Текст книги "Меч Заратустры"

16

А в верховьях Истры у озер стояла тишь и божья благодать. Село Солнечное на месте сгинувшего Солнечногорска словно и не знало, что творится на тридцать километров южнее. И охрана на местном караванном дворе была примерно такая же, как на ВДНХ, когда бойцы капитана Морозова, сами того не зная, отбили рынок у Варяга. Только народу на базе в Солнечном было еще меньше – раз-два и обчелся.

Внезапное появление на подворье конных валькирий в боевом облачении повергло охрану в глубокий шок. Нравы тут были патриархальные, и к подобным зрелищам люди не привыкли.

Стражи амбаров были повержены ударами мечей плашмя по голове, и Солнечное без жертв перешло под власть отряда Жанны Девственницы.

Случилось это уже под вечер, и на подворье тотчас сбежался народ. Все знали, что караванные амбары набиты озерской данью, которую должны были отправить в Зеленоград, который чаще называли Зеленым поселком или Городком.

Это тоже было типичное новое поселение на месте сгинувшего старого, но только побольше прочих.

Там была северная база Варяга, ближайшая к рынку на ВДНХ, но озерская дань до нее не дошла, потому что всех погонщиков Варяг вызвал в Дедовский для похода на мятежные низовья. А без погонщиков караван не провести. Какой дурак пойдет в носильщики и кобылятники, если не гнать его пинками.

А если кто и пойдет – так он весь самогон выпьет, а прочий груз загонит налево, до Городка не дойдя.

Часть груза с озер, правда, еще раньше пустили плотами вниз по реке, и все это теперь пропало в Дедовском.

Но и в Солнечном все тоже пропало, потому что Жанна Девственница открыла амбары со словами:

– Берите, люди добрые! Все ваше.

А когда добрые люди засомневались, не выйдет ли беды, добавила:

– Варяга в низовьях побили, так что его скоро не ждите.

И так далее в духе баллады о добром Робин Гуде с той поправкой, что первыми до содержимого амбаров дорвались все-таки низовые самооборонщики, пришедшие с Жанной.

В результате Девственница потеряла три четверти своего отряда пьяными и похмельными. Но вся кавалерия осталась при ней.

А больше ей и не надо было. Ведь все, что ей теперь оставалось – это создать впечатление, что войско робингудов выдвигается в сторону Зеленого, чтобы лишить Варяга всей дани вообще.

Если он еще способен следовать голосу разума, то наверняка должен броситься со всей своею силой на защиту последнего оплота. А это и есть главная цель всей операции. Ведь Жанна подрядилась на спасение Нижней Истры от карательной экспедиции Варяга, а для этого нет способа лучше, чем учинить безобразия в верховьях, где босс мафии увязнет надолго.

Если же голос разума Варягу откажет, то на этот случай у Жанны тоже было противоядие. Прожив год в обстановке непрерывного безумия, она как рыба в воде плавала в этой среде и логику безумия просчитывала лучше, чем логику разума.

Чего стоила одна альбигойская ересь, в которую Жанна обратила уже не одну тысячу человек, не сказав никому толком, что это такое. Новообращенные еретики сочиняли себе учение сами, добавляя к нему новые детали в меру своей испорченности.

Так что голос разума ничего не значит.

– Ну что, поиграем еще? – сказала Жанна Григорашу, когда самооборонщики в массе своей уже полегли в неравной борьбе с зеленым змием.

– Запросто, – ответил рыцарь, который давно привык, что все авантюры Девственницы – это просто игра. Кто-то от скуки играет в шахматы, кто-то в карты, а Жанна играла в войну.

Правда, противники слишком часто воспринимали эти игры всерьез и вечно норовили угробить Жанну более или менее мучительным способом. Дальше Пантеры, который пытался повесить ее на столбе жариться на солнышке, никто пока не пошел, но друзья говорили Жанне, что она еще молода и у нее все впереди.

– А не боишься? – спросил Григораш, когда Жанна изложила ему свой план.

