Текст книги "Кольцо викинга"

3

Оставшись один в белой комнате, Ребус прикрыл веки. Лысая голова его неподвижно покоилась на высокой спинке кресла, белые руки безжизненно лежали на пледе.

Ребус думал о том, как забавно переплетаются человеческие судьбы. Было время, когда он был не Ребусом, а просто Ренатом Агадамовым. И это имя не повергало людей в трепет. В ту пору он был молоденьким лейтенантом, только что закончившим школу КГБ. Помыслы его были чисты, словно у рыцаря, поклявшегося служить своей прекрасной даме, не жалея ни сил, ни самой жизни.

Больше двадцати пяти лет прошло с того дня, в корне переменившего его жизнь. Дело было в середине сентября. День стоял холодный и промозглый. За стенами большого ангара, в который поместили передвижную лабораторию, то и дело начинал моросить мерзкий дождь. Да и сам ангар был холодный и полутемный, несмотря на то что электрики провели сюда освещение. Лампы светили как надо, но даже они не могли разогнать мрачную атмосферу, царившую в ангаре.

Комитет госбезопасности с самого начала курировал исследования физика Александра Терехова. Старшим в группе был майор Варлей. Имя майора Варлея было овеяно легендами, и юный лейтенант Агадамов смотрел на своего начальника с восхищением.

Перед началом эксперимента майор Варлей подошел к физику и протянул ему браслет из желтого металла.

– Что это? – спросил физик Терехов.

– Циркониевый браслет, – ответил майор. – Новейшая разработка наших биохимиков.

Физик повертел штуковину в руках.

– И что мне с ним делать?

– То, что полагается делать с браслетами. Наденьте на запястье и носите. Цирконий нормализует давление.

– Что вы говорите! – Александр Терехов озадаченно посмотрел на полоску металла, похожего на медь. – Никогда бы не подумал.

Он надел браслет. С растерянным видом показал майору руку.

– Вот и хорошо, – кивнул тот. – Носите на здоровье. И помните: мы заботимся о вас.

– Вы?

– Я имел в виду государство. И его контролирующие органы. А теперь – приступайте к эксперименту, Александр Алексеевич.

Дальнейшее вспоминалось Ребусу скомканно и невнятно. Он помнил, как физик заперся в передвижной лаборатории с прозрачными стенами. Как запустил устройство, над которым работал несколько лет. А потом случилось чудо. Лаборатория, стоявшая посреди ангара, стала расплываться, словно выпадала из фокуса.

– Лейтенант, остановить его! – крикнул майор Варлей.

Агадамов выхватил из кобуры восьмизарядный «ПМ» и бросился к стеклянной стене передвижной лаборатории.

Тренированное тело действовало безотказно: за какую-то долю секунды лейтенант преодолел десять метров, отделяющие его от лаборатории, вскинул пистолет и приставил дуло к прозрачной пластиковой стене. В тот же миг по стене пробежала радужная волна. Часть радужного свечения, подобно бегущему огню, перескочила на лейтенанта. А в следующий миг тело Агадамова, радужно сверкая, как хрустальная призма, взлетело в воздух и рухнуло в нескольких метрах от стены лаборатории.

Лейтенант приподнял голову и посмотрел на то место, где только что была передвижная лаборатория. Она исчезла. Агадамов перевел взгляд на свои ноги. По ногам пробегали радужные волны, а сами ноги – от коленей и ниже – странно истончились, будто растаяли.

Обмирая от ужаса, лейтенант скосил глаза вправо и увидел рядом с собой жуткий предмет – знакомый и родной, и в то же время – страшно чужой. Это была его правая рука, отрезанная по запястье, и в судорожно скрюченных, белых пальцах она сжимала пистолет «ПМ».

К лейтенанту Агадамову подбежали люди. Кто-то стягивал ему ремнями культю, кто-то колол обезболивающее, а кто-то хрипло и взволнованно шептал:

– Все будет хорошо, Ренат. Все будет хорошо.

