Текст книги "Темный горизонт"

3

Егор Волков вошел в бар, когда Геер, сытый и довольный, откинулся на спинку стула и закурил сигарету. Это был высокий широкоплечий человек, лет сорока на вид, одетый в темное, длиннополое, дорогое пальто. Темноволосый, со светло-карими, почти желтыми глазами. Худощавое лицо не отличалось выразительностью черт, но от него веяло спокойной силой.

Пока он приближался, Геер немного помедитировал. От клиента исходили легкие, холодноватые вибрации. Перед внутренним взором Геера проскользнули все предыдущие воплощения клиента, и он не нашел в них ничего интересного.

– Вы Геер, верно? – спросил клиент, остановившись рядом со столиком.

Геер кивнул и указал ему на свободный стул.

– Меня зовут Егор Волков, – представился мужчина, усевшись. – Бобер сказал, что вы отличный кочевник.

– Медиум, – поправил Геер. – Не кочевник, а медиум.

Волков нахмурился.

– Но вы тоже ходите в Оптину, верно? – уточнил он.

– Верно, – последовал ответ.

– Тогда в чем отличие?

– Кочевники могут подолгу находиться в Оптине, а в метрополиях чувствуют себя, будто амфибии, выброшенные из воды на горячий асфальт. Медиумы просто приходят в Оптину, добывают трофеи и возвращаются обратно в Метрополию.

– Ясно, – кивнул Волков. И пояснил: – Я здесь недавно. Еще не успел освоиться.

– Где здесь?

– В вашем мире. Я из проснувшихся.

Вот оно что. Гееру все стало понятно: и этот холодок в вибрациях, и эти черные, пугающие лакуны в ауре.

Когда-то давно, еще до События, на Земле были чудаки, которые распорядились заморозить свои тела после смерти, в надежде на будущее воскрешение. И для некоторых из них воскрешение состоялось.

Этот тип и впрямь должен быть страшно богат, если смог позволить себе разморозку. Судя по всему, Волков уже прошел реабилитационный курс и сейчас находился в стадии адаптации. Обычно «проснувшимся» требуется много времени, чтобы свыкнуться с новым положением вещей. И все равно каждый третий из «проснувшихся» сходит с ума. Засыпая полвека назад на Земле, они никак не рассчитывали проснуться в Преисподней.

– Могу я задать вам несколько вопросов? – снова заговорил Егор Волков.

– О чем?

– Я читал про область ОПТ. Это расшифровывается как «область по ту сторону», верно? Но вы, кочевники, зовете ее просто Оптина.

– Медиумы, – поправил Геер. – Вы говорите с медиумом.

Волков несколько мгновений смотрел на него в замешательстве, потом кивнул и сказал:

– Да. Простите. После разморозки у меня не все в порядке с головой, а ваши брошюры написаны слишком сложным и корявым языком. Не могли бы вы вкратце рассказать мне про Оптину, чтобы я сверил ваш рассказал с почерпнутой из брошюры информацией?

Геер глянул на часы. До встречи с сенатором оставалось еще сорок минут. Пожалуй, можно прочесть этому мастодонту вводную лекцию и таким образом убить время.

– Территория, называемая Оптиной, занимает восемьдесят процентов земной и океанической поверхности планеты, – начал Геер. – На оставшихся двадцати процентах человеческой цивилизации удалось сохраниться в том виде, в каком она существовала до того, как Событие изменило мир. На обширной территории Оптины земные законы либо дают сбои, либо не действуют вовсе.

– Я читал, что после События в некоторых районах перестал действовать закон гравитации, – сказал Волков. – И что целые деревни и города улетели в космос вместе со всеми жителями.

– Так и было, – кивнул Геер, не совсем понимая, чему тут можно удивляться. Подумаешь – гравитация. Во время походов в Оптину ему приходилось видеть такое, в сравнении с чем взлетающие в небо дома – сущая ерундовина.

