Текст книги "Одиссей Фокс. Миллион миров"

– Крайне нестандартные обстоятельства, – ответила Ана, прикусив губу.

– Придётся нам применить крайне нестандартные усилия, чтобы его спасти, – пробульчала доктор. – Ну-с, ни малейших дефектов органов не обнаружено.

– Поздравляю, – саркастически протянул Ворчун. – Шанс на выживание повысился с 1,5 процентов до 3,14.

– В два с лишним раза, – победно заметила Жель. – Приступаю к клеточному анализу.

Пауза.

– Хм.

– Что? – тут же спросила Ана.

– Фиксирую абсолютный минимум клеточных мутаций и отсутствие сбоев в системах клеточного деления и обмена.

– То есть ткани его тела в идеальном состоянии? – секунду подумав, уточнила Ана.

– В слишком идеальном. Как будто он вчера родился.

– Прошёл клеточное обновление в корпорации «Кристальная чистота», – быстро ответила принцесса. – По закрытой технологии.

– Дезинформация лечащих врачей может привести к смерти пациента, – тут же заметил Ворчун. – И к вашей правовой ответственности. Не хотите изменить показания?

Ана отрицательно дёрнула головой, её волосы на несколько мгновений стали каштановыми, чтобы не выдавать, что хозяйка врёт. Хотя почему врёт? Одиссей и правда прошёл клеточное обновление. Полное.

Мелкарианка вылупила сразу четыре глаза на своей поверхности и испытующе оглядела Ану. Она перестала быть весёлой и беззаботной, а сделалась настороженной, её желейные просторы слегка помрачнели.

– Что ж, предположим. Вообще это хорошая новость: молодость тканей вашего друга повышает его шансы выжить в борьбе с Variola Maxima. Ведь на четвёртой фазе весь его организм подвергнется предельной шоковой нагрузке, а на пятой… надеюсь, до пятой не дойдёт.

Ана кивнула, сжав сухие губы. Несколько лет назад она решифтила мучительную гибель носителя звёздной оспы, так что знала, о чём речь.

– Великая жижа, а здесь что такое? – доктор застыла, внимательно причувствуясь к информации, поступающей с желейных щупов, вбуравленных в Фокса. – Какая странная функция… функции…

– У этой сентенции будет продолжение? – поинтересовался Ворчун, выдержав секунд пять повисшей тишины. – Что за функции и почему они странные?

– Он в сознании, – булькнула мелкарианка.

Ана моментально осмотрела Одиссея и просканировала во всех доступных ей спектрах. Глаза закрыты, дыхание ровное и замедленное, пульс как у летаргической леннипахи, нервная деятельность заторможена. Все рецепторы были почти полностью заблокированы, чтобы больной не корчился от боли и щекотки, пронзавшей тело, не извивался в силовых путах и не сходил с ума от десятков сбоев восприятия, вызванных тем, что тончайшие корни паразитов прорастали в каждую клетку и будоражили весь организм. В общем, Одиссей никак не мог быть в сознании.

– Без сознания, – уверенно возразил ИИ. – Я ввёл ему блокатор.

– И тем не менее, он в сознании, – напряжённо ответила доктор. – Мыслительные процессы активизировались и идут с интенсивностью… я не встречала такой интенсивности у гуманоидов. Это как будто… Погодите, люди ведь не одна из ментальных рас?

– Конечно, нет, – фыркнула Ана, чувствуя, как сердце бьётся чаще.

Одиссей был распростёрт перед ней, раскрытый и беззащитный, попавший в беду – и, спасая его, они коснулись тайны. Он был полон тайн, этот загадочный человек, живший дольше некоторых звёздных империй. Ане нестерпимо хотелось узнать их все.

Однажды маленькая ментальная ния столкнулась с той же проблемой: разум странного человека оказался размытым и нестройным, Жанночка так и не сумела прочитать его и понять. Ние почудилось, что этот разум старше, чем его носитель. Но Ана ничего не знала об этой истории.

– Его мысли идут в десятки потоков, – хлюпнула мелкарианка. – А у него даже нейра нет!