С тех пор прошло четверть века, а «хорошо» так и не стало. Вначале лейтенант Агадамов был уволен из Конторы по инвалидности. Но спустя пару лет его стали привлекать в качестве советника-консультанта, отдавая должное его аналитическим способностям. А спустя еще полтора года приняли обратно в Контору, где он получил должность старшего аналитика особого отдела.

Больше двадцати лет Ренат Рустемович Агадамов проработал в особом отделе КГБ, а затем ФСБ, занимаясь делами, о которых не положено было знать простым смертным. За это время он повидал столько необъяснимых и загадочных феноменов, сколько плодовитому фантасту хватило бы на сотню романов. Но все это время он возвращался мыслями к тому давнему эксперименту, который отнял у него руки и ноги.

Физик Александр Терехов пропал бесследно, хотя лаборатория его вскоре после исчезновения снова появилась в ангаре. В КГБ была создана специальная комиссия по расследованию этого случая. Комиссия просуществовала шестнадцать месяцев, а вскоре была расформирована в связи с отсутствием результатов.

Став старшим аналитиком, а затем и главой особого отдела, Агадамов пробовал возобновить работу комиссии, но ему настоятельно посоветовали выбросить эту идею из головы. Ребус сделал вид, что выбросил. Но втайне продолжал собирать информацию, используя для этого свое свободное время и свои особые каналы получения информации.

Все эти годы Агадамов не терял из вида младшего брата пропавшего физика – профессора Бориса Терехова. Он был уверен, что профессор не оставит надежд разыскать брата. А судя по приборам и деталям, которые задействовал профессор, его частные эксперименты были связаны с квантовой физикой, а следовательно – Терехов-младший не просто искал брата, но и продолжал его работу.

Последние несколько лет Агадамов курировал проект, который числился среди «прожект-аутсайдеров», но неожиданно стал давать такие ошеломляющие результаты, что затмил собою все, чем до сих пор занимался Агадамов. Одна беда – результаты эти не устраивали руководство. Было озвучено мнение, что проект «Мерцание» неспособен принести быстрой выгоды, а также – никоим образом не помогает достигнуть стратегического преимущества над потенциальным противником.

Недоброжелатели Агадамова «копали» под него днем и ночью, и в результате руководство вынесло вердикт о чрезмерном и необоснованном финансировании проекта, а также высказало недовольство методами, которые использовал в работе полковник Агадамов. И, как говорится, пошло-поехало.

Работа была близка к завершению. Не хватало лишь одного звена, и звеном этим был профессор Терехов, а вернее – его устройство, способное переносить человеческий разум сколь угодно далеко по шкале времени. С помощью этой Машины Ребус собирался добыть то, что про себя называл «недостающим ингредиентом». И наконец-то парень, способный доставить этот «ингредиент», был у Ребуса в руках.

Размышляя об этом, Ренат Рустемович откинул плед и уставился на свои искусственные ноги. Затем поднял перед собой правую руку, сжал пальцы, снова их разжал. Усмехнулся и пробормотал:

– Все не так уж и плохо. А будет еще лучше.

4

Лаборатория, в которую охранники ввели Егора Волкова, отличалась от прежней лаборатории профессора Терехова лишь размерами.

Сам профессор Терехов сидел за столом, согнувшись над микроскопом. Услышав шум, он отпрянул от микроскопа и с неудовольствием посмотрел на дверь. Лицо его стало еще более сухим и морщинистым, волосы на голове – еще более седыми и всклокоченными, а черная полоска усиков над верхней губой – еще более фальшивой и неуместной.

Егор привык видеть Терехова в красном плюшевом халате, теперь же халат на нем был самый заурядный – белый, хлопчатобумажный, накрахмаленный.

На столе, рядом с микроскопом, стояла початая бутылка полусладкого крымского «Каберне», из чего Волчок сделал вывод о том, что и пристрастия профессора Терехова не претерпели особых изменений.