– Ученым до сих пор не удалось найти всему, что происходит, хоть какое-то разумное объяснение, – сказал Геер. – Церковники поступили проще. Они объявили, что Событие – это обещанный пророками Апокалипсис. Больше половины Земли отхапал вездесущий и безжалостный Сатана, учредив там филиал ада, мертвые восстали из могил для Страшного суда, ну и все такое прочее.

Говоря это, Геер усмехался, и Волков улыбался в ответ, словно речь шла о каком-то дурацком пустяке. Но на душе у Геера было мрачно и безысходно, как бывало всегда, когда он говорил с кем-нибудь об Оптине. Его духовный наставник по кличке Комиссар был уверен, что ад выдавился из подземных недр, подобно гнойному нарыву, и растекся по земле. И, проблуждав по Оптине четыре года, Геер склонен был ему верить.

По статистике шестеро из десяти медиумов не возвращаются из своего первого похода. Что касается Геера, то он был в Оптине уже пятнадцать раз и до сих пор чувствовал себя неплохо.

Волков кашлянул в крепкий кулак и сказал:

– Видите ли, в чем дело, медиум… Незадолго до того, как меня заморозили, я кое-что спрятал у себя в квартире. И теперь хочу вернуть эту вещь.

Геер стряхнул с сигареты пепел.

– Что за вещь?

– Неважно. Главное, что эта вещица дорога мне как память.

– С чего вы взяли, что она все еще там?

– Она лежит в сейфе. Сейф вмонтирован в стену. Если дом цел, то и сейф цел.

– Логично.

– Подайте монетку, добрый человек! – продребезжал от барной стойки громкий старческий голосок. – Богу за вас помолюся!

Егор Волков глянул на полуголого старца, примостившегося возле бара, и полез в карман за монеткой. Старик, ожидая подачки, подобострастно улыбнулся Егору, но вдруг лицо его на мгновение оцепенело, а потом вытянулось от изумления, а в глазах промелькнул ужас, словно он увидел перед собой привидение. Старик поднял тощую, морщинистую руку и быстро перекрестился.

Егор достал из кармана монету и швырнул ее старику. Монетка упала на пол рядом с попрошайкой, но тот к ней даже не притронулся. С неописуемым ужасом глядя на Егора, он снова перекрестился и пробормотал:

– Чур меня! Чур!

Затем, кряхтя, поднялся с пола, повернулся и, держась рукой за больную поясницу, быстро засеменил к двери. Егор глядел на голую спину старика, пока тот не скрылся за дверью, после чего повернулся к Гееру и сказал:

– Странный старик.

– Да уж, – отозвался медиум.

– И шрамы у него на спине странные.

– И главное – не заживают уже полвека. Прямо как стигматы.

– Как он их получил? – поинтересовался Волков.

Геер пожал плечом:

– Говорит, что не помнит. Помнит только, что был большой пожар. Вокруг «бушевал адский огонь», стены «рушились и дробились в песок», и все такое. – Геер затянулся сигаретой и выдохнул вместе с дымом: – Говорят, пожарники и впрямь вытащили его из-под обломков какого-то рухнувшего здания. Здоровье ему восстановили, но память он потерял напрочь.

– И это было пятьдесят лет назад?

Медиум кивнул:

– Угу. И даже больше. Еще до катастрофы.

Егор Волков задумался. Лицо старика и впрямь показалось ему странно знакомым, но где конкретно он мог его видеть, вспомнить не удавалось.

– Знаешь его? – с любопытством спросил Геер, наблюдая за реакцией собеседника.

Тот вздохнул и покачал головой:

– Нет. Давай вернемся к делу.

– Давай. – Вмяв окурок в пепельницу, Геер посмотрел клиенту в глаза и отчеканил: – Кстати, должен сразу предупредить. Я не вожу людей в Оптину для встреч с умершими родственниками и друзьями.

