Текст книги "Мертв только дважды"

25

10 мая, вторник

Будапешт, площадь Вёрёшмарти

9.30 (GMT+1)

Неприятности меньше всего были нужны охраннику Москаленко. Этническим венграм с украинской фамилией работу давали неохотно. Хотя шурин уверял в обратном: стоит купить заграничный паспорт с местом рождения в Закарпатье, как работу можно выбирать. Москаленко паспорт купил, в Венгрию приехал, а работу нашел с трудом. Тем более языком не владел. За должность держался как мог. Всегда приходил в отглаженной рубашке и костюме. Под которым виднелись накачанные мышцы.

Этот человек в сером комбинезоне с чемоданчиком что-то быстро говорил ему. Москаленко разбирал слова «плохо» и «надо». Пропустить постороннего до открытия бизнес-центра нельзя. Венгр так строго лопотал, как будто имел право, что Москаленко растерялся. Наконец он понял, что этому человеку нужно проверить лифт. Он подумал, что сделает важное и нужное дело, если лифт не надо будет останавливать в рабочее время.

Мастера он проводил до последнего этажа. Тот покрутился возле шахты лифта, знаками показал, что ему надо на крышу. Москаленко знал, где висят ключи. Он спустился и поднялся бегом, тяжело дыша, но выход наверх открыл. Мастер сказал ему «Спасибо» и помахал, чтобы охранник не шел за ним. Москаленко подумал, что на крыше ему действительно делать нечего.

Солнце припекало. Вместо того чтобы проверять исправность лифтового оборудования, мастер смотрел на площадь. И медленно двигался вдоль крыши, пока не уперся в большой куб. Он обошел загораживающие щиты. Подпрыгнуть на верх куба невозможно. Приставной лестницы поблизости нет. Открыв чемоданчик, он достал альпинистскую веревку с крюком, раскрутил и забросил наверх. Крюк уцепился за край куба. Натянув веревку, он вскарабкался так быстро, будто всю жизнь лазил по горам.

Крыша куба была прямой и ровной. Мастер подошел к краю. Отсюда площадь и кафе просматривались не целиком, мешали деревья, слева мертвая зона. Но большинство столиков «Жербо» попадали в сектор прицела. Как он и рассчитал. Выстрел не самый простой, но с точным расчетом и сноровкой должен получиться. Главное – хорошая оптика. Так, чтобы срезать головку у цветка, ножку бокала и подбросить чайную ложку. Про висок несчастного официанта говорить нечего. Его можно было уложить когда угодно. И любого, кто оказажется на прицеле.

За свою жизнь Карлос повстречал несколько человек, обладавших таким талантом стрелка. Талантом незаурядным. Он посмотрел под ноги, не осталось ли других следов. В каменной крошке что-то лежало. Карлос присел.

У самого края куба, где могла располагаться снайперская винтовка, лежали стреляные гильзы. Их было четыре. Калибр 7.62×51. Они лежали не так, как должны были после выстрелов. Они лежали в строгом порядке. В виде большой и четкой буквы «М». Острия буквы указывали на площадь. Чтобы не спутать с «W» и чтобы не осталось никаких сомнений.

Собранные гильзы Карлос сжал в кулаке. Ему передали послание. Слишком важное, чтобы оставить оное без внимания. От него, вероятно, ждали ответ. Что ж, ответ будет. Простой и прямой.

26

10 мая, вторник

Будапешт, улица Ваци

11.50 (GMT+1)

Он придумал сложную игру. Профессор прислал сообщение, что будет ждать у входа в торговый центр на улице Ваци. Когда Карлос за двадцать минут до встречи сделал неизменный обход, тот уже был на месте. Заметив консультанта по антиквариату, Дьёрдь стал отчаянно корчить гримасы, которые должны означать, что он сильно испуган и просит следовать за ним. Отказать в такой малости было трудно…

Дьёрдь был давним клиентом. Пожалуй, одним из первых, когда только начинался бизнес. В общении он старательно использовал формы старинной вежливости, был чрезвычайно мил и располагал к себе любого, независимо от пола и возраста. Его обожали студенты, коллеги относились с почтением, женщины таяли от его обхождения. Классический тип ученого, который живет в мире искусства и красивых вещей. Далеком от денег и материальной выгоды.