– Проф! – воскликнул Егор, искренне радуясь видеть Терехова живым и невредимым.

– Волчок, – сухо проговорил Терехов в ответ, – а я-то надеялся, что у тебя хватит ума не попасться в лапы Ребусу.

Егор слегка оторопел от такого приема. Он успел позабыть о том, насколько скверным был характер профессора и каким неприятным Терехов умел бывать.

– Проф, вообще-то, я пришел сюда, чтобы спасти вас, – с легким укором проговорил Волчок.

– Спасти? – Терехов хмыкнул. – Ну, валяй – спасай. Ты оказался таким же дураком, как я. И теперь нам обоим некуда деваться и не на что рассчитывать. Впрочем, – тут профессор улыбнулся, отчего кончики его крашеных усов слегка приподнялись, – я все равно рад тебя видеть, Волчок.

Терехов встал из-за стола, прошел навстречу Егору и протянул ему руку. Обменявшись с профессором рукопожатием, Егор взглянул на громоздкую конструкцию, стоявшую в углу лаборатории.

– Тот лысый чудак сказал, что вы усовершенствовали Машину времени. Это так?

– Да, – кивнул Терехов. – Теперь мы в состоянии выудить сознание из тела человека, живущего в прошлом, и перенести это сознание в наше время. Мы можем поместить это сознание в тело носителя, подходящего по ментальным и психосоматическим характеристикам.

– Гениально. А для чего три ванны?

– Они…

Договорить Терехов не успел – дверь распахнулась, и в лабораторию въехал на своем инвалидном кресле Агадамов-Ребус. Гладкая лысина его блестела, отражая яркий свет флуоресцентных ламп.

– Ну, как – успели перемыть мне косточки? – с наигранной веселостью спросил Ребус.

– Вы слишком рано появились, – сухо ответил Терехов. – Мы только начали.

– И все же я вынужден прервать вашу теплую беседу, а вернее – отложить ее до лучших времен. – Ребус согнал улыбку с круглого лица и проговорил с деловитой серьезностью: – Время поджимает, Борис Алексеевич. Пора браться за работу.

– Пора так пора, – равнодушно произнес Терехов.

Он повернулся к Волчку.

– Этот человек объяснил тебе, что ты должен сделать?

– Да, – отозвался Егор. – Я должен разыскать в тысяча девятьсот девятнадцатом году одного ублюдка и препроводить его сюда.

– Разыскивать не понадобится, Квантовый навигатор сам доставит тебя в нужное место.

– Охотно верю, – хмуро произнес Егор. – Но как я сумею переправить этого типа в наше время?

Профессор сунул руку в карман своего белого халата и извлек наружу браслет из красно-желтого металла.

– Ты помнишь эту вещь? – спросил он, показав браслет Волчку.

– Конечно, – отозвался тот. – Я доставил вам этот браслет из тысяча девятьсот сорок второго года.

– Верно, – кивнул Терехов. – С его помощью мы все и провернем.

Егор заметил, как Ребус поморщился при слове «провернем», считая его, по всей вероятности, слишком легкомысленным для обозначения дела, которому он посвятил половину своей жизни.

– Надень его на руку «объекту» и дай нам мысленный сигнал, – продолжил профессор Терехов.

– Вы его услышите?

– Мы – нет, а она, – профессор кивнул в сторону Машины времени, – да. Как только ты наденешь на руку «объекту» наш браслет, он тут же попадет в зону действия высокочастотного излучения, которое генерирует Машина времени.

– Кто попадет? Браслет или «объект»?

Профессор дернул черными усиками:

– «Объект», разумеется. Циркониевый браслет действует как ретранслятор. Он набросит «высокочастотное поле» на твоего подопечного, как набрасывают сеть. По образовавшемуся высокочастотному порталу мы «высосем» у объекта сознание и переместим его в голову носителя, который живет в нашем времени.