В лице клиента что-то неуловимо переменилось, ресницы его дрогнули, и он тихо произнес:

– А это действительно возможно?

– В Оптине возможно все. Но подобные визиты чреваты осложнениями, большинство из которых заканчивается гибелью. Поэтому если вы задумали что-нибудь этакое…

– Уверяю вас, я не собираюсь встречаться с умершими родственниками, – заявил Егор Волков. – Большинство из них были откровенными негодяями. Оставшиеся – лицемерами, которые улыбались мне не из добрых побуждений, а в расчете на будущее наследство.

– Что ж, тогда я за вас спокоен, – сказал Геер.

И соврал. На самом деле это еще больше осложняло дело. Нет ничего страшнее голодных и неудовлетворенных призраков. Они способны попортить много крови и медиуму, и клиенту.

И тут аура клиента всколыхнулась, да так резко, будто на нее налетел ветер. А когда она снова успокоилась, пустых, пугающих лакун в ней было в два раза больше, чем прежде. Геер никогда такого не встречал и был бы рад и далее никогда не встречать. Если до этого он еще раздумывал, то теперь точно решил – больше никаких трипов.

– Разговор окончен, – проронил он, хмуро глядя на Волкова. – Я уделил вам гораздо больше времени, чем обещал Бобру.

Лицо брюнета вытянулось от удивления.

– Но послушайте…

– К сожалению, я сейчас слишком занят. А вам желаю удачи!

Геер швырнул на стол мелочь, поднялся со стула и двинулся прочь.

– Вы не сможете мне отказать! – громко проговорил Волков.

Было что-то в его голосе, что заставило Геера остановиться. Он оглянулся и сухо уточнил:

– Почему?

– Я готов заплатить вам столько, сколько вы попросите.

– Да ну?

– Назовите свою цену.

Геер прищурился.

– Допускаю, что мочитесь вы в золотой писсуар, а задницу подтираете старинным китайским шелком ручной работы. Только мне на это плевать. Поищите себе другого медиума.

Он повернулся и зашагал прочь, явственно ощущая, как странный клиент смотрит ему в спину.

4

Выйдя из бара, Геер сунул в рот сигарету и огляделся.

«Интересно, почему, когда я прихожу в Метрополию из Оптины, все вокруг кажется мне таким ненастоящим?» – подумал он вдруг.

Впрочем, долой грустные мысли! Сегодня отличный вечер для того, чтобы рискнуть собственной шкурой. Геер отшвырнул сигарету и зашагал к отелю «Медуза», где всегда останавливался сенатор Стокманн во время своих частых наездов в буферную зону.

Качественное пойло, дешевая наркота, доступные девушки, готовые вытерпеть любые «странности» клиентов, а также миловидные юноши, умеющие доставлять удовольствие обоими отверстиями пищеварительного тракта – вот далеко не полный перечень наслаждений, ради которых сенатор Стокманн совершал подобные набеги.

Геер хорошо знал историю Земли за последние пятьдесят лет, и история эта не вызывала у него ни сожалений, ни горя, ни жалости. В две тысячи двадцать втором году стряслась генетическая катастрофа. Все население Земли охватила эпидемия неведомой болезни. Люди стали меняться, и говорят, это было жутко. У некоторых тела прямо-таки пульсировали, меняя форму и облик, руки превращались в лапы, потом – в крылья, потом еще черт знает во что. Процесс был страшно болезненный, и вся планета сотрясалась от воплей миллиардов людей. Половина населения Земли вымерла, а другая разделилась на три расы – эволоидов, деградантов и людей.

Эволоидами стали те счастливчики, которые не только пережили эпидемию, но и приобрели в ее результате новые качества. У других с ДНК произошло нечто совсем уж несусветное – они начали превращаться в зверей. Этих стали называть деградантами.