Профессора приглашали на конференции и научные симпозиумы по всей Европе, на которых его доклады заканчивались овациями. Мало кто мог вспомнить, что нового открыл Дьёрдь в искусствоведении, какой вклад внес в науку и вообще что сделал как ученый. У него выходили монографии по искусству Средних веков тиражом в сотню экземпляров в издательстве Университета. Их хвалили, но, кажется, никто не читал. Какая разница, что написано, если человек такой приятный. В научном мире были уверены, что Дьёрдь серьезный, авторитетный ученый, к слову которого следует прислушиваться. Профессор старательно поддерживал репутацию. Никогда и никого не ругал, а только говорил комплименты. Хвалил так, будто его коллега по меньшей мере Рёскин. Лестью и добрым словом Дьёрдь добился в науке значительно большего, чем открытиями. Кого интересуют открытия, если знаменитый ученый хвалит так, что дух захватывает.

Маска доброго гения так прилипла к нему, что помогала Дьёрдю не только в неспешной жизни ученого. Мало кто в научных кругах знал, что Дьёрдь занимается серьезным бизнесом. Несложным, но требующим особых личных качеств. Познакомившись с богатым бизнесменом, он заводил разговор о том, что инвестиции в искусство самые выгодные – цены только растут. Кстати, у него на примете, совершенно случайно, есть интересная вещица. И немедленно получал заказ. Постепенно Дьёрдь оброс знакомствами в мире коллекционеров и антикваров. Так, что мог считаться одним из самых влиятельных посредников. В серой зоне антиквариата.

Желания клиентов росли. Вскоре Дьёрдь стал получать выгодные заказы на вещи, которые нельзя купить на аукционах. Которые вообще нельзя достать. Потому что они хранились в частных коллекциях. Или в музеях. Коммерческая жилка, куда более развитая, чем талант ученого, подсказала Дьёрдю, что надо сделать. В этот счастливый миг профессор и Карлос нашли друг друга…

Профессор петлял не хуже зайца. Почти бегом проскочил первый этаж торгового центра, поднялся на эскалаторе на второй, все время оглядываясь и делая знаки Карлосу. На втором этаже не успокоился, отправился на третий. Забег кончился на четвертом, когда Дьёрдь свернул в двери огромного магазина, торгующего самой дешевой одеждой. Такую профессор не то что Аранке не купил бы, сам носить не стал бы. Распродажа футболок и рубашек (три по цене двух) его вряд ли интересовала. Он прошел торговый зал, уставленный корзинами с тряпьем, и углубился в дальний конец, где находились примерочные. Карлос покорно следовал за ним. Он не сомневался, что за профессором никто не следит.

Встав у корзины, Дьёрдь принялся перебирать спортивные штаны. При этом так старательно подмигивал, что рисковал выдавить себе глаз. Карлос подошел к нему, но к штанам не притронулся.

– Профессор, вы немного удивили меня, – сказал он.

– Дорогой мой Карлос, бесценный друг, как бы я желал не заниматься этими глупостями…

– Отчет о моей поездке в Вену не стоит таких мер безопасности…

Дьёрдь оглянулся так, будто ожидал опасность из ближайшей примерочной.

– Тише, прошу вас…

– Не о чем беспокоиться, профессор, выбрано идеальное место для тайных переговоров.

– Вы полагаете, друг мой?

– Никаких сомнений… – Карлос был серьезен. – Если позволите, отчет о событиях в «Dorotheum».