Принцесса пыталась понять, как такое возможно. Никакие прошивки и апгрейды не смогут расслоить сознание личности на столько ветвей: четыре уже выдающийся результат, а пять одновременных потоков сознания – предел даже для церебрально-развитых гуманоидных рас. Одиссей же был, без лишней дипломатии, архаичным и отсталым человеком: он мыслил и реагировал медленнее, чем современные существа. Ане всегда приходилось немного ждать, пока он заметит и осознает, пока сообразит, – просто она берегла чувства Фокса и ни разу не подала виду. Там, где её мышление летало, он хромал и ковылял.

Но Одиссей быстрее всех понимал. Глубже и правильнее. Он видел мир точнее всех апгрейженных в нём. Став его ученицей, Ана убедилась в том, что и раньше смутно чувствовала: важно не быстро и мощно мыслить, а правильно понимать. Уметь задавать правильные вопросы.

– Точно нет никаких техногенных или биоимплантов? – вырвалось у девушки.

– Никаких. Нормальное человеческой тело, только идеальное, будто вчера родилось. Обычный человеческий мозг, ну, очень развитая кора и лобные доли, нейронные связи значительно выше среднего. Ваш друг и правда мыслитель. Но ничего, что могло бы объяснить десятки мыслительных потоков.

– Стоит провести разделительную цефалографию, – скептически предложил Ворчун. – Чтобы развести потоки и попытаться их прочи…

Ана нутром почувствовала, что пока Одиссей без сознания и лишён контроля, ни в коем случае нельзя допустить к его тайнам посторонних.

– Запрещаю! – отрезала она. – Это не относится к непосредственному спасению пациента и является коммерческой тайной корпорации «Кристальная чистота».

– Занесено в протокол, – помедлив, ответил Ворчун.

– Что ж, – поёжилась Жель. – Тогда осмотр окончен.

Она наконец-то вытянула из Одиссея свои ложноручки, и девушка смогла облегчённо выдохнуть.

– Шансы на выживание оцениваю как низкие. Но обычно они микроскопические, а значит, ворчливая твоя башка, шансы высокие!

– Какая разница, в любом случае мы все умрём, – философски фыркнул Ворчун. – Внимание: вторая фаза, звездопад.

Часть паразитов в воспалённых пузырях начали конвульсивно сокращаться. Их нарывы лопались один за другим, и проклятые штуки шмякались вниз, каждая с длинным веером тончайших невесомых корней. Павшие звёзды изгибались в агонии, полупрозрачные и явно ослабленные борьбой. Силовые щупы медицинской системы поймали каждую из них и быстро убрали под пол на утилизацию. Параллельно они заботливо очищали раны, накрывая их вакуумными заплатками.

– Паразитарные губки Variola Maxima, попав в организм вашего сыщика, прорастали во все ткани, вели гонку на захват его тела, – пояснила Жель. – А сейчас те, кто закрепился, смогли выдавить проигравших. Ворчун, сколько у нас окончательных очагов поражения?

– Пять, – ИИ навесил поверх Одиссея голограмму-фантом и подсветил каждый оставшийся нарыв. – Пошла третья фаза: формирование фарюков.

Оставшиеся пузыри на теле Фокса стремительно становились непрозрачными. Их поверхность набухала и затвердевала, деформируясь и принимая причудливые формы. Даже в отключке больной несколько раз слабо содрогнулся, к счастью, силовые путы крепко фиксировали его.

– Надо уже оперировать! – пальцы Аны сжимались и разжимались от волнения. Судя по страдательно-сострадательной гамме волос, она переживала каждый нарыв на теле босса как свой собственный.

– Атомарг на подходе, – уверила доктор Жель, но лёгкое внутреннее бурление выдало, что ей тоже не по себе.

– Присваиваю фарюкам кодовые названия! – громко сообщил ИИ, чтобы разрядить обстановку. – Ботинкообразный, Зиккурат, Астероид, Гомункул и Спираль.

– На планете Рассвет молекулярные хирурги разработали новый способ борьбы со звёздной оспой, – осторожно сказала принцесса, которой хотелось знать, как собираются лечить её босса. – Каскадное наращивание: они стимулируют клетки к сверхбыстрому и направленному делению. При этом новые ткани защищают от нитей Variola Maxima с помощью специальной прошивки. И получается, что больной, по сути, перерождается в течение двух-трёх часов. Слой за слоем, мы отдаём старые поражённые ткани паразиту и удаляем их, когда отросли новые.