В плане было место лишь для двенадцати человек на шести лошадях, которые должны оттянуть на себя все силы Варяга и свинтить лесами в самый последний момент. Но можно и не успеть.

– Это как звезды лягут, – сказала Девственница и растянулась в траве, глядя в ясное черное небо, в котором нет ни одной знакомой звезды.

Даже профессиональные астрологи еще не разобрались толком, как они ложатся и что означают. Поэтому Жанна всегда могла толковать положение звезд в свою пользу.

Когда перед рассветом маленький отряд покидал Солнечное, Жанна взяла на свою лошадь Аленушку.

Бронежилет юная разведчица так и не надела.

17

Московское метро живо напоминало антуражи из фильма «Кин-дза-дза», только еще круче, потому что света не было совсем. Только фонари на остродефицитных батарейках да смоляные факелы освещали путь солидной группы людей, продвигавшихся от западных окраин города в сторону центра.

Сусаниным в этой группе работал капитан Морозов, но гораздо большую пользу приносил прапорщик Волобуев, который грохотом своих огромных сапог распугивал крыс, а некоторых и давил не глядя.

Без Сусанина путники вполне могли обойтись. Это были все-таки не катакомбы, а старый добрый метрополитен со схемой и указателями – только без света и поездов.

Зато крысы тут попадались размером с бультерьера, и было уже не понять, старые это мутанты, о которых писали еще в девяностых годах, или все-таки новые, порожденные Катастрофой.

– Крыс не пугайтесь, – сказал капитан Морозов еще на эскалаторе. – Они мирные. Людей не едят.

И, немного подумав, добавил:

– Как правило.

Через три станции Волобуев чуть не наступил на собаку-спаниеля, которая ответила на грубость обиженным лаем и унеслась куда-то в сторону следующей остановки.

– Охотники, – пояснил Морозов.

Крысы людей не едят, но люди не отвечают им взаимностью. В дни послереволюционного голода многие москвичи пристрастились к мясу грызунов, и некоторые не отвыкли до сих пор.

Дачники давно с избытком обеспечивали самих себя и город растительной пищей, а вот с животной было хуже. Слишком мало было в Москве рогатого и безрогого скота и слишком много людей.

Весь уцелевший скот пошел на племя, но в голодную пору и племенных производителей было непросто уберечь. Их воровали и резали, сводя на нет эффект от ускоренного размножения.

Крыс в Москве и вокруг нее по-прежнему было больше, чем кроликов, не говоря уже о свиньях и коровах. С ними могли конкурировать только голуби, которые плодились с нездешней силой, несмотря на массовое истребление охотниками всех мастей от пацанов с рогатками до военных с автоматами.

Какого мяса больше в котлетах и пирожках, которые продавались на рынках города – голубиного или крысиного, могли сказать только те, кто их жарил, а они держали свои рецепты в секрете. А те, кто эти котлеты ел, старались таких премудрых вопросов не задавать, потому что заранее знали ответ:

– Не нравится – не ешь.

Для успокоения души особо брезгливые едоки считали это мясо крольчатиной – благо, разницы практически никакой.

Грызуны – они ведь вкусные. Те, кто ел, говорят об этом в один голос. И охотник со спаниелем сказал то же самое. И даже предложил попробовать.

– Спасибо, как-нибудь в другой раз, – вежливо поблагодарил лидер отряда, которого прикрывали со всех сторон, хотя узнать в нем известную персону было не каждому под силу.

Свои собственные портреты он, во всяком случае, нисколько не напоминал. Борода меняет внешность человека радикально, а президент Экумены Тимур Гарин свою известную всем и каждому бороду этим утром сбрил.

Его охраняли трое спецназовцев из военной разведки, которых полковник Дашкевич оставил при особе Гарина для связи и наблюдения, а также вся команда Гюрзы и личные телохранители президента Экумены. Но со стороны они напоминали обычную боевую группу, которых много было в Москве. И отличий между ними, считай, никаких – тот же камуфляж, то же оружие, те же замашки.

