Текст книги "Миражи на стене"

Клуб

Глухой противный бас на грани инфразвука проницает до самых костей и заставляет крайне неприятно вибрировать диафрагму. Из-за этого под ложечкой возникает ощущение предстоящей беды. Этот низкочастотный звук заполняет собой все вокруг и кажется, что от него некуда бежать. Это действительно так, во всяком случае, в этом помещении. От него невозможно уйти подальше или спрятаться за перегородкой, эта мерзкая вибрация не ослабевает с расстоянием и легко проходит сквозь преграды. Я чувствую некую смесь опасности и растерянности, а мой организм постоянно находится в состоянии стресса, пытаясь дать мне возможность бежать и выжить.

Неровный ритм вообще-то должен подчеркивать и дополнять звуки высокой и средней частоты. Но, на самом деле, он их частично поглощает, или скорее маскирует. Судя по тому, как орут друг другу в уши собеседники, сидящие рядом, все остальные звуки тоже на пределе громкости. Вот почему я не люблю ночные клубы. Мне здесь крайне неуютно.

Лёха сказал, что это все ерунда, что нужно просто расслабиться и отдаться ритму, тогда ноги сами пойдут в пляс. Не слышу в этом гуле какого-либо вразумительного ритма. Это больше похоже на какофонию теплоходных гудков, звучащих в унисон с неровным биением сердца больного инфарктом. Сложно слиться с тем, что напрягает и отталкивает. Музыкой я это тоже не могу назвать. Ни один из звуков не складывается в хоть какую-то мелодию вообще. Кажется, что кто-то просто взял короткие визги нервных младенцев, вой бензопилы, трели сумасшедших птиц и просто бросил их в одно ведро. А теперь еще и пинает ногой по жестяным стенкам, считая, что это ритм.

Вот в таком месте на неофициальном собрании было решено провести наш маленький корпоративный междусобойчик. Мы с Лёхой пришли в клуб раньше всех. Я сразу оккупировал стойку бара и стал нагружаться алкоголем, чтобы прекратить слышать шум вокруг себя. Вскоре подтянулись девчонки из отдела персонала. Я было подумал, что консенсус уже соблюден, но оказалось, что еще должен явиться отдел продаж в полном составе и даже кто-то из бухгалтерии.

Я заказал для Милагрос какой-то коктейль и как мог, объяснил жестами, что это знак благодарности за её профессионально выполненную работу. Сказать что-то вразумительное в этом шуме не представлялось возможным и сомневаюсь, что мои быстрые жесты она поняла правильно.

Воспользовавшись паузой, когда музыка резко стихла и ди-джей начал что-то кричать в микрофон, я выяснил у бармена, что остался еще один не зарезервированный вип-столик. Немедленно внес сумму за его аренду, поскольку только сейчас в самом начале вечера можно более-менее спокойно сидеть возле барной стойки. Спустя буквально час-полтора тут начнется столпотворение, поэтому очень удобно иметь место обслуживаемое официантом.

Постепенно стали появляться остальные участники нашего мероприятия. Вечно веселые менеджеры по продажам пришли, как водится, единой гурьбой. Каждый парень из отдела продаж счел нужным подойти ко мне, похлопать по плечу и показать большой палец. Видимо для того, чтобы высказать какое-то одобрение по поводу моего выступления на вчерашнем совещании. Девушки бросали на меня странные взгляды и широко улыбались, то ли флиртуя, то ли насмехаясь. Не знаю, были они искренни или поздравления имели достаточную долю сарказма, в этой обстановке с гремящими звуками и моргающим светом сложно идентифицировать эмоции. Скорее всего, они были просто рады, что их не заставили работать в единой команде по какому-то странному проекту, то есть, я снял с них лишний «головняк», которых они не любят.

К нашему празднику постепенно подтянулись суровые бухгалтеры и сразу же стали мощно пить водку. Кажется, для них это единственный способ убежать из мира скучных цифр. Хотя, среди бухгалтерии оказалось несколько молодых девушек, ранее мною незамеченных, и они довольствовались слабоалкогольными коктейлями. Видимо еще не успели получить стресс от бесконечного подсчета дебета и кредита. Что с них взять – молодые еще.

