Текст книги "Рассказы. Юморески. 1885—1886"

Открытие

Впервые – «Осколки», 1886, № 4, 25 января (ценз. разр. 24 января), стр. 4. Подпись: А. Чехонте.

Печатается по журнальному тексту.

Рассказ был послан в «Осколки» 19 января 1886 г. «Как ни старался ‹…› послать рассказ к понедельнику, но не успел, – писал Чехов в этот день Н. А. Лейкину. – Много всякой работы, да и не клеилось писанье. Шлю сейчас рассказ».

Самый большой город

Впервые – «Осколки», 1886, № 4, 25 января (ценз. разр. 24 января), стр. 6. Подпись: Рувер.

Печатается по журнальному тексту.

В письме от 19 января 1886 г. Чехов обещал Н. А. Лейкину выслать «завтра», если успеет, мелочи «с курьерским». Очевидно, здесь имелся в виду и «Самый большой город».

Тоска

Впервые – «Петербургская газета», 1886, № 26, 27 января, стр. 3, отдел «Летучие заметки». Подпись: А. Чехонте.

Включено в сборник «Пестрые рассказы», СПб., 1886; печаталось во всех последующих изданиях сборника.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. III, стр. 201—207, с исправлением по «Петербургской газете» и сборнику «Пестрые рассказы»: сипенья (стр. 327, строка 16) – вместо сопенья.

При переизданиях правка рассказа была небольшой. Для второго издания сборника «Пестрые рассказы» Чехов изменил иноязычное слово «традиция» на «привычку», заменил «необходимость» – «нуждой» и опустил авторские обращения к читателю: «Одна боль всегда уменьшает другую. Наступите вы на хвост кошке, у которой болят зубы, и ей станет легче»; «Ничего ведь нет лучше, как выслушать человека».

В тексте собрания сочинений сделана единственная поправка. Фраза «гул уличной суматохи достигает своего forte» изменена: «уличная суматоха становится шумнее».

Пересказывая содержание «Тоски», Н. Ладожский в статье «Обещающее дарование» отметил: «Любимейшею темою г. Чехова служит развязка какой-нибудь большой закулисной драмы, о которой во всех ее деталях предоставляется судить самому читателю. Рассказ Чехова оставляет нас на последней сцене такой драмы или подчеркивает силу ее заключительного аккорда» («С.-Петербургские ведомости», 1886, № 167).

Л. Е. Оболенский в своем «критическом обозрении» подробно разбирал рассказ «Тоска» и в заключение писал о таланте Чехова: «Куда он ни посмотрит, везде для него является источник творчества: где мы с вами ничего не увидим, не поймем, не почувствуем, где для нас всё просто, обыденно, – там для него целое открытие ‹…› Что такое, что извозчик задумался и натыкается на экипажи и прохожих? Пьян, верно, или глуп непроходимо, подумаем мы с вами. Но едва на всё это взглянет Чехов, перед ним раскрываются тайны, его любящее сердце видят за всем этим целую жизнь, которую умеет так понять, так полюбить, что и мы начинаем ее любить и понимать!» («Русское богатство», 1886, № 12, стр. 178).

К. Арсеньев отнес «Тоску» к числу рассказов, свободных от «анекдотического элемента» и поэтому значительных («Беллетристы последнего времени». – «Вестник Европы», 1887, № 12, стр. 770).

Ал. П. Чехов вспоминал этот рассказ в 1892 г., когда у него тяжело болел маленький сын (Михаил Александрович, впоследствии знаменитый драматический артист). 4 апреля 1892 г. он писал: «Невольно вспоминаются слова твоего рассказа, где Иона говорит кобыле: „Был у тебя, скажем, жеребеночек и помер, и ты ему, скажем, – мать… Ведь жалко?“ Я, конечно, перевираю, но в этом месте твоего рассказа ты – бессмертен» (Письма Ал. Чехова, стр. 258).

Л. Н. Толстой относил «Тоску» к числу лучших рассказов Чехова (письмо И. Л. Толстого к Чехову от 25 мая 1903 г. – т. III этого изд., стр. 537).