– Шикарный способ, с размахом, – оценила доктор Жель. – Но грубый и грязный. Настолько быстрое деление гарантирует пациенту массу мутировавших и повреждённых клеток. Потом будет целый ворох осложнений. Да и прошивка от нитей наверняка не стопроцентная.

– Это так, – кивнула Ана. – Но традиционный способ лечения, нанорой, который физически уничтожает паразитарные нити, наносит ещё бо́льший ущерб организму. При этом Variola пытается спастись, и носители часто погибают в этой борьбе. Ещё мы пытались использовать внутритканевые силовые поля для отделения заражённых клеток от…

– Наш способ куда чище, – кажется, доктор Жель не стремилась слушать рассуждения девушки, которую полагала дилетантом.

– Атомизирование? Как он работает?

– Атомарг оперирует напрямую элементарными частицами и аннигилирует чужеродные волокна в теле больного. Самая передовая технология для излечения многих болезней.

– Но как? – поразилась Ана. – Атомов же невообразимое число. Как можно оперировать такими массивами и так точечно? И кстати, не проще ли аннигилировать на уровне молекул? Тоже нетривиальная задача, конечно…

– Как раз молекулами не получится: они недостаточно единые по структуре, чтобы их можно было брать силой, не повреждая.

– Силой? – переспросила Ана. Нехорошее предчувствие шевельнулось внутри.

– Не вдаваясь в патентные секреты, – улыбнулась доктор. – Скажу, что сознание атомарга составляет единое целое с его ИИ. Интос обрабатывает огромные объёмы информации, направляя воздействие хирурга. Аннигиляция техногенная, с помощью наноносителей, и происходит как раз на молекулярном уровне. А вот опознание и разделение, чего хватать и уничтожать, а чего не трогать, идёт на атомарном.

– Это не триллионы атомов, а гораздо больше, – развела руками девушка.

– Благодаря разным свойствам атомы достаточно легко делятся на кластерные массивы, так что в итоге на порядки меньше. Но, безусловно, это филигранная работа. Требует не только высочайшей концентрации и нетривиальной силы воли, но и собственно силы. Поэтому совершать такие операции могут только представители рас с самой развитой кинетикой… А вот и наш атомарг!

Потолок с лёгким скрежетом раскрылся, и оттуда по стене съехала занимательная конструкция: похожая на миниатюрный сферический трактор со множеством медблоков, в центре которого восседал маленький серьёзный ру’ун.

Все три глаза кинетика едва заметно светились, но каждый по-своему: центральный ярче, правый слабее, левый едва-едва. Что означал этот треугольник неравномерной кинетической мощи? Его тело, внутри пластичное, словно мягкая глина, облегала затвердевшая поверхность спокойно-зелёного цвета, похожая на шершавый камень. Бордовые разводы придавали маленькой, но внушительной фигуре мрачности и важности, как и отростки по бокам головы, изогнутые, словно декоративные рога.

Предчувствие Аны сбылось. Она нахмурилась, увидев ру’уна – воспоминания о предыдущей встрече с представителем этой надменной и могущественной расы были ещё свежи. Принцессе крайне редко приходилось лишать кого-то жизни… хотя добитый примар не был у девушки первым. Дочь не знавшего жалости отца, дитя властной культуры со множеством традиций и ритуалов – она уже убивала и обрекала на смерть, но предпочитала лишний раз об этом не вспоминать. Поэтому при виде ру’уна её лицо сковала напряжённая маска.

Атомарг бросил на девушку беглый взгляд.

– Отойдите, – приказал он и двинулся вперёд.

Ана была достаточно ловкой, чтобы уклониться от тяжеловесного агрегата, а доктор Жель слишком хорошо знала старшего хирурга – она заблаговременно растеклась в стороны и стеклась обратно у него за спиной. Ана заметила, что Трайбер уставился на прибывшего: злобные жёлтые глаза сверлили врача, ей показалось, что поза ящерна выглядит более хищно, чем минуту назад. Он словно приготовился к бою – но разве для этого были основания? Может, чутьём опытного воина Трайбер оценил угрозу, которую представляет собой любой ру’ун?