Егор улыбнулся.

– Что мне в вас всегда нравилось, проф, так это ваша способность объяснять сложные вещи простым языком. Ну хорошо. А кто будет носителем?

– Это секретная информация, – вмешался в разговор Ребус.

– Выбор носителя произойдет спонтанно, – сказал профессор Терехов.

– Профессор! – осадил его Ребус.

И снова Егор и Терехов пропустили его окрик мимо ушей. Егор нахмурился и раздумчиво проговорил:

– То есть вы даже не будете знать, в чье тело вселится «объект» после перемещения?

– Мы надеемся запеленговать его с помощью Квантового навигатора, – заявил профессор.

– Но…

– Довольно! – гневно прервал Ребус, и лысина его слегка побагровела. – Хватит болтовни! Приступайте к делу, Борис Алексеевич. Сколько времени это займет?

Терехов посмотрел на него спокойным взглядом и ответил:

– Немного. Думаю, мы уложимся в час.

– Отлично. – Гневные морщинки на лбу и щеках Ребуса слегка разгладились. Он повернулся к охранникам, застывшим у двери, и распорядился: – Заблокируйте лабораторию и никого не впускайте без моего приказа. Если со мной что-то случится – убейте их.

Егор и профессор Терехов переглянулись.

– Вижу, вы уделяете слишком много внимания проблемам личной безопасности, – насмешливо заметил Терехов.

Ребус пристально взглянул на него и проговорил:

– Моя жизнь – это все, что у меня есть, профессор. А теперь – приступайте.

Борис Алексеевич кивнул и перевел взгляд на Егора.

– Ну что, дружок, готов принять ванну?

– Всегда готов, – ответил Егор и, стягивая куртку, зашагал к Машине времени.

Раздевшись, Егор встал перед пластиковой ванной, наполненной маслянистой жидкостью.

– Держи!

Профессор вручил ему маску, похожую на респиратор с очками и наушниками. Егор натянул маску на лицо, после чего осторожно улегся в ванну, погрузившись в жидкость с головой. Маслянистая жидкость обволокла его тело, создавая ощущение пребывания в невесомости.

Профессор Терехов опустил прозрачную крышку ванны.

Сквозь крышку Егор видел циферблат лампового приемника «Рассвет», присоединенного к пульту управления. Стрелки на циферблате начали вращаться в обратную сторону. Стенки и крышка ванны стали темнеть. Через несколько секунд они стали непроницаемо-черными. Волчок погрузился в полную темноту. Спустя еще какое-то время он перестал ощущать пространство и время. Перемещение началось.

5

 
Wenn die Soldaten
durch die Stadt marschieren,
Öffnen die Mädchen
die Fenster und die Türen[3]3
Если солдатыПо городу шагают,Девушки окнаИ двери открывают.

[Закрыть].
 

Песня доносилась из дорогого ресторана, расположенного на живописном берегу реки. Молодой художник, стоявший на противоположном берегу, опустил кисть и заслушался.

 
Wenn im Felde blitzen
Bomben und Granaten,
Weinen die Mädchen
Um ihre Soldaten[4]4
А на фронте рвутсяБомбы и гранаты.Девушки плачутО своих солдатах.

[Закрыть].
 

Через минуту он заставил себя встряхнуться и сосредоточиться. Собор Фрауенкирхе оказался крепким орешком. Молодому человеку никак не удавалось перенести на холст ощущение готовности к полету и в то же время прочной основательности, которое навевали на него две готические башни, устремленные в небо.

– Хорошая работа, – произнес у него за спиной спокойный мужской голос.

Молодой человек обернулся и увидел высокого, широкоплечего господина в твидовом костюме и широкополой фетровой шляпе. Художник окинул фигуру незнакомца суровым взглядом и сказал:

– Вам правда нравится?

Незнакомец кивнул:

– Да. У этой картины есть свой характер. А у вас – своя манера.