– Да-да, конечно, только кратко…

Карлос рассказал, что рукопись, выставленная на аукцион, оказалась подделкой. Удивительно, насколько слепы оценщики аукционного дома. Если только им не закрыли глаза нелегальными гонорарами.

– Таким образом, манускрипт покупать нельзя, – закончил он. – С вас обычный гонорар без комиссионных и накладные расходы на поездку в Вену.

Профессор слушал невнимательно, явно желая, чтобы отчет поскорее кончился.

– Да-да, разумеется, сегодня перечислю на ваш счет, – сказал он. – У меня есть заказ, куда более выгодный, дорогой мой друг.

Консультант по антиквариату был готов его обсудить.

– Вынужден сразу предупредить: заказ необычный и может показаться вам странным, но платят за него чрезвычайно щедро, – сказал Дьёрдь и подмигнул. Чего можно было не делать: Карлос знал правила этой игры.

– Что за вещь? – деловито спросил он.

– Скажем так… – Дьёрдь запнулся. – Глиняный кувшин, довольно старинный, примерно пятый век до нашей эры, на нем позднейшие арабские надписи…

– Где он находится?

– Привезен в Будапешт, точное местонахождение неизвестно…

– Откуда увели?

Дьёрдь развел руками:

– Вещь не коллекционная, прямо из археологических раскопов.

– Какой район?

– Междуречье…

– Иран?

– Вполне вероятно. – Дьёрдь вспомнил о воображаемой опасности и огляделся. Кругом были покупатели, которые жадно закидывали корзинки бюджетной одеждой.

– Пока не вижу фактов, которые делают заказ выгодным, – сказал Карлос.

Профессор тяжело вздохнул.

– Вы правы, мой бесценный друг. Дело не в кувшине. Он – всего лишь хранилище. Дело в том, что внутри.

– Что внутри?

Дьёрдь поманил Карлоса и шепнул ему в самое ухо:

– Это тайна!

Всем видом Карлос показал глубокое непонимание.

– Да-да, друг мой, не просто тайна, а опасная тайна. Идет настоящая охота.

– У вас есть предположение, какого джинна хранит старый кувшин?

– Чрезвычайно ценный раритет… Старинная рукопись… Что-то, что представляет большую ценность для большого количества людей.

– Какие-то религиозные тексты? Что-то вроде библиотеки Кумрана?

Дьёрдь пожал плечами.

– Доподлинно неизвестно. Все, что угодно: да хоть неизвестные гимны Заратустры или подобные предметы домусульманской эпохи.

Карлос ждал продолжения, но его не последовало. Профессор сосредоточенно дергал штанины.

– У вас есть фотография объекта?

Ему показали смартфон. На экране виднелась размытая фотография кувшина с широкой горловиной, запечатанной черной пробкой. Судя по ракурсу, снимали из-под руки, незаметно. Кувшин был похож на те, что прислали другие заказчики. Но немного отличался. Особенно размером. По вертикали он был больше половины вытянутой руки. То есть примерно 60–70 сантиметров. И довольно толстый. Горловина – широкая.

– Снимок перешлю, – сказал Дьёрдь.

– Какое направление поиска?

– Человек, который привез этот кувшин, никого не знает в Будапеште. Он будет искать покупателя. Ваша задача задействовать все связи и знакомства, чтобы при появлении информации она попала к вам.

– А дальше?

Дьёрдь посмотрел Карлосу в глаза.

– А дальше – по ситуации, друг мой. Вы меня поняли?

Карлос прекрасно понял. Все-таки не первый заказ выполняет.

– Строгое условие заказчика: достаете кувшин, но не прикасаетесь к пробке. Заглядывать внутрь нельзя. Категорически. Под страхом смерти.

– Осквернение реликвии? Или просто ящик Пандоры?

– Я не готов шутить на эту тему, – сказал профессор, бросая штаны в кучу.

Карлос извинился за неуместную шутку.