Помещение клуба стало наполняться людьми и весь отдел продаж, а также некоторое количество бухгалтеров плавно переместились на танцпол. Я же, взяв в одну руку бутылку виски, в другую Лёху, утащил их обоих за столик.

– Леха! – Кричу сквозь шум, – Кто придумал собрать корпоратив в клубе?

– Что?

– Почему в клубе?

– А что?

– Ну странно все как-то, – надрывая связки, у меня не получалось передать эмоции недовольства выбором места, – Никаких тостов, никто никого не поздравляет.

– Ну, это… Ну, вот так решили, – Лёха явно не был сконцентрирован на беседе и все время оглядывался в сторону танцпола, – Коль, извини, я тут за Маринкой приударить хочу, позже поболтаем.

Даже не выпив виски, Лёха сорвался с места и ускакал в танцующую толпу. Я же разглядел у барной стойки Милагрос. Наверное, она устала отплясывать под жуткие ритмы. Машу ей рукой, пытаясь пригласить за столик, она улыбается мне и отворачивается. Похоже, она подумала, что я к ней подкатываю. Видимо, как-то не так изъяснился жестами, угощая её коктейлем.

Выпив в одиночестве очередную порцию виски, начинаю разглядывать её фигурку у бара. Вспоминаю о вчерашних ощущениях про странное дежавю и родство душ. От этого стало как-то грустно, и я быстро замахнул еще одну дозу коричневого алкоголя.

Вот на самом деле, Мила достаточно симпатична и с хорошей фигурой. Но меня и вправду вовсе не влечет к ней, как к женщине.

Пытаюсь представить её без одежды: смуглая кожа, достаточно крупная упругая грудь и плотные приподнятые ягодицы. Нет, совсем ничего. Абсолютно никаких эмоций или возбуждения. Что вдвойне странно, ведь я уже достаточно пьян.

Может все-таки это недостаток тестостерона в организме из-за выматывающей работы? Ну что же, выпью за упокой своего либидо. Наливаю двойную порцию виски и залпом осушаю бокал.

Пьяная часть меня хочет доказать свое мужское начало и мой взгляд начинает сканировать зал в поисках привлекательной особы. Но в свете стробоскопов с переизбытком ультрафиолета я вижу лишь какие-то отдельные части тел, выхватываемые на миг из тьмы. Ничего такого, за что успел бы ухватиться мой пьяный глаз.

Окинув взором весь зал, возвращаюсь к наблюдению за барной стойкой. Там что-то происходит. Какой-то странный тип держит Милагрос за руку выше локтя, а она с явно недовольным видом пытается отстраниться от него. Мила отворачивается от парня и делает вид, что рука, за которую он ухватился, ей не принадлежит. Он наклонился и кричит ей что-то прямо в ухо, но Мила никак не реагирует, полностью игнорируя приставучего гада. Парень резко дергает Милагрос за руку, разворачивая к себе, и содержимое стакана в её руке выплескивается ему на грудь. Лицо грубияна искажается недовольной гримасой, он начинает резко махать руками. От каждого взмаха его руки Милагрос непроизвольно съеживается, словно ожидая удара. Это уже ненормально. Нужно защитить девушку.

Я встаю из-за столика и понимаю, что уже достаточно набрался. Шум в голове от выпитого такой, что легко даст фору дикой музыке рвущейся из колонок. Покачиваясь, дохожу до бара и встаю между Милой и пристающим к ней парнем. Наверное, впервые в жизни жалею, что совсем не умею драться. В школе я всегда был выше всех одноклассников и никто не хотел связываться с большим парнем. А в более взрослой жизни почему-то никогда не случалось таких моментов, чтобы требовалось пустить в ход кулаки.

Он ниже меня на целую голову. К тому же я явно крупнее и преимущество в массе уже должно поставить его на место. Но по его лицу не видно, что он хоть как-то напуган моим появлением.

– Ты чего к девушке пристаешь?