При жизни Чехова рассказ был переведен на болгарский, венгерский, немецкий, сербскохорватский, словацкий, финский, французский и чешский языки.

Переполох

Впервые – «Петербургская газета», 1886, № 33, 3 февраля, стр. 3, отдел «Летучие заметки», с подзаголовком: (Отрывок из романа). Подпись: А. Чехонте.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. II, стр. 197—203.

При подготовке для собрания сочинений был снят подзаголовок, весь текст существенно выправлен и сокращен. Изменена фамилия героини (в первоначальном тексте – Поплавская), опущены подробности в описании дома Кушкиных, подчеркивавшие его богатство и пышность («Золоченое и устланное коврами антре глядело внушительно, сурово»), в портрете Кушкина устранены резкие авторские определения («тряпичное лицо», «жидкие волосы», «пьяненький, мочалистый человечек»); существенно изменена характеристика героини: сняты ее негодующие реплики («Я… воровка! А? Тварь! Мерзкая! Гадина!»). Опущен рассказ Кушкина о жизни до женитьбы, но в реплике горничной добавлено: «Нас раздевали всех догола и обыскивали». В финале рассказа появилась фраза об отъезде гувернантки.

Л. Н. Толстой относил «Переполох» к числу лучших рассказов Чехова (письмо И. Л. Толстого к Чехову от 25 мая 1903 г. – т. III этого изд., стр. 537).

При жизни Чехова рассказ был переведен на немецкий, польский и сербскохорватский языки.

Беседа пьяного с трезвым чёртом

Впервые – «Осколки», 1886, № 6, 8 февраля (ценз. разр. 7 февраля), стр. 4—5. Подпись: Человек без селезенки.

Сохранилась журнальная вырезка с авторской пометой: «NB. В полное собрание не войдет. А. Чехов» (ЦГАЛИ).

Печатается по журнальному тексту.

Рассказ находился у Н. А. Лейкина в запасе – он поставил его вместо не пропущенной цензором в № 6 «Анюты».

Анюта

Впервые – «Осколки», 1886, № 8, 22 февраля (ценз. разр. 21 февраля), стр. 4. Подпись: А. Чехонте.

Включено в первое издание сборника «Пестрые рассказы» (СПб., 1886).

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. II, стр. 149—154.

Рассказ был отослан в «Осколки» 3 февраля 1886 г. Чехов писал Н. А. Лейкину: «Шлю рассказ… В нем тронуты студиозы, но нелиберального ничего нет. Да и пора бросить церемониться».

Рассказ, однако, был задержан цензором. Лейкин сообщил Чехову 6—7 февраля: «Ваш рассказ, назначенный в № 6, не пропущен. „Анюта“ оставлена цензором до комитета, но это равносильно уже, что рассказ погиб для „Осколков“. Пуританство какое-то, непременно хотят, чтобы в рассказах не были люди, состоящие в внебрачном сожительстве, что ли? Чёрт знает что! Ужасно взбешен ‹…› Корректуру „Анюты“ пока не прилагаю. Завтра днем поеду к цензору и переговорю с ним» (ГБЛ).

Цензурный комитет пропустил «Анюту» с целым рядам купюр, о которых Лейкин сообщил Чехову 13—14 февраля 1886 г.: «Сейчас получил из цензурного комитета пакет с Вашим рассказом „Анюта“. Комитет пропустил его, но с помарками. Помарки заключаются в том, что затуманено внебрачное сожитие с Анютой студента, затуманено, что и раньше она жила с другими студентами. На мой взгляд, рассказ не очень испорчен и все-таки остался хорош ‹…› Корректурку рассказа „Анюта“ в неиспорченном виде при сем прилагаю» (ГБЛ).

Получив корректуру, Чехов писал 16 февраля: «Помарки в „Анюте“ действительно неважны. Благодарю, что выручили этот мой рассказ, – все-таки ведь движимое имущество!».

Гранки, посланные Чехову Лейкиным, не сохранились; однако набор для «Пестрых рассказов» производился с неиспорченного цензурой текста. Об этом 4 апреля 1886 г. Лейкин писал Чехову: «Дабы не прерывать работы, хочу давать набирать из „Осколков“ 1886 г. ‹…› но „Анюту“ не в испорченном цензором виде, а по первой корректуре, как статья была прислана в „Осколки“» (ГБЛ).