– Заказ принят, – сказал он. – Кстати, профессор, давно хотел у вас спросить: что вы думаете про Службу древностей Египта?

– Как-то давно ездил к ним в Каир на конференцию. Довольно скучные бюрократы. Как и все бюрократы мира.

– Говорят, они занимаются незаконной деятельностью.

– Мой дорогой, какой чиновник не любит левых доходов, – Дьёрдь подмигнул. – Но скажу вам, что никакой чиновник не нанес такой урон, как нанесла египетская революция, или как она называется. Музей разграбили подчистую…

– Тогда у меня последний вопрос. Только скажите честно, профессор: чего вы опасаетесь?

Дьёрдь опять поманил к себе. Карлос подставил ухо.

– Лунный Ветер! – прошептали в него.

Нельзя было показывать своего отношения, но Карлос не удержался.

– Профессор, вы серьезно?

– Более чем, мой друг!

– Но Лунный Ветер – это легенда. Блеф. Удобная ширма…

– У меня есть самые верные сведения, что он – конкретный человек. Уже появился в Будапеште. И начал охоту на кувшин. Нельзя допустить, чтобы кувшин попал в его руки.

– Почему?

– Последствия могут быть непредсказуемыми…

Кажется, Дьёрдь говорил чрезвычайно серьезно. С полной убежденностью. Как бы абсурдно это ни было.

– Постараемся не дать Лунному Ветру ни одного шанса, – сказал Карлос. – Мы не обсудили один важный момент.

Профессор прикоснулся ко лбу, словно проклинал старческую забывчивость.

– Ваш гонорар – миллион евро.

Карлос молча кивнул. Это означало, что себе Дьёрдь собирается оставить не меньше десяти. Заказ становился поистине необычным.

Они пожали руки, заключая сделку. Дьёрдь просил держать его в курсе любых событий и быстро ушел из царства распродаж. Карлос подумал, что давно не бывал в сувенирном магазине.

Сейчас было самое время.

27

10 мая, вторник

Санкт-Петербург, Большая Морская улица

12.30 (GMT+3)

Для гостей не лучшее время. Алдонин заставил себя нажать кнопку звонка. Большая дверь уцелела с конца XIX века, когда построили дом. В революцию ее не сломали, в блокаду не пустили на дрова, в лихие девяностые не поменяли на стального монстра. Дверь стояла, как неприступная крепость. Время отложилось на ней слоями краски.

Алдонин услышал, как скрипнула внутренняя дверь, замок щелкнул, и на пороге показался пожилой мужчина в отглаженных брюках, накрахмаленной рубашке, черном галстуке и вязаной жилетке. Из домашнего на нем были только тапочки. Хозяин квартиры был седым, на лбу пролегли глубокие морщины. Незваному гостю он улыбнулся, как долгожданному другу.

– Андрей Иванович! Как же я рад тебя видеть?

– Ничего, что свалился без предупреждения?

– Ты можешь приходить в любое время… Заходи, товарищ адмирал…

В прихожей Алдонин снял плащ (он был в гражданском), повесил на вешалку, которая была ровесница квартиры. Пригладил волосы и вошел в гостиную. Здесь он не был давно. А когда-то подолгу засиживался в этой гостеприимной семье. В квартире ничего не изменилось. Та же мебель, которая служила деду нынешнего хозяина квартиры, те же картины и фотографии на стенах. И все та же необъяснимая атмосфера настоящего петербургского дома, которую невозможно описать словами, но которая чувствуется каждой клеточкой сердца. Что-то такое особенно настоящее, навсегда потерянное нынешним временем, скромное, строгое и аристократичное. Что нельзя купить ни за какие деньги, но можно получить только от предков. Алдонин вздохнул и понял, как ему не хватало этого воздуха – воздуха покоя.

