Текст книги "Играя выбери игру"

– Ты продавать очень дорогой кофе дешево?

– Не совсем, – Сашке стало неловко, – мы будем делать вид, что кофе дорогой, а продавать будем дешевый.

– Мы будем говорить неправда?

– Совсем чуть-чуть. Никто не узнает.

– Саша, зачем говорить неправда?

– Ну, чтобы заработать деньги.

– Если я обманывать мой жена Баруни, обманывать дядю Пранджала, даже старую Чайтали – им будет плохо. Разве деньги это стоить?

Сашка ковырял палкой глину на крыше и не отвечал. Снова начался дождь, и потенциальные партнеры спустились с крыши.

– Саша, если ты хотеть, моя помогать тебе сделать автомат. Но обманывать – давай сам, – Саад похлопал Сашку по плечу и улыбнулся, – Пойдем пить чай, харашо?

Сашка-Бизнесмен какое-то время постоял под дождем, размышляя о чем-то, затем поплелся вслед за хозяином в открытую дверь барака.

Ночью Сашке снились кошмары. Он сидел верхом на человендинговом автомате из чистого золота, в одеждах древних жрецов, как в фильме про мумию. Рядом стояла продавщица сельмага Оля и бутылку за бутылкой выливала болгарский кетчуп в желоб. Кетчуп стекал по нему, огибая золотой автомат, создавая впечатление кровавого жертвоприношения. К автомату и Сашке тянулась длинная очередь из жителей лагеря, которые поклонялись ему, как божеству. Голову Сашки-Божества венчала кепка Sex Instructor. Среди паломников были все – и взрослые, и старики, и дети. Каждый, подходя к алтарю, бросал золотые монеты в монетоприемник автомата и, опускаясь на колени, целовал пальцы Сашкиных ног в золотых сандалиях. Это было ужасно щекотно, но Сашка старался сохранять невозмутимый вид, как и положено божеству.

Паломников становилось все больше, и терпеть щекотку уже не оставалось никаких сил. Наконец-то Сашка проснулся. Он разглядел в сумраке дежурного освещения длинный прут, который щекотал его пятку через щель в приоткрытом окне палатки. На улице было темно, но показавшийся в окне нос и беззубую улыбку Сашка узнал сразу.

– Саша хотеть делать автомат. Ехать вместе Саад в Читтатонг к старый корабли.

– Саад, так ведь темно же, – Сашка посмотрел на часы, – Три часа ночи!

– Ехать долго, успеть делать намаз и работа в 8 начинать.

Сашка натянул штаны и выполз на улицу. Он успел поспать пару часов. На площади у парковки уже стояли заведенные автобусы, полные мужчин из лагеря.

– Все ехать работа, харашо, – Саад улыбнулся и, пропустив Сашку вперед, энергично начал запихивать его в автобус.

Внутри была жуткая духота и, кажется, Сашка наступил на чьи-то ноги. В ухо сопел тощий бенгалец с огромным шрамом на месте правого глаза, с другой стороны над ним нависал необъятный громила, и, судя по его налитому кровью взгляду, Сашка стоял на его ногах. Стало неуютно и он попытался было вырваться назад, но в автобус втиснулся Саад и бодро поприветствовал обоих соседей, кивнув в сторону Сашки.

– Этот большой звать Дарук. Ты не бояться, он добрый. А без глаза – Вахин, работать уже четыре года на разборка корабли. Много знать.

Сашка кивнул новым знакомым и попытался поймать ноздрями немного воздуха. Наконец, автобус двинулся и дышать стало легче.

Спустя почти четыре часа тряски с обязательной остановкой для утреннего намаза, автобус со скрежетом остановился. Солнце встало достаточно высоко, и снова начался дождь.

– Как подойдет толстый Параг, скажи, что ты из Красный Полумесяц делать инспекция, иначе денег платить, – прошептал Саад, подходя к контейнеру с желтыми касками. Он протянул одну Сашке, а вторую надел на голову.

– Если удача – сможем быстро забрать детали для автомат, – прошептал Саад, но его речь прервал оглушительный крик, местами срывающийся на визг.