Потом между тремя расами началась война, в ходе которой эволоиды завладели протонно-нейтронными ускорителями и Большим адронным коллайдером. План был простой: превратить ускорители в оружие и направить его против людей. Но – не срослось.

В результате войны люди сумели отвоевать себе определенную нишу, а некоторые из них (вроде сенатора Стокманна) даже вошли в совместное правительство эволоидов, людей и деградантов.

Геер не раз пытался себе представить, насколько комфортно сенаторы-люди чувствуют себя в окружении прекрасных и совершенных, как эльфы, эволоидов и страшных деградантов, чей разум часто отключался, уступая место чисто животным рефлексам и инстинктам. Гееру это всегда казалось странным.

* * *

Отель «Медуза» занимал пятиэтажный дом из серого пластипоидного камня. Геер поднялся на широкое крыльцо и нажал на кнопку звонка. Стальная дверь приоткрылась, и на пороге возник толстый господин в костюме и галстуке. У него были кудрявые сальные волосы и красная физиономия, из тех физиономий, которые постоянно просят кирпича и иногда его получают.

Окинув долговязую, худую фигуру Геера, он холодно произнес:

– На сегодня свободных номеров нет.

– У меня встреча с сенатором Стокманном, – сказал на это Геер.

Толстяк снова осмотрел Геера с ног до головы и спросил:

– Вы, должно быть, Геер?

– Точно, – ответил тот. И добавил: – Медиум Геер.

Толстяк вежливо осведомился:

– Документы имеются?

Геер показал тавро медиума. Толстяк долго его разглядывал, хмуря брови, после чего сказал:

– Вы можете пройти, медиум Геер, но вам придется отдать мне оружие.

– Разумеется.

Геер откинул полу плаща, вынул из кобуры «беретту» и вложил ее в широкую ладонь толстяка. Только после этого швейцар-гард распахнул перед медиумом стальную дверь.

Охрана в «Медузе» была на уровне. Перед входом в крыло, которое занимал сенатор Стокманн, два гарда в униформе тщательно прошмонали Геера металлоискателем. Гарды были обычными людьми, но очень сильными и с тренированной психосоматикой. При необходимости такие могли бы успешно противостоять даже медиуму средней руки.

После того как все формальности были соблюдены, к Гееру пристроились двое молчаливых молодых людей в небрежно повязанных галстуках и проводили его до лифта. Затем вывели в коридор и довели до кабинета с табличкой «Сенатор Стокманн». Один из провожатых тихо постучал в дверь.

– Да, – негромко произнесли за дверью.

Провожатый приоткрыл дверь и доложил:

– Сенатор, к вам медиум Геер.

– Пусть входит, – последовал ответ.

Гарды посторонились – Геер вошел в кабинет и притворил за собой дверь.

Кабинет был просторный и светлый. В обстановке – никакого пластика, только дерево и кожа. Стены обиты красивыми панелями из черного дуба. На полу – красный ворсистый ковер. В глубине кабинета – массивный стол для переговоров, а справа от него – большая часть непокрытого ковром гладкого мраморного пола, на котором одинаково удобно танцевать чечетку и резать людей. Протер тряпочкой – и никаких следов.

Сенатор Стокманн сидел за столом. Выглядел он так же, как на своих многочисленных фотографиях в газетах. Темные густые волосы, цепкие глаза, слегка подведенные тушью, нос тонкий и аккуратный, а губы – полные, чувственные, порочные.

Перед сенатором были разложены какие-то бумаги с колонками и цифрами, которые он просматривал до прихода посетителя. Сенатор оглядел Геера быстрым, но внимательным взглядом, затем указал ему на стул.

Геер сел. Он попытался проникнуть в мысли Стокманна, но не смог. Защита сенатора была непробиваема для медиума его уровня. Геер поймал себя на том, что волнуется. И связано это было отнюдь не с делом, ради которого он пришел. Геер чувствовал, что-то тут было не так. Что-то готовилось, что-то очень опасное и очень неприятное.