С другими такими же группами под землей лучше не встречаться. А то люди нервные пошли – сначала бьют, потом думают. И на всякий случай отряд Гарина завернул на Кольцевую линию.

Через центр идти опасно. Там метро патрулируют кремлевцы, которые страшно боятся, что из-под земли вылезет кто-то нехороший и пойдет на штурм Кремля прямо от станции «Охотный ряд».

И не зря, между прочим, боятся, если принять во внимание официальную цель, ради которой Гарин покинул свой надежный Белый Табор и явился в неспокойную Москву.

Но шел он пока не в Кремль и даже не в Останкино, а в университет.

Дорога была дальняя и по пути отряду встретился не только одинокий охотник на крыс.

Какие-то диггеры в шахтерских касках появились неизвестно откуда и исчезли неизвестно куда.

Патруль Аквариума прошел навстречу, и его командир поздоровался с капитаном Морозовым за руку.

А на переходе с Кольцевой из темноты появились люди в черном – в боевых кимоно, с закрытыми лицами и с мечами за спиной.

Два отряда разошлись молча. Команда Гюрзы выстроилась в шеренгу посреди прохода, пропуская у стены Гарина и телохранителей. И люди в черном тоже остановились, хотя их было меньше, всего семеро.

Неподвижное это противостояние длилось всего пару секунд, но Гюрза успел перехватить пристальный взгляд черного человека, который шел впереди всех.

Он скользнул холодными глазами по лицу Гюрзы и проводил взглядом стремительно ушедшего в темноту Гарина, которого безошибочно выделил среди телохранителей. Выделил, как охраняемую фигуру, а вот опознал ли – этого по глазам понять было нельзя.

И только когда черный человек отвел взгляд и бесшумно растворился во тьме, Гюрза вдруг почувствовал в своем тренированном теле какую-то странную слабость.

Ему показалось, что он узнал эти глаза.

Это были глаза мертвеца.

Гюрза сам допрашивал тех, кто видел его растерзанный труп. И тех, кто сжигал его на костре. И даже тех, кто его убивал.

Но самого трупа он не видел.

Гюрзу окликнули и он пришел в себя. Тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и двинулся дальше, никому ничего не сказав. А потом и вовсе забыл об этом, потому что на конечной остановке отряд ожидали неприятности.

На станции «Университет» было светло от свечей. Их мистическое мерцание делало огромный подземный зал похожей на соборную церковь. И Тимуру Гарину почудилось поначалу, что здесь служат католическую мессу.

Но это было бы слишком просто. Мессу здесь и вправду служили – только черную. И некто в черном плаще с красным подбоем как раз занес над распростертой крестом обнаженной блондинкой самый настоящий кинжал. А может и не настоящий – разбираться было некогда.

– Только без жертв, – успел сказать Гюрзе охраняемый объект, прежде чем суперэлитные бойцы пришли в движение.

Свечки полетели в разные стороны, кинжал воткнулся в черное дерево в сантиметре от шеи, нагая блондинка полетела с алтаря на платформу, но это было лишь побочной акцией – ликвидировать потенциальную угрозу в лице вооруженного человека.

Главное было впереди. Им предстояло расчистить путь наверх по эскалатору. А по нему волной спускались все новые люди в черном.

Они, правда, были без мечей и даже без кинжалов, разве что с финками, но раскидать их было не так-то просто. Главным образом потому, что кидать некуда.

В конце концов команда поступила элементарно. Гюрза со своими людьми взлетел наверх и перекрыл вход на один эскалатор, а телохранители Гарина внизу дали спуститься всем, кто уже ступил на него. Им даже помогли, так что сатанисты сверху катились кубарем.

– Я же сказал – без жертв, – раздраженно упрекнул охрану Гарин, но телохранители уже не обращали внимания на его команды. Их задачей было довести президента Экумены невредимым до университета, а все остальное было неважно.