Между тем хозяин дома достал из старинного серванта графинчик с янтарной жидкостью и две рюмки. Капитан 1 ранга Дмитрий Петрович Корнев был в отставке пять лет. Он жил один, держал дом в корабельном порядке, как полагается потомственному моряку. Вдовцом Корнев остался более десяти лет назад, привык к одинокому существованию. Два раза в неделю читал лекции в Военно-морской академии, перед Днем Победы и 1 сентября его приглашали выступать в школы. Обычная жизнь военного пенсионера.

Пиджак адмирал скинул по-свойски и повесил на спинку настоящего дубового стула. Корнев сел рядом. Разлил коньяк и поднял рюмку.

– За что выпьем, Андрюша?

– За Победу, Дима… Какой бы ценой нам ни досталась.

– За нашу Победу…

Они тихонько чокнулись. Коньяк моряки пьют залпом.

Корнев подвинул блюдечки с лимоном и красной рыбой, молча разлил по второй.

– За всех моряков, Дима, кто сейчас в море и кто на суше.

Адмирал выпил до дна, закусил ломтиком семги. Традиция эта придумана не им. И не ему нарушать. Разлив третий раз, Корнев отодвинул графинчик.

– За тех, кого с нами больше нет… За тех, кого мы помним, и тех, кого не знаем… За моряков, отдавших жизни за Родину. И Победу… Которая была и которые будут.

– За наших товарищей…

– Не чокаясь, адмирал…

Они выпили стоя, помолчали каждый о своем. Первым нарушил тишину Алдонин.

– Как живешь, Дима? – спросил он, жуя дольку лимона.

– Не жалуюсь… Пенсии хватает, силы при мне…

– Прошу разрешения, товарищ капитан 1 ранга, личный вопрос…

– Адмиралы разрешения не спрашивают, Андрюша…

– Ты Алешку в записку поминальную вписываешь?

Корнев отставил рюмку. Оперся рукой о стол, сидел молча.

– Не смог… – наконец ответил он. – Сколько раз пытался, рука не поднимается.

– Двадцать пять лет прошло…

– Насколько помню… – Корнев прямо смотрел на Алдонина. – Мне сообщили, что при выполнении особого задания Алеша пропал без вести. Так?

Алдонин кивнул.

– Тело не нашли?

Адмирал промолчал.

– Задание выполнялось на море?

– Дима, ты знаешь, я не имею права об этом говорить.

– Будем считать, что на суше. Только море не отдает тела. Если моряк пропал без вести на суше, его нельзя заносить в списки безвозвратных потерь. И поминать за упокой нельзя. Я считаю так. У тебя появились новые сведения?

– Нет новых сведений Дима. Мы ничего не знаем. Хотя я не имею права это тебе говорить.

– Женушка моя пятнадцать лет Алешку ждала, верила, что он жив. Так и ушла. Ее веру предать не могу. До последнего вздоха буду верить, что сын не погиб.

– Я тоже хочу в это верить, – сказал Алдонин. – Только трудно. За столько лет никакой весточки?

Корнев покачал головой.

– Ни одной открытии из какой-нибудь далекой страны? Ни письма от забытого родственника за рубежом?

– Ничего…

Адмирал это знал. Первые десять лет семья Корнева находилась под жестким контролем. Вся переписка, все контакты проверялись Особым отделом. Только говорить об этом Алдонин не имел права.

– Все равно не верю, – сказал Корнев. – Мой единственный сын, моя гордость… Как человек может бесследно пропасть на суше, Андрей? Он ведь не робкого десятка, не беспомощный малыш?

Алдонин заметил, что отец не говорит о своем сыне в прошедшем времени.