Для собрания сочинений Чехов переработал текст, сделал ряд сокращений и замен и провел сплошную стилистическую правку. Существенно изменен образ Анюты: в ее речах и портрете опущены подробности, подчеркивавшие бесхарактерность и забитость («живой манекен безропотно последовал за хрипевшим Флюсовым», «Я… я буду слушаться»); устранен один из персонажей – юрист Кликушин, его монолог переработан и передан художнику Фетисову (в первоначальном варианте – Флюсов); опущены натуралистические подробности в описании номера и вульгаризмы в речах персонажей. Финал рассказа написан заново.

Как видно из письма к Ю. О. Грюнбергу, рассказ был отправлен из Мелихова в Петербург 21 мая 1899 г. В письмах к А. Ф. Марксу от 25 сентября и к Грюнбергу от 21 октября 1899 г. Чехов просил поместить «Анюту» после рассказа «Белолобый». Эта просьба не была выполнена: «Анюта» напечатана в середине тома II, а «Белолобый» в томе III.

В рецензии на «Пестрые рассказы», опубликованной в журнале «Наблюдатель» без подписи, в целом недоброжелательной и поверхностной, «Анюта» отнесена к «десятку действительно замечательных очерков» («Наблюдатель», 1886, № 12, стр. 38).

«За этот рассказ, – писал В. В. Билибин Чехову 16 февраля 1886 г., – я приношу Вам самые глубокие похвалы: прекрасно!»

Позднее А. И. Богданович относил «Анюту», вместе с рассказом «Переполох», к числу тех, где «вся низость человеческой души выступает с особенной наглядностью» («Мир божий», 1900, № 11, стр. 93).

При жизни Чехова рассказ был переведен на болгарский, немецкий, сербскохорватский и чешский языки.

Актерская гибель

Впервые – «Петербургская газета», 1886, № 40, 10 февраля, стр. 3, отдел «Летучие заметки». Подпись: А. Чехонте.

Включено в сборник «Пестрые рассказы», СПб., 1886; печаталось во всех последующих изданиях сборника.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. III, стр. 165—172, с исправлением по «Петербургской газете» и сб. «Пестрые рассказы» (ПР1—6): и падал в обморок (стр. 345, строка 9) – вместо и падать в обморок.

При переизданиях правка была небольшой. В первом издании «Пестрых рассказов» – три поправки, с характерной заменой «папашечки» и «мамашечки» – на «папашеньку» и «мамашеньку»; во втором издании Чехов изменил фамилию актера (Щипцов вместо Щипцов-Закоулкин) и в двух случаях снял просторечия.

При подготовке текста для собрания сочинений в конце рассказа была опущена фраза: «Жуков велел за жалованьем приходить» – и сделано несколько стилистических поправок.

При жизни Чехова рассказ был переведен на немецкий язык.

Панихида

Впервые – «Новое время», 1886, № 3581, 15 февраля, отдел «Субботники». Подпись: Ан. Чехов.

Включено в сборник «В сумерках», СПб., 1887; печаталось во всех последующих изданиях сборника.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. III, стр. 304—310.

Этим рассказом Чехов дебютировал в газете «Новое время», издававшейся в Петербурге А. С. Сувориным.

Посылая рассказ, Чехов подписал его своим обычным псевдонимом: А. Чехонте. Однако 14 февраля 1886 г. редакция газеты телеграммой запросила разрешения печатать рассказ под настоящей фамилией. По воспоминаниям А. С. Лазарева (Грузинского), «Чехов дал разрешение, но пожалел, что так вышло, так как думал напечатать кое-что в медицинских журналах и оставить свою фамилию для серьезных статей» (А. Грузинский. О Чехове. – «Русская правда», 1904, № 99).