Я не знаю, что принято говорить в таких случаях, к тому же не ясно, слышит ли он меня. Парень хитро склонят голову на бок и что-то цедит в ответ сквозь зубы. Мне кажется, я не услышал бы его, даже играй музыка потише. Кто-то сзади теребит меня за плечо. Поворачиваюсь, это Милагрос. Она кричит мне в лицо какую-то короткую фразу. На последнем слове, явно имеющем звук «О» её глаза выражают страх.

– Не переживай, я сейчас все улажу.

Поворачиваюсь к парню, желая сказать ему, чтобы он проваливал подальше, и он резко бьет меня в левый бок. Мне кажется, что от места удара прямо в мозг мне ударил электрический разряд. Я возмущен таким развитием событий и хочу ударить его в ответ, но ноги почему-то подкашиваются и все начинает кружиться перед глазами. Мелькание огней становится все быстрее. Вот восемь абсолютно круглых фонарей встают в правильный круг, замирают и резко гаснут.

Пробуждение

Мутный болотно-зеленый свет заполняет все пространство вокруг. Я нигде не вижу источников этого странного свечения. Кажется, что светятся сами стены, все предметы интерьера и даже воздух. Смотрю по сторонам и понимаю, что в мире уже давно нет никакого солнца, ему просто нечего освещать и обогревать. Нет ощущения температуры, нет растений, что не могут жить без фотосинтеза. Нет никаких живых существ, которым хотелось бы почувствовать кожей ласковые лучи светила. Вся вселенная теперь, это просто мир зеленых сумерек.

Я же нахожусь в каком-то помещении. Отчетливо вижу потолок и стены, но никак не могу разглядеть пол. Когда смотрю вниз, то фокус зрения внезапно теряется, а вместо ровной поверхности вижу зеленый туман, будто там лишь тусклая бесконечность. Из этого марева внизу проступают очертания каких-то предметов, что расставлены вдоль стен. Это какие-то неправильные параллелепипеды. Словно некий мастер, делая эти предметы, аккуратно вывел стороны в плоскость, а вот верхнюю грань сделал кое-как. В отличие от боковых граней, верхняя сторона вся покрыта буграми.

Все эти объекты похожи друг на друга размерами: примерно метр в ширину и около двух метров в длину. Но различные очертания неровностей на верхней стороне придают им всем свою собственную индивидуальность. Я смотрю себе под ноги и вижу такой же параллелепипед. Вот только его верхняя грань такая же прямая, как и боковые. Внутри меня расползается страх от догадки, что собой представляют эти «бугры».

Опираюсь на стену и чувствую, как рука проваливается сквозь какую-то рыхлую субстанцию. Пытаюсь отдернуть руку, но стена не отпускает меня. Более того, я продолжаю в неё погружаться. Странно, что от этого я как раз не испытываю страха, будто проваливаться в стену это нормально. Я откуда-то знаю, что любые попытки освободиться, обречены на провал. Поэтому решаю не затягивать процесс и делаю шаг внутрь стены.

Мгновенно оказываюсь по другую сторону, в точно таком же помещении. Вот только теперь подо мной чужой параллелепипед и он занят. Но я не стою на ком-то, кто лежит внизу, а парю в полуметре над ним.

Так я могу летать?

Усилием воли двигаю себя к дальней стене и без какого-либо сопротивления прохожу сквозь неё. Снова попадаю в помещение, копию двух предыдущих. Это здание не может быть бесконечным, нужно пролететь сквозь все стены и вылететь наружу.

Лечу вперед. Четвертое помещение, пятое, восьмое. Они кончатся когда-нибудь?

По мере продвижения, чувствую всевозрастающее сопротивление. Нет, сама среда мне не противится, просто мне приходится прилагать больше усилий, чтобы двигаться вперед.

Мне кажется, что где-то на спине, между лопатками ко мне прикреплен толстый резиновый жгут, и чем дальше я лечу, тем сильнее он натягивается и мешает движению.