Источником шума был толстый мужчина в красном комбинезоне, который на удивление быстро для своей комплекции подбежал к Сааду. Он вжал голову в плечи и молча слушал обрушивающиеся на него проклятия. Наконец, Параг (Сашка догадался, кто был этот толстяк) повернулся к нему и на ломаном английском спросил:

– Турист? Вонна пикчерз? Экскёршен? – его маленькие поросячьи глазки суетливо обшарили Сашкины карманы в поисках кошелька.

– Ноу турист, – Сашка гордо показал на повязку волонтера, – Рэд Крэсент Инспектор!

Параг подозрительно прищурился, но одобрительно кивнул и поковылял к автобусу, выкрикивая ругательства в адрес очередного работяги.

– А за что он на тебя кричал?

– Моя не привести новый рабочий вместо Калим, – Саад махнул рукой.

– А что случилось с Калимом?

– Калим три дня назад умирать. Отрезать кусок корабль, упасть, умирать. Обычный дело, – Саад пожал плечами.

– Обычное дело? А почему не закрыли завод? Где техника безопасности?

– Саша, тут любой месяц умирать десять-двенадцать человека. Какой безопасность? – Саад рассмеялся, и Сашке стало жутко.

Саад подозвал Дарука и Вахина, и, убедившись, что Параг поглощен извержением порции ругательств на очередного бедолагу, все четверо завернули за огромный кусок корпуса корабля. Сашка увидел, что такое крупнейшая верфь по разборке кораблей в мире. Начиная от берега и далеко в море стояли пришвартованными пара десятков огромных танкеров. У некоторых уже были демонтированы части корпуса, какие-то стояли целыми, словно отдыхали перед новым рейсом. Обнаженный отливом берег из серой глины ужасно вонял серой.

Чуть левее Сашка увидел современных «бурлаков». Но если бурлакам на Волге в школе он пририсовывал рога и усы, то бурлаков Бангладеша Сашке было определенно жаль. Около тридцати человек тянули по серой жиже огромный кусок танкера на металлическом тросе.

– Отрезать кусок, когда отлив – тянуть кусок, потом на берег резать, – пояснил Саад, – Саша, идти, времени мало, надо забрать части.

Пройдя чуть дальше, мимо пилящих ручной пилой, стучащих молотками и зубилами рабочих, они подошли к огромному остову очередного нефтяного танкера, напоминавшему скелет динозавра. Саад показал на свалку дверей от кают и остатков переборок с иллюминаторами. Все они были ржавые и облезлые.

– Это плохие части, на переплавка. Мало забрать, мало денег платить.

– Платить? Это же хлам! – Возмутился Сашка, – Я думал мы тихо заберем и все.

– Украдем? – встревоженно спросил Саад.

– Нуу, – Сашка замялся, – Нет, не украдем. Это же никому не нужно. Давай я поговорю с толстяком?

Саад подошел вплотную к Сашке и заглянул в его глаза. Тот поежился.

– Саша, обманывать и брать чужое – грех. Параг говори, но платить все равно, харашо?

Сашка кивнул, и Саад сказал что-то друзьям. Дарук и Вахид обвязали несколько кусков переборок и пару дверей тросами и потянули к автобусам. Саад и Сашка толкали хлам сзади. Не прошло и десяти минут, как послышался знакомый крик Парага. Сашка сделал знак товарищам и вышел вперед.

– Хеллоу, май френд! Ай нид зис ту мэйк инспекшн, – уверенно начал Сашка.

Параг рассмеялся и поставил ногу на хлам, который тянули Дарук и Вахид.

– Ю нид ту пэй, ор ай колл полис, – в его глазах сверкнул алчный огонек.

– Окей, хау мач? – Сашка пытался сделать безразличное лицо, но получилось плохо.

– Ван хандред саузанд така, – Параг расплылся в улыбке.

У Сашки округлились глаза и он беспомощно посмотрел на Саада. Тот понимающе кивнул и заговорил с толстяком на бенгальском. Спустя пять минут эмоциональных торгов Саад подошел к Сашке.

– Согласен за тридцать тысяч така. Меньше нет.