Как видно из письма Чехова А. С. Суворину от 21 февраля 1886 г., конец «Панихиды» был отредактирован самим Сувориным: «Благодарю Вас за лестный отзыв о моих работах и за скорое напечатание рассказа ‹…› Ваше мнение о выброшенном конце моего рассказа я разделяю и благодарю за полезное указание. Работаю я уже шесть лет, но Вы первый, который не затруднились указанием и мотивировкой» (письмо А. С. Суворина, как и все другие письма его к Чехову, до нас не дошло).

На следующий день после опубликования рассказа В. В. Билибин писал Чехову: «Прочитал с удовольствием Ваш рассказ в „Новом времени“, только не нашел там „старой девы“, о которой Вы сообщали. Жду: верно будет еще» (ГБЛ).

При переизданиях правка рассказа была очень небольшой. Готовя текст для сборника «В сумерках», Чехов исключил одну фразу в речи купца («Сволочь места!»); потом сделал еще ряд поправок во втором, третьем и пятом изданиях. Начиная с пятого издания восклицание дочери-актрисы, приехавшей к отцу погостить: «Какие чудные у нас места!» – изменилось: «Какие чудные у вас места!» (так и в тексте изд. А. Ф. Маркса). По всей видимости, исправление сделано самим Чеховым. Для собрания сочинений Чехов поправил одно слово: вместо «шлендой-актерской» стало: «актрисой».

При жизни Чехова рассказ был переведен на венгерский, немецкий, румынский, сербскохорватский и финский языки.

Глупый француз

Впервые – «Осколки», 1886, № 7, 15 февраля (ценз. разр. 14 февраля), стр. 4. Подпись: А. Чехонте.

Сохранилась журнальная вырезка с авторской пометой: «NB. В полное собрание не войдет. А. Чехов» (ЦГАЛИ).

Печатается по журнальному тексту.

Блины

Впервые – «Петербургская газета», 1886, № 49, 19 февраля, стр. 2. Подпись: Рувер.

Печатается по тексту газеты.

О бренности

Впервые – «Осколки», 1886, № 8, 22 февраля (ценз. разр. 21 февраля), стр. 6. Подпись: Человек без селезенки.

Печатается по журнальному тексту.

Персона

Впервые – «Осколки», 1886, № 9, 1 марта (ценз. разр. 28 февраля), стр. 4. Подпись: А. Чехонте.

Сохранилась журнальная вырезка с авторской пометой: «NB. В полное собрание не войдет. А. Чехов» (ЦГАЛИ).

Печатается по журнальному тексту.

Об этом рассказе Чехов сообщал Н. А. Лейкину 16 февраля 1886 г.: «Рассказ ‹…› который уже наполовину написан, пошлю с курьерским…» Но 20 февраля рассказ еще не был окончен: «Я Вас надул, но Вы простите… Так я утомлен, очумел и обалдел в последние недели две, что голова кругом ходит… В квартире у меня вечная толкотня, гам, музыка… В кабинете холодно… пациенты… и т. д. Недописанный рассказ будет дописан и своевременно прислан…»

Поскольку Цензурный комитет разрешил, с купюрами, рассказ «Анюта», пошедший в № 8, срочность в новом рассказе отпала; отправленным, очевидно, не позднее 23—24 феврале, он успел к следующему номеру.

Иван Матвеич

Впервые – «Петербургская газета», 1886, № 60, 3 марта, стр. 3, отдел «Летучие заметки». Подпись: А. Чехонте.

Включено в первое издание сборника «Пестрые рассказы» (СПб., 1886).

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. I, стр. 340—346.

Для «Пестрых рассказов» Чехов, видимо, совсем не правил текст (были устранены лишь ошибки газетного набора: «расскажите» вместо «расскажете» и «бить ею» вместо «бить ей»).

Когда готовилось издание А. Ф. Маркса, литератор П. П. Перцов обратился к Чехову с письмом (24 марта 1899 г. – ГБЛ) от имени читателей. Он просил включить в собрание сочинений несколько рассказов, входивших в первое издание «Пестрых рассказов», но затем исключенных из сборника. В их числе был назван и «Иван Матвеич» («Очень хорош!»).

Готовя текст для собрания сочинений, Чехов сократил рассказ, изменил профессию персонажа (в первоначальном тексте «ученый» именовался «одним из достаточно известных русских писателей») и провел большую стилистическую правку.