Влетев в очередную комнату, я смог продвинуться лишь до середины помещения и понял, что достиг предела натяжения. В тот же миг, «жгут» резко сжался, а меня понесло назад.

Комнаты, сквозь которые я уже пролетел, теперь неслись от меня с бешеной скоростью. Эта скорость настолько невыносима, что ощущай я желудок, меня, скорее всего, стошнило.

В этом полете вперед спиной я теряю точку равновесия, и меня начинает вращать вокруг невидимой оси «жгута» против часовой стрелки. Теперь комнаты не просто уносятся от меня, они еще и кружатся. Все быстрее и быстрее.

На фоне стремительной карусели стен, прямо передо мной всплывает лицо Милагрос. В отличие от всего окружающего, оно не вращается.

Широко раскрытые глаза Милы наполнены страхом. Кажется, она что-то кричит мне. Я могу разобрать лишь гласные: «У-ЕО– О!» Она повторяет и повторяет эту фразу и с каждым разом, я слышу, как твердые звуки, жужжа, пытаются проломить стену моей глухоты: «У-Н-ЕО-ОЖ!»

Мой полет назад резко прерывается ударом чего-то упругого по спине.

«У него нож!» Она кричала мне это.

Я лежу на какой-то поверхности и никак не могу открыть глаза. Кажется, что каждое мое веко весит не меньше килограмма. Не оставляю попыток начать видеть и с каждым усилием щелочка, сквозь которую проникает свет из внешнего мира, становится шире.

Наконец мне удается полностью поднять веки и яркий свет режет мои глаза. Сильно зажмуриваюсь, и резко выступившие слёзы вызывают жжение. Долго моргаю, прогоняя лишнюю воду из глаз, и видение окружающего мира постепенно обретает четкость.

Белые стены, белый потолок, лампа дневного света льет белые лучи. Надо мной склоняется человек в белой маске.

– Очнулся наконец-то? Как самочувствие?

– Не знаю. Не ощущаю себя. Вот только бред какой-то мне привиделся.

– Просто глюки после наркоза, – я не вижу лица говорящего, но по изгибу маски видно, что он улыбается, – Это нормально.

– После наркоза? А что случилось?

– Ножиком тебя потыкали. Слава богу, никаких жизненно важных органов не задели. Повезло. Но крови ты потерял прилично.

– Ясно. Давно я здесь?

– Угу. Привезли тебя в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое. Провели операцию и еще целые сутки ты от наркоза отходил. Никак не хотел просыпаться.

– То есть сегодня уже двадцать седьмое?

– Да, воскресенье, – врач склонился надо мной и пощелкал пальцами перед глазами, – Рефлексы в норме. Ощущения появились?

– Да, но как-то тянет в левом боку.

– Тянет, это хорошо. Тянет, значит заживает.

– А долго мне в больнице лежать?

– Посмотрим. Минимум дней десять, может пару недель.

– Значит, новый год в этом году мне не светит.

– Новый год для тебя наступил, только что. Цени это, – доктор поднял какую-то тетрадь, – Значит так, еще сутки полежишь в реанимации, понаблюдаем тебя. Завтра переведем в палату.

– А как мне связаться с кем-нибудь?

– А, кстати, сюда конечно нельзя, но я пущу к тебе посетителей на одну минуту. С утра тут ошиваются. Скажешь им все что нужно.

Доктор пропал из моего поля зрения, я хотел приподняться и посмотреть куда он делся, но в левом боку ощутимо кольнуло и я откинулся назад, чтобы не провоцировать боль.

Едва утихли резкие болевые толчки, там, где я раньше видел доктора, появились два новых лица. Лёха и Милагрос, единственные, кому оказалось интересно мое состояние.

– Привет!

– Привет!

– Ну, ты как?

Они наперебой начали говорить приветы и задавать вопросы.

– Нормально, завтра переведут в палату.

– Это хорошо, можно будет тебя навещать в обычном режиме.

– Да, фруктов тебе привезем, соков всяких.

– Может, что-нибудь еще?

– Да, – я скосил глаза на Панова, – Лёха, притащи мне планшет. Лежать мне тут не меньше десяти дней. Боюсь подохнуть со скуки.