Молодой человек усмехнулся:

– Вы не видели других моих работ и не можете об этом судить.

– Вы правы. Но эта картина мне определенно нравится. – Мужчина сунул руку в карман пиджака и достал бумажник. – Сколько вы за нее хотите?

Глаза молодого человека блеснули голодным блеском.

– Двадцать марок, – выпалил он.

Мужчина отсчитал двадцать марок и протянул их художнику. Когда художник забирал деньги, рука у него слегка подрагивала. Парень явно волновался.

– И много у вас таких работ? – поинтересовался незнакомец.

– Достаточно для хорошей экспозиции, – ответил парень.

– В таком случае… – Мужчина снял перчатки и протянул молодому художнику правую руку. – Георг Вольф. Это мое имя. А сам я – коммерсант.

Молодой человек пожал руку и представился:

– Адольф Гитлер.

– Гитлер? Звонкая фамилия. Вы австриец?

Художник покачал головой:

– Нет. Не австриец и не еврей. Я немец.

Господин Вольф (а вернее – Егор Волков, разум которого безраздельно властвовал над телом господина Вольфа, сделав его своим носителем) чуть прищурил темные глаза и сказал:

– Судя по всему, вам не часто удается продать картину, верно?

– С чего вы взяли?

Егор окинул фигуру парня взглядом:

– Вас не назовешь богатым человеком.

Гитлер усмехнулся, не размыкая губ, как делают люди, стесняющиеся плохих зубов.

– Не нужно быть сыщиком, чтобы это понять.

– А я и не претендую на проницательность Пинкертона, – миролюбиво проговорил Егор. – Послушайте, Адольф, что, если я вас приглашу куда-нибудь на чашку чая? Тут неподалеку есть отличная кондитерская, где продают потрясающие штоллены.

Молодой художник выслушал предложение с недоверчивым видом.

– Для чего вам это? – хмуро спросил он.

– Просто хочу вас угостить.

– Да, но с какой целью?

– Подразумеваете меркантильный интерес? Что ж, он у меня имеется. Мне нравится ваша манера, Адольф. И как знать – возможно, я сумею сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Так как насчет штолленов?

Еще пару секунд молодой художник молчал, а потом сказал:

– Я бы предпочел порцию баварских колбасок или айсбан с капустой.

Егор улыбнулся:

– Отличный выбор. Тут за углом есть добротный ресторанчик. Идемте!

Гитлер уже прикончил свиную рульку с капустой и теперь уплетал жареные яйца со свеклой и рубленой соленой говядиной, закусывая их румяными булочками.

Егор смотрел на будущего фюрера задумчивым взглядом. В голове у него не укладывалось, как из этого тщедушного, нервного паренька получится злой гений человечества, который отправит на свет миллионы ни в чем не повинных людей.

А может, это ошибка?..

Егор припомнил слова одного своего знакомого из сорок второго года: «Помню, лет десять назад по Берлину ходили слухи, что настоящего Гитлера подменили. Никто из тех, кто знал фюрера прежде, не мог поверить, что он так стремительно вырос из обычного парня в величайшего титана и гения человечества!»

Да, пропасть между Гитлером настоящим и шедевром, который создаст нацистская пропаганда, была разительная.

– Скажите мне, Адольф, у вас есть мечта? – спросил парня Егор.

Гитлер перестал жевать, удивленно уставившись на Егора, а затем пожал плечами и ответил:

– Мечта есть у всякого, господин Вольф.

– И о чем же мечтаете вы?

– У меня есть несколько вариантов, но я до сих пор не решил, на каком из них остановиться.

– И что это за варианты?

– Говорят, я хороший художник. Сам Макс Цепер считает, что у меня имеется талант. Кроме того, меня очень интересует архитектура.

Егор внимательно посмотрел на худощавое, светлоглазое лицо парня и спросил:

– А если у вас не получится?