Он попытался украдкой медитировать, стараясь проникнуть в происходящее, но ничего не добился. Гееру показалось, будто что-то постороннее едва заметной, неслышной тенью скользнуло в его сознание. Ухватить эту тень он не успел, поскольку сенатор разомкнул свои ярко-красные губы и произнес:

– Слушаю вас, медиум Геер.

Он снова попытался проникнуть в мысли Стокманна, и снова потерпел неудачу.

Беспокойство Геера усилилось, но он по-прежнему ничего не мог понять. Интуиция, не раз спасавшая ему жизнь в Оптине, оказывалась почти бесполезной в мире обычных людей и их странных игр. В одну из этих игр собрался сыграть и Геер.

– У вас есть пара минут, медиум, – заявил сенатор Стокманн. – Советую не медлить.

– Пары минут вполне хватит, – ответил Геер. – Я пришел, чтобы рассказать вам одну историю. Вы когда-нибудь слышали про зеркала Чигорина?

– Слышал. Это спекшиеся фрагменты расплавленного и затвердевшего стекла, которые находят в Оптине.

Геер кивнул:

– Верно. Если ты хоть раз посмотрелся в это «зеркало» и встретился взглядом со своим двойником, оно тебя не забудет. Зеркалу Чигорина достаточно одного мгновения, чтобы узнать всю подноготную человека. А потом, спустя час, день или год, оно готово показать случайному прохожему все, что узнало о тебе. Как говорится – был бы зритель.

Геер замолчал и вгляделся в лицо сенатора. Лицо это по-прежнему был спокойным. Зеркала́ Чигорина давно известны ученым и не представляют собой ничего сверхъестественного с точки зрения квантовой физики. Года три назад зеркалами Чигорина заинтересовались «наверху». Спецорганы решили использовать их как своеобразные детекторы лжи. Однако вскоре после начала экспериментов выяснилось, что а) зеркала реагируют не на каждого человека, б) прочесть накопившуюся информацию в полном объеме могут только медиумы. А верить медиумам на слово в высших эшелонах власти не принято.

Однако иногда медиуму удавалось не только пересказать словами открывшуюся ему информацию, но и слегка изменить структуру зеркального «накопителя», и тогда зеркало Чигорина начинало транслировать накопившуюся информацию в виде доступного всем людям видео– и аудиоряда.

Осколок зеркала Чигорина, который Геер подобрал в районе Сухаревской площади, оказался восприимчивым к его вибрациям. Когда Геер увидел в обломке зеркала сенатора Стокманна, он поначалу растерялся, и лишь спустя пару минут, после того как несколько весьма выразительных и специфичных сцен пробежали у Геера перед глазами, он заставил свои мысли работать в нужном направлении.

Теперь драгоценный осколок лежал у медиума в кармане, и с его помощью Геер собирался получить что-то вроде выходного пособия, перед тем как навсегда завязать с походами в Оптину и выйти на заслуженный отдых.

– Я хотел поговорить с вами о вашем друге и помощнике Логинове, с которым вы вместе начинали свою карьеру, – сказал Геер.

И на этот раз в лице сенатора не дрогнул ни один мускул.

– Логинов давно умер, – произнес он обыденным голосом.

– Погиб, вы хотели сказать?

– Нет, умер. Он был найден в своей постели.

Геер кивнул:

– Да, я помню фотографию в газете. Губы накрашены, из одежды – одни стринги.

– Не имеет значения, как он выглядел, – перебил Геера сенатор Стокманн. – Он был хорошим человеком. И умер он от естественных причин.

– Точно, – согласился Геер. – Если считать, что проволоку он подвязал на шею вместо галстука и не рассчитал сил, когда завязывал узел.

Несколько секунд оба, хозяин кабинета и его гость, молчали, разглядывая друг друга. Потом сенатор холодно осведомился:

– Для чего вы мне об этом говорите?