– Десять дней? – Лёха даже присвистнул. – Новогодние праздники мимо.

– Да и пофиг.

– Я тебе ёлку в больницу притащу!

– Не надо, планшета вполне достаточно.

– Николай, – дождавшись окончания нашего краткого диалога с Лёхой, Мила вставила слово, – Я хотела сказать тебе спасибо. Ты спас меня от этого урода. Он, не задумываясь, ударил тебя ножом. Просто так. Страшно представить, что он мог сделать, если бы я согласилась на его уговоры.

– Да, брось, не стоит благодарности, – я попытался улыбнуться, – Просто я последний рыцарь на планете. А этого гада вообще схватили?

– Ищут, – Лёха отрицательно покачал головой, – Там такая суматоха началась. Ну, он под шумок и скрылся.

– Так, всё, закончили, – из-за пределов видимости раздался голос врача, – Хватит мне тут режим нарушать.

Больница

Больничный режим режет сутки на части и тем самым помогает справиться со скукой. Теперь каждый мой день начинается с утренней побудки медсестрой, что ставит обязательный укол ровно в шесть пятнадцать утра. После чего снова ненадолго засыпаю и вижу короткие, но очень яркие сны, поражающие меня своей полнейшей фантасмагорией, в которую я беспрекословно верю, пока сплю. Особенность этих ранних снов в том, что я всегда их отлично помню. Я даже стал делать заметки в планшете, пытаясь найти какую-нибудь связь между снами.

Одно время мне казалось, что еще чуть-чуть и я стану автором сенсационного открытия в еще плохо изученной области сновидений. Но спустя десять дней ведения «сонного дневника», понял, что связи между снами не больше, чем между случайными попутчиками в вагоне метро.

Второй раз я просыпался уже в половине девятого, когда начинался обход палат заведующим отделением. Он бегло опрашивал самочувствие и сверялся с показателями анализов. Уже дня три жду, когда он скажет, что меня пора выписывать или хотя бы перевести на дневной стационар. Но он каждый раз говорит что-то вроде: «Хм. Явные улучшения, но я рекомендую еще полежать пару дней».

После обхода начинается время гигиенических процедур, завтрака и легкого обмена репликами с соседями по палате. После чего иду на перевязку, а затем, уже до самого обеда просматриваю новости в интернете.

После дневного приема пищи, мой организм требует еще немного короткого сна. Наверное, эта сиеста одно из немногих преимуществ нахождения в больнице. В отличие от утреннего сна, сон после еды, практически никогда не приносит сновидений. Иногда мне кажется, что я вообще не засыпаю, а совсем ненадолго проваливаюсь в дрёму. Но судя по показаниям часов на планшете, сплю не меньше часа каждый раз. Я могу увидеть несколько мелькнувших картинок в послеобеденном сне, но в целом эти видения больше похожи на тягучую патоку, из которой очень трудно выбираться в реальность. Уже после пробуждения трачу около получаса, чтобы просто прийти в себя.

Ближе к вечеру начинают подтягиваться посетители. Каждый день приходят Лёха и Милагрос. Остальные представители офиса, скорее всего, расписали график посещения, поскольку еще никто не пришел дважды. Совсем без посещений прошло только два дня: тридцать первое декабря и первое января. Лёха собирался приехать, но я попросил его не делать этого, мотивируя свою просьбу тем, что никогда себе не прощу испорченного нового года своего друга.

Мила же, наоборот, попросила меня не обижаться на то, что она не сможет посещать меня пару дней, так как уезжает с друзьями загород.

Мила. Именно так она просит называть себя при общении. Говорит, что это имя позволяет ей чувствовать себя более русской. Мне кажется, она, таким образом, избегает лишних вопросов о своем имени и, как следствие, происхождении, поэтому ей так просто комфортнее. Я, конечно, не отказываю ей в этой просьбе.