– Доктор Амму, вот все данные, – мелкарианка встряхнулась с явным облегчением. Наконец-то странный пациент перейдёт из её ответственности в руки серьёзного врача.

– Формирования сложной структуры, большого объёма, – бросил атомарг, в зрачковых мониторах которого мелькали сканы пяти фарюков, вспухших на теле Фокса. – Одновременной атомизации не подлежат. Работаем с каждым отдельно, это в пять раз увеличивает время операции и нагрузку на умирающего. Но раз он такой здоровый, как вы установили… шансы есть. Вводите нанорой.

Руки Аны сжались в кулаки так, что ногти впились в кожу.

– Нанорой доставлен, – сообщил ИИ.

– Приступаю к операции. Предупреждаю, – ру’ун даже не глянул на Ану и Трайбера, говоря словно с пустым местом, – любое вмешательство может привести к его смерти.

Световая черта на полу выросла в силовую завесу, отделяя врача с заражённым от остальных. Но по закону системы Щёргл поле осталось прозрачным, а сама операция крупным планом транслировалась в визио, повисшее вдоль стены. Ана ощутила лёгкую благодарность к эгоистичным и склочным крабам, любящим качать права.

Из тела ру’уна выросли четыре тонкие и мягкие конечности, Амму плавно развёл их в стороны и закрыл глаза. А затем открыл, они сияли ярче, чем раньше, и смотрели в одну точку: на уродливый Ботинкообразный нарост, выступающий из голени Одиссея.

Визио показало его в разрезе: серебристая звезда выросла уже почти в десять раз. Жирная тварь размером с кулак вольготно раскинула лучи, собрав вокруг себя питательный и защитный слой, напоминающий жировой. Удалить фарюк со звездой было проще простого, десятью способами. Но оставшись без хозяйки, каждая ниточка начнёт отращивать себе новую звезду – за счёт тканей и энергии больного. Несчастного просто сожрёт изнутри за минуты. Ужасная смерть. Избавиться от цепких нитей, проникших повсюду, было гораздо сложнее, но именно этим сейчас занимался ру’ун.

Ана с напряжением смотрела, как скан увеличивает масштаб, захватывая мышцу Фокса, пронизанную паутинчатой сетью проросшей Variola Maxima. ИИ услужливо подсветил тончайшие нити серебристым цветом. Ру’ун отыскал конец одной ниточки и сжал её силой – не в одном месте, а во всех сразу: каждую ворсинку и ресничку, каждую цепкую закорючку микроскопических размеров, отделяя от человеческого тела невидимым кинетическим хватом.

– Супрессор, – приказал он.

Гибкая игла воткнулась в Ботинкообразный фарюк, нашла проклятую звезду и впрыснула ей подавитель метаболических процессов. Чтобы гадина не успевала реагировать на то, что сейчас начнёт происходить.

– Три, два, один, выделяю область аннигиляции.

Разветвлённая нить на визиограмме вспыхнула красным цветом, как ветвящаяся молния. Секунда паузы, кратчайший импульс, который прошёлся по нервным окончаниям всех присутствующих, словно ледяной ветер по верхушкам раскалённых пальм – и нить исчезла. Будто её и не было.

– Эта первая из сорока шести, – тихонько булькнула доктор Жель.

Вторая, третья, пятая, седьмая паутинка. Красный свет, вкрадчивое давление нарастающей силы, которую чувствовал каждый; резкий пульс аннигиляции и спад, после которого оставалось слабое чувство опустошения. Снова, снова, снова.

– Отводите тепло от тканей, – буркнул атомарг. – Коллега, вы что, не видите, у него пошёл перегрев? Нужно дополнительное охлаждение.

Он обращался к Ворчуну на «вы», как и подобало обращаться к коллеге по операции. Сразу видно, старая школа.

– Вижу, но без вашей команды не имею права, – виновато пробормотал Ворчун, исполняя.

У Аны, несмотря на терморегулирующую прошивку, выступила испарина. Тело Одиссея едва заметно дрогнуло, но силовая перевязь адаптировалась и удержала его в полной неподвижности. Напряжение в комнате нарастало.

– Реактивность повысилась.