– Что здесь творится? – резко спросил Гарин наверху у капитана Морозова. Капитан жил в Москве и патрулировал ее регулярно, так что он лучше других мог ответить на этот вопрос.

Но и он оказался бессилен.

– Не знаю, – покачал головой офицер Аквариума. – Неделю назад этого не было.

На площади перед университетом бушевала черная толпа. Факела и свечи создавали впечатление нарождающегося пожара. На правом фланге скандировали «Костя» и «Алиса», а на левом «Сатана» и «Люцифер». Но что удивительно, люди в черном не пытались прорвать оцепление спецназа. Просто впереди уже не скандировали, а кричали солдатам вразнобой:

– Пустите нас в храм! Мы хотим видеть главную мессу!

Нагая блондинка, которую Гарин собственноручно силой тащил наверх, отчаянно сопротивлялась, восклицая:

– Отпустите меня к нему! – и не было сомнений, что под «ним» она разумеет сатану.

К счастью, она была чем-то одурманена, и ее усилия не слишком обременяли Гарина. Старший телохранитель подхватил девчонку с другой стороны, а вскоре она и вовсе перестала отбиваться, заметив, что ее влекут в то самое здание, куда все остальные мечтают, но не могут прорваться.

– Мы хотим видеть главную мессу! – крикнул какой-то осатанелый подросток чуть ли не в ухо Гарину, и тут же получил локтем по носу. Гюрза не стеснялся в средствах, а со стороны оцепления набежала подмога, и через минуту Гарин оказался в спокойном вестибюле, который был освещен электрическим светом.

Выпустив из рук обмякшую девицу, Гарин остановился посреди холла и громко бросил в пространство:

– Хоть кто-нибудь может объяснить мне, что здесь творится?

И тут же услышал голос молодого человека с аккуратной бородкой, который с улыбкой шагнул навстречу.

– Ничего особенного, – сказал он. – Просто город снова сошел с ума. Пора бы уже привыкнуть.

18

Сообщения о том, что осатаневшая толпа громит рынки в Москве, и о том, что несметные полчища амазонок грабят караванные амбары на Верхней Истре, дошли до Варяга одновременно.

Откуда взялись на Верхней Истре несметные полчища амазонок, информаторы не уточняли, зато про осатаневшую толпу Варяг и сам все знал. Люди сотнями снимались с места прямо под носом у главаря мафии и уходили в Москву бить очкариков.

Бандиты, уже снявшие свои понтовые темные очки, провожали их недоуменными взглядами и ждали указаний руководства. А руководство пребывало в прострации.

Как хорошо было раньше. Лохи платят, бандиты жируют, милиция не вмешивается. А теперь непонятно – кто бандиты, кто лохи, а кто милиция. Вроде, бандиты должны быть довольны, потому что милиции не стало совсем, и город перешел в их руки без борьбы – упал на ладони, как спелый плод. Но вот ведь какая беда – лохи стали вести себя неправильно.

Вместо того, чтобы платить бандитам и молчать себе в тряпочку, они то борзеют, то шизеют. И наказать оборзевших тоже не получается. Варяг явился разбираться, как положено, а лохи сделали ему ручкой и ушли громить его рынки, оставшиеся без защиты.

Варяг поначалу решил, что это отвлекающий маневр – удар по тылам, чтобы вернуть его в Москву. Но был он какой-то странный, этот удар. Дачники грабили без разбора и торговцев мафии и своих же собратьев, которые мирно распродавали остатки своего урожая.

Они вели себя, как один большой дикий зверь, которому просто хочется есть.

Но что было делать Варягу? Спасать старое добро или добывать новое?

И он стал делать то, что было в этой ситуации наиболее естественно – срывать зло на подчиненных.

– Мне этот беспредел надоел! – шумел он и намекал на оргвыводы, в случае если оный беспредел не прекратится в кратчайший срок.

Но приближенные в упор не понимали намеков и не желали брать ответственность на себя. Они требовали конкретных указаний.