Общаться с Милой, мне доставляет удовольствие. Кажется, она уже стала вторым моим другом в этом городе. Она умна, отлично понимает юмор и сама не прочь пошутить. Оказалось, что у нас много общих интересов в музыке и литературе. Да и по другим жизненным аспектам мы имеем схожие взгляды.

В её обществе становится как-то по-особому уютно. Если заканчиваются все темы для разговоров, то с ней можно просто посидеть, помолчать, без какого-либо чувства неловкости. Кажется, именно это называют родством душ.

С Лёхой мы дружим несколько иначе. Да, мы любим с ним одни и те же вещи, но делаем это совсем по-разному. Видимо, именно разность мироощущения нас и подтолкнула к дружбе. Всегда интересно наблюдать, а иногда и обучаться альтернативным методам решения вопросов, проведения отдыха и вообще жизни.

С Милой не так. С ней мы как две половинки одного целого, но только без каких-либо сексуальных чувств. Наши отношения полностью асексуальны. Иногда мне кажется, что она мне как сестра, которой у меня никогда не было. Но только та сестра, с которой действительно можно дружить.

Сегодня Лёха уже приходил и наконец-то рассказал все подробности своего замечательно проведенного новогоднего праздника. Новый год он встретил с одной девушкой из отдела персонала. Кажется, теперь у них намечаются романтические отношения. Во всяком случае, в его рассказе их внезапно вспыхнувшая симпатия друг к другу выглядела как новогоднее чудо. Я рад за него. Сам я думаю, что та девочка давно испытывала к Панову какие-то чувства, только он понял это уже после того, как оказался в её постели. Но я не стал говорить Лёхе о своих предположениях. Зачем лишать друга случившегося волшебства?

В ожидании визита Милы я снова бесцельно шарюсь по интернету, в надежде найти что-нибудь занимательное. По длинной ветке поиска, с новостного ресурса, через статью о древних артефактах, перейдя по ссылке из заметки о редких народах, натыкаюсь на статью об инуитах. Несколько фактов в этой статье мне кажутся интересными, и я начинаю искать больше информации об этом северном народе.

За этим занятием меня и застал окрик медсестры:

– Смирнов! К тебе гости, спускайся.

В хирургическое отделение не пускают посетителей, поэтому я встаю в тапочки и шуршу ими в сторону лестницы с третьего этажа. За один лестничный пролет до холла на первом этаже, я уже вижу Милу, скромно пристроившуюся чуть правее входной двери. Она еще не успела согреться от мороза и на её побледневших щеках виден легкий румянец. Сейчас в её внешности совсем не заметно никаких признаков уроженки тропического острова.

Она замечает меня и широко улыбается, немного приподнимая при этом подбородок. Это всегда делает её улыбку еще более открытой и располагающей. Неудивительно, что из неё получился отличный медиатор.

– Привет, – я преодолел последние ступени и поздоровался первым, – Похолодало что ли?

– Привет, – с этой улыбкой она немного склоняет голову на бок, будто хочет рассмотреть меня со всех ракурсов, – Да, сегодня подморозило.

– Принесла что-нибудь вкусненькое?

– Да, конечно, – Мила, спохватившись, открывает свою безразмерную сумочку и выуживает оттуда внушительный пакет с продуктами, – Фрукты тебе принесла, выпечку…

– Да я же пошутил, – смеясь, останавливаю её доклад жестом руки, – Но, как оказалось, ты подготовилась.

– Ну, так я с пустыми руками пойду что ли? Чего бы я тогда вообще приходила? Ведь не ради того, чтобы с тобой пообщаться.

Она с очень возмущенным видом всовывает пакет мне в руки. Я буквально на секунду растерялся от такого «наезда». Но Мила сразу разглядела мое недоумение и злорадно хихикнула. Распознав сарказм, я качаю головой и беру Милу под руку.

– Давай присядем. Раз уж пришла, я тебя без болтовни не отпущу.

У стены я вижу пару освободившихся кресел и под локоток веду Милу туда.

– Тебя когда выпишут-то уже?

– Не знаю, каждый день надеюсь, что это произойдет. Но, похоже, что по закону подлости это случится в последний день новогодних каникул. Чтобы из больницы и сразу на работу.