Ворчун озвучил то, что и так видел хирург. Скованная и замедленная суппрессорами Variola, тем не менее, извивала свои атакованные паутинки, чтобы помешать атомаргу их фиксировать и отделять. Он уже дважды упускал нить, и её приходилось с напряжением сил перехватывать заново.

– Увеличить дозу?

– Нет! – отрывисто бросил ру’ун. – Она запустит защитную фазу за счёт носителя, а он и так истощён. Мы должны держать её на грани инстинктов и не дать перешагнуть за грань. Потихоньку. Три, два, один, выделяю…

Последняя нить осветилась красным и исчезла.

– Захват паразита, – бросил ру’ун. Звезда забилась внутри фарюка, почувствовав неладное. Но у неё не осталось нитей, через которые она могла бы качать из жертвы вещества.

– Удаляйте, – приказал атомарг.

Хирургически точные ножи синхронным движением множества лезвий в момент вырезали обмякшую опухоль из тела Фокса, тут же залили язву питательным гелем и накрыли вакуумной заплаткой. Первый готов!

– Астероид, – без паузы приказал хирург, и экран перенёс фокус на локоть детектива, из которого вырастал второй фарюк.

Ана закрыла глаза.

– Три, два, один, выделяю…

– Здесь всего восемнадцать нитей, в руке особо не развернёшься, – прошептала доктор Жель практически в ухо принцессе, нависнув над ней, как застывшая желейная волна, готовая обрушиться и утопить в заботе.

Атомарг вёл операцию безукоризненно, не теряя не секунды. Паутинки второй звезды исчезали одна за другой.

– Оценка состояния пациента?

– Пока в норме, – скептически ответил Ворчун. – Организм молодой, сильный, может и выдержать.

– Три, два…

Амму резко замолчал.

Все встрепенулись и уставились на хирурга, боясь сказать лишнее слово и помешать. Глаза кинетика почти пригасли, сила едва мерцала. Что такое, едва не спросила Ана и с трудом сдержалась. Трайбер внезапно пошевелился, впервые за всё время. Он смотрел прямо в стену, вернее, сквозь неё и дальше. Да что происходит?!

– Возмущение пространства, – скороговоркой доложил Ворчун, и добавил: – А я знал. Я знал, что всё полетит в тартарары.

– ВНИМАНИЕ: ОБЩАЯ ТРЕВОГА! – раздалось сверху, для человеческого уха это был глубокий и волнующий женский голос. – ИСКАЖЕНИЕ ПРОСТРАНСТВА В КООРДИНАТАХ СТАНЦИИ. ПРИГОТОВИТЬСЯ К ЭКСТРЕННОМУ МАНЕВРУ!

– Продолжаем! – хлестнул голос ру’уна. – Мы не можем прервать операцию под суппрессором, Variola уйдёт в защитную фазу. Мы должны держать её на грани! Три, два, один, выделяю…

Станция содрогнулась сверху донизу.

Ана с расширенными глазами смотрела в своих зрачковых мониторах видео с камер внешнего обзора, доступных посетителям. И видела… как из перекрученного пространства космоса прямо у спешно отлетающей станции проявляется громадный… титанический контур, размером едва ли не больше неё. Контур покатого, вытянутого, словно торпеда, существа с мощным торсом, узким поясом и гроздями сферических мышц по бокам у хвоста. Из которых торчали в разные стороны многокилометровые щупальца. Слегка приоткрытая пасть, затянутая мембраной, словно удивлённо улыбалась.

Чудовище невероятного размера вынырнуло из искажения и врезалось прямо в них. Станция застонала, пошёл каскадный нарастающий звук лопающихся переборок, бьющихся окон, ломающихся плит обшивки и сминаемых контуров половины помещений. Удар был страшный и сотрясающий, силовую перевязь Одиссея вырубило, всех бросило к стене и разбило бы насмерть – только Трайбер успел включить личное поле. Нейр Аны уже врубал её защиту, когда комнату заполнила лёгкая гелевая пена. Она погасила почти всю инерцию, всех словно подбросило и удержало на сильной, но мягкой волне.

Девушка перевернулась, ухватившись за свисающий покорёженный поручень, и краем глаза увидела, как ру’ун неподвижно завис там, куда его подбросило, удерживая себя и взлетевшего в воздух пациента в состоянии покоя – и при этом пытаясь не выпустить захваченную нить. Сила кинетика яростно пульсировала в центре комнаты. И прямо ему в грудь рушился кусок арматуры, выдранный ударом, который сломал контур комнаты и вогнул стену.