Сашка удрученно посмотрел на металлолом и выгреб все из карманов.

– У меня есть только десять, я не думал, что будет так дорого.

Саад кивнул и перекинулся парой фраз с Даруком и Вахидом. Они оставили хлам и побежали к рабочим неподалеку. Саад достал трубку и предложил ее Парагу. Тот брезгливо поморщился и замотал головой, не снимая ноги с металлолома, показывая, что сделка не закрыта. Через полчаса Дарук и Вахид вернулись, неся завернутые в тряпку деньги. Саад пересчитал их, достал из кармана несколько смятых бумажек и протянул всю кучу Сашке.

– Вот, тут еще двадцать тысяч. Теперь заплати. Вечером делать твой автомат.

– Саад, спасибо большое! Но зачем вы даете мне деньги?

– Красный Полумесяц помогать нам, Стивен помогать, мы помогать тебе. Ты помогать нам, – Саад похлопал его по плечу.

Сашка ошарашенно протянул деньги Парагу, и тот хищно бросился пересчитывать пачки. Наконец, он кивнул и снял ногу с деталей. Сделка состоялась.

Вечером, когда автобусы вернулись в лагерь, а Дарук снял купленные детали с крыши автобуса, началась сборка человендингового автомата. Сашка и Саад держали части, пока Вахид со сварочным аппаратом собирал все воедино. Вокруг собралась толпа советчиков и зевак, а между ними крутился добрый десяток детей и их приходилось постоянно отгонять. Сашка заметил, как в толпе показалась Верка, но, увидев происходящее, резко развернулась и скрылась в толпе. Он вздохнул и вернулся к работе. Ничего, он ей все объяснит и она поймет.

Утром следующего дня слегка корявый и облезлый, но вполне реальный автомат стоял на площади лагеря. Он больше напоминал бронированный ларек с корабельными иллюминаторами вместо окон. Внутри было пусто, лишь на главном окне висела записка, написанная корявой бенгальской вязью. Сашка старательно переписал слово «сондхай» (что означало «вечером») с написанного Саадом на земле примера.

Сам Сашка этим утром был в другом месте. Еще вчера вечером он упросил Стивена-Степку съездить с ним в Читтатонг, чтобы закупить самый лучший кофе (из того, что он мог себе позволить, конечно). Денег у него осталось немного, после вчерашних работ руки были в пузырях от мозолей, но зато впервые в жизни он абсолютно точно знал, что делать.

Наступил вечер четверга, последнего рабочего дня, когда весь лагерь собрался на площади, чтобы обсудить прошедшую неделю, поесть кхичди и послушать, как Пранджал играет на эктаре. Сегодня главным объектом обсуждения безусловно был автомат Сашки. Он был увешан разноцветными лампочками, а некогда облезлые стенки украшали мандалы, нарисованные заботливыми руками Баруни. Внутри автомата, в открытом окне, ритмично раскачиваясь под звуки эктара, стоял Сашка и наливал кофе жителям лагеря. Очередь к автомату собралась под сотню человек, но Верки среди них не было. Заметив, как Сашка обеспокоенно вглядывается в толпу, Баруни шепнула что-то на ухо своей дочке, и Наврин умчалась в ночь. Наконец из-за пригорка появилась Вера в расшитом голубом сари, которую буквально тащила за руку Наврин. Саад рассмеялся и подошел к ним.

– Вера не хочет кофе? Вкусный, харашо! – Саад приглашающе отошел в сторону и поклонился.

– Пусть сам свой кофе пьет! Он вас уже обобрал до нитки или еще нет? – Верка тяжело дышала и то и дело сдувала челку, которая падала на глаза.

– Саша давать бесплатно кофе, – удивленно возразил Саад.

– Как бесплатно?

– Бесплатно! Че-ло-ве-кинг называться. Без денег!

Верка растерянно огляделась и направилась к человекинговому автомату. Наврин бежала рядом, держась за подол ее сари. Подойдя к будке, Вера встала в конец очереди, а Наврин подбежала к окну и, протянув руки, попросилась внутрь. Сашка поднял ее и усадил рядом с прилавком. Через несколько минут у окна оказалась и Верка.