– Ну, ты всегда можешь взять две недели отпуска.

– Хм. Хороший вариант. С администрацией города у меня сейчас все подписано и согласовано. Ближайшие работы по этому проекту запланированы на конец января. Не думаю, что наш отдел продаж выдумает что-то срочное сразу после праздников.

– Ну вот, возьмешь отпуск и отметишь старый новый год, как новый. А то, похоже, ты тут совсем в интернет зарылся, – Мила кивнула на зажатый в моей руке планшет, – Все время на связи и на волне свежих новостей?

А ведь действительно, когда меня оторвали от статьи об инуитах, я не оставил планшет на тумбочке, а спустился в холл вместе с ним, считая, что это уже неотъемлемая часть меня.

– Кстати, я, буквально сейчас, накопал очень интересную статью, – делаю робкую попытку оправдать свою интернет-зависимость, – Про инуитов.

– Про кого?

– Это такой северный народ. Эскимосы. Но эскимосы это обидное прозвище, так как означает: «Тот, кто ест сырую рыбу». А сами себя они называют инуиты.

– И что про них пишут интересного?

– Да много чего. Меня удивил тот факт, что их поселения разбросаны почти по всему полярному кругу. Плюс существует множество племен, которые вроде, как и не инуиты, но какие-то родственные народности. У них у всех общая языковая группа. То есть, и в Северной Америке и в Евразии, на тысячи километров растянулись поселения, по сути, говорящие на одном языке. Достаточно широкий ареал распространения, не так ли?

– Ну, ведь существовали миграции древних народов с континента на континент. Насколько помню, алеуты пришли в Северную Америку как раз из Евразии. Возможно, что североамериканские индейцы их потомки. Во всяком случае, есть такая теория у историков.

– Вряд ли. Дело в том, что в названии своего народа, они отделяют себя от индейцев. И, по-моему, именно индейцы назвали инуитов эскимосами.

– Я не спорю, просто попыталась вспомнить, что об этом мне говорили на историческом факультете. Северным народам уделялось очень мало внимания.

– Еще интересны их числительные в языке. Так, например один инуит, это инуит. Два инуита, это инуит и инуит. А вот все что больше двух, это инууит. Не окончание прибавляют, а гласную в середине слова.

– Ничего удивительного. Если бы ты изучал различные языковые группы, то мог бы найти и более интересные словесные формы.

– Но еще вот что интересно, – я пропустил мимо ушей её выпад, – Инуит, это в дословном переводе значит «человек». Соответственно, инууит – люди. И кажется, что это слово придумано, для отделения человека от всяких животных. Но вот название всего народа – иннуит, с двойной согласной, значит «истинные люди».

– То есть, по-твоему, инуиты, это первые расисты на планете? И остальные народы они не считали людьми?

– Такая мысль мне не приходила в голову. Умеешь же ты всё опошлить, – я укоризненно посмотрел на Милу, а она лишь улыбнулась и пожала плечами, – Я думал над теорией, что инуиты, это осколки древней могущественной цивилизации. И существовала эта цивилизация где-то на северном полюсе. Возможно, что это была та самая легендарная Гиперборея. А инуиты и есть потомки гиперборейцев. По мифам, в Гиперборее существовала некая сверхцивилизация и остальные люди, действительно, были для них что-то вроде смышленых мартышек. Получается, что да, инуиты это первые расисты.

– По-твоему, сверхцивилизация могла просто исчезнуть не оставив после себя ничего?

– Думаю, что случился какой-то страшный катаклизм, который наклонил земную ось и на северном полюсе очень быстро похолодало. Все артефакты, что остались после катаклизма, теперь погребены под толщей северных льдов. А инуиты это потомки тех, кто успел бежать от бедствия. Оказавшись без привычных благ развитой цивилизации, они были вынуждены бороться за существование и за тысячелетия растеряли все остатки былого могущества.

– Интересная теория, – Мила посмотрела на потолок, – А у меня родилась другая версия. Никакой Гипербореи никогда не существовало. Просто жили люди на планете. Все они были одной расы. А потом на африканский континент была осуществлена высадка.