Геер улыбнулся и вежливо произнес:

– У меня есть кое-что, способное пролить свет на обстоятельства гибели вашего помощника.

– Что именно?

– Осколок зеркала Чигорина.

– Осколок?

– Да, осколок. Изобличающий убийцу.

Сенатор нахмурился и посмотрел на карман длинной куртки Геера, больше похожей на многокарманный плащ. Медиум усмехнулся и сказал:

– Предположив, что этот осколок может быть дорог вам как память, я предпочел не носить его с собой, а оставить в надежном месте.

– И куда же вы с ними пойдете? – спокойно поинтересовался сенатор Стокманн. – К контролерам?

– Может быть. Но сначала я навещу одного своего приятеля. Хороший человек, работает журналистом в известном издании. Правда, немного странный. – Геер поднял руку и тихонько постучал себе пальцем по виску. – Коллекционирует приватную информацию, снятую с носителей. Причем с чужих. Представляете? Кто-то собирает марки, кто-то открытки, кто-то пивные бутылки, а этот чудак – информацию. В принципе его можно понять. Работа у парня нервная, постоянно сталкивается с психически неуравновешенными людьми. Да еще и вынужден подолгу с ними беседовать. Тут поневоле свихнешься.

Несколько секунд Стокманн молчал, разглядывая гостя своими подведенными, неприятными глазами, потом усмехнулся уголками губ и сказал:

– Ладно, медиум. Назовите цену за осколок зеркала, и покончим с этим. У меня еще куча дел.

Геер едва удержался от вздоха облегчения. Все оказалось гораздо проще, чем он предполагал. И тут правая рука сенатора скользнула под стол.

Геер быстро перегнулся и схватил Стокманна за запястье как раз в тот момент, когда тот вытягивал из ящика стола баллончик с нейротоксином. Сенатор резко наклонился вперед и впился зубами Гееру в руку. Зубы были острые, как осколки фарфоровой вазы, да и сделаны были, скорее всего, из того же материала.

Геер обхватил свободной рукой щеку сенатора и надавил большим пальцем на его аккуратно подкрашенный и многое на своем веку повидавший глаз. Сенатор разжал зубы. Для верности Геер разок двинул ему кулаком в челюсть, и тот окончательно обмяк в своем кресле.

Геер вытащил из его пальцев баллончик и швырнул в мусорную корзину, стоявшую в углу. Потом подошел к маленькому холодильнику, достал из него бутылку воды, отвинтил крышку и набрал полный рот холодной, колючей жидкости. Потом подошел к сенатору, приподнял ему голову и выпустил в тонкое, аристократическое лицо Стокманна целый фонтан сверкающих брызг. Остатки воды Геер вылил сенатору на голову.

Веки сенатора вздрогнули, и он медленно открыл глаза. Слегка пошевелил белками, наводя зрачки на резкость, и вдруг увидел Геера. Щеки Стокманна задергались, руки затряслись. Сенатор набрал полную грудь воздуха, чтобы крикнуть погромче, но Геер успел зажать ему рот ладонью.

– Тише, сенатор, – сказал он. – Шумиха не нужна ни мне, ни вам. Я уберу ладонь, но обещайте не кричать. Договорились?

Стокманн кивнул, и Геер убрал руку.

– Мне надо выпить, – угрюмо промолвил сенатор.

Геер взял со стеллажа бутылку дорогого коньяка пятидесятилетней выдержки, свинтил крышку и плеснул немного в стакан. Протянул сенатору. Тот жадно отхлебнул и закашлялся. Пока он кашлял, Геер достал из пачки сигарету и закурил.

Видок у Стокманна был жалкий: волосы взъерошенные и мокрые, глаза красные, тушь, которой он подкрашивал глаза, потекла, сделав его похожим на пожилого Пьеро, которого вышибли из кукольного театра без выходного пособия.