Гитлер усмехнулся:

– Вам ведь понравился мой пейзаж.

– Да, но между хорошим художником и великим художником – пропасть. Чем вы предполагаете заняться, если краски и холсты не принесут вам ни славы, ни сколько-нибудь ощутимого дохода?

– Я верю в свою судьбу, господин Вольф. Сильный и целеустремленный человек способен добиться многого, если ему помогают высшие силы.

– Вы говорите о Боге?

– Да, я говорю о Боге. Но не о том слезливом христианском Боге, которого нам навязывает европейская культура, а о Боге сильных и здоровых душой и телом людей.

– И что это за Бог?

Гитлер усмехнулся:

– У него много имен. Кто-то называет его Одином, кто-то Вотаном… Но я не думаю, что человеческий язык способен воспроизвести истинное имя Бога. Все, что нам дано, это чувствовать его волю и верить в его содействие.

– Интересные воззрения для художника, – заметил Егор.

– Почему? – приподнял брови Гитлер.

– Обычно такие слова можно услышать от полководцев или политиков. Вы, кстати, никогда не помышляли о политическом поприще?

Гитлер несколько секунд думал, затем откинул рукою челку со лба, посмотрел на Егора серьезным взглядом и ответил:

– Мне нравится оказывать влияние на людей. Но, признаюсь, в политике я полный профан. Хотя, конечно, у меня имеется своя точка зрения на этот счет.

– И в чем она заключается?

– Все беды современного человечества – результат действия трех разрушительных сил.

– У этих сил есть названия?

– Конечно! Эти три силы – коммунизм, сионизм и демократия! – Гитлер на мгновение замолчал, а потом смущенно добавил, как бы извиняясь за то, что беспричинно повысил голос: – Впрочем, я слишком далек от политики, чтобы всерьез это обсуждать.

«Как было бы хорошо, чтобы ты всегда был от нее так же далек, как сейчас», – подумал Егор.

Он посмотрел, как Гитлер доедает очередное блюдо, и предложил:

– Еще пива?

– Можно, – кивнул парень.

Егор сделал заказ. Вскоре пиво было на столе.

– Ну, а как вы относитесь к русским? – спросил Егор, который при всем своем старании никак не мог разглядеть в художнике будущего нацистского фюрера.

Гитлер оторвался от кружки с пивом и ответил:

– Я был знаком с их вождем – Лениным. Вы знаете, что он много лет жил в Германии?

– Да, я об этом слышал.

Гитлер усмехнулся:

– Однако это не сделало его немцем. Поговаривают, что Ленин – настоящий еврей.

– И вы с этим согласны?

– Почему бы и нет? Русские опорочили себя, сделав евреев своими властителями. За это они заслуживают уничтожения.

Гитлер подцепил вилкой кусок соленой говядины и запил ее холодным пивом.

– Мы с вами говорили о христианстве, – продолжил он с набитым ртом. – Со всей прямотою могу вам сказать, что христианство – религия слабых и немощных. От Нового Завета так и веет болезнью. Наши предки чтили других богов – бесстрашных, могучих воинов. Тор, Один, Хермот… Вот это были боги! Древние германцы и викинги-мореплаватели разбирались в жизни и знали толк в смерти. Их боги часто одаривали людей необыкновенными способностями.

– Вы говорите об этих богах так, будто они и впрямь существуют, – заметил Егор.

Гитлер прищурил зеленовато-голубые глаза и лукаво произнес:

– Как знать. Мир пронизан таинственными стихиями, господин Вольф. А имена богов – это прекрасный способ обозначить эти стихии. Вы так не считаете?

– Я христианин, – сказал Егор. – Я верую в Иисуса.

– В Иисуса? – Гитлер скривился. – Плачущий божок, не терпящий физического и душевного здоровья. Да и Сатана, которого вы все так боитесь, – невыразительное и скучное порождение Тьмы.

– Сатана кажется вам скучным? – удивился Егор.