Поле, отделявшее хирурга от остальных, исчезло – разрушенное, как и многое по всей станции. Острие арматуры прошило пену и падало на атомарга, которому придётся за долю секунды выбрать, кого спасать: пациента или себя.

Ана знала, что не успеет, но уже прыгала наперерез летящему куску, когда из аугментированной руки Трайбера вырвалась россыпь управляемых искр, они промчались, огибая девушку, врезались в арматуру и компактным направленным взрывом изменили её траекторию. Острый конец втемяшился в переборку и застыл там с лязгающим звуком, вибрируя от силы удара.

– ВНИМАНИЕ! АТАКА НА СТАНЦИЮ. НЕОПОЗНАННАЯ ФОРМА ЖИЗНИ ПЫТАЕТСЯ РАЗРУШИТЬ ГОСПИТАЛЬ.

Гигантское чудовище из глубин космоса оплело госпиталь щупальцами и судорожно ударило хвостом. Всех снова тряхнуло и раздался будоражащий, проникающий в каждую клеточку крик-стон – он начался как низкий и утробный, но стремительно прошёлся вверх по всей гамме звуков, вырождаясь в истеричный вой и исчезая в вихрях ультразвука. Крик достиг максимальной вершины и оборвался. И тут же всё замерло. Станция восстановила устойчивость и перестала содрогаться; звуки остаточных разрушений и отдалённые крики доносились отовсюду, как стихающая лавина.

Из всех вопросов, которые мелькали у Аны в голове, она выкрикнула самый неважный:

– Как оно может кричать? В космосе не слышно криков!

– У него собственная атмосфера! – завопил Ворчун. – Оно принесло её с собой, вот и слышно.

– Что это за тварь? – голос ру’уна хлестнул по всем сразу, будто они были виноваты в происходящем крушении.

– Не знаю, – тихонько ответила доктор Жель. – Первый раз вижу такое создание. В базе данных ничего нет.

Мелкарианка не могла отвести взгляд от левиафана, и в её голосе дрожал детский восторг.

Одиссей застонал и скрючился в воздухе, кинетик с трудом его удержал. Система вышла из строя, и блокировка нервных окончаний вместе с подавлением жизнедеятельности начинали сходить на нет.

– Восстановите! – рявкнул атомарг. – Или через минуту он очнётся и у него начнётся приступ и болевой шок!

– ВНИМАНИЕ, – сказала станция. – ПРОВОДИМ АТАКУ НА НЕИЗВЕСТНОЕ ВРАЖДЕБНОЕ СУЩЕСТВО. ПРИГОТОВЬТЕСЬ К БОЕВОМУ СТОЛКНОВЕНИЮ.

– Бездна… – зашипел ру’ун, теряя концентрацию и силы, его широко расставленные конечности мелко дрожали.

– ОТСЧЁТ ДО АТАКИ: ДЕСЯТЬ…

– Нельзя, – раздался хриплый, слабый голос.

Ана расширенными глазами уставилась на Фокса, который очнулся и кривился в судороге боли, весь усеянный заплатками и наростами. Детектив не обращал внимания на себя, его бледное лицо смотрело на визио, которое проецировал Ворчун. Сейчас оно автоматически сфокусировалось на главном, и показывало станцию в объятиях левиафана.

– ВОСЕМЬ… СЕМЬ…

– Оно не напало, – прохрипел детектив. – Оно бежит от тех, кто хочет его убить.

Ана ускоренным потоком восприятия разглядела то, что сразу увидел Одиссей: щупальца не пытались сокрушить станцию, они вцепились в неё, как в спасительную соломинку. Три из них повисли в космосе вывернуто и неподвижно.

– ПЯТЬ… ЧЕТЫРЕ…

– Оно нашло станцию, чтобы спастись. Остановите атаку!

* * *

– Помоги… – прохрипел Одиссей. – Трайбер…

Ящерн стоял аккуратный и нетронутый посреди хаоса и разрушений, то есть в привычной для себя среде. Он отключил защитное поле и шагнул к Фоксу.