– К сожалению, вариантов много. Сам понимаешь: особое задание…

– Понимаю… Он офицер. Он дал присягу. Должен выполнить любой приказ. Если надо – отдать жизнь. Он моряк. Я к этому готов… Но только не пропасть без вести… – Корнев стукнул по столу кулаком. Кулак был крепким, как канат. – Когда в девяностом прощался с Лешкой, знал, что это надолго: десять лет, может быть, пятнадцать, вопросы задавать нельзя, ничего знать нельзя, все понимаю – такая служба. Мать его обманул, сказал, что в дальнее плавание, автономка на три года… Но двадцать пять лет… Вся жизнь… У меня невестки нет, чтобы его оплакала… Даже внуков у меня нет… Как же так, Андрюша?

– Такая служба, Дима. Ее не выбирают. Он мог отказаться… Сейчас бы командовал эсминцем на Балтике, ходил в Средиземное… У него была бы семья, у тебя внуки… Случилось по-другому. Никто этого не хотел. Я – в первую очередь. Русским морякам не привыкать жертвовать всем… Ты знаешь не хуже меня.

– Знаю, но не могу смириться…

Алдонин встал.

– Прости, Дима, что начал этот разговор. У меня к тебе одна просьба: не теряй веру, держись за нее до последнего. С наступившим праздником Победы тебя. Держись, друг.

Они обнялись крепко, как последний раз.

Корнев проводил адмирала, просил не забывать и заглядывать, когда захочет. Запер дверь и вернулся в гостиную. Подошел к стене и снял фотографию в рамке, на которой улыбался молодой красивый парень в тельняшке. Волосы его были мокрыми, он победно поднял весло. Отец коснулся пальцем лица, которое помнил по этому снимку.

– Алешка… Родной мой… Я верю…

От резкой боли Дмитрий Петрович сморщился, согнулся и упал на ковер. Рамку прижимал к груди. Сил хватило доползти до домашнего телефона, дернуть аппарат к себе и вызвать «Скорую». Он еще смог добраться в прихожую, подтянуться и открыть замок. И остался ждать между дверями. Не выпустив фотографию из рук.

28

10 мая, вторник

Будапешт, проспект Андраши

Сувенирный магазин

14.49 (GMT+1)

Туристы хватали товар, как голодные крокодилы. В бумажные пакеты прятались расписные тарелки, вазочки, глиняные игрушки, фаянсовые рамки для фотографий, кольца для салфеток с яркими цветами, подставки для яиц и прочие сувениры с национальным венгерским орнаментом. Карлос терпеливо ждал, пока толпа счастливых людей перетечет в автобус и отчалит.

Хозяин большого сувенирного магазина Янош устало вздохнул. Полгода он сам и его мастера лепили, вертели из глины и разрисовывали любимые туристами предметы народного промысла, чтобы продать все с мая по сентябрь. Карлос подошел к хозяину. Они были знакомы.

– Дела идут неплохо, не так ли, Янош?

Мастер вытер лоб.

– Слава Богу, не жалуюсь… Впереди лето, а у меня уже голова кругом идет…

– Зачем самому стоять за прилавком?

– Да я бы от гончарного круга на шаг не отошел… Все жена, – Янош крякнул, как заговорщик. – Говорит: у тебя такой вид, что покупатели сами деньги в руки суют. Еще фотографироваться просят, особенно японцы и китайцы. Обниматься лезут, палками с телефонами перед носом машут. Приходится терпеть…

Жена Яноша была права: гончар выглядел лучше любой рекламы. Отменный здоровяк, с кулаками, как обеденные тарелки, огромный кожаный фартук, рукава рубашки закручены до локтей, на груди толстая золотая цепь, черные кудрявые волосы и длиннющие усы, закрученные в кольца. Ни дать ни взять – цыганский барон. Янош отрицал, но без цыганских кровей в его роду явно не обошлось.

Карлос мог посочувствовать, искренно, по-мужски. Хотя ему трудно было представить, как жена может что-то заставить делать. Нет жены – нет проблем.

– У нас передышка минут на пять, скоро новый автобус прибудет, – сказал Янош. – Как цыгане табором налетают.

Намек был ясен.