Пришлось прямо приказать штатной охране рынков возвращаться в Москву. Это ребята поняли, но как-то не до конца. И в силу недопонимания не торопились покидать сельскую местность. А на простой вопрос «Почему?» отвечали путано и неуверенно.

Тут и всплыла тема сатанистов, которые, прознав про нашествие дачников, пылающих праведным гневом по адресу масонов-очкариков, по наущению сатаны напустивших на поля чумную саранчу, решительно встали на защиту здания на Воробьевых горах.

А кормились они, разумеется, тоже с рынков и тоже бесплатно и без спросу. Но их варяги боялись больше, чем всех дачников вместе взятых. Потому что дачники – это лохи, а сатанисты – это психи и притом буйные. Отморозки одним словом. А иметь дело с отморозками в таком количестве опасно для жизни.

Рыночную охрану пришлось вышибать из Дедовского пинками, но не было никаких гарантий, что они дойдут до места. О том, что будет с ними там, Варяг и думать боялся.

Но сам он в Москву не поехал. Он любил доводить всякое дело до конца, а сейчас ему открылась дорога на Нижнюю Истру. Ее никто не охранял. Самооборонщики ушли в Москву в первых рядах.

Да и охранять было некого. Массовая истерика катилась лавиной, захватывая женщин и унося их в том же направлении. Только если мужчин все время срывало с генеральной линии на второстепенные дела – грабеж и пьянку, то бабы с оловянными глазами перли напролом прямо к цели.

Это было похоже на пляску святого Витта1, которая вот так же охватывала многотысячные массы людей в средние века.

Когда отряд Варяга вошел в Гапоновку, он обнаружил там только несколько семей, не поддавшихся общему безумию, и стаю нечистой силы из Ведьминой рощи, которая тащили все, что плохо лежит.

К нечистой силе примыкали дети – совершенно непонятно чьи. Воинство Варяга спугнуло сразу всех, включая и добропорядочные семьи, так что в Гапоновке остался один Сашка-баптист в разбитых очках.

И тут до Варяга дошло, что ему тут совершенно нечего делать. Вскрывать дачные кладовые и погреба бессмысленно. Вывозить их содержимое некому и некуда. Заставлять боевиков работать носильщиками – это будет самый настоящий беспредел, и Варяг об этом даже не думал.

Он думал спалить мятежные деревни к черту, но это следовало делать в присутствии их жителей. А без них как-то и не в тему.

– Это не по-божески, – сказал и юродивый Стихотворец.

– Так я же и не бог, – усмехнулся Варяг, но Гапоновку оставил нетронутой.

А самое разумное предложение сделал Мечислав Кировец, который вообще отличался умом и сообразительностью.

– Надо взять что положено с тех, кого найдем. А когда остальные будут возвращаться, брать долю с каждого по мере поступления.

– А они будут возвращаться? – спросил Варяг.

Опасения были не напрасны. Ведь все дачники – бывшие москвичи, у них в городе жилье и все такое. Могут там и остаться.

Это как звезды лягут.

– Посмотрим, – сказал Мечислав.

– Ты бы лучше посмотрел, что там в верховьях творится, – предложил Варяг. – Амазонки какие-то… Будто мне всего остального мало.

– Ну, амазонки, положим, и тут есть, – заметил Кировец, намекая на Ведьмину рощу.

Но возражать против прямого приказа хозяина не стал и пришпорил своего рысака.

Он забрал с собой людей, от которых Варягу в сельской местности немного пользы. Киллеров, ищеек и зеленых пацанов.

Мечиславу от них тоже было мало толку, но других Варяг ему не отдал. А в несметные полчища амазонок они оба не очень верили.

19

Чтобы принять четырех валькирий и одну приблудную разведчицу за несметные полчища амазонок, надо очень много выпить, но если кто-то думает, что в Зеленом охранники главной загородной базы мафии занимались круглые сутки чем-то другим, то он глубоко ошибается.