– Что? Высадка?

– Ну да, инопланетная.

– Почему в Африке?

– Так ведь есть теория, что Африка это колыбель человечества, и я сейчас опираюсь как раз на неё.

– Хм. Интересно. Ну и что дальше?

– Так вот. Высадились они на этой планете, потому что она подходила для существования по условиям гравитации, содержанию кислорода и прочим факторам. Скорее всего, это была массированная миграция с другой планеты. Возможно, тоже из-за последствий глобальной катастрофы. Но оказалось, что на планете уже есть схожая гуманоидная раса. И пришельцам пришлось делить сферы обитания с аборигенами. Местные жители уже отхватили себе самые лакомые территории для проживания, но пришельцы были сильнее технологически, и началось постепенное вытеснение исконных хозяев с их земель. В какой-то момент, пришельцы поставили ультиматум перед людьми: или тотальное уничтожение, или добровольная сдача территорий. Таким образом, истинные люди, или как они себя называют – инуиты, были оттеснены за полярный круг и стали вынуждены выживать при помощи промысла. А пришельцы, на благодатных почвах за десятки тысячелетий расплодились до нескольких миллиардов и забыли, откуда они родом. Так что, мы все потомки космических переселенцев, а инуиты истинные, то есть коренные жители планеты.

– Знаешь, а твоя теория нравится мне даже больше. Тем более что она опирается на научные предположения, а не на мифы, как моя.

– Ну, а как ты хотел? У меня два высших образования, у тебя всего одно. Ты просто смышленая мартышка для меня.

Мила звонко рассмеялась своей снобистской шутке. А я смотрел на неё и думал, что мы далеко не в первый раз сидим вот так вместе и болтаем о всякой ерунде. Мне кажется, что эти воспоминании простираются гораздо дальше в прошлое, чем с момента нашего знакомства.

– Знаешь, меня уже давно не оставляет ощущение, что мы с тобой когда-то были знакомы.

Мила резко оборвала смех и, чуть прищурившись, посмотрела на меня. Веселые искорки в её глазах растворились без следа.

– Ты не поверишь, но у меня примерно такое же чувство. Словно странное дежавю. Я знаю, что никогда раньше с тобой не встречалась, но, кажется, я знаю тебя дольше, чем живу на этом свете.

Мы отвернулись друг от друга и как-то понуро, почти синхронно, опустили головы. Впервые за все время нашего общения молчание стало неловким.

– Наверное, все-таки возьму две недели отпуска, – я решил прервать неловкое молчание, – Потрачу их на поездку в какое-нибудь поселение инуитов.

– Зачем? – Вопрос Милы прозвучал совсем без эмоций, как дежурный, – Не лучше ли действительно отметить новый год?

– Мы с тобой высказали достаточно интересные теории. Но, как говорится: «Истина где-то рядом». И возможно, какой-нибудь шаман, живущий в поселении, может мне рассказать правду об инуитах.

– Странный стимул, если честно. Сомневаюсь, что он сможет рассказать что-то интереснее сказок северных народов.

– Ну, пусть хотя бы прояснит, почему они истинные люди.

– Думаю, что это просто такая языковая конструкция и вряд ли ты найдешь какие-то ответы на свой вопрос.

– Все равно, было бы здорово вырваться из города и пуститься в достаточно неординарное путешествие.

– А вот это гораздо более значимая причина. Новые места, новые люди, новые впечатления.

– Поехали со мной. Будет весело.

– Заманчиво, но нет.

– Почему?

– Мне кажется, что политически неправильно мне сейчас брать отпуск. Я, конечно, имею на это право, но думаю, что Ерёмин не поймет.

– Ну да, Ерёмин такой. Он вообще не любит когда сотрудники отдыхают. Хотя сам с завидной регулярностью устраивает себе маленькие отпуска. То на охоту уедет на неделю, то на какой-нибудь горнолыжный курорт.

– Похоже, мне пора. А то мы уже про работу начали говорить, словно напились сверх меры.