М. П. Чехов вспоминал: «Самый герой этого рассказа, Иван Матвеич, списан с моего же брата Ивана, когда тот еще до поступления своего в учителя, нуждаясь в заработке, ходил через всю Москву к жившему тогда в Сокольниках писателю П. Д. Боборыкину записывать под его диктовку» (Вокруг Чехова, стр. 103).

При жизни Чехова рассказ был переведен на болгарский, немецкий и сербскохорватский языки.

Ведьма

Впервые – «Новое время», 1886, № 3600, 8 марта, стр. 2, отдел «Субботники». Подпись: Ан. Чехов.

Включено в сборник «В сумерках», СПб., 1887; печаталось во всех последующих изданиях сборника.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

М. П. Чехов вспоминал, что недалеко от Бабкина «близ Дарагановского леса стояла одинокая Полевщинская церковь, всегда обращавшая на себя внимание писателя. В ней служили всего только один раз в год и по ночам до Бабкина долетали только унылые удары колокола, когда сторож звонил часы. Эта церковь, с ее домиком для сторожа, у самой почтовой дороги, кажется, дала Чехову мысль написать „Ведьму“ и „Недоброе дело“» (М. П. Чехов. Антон Чехов и его сюжеты. М., 1923, стр. 34—35).

Судя по замечанию Чехова в письме к Д. В. Григоровичу от 28 марта 1886 г., «Ведьма» была написана за одни сутки.

Отправляя рассказ в «Новое время», Чехов писал 21 февраля 1886 г. А. С. Суворину: «На этот раз шлю рассказ, который ровно вдвое больше предыдущего и… боюсь, вдвое хуже…» (до «Ведьмы» в газете «Новое время» был напечатан рассказ «Панихида» – стр. 351 этого тома).

Однако опасения Чехова были напрасны. В письме от 6 марта 1886 г. Лейкин сообщал ему: «Рассказывал мне Суворин, что Вы прислали ему большую повесть. Хвалил» (ГБЛ).

После выхода «Нового времени» Чехов писал В. В. Билибину: «„Ведьма“ многим ‹…› не понравилась… Но что делать! Нет тем, да и чёрт толкает под руку такие штуки писать…» Билибин отвечал 14 марта: «Говорят (NB. Лейкин), что Суворину очень понравилась „Ведьма“ Ваша, что он просто в восторге. О себе этого не скажу. Прочитал я с истинным удовольствием по поводу мастерства, с которым написан рассказ. В нем много таланта. Описание природы превосходно. Но, я думаю, не вполне достойно употреблять талант на воспроизведение крайне чувственных картин, граничащих… с „заграничными картинками“ ‹…› „Реальность?“ А Тургенев не был разве реалистом? Так ли бы он написал эту тему? Я поклонник реализма, но меня коробит от описания грязных ног дьячка. Потом, рядом с такой реальностью – чисто фантастический элемент в образе дьячка, который серьезно считает свою жену ведьмой. Это не вяжется» (ГБЛ).

Ф. О. Шехтель писал Чехову 12 марта, что натуралистические подробности в описании дьячка «круче всякого золаизма» (ГБЛ).

Высоко оценил рассказ Д. В. Григорович, указав, однако, на те же погрешности: «Правдивость, реализм не только не исключают изящества, но выигрывают от последнего. Вы настолько сильно владеете формой и чувством пластики, что нет особой надобности говорить, например, о грязных ногах с вывороченными ногтями и о пупке у дьячка. Детали эти ровно ничего не прибавляют к художественной красоте описания, а только портят впечатление в глазах читателя со вкусом. Простите мне великодушно такие замечания; я решился их высказать потому только, что истинно верю в Ваш талант и желаю ему ото всей души полного развития и полного выражения» (письмо от 25 марта 1886 г. – Слово, сб. 2, стр. 200—201). В этот же день в письме к А. С. Суворину Григорович сообщил о Чехове: «Я сегодня написал ему длинное письмо. Думаю, оно будет ему приятно и не совсем бесполезно» (ЦГАЛИ).