Охранять целые цистерны самогона – работа не для слабонервных, и белая горячка в этих условиях – профессиональная болезнь.

А еще – доблестным стражам надо было как-то оправдаться перед руководством, когда пять прекрасных дам и семеро благородных рыцарей захватили эту самую базу, разогнав охрану пинками.

У страха глаза велики – вот и померещились им в пьяном дурмане несметные полчища голых воительниц.

Один как выскочил из караулки в чем мать родила, так и добежал до самой Москвы с криком:

– Нечистая сила! Черти в городе!

После чего незамедлительно сошел с ума совсем, потому что в Москве его тоже встретили черти.

А в Зеленом вслед за ним из караулки поперли голые девки, с которыми охрана развлекалась, не чуя никакой угрозы со стороны – и тут уже никому не под силу было разобраться, где воительницы, а где просто шлюхи.

А все потому, что пить надо меньше и в быту надо быть скромнее.

Усмирять нечистую силу явился поп в черной рясе и с белой бородой, который яростно махал кадилом, но успеха не добился, так как эти черти ладана не боялись.

Перехватив меч за клинок и подняв его над собой наподобие креста, Жанна сама принялась проповедовать, как Арамис на лесной поляне, и выходило по ее словам, что самые любвеобильные женщины становятся ангелами на небесах, а командует ангельским воинством сама Орлеанская Дева – святая Жанна, королева Франции. И по воле ее Варягу больше нет места под солнцем и нигде не будет ему удачи.

Само собой разумеется, слушатели ничего толком не запомнили и все перепутали, и когда в Городок вошел былинный витязь Мечислав со своим пешим отрядом, ему передали, что варяжскую базу пограбила Орлеанская королева из Франции, которой перед тем было видение – ангелы в женском обличье, которые занимались любовью с Варягом и его людьми.

Умные люди истолковали это, как знак скорой смерти Варяга, и все удивлялись, отчего этот бандит привиделся Орлеанской королеве в раю. И только священник безошибочно распознал в видении прелесть диавольскую, о чем и сообщил Мечиславу с напутствием истребить врагов рода человеческого под самый корень.

Но истреблять было уже некого. Валькирии, захватив на базе сухой паек на неделю вперед, скрылись в лесах, оставив Мечислава в недоумении. До сего дня он ничего не слышал про место с названием Орлеан и точно знал, что в Экумене нет никакой Франции.

Но земля полнится слухами, и быстрее, чем скакал через лес маленький отряд Жанны Девственницы, разносилась по Верхней Истре весть, что Орлеанская королева убила Варяга своим мечом в два человеческих роста, и он провалился в рай для еретиков, где крылатые бесы в женском обличье ублажают его прелестью диавольской.

Жанна узнала об этом в первом же селении, куда заглянула за водой. Милый юноша среднего переходного возраста внимательно осмотрел ее меч и пробормотал:

– И ничего он не в два человеческих роста.

А потом задал Жанне лобовой вопрос:

– Правда что в раю у еретиков можно трахаться с кем захочешь? А то наш поп говорит, что в христианском раю об этом даже думать нельзя.

Сама Жанна вычитала про любовные утехи в раю у Игоря Можейко, больше известного как Кир Булычев, в истории о скрытом имаме исмаилитов и его воинах-фидаях – убийцах, которые не страшились смерти.

Одурманенные гашишем, попадали они в дивный сад, где их ласкали нагие прелестницы под пение райских птиц и ангельских свирелей. А после пробуждались воины в мрачной крепости скрытого имама, и грозный старец горы говорил им, что они побывали в раю. Но чтобы переселиться в райский сад навечно, они должны завершить свои дела на земле и умереть за веру без страха и сомнения.

А Жанна, защищая свою девственность от бесконечных посягательств, узнала о мужчинах так много интересного, что очень хорошо представляла, чем заманить их в свою ересь. Но поскольку сама она была женщиной, и окружали ее женщины, и альбигойскую веру проповедовали тоже женщины, обойтись одними гуриями было сложно.