– Значит все-таки человекинг? – спросила она с напускной строгостью, облокотившись на стойку.

– Ага, я подумал, что это название больше подходит. Желаете кофе? – Сашка улыбнулся и протянул стакан Верке.

– Саша, а как же деньги?

– Деньги не самое главное в этом мире.

– Рада это слышать от тебя, – Верка улыбнулась, отхлебнув из стакана, – Но где ты будешь брать кофе для всего лагеря?

– Стивен пообещал включить кофе в программу помощи. Красный Полумесяц будет моим поставщиком, – Наврин передала Сашке очередной стакан и тот потрепал ее по волосам.

– Еще помощников принимаешь? – Верка кивнула в сторону Наврин, – Или все вакансии закрыты?

– C удовольствием, – Сашка протянул ей половник. Наврин слегка подтолкнула его, и Сашка, приобняв Верку, нежно поцеловал ее.

Под звуки эктара и таблы лагерь медленно погружался в ночь, укутываясь в безоблачное звездное небо и вдыхая аромат стопроцентной арабики.

Федя Денисов

г. Санкт-Петербург

Учился в Ленинградском санитарно-гигиеническом медицинском институте им. Мечникова. Работает плотником. Стихи пишет всегда. Иногда читает на людях.

Из интервью с автором:

Друзья в основном музыканты и раздолбаи. Детей четверо, жены тоже были. Люблю… – ну, это длинный список. Не люблю… – здесь короче, значительно.

© Денисов Ф., 2020

 
Почемучка-мальчик маленький,
Пучеглазый и с соплей.
Тыкал ручкой, топал валенкой,
И все спрашивал ее.
…Маму. Ну конечно, маму.
Каждый знает с малых лет
Маму.
Спрашивал у папы:
– Почему же мамы нет?
 
 
– Мама есть. Она, конечно,
Будет.
У нее дела.
Мама нас не позабудет.
Нету? Значит, не смогла
Быть сейчас,
Но будет после.
Мы дождемся, мать твою,
В полночь или где-то возле.
Вытри сопли,
Я спою
Песенку «про серый волк»,
Как он кусит маму в бок,
Если ты не будешь спать
И не сходишь на горшок.
 
 
Скажет кроха простодушно:
«Ну, какие там дела?
Мама стала непослушной
Или вовсе умерла!»
 
 
– Лучше б ты молчал, засранец,
На язык тебе типун!
Вынь из носа грязный палец,
Чистый палец в нос засунь.
 
 
Знай, она дойдет до ручки
Нашей двери.
И откроет!
Мамам, детка, лучше
Верить.
Это, брат, залог здоровья!
 
 
Если ты не веришь маме,
Нервно куришь и не спишь,
Думаешь: «Она обманет»,
Значит ты плохой малыш.
 
 
Ну а если ты встречаешь
Маму радостно и так,
Что совсем не замечаешь,
Что она пила коньяк,
 
 
Обнимаешь маму крепко,
И ложишься спать в кроватку,
Мама
Даст тебе
Конфетку,
Что бы жизнь казалась сладкой.
 

 
На дорогу вышел из лесу Ванюша.
Мокро. Лужи. С веток елей льется струями вода.
Может быть, сидел бы дома лучше?
Не ходил бы лучше никуда.
 
 
Лес дождем пронизанный, промытый
Набухает, и слегка парит.
…Эх, Иван-Дурак, зачем, куда ты,
Прешься пьяный, Богом позабыт?!
 
 
Взять хотя бы зайку – он боится.
Волк – понятно, голоден и зол.
А Ивану – дома не сидится.
Ходит, расширяет кругозор.
 
 
Дома печь да скатерть-самобранка
Побранится, но потом дает пожрать:
Суп с котом, закусочка, сметанка…
…Но Иван решил не есть – не спать.
 
 
Вышел в лес, поллитру кинул в торбу,
Перекинул торбу за плечо,
И ушел, обруган и оборван,
Лесом, полем и куда-нибудь еще.
 
 
У Ванюты на сердце тревога:
Дальний путь, казенный дом, тоска.
– Погоди, дружок, постой немного,
Обернись, послушай мой рассказ.
 