– Конечно! Сравните его с демоническими созданиями германо-скандинавской мифологии. Они преисполнены мощи и торжественного величия! Они не сомневаются, а действуют! Не соблазняют, а сражаются! Пес-демон Гарм, дракон Фафнир, гигантский волк Фенрир! Представьте себе огромного, могучего волка, которого боятся даже боги!

– Если мне не изменяет память, боги приковали этого гигантского волка к скале.

– Верно, – кивнул Гитлер. – Однако пророки предсказывали богам, что перед концом света волк Фенрир разорвет оковы, вырвется на свободу и проглотит солнечный диск, а в последней битве богов с чудовищами и великанами он проглотит самого бога Одина!

Егор не удержался от усмешки.

– Вы, кажется, неравнодушны к этому волку?

– К Фенриру? – Взгляд Гитлера просиял. – О, да! Я вообще неравнодушен к волкам. Нам есть чему поучиться у этих серых хищников, вы не находите?

– Они не умеют ничего такого, чего не сумел бы сделать я, – сказал Егор.

Гитлер посмотрел на него насмешливо.

– В таком случае вы очень самоуверенный человек, – заявил он. – А что касается моей любви к древним богам… Вы слышали оперу «Кольцо Нибелунгов»?

– Да.

– Вагнер сумел выразить в этой музыке великий германский дух. В каждой ноте – мощь, в каждой музыкальной фразе – душевное и физическое здоровье, в каждом пассаже – жажда могущества и власти! – Гитлер качнул головой. – Нет, я решительно не знаю ни одного другого композитора, который был бы равен Вагнеру по таланту. Впрочем… – Художник быстро глянул на хмурого собеседника. – Не пора ли нам поговорить о деле, господин Вольф?

– Да, – сухо ответил Егор. – Пожалуй. Мне понравился ваш пейзаж, Адольф. И я с удовольствием взглянул бы на другие ваши работы.

– Это возможно, – кивнул Гитлер. Он вытер рот салфеткой, скомкал ее и бросил в пепельницу. Посмотрел на Егора в упор своими странными глазами, которые вдруг изменили цвет и теперь казались почти карими. – Но я хотел бы узнать: зачем вам мои картины? Вы ведь не галерист.

– Я купил новый дом, – сказал Егор, – и стены его пока выглядят слишком пустыми. Кроме того, у меня есть знакомые галеристы, которым я могу порекомендовать ваши творения. Если, конечно, они мне понравятся.

– Что ж… – Глаза Адольфа снова заблестели и просветлели. – Я буду рад показать вам свои работы.

– В таком случае – идем?

– Идем, – кивнул Гитлер.

Егор расплатился за обед, и они вышли из трактира на улицу. Волчок огляделся по сторонам. Улица была пуста. Он взял Гитлера левой рукой за плечо, резко повернул его к себе и коротко и хлестко ударил кулаком в челюсть. Потом подхватил на руки и быстро оттащил в кусты жимолости.

– Профессор! – хрипло прошептал он. – Пора!

Пространство перед лицом Егора стало стремительно сгущаться. Запахло озоном. В воздухе проступили очертания квантовой ловушки, которую они с профессором называли «почтовым ящиком». Профессор спроектировал и собрал квантовую ловушку, чтобы переносить материальные объекты сквозь время, и с виду эта штука была похожа на микроволновку с прозрачными стенками.

Через несколько секунд полупрозрачный ящик, повисший в воздухе, стал таким же реальным, как все окружающие предметы. Егор протянул руку и нажал на клавишу, расположенную с правой стороны панели. Полупрозрачная дверка бесшумно скользнула вверх. Егор достал из «почтового ящика» циркониевый браслет. Потом склонился над Гитлером и защелкнул браслет у него на правом запястье.

– Ворон окольцован, – сказал он тихо. И холодно добавил: – Вышибите этому ублюдку мозги, проф.