– Маленькая консультация, можно? – спросил Карлос.

Янош не возражал.

Карлос показал на смартфоне фотографию, которую прислал профессор.

– Что скажешь?

Мастер прищурился. Исключительно хитро и по-заговорщически.

– Вещь примитивная, но старинная, таких теперь не делают.

– А если кто-то захочет сделать?

– Ничего нет проще… Без росписи, глазури, простой обжиг. Только глина нужна хорошая.

– Почему?

– Кувшин немаленький, чтобы форму хорошо держала.

– На своем круге смог бы сделать?

– Чего не сделать… Товар не ходовой, покупать не будут. Никому настоящие вещи не нужны. Всем расписной ширпотреб подавай. Никто истинную красоту глины не понимает.

– Янош, уважаемый, если кто заказ на такой сделает, дай мне знать…

Сто евро перешли из рук Карлоса в кожаный кармашек на фартуке.

– Не сомневайся, испанец, свистну… Извини, мне прилавок в порядок привести…

Мастер отправился расставлять тарелки. Карлос повернул к выходу и чуть не столкнулся с входившим покупателем.

– О, какая встреча! Князь Польфи, мое почтение, – сказал Карлос, отдавая салют двумя пальцами.

Князь заулыбался натянуто, как будто не обрадовался встрече.

– Господин Карлос! Я как раз хотел к вам обратиться. По одному важному вопросу…

– К вашим услугам, князь… Может, выйдем на улицу?

И, подхватив Польфи за локоть, Карлос вытащил его из магазина. Чуть-чуть насильно. Как раз, когда подъехал очередной автобус, изливший поток восточных туристов, которые начали фотографировать все подряд. От толпы князь шарахнулся. Не пришлось уводить.

Они неспешно пошли по улице.

– Так какой у вас был вопрос? – напомнил Карлос. – Что разыскать для вашей чудесной коллекции?

– Вопрос… Мой вопрос… Вопрос в том… – князь никак не мог решиться. – Вы никогда не слышали про Изумрудную скрижаль?

– Думаю, нет человека, который не знал бы, что это такое.

– А что бы вы сказали как эксперт… – Польфи запнулся, – Если бы вам предложили ее купить?

– Невозможно, – ответил Карлос.

– Почему?

– Вам это известно лучше, чем мне. Легенда никогда не станет материальной.

– Но ведь нашли гомеровскую Трою…

– Это считается чуть ли не самым большим надувательством в истории археологии. Шлиман был еще тот проходимец.

– То есть вы исключаете существование скрижали Гермеса Трисмегиста?

– Исключать ничего нельзя, – сказал Карлос. – Для этого человеческого знания слишком мало. Быть может, она существует… Лежит в каком-нибудь примитивном глиняном кувшине, закопанном в аравийских песках. Кстати, а что привело вас в магазин Яноша? Неужели сувенирные тарелки?

Князь как-то странно глянул, испуганно и зло.

– Да вот, стала интересна тема глиняных изделий… Хочу разобраться в ней…

– Коллекционеру часто хочется расширить рамки одной темы… – с почтительным пониманием кивнул Карлос.

– Именно так…

Карлос достал смартфон и вывел фотографию кувшина.

– Кстати, князь, взгляните… Что скажете?

Польфи только бросил взгляд и остановился.

– По-моему, ничего особенного… Примитивная вещь.

– Да? А мне показалась интересной. Достаточно старинная. Все-таки шестой век до нашей эры…

– Откуда она у вас?

– Заказ, – коротко ответил Карлос. Пусть князь мечется в сомнениях: заказ купить или заказ продать? Что для консультанта по антиквариату одинаково возможно.

– Прошу простить, мне пора, – засуетился князь, развернулся и зашагал в противоположную сторону так быстро, чтобы Карлос не вздумал его догонять. Случайная встреча дала обоим пищу для размышлений. И задала вопросы, на которые не было ответов.