 
Много было, знаешь ли, Иванов,
Уходивших на ночь глядя в лес:
Психов, дураков, бомжей, болванов
И царевичей, что в поисках невест
 
 
Бродят по холмам, лягушек мучат,
Думают: «Которая она?»
Может быть, сидел бы дома лучше.
Все равно ведь не выходит ни хрена.
 
 
Ну, допустим, как в былые годы,
Встретишь указатель: три пути.
Что терять? Коня? Жену? Свободу?
– Все потеряно! Зачем туда идти?
 
 
Или вдруг Амур возьмет на мушку,
И в упор засадит свой снаряд?
И опять ты влюбишься в лягушку.
(Я не в курсе, но в народе говорят).
 
 
И пойдет по новой: сёстры, шкурка,
Коробчонка, чтоб кататься по делам.
…И опять в ярмо, как Сивка-Бурка.
– Ну зачем оно тебе, Иван!?
 

 
Кучерявое плыло облако,
Плыло облако в небе синеньком.
Муравей тащил травку волоком,
Бармалей точил зубы напильником.
 
 
И дырявые рты на бабушках,
И корявые пальцы на дедушках
Улыбались, сидя на камушках.
Грели ножки в валенках
На поленушках.
 
 
Плыло облачко в небе без краюшка,
Было тенью под стогом у колышка.
То ли – зайка зимой,
То ли – варежка,
То ли клякса на травке от солнышка.
 
 
Повстречалось с птичками стайкою,
Повенчалось с серою тучкою,
И расплакалось над лужайкой,
Умываясь слезами колючими.
 
 
Утром с новым туманом поднимется
И как детский кораблик бумажный
Будет двигаться, двигаться, двигаться,
В синеве потерявшись однажды.
 

 
Стеною дождь стегал
                         Пустырь,
Стекал
С деревьев на кусты.
И перебрасывал
             Мосты
                 По вертикали.
 
 
На пустых
        Ладонях набережных, вскользь,
Линуя город вкривь
                И вкось
И струнами его насквозь
                   Перерезая.
 

 
Может быть, это слон,
По крыше моего дома шляется,
Пока я сплю?
Все шатается.
Очертанья предметов знакомых
Пугают.
Мучаюсь.
Но терплю.
Знаю,
Что все когда-нибудь кончится.
Только не знаю, когда.
Может быть, этого мне и хочется?
Может быть, это провода
Звенят от ветра,
От электричества
Или от чего-то еще?
Изгибаются,
Дышат,
И увеличиваются
Ходы городских трущоб.
…Сквозь сон узнаю место знакомое.
Сквозь ужас двигаюсь,
Вижу сквозь тьму,
Проникаю сквозь стены,
Мыслю сквозь слово
И сквозь сновидение сплю…
…Сплю…
Потому, что боюсь проснуться.
Как боится найти прошлогоднюю шкуру свою змея,
Боюсь
Вернуться,
В бесконечное повторение
Вчерашнего дня.
 

 
В этом городе надо летать.
Невозможно ходить ногами здесь.
Лишь крылами махать и орать
Заунывную волчую лунную песнь,
Над кварталами спальными проносясь,
Вспоминая, что прожито здесь, за мгновенья…
…В этом городе – жить нельзя
Из-за силы его притяженья.
Из-за сил растяженья пространства,
Когда
Каждый третий шаг
Приближает старость.
…Этот город… в его убранстве…
Лишь то, что осталось
От бетонных блоков,
Гранитных камней
И плит,
Нелепо выдуманных
И вкопанных здесь однажды.
В этом городе
Каждый Богом забыт,
Так же, впрочем,
Как Бог забыт в этом городе каждым.
Здесь сны страшнее, чем явь.
А явь напоминает вчерашний сон,
Но все же…
В этом городе Я
Встречаю ТЕБЯ,
И кажется, мы похожи.
 