– Не мне. Пострадавшим. Спасай станцию.

Госпиталь содрогнулся. В соседнем блоке гулко жахнуло, похоже, там обрушился потолок. Через пару переборок отсюда кто-то выл и стенал, с другой стороны надрывалась сирена, а с третьей улучшенный слух бывшей принцессы явственно различал страшный звук для всех обитателей космоса: тонкий свист воздуха, уходящего в пробоину.

– Надо удержать станцию, – повторил детектив.

Их взгляды пересеклись и замерли: перевозбуждённый, расфокусированный у Одиссея, злобный и неподвижный у Трайбера – и на секунду застыли, словно в немом диалоге.

– Ясно.

Ящерн шагнул к перекорёженной заклинившей двери, размыто мелькнул бледный фазовый клинок, вспоров контур; мощный удар выбил кусок металлокерамики наружу, и воин плавным движением ушёл из операционной.

– Не уверен, что страховка это покроет, – прокомментировал Ворчун, тактично не став заострять внимание на наглом самоуправстве гостей. Но службу безопасности предупредил.

– Мы живы, – глухо сказал кинетик, опускаясь на гнутый пол, а Одиссея держа в воздухе. – Продолжаем операцию.

Ана сняла защитное поле и огляделась. В разломах стен искрились повреждённые ноды и лихорадочно шебуршили ремонтные паучки. Из дыры в потолке торчали обломки конструкций, там серебрилась изнанка обшивки, выстланная нодами в несимметричный технологичный узор. Именно благодаря их сложной структуре, по несколько раз дублирующей все функции, в помятой операционной остались воздух и тяготение, работала фильтрация от мелких обломков. Здесь сиял не красный код прямой угрозы жизни, а жёлтый код опасности – он шёл тревожно-шафрановой чертой по искривлённому периметру потолка.

– ЗАЩИТНОЕ ПОЛЕ СТАНЦИИ ВОССТАНОВЛЕНО. ПОВРЕЖДЕНИЯ ВАШЕГО БЛОКА: ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ ПРОЦЕНТОВ, СМЕРТЕЛЬНОЙ УГРОЗЫ НЕТ. НАЧИНАЮ РЕМОНТНЫЕ РАБОТЫ.

Все выдохнули с облегчением, и только Фокс через сжатые зубы. Боль уверенно обосновалась внутри, захватив всё… кроме шеи.

– Вводите блокатор, – приказал атомарг.

– Нет. Оставьте меня в сознании.

Ру’ун рассматривал странного пациента с сумрачной осторожностью.

– Под защитными и обезболивающими препаратами вы будете едва соображать, – негромко сказал он. – В таком состоянии вы не сможете помочь станции и этому существу.

– Значит, понизьте воздействие препаратов так, чтобы я мог соображать.

Повисла тишина.

– Даже если забыть про боль. Про экстраординарные ощущения от аннигиляции внутри ваших тканей. Даже с удерживающей системой – без блокатора вы не сможете избежать спазмов мышц. И они будут мешать моей операции, – внятно разъяснил кинетик.

Одиссей ответил так вежливо и спокойно, будто они разделяли вечерний аперитив:

– Да, это причинит мне и вам определённые неудобства. Но если руководство станции упустит ещё один ключевой факт и примет ещё одно кардинально неверное решение… последствия будут куда серьёзнее, верно, доктор?

Не дожидаясь ответа, Фокс вернулся к визио, которое Ана раскрыла специально для него. Россыпь компактных окон транслировала гигантское чудище, которое прильнуло к станции и вцепилось в неё, как в дом родной. Зрелище фееричное, нарочно не придумаешь и в обычный световой день не встретишь. Вид шёл со всех доступных точек, включая сканирующие трейсеры, которые в данный момент совершали развед-облёт.

– Нужно прямо сейчас обратиться к правительству крабитян, – пробормотал Одиссей. – И запросить военный конвой.

– Вы же говорили, чудовище не опасно?! – Жель всплеснула десятком ложноручкек.

– Я сказал, что оно не атакует станцию, а рвётся к спасению. Считать его «неопасным» было бы гигантской ошибкой. Но конвой нужен не от Левиафана, а от тех, кто охотится на него.