И появились в альбигойском раю двуполые ангелы – крылатые юноши неземной красоты и любвеобильные девы, чьи поцелуи слаще меда.

Теперь уже трудно было вспомнить, кто первый озвучил эту идею веселой ночью у таборного костра. Наверное, все понемногу, и Жанна не в последнюю очередь, ибо она хоть и берегла девственность, но не чуралась утех.

На вопрос: «Кого ты больше любишь – мальчиков или девочек?» – Жанна никогда не отвечала прямо, но девочек действительно любила и другим валькириям советовала, приводя на этот счет убийственный аргумент:

– Мне не нужны беременные бойцы и кормящие матери.

Отсюда и пошли слухи о том, что все валькирии – лесбиянки, которые ненавидят мужчин по природе своей.

Но эти слухи были далеки от истины. Нет ничего сильнее любви, и трудно даже подсчитать, сколько бойцов потерял отряд валькирий беременными и кормящими.

С контрацептивами после Катастрофы было туго. Резинотехнические изделия Љ2 больше не выпускались, таблетки тем более, и даже календарный метод давал сбои. Месячные сменялись новой овуляцией так быстро, что невозможно было найти безопасное окно.

Инопланетные мутагены свое дело знали. «Плодитесь и размножайтесь!» – таков был их девиз, и проблемы людей были этим безмозглым микроорганизмам до лампочки. Они стремились как можно скорее заселить свою планету жизнью и разумом, а что думают по этому поводу люди – дело шестнадцатое.

Но люди на то и разумные существа, чтобы в любых обстоятельствах поступать по-своему. На проделки мутагенов они отвечали тем, что старательно и систематически истребляли друг друга – словно нарочно стремились свести на нет весь эффект от ускоренного размножения.

А Жанна Девственница и тут была оригинальнее всех остальных. Она советовала вообще воздерживаться от размножения, поскольку это мешает взаимоистреблению. И одновременно проповедовала всепоглощающую любовь, чем запутывала все окончательно.

Но с религиями всегда так. Чем больше в вере противоречий, тем шире ее популярность, и наоборот – чем яснее и однозначнее догма, тем меньше найдется людей, готовых безоговорочно в нее поверить.

По обилию тумана и количеству разночтений альбигойская ересь в интерпретации валькирий могла поспорить с любой из мировых религий, а значит, ей светило блестящее будущее.

Бесчисленные колдуны, расплодившиеся, как грибы под теплым дождем, на почве бедствий, уже считали эту веру своей. Ересь и колдовство неразделимы, и Жанна Аржанова не зря твердила, что ее тезка из семьи д'Арк была самой настоящей ведьмой.

А юные валькирии, приходя в отряд, слышали от Жанны такие слова:

– Девственность – колдовская сила. Она уберегла Жанну д'Арк от смерти в бою, она спасла ее от костра, она воскресила ее, когда все считали Орлеанскую деву мертвой. Она убережет и нас лучше всех оберегов от бедствий и печалей, от боли и страха, от бесславной гибели и бесчестия.

Но юноше с лесного хутора Жанна рассказала о другом. Он хотел узнать про еретический рай, а она поведала ему про альбигойский ад.

– Тебе говорили про вечные муки – но нет ничего вечного под небом. Каждый грех учтен, и кара отмерена. Кто не искупил прегрешения на этом свете – получит наказание на том. За каждый грех в отдельности – болью и кровью, тоской и страхом. Все долги до последнего взыщет с тебя хозяин темных сфер и лишь тогда отпустит к вершинам света.

– Навсегда? – с надеждой спросил юноша.

– Как знать, – ответила Жанна. – Говорят, те, кому наскучил рай, вновь рождаются среди людей, чтобы пройти весь путь заново.

– Разве рай может наскучить? – удивился любознательный мальчик.

– Вечность – это очень долго… – загадочно улыбнулась валькирия и птицей взлетела в седло.