Текст книги "В доме на берегу"

Рина Пронина
г. Москва

Родилась и живет в Москве. Публиковалась в журнале «Новая литература» и в составе сборника «Времени тонкая тень»

(АЖЛ, том 8).

Из интервью с автором:

Стремлюсь писать впечатлениями, атмосферами, чувственными образами. Мои стихи – это поэзия мелочей, за которые цепляется взгляд, когда впервые входишь в комнату.

© Пронина Р., 2024

 
Быть норкой мыши на поле битвы;
Быть хлебом, брошенным голубям.
Быть не молящимся – быть молитвой
Без слов, прочитанной про себя.
 
 
Письма, спасенного из камина,
Быть парой сбивчивых кратких фраз;
Быть незаметным пучком морщинок
Вокруг прикрытых усталых глаз.
 
 
Быть самым первым сбежавшим гостем,
Сидевшим с рыбками в уголке,
И самой нижней насечкой с ростом
На облупившемся косяке.
 

 
Ты хотел меня видеть, похоже,
И поэтому нервный и злой.
Я исчезну в пустынной прихожей,
Чтоб запомнить, как было одной.
 
 
Жаль, такие, как ты, не танцуют
И не пишут, дразня, ерунды.
Чей-то прадед с портрета, бликуя, Улыбается мне с высоты.
 
 
Час молчания перед уходом
Был счастливейшим в этом году.
Я уйду и запомню свободу.
Напиши мне, когда я уйду.
 
 
Напиши мне, что злишься от шума,
Глупых шуток и боли в висках;
Если больше не сможешь придумать,
Напиши все на трех языках.
Ты в западне, ты прижат турникетом,
Ты прикоснулся к ножу,
Но не целуй меня как сигарету, —
Я тебе не наврежу.
 
 
Милый и слабый, ты бросить не можешь
И на меня не смотреть:
Ты из молчания, мяса и кожи,
Из никотина на треть.
 
 
Ну и молчи. Синяки пожелтели,
Голос надорванный сшит,
Шумное сердце в прокуренном теле
Вместо тебя говорит.
 
 
Это безмолвие – ссохшийся панцирь —
Будешь смешно волочить.
Спорим, что я перестану смеяться,
Если ты бросишь курить?
 

 
Ты принес на пальто затихающий город,
Двор-колодец с чернеющей крышей без звезд,
Лед залива, что пасмурным утром был вспорот,
Шерсть собаки и сильный мороз.
 
 
Заскочил посмотреть, как актер до начала
Смотрит в зал из пронизанных пылью кулис,
И со смехом сказал, чтобы я перестала
По-московски сбегать с эскалаторов вниз.
Если в нашем подъезде погладил собаку,
Вымой руки теперь, – она точно больна.
Может быть, я взгляну, как размыт полумраком
Ты – фигура, ты – форма, прямая спина.
 
 
И рука моя, сжавшая ключ, на прощанье
Сразу стала, чуть дрогнув, крепка и тепла.
В сотнях месяцев собственных воспоминаний
Я такой, как сейчас, никогда не была.
 

 
Она не оставит в покое
Меня. Под крахмальным шитьем
Жмет сердце как будто незлое,
И ты здесь уже ни при чем.
 
 
Твоя к ней любовь – в крошках хлеба,
Неубранная простыня —
Сейчас с распалившимся небом
Ползет и ползет на меня.
 
 
Я эту любовь ненавижу,
Мне страшно представить ее.
Не стать бы скелетом под крышей,
Обвитым веревкой с бельем.
 
 
Шаг, два по замшелым ступеням;
Пыль в туфле – от пятки к носку.
Не телом распухнувшим в Сене
Доплыть бы, прибившись к песку.
 
 
Твоя к ней любовь, как бродяга,
Трусящий за мной под дождем,
Гнетет все сильней с каждым шагом,
И ты здесь уже ни при чем.
 

 
Я стала делать то, что не хочу,
Опять
И плачу поздно вечером чуть-чуть,
Чтоб не хотеть гулять.
 
 
А я гуляла в центре под дождем
С чужим зонтом в руке;
Мой город был совсем как люди в нем —
Угрюм и налегке.
 
 
Как в старом фильме, сверху фонари
Чуть тлели в дыме туч,
Карманы согревали и внутри
Лишь ключ.
 
 
Луна смотрела этот фильм сквозь дым,
Бела.
Тогда мой город не бывал цветным,
Я тоже не была.
 

 
Снег лежит на траве вдоль тропы, невесомый, —
Молодая, как час, бирюза.
По хрустящему гравию следуя к дому,
Я без страха закрыла глаза.
Все в конверте с подплавленной бурой печатью
То, что помню, строка на строке:
Помню кедры и ветер, играющий платьем,
И в гостиной пронзительный скрип половицы,
Как дорожки в саду, мне знаком.
Расскажи же, когда ты решил поселиться
На одном этаже с мясником?
Нелегко перебить сожаленьем и элем
Привкус потроха и имбиря,
Так смахни резаком с потолка и постели
Прошлогоднюю пыль января.