Небольшая пауза. Когда Одиссей высказывал очередную догадку, к которой пришёл его разум, очень часто повисала пауза, детектив давно привык.

– Ясно, почему вы решили, что за чудищем кто-то гнался, – скептически согласился Ворчун. – Вывернутые и повреждённые щупальца, внешнее сканирование указывает на царапины технологического происхождения. Но почему именно «охота»? И как его преследователи могут представлять нам угрозу? Ведь существо прошло сквозь пространственное искажение, которое сразу исчезло. Как вы можете быть настолько уверены в появлении «охотников», что предлагаете заранее обращаться в правительство системы?

Фоксу в данный момент было трудно отвечать на столь многогранные вопросы. Но Ана, уже понимавшая основы нарративного мифотворчества, внезапно ощутила душевный подъём и заговорила быстрее, чем успела себя остановить:

– Задайте себе вопрос, есть ли на существе новые повреждения, от столкновения со станцией? – спросила она, и тут же ответила. – Ни одного. Ваш госпиталь сильно помяло, а Левиафану нипочём. Это очень крепкое и мощное существо. Теперь смотрите на его раны.

Принцесса увеличила визио.

– Они сосредоточены вокруг одних и тех же мест с правой и левой сторон его тела: мембран. Не знаю, в чём их биологическое предназначение…

– Почти наверняка дыхательно-фильтрующие, а рядом локационные системы, – тут же пояснил Ворчун. – Нечто среднее между жабрами и барабанной перепонкой со сложным «внутренним ухом».

– Пусть так. В любом случае, стрелявшие знали, куда целиться, и били прицельно, чтобы оглушить Левиафана и вывести его из строя. А он лавировал и уходил от выстрелов, причём успешно: все повреждения поверхностные, в мембраны так никто и не попал. О чём это говорит?

– Что шкура у него крепкая, и потому они били в уязвимые места, – взволнованно предположила доктор Жель.

Громадное чудовище явно её зачаровало.

– Да, но это уже следствие, – кивнула Ана. – А причина – атакующие знали уязвимые места Левиафана, а тот знал их тактику. Значит, они уже сталкивались. Это может быть только в двух случаях: война видов или охота. Но для войны видов нашему чудищу желательно быть разумным. А ваша станция, как и положено при первичном контакте с неизвестным видом, послала существу «тест сознания» на всех известных символьных системах, от визуальной и звуковой до ментальной и вибрационной. Осмысленной реакции не было, и вывод вашего ИИ: перед нами неразумный зверь. Тогда самый логичный вариант: на Левиафана шла охота, и в поисках спасения он сбежал от охотников к вам.

Детектив слушал всё это, смежив глаза. Какое счастье, что не пришлось тратить силы на разъяснительную тираду, и Ана ответила за него. Блестящая ассистентская работа.

– Ладно, охотники, – вынужденно признал Ворчун. – Но для чего звать местных военных? Искажение закрылось, никого нет!

Ана неуверенно взглянула на босса и тот, уловив паузу, открыл глаза.

– Если они не первый раз охотятся на Левиафана, то уже знают о его способности перемещаться сквозь искажения пространства, – сказал Фокс. – Успешная охота на такое существо скорее марафон, чем спринт, ведь этого пространственного беглеца необходимо выслеживать. А значит, охотники умеют сканировать искажения и вычислять, куда ушёл зверь. И следуют за ним, например, через гипер. Если так, то они явятся в любую минуту…

Он устало замолчал, не договорив, но всем было ясно, что даже если шанс мал, лучше перестраховаться и подготовиться к визиту неизвестных. Тех самых, что способны повредить существу, не получившему ни царапины от столкновения с целой станцией.

Ру’ун всё это время неподвижно молчал. Пару минут назад его статуса и репутации хватило, чтобы убедить главу госпиталя отменить атаку и классифицировать гигантское существо как терпящее бедствие. Амму думал о том, что бы случилось с ними всеми, не послушай он человека в первый раз…

– Хорошо, – в глазах атомарга моргнули коммуникационные интерфейсы, и предложение ушло главе.

– Одиссей Фокс без нейроподписи и опекун Ана Веллетри, вы даёте госпиталю отказ от ответственности на прекращение нейроблокады пациента? – тут же спросил Ворчун.