Отвечая Д. В. Григоровичу, Чехов писал 28 марта 1886 г.: «Я с Вами во всем согласен. Циничности, на которые Вы мне указываете, я почувствовал сам, когда увидел „Ведьму“ в печати».

«Ведьму» другому рассказу – «Тина» противопоставила М. В. Киселева в письме 18 января 1887 г.: «Рассказ Ваш „Ведьма“ весьма реалистичен, но меня он подкупает правдой ‹…› Брезгливости во мне нет, что я и доказываю непритворным восхищением той самой „Ведьмой“, за которую Вас ругнули люди более меня компетентные, но и более чопорные. Вся обстановка в „Ведьме“, сама она, ее муж и приезжие изображены мастерски; читая, я могу, пожалуй, немного покраснеть, но сказать, что Вы солгали, – я не в состоянии» (ГБЛ).

Натуралистические подробности в портрете дьячка были опущены при подготовке сборника «В сумерках». Для собрания сочинений Чехов сделал всего две поправки: опустил иноязычное слово «ансамбль» и заменил глагол «езжай» на «поезжай».

Выход в свет сборника «В сумерках» вызвал противоречивые отзывы о рассказе.

Рецензент «Петербургской газеты» считал, что описание метели в рассказе «Ведьма» напоминает лучшие из описаний Диккенса: «Г-н Чехов несомненно поэт, хотя и пишет прозой, – более поэт, чем иные патентованные стихослагатели…» («Петербургская газета», 1887, № 248, 10 сентября).

А. М. Скабичевский писал: «По поводу первого сборника очерков г. Чехова („Пестрые рассказы“) в „Северном вестнике“ было уже упомянуто о том газетном много– и скорописании, которое не доведет талантливого автора до добра. Мы, может быть, уже присутствуем при начале исполнения этого печального предсказания. Взять хоть бы ту же „Ведьму“. Полежи она лишнюю неделю в письменном столе у автора, дай он себе потом труд перечитать ее с карандашом в руках, – и, конечно, гневные речи дьячка не резали бы ухо своим спокойствием и вместе деланностью» («Северный вестник», 1887, № 9, стр. 83).

По-видимому, подразумевая отзыв «Северного вестника», В. П. Буренин в духе обычных выпадов против передовой журналистики заметил в своей статье «Рассказы г. Чехова»: «При рутинных оценках и взглядах нашего журнального чиновничества, прохождение автором литературной службы не в аристократических департаментах, а в мелких канцеляриях журнализма вредило и вредит его карьере ‹…› Но что будешь делать: у нас издавна так повелось, что в литературе тоже существуют видные и не видные места, как на службе». Буренин вместе с тем отметил совершенство пейзажных описаний в «Ведьме»: «Из молодых беллетристов положительно никто не умеет рисовать так ярко и так тонко, так поэтически и вместе с тем такими немногими штрихами и картины природы и самые разнообразные типы» («Новое время», 1887, № 4157, 25 сентября).

П. Краснов писал в связи с «Ведьмой» о чистоте нравственного чувства, свойственного Чехову, и в этом смысле противопоставлял его Мопассану: «В рассказах „Ведьма“ и „Бабы“ чрезмерная чувственность героинь является результатом их несчастья, и вообще нигде и никогда у г. Чехова женская честь не рассматривается слегка… повсюду является она важным жизненным вопросом, и преступление против нее является несчастьем и влечет за собою глубокие последствия» (П. Краснов. Осенние беллетристы. – «Труд», 1895, № 1, стр. 205.). П. Краснов сравнил «Ведьму» с величайшими образцами русской классической литературы: «Завывания ветра, точно борьба двух начал, торжествующего, сердитого, и побежденного, жалобного, но злого, производят глубочайшее впечатление. Из прозаических описаний вьюги это лучшее, какое нам попадалось, и выше его мы можем поставить только тютчевское стихотворение „О чем ты воешь, ветр ночной“» (там же, стр. 209).

Л. Н. Толстой относил «Ведьму» к числу лучших рассказов Чехова (письмо И. Л. Толстого к Чехову от 25 мая 1903 г. – т. III этого изд., стр. 537).

При жизни Чехова рассказ был переведен на немецкий и чешский языки.