же смычок! Что вы делаете?! – закричали наперебой возмущённые музыканты.

С балкона свесилась недобрая физиономия Саранчи.

– А вам-то что? Поберегись! – гаркнула она и вывернула им на головы содержимое хрустальной пепельницы.

– Не будут шляться под окнами, – сказала она остолбеневшему Старому Сверчку. – Вон, всю траву вытоптали, бездари.

Она вытерла о живот натруженные лапы и принялась зажёвывать сочные стебли сельдерея.

Внизу волновались друзья:

– Что с маэстро? Почему он не играет?

– Халява кончилась. Расходись по домам! – крикнула с балкона Саранча.

– Послушай, дорогая, – Сверчок взял её за руку, – ну зачем ты так? Выключи пылесос. Давай тихо посидим, послушаем весеннюю капель. Или давай пригласим гостей, поиграем в «Угадай мелодию». Будет так весело! А ночью все вместе пойдём на пруд слушать ночные рулады лягушек.

– Ага, щщщас. Все эти посиделки – лишние денежные расходы. Наедят, натопчут…

– Да это всё не важно. Ну, хочешь, я научу тебя музыке. Мне кажется, тебе бы очень подошла губная гармоника и ударные инструменты. Представь себе, ты можешь быть саранчой-оркестром, одна! Здорово? Поедем с тобой в турне с концертами, как в стародавние времена. Я покажу тебе города, где был счастлив… Вот мы со Стрекозой и осами-близняшками…

– Что-о-о? Избавь меня, пожалуйста, от своих воспоминаний молодости. Оркестр! Подумать только. Бегу и падаю! У меня другие задачи по жизни. Ну-ка, помоги мне вынести на помойку весь этот хлам.

Художник: Аня Титова, 7 лет

– Это же мои ноты!

– Тогда не бросай их где ни попадя. Положи в чулан. Полки мне нужны под флокусы-крокусы, под розы-мимозы и под фикусы-пикусы.

– Какие пикусы?

– Дурашка. Цветы – это же еда. Они растут – а мы их едим, они растут – мы их едим. Они растут…

– Понял, понял. Мы их того, этого… едим.

– Нашим деткам нужен будет простор. Поэтому клавесин мы вынесем на балкон. Тебя и дальше слышно будет, и на поклон не надо выходить – кивнул и наяривай дальше.

Саранча упёрлась в пол крепкими ногами, навалилась на клавесин и стала двигать его на балкон.

– А с Нового года начнёшь давать платные уроки музыки. Всё копейка в дом. Будем копить на новую квартиру.

«Ничего не понимаю. Где обещанное Квакшей тихое семейное счастье? – думал Сверчок Игрич, провожая глазами красные листья клёнов и кутаясь в плед. – Скорее бы зима. Приедет Старина Шер, расскажет о своих гастролях», – думал он, щурясь от дыма своей сигарки. На балконе ему курить не запрещалось. Пока что.

– Так. Бездельничаешь, – сказала однажды Саранча Сверчку. – Ты для чего на балконе посажен? Работать. Вот тебе метроном. Играй гаммы. Отрабатывай беглость. Или чего там у вас?

– Дорогая, ну какие гаммы? Мне это уже не интересно. Меня друзья засмеют, скажут, впал в детство наш Сверчок.

– Короче. Я лечу на море с друзьями, вернусь и займусь тобой по-взрослому. Ты будешь у меня звездой первой величины. Жди меня, мой брильянтовый, и поливай крокусы-по-кусы, – и улетела.

Пришла зима. Одинокий Сверчок Игрич сидел на кухне и вяло решал кроссворд.

«Жизнь кончена, – думал он. – Надо посмотреть правде в глаза».

И тут вдруг свеча недовольно вспыхнула, хрустальная пепельница синим отблеском ответила ей, а расстроенный плед сполз на пол. Игрич очень удивился, и тут зазвонил телефон. Он снял трубку.

– Алло?

– Сверчок Игрич! Привет, дружище, это я. Как поживаешь?

– Шершень Шер! Где ты? – закричал, от радости себя не помня, Сверчок.

– Заваривай чаёчек-кофеёчек, я иду к тебе, уже поднимаюсь по лестнице. Угадай, кто со мной?

Дверь распахнулась. На пороге стоял его верный друг – Старина Шер собственной персоной, огромный, добрый и улыбчивый, а за его спиной трепетали прозрачные радужные крылья.

Это была она! Стрекоза выбежала из-за толстого Шера и обняла своего Игрича.

– Ты всё так же прекрасна, – сказал он, глядя в её большие глаза, полные слёз, – ты всё ещё поёшь мои песни, красотка?

– Я только их и пою. И поэтому за морем ты стал очень знаменит.

– Где ты была так долго? Я написал много новых мелодий для тебя!

– Неси скорее свои ноты, сыграй мне свою музыку.

Хохоча и дурачась, они втроём кое-как втащили в комнатку клавесин. Игрич полез в кладовку, достал свои пыльные черновики и водрузил на место свечу. Как ярко и весело вспыхнул её огонёк на камине! Как засияли грани хрустальной пепельницы в её свете!

Друзья всю ночь пели песни, рассказывали друг другу про свою жизнь, играли и веселились. А утром, когда пришла пора прощаться, Стрекоза сказала:

– Мне не нужен никто, кроме тебя. Никто не играет на клавесине и скрипке лучше тебя. Я не знаю музыки лучше твоей. Публика ждёт тебя. Поехали с нами?

– Как в прошлом веке, по всему побережью?

– Как в прошлом веке. По всему побережью.

Сверчок, недолго думая, кинулся в кладовку, достал бывалый чемодан, кинул в него любимый плед, свечу, хрустальную пепельницу, прихватил лучшие свои ноты, туда же полетели две пачки с чаёчком-кофеёчком, кипятильник, – вот он и готов! Заперев квартирку на последнем этаже, друзья отправились на вокзал. По пути им встретился Жук Пожарник и Божья Коровка из театра музыкальной комедии. Они проводили маэстро до вокзала, сфотографировались с ним на память и пожелали счастливого пути. Только Стрекоза, Счастливый Сверчок и толстый Шер сели в вагон и поезд тронулся, как слышат:

– А квак же свадьба? Свадьба-то квак? Люди добрые! Что ж делается на свете! Жених удира-а-ет!

Сверчок открыл окошко и выглянул, чтобы понять, что там за крик. Глядь – по перрону катит Квакша на трёхколёсном велике и вопит во все горло:

– Бросить невесту! Перед самым венцом! Ква-кой позор! Квак ей теперь жить-то?! Что я скажу её родне? Они ж меня съедят!

– Скажите, что я у-у-умер! – крикнул ей в ответ Сверчок Игрич.

Но поезд издал такой торжествующий вой, что вряд ли сваха расслышала последние слова маэстро.