– Думаете, что победили? – вдруг изрек сенатор, и от его громкого, насмешливого голоса Геер вздрогнул. – Вы совершили большую ошибку, медиум. Сегодня – ваш последний день.

Под ложечкой у Геера неприятно засосало. И тут же две высокие фигуры, одетые в белые одежды, вышли из стен – прямо из стен, черт бы их побрал, словно стены были сотканы из плотного тумана! Еще не разглядев лица двух гостей, появившихся столь внезапно и столь некстати, Геер понял, с кем ему теперь придется иметь дело. Это были эволоиды.

Эволоиды, выглядевшие совершенно как люди, но повыше ростом и потоньше в кости, остановились у стены, через которую только что прошли, и уставились на Геера. Один из них был темнокожим, с длинными черными волосами, второй – рыжим, с блеклыми глазами и апатичным лицом. Геер попятился, глядя на «сверхлюдей» исподлобья. Попытался было прощупать их ауры, но не смог. Он просто не видел никаких аур, словно перед ним были не живые существа, а мраморные статуи.

В широких глазах эволоидов застыло выражение неземного спокойствия, а в линиях губ чувствовалось едва ощутимое презрение. Стоило ли удивляться – эти двое снизошли с Олимпа, чтобы пообщаться с двуногими обезьянами.

– Слава богу! – выдохнул Стокманн. – Слава богу, вы пришли! Если бы не вы, этот негодяй…

– Зачем вы нас вызвали, сенатор? – оборвал поток слов один из эволоидов, и Геер удивился холодноватым и впрямь неземным модуляциям его голоса.

– Этот медиум пришел сюда, чтобы шантажировать меня! – выпалил Стокманн, яростно сверкая глазами.

Эволоиды вновь посмотрели на Геера. В глазах их не было ни интереса, ни раздражения, ни досады – ничего. Представители высшей расы, что с них возьмешь. Темнокожий эволоид протянул руку и сказал, обращаясь к Гееру:

– Отдай нам зеркало, человек.

Геер достал из внутреннего кармана плаща осколок зеркала и положил его на большую, узкую ладонь эволоида. Эволоид сжал пальцы, зеркало хрустнуло и превратилось в серебристую пыль. Эволоид разжал ладонь и дунул на горстку пыли. Та взмыла в воздух серебристым облачком и, сверкая, как новогоднее конфетти в старых кинофильмах, опустилась на пол.

Второй эволоид, до сих пор стоявший молча и более суровый на вид, разомкнул узкие губы и отчеканил:

– Медиум Геер, за свое преступление ты подлежишь ликвидации. Приговор будет приведен в исполнение здесь и сейчас.

Сенатор Стокманн вытер ладонью губы и, прожигая Геера ненавидящим взглядом, произнес:

– Стены офиса заэкранированы, медиум, поэтому не пытайтесь применять свои особые способности. Это не поможет.

Заэкранированы! Так вот почему Геер не предугадал опасность и не смог принять меры по ее устранению. Однако кое-что он мог сделать даже с заэкранированными стенами.

– Смиритесь, – добавил сенатор с усмешкой. – Вы попались и не сможете сбежать.

– И все же я попробую.

Геер вскинул руки, быстро уловил ладонями два поля с разнородными вибрациями и закрыл глаза, чтобы не обжечь глазные яблоки.

Но даже сквозь прикрытые веки медиум увидел, как рыжеволосый эволоид ринулся на него. Геер швырнул в него сгусток энергии. Силовая волна, ударив эволоида в грудь, не сбила его с ног, а лишь протащила пару шагов по паркетному полу. Геер открыл глаза и увидел, что эволоид растерянно остановился. Зато второй эволоид вскинул правую руку, и Геер увидел на конце этой руки не человеческую кисть, а длинную светящуюся плеть. Однако стоило сверхчеловеку ринуться в бой, как плеть эта втянулась, сияние ее померкло, и она снова превратилась в руку.