 
Обычный шар,
Надутый воздухом,
В пространстве медленно качается.
То невесомо вверх поднимется,
То вниз легонько опускается.
Он движется как будто облако,
Что ветром по небу ведомо.
И нет покоя, сна и отдыха,
Досуга, очага и дома…
Воздушный шар
В пространстве дремлющем,
В прострации себя не помнящий,
В волшебный ветер свято верующий,
Уже не явь, но и не сон еще…
Воздушный шар несется в вечности,
И след его нелепо тянется
Меридианом в звездной млечности,
Что ясной ночью нам является.
 

 
Просто любовь,
Что еще скажешь.
Опять лицо тяжелеет слезами,
Которые по нему размажешь.
Сплошная любовь,
Без конца и края.
 
 
Слезаю утром с кровати на пол,
В общественный транспорт сажаю тело,
Теперь не вспомню, когда вскрылся клапан,
И что-то внутри заскребло и запело.
 
 
Терпеть, как будто, приятно даже:
Фонтаном чувства, и нету кожи.
Как шмотки кучами на распродаже:
Берите сейчас – потом будет дороже!
 
 
Берите кто хочет! Куда мне столько!
Немыслимо, ни приподнять, ни взвесить.
Мне бы хватило маленькой дольки
Уютной, словно лубочный месяц.
 
 
Минуты тянутся бесконечно.
И в каждой по вечности,
Как матрешки,
Срываясь с небес, садятся на плечи,
Их пригибая к земле понемножку.
 
 
Безумие,
         Над которым нету
Власти
                 Ни в этом,
                    Ни в следущем мире.
Бездонная пропасть
                         С разинутой пастью,
И каждому выдано по билету.
                         Чтоб падать туда,
Беспомощны крылья.
Для крыльев нужно,
                         Чтоб ветры дули.
А здесь без труда
                         Световые мили
Мелькают,
                         Рябя,
                             Обгоняя пули.
 
 
Инстинкт выживанья – другое дело.
Любовь – скорее инстинкт смерти,
В котором зародыш чужого тела
Вместо тебя головою вертит.
 
 
Сплошная любовь.
Справа и слева
Гвоздями
             В горстях
                         Растопыренных пальцев,
Что посягнули обнять неумело
                                                  Необъяснимое.
Распяты на пяльцах
Для вышивания крестиком
Души, чтоб вновь
Иглою
                         Вонзалось в них
                                                  Слово
                                                    Любовь.
 

 
До нашей встречи,
Видно, не дожить.
Дожди
Вращали мельницы, и время
Перетирало вечер
В миражи,
Что затерялись в памяти. Поленья,
В который раз отдав свое тепло,
В камине исчезали, не дождавшись,
Когда квадрат двери взмахнет крылом
Впустив тебя. И где-то, не добравшись,
Мы, кажется, застряли навсегда,
Оставив все как есть. И как улику
Таим привычку приходить сюда.
На нашу территорию. Пиликал
телефон, наладив связь, на безопасном расстоянии,
Где, кстати,
Легко застать врасплох
Кого угодно,
Только не тебя.
И этот факт как феномен занятен,
Но плох,
Как факт, стирающий с лица улыбку,
Неприятно
Заменяя вдохом,
Что тянется до самого конца,
Заканчиваясь выдохом, понятно.
 
 
До нашей встречи, где-то пять минут,
На четверть часа растянув,
Едва ль их хватит, чтобы что-нибудь вернуть
Оттуда, где фатально опоздали
К назначенному времени. И вот,
Забыв покой,
Изображаем колесо и белку,
Пытаясь повернуть наоборот
Привычный ход часов,
Рукой
Подвинув стрелку.
 

 
Луна росла. И вот ее овал
Уже почти что принял форму круга,
Который паутину тьмы порвал,
Сквозь облака светясь. И мы, друг друга
Не видели как раз
С тех самых пор, когда луна была такой же,
Или раньше.
И нам казалось – мир звучит без фальши,
Двумя телами в нерв переплетясь.
 
 
Но время шло и двигало предметы,
Переместив небесные тела,
Переместило нас. И я не знаю, где ты,
И не уверен, что вообще была.
 
 
И вот теперь луна опять большая,
Но все совсем не так, как в прошлый раз.
Курю LM, в кармане их нашаря.
«Я Вас люблю, я думаю о Вас».