Эволоид на секунду остановился, и на бесстрастном лице его отразилась растерянность. Он пытался сообразить, что же произошло.

Геер сообразил на мгновение раньше. Стены офиса были заэкранированы, поэтому сверхспособности эволоидов здесь купировались. Слегка воодушевившись, Геер прыгнул на эволоида. Тот был на голову выше его и гораздо шире в плечах, но Гееру удалось застать его врасплох и сбить с ног. Он выхватил из кармана кожаной куртки гарроту и накинул ее эволоиду на шею. Однако сверхчеловек успел просунуть под удавку пальцы и закричал:

– Сенатор, экран! Выключите экран!

Стокманн ринулся к шкафу. Краем глаза Геер увидел, как сенатор распахнул дверцу шкафа и ткнул пальцем в красную кнопку. И тут способности вернулись к Гееру. Жуткие, безобразные мысли и образы, теснящиеся в голове сенатора, нахлынули на него, как цунами, и едва не взорвали ему мозг. Вереница прежних воплощений Стокманна, одно безобразнее другого, рассыпалась у него перед глазами, словно колода карт с нечетко намалеванными картинками.

Тут что-то негромко щелкнуло, и Геер отлетел к стене. Это эволоид одним движением пальца срезал с шеи гарроту. Отбросив веревку, он вскочил на ноги и повернулся к Гееру. Медиум увидел, что руки эволоида вновь превратились в огненные плети.

Он тоже поднялся на ноги и попробовал проскользнуть к двери, но второй эволоид преградил ему путь к отступлению.

– Не дури, Геер, – проговорил за спиной у медиума сенатор Стокманн. – Тебе не уйти.

Геер быстро оценил свои шансы на спасение. Их почти не было.

И тут дверь распахнулась, и в офис впорхнула молодая девушка с таким же узким и худощавым лицом, как у сенатора, с таким же вороненым оттенком волос и с такими же чувственными губами. Стройное тело девушки было затянуто в серую водолазку и серые узкие джинсы, на поясе висел антикварный мобильный телефон Nokia 6300, усыпанный бриллиантами, а ее длинные пальцы были унизаны кольцами.

– Папа, что здесь проис…

Геер и «огненнорукий» эволоид перехватили взгляды друг друга и одновременно бросились к девушке. Геер опередил эволоида всего на долю секунды. Схватив дочку сенатора за руку, он резко развернул девушку спиной к себе и накрыл ладонью ее раскрытый в вопле рот.

– Дайте мне уйти! – крикнул он. – Или я сверну девчонке шею!

На этот раз путь ему преградил сам сенатор. Глаза его выцвели от злобы, губы тряслись.

– Ты не сможешь уйти, медиум, – по-змеиному прошипел он, и Геер увидел одну из его прежних реинкарнаций – укротителя змей из Древнего Египта, которого ужалила в руку белая кобра.

Геер убрал руку с губ девушки и сдавил пальцами ее нежную шею.

– Я не шучу! – прорычал он, всем своим видом выказывая готовность к самым решительным действиям.

Сенатор прищурил пылающие гневом глаза и прошипел:

– Здесь пять этажей. На каждом этаже по пять вооруженных гардов. Каждой группой руководит эволоид. Ты не сможешь уйти, медиум.

Стокманн был прав. Двадцать пять гардов – еще куда ни шло, но справиться с пятью эволоидами – это слишком сложная и почти неосуществимая задача. Бежать к лифту не имело смысла.

На физиономии сенатора появилось выражение скрытого торжества. Но сдаваться Геер не собирался.

– Держись крепче! – шепнул он на ухо девушке, быстро поднял ее на руки, перебежал через офис, запрыгнул на подоконник и, выбив плечом оконную раму вместе со стеклом, вылетел из офиса.

В уши Гееру ударил отчаянный визг девушки, а в лицо – резкий порыв холодного ветра, и медиум понял, что они падают с пятого этажа.